Каменские элегии. Изборник

Юрий Казарин

Юрий Викторович Казарин род. в 1955 в г. Екатеринбурге. Работал на Уралмашзаводе. Служил на Северном флоте. Окончил филологический факультет Уральского ун-та. Преподавал русский язык в Индии. Доктор филологических наук, профессор УрФУ. Автор ряда монографий, учебников и толково-идеографических словарей (в соавт.), а также нескольких книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в журналах «Урал», «Сибирские огни», «Юность», «Октябрь», «Знамя», «Новый мир» и др., а также в Италии, Германии, Испании, Израиле, США и др. Живет и работает в Екатеринбурге. «Каменские элегии» включают в себя стихотворения (раздел «Из разных книг»: 1976–2003) и элегии (ранее издававшиеся и новые: 2003–2012), написанные в д.Каменка на р.Чусовой, которые, на взгляд «Русского Гулливера», являются одной из вершин русской лирической поэзии последних десятилетий.

«Каменские элегии» — некий абсолютный метафизический «запредел» — страшный и благостный одновременно, когда емкость, плотность, густота поэтического образа оборачивается такой разряженностью интонации, «голосового воздуха», что при чтении (я бы даже сказал — при вдыхании текста) буквально перехватывает горло. Проще говоря, в «Элегиях» мы сталкиваемся с чистым «веществом поэзии», с таинственной и чудесной ее субстанцией — отфильтрованной от всего поверхностного, наносного, тленного.

Константин Комаров (журнал «Урал»)

Стоицизм, с которым этот поэт встает вплотную к тому, от чего поэзией обычно защищаются, восхищает. Поэтический дар здесь — не щит Ахилла, но микро — и телескоп для беспримерного исследования, по ходу которого выдаются теоремы с доказательствами всего сущего и кажущегося, а то и с неожиданными обнаружениями…

Анна Кузнецова (журнал «Арион»)

Мир «Каменских элегий» — мир «ужаса красоты», мир Вальсингама, стоящего у «самой бездны на краю», мир «бездны воздуха».

Татьяна Снигирева (из книги о Ю. Казарине)

Стихотворения Юрия Казарина не современны. Ошеломляющая видимость внутреннего при известной простоте (даже однообразии) его поэтического языка — это и его заслуга, и его одиночество. Точно так «наивная» икона, писанная румынским богомазом на стекле, утверждает в нас большую глубину, чем бесконечные мадонны классического искусства.

Владимир Титов (журнал «Сибирские огни»)

Утверждаю со всей ответственностью: Юрий Казарин есть Большой Поэт. Даже странно: такого уровня работы должны звучать во всем ареале русской поэзии, а знаем их главным образом мы, литературные люди на Среднем Урале. Может быть, такой изворот судьбы не случаен. Может быть, поэзия Казарина испытывается молчанием, отлеживается про запас, чтобы потом оказаться востребованной — потом, когда без таких стихов, устанавливающих связи между коренными категориями человеческого бытия, станет уже невозможно жить и дышать.

Ольга Славникова (писатель)

Поэзия Казарина, в сущности, созерцательная, и казаринская мощная, порой мрачноватая энергия вернее всего воплощается в жадности слуха и зрения, в ярости узнавания, то есть поименования, в неистовстве метафор, ибо метафора — всегда мост в самом неожиданном месте.

Майя Никулина (поэт)

Стихи Казарина отверзают перед тобой такие пустотности бытия, которые невозможно наполнить и в которых, очевидно, живет лишь сам Бог. Постоянный сопутник и собеседник поэта. Мир, который открывается стихами Казарина, это мир природы и погоды, языка и речи, человека и красоты, от которой перехватывает горло.

Елена Созина (профессор, Уральский университет)

Читать стихи Юрия Казарина, замечательного русского поэта, живущего в Екатеринбурге, — труд, и возможно, не легчайший чем сочинять их. Зато и результат уникален и ценен. Отношение вещного мира с языком в этих стихах — кровно родственные, и подобно кровно родственным у человека —

попеременно, а то и одновременно, сладостны и взаимно мучительны.

Аркадий Застырец (поэт)

Читая «Каменские элегии» Юрия Казарина, я вспоминал о том, что оставление родных мест у славян было серьезным грехом, заслуживающим чуть ли не смертной кары, и, хотя в наше расслабленное время обычай кажется чрезмерностью, он по-прежнему имеет смысл. Ты обретаешь право запредельного и властного голоса, если стоишь на земле, в которой лежат кости твоих предков. Иначе — ты проходимец, случайный человек, лишенный ответственности и не заслуживающий внимания. Казарин соблазнам рассеяния не предался, поисками лучшей доли пренебрег, оставшись у «отеческих гробов», справедливо полагая, что отсюда он имеет право говорить «с последней прямотой». Он выбрал свой «азиатский дом с воротами в Европу и огород с простором на Сибирь», деревню Каменку, равную России и всему космосу. Именно отсюда он воссоздает пространство, которое всем знакомо и о котором все тоскуют: несбывшееся детство, несбывшуюся страну, которая уже не время и не место, а — часть человека, часто — неощутимая и недосягаемая часть. У Казарина эта страна большая, такая большая, что не поспоришь. У него «глаза от России болят» — не потому, что смотреть больно, а потому, что смотреть много. Еще больше он говорит о другой стране — Небесной, воспринятой им через глину, снег, опавшие листья, через земные предметы жизни. «Я земля, я из глины весь, я давно похоронен здесь». Поэзия — приуготовление к иному существованию, подготовка души к освобождению — и в этой метафизической работе Казарину нет равных — здесь неважно в насколько «созвучной среде» звучит твое слово, поскольку оно будет неминуемо услышано теми, кто тоже пытается осмыслить свою жизнь, ищет ответы на общие бытийные вопросы. Фигура Юрия Казарина на фоне уходящих в забвение «новаторов» и перестроечных назначенцев от поэзии смотрится все монументальней и четче, а его имя со спокойной уверенностью обретает место в нашей культуре.

Вадим Месяц ("Русский Гулливер")