Недопёсок

Юрий Коваль, 1975

Повесть Ю. Коваля «Недопёсок» рассказывает о неожиданных приключениях маленького песца Наполеона Третьего, а также о дружбе, справедливости и любви к своей Родине. Для среднего школьного возраста.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Недопёсок предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Недопёсок →

* * *

Коваль — это планета с мощным гравитационным полем…

9 февраля 1938 года в Москве родился Юрий Иосифович Коваль. Отец его служил в уголовном розыске, а мать была врачом-психиатром. Писатель никогда не жаловался на тяжёлое детство, пришедшееся на войну, но эвакуация, голод и холод тех лет отозвались в его жизни костным туберкулёзом.

В семье Коваля не было литераторов, зато со школьным преподавателем литературы ему несказанно повезло. Владимира Николаевича Протопопова, описанного позже в повести «От Красных ворот», никак нельзя было назвать типичным учителем. Он был талантлив и странен во всех своих проявлениях и, может быть, поэтому разглядел в «среднем» ученике, которого надо было подтянуть по литературе, личность… На уроках будущий писатель и его близкие друзья сочиняли стихи, а классе в восьмом они даже образовали тайный союз поэтов, чем изрядно взволновали родителей.

Вечерние беседы о литературе сделали своё дело, и в 1955 году Юрий Коваль поступил в Московский пединститут, где с первых дней учебы прослыл незаурядной личностью. Круг его интересов был удивительно широк: он занимался прозой Зощенко, рисовал в изостудии, пел и играл на пианино, банджо, гитаре, сочинял стихи и прозу для институтской газеты, «резался» в настольный теннис и ходил в походы… Всякое было в те годы: и прогулы лекций, и споры до хрипоты, кто хуже учится, и «шпаргализация» вопросов для зачётов, как говаривал известный бард Юлий Ким, учившийся на параллельном курсе, и разработанная Ковалём остроумная система подготовки к экзаменам по литературе: он приглашал девушек в кино и театр на постановки произведений, которые не успел прочесть. Короче говоря, в студенческие годы Коваль был настоящим гусаром.

Годы учения в институте можно смело назвать лицейскими, решающими в формировании будущего писателя. Это был «золотой век» Пединститута, преподавательский состав в то время сложился блестящий, и студенты ему соответствовали: с Юрием Ковалём учились ставшие известными всей стране барды Юрий Визбор, Юлий Ким и Ада Якушева, поэт Юрий Ряшенцев, театральный режиссёр Пётр Фоменко и многие другие. Главная задача учителя была, по словам сокурсника Коваля, будущего директора школы Семёна Богуславского, развивать в себе незаурядность, чем, собственно, и старались заниматься тогдашние студенты. Бо́льшую часть времени они проводили в институте, дневали и ночевали там порой в прямом смысле слова, а частые туристические походы помогали не расставаться.

Несмотря на публикации в институтской газете, Юрий Коваль не был доволен написанным. И так уж получилось, что, сочиняя с детства, в живописи он всё же проявил себя раньше, чем в прозе: в институте закончил курс изобразительного искусства и, получив звание преподавателя рисования, готовил себя к карьере художника.

Уже в начале 1960-х ему как художнику было что показать. Тогда, отработав год после института в сельской школе в Татарии, он привёз в Москву несколько взрослых рассказов и целую серию ярких живописных полотен, написанных маслом. Рассказы не были опубликованы, а вот поражающие буйством красок картины были бурно, хотя и неоднозначно приняты в мастерской его друзей, скульпторов Владимира Лемпорта, Вадима Сидура и Николая Силиса. С этими художниками, которых он впоследствии называл своими учителями, Юрий Коваль не прерывал связь до последнего дня своей жизни, без малого сорок лет. Это с их лёгкой руки он приобщился к скульптуре, делал и обжигал в их печи керамические тарелки и панно, нашёл свой стиль в технике горячей эмали. В свою очередь они признавали, что интересом к живописи их заразил именно Коваль.

Вернувшись из Татарии, Юрий Коваль несколько лет работал учителем в школе рабочей молодёжи, литсотрудником в только что созданном журнале «Детская литература», иногда печатаясь вместе с однокурсником Леонидом Мезиновым под псевдонимом Фим и Ам Курилкины, а в 1966 году навсегда ушёл на вольные хлеба. В те годы в издательстве «Малыш» были опубликованы первые книжки Коваля: сборники стихов «Станция Лось» (1967) и «Слоны на Луне» (1969).

По заданию журнала «Мурзилка» в 1968 году поэт Юрий Коваль отправился в командировку на погранзаставу, а вернувшись в Москву, вместо стихов о границе написал рассказ «Алый», принёсший ему первый громкий успех. «Вот тут-то я и поймал прозу за хвост», — сказал об этом времени писатель. Жизнь погранзаставы и борьба с нарушителями границы описаны в этом рассказе, но всё же он о верности и любви человека и собаки. Молодой писатель не боялся «недетских» тем, оставаясь при этом искренним и поэтичным, как в описании смертельно раненного, истекающего кровью пса: «Кошкин поднял его, и тепло-тепло стало его рукам, будто он опустил их внутрь абрикоса, нагретого солнцем». Рассказ издали огромным тиражом, о нём написали в газетах и журналах, кинорежиссёр Юлий Файт снял по сценарию писателя художественный фильм.

После «Алого» Юрий Коваль продолжал писать и публиковать рассказы из «пограничной» серии, но почему-то не был ими доволен. И тогда произошло важное событие в его литературной биографии: он принял решение не работать долго в одном жанре, менять его практически в каждом новом произведении.

Ещё школьником Коваль увлёкся охотой и со знакомыми охотниками совершал короткие вылазки в леса, в институтские годы он был уже заядлым охотником и рыболовом. Однако редко встретишь в его прозе сцены охоты, мало того, всю сознательную жизнь Юрий Коваль считал защиту природы самым главным делом на земле.

Регулярными стали дальние поездки в глухие уголки и маленькие деревни Урала и русского Севера, где он жил порой неделями и месяцами. Автомобильные и пешие путешествия по Вологодчине и жизнь на Цыпиной горе возле Ферапонтова монастыря сформировали интерес писателя к традиционному деревенскому и особенно северному русскому быту и языку.

Вокруг Коваля царила атмосфера творчества. Уезжая из Москвы, по его настоянию, друзья брали с собой альбомы для рисования, карандаши и фломастеры. С удовольствием ведя свои дневники поездок, он приучил и многих из них записывать значимые события прошедших дней. Коваль не был педантом, с карандашиком и записной книжкой в руках не ходил, равнодушен был и к сбору вырезок о себе и своём творчестве из журналов и газет. Его записи были дневником художника, он вёл их в больших альбомах, называл «Монохрониками» и вклеивал туда же наброски, рисунки и разные памятные бумажки. Работа эта спасала в трудные времена, помогала оставить в памяти важные и мелкие подробности жизни.

На основе этих записей позже было написано и опубликовано «Веселье сердечное», повествование, сохранившее бесценные сведения о старшем друге Коваля — самобытном писателе-сказочнике Борисе Шергине. Молодым журналистом-словесником пришёл он когда-то брать у Шергина интервью и был потрясён встречей с полуслепым стариком, открывшим для многих из нас неведомый богатый мир архангельских былин и сказаний. Шергин стал для Юрия Коваля наставником и учителем, дал ему рекомендацию в Союз писателей.

Четыре рассказа, привезённые из Ферапонтова, легли в основу книги «Чистый Дор» (1970). В книгах Коваля того времени, как в размышлениях его героини, девочки Нюрки, радость и печаль рядом, жизнь и смерть не противостоят друг другу, а сосуществуют на фоне вечно обновляющейся природы. В литературе для детей появился новый герой — бесхитростный и хитроватый одновременно, способный на поступки, по-детски открытый, радостно воспринимающий природу и людей.

Именно тогда Юрий Коваль окончательно и бесповоротно решил быть детским писателем. «Всё, что я мог бы сказать взрослым, я говорю детям, и, кажется, меня понимают. Именно занятия детской литературой очистили мой стиль, прояснили мысли, выжали воду из произведений», — писал Коваль. Помогала ему в работе отчасти фантазия, но более всего — память и зоркость. Он видел то, чего не видели его спутники, шедшие с ним рядом той же дорогой. А если видели и называли, то, назвав, забывали, а он подхватывал и своё, и чужое вылетевшее и забытое слово и вплетал его в ткань того, что писал в данный момент. Да так, что сказавшему оставалось только удивляться. В рассказах Коваля обыкновенные берёзовые веники в раскалённой бане «жар-птицами слетали с потолка», «картофельная собака» Тузик при встрече «фыркал и кидался с поцелуями, как футболист, который забил гол», яркая клеёнка с васильками в деревенском магазине ослепляла, «будто кусок неба, увиденный со дна колодца», а на воображаемых погонах дошкольника Серпокрылова «куда больше сверкало звёзд, чем в созвездии Ориона».

Новый поворот жанра назрел, и в 1971 году вышел в свет пародийный детектив «Приключения Васи Куролесова». Герои и сюжетная канва были взяты из рассказов отца писателя, начальника Уголовного розыска Московской области, дослужившегося до звания полковника. Он не участвовал в битвах на фронтах, но во время войны ловил бандитов, и в 1943 году те прострелили ему обе ноги и живот. «Все мои книги он очень любил, охотно их читал и цитировал, — вспоминал писатель. — Правда, при этом говорил: „Это, в сущности, всё я Юрке подсказал“. Что и правда в смысле Куролесова и куролесовской серии».

Юрий Коваль гордился своим отцом и очень ценил его колоритный малороссийский юмор. От него, очень смешливого и смешившего слушателей любым своим рассказом, писатель узнавал забавные детали уголовных историй и типичные черты представителей бандитского мира. В результате в этой и других книгах серии — «Пять похищенных монахов» (1977) и «Промах гражданина Лошакова» (1989) — бандитов не осуждает суд и не бичует сатира: они просто выпадают из жизни, как несовместимые с красотой и гармонией природы.

На вечере Юрия Коваля в детской библиотеке на сцену вышла библиотекарь с лохматой, зачитанной книжкой в руках — это были «Приключения Васи Куролесова». «Сколько писателей, — сказала она, — мечтают, чтобы их книги в библиотеках были именно такими, зачитанными до дыр, в то время как у многих из них книжки стоят на полках новенькими и блестящими, потому что их не касалась рука читателя».

Юмор и острая фабула — приметы прозы Юрия Коваля, считавшего, что воспитание чувства юмора — это в конечном итоге воспитание свободы души. В 1972 году повесть «Приключения Васи Куролесова» победила во Всесоюзном конкурсе на лучшую детскую книгу. Ещё раньше по счастливой случайности она попала в руки известного немецкого переводчика Ханса Бауманна, что предопределило ее судьбу за границей: повесть была переведена на разные языки и издана по всей Европе и на других континентах.

Друзьями Юрий Коваль не был обделён никогда и «случайная» встреча с прекрасным переводчиком в Германии была закономерной удачей. «В нём была необыкновенность, особость таланта, — вспоминала его однокурсница, филолог Роза Харитонова. — Он помнил каждого человека, который оставил след в его душе. Коваль обладал редким даром: рядом с ним человек чувствовал себя красивее, умнее, достойнее, чем думал о себе прежде».

За комическим детективом в творчестве Юрия Коваля последовал цикл коротких рассказов о природе «Листобой» (1972), где тонкий лиризм соединяется с неизменной иронией и самоиронией, и сборник «Кепка с карасями» (1974) — итог десятилетней работы в детской литературе… Писателю совсем стыдно не знать, что его окружает, — птицы ли это, звезды или растения, считал Юрий Коваль. «Все, что я ни придумал бы сам, всегда хуже того, что я увидел в натуре. Безмерно приятно узнать растение в лицо и сказать кому-то: „А вот козлобородник“». Одной из его настольных книг был двухтомник «Травянистые растения СССР», который он купил в трех экземплярах — так ему понравился текст и рисунки. Однажды друг Юрия Коваля, детский писатель Виталий Коржиков, посадил дуб и поделился с ним желанием видеть этот дубок таким же, как красавец дуб на иллюстрациях их общего друга, известного книжного художника Николая Устинова. «А ты возьми Колин рисунок, — сказал Коваль, — и дубу покажи». «Ты с ума сошёл», — сказал Коржиков, но рисунок дубу всё же показал. И кажется, тот всё понял.

Во время поездки Юрия Коваля и Николая Силиса на Урал брат скульптора Вадим привёл их однажды на звероферму. Из этого маленького эпизода вышла впоследствии замечательная повесть «Недопёсок» (1975) — о приключениях молодого песца, сбежавшего из своей клетки. По этой повести кинорежиссёр Эдуард Бочаров вскоре снял фильм, а артист и сказочник Николай Литвинов поставил радиоспектакль, для которого Коваль написал и исполнил несколько песен. Видя природный артистизм Коваля, Литвинов сразу понял, что никто не прочтёт текст от автора лучше его самого. Так оно и получилось. А сама книжка, как и раньше, не залёживается на полках книжных магазинов: во времена рыночного изобилия «Недопёсок» продолжает оставаться книжным и библиотечным дефицитом.

С конца 1970-х по 1990-е годы в творчестве Юрия Коваля на первый план вышли взрослые рассказы, вошедшие в книгу «Когда-то я скотину пас» (1990), и рассказы-миниатюры, написанные к рисункам Татьяны Мавриной и составившие шесть книг: «Стеклянный пруд» (1978), «Заячьи тропы» (1980), «Журавли» (1983), «Снег» (1985), «Бабочки» (1987), «Жеребёнок» (1989). В этой серии уникальный творческий союз писателя и художника соответствует детскому восприятию мира — в единстве цвета, звука и слова. Книги эти были прекрасно изданы, на форзаце красовалась золотая медаль Андерсеновской премии — из писателей и художников нашей страны до сих пор лишь Татьяна Маврина удостоена этой высшей награды Международного совета по детской книге (IBBY). Юрий Коваль знал и любил художников, в том числе иллюстраторов книг, и высоко ценил хорошо изданную книгу.

В «Полынных сказках» (1987) Юрий Коваль описал деревенскую жизнь средней России во всём её многообразии от весны до зимы, от сева до уборки, от рождения до смерти. Есть здесь печаль и боль, и все же эта книга — о счастье и гармонии. Писатель задумал её как дань уважения матери, Ольге Дмитриевне Колыбиной, и использовал написанные ею воспоминания о собственном детстве. Но как разительно отличаются типичные для многих семей сухие записи, фиксирующие факты и имена, от узорчатой канвы книги, в которой автор сумел развернуть перед читателем сложный, загадочный и полный открытий мир, шаг за шагом постигаемый маленьким ребёнком. В том же году книга получила первую премию Всесоюзного конкурса на лучшую детскую книгу, а вскоре была выдвинута на Государственную премию. «Проза должна быть такой, — говорил Юрий Коваль, — чтобы ты был готов поцеловать каждую написанную строчку».

Без преувеличения можно сказать, что «Сказки» (1987) латышского писателя Иманта Зиедониса, «Чубо из села Туртурика» (1983) и «Гугуцэ и его друзья» (1987) молдаванина Спиридона Вангели, стихи и проза других детских писателей стали широко известны в России именно в переводах-пересказах Коваля. Произведения эти, не теряя авторского своеобразия, получали вторую жизнь на русском языке благодаря свойственным писателю глубокому пониманию образности, богатству словаря, умению каждое слово поставить на единственно правильное место.

Восемь лет, как и «Недопёска», писал Юрий Коваль «Самую лёгкую лодку в мире» (1984) — «правдивую» повесть о путешествиях на необычной бамбуковой лодке по таинственным «макаркам» и заросшим «кондраткам» к Багровому озеру. Книга была удостоена Почётного диплома Международного совета по детской книге. В одном из интервью писатель говорил: «Я считаю прозу не на страницы даже, а на фразы, на предложения, на абзацы, на пассажи. Один пассаж написался вдруг — бах! — и сразу получился. Над вторым пассажем можно работать три-четыре недели, если он не складывается. Годы уходят на некоторые предложения». В прозе Коваля обыденность сливается с мистикой, а повседневность реальной современной жизни легко превращается в фантасмагорию.

«Самая лёгкая лодка в мире» — одна из книг, проиллюстрированных автором. И это не было временным увлечением: у Коваля вообще не было хобби. Всё, чем он занимался, он делал профессионально, быстро и основательно обучаясь тому, что вызвало его интерес. Со стороны жизнь его могла показаться лёгкой и успешной, но кроме других талантов Коваль был одарён умением учиться и невероятной трудоспособностью, поэтому и успевал чрезвычайно много.

В конце 1980-х годов в журнале «Мурзилка» Юрию Ковалю предложили поработать с семинаром начинающих детских писателей. Он согласился и вёл его до самой своей кончины.

«Коваль — планета с мощным гравитационным полем, — писала в книге избранных произведений участников семинара писатель и переводчик Наталья Ермильченко. — Каким-то чудом, не очень того желая, он притянул нас из разных концов Москвы. Мы шли в мастерскую наблюдать космическое явление, имя которому — Коваль. И странно было, что он так близко, что он поёт для нас под гитару, читает свою прозу… Обращается к нам: „Очень хорошо. Но не гениально! А надо гениально!“ И в то же время мы чувствовали, что это — иллюзия, что между Ковалём и нами — миллионы световых лет, преодолеть которые столь же трудно, как дойти пешком до любимого им Ориона. И потому страшно было ему читать и неловко — звонить, и потому на каждый семинар мы бежали как на самый последний, бросая семьи, дела и друзей».

Первые слова «Суера-Выера» (1997), последнего произведения Коваля, были написаны в 1955 году. На лекциях Коваль вместе с однокурсниками сочинял стихи о преподавателях и студентах. Постепенно эти сочинения трансформировались в текст, напечатанный тогда в факультетской газете «Словесник» под названием «Простреленный протез». Спустя много лет Коваль оставил из него лишь несколько фраз. Возможно, этот «пергамент» (так значится в подзаголовке) о путешествии фрегата «Лавр Георгиевич» по разбросанным в некоем океане странным островам: Тёплых Щенков и Сухой Груши, Валериан Борисычей и Пониженной Гениальности, Открытых Дверей и т. д. — воплощение его идеи чистого искусства, апофеоз литературных экспериментов Коваля, материализовавшаяся любовь к Рабле и Гоголю, Сервантесу и Свифту. Белла Ахмадулина, которой посвящены три книги Юрия Коваля, писала: «Его письменная речь взлелеяна, пе́стуема, опекаема всеми русскими говорами, говорениями, своесловиями и словесными своеволиями».

За роман «Суер-Выер» посмертно (писатель скончался 2 августа 1995 года) в 1996 году Ковалю была присуждена премия «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов, название которой так соответствует настроению последнего произведения и последних лет жизни Коваля. «Дело не в том, — говорил он в одном из интервью, — сколько ты прошёл, а сколько ты пережил за количество пути. Скитание — это вещь такая. Скитаться можно, сидя на месте».

Как только ни называли этот роман Коваля: взрывоопасной смесью смеха и слёз, самым весёлым романом последнего десятилетия, романом-фантазией, грустно-весёлой прозой, самой лёгкой и самой полной, даже переполненной книгой, но самое точное, на мой взгляд, определение — «весёлое прощание с миром» — принадлежит режиссёру и писателю Михаилу Левитину, поставившему «Суера-Выера» на сцене Московского театра «Эрмитаж» в 2004 году.

Хотя и прощание у Коваля получилось не совсем обычным: две книги были опубликованы ему «вдогонку», спешили, но не успели порадовать его при жизни. Третья, главная книга последних лет его жизни не спешила и лишь через три года скитаний по издательствам увидела свет. И еще несколько лет в разных газетах и журналах выходили взятые и не опубликованные при жизни интервью с Юрием Ковалём как его прощальный привет всем нам.

Ирина Скуридина

Недопёсок →