Земля в иллюминаторе (сборник)

Юрий Иванович, 2013

С давних времен разумные существа любили развлечься охотой, но рано или поздно любое цивилизованное общество признает охотников браконьерами и беспощадно борется с истреблением природы. Но куда девать тех, в ком охотничий инстинкт сильнее рассудка и страха наказания? Пожалуйте на планету со звучным названием Бельмо, где полным-полно диких, злобных хищников и где за большие деньги можно поохотиться раз в году… Выпрыгнув из подпространства, корабль Хеба оказался на орбите незнакомой голубой планеты, но пилоту некогда было пялиться в иллюминатор. Оказавшаяся неподалеку полицейская шхуна немедля открыла огонь. Хеб не остался в долгу… Беззвучный космический бой завязался над Землей, жителям которой не было до этого никакого дела. Их интересовали свои мелкие проблемы. Какой там Космос, когда начальник устраивает новогодние розыгрыши, от которых выть хочется… Эти и другие потрясающе смешные истории в новой книге признанного мастера фантастики!

Фантасмагория предназначения

Гермес спешил. Сколько он себя помнил на этой работе, приходилось спешить всегда. Но сейчас он спешил особенно.

Что заставляло его так торопиться? Из собственного опыта он знал только одно: необычайная важность доставляемого им сообщения. Вот только каким оно окажется на этот раз? Радостным или печальным? Вернее не так: ОЧЕНЬ радостным или ОЧЕНЬ печальным? Другой причины для такой спешки он не видел. Доставляемая депеша ну никак не могла оказаться из разряда рядовых или средней значимости.

Короткое затемнение, привычная концентрация тренированного тела, и в следующее мгновение Гермес перенесся в очередной мир. Мягкий пружинистый прыжок с метровой высоты и почти в безостановочном движении ориентировка на местности. Так, сухая степь с большими холмами. Дорога. Значит, по ней. Совершенно без заминки повернул в нужную сторону и побежал. Жаль, что дорога покрыта крупными и неровными плитами колотого камня. Лайтару не используешь! Для старта на ней нужна ровная поверхность или свободное падение вниз не менее чем с двухкилометровой высоты. Лайтара… или более любовное название — Лайта. Рука привычно погладила небольшую доску с колесиками, удобно притороченную к левому боку. Сколько пространств ты помогла преодолеть! Но все равно добрую треть пришлось бежать на своих ногах.

Неожиданно Гермес услышал сзади себя шумное дыхание и громкий топот. Не может быть! Кто-то его догоняет! Кто-то бегает быстрей, чем он! Не оборачиваясь, прибавил скорости. Бешено вздымающиеся легкие стало покалывать. Но усилившееся дыхание приближалось. Причем быстрее, чем топот. Прежде чем удалось понять суть происходящего, рядом, в поле зрения показалась ЖЕНЩИНА. В белом платье, расширяющемся возле колен, она бежала, словно нереальный мираж. Нет, не бежала, а летела, лишь чуть касаясь босыми ногами грубых и неотесанных каменных плит. И какая она была красивая! Вот только почему она так тяжело дышит? Хотя, конечно, при подобном движении кажущаяся легкость — лишь обман зрения.

Гермес не без гордости заметил, что женщина чуть замедлила движение и заинтересованным взглядом осмотрела его фигуру. Еще бы! На такой работе просто вынужден всегда оставаться стройным и подтянутым. Уголки губ незнакомки дрогнули от поощрительной улыбки, мелькнуло белое платье, и в расширенные ноздри ударил легкий, но дурманящий запах разгоряченного женского тела. От проснувшихся эмоций сознание странно напряглось, а ноги стали заплетаться. Пришлось снизить скорость.

Тут же топот раздался прямо за спиной. А еще через мгновение Гермеса обогнал молодой парень в пятнистом костюме. СОЛДАТ! Прочные, не лишенные некоторой элегантности ботинки и создавали громкий шум. Бежал солдат легко, словно на тренировке. Без оружия. Без снаряжения. Куда? Увы, на ходу не поговоришь. Может, он гонится за женщиной? Вряд ли. По увеличивающемуся расстоянию между ними можно скорей предположить, что красавица недавно обогнала и солдата.

Дорога вильнула несколько раз между холмами и постепенно стала выравниваться, а потом и вообще превратилась в сплошную ленту асфальта. Дождавшись, когда подошв его сандалий коснется ровная поверхность, Гермес позволил себе обрадоваться. Лайта! Теперь твоя очередь! Отточенным движением отстегнул доску из ремней. Поставил на асфальт. Встал на Лайтару правой коленкой. Левую стопу пристроил спереди. Пяткой к коленке. Приподнял руки чуть вперед и развернул ладонями кверху. Выпрямил спину и приподнял подбородок. Очень красивая поза. Со стороны! А вот в исполнении — тяжелейшая процедура. Особенно после интенсивного бега. Но другим позам Лайта не поддается. Не слушается. Шевеление пальцами. Доска плавно тронулась с места и стала набирать скорость. Теперь его уже никто не перегонит!

Гермес редко вспоминал свое настоящее имя. Да и зачем? Во всех мирах таких, как он, звали только одним именем. И только в его родном мире подобную работу называли иначе: почтой. А таких Выбранных, как он, — ПОЧТАЛЬОНАМИ. Когда родители узнали о его Предназначении, то сказать, что они были потрясены и угнетены этим известием, — значит, ничего не сказать. Мать — знаменитая поэтесса — просто беззвучно заплакала. И замкнулась в себе. А отец — гениальный конструктор и создатель — неожиданно замолчал. Очень надолго. Лишь по прошествии нескольких дней он сказал первое предложение. Послал работать. И все! Только два слова.

Скальный нарост остался справа, а впереди показалась фигура в пятнистом костюме. Хоть и бегущая с прежней скоростью, но приближающаяся. Чуть позже слуха достиг более мягкий на асфальте топот. Гермес обгонял солдата без малейшего злорадства. У каждого своя дорога. А поговорить можно и потом. Если встреча повторится. Да и скорость нарастала. И за очередным поворотом он увидел белое пятно.

Поравнявшись с женщиной, Гермес непроизвольно сбавил скорость. Хоть вся его профессиональная сущность восставала против этого. Все чувства вопили, требовали увеличить скорость. Но разум отыскал маленькую лазейку для поблажки. Ведь любоваться не запрещено? Даже во время работы? Не запрещено! А как можно не залюбоваться этой стремительно бегущей красотой! Да можно вообще замереть от восхищения и превратиться в каменную статую! Еще можно…

Женщина несколько раз повернула голову в сторону Гермеса. И стала сбиваться со своего легкого, воздушного шага. Может, она оступилась? Но почему взглянула с осуждением? Так и смутиться недолго. Может, ей мешает пристальное его внимание? Похоже, если судить по ставшему аритмичным дыханию. Из чувства такта никакой бегун не станет мешать или навязывать свою компанию другому. Полюбовался — и вперед!

Лайта опять начала плавное ускорение. Но сразу за новым поворотом дорога стремительно пошла вверх. На неимоверно высокий курган. К тому же на середине подъема покрытие сменялось на огромные, положенные уступами плиты. Гермес редко рычал от раскаяния. Но сейчас это звериное действие выплеснулось из него, сметая все преграды в сознании. Момент утерян! Теперь для взлета не хватит скорости! Хотя… Неожиданно другая мысль принесла облегчение. Ведь можно набрать скорость и за курганом. А пока надо поддерживать азарт бега любой ценой. Даже ценой соперничества с женщиной и солдатом. Почему бы не ему первому достичь вершины кургана? Какой разрыв удалось создать? В данный момент неосторожный поворот головы назад мог нарушить шаткое равновесие. Не стоит даже оглядываться. Ведь шумное дыхание еще слышалось не так давно!

Лайтара стала стремительно сбрасывать скорость. Подъем слишком крут. Силы инерции хватило как раз до плит, уложенных скошенными вниз ступеньками. Пока пристегивал доску, успел оглянуться. Надо же! Женщина уже неслась у самого подножия! Ничего, его скорость в гору почти не уступала скорости бега по прямой. А если еще и постараться? Удалось! Гермес понесся гигантскими прыжками. Каждый раз, ступая уже на новую грань очередной плиты. Вот и вершина! Чуть подернутая туманным облаком. Самая верхняя плита, уложенная ровно. Вторая, уложена уж с уклоном. Начинается спуск… А где же третья плита?! Вместо нее несуразный конек крыши, покрытой красной черепицей. И за ней бездонная пропасть.

Невероятным усилием Гермес подогнул бегущие ноги и всем телом плюхнулся на последнюю плиту. Раскидывая руки в стороны. Пытаясь распластаться и затормозить всеми кусочками своего тела. Его несколько раз крутануло по шершавой плите, раздирая кожу до костей. И в последнем подскоке тело бросило на странную крышу. Краем черепицы ударив по груди. Выбивая из легких весь воздух. Окровавленные пальцы попытались остановить переваливающееся через преграду тело. Но только бессильно скользили по влажной от тумана обожженной глине. Его ноги поднялись вверх в последнем кувырке. Все. Это смерть! Пронеслось в сознании…

Но на миг раньше в уши ворвалось шумное дыхание. Женщина взлетела на курган как на крыльях. Но это ее и убило. Она расширенными глазами уставилась на пропасть, летящую ей навстречу, инстинктивно поджимая ноги и краем глаза замечая критическое положение тела Гермеса. Она успела сделать только одно движение. Уже ударяясь голыми ступнями о край крыши, со всей силы ударила рукой по опрокидывающимся ногам доставщика депеш. Останавливая его падение. Но при этом ускоряя свое. Белое, вращающееся пятно с криком ужаса понеслось в пропасть. Женщина не хотела умирать…

Пропасть оказалась не бездонной. Всего лишь метров девятьсот. Внизу в зеленой сумятице деревьев располагались каменные постройки. Хорошо заметное издалека платье так и скрылось между ними. А через короткое время снизу донеслись не то рев толпы, не то крики ужаса. Темнеющими от боли глазами Гермес пытался рассмотреть происходящее в пропасти. Уже и не надеясь восстановить покинувшее его навсегда дыхание.

Неправильно сросшиеся миры. Выворотка. Наросты времени и пространства. Калейдоскоп граней. Потерянные Углы. Несоразмерные Отражения. Такое место называли по-разному. Но почти всегда оно таило только одно — смерть. Конечно, чувства Гермеса, вернее, его врожденное предвидение опасности подсказывало чуть раньше единственно верный выход. Ускориться на Лайтаре и преодолеть по воздуху этот опасный участок. Но таким даром обладали немногие. И его коллеги очень часто гибли в таких ситуациях. Да и женщину это не спасло…

А солдат?! Гермес перекатился на бок и попробовал со стоном втянуть воздух в легкие. Кроме вспышки боли ничего не последовало. Тогда он принялся двигать брюшным прессом, пытаясь закачать нужный кислород хоть таким образом. Несущественно, но стало помогать. А топот уже явственно слышен. И когда раздался совсем рядом, в его сторону понеслось с мучениями выдавленное слово-шепот. Стой!

Солдат есть солдат. Такому хватает и минимального предупреждения. Да и скорость его была меньшей, чем у женщины. А уж про сноровку и говорить не приходится. Словно на показных учениях, он распластался намного лучше, чем Гермес. Вот только масса его тела продолжала толкать вперед. И если бы не подставленная рука посланника, солдат тоже бы рухнул в пропасть. Некоторое время он с хрипом пытался отдышаться. Лишь с благодарностью глядя в глаза спасителю.

Неожиданно Гермес почувствовал необъяснимую тревогу и почти машинально перекатился от края. Солдат на четвереньках последовал за ним. А еще через мгновение весь поднимающийся кусок крыши с черепицей рухнул вниз. Даже солдат содрогнулся от представленной картины их падения. Опять снизу послышались грохот и вопли. Не то яростные, не то печальные. В будущем ничто не могло задержать бегущих по этому участку дороги. Первая же наклоненная к спуску плита нависала над бездной. Со временем и весь курган обвалится в неудачно застрявший внизу кусок мира. Но когда это будет? И сколько жизней еще здесь оборвется? Вернее, внизу…

Похоже, солдат свою цель потерял. А может, у него ее и не было? Чуть осмотревшись по сторонам, он встал и замер. Но теперь он смотрел вопросительно лишь на Гермеса. Посланник тоже встал, морщась от боли и придерживая руками поломанные ребра. Регенерация организма уже работала на полную силу, но о беге в ближайшие часы нечего и думать. Интуиция без колебаний выбрала направление и повела влево, по вершине кургана. Туман сгустился, видимость упала до нескольких метров. Твердая земля сменилась песком. Затем отвердевшей от жары глиной. На ней особенно отчетливо слышался топот шагов идущего чуть сзади солдата. Это успокаивало. Вселяло уверенность.

Небольшой овражек. А за ним сплошной забор из красного кирпича. Или стена? Куда идти? Странно! Интуиция несмело указывает вправо. Значит, двигаться надо осторожно. Стоп! Железная калитка, изъеденная столетней ржавчиной. Нам туда. Вот только ручки нет. И не открывается от толчка. Солдат выходит вперед и наносит резкий удар ногой возле отверстия для ключа. Еще один удар. Еще десять. Сто. Ржавчина опадает целыми пластами. Вмятина углубляется. Появилась щель. Есть! Замок хрустнул. Парень в пятнистом костюме осторожно заглядывает вовнутрь, чувство опасности у него тоже хорошо развито. Чуть отстраняется, дает взглянуть Гермесу. Взгляду открывается немыслимо гигантский, полуразрушенный завод. Миллиарды тонн перекрученного, готового рухнуть в любой момент железа. А среди них три робота, бродящие с чем-то наподобие бензопил и вырезающие каждый кустик, каждую травинку вместе с корнем. Вырезающие монотонно и целеустремленно.

Неожиданно сзади все тело стало покалывать ледяными иголками. Гермес оглянулся и с содроганием увидел буквально в двух метрах молочный туман. Тот самый, с синими прожилками. Живой газовый хищник. Самая большая опасность на Выворотке. Посланник подталкивает недоумевающего солдата на территорию завода. После чего оба быстро заваливают дверь камнями. За ней — разочарованный стон.

Но и здесь опасность. С завидной скоростью роботы устремляются к людям. Цепи на пилах вращаются, отметая малейшие сомнения в их намерениях. Может, удастся прорваться мимо этих чудовищ за счет ловкости и быстрого бега? Вот только бежать посланнику трудно. Хорошо, что солдат молниеносными передвижениями отвлекает роботов на себя и те сосредотачивают все усилия на поимке более верткой жертвы. Но час такой погони вымотает кого угодно. А ведь удалось пересечь только половину территории завода. И солдат находит подходящую ловушку для монстров. Огромная платформа подвешена на большой высоте. На нее с соседних конструкций ведут три шатких мостика. Роботы уже плавно двигаются по ним, а солдат замер в центре. Там как раз крепятся уходящие в небо тросы. Солдат продел под мышки веревочную петлю и со спокойной улыбкой ждет железных монстров. Когда те достигли отметки невозвращения, изо всех сил дергает проржавевший рычаг. Платформа резко проваливается вниз. Высвобожденные тросы со звоном зазмеились в стороны, и один из них рассекает уже натянувшуюся веревку.

Солдат успел лишь приветственно махнуть Гермесу, оцепеневшему от переживаний. Подняв в воздух горы пыли, песка и красной ржавчины, платформа рухнула вниз. Сотрясая все мироздание. Соседние конструкции со скрежетом, визгом и грохотом стали заваливаться во вздыбившееся облако пыли. Погребая под собой все живое и неживое. Острой жалостью ударило по сознанию: не то чтобы поговорить, даже голос солдата услышать не удалось. Как, впрочем, и женщины. Ведь крик ужаса — это не голос.

Еще час Гермес пробирался чуть ли не на ощупь. И только благодаря путеуказующей интуиции наткнулся на точно такую же дверь, которую солдат разгромил с другой стороны завода. К немалому удивлению, изнутри ручка была. Хоть и пришлось повозиться с открытием.

А снаружи оказался совсем иной мир. И по усилившемуся зуду в руках Гермес понял: именно здесь он должен передать депешу. Отыскивая взглядом дорогу в нужном направлении, он не сразу заметил группу людей, стоящих возле него рядом. Люди со страхом смотрели на оставленную открытой дверь и с недоверием на отряхивающегося от пыли посланника. Пришлось им в нескольких фразах пересказать о действиях солдата и заверить, что роботов больше не стоит бояться.

А затем снова бег к виднеющейся полоске дороги. На счастье, она оказалась с ровным покрытием. Лайтара тоже не подвела. И уже через час Гермес торжественно протягивал депешу Отмеченному Властью человеку. Никто иной не мог коснуться запечатанного послания. А если бы и попытался это сделать, сразу бы исчез в клубке ослепительного пламени.

Отмеченный не спешил принять депешу. А по его глазам становилось понятно, что он предвидел подобное развитие событий и оно ему категорически не нравится. Но что поделать! И вот уже сильная, но трясущаяся рука вскрывает послание. Моментально ужесточившие черты лица. Лишение последней надежды. И громкий, отстраненный от всяких эмоций голос. О том, что их герой погиб. И долгая, полная тишина после этих слов.

Странный мир. Огромная толпа вокруг вся окаменела от горя. Почти у всех на глазах слезы. Но ни рыданий, ни стенаний или проклятий. Просто молчаливая покорность судьбе.

Первым заговорил Отмеченный Властью. Все здесь готово к… Суровый муж запнулся, не в силах вымолвить правильное слово… К тризне. Хотя готовились к пиршеству. Пригласил посланника тоже поесть за общим столом. Предложив предварительно освежиться после дальней дороги. Заплаканная девушка подхватила Гермеса под локоть и увлекла вовнутрь величественного здания. А через полчаса он уже прохаживался между неимоверно обильно накрытыми столами. Многие люди не ждали приглашений, ели, пили, тихо между собой переговаривались. Скорей всего здесь не в ходу была велеречивость и излишняя помпезность, присущая тризнам других миров. Но тихий шепот, стук приборов и звон бокалов навевали такую тоску, что даже думать о пище не хотелось.

Поэтому Гермес продолжал прохаживаться по залам до тех пор, пока не наткнулся на Отмеченного. Посланнику в любом мире разрешалось задавать вопросы тоже любые. Поэтому он поинтересовался такой глубиной грусти. Ведь даже в печали можно найти некоторое утешение при помощи музыки, например. В ответ последовало утверждение, что вряд ли кто из их народа в такой день сможет удержать в руках инструмент. Разве что сам посланник попробует. И на чем умеет? Только на пианино и гитаре? О первом инструменте Отмеченный Властью имел лишь общее понятие, а вот о втором высказался положительно. И тут же по раздавшейся просьбе его личная гитара была вручена в руки посланника.

Гермес вначале долго рассматривал необычный инструмент, который с тыльной стороны был выпуклым. Но больше всего вызвали непонимание пересекающиеся зигзагами по всей длине грифа полоски золотистой стали. Проходя над отверстием резонатора, они расширялись, сливаясь чуть ли не в единую полосу. Они и близко не походили на струны. Но как же на таком играть? Заметил устремленные на него взгляды, решил попробовать. Ведь если ЭТО называют гитарой, значит, играть на ней надо приблизительно в том же ключе.

Играть Гермес начал, просто обозначая аккорды на грифе и слегка касаясь подушечкой большого пальца полоски над резонатором. Звук раздался на удивление не гитарный. Нечто сводное между свирелью, флейтой и скрипкой. Как ни странно, но через какое-то время звуки сложились в весьма грустную мелодию. А посланник, воодушевляясь, играл все с большим умением. Но в один из моментов он почувствовал, что зигзаги под пальцами левой руки на грифе лопнули в нескольких местах. И мелодия резко стала меняться. Пугая звуком рваным, напористым и сокрушающим. Словно свежий ветер без спросу ворвался в помещение.

Неожиданно на плечо посланника легла тяжелая рука, остановившая импровизацию. Отмеченный отвел Гермеса в сторону и извиняющимся тоном попросил больше не играть. Уж слишком странной оказалась звучащая музыка, а для некоторых присутствующих даже чересчур веселой. Посланник лишь недоуменно пожал плечами, пояснив, что гитара скорей всего расстроена. Конкретно указав на появившиеся трещинки в зигзагах. Возникшее на лице Отмеченного изумление вытеснило даже вселенскую скорбь и печаль. Он долго и пристально рассматривал свой инструмент, бормоча, что такую гитару невозможно расстроить. Для этого надо быть либо жутчайшим варваром, или беззаветно любить музыку. Но ведь не может обычный, пусть даже с уникальными способностями посланник настолько любить музыку!

А Гермес музыку не просто любил. Он ее обожал. И если случались короткие перерывы в работе, всегда дома первым делом усаживался за рояль. Причем он не играл что-то конкретное, нет! Он просто любил извлекать звуки. Любые. Особенно странные и негармоничные. Мать чуть ли не падала в обморок от его изысков. Отец сразу же испарялся из дома. Старшие братья и сестры разругались с ним навсегда. А ближайшие соседи поднимали звуконепроницаемые перегородки. Но ругань и упреки ни к чему не приводили. И желание обучаться академически тоже не появлялось. Ни одного сочувствующего или пытающего как-то объяснить непонятное увлечение не находилось. Кроме одного человека. В последний год младший брат всегда старался находиться в музыкальной комнате. И слушать, как старший брат пытается извлечь нечто из несчастного инструмента. Его даже силой не могли оттуда вытащить. А уж тем более угрозами отдать на принудительное лечение. Зато после «концерта» младший братишка прямо-таки подпрыгивал от восторга, а потом еще несколько дней ходил задумчивый и сосредоточенный. И недавно выдал странную фразу. Мол, рояль — это полная ерунда! Мать, сурово сдвинув брови, нравоучительно заметила, что если еще и большой оркестр начнет играть такую же какофонию, то мир развалится на осколки. А отец с улыбкой добавил, что и на пастушьей свирели, при таланте, можно сыграть самые гениальные произведения. Младший брат не возражал, лишь пожал своими угловатыми плечами подростка. Добавив, что он еще над этим тщательно подумает. А думать он умел и любил. Да так думать, что все его наставники, профессора и учителя буквально на руках его носили и сдували малейшую пылинку. Видимо, потакая разрастающейся и болезненной мании величия.

Сейчас Гермес вспомнил о младшем брате и непроизвольно улыбнулся. При виде такого кощунственного отношения к постигшей их печали Отмеченный Властью содрогнулся. Вначале. А потом задумчиво предложил поиграть в уединении. Дабы никому не мешать, да и самому развлечься до нового Призыва. Вот только сможет ли посланник сыграть? Ведь то, что у них имеется, и инструментом назвать нельзя. Деловито проведя посланника через значительную часть города, Отмеченный на ходу пересказывал историю таинственного создания уникального предмета, который мог извлекать музыку, любые звуки и даже то, чему никогда не находилось определения. Когда он привел посланника в почти открытый огромный амфитеатр, то услышал опасения, что вдруг музыка опять не понравится горожанам. Тогда Отмеченный лишь успокоительно похлопал посланника по спине. Звукоизоляция не позволит никому вне этих стен услышать что-либо.

А само творение неизвестных мастеров поражало в первую очередь зрение. Круглый стол, в центре которого дыра для человека. Вокруг дыры по поверхности всего стола — хрустальное покрытие различной толщины. И уже на этом покрытии в экзотическом беспорядке лежали самые разнообразные предметы. В большинстве своем напоминающие раскрытые бутоны цветов, слегка перекрученные плафоны светильников, развешанные на подставках бусы, расставленные в беспорядке шары, призмы и пирамиды. Причем все это переливалось мерцающим, различным по оттенку цветом. Отмеченный, с несолидной для себя поспешностью, прополз под столом на четвереньках и встал в центре. Некоторое время он пытался вспомнить точки прикосновения, а затем короткими касаниями указательных пальцев сыграл незатейливую мелодию из пяти нот. При этом его лицо озарилось такой гордостью, словно подобные симфонии кроме него никто и никогда не играл. Хотя почему не играл? Играли! Много музыкантов опробовали здесь свое мастерство. Очень многие. У кого как получалось. Кто и таких нот сыграть не мог. А один до того доигрался, что здесь же и с ума сошел. Правда, перед умопомрачительством стал у него вырисовываться некий ритм в композиции. Но, видимо, не смог приручить инструмент до конца. Так и умер через год, со счастливой улыбкой и пуская слюну. Что? Конечно, никто не хочет Гермеса запереть в сумасшедший дом! Еще чего! Тут за всю историю несколько посланников свои умения показывали. Подурачатся несколько часов и бросают это дело. Хотя все признавали — невероятно интересная штука. После таких заверений Отмеченный поменялся местами с посланником и уставился на него в ожидании.

С чего начать? Гермес погладил хрустальное покрытие и сам же содрогнулся от щемящего душу стона. Коснулся в другом месте, и послышался говор лесного ручейка. Нажал на призму — раздалось размеренное уханье большого барабана. А вот эта грань плафона исторгла звуки аккордеона. В то же время со стороны продолжались сыпаться инструкции. Оказывается, любой звук может повторяться с нужным интервалом и сколько угодно времени. Надо только постараться удержать эту команду в памяти. Сила прикосновений тоже играет большую роль. Не всегда это — простое усиление звука. Чаще — переход на новый инструмент и большую численность. Там эхо, вот это все — специальные эффекты. По историческим данным еще и пол должен светиться какими-то особыми пятнами, но живых свидетелей такого явления не осталось. Даже видеть их лично Отмеченному Властью не удалось.

Затем еще с полчаса за Гермесом пристально наблюдали. Тот, нисколько этим не смущаясь, совершал невозможные в последовательности движения и упивался раздававшейся какофонией звуков. Каждый раз с восторгом вслушиваясь в незнакомые обертоны. Отмеченный успокоенно вздохнул и стал прощаться. Пояснив, что и он в молодости точно так же баловался. Что довольно-таки безобидно. Посланник понял, что здесь просто элементарно опасаются за уникальное творение и проверяют любого желающего за ним постоять. Обидеться, что ли? Оказалось, что не стоит этого делать. По тем же историческим данным, инструмент невозможно повредить. Так категорически заявил Отмеченный Властью перед своим уходом. И отправился на тризну.

Теперь Гермес уже без всякого надзора принялся за свои сумасбродные экспромты. Чего только он не делал! Разве что ногами не стучал по изящным и хрупким лепесткам, прозрачным плафонам и разноцветным геометрическим фигурам. Постепенно пришло осмысление, что у совершенно круглого инструмента есть левая и правая стороны. Затем стала вырисовываться непонятная связь между любой точкой на одной прямой, ведущей от музыканта наружу. Причем не только перпендикулярно к окружности, но и наискосок. Через некоторое время обнаружилось, что большинство точек реагировали лишь на одно воспоминание о них. А еще через два часа посланник стал впадать в транс. И даже не заметил, как пол под его ногами озарился цветовыми вспышками.

Независимо от сознания, а может и вопреки ему, Гермеса унесло. Далеко. Высоко. Туда, где еще никто не бывал. Туда, где обитает лишь нечто неподвластное и необъяснимое. Вокруг него грохотал прибой и пели птицы. Слышалась колыбельная, и взрывались вулканы. Скрежетали недра, и самозабвенно заливался соловей. Песни всех влюбленных сплелись в сказочный венок, а стенания всех несчастных перешли в скорбный шепот. Грохот всех водопадов не заглушал журчанья даже маленького родника. Звук раскрывающихся цветочных бутонов перекрывал все звуки и грохот войны, пожарищ и ураганов. И над всем этим властвовал детский, жизнеутверждающий смех.

А потом Гермес замер. Застыл, сраженный бессилием. И на долгое время оглох от обрушившейся на него тишины. Мир звуков перестал для него существовать. Он с удивлением смотрел на свои израненные пальцы. На свою кровь, забрызгавшую почти каждый предмет на грандиозном инструменте. На сотни тысяч людей, до предела заполнивших огромнейший амфитеатр. На их рты, открытые в беззвучных криках восторга и радости. На улыбки, искрящиеся глаза и вздымающиеся в приветствии руки. Лес рук. Океан рук. Безбрежный океан рук. Потому как верхний край амфитеатра сливался со сферой. Но даже на самой сфере, прямо над его головой тянулись к нему руки с летательных платформ, собравшихся со всех концов Вселенной.

И понял Гермес, что отныне он не посланник. А кто-то совершенно и кардинально иной. Вот только кто именно?