Мертвое море

Юрий Иванович, 2017

Страшно, когда тебя пытаются убить. Но совсем обидно, когда тебя убивают случайно, с кем-то перепутав. Но можно ли легко убить всесильного мага? И при этом остаться безнаказанным? Вот и легендарный «Раб из нашего времени» Борис Ивлаев отомстил, еще только начав погибать. А потом приложил все свои силы, умения и возможности, чтобы спастись. Но как же ему невероятно трудно пришлось при этом!..

Глава 9

ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ ЖЕНЩИНЫ

Предоставленный мне завтрак я слопал минут за шесть. Разве что чай оставил напоследок, да так и замер с пиалой возле двери, иногда попивая остывающий, довольно приличный на вкус напиток и тщательно прислушиваясь. Что там творится на свободе? И в честь чего там кто-то глухо перекрикивается?

Оказалось, что кричат не на свободе, а из таких же узилищ, как мое. Правильнее сказать, не кричат, а ругают моего нового знакомого, если можно так сказать о разносчике еды. И обе переговаривающиеся стороны находились в четных камерах, на другой стороне коридора, под номерами восемь и четыре.

Как я сумел разобраться, из четвертой надрывался мужчина:

— И что, этот гадкий краб даже тебе завтрак не выдал?

— Именно! — отвечала ему женщина из восьмой, что напротив. — Поговорил с каким-то огрызком из седьмой и куда-то умчался! Вот же ушлепок! Я опять буду жаловаться!

— Ничего это не даст! — возмущался неведомый узник. — Пока у нас нет ни монетки, эта гнида будет ублажать каких угодно тварей с солнечной стороны, специально издеваясь над нами!

«Тварей? Огрызком? — пытался я сообразить, кого это так нелицеприятно обзывают. И за что? — Наверное, этих скандалистов правильно посадили в камеры внутренней стороны, без окошек. Да без денег… Так им и надо!»

Ведь поводов хаять услужливого разносчика не было малейших. Кормят здесь великолепно, а что на десять минут позже кто получит свою порцию — не смертельно. Как не давал и я им поводов видеть во мне врага или неполноценную особь. Но не стану же я перекрикиваться через закрытые двери и вопить: «Сам дурак!»

Тем более что вновь послышался приближающийся топот, откинулось раздаточное окно и запыхавшийся посланник бога Омакатля (ацтекского бога чревоугодия и набитых досыта животов) стал подавать мне заказанные продукты, питье и выпивку. При этом приговаривал, словно боялся, что не успеет или последует возврат доставки:

— Это пока только холодные закуски. Куры жарятся, рыба готовится, телячьи отбивные вымачиваются. Так что горячее принесу минут через тридцать, сорок. Приятного аппетита!

Пожелал он мне, конечно, несколько иначе, как принято в этом мире, но я мысленно для себя упорядочивал слова и фразы как положено. Выставив все принесенное на стол, я поспешил вернуться к двери, прихватив кусище мягкого ароматного мяса, и перешел на доверительный шепот с разносчиком:

— Ты как освободишься, на минутку ко мне загляни и стаканчик не забудь. Налью для компании, а то самому пить как-то не комильфо…

— Не извольте беспокоиться, господин баронет, минут через десять буду!

Это он хорошо меня назвал, уважительно. А я и не против:

— Заодно поговорим о том о сем…

— Всенепременно!

— Кстати, что это за баба вредная напротив меня сидит в восьмой и горлопан в четвертой? — продолжал шептать я, тут же без всякого зазрения совести закладывая иных узников: — Такими нехорошими словами на тебя плевались.

— О! Мне не привыкать. Сейчас еще не то услышишь! — Мужик хитро подмигнул, оглянулся по коридору в обе стороны и шепнул одними губами: — И увидишь.

После чего, не закрывая мое окошко, развернулся и открыл окошко двери напротив. Одновременно с лязгом железа разносчик еще и крикнул, словно шел в атаку:

— Эй, в восьмой камере! Сдать посуду с ужина! Ничего не разбито?

— Ах ты, отрыжка ядовитой медузы! — В видимом кусочке окна мелькнули огненно-рыжие локоны. — Ты мне еще на мой счет запиши эту старую рассыпавшуюся пиалу!

— Никакой записи. Все строго по закону. Пиала разбита? Значит, выбирай, потаскушка, без чего останешься на данном завтраке: без чая или без сока?

— Чтоб тебя крабы живьем сожрали! — возопила озлобленная женщина. — И пусть Строители лишат счастья всех твоих потомков до десятого колена!

— Сама вначале потомками обзаведись, — беззлобно посоветовал разносчик. — А от напитков ты, значит, отказываешься?

— Давай… сок! Скотина!.. — В этот момент мне удалось рассмотреть часть лица узницы. Та оказалась не только вполне симпатичной, но и молодой, примерно моего возраста. И когда это она успела заработать репутацию потаскушки?

Но тут же мне вспомнились иные девушки, которые становились в таком возрасте принцессами или императрицами. Так что года́ — нисколько не показатель для наработки истинного имиджа. Придя к таким выводам, я с усиленным напором продолжил поглощать мясо, прислушиваясь и присматриваясь, что будет дальше.

Сок рыжей красотке отдали, окно закрыли, и вскоре я услышал диалог возле четвертой камеры. Тамошний узник резко сменил свое поведение. Говорил уважительно, с достоинством поблагодарил. А в конце его тон вообще стал просительным:

— От моих сотоварищей никаких весточек нет?

— Никто ничего не передавал, — твердо ответил разносчик. После чего стало понятно, что и с воли он может не только весточку пронести, но и что посущественней. Лишь бы давали да про его интерес не забывали.

— А ты бы не мог сам наведаться к моей артели? Или послать кого?

— Не положено! — последовал строгий ответ, и окошко закрылось.

Хорошо здесь живется! Особенно некоторым. Ну не поверю, что князь, граф или иное ближайшее начальство разносчика не знает о его гешефтах. Скорей всего даже поощряет подобное вымогательство. Да и подслушай этот надзиратель что интересное, враз донесет кому следует. Такая у него планида. И не мне его осуждать.

А вот налить пришлось. Потому что разносчик остановился возле меня и выставил на откидную дверцу небольшую глиняную кружку:

— Стакана нет. Но не побрезгуйте налить в сей кустарный сосуд для страждущего.

— Охотно! — Одну из лейзуен я вскрыл и налил мужику почти до верха. — За знакомство! — А сам стал пить прямо из горлышка местной тары.

Сделал глотков пять, пока ощутил речку горячего металла, хлынувшую по пищеводу. Убрал лейзуену в сторону и долго, шумно выдыхал. И только тогда понял, что так пить дорогущий кальвадос — явный моветон. Глядящий на меня круглыми глазами разносчик больше принюхивался к ароматному напитку, чем потреблял его. А если и пил, то малюсенькими глоточками.

Но когда я вновь принялся с остервенением пережевывать ароматное мясо, мой благодетель не удержался от комментария:

— Первый раз вижу такого отчаянного выпивоху. Он же крепкий, зараза, и страшно пекущий! А ты его пил как воду.

— Голодал. Долго. Организм требует. Много. Но, хорош!.. Спасибо!

Что еще я мог сказать? Ляпнуть «…я не ел семь дней»? Так мало ли что впоследствии врать придется. А легенда не сойдется. Или сослаться на утраченное чувство обоняния или на отбитый при падении пищевод? Тоже нельзя, в следующий раз могут принести подпорченную пищу.

Ну и чтобы отвлечь внимание от себя, кивнул на камеру напротив:

— За что эта рыжая сюда попала?

Мой собеседник ухмыльнулся, хмыкнул, словно сомневаясь, а потом поделился сплетнями, правда, понизив голос до минимума:

— Эта девица слишком наглая и не умеет ждать. Повезло оказаться в ложе с князем, вот и возомнила о себе невесть что. А там и без нее фавориток хватает, целая плеяда кормится, при этом еще и княгиню ублажая всеми возможными способами. Тогда как рыжая все под себя подмять решила. Результат: княгиня ее сюда запроторила, а сам князь уже три недели о короткой интрижке даже не вспоминает.

«Сложно у них тут, — проснулась осмотрительность. — Лучше не влезать и вообще не комментировать!» Поэтому я с пониманием кивнул и поинтересовался мужчиной в четвертой камере:

— А горлопана за что свободы лишили?

— Вот он уже истинный отступник! — Облик мужика посуровел. — Представляешь, осмелился засомневаться в целесообразности деяний Строителей!

— Ах ты ж! — Я с пониманием закатил глаза, цоканьем языка показывая весь ужас такого святотатства. — Да как он посмел?!

— Заявлял, что он со своей артелью может улучшить многие конструктивные особенности наших жилищ. И сотоварищей по делу подбивал выступать вместе с ним, очерняя великие творения наших предков. И что ему, барану бестолковому, не нравилось-то? А? — Он в явном расстройстве махом допил оставшиеся два глотка.

Мне же оставалось только поддакнуть и сместить акценты на свою судьбу:

— Да уж, падают нравы-то… А что ночью-то случилось? Что-то взорвалось? Кто-то погиб?

— Ну еще бы! — сразу оживился разносчик. Видимо, умение сплетничать было не только его работа, но и призвание: — Это ж самого графа Диялло кто-то магическим взрывом уничтожил. Да не одного, кто-то с ним еще был. Причем случилось это прямо в спальне его супруги, графини Маланьи, а сама она в этот момент находилась во второй комнате своих апартаментов. И тоже не одна, поговаривают, со своим приятелем. Вместе и пострадали, когда стена между комнат рухнула да их обоих камнями оглушило.

— Уф, страсти-то какие! Это получается, все по причине ревности смертоубийство случилось?

— О какой ревности речь? — фыркнул мой собеседник вначале с презрением. Да и на меня глянул, как на придурка. Но тут же нахмурился и забормотал: — Хотя… Кто его знает, что там на самом деле случилось-то. Эта Маланья Диялло — та еще интриганка… Но опять-таки смерть супруга ей меньше всего была выгодна.

«Э-э, да этот дядя тут знает почти все и вся! — зашевелилась у меня в голове логика. — Надо с ним дружить!»

— Еще стаканчик?

— Нет. — Мой информатор оглянулся по сторонам и заговорщически пояснил: — Мне надо вначале тележку отвезти на кухню. А потом в харчевню «Карайса» наведаюсь, заберу твой заказ, и вот тогда… — он словно присмотрелся ко мне, вопрошая: «Если не жалко?..»

— С хорошим человеком и обеднеть приятно! — перефразировал я другое изречение, где говорилось про умного и дурака. — Так что вторую лейзуену при тебе открою.

Мой благодетель убыл по своим делам. Причем окошко не закрыл! И только жестом барским показал: мол, улучшай вентиляцию. А почему он такое вытворил?

С одной стороны, он тут хозяин, ему видней. К тому же я получаюсь как бы персона с особым статусом, только за один раз ему подарившая неслабый довесок к заработку. И невиновен я ни в чем, если глянуть на меня как на случайного прохожего.

А с другой стороны, все это выглядело как бы приглашением для свободного общения с другими узниками. Узниками ли вообще? Или с подсадными утками? Провокация? И сейчас разносчик стоит мне невидимый и внимательно прислушивается к каждому слову? Да и сами узники, возжелают ли со мной поговорить?

Возжелали. И первым послышался женский голос:

— Эй ты, новенький! Ты кто такой?

Я с полным равнодушием продолжил насыщаться, с трепетом и предвкушением ожидая горячие блюда. Поэтому не желал отвлекаться от этого блаженного дела даже на мгновение. Да и вообще, меня с детства родители учили во время еды не разговаривать, иначе подавиться можно.

А хорошо идет мясцо-то! И только начинает во рту или в глотке застревать, как я его одним глотком кальвадоса словно очищающей лавиной проталкиваю. Лепота!.. Если бы еще соседка не надрывалась жалостливо:

— О чем вы там с этим «кашеносом» шептались? Не вздумай с ним откровенничать! Подлая и мерзкая тварь. Стукач! Провокатор!

Ага! Еще недавно ты и меня, красотка, нехорошими словами унижала. Даже не спросив о сути моего заключения. Так что верить тебе — себя не уважать. Ну и подавиться не хочу, напоминая очевидное. Молчу. Ем. Наслаждаюсь. Чувствую, как все мои симбионты воспряли духом и стараются, стараются, стараются…

— Эй, новенький! — Ну вот, опять эта рыжая. Неужели так быстро слопала свою порцию? — Ты что, оглох? Или прикидываешься дубиной стоеросовой? Отзовешься или нет?

Чего ей неймется-то? Уже злобно хмыкаю, но еще сдерживаюсь. Тем более что в процесс перекрикивания подключается отступник, можно сказать, политический страдалец от теократии и возмутитель здешнего паноптикума из обожествляемых предков:

— Сюзанна! Не вступай в контакт с этим членистоногим! Он наверняка хочет у тебя выпытать о намерениях, после чего тебя вообще засадят в общую тюремную камеру.

Видимо, угроза в самом деле нешуточная, раз девица на какое-то время умолкла в раздумьях. Но имя-то какое у нее прекрасное и звучное. У-у-у!.. И родное. Словно далекой Землей повеяло. Даже не верится…

Имя хорошее, но вот характер у Сюзанны явно не сахар:

— Плевать на общую камеру! Мне уже все равно! — Она словно стала впадать в истерику: — Я на свободу хочу! Людей увидеть! Садовые деревья потрогать! А-а-а-а!.. Отзовись, моллюск безмозглый!

Я уже и мясо прожевал, запил его глотком кальвадоса и собрался пожалеть несчастную узницу. Но последние слова отбили все желание пообщаться, и я вновь приступил к наполнению своего желудка ценными углеводами, белками, крахмалом, алкоголем… ну и прочим.

После нескольких минут рыданий и причитаний всхлипы затихли, и послышался голос мужчины из четвертой:

— Зря ты так нехорошо отзываешься о нашем товарище по темнице. Он ведь нам ничего плохого не сделал…

Ну, кто на что учился. У кого темница, а у меня вон светлая комната. И я с удовольствием осматриваю открывшуюся моему взгляду долину. Или равнину? Но в любом случае красиво над ней местное светило движется… Хм! А ведь справа налево оно движется! То есть мы — в южном полушарии. Пригодится это знание или нет? Но в любом случае отложить в памяти будет полезно.

После чего я вернулся к открытому окошку двери, наступая на горло своей принципиальности и обращаясь солидным басом к мужчине:

— Насколько мне помнится, мистер безбожник, вы тоже в мой адрес позволяли неэтичные высказывания. За такое, знаете ли, бьют по морде лица.

— Прошу меня простить! — тут же ответил узник. — Все-таки в моем состоянии раздражительность не лучший сокамерник. Виноваты во всем: опоздание завтрака, отсутствие помощи и новостей от моих сотоварищей-архитекторов, полутьма постоянная давит и вообще вгоняет в крайнюю тоску полная бессмысленность моего заточения. Я ведь никоим образом не хотел умалить величие Строителей…

— И я! И я прошу прощения! — завопила рыжая узница. Наверняка мечтала выговориться или хоть что-то узнать о своей судьбе: — Была виновата! Сглупила! Осерчала! Да и вообще, стоит ли истинному мужчине серьезно относиться к нескольким словам отчаявшейся женщины? Вы ведь и так сильней меня, а потому должны прощать мелкие прегрешения. Да и вообще, я впоследствии вас очень, ну очень, очень отблагодарю за любую помощь и содействие…

Напоследок ее голос, даже доносящийся через щели вокруг стальной двери, стал настолько грудной, мурчащий и соблазнительный, что мне оставалось только встряхнуть плечами, отгоняя навалившееся наваждение, и воскликнуть:

— Однако! Сюзанна… С чего вы решили, что я — истинный мужчина? Я молод, даже юн! Мне всего восемнадцать, и у меня впереди прекрасное и светлое будущее. А потому я бы не хотел на вас жениться и ломать свою судьбу. Да и детей мне рано заводить…

Из четвертой камеры послышался гомерический хохот. И из восьмой — еле слышное шипение:

— Моллюск недоношенный! — Но с моим-то слухом я прекрасно слышал, как нервно дышит зарвавшаяся фаворитка местного князя. Зато последующие слова прозвучали все с той же обволакивающей страстью и вожделением: — Хорошо, мой юный спаситель! Мы не станем себя связывать узами брака, но я все равно буду выполнять все твои желания. Все, все! Даже самые сокровенные…

— Да-а?.. Ну тогда расскажи вначале, как князь управляет своим княжеством? И как ему в этом помогает княгиня? — задал нужные вопросы, рот свободен. Продолжим завтракать… плавно переходя к обеду.

Только вот обитательница камеры напротив отвечать не спешила. Испугалась? Или пыталась понять причины моего интереса? Наверное, второе, потому что осторожно спросила:

— Что за странные вопросы?

— Уж какие есть, — настоял я. — Или ты отвечаешь, или я прекращаю всякое с тобой общение. И уж тем более благодетельствовать не стану.

— А ты можешь? — Жаль, не видно ее ауры. Но по тону чувствуется, что красотка готова на все. Оставалось только выяснить, где это «все» заканчивается.

Поэтому я замолк, отдав дань уважения кулинарным изыскам Карайса, неизвестного мне хозяина ближайшей харчевни. Минут пять царила полная тишина, похоже, и отступнику стало интересно, что расскажет Сюзанна. А потом она затараторила четко и вполне разборчиво потоком слов. Причем отвечала так, словно ученица на уроке местного обществоведения. Скорей всего так мог рассказать любой подданный князя, у кого язык хорошо подвешен и умение поболтать присутствует. Минут через пять я прекрасно понял суть, права и обязанности местного властелина. А также основную концепцию его правления: тотальный консерватизм. Иначе говоря, ни единого изменения в законах, традициях и правилах. Все, как при далеких пращурах: ни шагу в сторону, ни малейшего новшества, никакого прогресса. Живем и дышим, как завещали нам великие Строители.

А! Что я еще понял: венерических заболеваний здесь нет. Посему нравы в обществе более чем фривольные. И отношение к обязательному браку — всего лишь дань пуританским традициям. Считается, что можно быть замужем или женатым, но при этом изменять своим дражайшим половинкам направо и налево.

На что оставалось мне только почесать озадаченно затылок:

«Это я попал! Но вот хорошо или плохо попал — тот еще вопрос! Как бы и здесь по незнанию мелочей в неприятности не влипнуть…»

Тогда как моя информатор требовательно поинтересовалась:

— Так ты готов мне помочь за мою лекцию?

— Помочь? Как? — вырвалось у меня.

— Одолжи мне денег! Мне надо связаться с верной подругой, а без денег этот кашенос ничего делать не станет.

— М-м?.. И много денег надо?

— Хотя бы две серебрушки.

— За твою лекцию о том, что все и так знают — и одной серебрушки много, — вынес я суровый вердикт. — Вот если ты таких лекций десяток прочитаешь… Кстати, наш кормилец идет.

Мы притихли, прислушиваясь к приближающемуся топоту и поскрипыванию колес. А потом я вновь чуть не захлебнулся слюной, когда разносчик стал подавать мне блюда через невероятно узкую для этого щель в решетке. Пришлось нам изрядно помучиться, пока весь комплект доставки не расположился у меня на столе и частично на кровати.

После чего я торжественно открыл вторую бутылку кальвадоса и щедро плеснул своему благодетелю новую порцию благородного напитка. И тост сказал соответствующий, правда шепотом:

— За хороших людей! — еще и тарелку выставил для угощения, как бы для закуски. Мужик и это оценил, хотя голодным однозначно не был. Зато после этого заулыбался и наклонился к самой решетке:

— Ну что, пообщался с этой козой рыжей? Денег просила?

— А то! — многозначительно хмыкнул я после очередного глотка.

— И что? Пожертвуешь?

— Еще чего? Не заслужила она и не заработала, — ляпнул я, лишь бы ко мне с этим вопросом не приставали. И тут наш кашенос меня поразил почти насмерть:

— Так пусть зарабатывает!

После чего допил угощение, отставил свою многоярусную тележку в сторону и шагнул к камере номер восемь. Открыл дверь и скомандовал:

— На выход! — Красотка вышла чуточку испуганная, но с гордо расправленными плечами. — Стоять! Ждать! — Кормилец открыл дверь ко мне, довольно грубо затолкал узницу в мою камеру и напутствовал словами: — Договаривайтесь как хотите!

Закрыл дверь и дверцу раздачи. И ушел.

Все это было проделано без малейшего слова согласия как с моей стороны, так и со стороны бывшей полюбовницы князя. А я так и замер с некрасиво торчащим изо рта куском курицы. Не подавиться бы…