Цена свободы

Юрий Корочков, 2018

Великая Французская революция научила мир многому, главное – механизму организации такого рода переворотов. Молодой дворянин Юган Эбергард фон Шанцдорф по заданию штаба подполья финских сепаратистов поступает на службу во флот "оккупировавшей" его страну Российской Империи. Какое же будущее выберет для родной страны пламенный патриот? Ведь свобода, как говорил классик, бывает от чего и для чего, а руководители восстания не брезгуют для достижения своих целей никакими средствами. В оформлении обложки использован фрагмент картины И. Айвазовского "Крым".

Глава 2

Темным апрельским вечером, когда кривые улочки Або продувал ледяной арктический ветер, и казалось, что дождь вот-вот сменится снегом, из дешёвой припортовой гостиницы вышел плотно укутанный в демисезонный плащ, который едва ли можно было считать адекватной защитой от такой погоды, молодой человек. Покружив некоторое время по портовому кварталу, человек направился к мосту через Аурайоки. Народу на улицах в этот час практически не было. Последние служащие отправились по домам два часа назад, для прогулок было слишком холодно и неуютно, а благородные люди, которые вполне могли наносить в этот час друг другу визиты, никогда не сворачивали в эти беднейшие кварталы города.

Перейдя мост, человек в плаще спрятался за массивной каменной тумбой и раскурил моряцкую трубку, курить которую было удобно на заливаемой водой палубе в любую погоду. Спустя пять минут, докурив трубку и убедившись, что больше никто не перешёл реки, человек проследовал дальше и углубился в зловонный лабиринт рабочих кварталов Або.

От подобных мест других городов это отличалось разве что размером да некоторым скандинавским колоритом. Обшарпанные дома смотрели на улицу своими немногочисленными окнами, почти повсеместно затянутыми бычьими пузырями вместо дорогих стёкол. Тёмные подворотни вели ко входам в дома с ещё более тёмными, вонючими лестницами, настолько крутыми, что подниматься по ним можно было только с помощью верёвки, прикреплённой железными скобами к сырым стенам. В домах проживали большей частью невзрачные личности, промышлявшие мелочной торговлей, наёмные поденные рабочие, угольщики и прочий сброд, но истинными хозяевами квартала были закоренелые уголовники. Весь серьёзный криминалитет города предпочитал селиться и развлекаться именно здесь, а не в портовом квартале, в котором промышляли воришки помельче, а местные воротилы вели почти легальный бизнес при попустительстве прикормленной таможни. Существовала даже негласная договорённость с полицией, что в портовом квартале она может ловить кого ей вздумается, устраивать облавы, обыски и проверки документов, но к серьёзным людям по ту сторону реки просто так приходить не стоит.

Пользуясь таким положением, в трущобах процветали проституция и наркоторговля, тут можно было недорого и практически в открытую заказать мастеровым любой воровской инвентарь от потайных фонарей и финок, до сложнейших отмычек, с лёгкостью открывавших самые изощрённые замки. Столь популярных южнее слабых вин местные обитатели не признавали, предпочитая напитки не слабее водки, которая, как известно, способствует скорее пробуждению ярости, чем расслабленности. Потому тут никого не удивляли грабежи и схватки на ножах, частенько оканчивающиеся смертоубийством. В целом, рядовой обитатель Абосских трущоб, считающийся у себя дома тишайшим человеком, не способным и мухи обидеть, мигом обрёл бы репутацию кровавого злодея в парижском Ситэ.

Заслышав шум шагов, в тёмных подворотнях иногда шевелились тени, но когда незнакомец подходил ближе, всё затихало — слишком уверенным и энергичным шагом обладал этот прохожий, чтобы рисковать связываться с ним даже грабителям, за плечами которых был не один случайно заплутавший выпивоха, навеки упокоившийся в водах Аурайоки. Пройдя квартал почти насквозь, мужчина свернул в одну из подворотен, за которой открылся глухой каменный мешок двора, освящённый тусклым фонарём, под которым курили двое мужчин, одетых весьма прилично, но с трудом державшиеся на ногах. Вновь прибывший подошёл к курившим, и на хорошем шведском поинтересовался, где находится трактир «Хромая лошадь». Ответ, данный заплетающимся языком на одном из диалектов Суоми, содержал гораздо больше сведений о противоестественных связях матери незнакомца с протухшим тунцом, от которой и произошла эта ошибка обкурившейся гашиша природы, спрашивающая о столь известном заведении, да ещё находясь буквально на его пороге.

Незнакомец выслушал тираду своего визави с истинно скандинавским спокойствием, вежливо поблагодарил его, чем мгновенно прервал словесный поток подавившегося на полуслове пьянчуги, и вошёл в невысокую ничем не примечательную дверь в глухой каменной стене. В здании располагался трактир «Хромая лошадь» — излюбленное место встреч руководства криминальных кругов Финляндии. Место это обладало целым рядом несомненных достоинств: чтобы попасть сюда нужно было для начала вообще знать о существовании заведения в одной из неприметных развалин этого квартала рабочей бедноты и криминалитета. Если же пришедший не называл пароля крепкому привратнику, судьбе его можно было только посочувствовать — больше такой человек сам этот дом не покидал. Объяснялись столь строгие меры предосторожности тем, что хозяин трактира одновременно был главным поставщиком опиума на рынок Финляндии, и содержал небольшую курильню для избранных, как правило, благородных клиентов, которым огласка их тайной страсти была вовсе ни к чему.

И именно тут резидент английской секретной службы назначил встречу барону Югану Эбергарду фон Шанцдорфу, которым и был незнакомец, вошедший в этот приют «избранных». Сразу за дверью находился небольшой тамбур, почти целиком занятый двумя дюжими охранниками каждый из которых был на две головы выше, да, пожалуй, и вдвое тяжелее нашего героя. Для начала они преградили новому посетителю дорогу, но, услышав пароль, любезно распахнули перед ним массивную дубовую, обшитую кованными железными полосами дверь, снабжённую изнутри медным засовом толщиной в руку. На первом этаже располагался типичный трактир вышесреднего уровня с резной стойкой, за которой присутствовал бармен, да десятком двух и трёхместных столиков. Две массивных кованных люстры и несколько шандалов на стенах давали довольно света, чтобы обратить внимание на чистоту зала и все достоинства весьма прилично для профессии одетых гулящих девиц, скромно расположившихся в углу. Что ещё бросалось в глаза привычному человеку, так это то, что среди девиц не было ни девочек ни старух, зато присутствовали негритянка и сразу две азиатки, причём одна, похоже, китаянка, а вторая вывезена откуда-то из Монголии. В общем, с первого взгляда трактир производил весьма положительное впечатление.

Окинув полупустой зал беглым взглядом, молодой человек направился к барной стойке и потребовал позвать хозяина. С ним, как и с привратниками, повторилась та же метаморфоза. Услышав второй пароль, трактирщик мигом надел на неприязненную физиономию самую любезную маску и провёл «дорогого гостя» во внутренние помещения. Пройдя коротким коридорчиком меж ряда дверей, ведших в отдельные кабинеты, они поднялись на второй этаж, и попали в длинный коридор, проходивший, похоже, сквозь весь дом. Из-за неплотно закрытых дверей доносились звуки рулетки, азартные голоса игроков в кости, а проходя мимо очередной комнаты с открытой дверью, Юган сквозь клубы табачного дыма увидел ломберный стол, за которым собралась компания, сосредоточенно резавшаяся в штосс.

Они всё шли и шли по скупо освещённому коридору. По звукам из-за дверей и характерному запаху мичман понял, что тут развлекаются с девочками и курят гашиш. Наконец хозяин любезно распахнул дверь, и пригласил юношу в богато обставленный кабинет, где у растопленного камина с сигарой в одной руке и лафитным стаканом в другой сидел прилично одетый человек лет сорока. Строгое выражение его обветренного лица хранило отпечаток привычной властности, а стальной блеск глаз говорил о том, что этому господину чужды либеральные ценности, и он будет идти к своей цели, не останавливаясь ни перед чем. Со своим юным гостем человек в кресле поздоровался небрежным кивком и движением руки с сигарой одновременно указал ему на соседнее кресло, а хозяину на дверь.

Наблюдая эту безмолвную сцену, Шанцдорф даже немного смутился, глядя на холуйское поведение хозяина заведения, про которого он слышал ещё в пору своего ученичества в местном университете. Насколько же могущественен и влиятелен этот англичанин, раз фактический главарь одной из влиятельнейших банд Финляндии, имеющий вполне заслуженное прозвище «смерть Стурлуссон», настолько явно лебезит перед ним в присутствии незнакомца.

— Барон фон Шанцдорф? Присаживайтесь, не желаете стакан лафиту с дороги? — На правах хозяина предложил англичанин на чудесном, очень редко слышимом Юганом Оксфордском диалекте английского, что говорило о его явном аристократическом происхождении.

— Нет, спасибо, господин…Гроу?

— Пусть будет Гроу, имя ничуть не хуже других. Барон, нам с вами предстоит серьёзный разговор, а время позднее. Возможно вы устали, тогда советую вам выпить этой чудесной настойки на листьях кокки. Она весьма освежает и способствует ясности мышления. Любезный капитан Ольссен привёз по моей просьбе из Боливии несколько мешков этого чудесного средства.

— Боюсь показаться невежливым, господин Гроу, но вынужден отклонить Ваше предложение. Я проспал целый день и готов к самой серьёзной беседе, постороннее же воздействие, напротив, может лишь ослабить мой неокрепший ум. Тем более я многое слышал о действии кокки на человека от нашего общего знакомого Ольссена.

— А вы мне нравитесь, Джон, ведь по-английски ваше имя звучит именно так?

— Да, господин Гроу, хотя в последнее время мне более привычен русский вариант — Иван.

— Дерзите? Зря, я знаю о вас практически всё. Перед нашей встречей я не счёл за труд навести о вас справки, и знаете, — я вам верю. Русские конечно византийцы, но ваше детство и юность убеждают меня в вашей искренности — даже им не по силам заставить так играть десятилетнего мальца. Да и поставленное вам задание по внедрению в Российский флот вы выполнили блестяще. Не удивляйтесь, я неплохо знаю тех, кто работал лично с вами. К сожалению этих людей больше нет, они имели тесные контакты с нашими друзьями в России и были схвачены после провала восстания. Честно говоря, я удивлён, что судьба пощадила вас — видимо ваши кураторы умудрились о чем-то смолчать даже в русских застенках. Они настоящие герои. А вы молодец! Очень сообразительный молодой человек, нам нужны такие соратники. Вот только…чем вы реально можете быть полезны нашему делу сейчас?

— Вот чего не знаю, того не знаю. Я ведь моряк и другого почти ничего и не умею. Если вы и вправду изучали мою биографию, то должны знать, что с 12 лет я в море почти непрерывно. Дослужился до старшего помощника в торговом флоте, сейчас мичман военного. Все мои связи с северным обществом оборваны, членом его я не состоял, да и вообще — не хочу больше в Россию. У русских не флот, а одно название! По факту это кучка гнилых кораблей и плавает только по луже Финского залива — скучно. Я думал, что сумею возглавить один из повстанческих отрядов, а после победы восстания обновлённой Финляндии понадобится пусть маленький, но свой флот. Должность капитана флагманской яхты как венец карьеры меня устроит. Ну, или можно пойти в ваш флот и стать английским адмиралом — тоже интересная перспектива.

— Вы так уверены, что дослужитесь до адмирала в нашем флоте? Что ж, наглость помогла не одному из нынешних адмиралов. Пожалуй, предводитель отряда повстанцев из вас не получится — слишком вы скомпрометировали себя службой у врага. А вот начать карьеру в нашем флоте и заработать себе неплохие рекомендации вы можете. Увы, но среди повстанцев редки хорошие штурманы, а торговым капитанам, даже самым надёжным, таким как Ольссен, мы не вправе доверять всецело. Так что ваше прибытие к нам большая удача. Решено — вы попробуете себя в роли штурмана Королевского флота.

— Так Англия всё же пришлёт флот? Тогда за успех нашего дела можно быть спокойным! С Королевским флотом не по силам тягаться никому на всём свете, не то, что этим гнилым калошам с ни разу не выходившими в открытое море горе моряками.

— Увы, мой юный пылкий друг, по политическим причинам это пока невозможно. Россию нужно глубже втянуть в конфликты на всех без исключения границах, и вот тогда… А пока вы поведёте не грозный линкор, а всего лишь корвет, зато он доставит вашим товарищам так необходимые им ружья и полевую артиллерию.

— В бою королевский корвет стоит русского линкора! А с пушками, да при невозможности для России послать сюда армию, мы непобедимы.

— Ну вот и отлично. Раз мы договорились, то и делать вам в этом городишке больше нечего. На рассвете в море выходит наш бриг «Пенелопа», там вас уже ждут. Передадите от меня капитану привет и вот этот пакет. А вот здесь ваши рекомендательные письма к лорду Страдфорду Каннингу. Вручите ему вот этот пакет и уверен, что он позаботится о вас в Лондоне. Да, на улицах сейчас не безопасно, так что до отеля, а позднее и до пристани вас проводят мои люди. Они обеспечат вашу безопасность. Засим желаю вам счастливого плавания и дальнейших успехов.

После этих слов англичанин позвонил в колокольчик, и в кабинет мигом влетел вертлявый молодчик неопределённых лет и незапоминающейся внешности.

— Элвин, передайте Джеку и Стивену, чтобы сопроводили господина до гостиницы и помогли собрать и донести багаж к катеру. Да предупредите, что они отвечают за него головой.

Всю дорогу до гостиницы Юган думал, как же ему быть. Похоже, придётся отправиться в Англию. Оно бы и не плохо… все его связи с повстанцами в Финляндии и вправду оборваны, скорее всего стараниями того же Бенкендорфа, так что предложение Гроу звучит весьма заманчиво. Вот только вся эта история начинает отдавать зловонным душком. Пока Юган верил, что восстание готовится патриотическими силами и ставит главной целью независимость его родины, он был готов положить жизнь на алтарь во имя достижения великой цели. Разговор с Александром Христофоровичем несколько расширил его картину мира, но не изменил принципиального подхода, но вот теперь… когда он воочию убедился, кем на самом деле направляется народно-освободительная борьба… теперь ему всё живее вспоминались картины, навсегда врезавшиеся в юношескую память в далёкой Южной Америке. Тогда Юган служил помощником на «Наяде», и они делали сумасшедшую прибыль, доставляя грузы и вывозя людей из охваченных восстаниями новорождённых республик. И везде, куда бы они ни прибывали, мальчик видел английских инструкторов и наёмников со всего света. Помнил он и блокирующий практически всё южноамериканское побережье английский флот, не подпускавший к колониям испанские корабли, притом, что номинально никакой войны между Англией и Испанией не было. А потом были и ещё рейсы… рейсы в «освобождённые» государства, разорённые не столько войной, как грабежом и беспределом освободителей. Рейсы в государства, всю торговлю с которыми подмяли под себя английские купцы. Этого ли он хочет для милой Финляндии? Тем более из слов Гроу можно было сделать вывод, что независимость страны его и вовсе не волнует. Главная цель — ослабить Россию, а Финляндия лишь разменная карта в большой игре. Не так уж важно, удастся восстание или нет, но Российская империя будет вынуждена направить сюда войска, которые она не сможет использовать на других театрах.

На былой экстремизм молодого человека повлияли и те годы, которые он провёл в российском флоте. Ведь очень многое из того, о чём говорили наставники о России и русских оказалось грязной ложью. Напротив, родной город после присоединения к Империи хоть и потерял столичный статус, но расцвёл как неофициальная столица. За немногие годы были построены новые прекрасные каменные здания королевской академии и обсерватории. Сейм продолжил существование, как и старые законы. Не лучше ли жить в великой Империи на привилегированных правах, чем стать вассалом далёкой страны, всегда готовой продать своего верного союзника, если сиюминутная выгода покажется очередному премьеру важнее.

Так и не придя к окончательному решению, Юган решил послать Бенкендорфу доклад, в котором сообщал, что успешно вышел на руководство повстанцев, которыми и впрямь руководят англичане, а теперь отправляется на землю туманного Альбиона, чтобы привезти оттуда оружие и боеприпасы повстанцам. Таким докладом он убивал двух зайцев: обеспечивал себе безопасность со стороны российских властей, и надеялся подставить глубоко противных ему англичан. О грузе «Наяды» молодой человек решил умолчать, поскольку тот был по-настоящему нужен повстанцам, да и капитана Ольссена ему совсем не хотелось подставлять под удар. Лейтенанту Куприянову и адмиралу Гейдену тоже нужно было написать письмо с кратким изложением событий и обоснованием поездки в Англию.

Но как отправить донесение? Надежда тут, похоже, только на вестового Ивана, но сможет ли тот с полувзгляда понять хозяина, подыграть ему и передать донесение так, чтобы обмануть сопровождающих. Тут ведь вот ещё в чём дело — являются ли эти громилы простыми матросами, или шпиками. Выяснить это надо немедленно.

— А что, Джек, не будет ваш начальник возражать, если мы промочим глотку на дорожку перед отплытием? — Спросил он старшего из сопровождающих на грубом кокни, усвоенном им во время детских плаваний.

— Да какой он мне начальник?! — откликнулся тот с готовностью; Мой начальник капитан Белью с «Пенелопы», а этот хлыщ надутый какая-то шишка из лордов, на которую мы должны тратить наше законное время в увольнительной. До отлива ещё семь часов, приятель, так что если ты не собираешься сбежать, то самое время опрокинуть по стаканчику грога.

— Тогда я считаю своим долгом угостить вас, ребята. Ведь вам ещё тащить мой багаж — носильщиков в такое время в этой дыре не сыскать. Идёмте же быстрее. Я остановился в портовой гостинице, на первом этаже которой есть хороший трактир для правильных моряков, а не тот мерзкий приют педерастов и наркоманов, который мы с вами покинули.

— А ты, похоже, нормальный мужик. Как звать-то тебя? — вступил в беседу второй сопровождающий.

— Конечно, я в море с 12 лет ребята, да не в офицериках. Начинал с юнги и сам поднялся до старшего помощника капитана. Теперь вот буду штурманом королевского флота.

— Ну и дурак ты, честное слово! Оставался бы в торговом флоте, имел бы барышей не в пример больше. — сказал Джек.

— Сам ты умом не блещешь! Да штурмана флота с радостью возьмут на любого «индийца», а вот даже и капитана финского флота — никогда. — Вступился за Югана Стивен; — Так что правильное решение. Перекантуешься пару лет во флоте, браток, а потом тебе все дороги открыты.

А повезло мне всё же с сопровождающими — подумал Юган — похоже это именно матросы, а не полицейские ищейки. Главное отвлечь их хоть на пять минут, чтобы оставить донесение. Что ж, будем играть своего парня штурмана по полной. Тем более уже показалась гостиница.

— Эй, хозяйка! — крикнул он входя в общий зал постоялого двора. Стоял уже поздний вечер, не перешедший, однако в ночь, потому хозяйка появилась мигом. — Каре ягнёнка с трюфелями, поросёнка с тушёной капустой, солёных груздей, варёной картошки и, для начала, бутылку шнапса, солёной сельди, рижского ржаного хлеба, соли и по три кварты пива мне и моим друзьям. Да, вели запечь гуся пожирнее, и собери четыре фунта копчёного окорока, два фунта провесного балыка, кольцо колбасы, два каравая сегодняшнего хлеба, три десятка свежих яиц и пол фунта кяхтинского чая. Всё это вели отнести ко мне в номер, и позови моего слугу. — Хозяйка мигом умчалась выполнять приказы постояльца и буквально через минуту перед ними оказались примерно литровая бутылка водки, каравай ржаного хлеба, мелко нарезанная селёдка пряного посола и по две больших кружки ароматного местного пива. Компания расположилась за уютным круглым столом в углу общего зала трактира, наполненного в этот поздний час по большей части такими же моряками всех стран, прогуливающими свои потом и кровью заработанные гроши, чтобы с утренним отливом вновь уйти в море.

— Ну вот, ребята. С делами, можно сказать, покончено. Вещи соберёт и доставит на бриг мой слуга, а мы с вами можем прилично поесть и выпить в предвидении неизбежной судовой солонины с тухлой водой. — продолжил барон, отпив из кружки большой глоток пива, а затем долив её водкой; — очень рекомендую, национальный русский напиток «Оерш». Уверен, что вам понравится. — Началась чисто моряцкая гулянка, в которой, несмотря на привычку к постоянным возлияниям, оба сопровождающих новоиспечённого штурмана моряка уже через два часа потеряли всякое представление о том, где и почему они так весело гуляют. Спустя ещё час, подвыпивший, но твёрдо держащийся на ногах барон оставил своих спутников спать в общем зале, поднялся к себе в номер и сел за письменный стол. Все его вещи, включая закупленную в дорогу провизию, были к этому моменту аккуратно упакованы в два больших сундука, на одном из которых сидел в ожидании приказов вестовой Иван. Запечатав конверт, Юган обернулся к вестовому:

— Иван Матвеич, придётся тебе сегодня ночью ещё поработать. Вот это письмо нужно обязательно незаметно отнести на почту. Лучше всего, чтобы это сделали не я и не ты, а совершенно посторонний, но достаточно надёжный человек. Есть у тебя такой на примете?

— Есть, как не быть, только не такой, а такая — я, как вы и советовали, за эти две недели перезнакомился тут со всеми вокруг. Так вот, фрекен Лотта, местная молочница, прелестная девушка добрейшей души и единственный её «недостаток», это излишняя склонность к нам, матросам. Так ежели я её попрошу письмишко отнести, чтоб время на него самому не терять, а лучше вместе его провести, то и вопросов не возникнет, тем более она как раз мимо почты и ходит. Сей же минут пойду к Лоттхен через две улицы, чтоб ночку последнюю весело провести. Только с багажом да с лимонниками что прикажете делать? Жидковаты матроски оказались у «нагличан».

— А вот то и прикажу. И вещи и матросов надо доставить в порт не позднее пяти по полуночи. Одному тебе не справиться, потому вот тебе марка, найми за пару пфеннигов двух амбалов с тачкой, пусть доставят до пристани. А пока разрешаю навестить твою Лоттхен — у тебя есть ещё полтора часа. Но потом быть тут как штык! Я пока вздремну пару часиков в человеческих условиях, а то на военном бриге негде яблоку упасть, а своей каютой капитан со мной явно делиться не собирается. Разбудишь меня, как вернёшься и погрузишь припасы и господ матросов в тачку.

Утром английский военный бриг «Пенелопа» покидал Абосскую гавань, где провёл эту зиму. На борту не хватало половины положенных по штату матросов, разбежавшихся за долгие зимние месяцы, и потому, вопреки опасениям нашего мичмана, было относительно просторно. За два часа до отплытия к борту причалила шлюпка с двумя ушедшими в увольнительную матросами первого класса и молодым человеком со слугой, в которых капитан Белью моментально распознал опытных моряков. Матросов пришлось поднимать талями, поскольку самостоятельно передвигаться они не могли, в то время как пассажиры ловко перепрыгнули с гички на низкий борт брига.

Отдав честь шканцам, молодой человек представился капитану бароном фон Шанцдорфом и сообщил, что имеет для него пакет. Удалившись в каюту и вскрыв увесистый свёрток из просмолённой парусины, накрепко перевязанной шпагатом, капитан обнаружил письмо местного резидента секретной службы с благодарностью за предоставленных в его распоряжение матросов и категоричной просьбой сняться с якоря при первой возможности и безотлагательно доставить этого молодого человека в Портсмут. Особо порадовало уже пожилого и далеко не богатого капитана Белью то, что вместо обычной дроби к письму прилагалось два десятка увесистых золотых гиней. Ведь ему нужно было кормить многочисленную семью, а почти все деньги, включая жалованье за пол года вперёд ушли на то, чтобы получить назначение и подготовить «Пенелопу» к плаванью. Сегодняшний «гонорар» позволял ему не только расплатиться по прибытии в Англию с долгами, в которые неизбежно влезла его жена Сюзи, но и приобрести новый мундир с приличными эполетами. А в новом мундире его будут совсем по другому воспринимать в адмиралтействе, и появится больше шансов остаться в плавсоставе и в будущем году. Ведь в мирное время получить под командование даже крошечный бриг, капитаном которого вообще говоря должен был стать какой-нибудь лейтенант, было огромным везением и даже спасением для офицера, живущего на половинном жалованье.

Не колеблясь более ни секунды, капитан вызвал своего старшего, а по правде сказать, и единственного помощника лейтенанта Доусона и отдал приказ о немедленном снятии с якоря, чтобы не упустить отлив. На последовавшие было возражения, что половина экипажа осталась в городе, капитан рявкнул с такой силой, что старпом предпочёл молча и очень быстро отправиться выполнять приказание. Буквально через несколько секунд раздался громкий свист боцманской дудки, сопровождаемый звучными командами:

— Свистать всех на верх!

— По местам стоять, с якоря сниматься!

Сонный минуту назад корабль наполнился топотом матросских ног и криками подгонявших своих подопечных унтер-офицеров. «Пенелопа» была типичным 14 пушечным бригом постройки военных лет. Построенная в 1813 году из сырой шведской ели, особой прочностью она не отличалась и в лучшие свои годы, сейчас же 250-тонное судёнышко отчаянно текло, а неуверенный в прочности бимсов капитан Белью сменил в прошлом году штатную артиллерию на 10 самых лёгких на флоте четырёхфунтовок. Якоря и канаты перед отплытием на Балтику тоже сменили на облегчённые, и теперь снятие с якоря не заняло у команды много времени. Как только якорь оторвался от грунта, раздалась новая пронзительная трель дудки, и часть команды побежала к мачтам.

Бриг плавно покачивался едва заметным в этом месте течением Аурайоки. Остальные суда оказались по правой раковине, а залитый лучами встающего солнца город остался по корме. Набирающий силу утренний бриз, дувший с правого траверза, подталкивал бриг в корму.

— Всем наверх! — Рявкнул поднявшийся на палубу капитан Белью. Команду повторили, и тотчас ванты почернели от множества матросов, взбегавших по ним зачастую без рук, что показывало профессионализм экипажа.

— По реям! Ставь паруса! Снова раздалась рулада боцманской дудки и марсовые побежали по реям. Сняв чехлы и развязав лини, туго приматывавшие паруса к реям, они взяли тяжёлую просолённую ткань под мышки и застыли в ожидании.

— Выбрать шкоты… Поднять паруса!… Эй, наверху, не мешкать!… Взять паруса на гитовы!… Навались на шкоты, ребята!…Отставить!

Порыв ветра, наполнивший верхние паруса, слегка накренил судно, затем ещё и ещё, всё настойчивее, и за бортом заструилась вода. Капитан с помощником переглянулись. Всё прошло неплохо, лишь на грот марселе вышла задержка, оттого что перебравший матрос оступился и едва не упал с двадцатиметровой высоты в море. Учитывая состояние экипажа, никак не ожидавшего внезапного отплытия, результат был просто отличный.

«Пенелопа» расправила крылья и, всё быстрее набирая ход, направилась к выходу из залива. Дождь за ночь утих, но северный ветер пронизывал всех находившихся на верхней палубе до костей. Укутавшись в плащ, Юган Эбергард фон Шанцдорф внимательно оглядывал с детства знакомую гавань, как будто что-то ища. От цепкого взгляда юноши не укрылась картина нескольких стоящих у причала под погрузкой кораблей, среди которых как лебедь среди уток выделялся стройный силуэт «Наяды». Старина Ольссен явно закончил разгрузку селитры и теперь спешил найти фрахт куда-нибудь на другой конец света, чтобы оказаться подальше от надвигающихся событий. В голове юноши витали невесёлые мысли: восстание, похоже, будет подавлено, но какой ценой? Англия, Франция и Австрия получат благодатный повод кричать о кровавом тиране на российском престоле, а его милая Финляндия захлебнётся в крови и потеряет те особые и немалые преференции, которые получила, войдя в состав Империи. Ведь такой степени свободы, как сейчас, страна не имела никогда! Действует свой независимый сейм, свои законы, шведский признан государственным языком, даже валюта у страны своя — крона! Да ещё многочисленные налоговые льготы. Нет, такое положение несомненно намного лучше, чем быть крошечной псевдонезависимой страной с голодным нищим населением под фактическим внешним управлением той же России или, что гораздо хуже, Англии. И страшно даже представить, что может случиться, если здесь повторится латиноамериканский, или даже греческий сценарий.

Греки ведут войну за независимость под предводительством Англии вот уже шестой год, некогда цветущая страна превращена в руины, население голодает, а наживается только лорд Кокрейн со своими пиратами, которые, кстати, нападают без разбора даже на «своих» греков под предлогом их, якобы, предательства. В результате восстанию, похоже, вот-вот придёт конец: греки воюют между собой сильнее, чем с турками, которые уже заняли Кандию, Псару, Наварин, оккупировали Морею, а недавно пришла весть о падении Миссолунги, сопровождавшемся буквально реками крови, в которой турецкие власти скоро утопят последние очаги восстания. Нет уж, спасибо, такой судьбы не пожелаешь даже чужой стране. За эту ночь он выбрал свою сторону баррикад. Вот сейчас скроется за горизонтом последний виднеющийся клочок суши, и мы ещё посмотрим кто кого, заморские друзья свободы и независимости Финляндии.

Из записок Югана фон Шанцдорфа

У меня наконец появилось достаточно времени, потому возобновляю свои записки. Жизнь моя, кажется, сделала очередной крутой поворот. До беседы с Гроу я ещё полагал, что мне удастся ускользнуть из лап Бенкендорфа и присоединиться к соотечественникам в священном деле освобождения родины. Но к утру того памятного дня, когда я оказался на отплывающем в Англию военном бриге, ко мне пришло прозрение: и меня, и всех нас, глупых и наивных патриотов просто напросто использовали. Каждому предлагалась очень похожая на правду сказочка, в которую он верил и ради которой был готов пойти на немыслимые в нормальной жизни преступления. Я знал многих из тех, кто вышел 14 декабря на Сенатскую площадь Петербурга. Это, по большей части, тоже были патриоты, только уже своей родины, страдающей от глупого монарха. Их обманули, также как обманули и меня! Наивным юношам внушили, что республика спасёт Россию, что нет зла большего, чем самодержавие! И они поверили, ведь зло самодержавия было очевидным, экономика страны разваливалась на их глазах и при прямом попустительстве «царя батюшки». Но не было у этих прекраснодушных юношей достаточно опыта и цинизма, чтобы понять, что они лишь часть страшной провокации, а жертвой должно стать то самое Отечество, во благо которого они собрались разрушить главный его оплот. Возможно, мысли мои сумбурны, но чувства переполняют меня и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не проявить их среди этих чванливых самодовольных англичан, готовых весь мир погрузить в кровавый хаос для достижения собственного могущества и барыша.

Конец ознакомительного фрагмента.