Андрогин

Юрий Иванович, 2015

Дарья Чернова не жаловалась на жизнь – жизнь у нее была яркой и насыщенной. Лишь одна нераскрытая тайна, вынесенная из детства, немного портила Дарье настроение. Ведь ее бабушка, умирая, завещала ей некий загадочный артефакт. Да вот только у Дарьи не было повода его опробовать в деле. Но повод случился. Смертельный диагноз врачей не оставил наследнице выбора. К счастью, артефакт сработал, перенеся женщину в загадочный мир летающих островов. Вернее, не саму Дарью, а только ее сознание. Все бы ничего, но при переносе сознание женщины оказалось сразу в двух телах – мужском и женском…

Глава 2

Всё смешивалось в голове, путая и пугая. Дарья словно раздвоилась и наблюдала, как на первой «картинке» кто-то падает в облако, а на второй — несётся вниз с потоком пенящейся воды. Ощущения обоих незнакомцев Дарья воспринимала, как свои собственные. «Первый» видел в прорехах облаков, как земля стремительно приближается, и понимал: гибель близка. Окунувшись в невесомый водянистый туман, он не сомневался — вот-вот последует удар и смерть.

«Второй» успел рассмотреть сквозь массы пенящейся воды зелёный покров леса и тоже осознавал приближающийся неминуемый удар.

В следующий момент «первый» попал в разрыв между облаками и успел заметить пронёсшийся мимо… край земли. Дальнейшее падение продолжилось в пропасть. Сознание бесстрастно зафиксировало, что пропасть кончилась и снова открылось свободное пространство. По сторонам просматривались новые земли с обработанными полями на равнине, город и солидная толпа людей на краю… Очередной пропасти?!.

«Второй» к тому времени уже явственно рассмотрел приближающиеся исполинские деревья и ждал смерти. Он всем телом сжался в комок, сгруппировался, с удивлением ощущая нечто, зажатое в левой ладони. Затем пенящаяся вода вокруг него стала уплотняться, давление резко возросло.

«Первый» сжался в ожидании предстоящего удара, но его не последовало — падение продолжалось! Вторая стена пропасти закончилась, и вновь внизу показалась… земля?!. Снова?!. Родилась мысль: «Не иначе как я падаю сквозь какие-то миры, и падение может быть вечным. Надо выбрать что-то одно и остановиться…»

«Второй» чувствовал, что уплотнившаяся вода, пусть и бурлящая от пузырьков воздуха, сдавила его со всех сторон, словно гигантским прессом. Но появилась правильная мысль: «Желательно не дышать! Тогда выживу!» Здравый смысл подсказывал, что падение удачно закончилось в каком-то озере, реке или водохранилище. А уж плавать Дарья Андреевна Чернова умела великолепно.

В это время «первый» вырвался из облачного слоя и уже чётко рассмотрел под собой сплошное пространство приближающегося леса. Очередной пропасти в нём не наблюдалось. Руки машинально улеглись крест-накрест на груди, правая попыталась нащупать кольцо. Увы! Кольца не оказалось, как и парашюта за спиной. Двадцать восемь прыжков, совершённых Черновой в той жизни, тут не котировались. Зато в левой руке она чётко ощутила твёрдый предмет.

«Неужели мраморное яйцо?! — молнией мелькнуло удивление. — Только почему оно такое маленькое?..» Ладонь после этого сжалась намертво. Хотя сознание вдруг запоздало начало вопить: «В рот! В рот засунь, дура! Сейчас же разобьёмся!..»

Та же подсказка мелькнула одновременно и в голове у «второго». Но как ею воспользоваться, находясь на внушительной глубине и боясь разжать губы даже на мгновение? Тем более что давление перестало нарастать, и интенсивно заработавшее ногами и руками тело начало всплывать. Пришлось бесконечно долго рваться к тусклому, сумрачному дневному свету. Но сила воли помогла, удалось всплыть и не захлебнуться. И даже весьма быстро отдышаться, а затем и проморгаться, чтобы осмотреть всё вокруг и над собой.

Небольшое пенящееся озеро, метров сорок в диаметре. Вокруг него — исполинские деревья. Над ними наплывающая чёрная туча, грозящая не то грозой, не то ураганом. И чуть дальше уплывающее по небу гигантское чудо. Увиденное никак не могло сразу уместиться в сознании. Три толстенных, метров по триста-пятьсот платформы, парили в пространстве, словно мираж. До самой нижней было не меньше километра, между ними — около пятисот метров. Нижние поверхности второго и третьего уровня ярко светились, испуская белесый свет.

Самым захватывающим зрелищем были два водопада. Один лился с верхней платформы на вторую. А другой, ещё более многоводный и величественный, срывался уже с нижней платформы и кипящим шлейфом водной кометы низвергался вниз, на исполинские деревья леса.

«Может, сейчас я тоже на очередной платформе? А там, вверху, — осколки иных миров, на которых мне не удалось задержаться?..» — На этом месте обе картинки размылись, и сознание Черновой осталось в теле «первого», который продолжал падать.

«Первый» не ударился о ветки. Озера или реки под ним не оказалось. Но когда до крон оставалось всего метров сто пятьдесят, навстречу падающему телу снизу ринулись с реактивной скоростью серые полуметровые клубки. За ними тянулись почти невидимые серые нити. Клубки встретили падающего человека, раскрывшись цветками взрывов, и враз укутали его непрозрачным коконом прочной паутины. После чего с дёрганием во все стороны началось резкое торможение. В какой-то момент Чернову чуть не разорвало на части внутри кокона, а потом опять подбросило вверх.

Такой экстрим Дарье Андреевне оказался знаком по прошлой жизни. Подобное называлось банджи-джампинг и доставило в своё время немало удовольствия. Здесь — спасло новую жизнь. Хотя и не факт, что надолго. Потому что поскрипывающий кокон сковал малейшее движение и своей структурой навевал на весьма неприятные предположения:

«Если есть паутина, то наверняка и пауки отыщутся. И, к сожалению, эти существа ловят своих жертв не для совместного чаепития».

К животным и к насекомым Чернова относилась спокойно. Она никоим образом не принадлежала к той категории дам, которые визжат при виде маленькой мышки или покрываются по́том от вида пробегающего таракана.

К паукам женщина резонно относилась как к самым полезным на земле насекомым. И с самого детства возмущалась стихотворной сказкой какого-то идиота, прославлявшего навозную Муху-Цокотуху, разных букашек и малярийных комариков. Куда как справедливее было прославлять подвиг паучка, боровшегося со всякой гадостью.

Наверное, поэтому одной из второстепенных профессий Дарьи Андреевны стала эпидемиология. Нельзя сказать, что она была известным или авторитетным специалистом на этом поприще, но основы и теории изучила крепко и практикой могла похвастаться немалой. А уж насекомых как класс она изучила вдоль, поперёк и в глубину. Помимо этого Дарья получила и медицинское образование по специальности «хирург». Но всё-таки истинным призванием, делом всей своей жизни всегда считала профессию фармацевта. В этом она достигла истинных высот, изучив и все иные науки, сопутствующие фармацевтике.

…Сейчас, когда кокон почти замер на месте, лишь слегка покачиваясь в воздухе, Черновой больше всего могли помочь знания энтомолога. А они твердили: если паук не станет сразу есть добычу, значит, отложит личинки сквозь небольшое отверстие среди нитей паутины.

Но в любом случае — что так, что этак — новая смерть. О том, что паутина создана человеком и служит спасательным средством для всех падающих с неба людей, Даша даже не мечтала. Потому что ни городов, ни посёлков не заметила. А что могут сделать дикари, обитающие в дремучем лесу? Да ничего… Разве что попытаются отбить добычу у пауков, чтобы потом самим же её и… схарчить.

Закон джунглей. Правила первобытного выживания.

Значит, следовало изогнуться, напрячься, но сделать так, чтобы мраморное яйцо вновь оказалось во рту. Тем более что от сжатого кулака на груди до губ оставалось десять, максимум пятнадцать сантиметров.

В том, что при смерти этого тела сознание перенесётся в новое, Дарья Андреевна не сомневалась. Теперь уже точно не сомневалась!

Несколько напрягала картинка «второго», сейчас совершенно исчезнувшая. Но мало ли какие накладки совершаются во время переселения душ? Да и потом будет время об этом подумать, в спокойной обстановке и в более безопасном месте. Сейчас же требовалось приложить все усилия для дальнейшего выживания.

Кокон задергался, затрясся, человек внутри извивался в попытках чуть сместиться, стать тоньше и гибче. Начало получаться. Руки оставались прижаты к груди. Правая отталкивала толстый, скрипящий слой паутины, а левая — продвигалась к подбородку, а затем к губам.

Какого-то отвращения к незнакомой субстанции вокруг не было. Скрипящая паутина приятно, мягко и упруго прилегала к коже, не вызывая раздражения. Не лезла в рот, нос и уши, не мешала открывать глаза. Видимо, эволюцией паучьего племени делалось всё возможное, чтобы пойманная жертва не умерла как можно дольше, оставаясь живой консервой.

Некоторые болезненные ощущения и кровь на лице были логично соотнесены Черновой к физическим повреждениям полученного ею тела:

«Несомненно, что прежняя хозяйка погибла, иначе меня в данную оболочку судьба подселить никак бы не смогла. Смертельные раны при этом залечиваются, но некоторые повреждения всё-таки остаются. Шрамы на лице бабушки Марьяны всю оставшуюся жизнь ей изуродовали».

Размышляя и продолжая интенсивно дёргаться, Дарья всё-таки сумела протолкнуть мраморный артефакт в рот. После этого у нее вырвался непроизвольный, зато довольно громкий стон полного удовлетворения своими действиями. Теперь повторная смерть была не страшна.

От потраченных усилий кокон слегка раскачался, подвешенный на нитях, став похожим на колыбель. Если бы ещё забыть про сопутствующие обстоятельства и новый мир — можно было бы и вздремнуть. Внезапно новое и весьма неприятное ощущение вдруг навалилось на Чернову предчувствием какой-то беды. Ещё не осознавая, какая конкретно неприятность с ней произошла, женщина как-то сразу поверила в сам факт чего-то страшного:

«Со мной что-то не так!..»

Попытки разобраться были прерваны самым грубым и неприятным образом: что-то угловатое ткнуло со спины в районе правой лопатки. Да так больно, что пленница застонала, вначале чуть не выплюнув яйцо, а потом им чуть не подавившись. Она непроизвольно задёргалась, не в силах спокойно перенести подобное надругательство.

Тут же в ответ снизу раздался восторженный вскрик. «О-о-о!» Тут же последовал второй тычок, на этот раз чуть ниже спины, и после очередного мычания жертвы, радостный вскрик: «Ха-ха!»

«Значит, на этой земле, на дне всех пропастей, всё-таки есть люди! — обрадовалась и Дарья, припоминая этапы-картинки своего странного падения. — Может, они не дадут меня на съедение паукам?..»

Тогда как снизу раздалось вполне человеческое, но непонятное восклицание:

— Байдабаду? — с явно вопросительным оттенком, явно мужским голосом. Потом ещё более непонятное, но вполне раздельное: — Гар радик ици?

Знавшая четыре иностранных языка, Чернова поняла, что немедленного взаимопонимания с местными аборигенами не получится. Но хуже всего, что извечный женский страх подсказал ей дальнейший ход развития событий: надругательств, вкупе с изнасилованием, ей не избежать. Это бабушке Марьяне повезло, она сразу вселилась в тело пострадавшей в катастрофе женщины, оказалась в цивилизованном обществе, где женщин уважают.

«А что взять с дикарей? — задрожала она от страха. — Кошмар! Вот это я влипла! Лучше попросту подавиться этим чёртовым артефактом!..»

Снизу, не дождавшись внятных ответов на свои вопросы, кто-то вновь больно ткнул закутанную в кокон жертву и стал ругаться. Ему вскоре ответил второй мужской голос, за ним и третий. Что-то заскрипело, кокон дёрнулся и стал смещаться в сторону.

Пленница окончательно впала в уныние. В отчётливо доносившемся говоре не было ни единого понятного слова. Тарабарщина на каком-то папуасском, точнее говоря, древнегреческом языке. И самое печальное — состав «спасателей»:

«Мужики… Много… Придётся давиться…»

Хотя как медик Дарья Андреевна понимала и другую опасность при попытках удушения: яйцо может попросту проскользнуть в пищевод, и тогда принятое решение всё равно не спасёт. А чтобы не произошло непроизвольного заглатывания такого большого предмета, следовало самой себе передавить горло.

Сложно? Да не сложней, чем перенести предстоящие надругательства. Тем более что левая рука уже находится в удобном положении, на самой гортани.

С самоубийством следовало поспешить, потому что аборигены уже сняли кокон с нитей и кантовали его руками. При этом они одобрительно гоготали, ощупывая и похлопывая доставшийся им трофей в разных местах. Вот разве что толстенный слой паутины не давал им возможности чётко определить качественную ценность доставшейся им пленницы.

Дарья решила поторопиться, постаралась как следует обхватить себя пальцами за горло, и тут её накрыло осознанием. Она поняла, что с ней не так! Тыльную сторону левой ладони что-то оцарапало! И этим была самая натуральная щетина! И кому она могла принадлежать — долго гадать не приходилось.

Уж в мужской небритости Чернова разбиралась отлично! Потому что терпеть не могла бородатых и тем более небритых. Своими колючими харями они всегда умудрялись расцарапать нежную кожу её лица во время поцелуев, за что бывали безжалостно изгнаны из жизни дамы, знающей себе цену и не терпящей подобного неудобства во время интимной близости.

В данном случае Дарья сразу определила возраст щетины: максимум двое суток. И при этом правая рука, остающаяся на груди, уже довольно интенсивно ту самую грудь ощупывала.

«Бородатая плоскодонка! — всё-таки осознать себя мужчиной Чернова себе не позволяла. — Да мне теперь только в цирке выступать!»

У неё в голове не укладывалось, как это можно не быть женщиной. Да она категорически не хотела бы такой несчастной доли для себя. Так как опустить руки к паху никак бы не получилось, Дарья всё продолжала ощупывать мужскую, довольно мускулистую грудь, противную щетину на подбородке и щёточку прорастающих усов на верхней губе. Паника нарастала даже большая, чем при опасности быть изнасилованной:

«Да лучше повеситься, чем быть мужиком! — вопило уязвлённое самолюбие. — За что на меня такая напасть свалилась?!»

Но ощупывания, пусть и стеснённые мешающим коконом, подтверждали первые выводы. А здравый смысл и логика упрямо твердили одно и то же: «Ты — мужчина! А раз так, то тебя никто насиловать не станет. Поэтому не вздумай помирать, жди. Повеситься никогда не поздно, успеешь!»

Да и действия аборигенов — может, и в самом деле папуасов? — пока особой агрессией не отличались. Похоже, что они подвязали кокон к чему-то, а потом понесли его с кряхтением и ругательствами, которые не требовали перевода. Стандартные выражения обсценной лексики в любом языке опознаются по интонации.

Чернова, постепенно успокаиваясь, продолжала размышлять и над своей судьбой, и над бабушкиными рассказами, и об окружающей действительности:

«В самом деле, спешить некуда. Не то меня ещё куда похуже зашвырнёт после смерти в этом теле. Хотя… что может быть хуже, чем стать мужиком?.. Особенно в моём возрасте?.. Кстати, бабушка упоминала, что порой сознание раздваивается, попадая в разные половинки одного целого. Но тогда получается, что вторая картинка, которую я наблюдала, будучи в потоке падающей воды, связана со мной? Тогда почему обозрение прекратилось? Ага! Точно! Если то тело падало в водопаде — могло и погибнуть… С этим моментом всё понятно… А вот куда меня несут? И почему не стали разбираться или выпутывать из паутины на месте?..»

Подсказку дали знания энтомолога. Паутина как таковая — продукт невероятно ценный вообще. А уж данная, которой можно ловить падающие с огромной высоты предметы, — и подавно. Будь местные дикари даже самыми отсталыми и неграмотными, всё равно должны понимать важность и незаменимость таких вот созданных природой девайсов. И наверняка они давно делают из паутины верёвки, покрывала, одежду и массу иных полезных в быту мелочей. То есть все нити надо аккуратно распутать, уложить, намотать, а не порезать на мелкие кусочки, теряя в качестве и прочности будущих изделий.

Размышления успокаивали, кокон дёргался и раскачивался, ругань поутихла, сопение с кряхтением усилилось. Да и вся дорога уложилась, по примерным ощущениям пленницы, в четверть часа. После чего послышались явно детские вопли, а потом и женские голоса с вопросительной интонацией. Запахло костром, пищей, неким отголоском скотного двора.

Оптимизма у Черновой прибавилось:

«Может, зря боялась? И никто бы меня в обиду не дал? Ведь довольно часто в отсталых общинах и анклавах царит матриархат… Хотя не факт, что правительницы племени могут оказаться мирными, добрыми и пушистыми. Вдруг они как раз деловито интересуются у добытчиков, с каким соусом приготовить доставленное мясо?..»

Гомон вокруг усилился, а там и кокон пару раз грубо дёрнули, на что-то зацепили и стали погружать в тёплую, маслянистую жидкость. Дарья не столько испугалась, сколько возмутилась: неужели дикари решили сварить трофей в бульоне, прямо вот так? В остатках одежды и вместе с коконом? Вполне естественно, что следовало выказать недовольство в той же обсценной лексике, но ничего, кроме мычания, не получилось. Ну и задёргаться вышло, показывая, что живая.

Тем не менее снаружи услышали, увидели и поняли опасения пленницы. Тут же гомон утих, а один женский голос что-то проговорил. Судя по интонациям: строго и успокаивающе. Так примерно обращаются к ребёнку, который капризничает и не хочет умываться.

«Ладно, утопят или сварят, всё равно, — смирилась Дарья, перестав мычать и трепыхаться. — Яйцо у меня во рту, а это бородатое тело мне всё равно не нравится».

Вера в иное возможное переселение у неё стала незыблемой и окончательной.

Папуасы, или кто они там, не стали топить свой трофей с головой. Наверняка разобрались, где у него верх, а где низ. И со спиной не сомневались. Затылок иномирянки упёрся в какой-то мягкий валик, и лицо осталось над поверхностью окружающего бульона.

Сам бульон стал заметно и быстро нагреваться. Но Дарья только обозначила первые свои движения, как вновь над ухом раздались непонятные, но явно успокаивающие слова. Пришлось вздохнуть и уже смиренно ждать своей участи.

Стало довольно горячо, но потом нагрев приостановился на терпимой отметке, а по всему кокону стали ощущаться лёгкие толчки и подёргивания. Да и возобновившийся женский гомон вокруг подсказал, что женщин не меньше десятка, и все они занимаются делом. То есть распутывают, расплетают или ещё как-то пытаются разобрать кокон на составляющие его нити. Предположения энтомолога оказались верны.

С полчаса длилось это кропотливое мероприятие. Затем довольно острые крючки стали доставать до тела. А там и целые участки кожи оказались открытыми, потому что от одежды оставались одни обрывки, которые тут же беспардонно отрывались и отбрасывались в сторону.

«Где же это тело носило? — размышляла Чернова. — И в каких пертурбациях оно побывало?..» — и замерла, окаменев в напряжении и перестав дышать.

Женские ручки наконец добрались до паха. Гомон усилился. Одежду и оттуда бесцеремонно убрали, а особо бесстыжие руки потеребили мужское достоинство. Скорее всего оно оказалось никакое, скукоженное и маленькое, потому что женские голоса дружно перешли в смех и весёлый гогот.

Дарья же от новых, незнакомых ей ощущений в ужасе замычала. Не будь яйца во рту, слова разнеслись бы сродни мыслям:

«Блин! Всё-таки я — мужчина! Какой позор!.. Обломиться и не срастись!.. Мамочка, роди меня обратно!..»

Увы! Мамочка её не слышала. Родиться обратно в собственном теле не светило. И женщина, прожившая пятьдесят три года с осознанием своего несомненного преимущества, вдруг ощутила себя осквернённой, униженной, поруганной и втоптанной в нечистоты. Нет, мужчин она в своей жизни любила, обожала, но вот стать одним из них или хотя бы на часок оказаться в его шкуре не мечтала ни разу. Даже в болезненных кошмарах ей такое не могло привидеться.

Она — прекрасная, достойная и гордая женщина! Всегда покорявшая мужчин богиня! И вдруг превратилась в такое же, как они, ходячее недоразумение?! Поневоле от такого стресса можно с ума сойти.

«Фу! Какая же это мерзость! — крутились в голове мысли, полные отвращения к самой себе. — Как они вообще живут-то?.. И вообще, не пора ли помирать?.. Потому что факт погружения моего сознания в тело мужика — уже повод для самоубийства. Пусть и не станут местные дикари насиловать, но… Блин! Лучше бы меня изнасиловали!..»

Ну да, присущая женщине логика рассуждений осталась, несмотря на мужскую оболочку.

Местные жительницы завершали свою работу по освобождению трофея из кокона. В районе лица они своими крючками не тыкали, зато чуть слуха не лишили, попадая в уши. Остальному телу тоже изрядно досталось, когда покров истончился и стал сниматься целыми кусками. Руки пленника стали практически свободны, и вот-вот проворные женские пальчики собирались и лицо ему открыть.

Перед Черновой встал жёстко вопрос: что делать с артефактом? Как поступят аборигены? Сразу убивать пленённое тело или подвергать мучениям вроде не должны, если судить по мирному, весёлому, если не сказать, фривольному тону и поведению окружающих… А вот если трофей продолжит мычать в ответ на естественные вопросы, могут такое поведение истолковать неверно. Не раскрывая рта, одними жестами не объяснишься. Да и улыбнуться дружески — никак не получится. Неуважение и гордыня чужаков осуждаются даже самыми миролюбивыми племенами.

С другой стороны, удастся ли незаметно сохранить спасительный кусочек мрамора в руке? Потому что даже остатки одежды, куда можно было бы хоть что-то спрятать, безжалостно отрезались и отбрасывались. Оказаться без яйца означало только одно — остаться в этом мире и в этом теле навсегда. До самой смерти. А та могла прийти ежеминутно.

Но всё равно Дарья решила зажать артефакт в ладони. В самый последний момент успела. Затем замерла, чуть ослеплённая ярким светом после снятия плотного куска кокона с лица. Не ощутив в свой адрес никакой агрессии, распрямила долго согнутые руки, шевельнула затекшими плечами, спешно стараясь проморгаться заслезившимися глазами. При этом ощущала шлепки ладоней по открытому телу, которые носили явно подбадривающий характер. Кто-то ткнул в правую руку и громко воскликнул:

— Арис Шенгаут! — Несколько голосов подхватили эти странные слова, но скорей констатируя или удивляясь. Что они обозначали, Чернова не задумывалась.

Сразу четыре руки интенсивно подталкивали, предлагая сесть.

Получилось. Да и проморгаться в положении сидя не в пример проще. После чего оставалось только осмотреться по сторонам да понять, чего хотят окружающие люди. Ну и классифицировать их как можно быстрей. А это, увы, представлялось сложным по причине разнообразия одежд.

Сразу становилось понятным, что к дикарям или к папуасам местных аборигенов отнести нельзя. Как нельзя и чётко определить историческую эпоху их развития. Уж слишком большое разнообразие царило в одежде, обмундировании, украшениях и даже в оружии. Этакая смесь всех стилей, времён и народов, начиная от Древней Греции и викингов и заканчивая русскими витязями с деталями экипировки войск специального назначения из двадцатого века Земли.

Кирасы, кожаные доспехи, кольчужная защита и шлемы — у мужчин. При этом несколько типов имели на себе жилетки, очень напоминающие разгрузки. Огнестрельного оружия было не видать, зато наборы метательных ножей поражали своим количеством, а топоры и мечи — истинным великолепием, достойным любого музея. Ещё несколько личностей выделялось неким подобием хитонов или тог, присущих жрецам или римским патрициям. У них на головах имелись остроконечные кожаные шлемы самой лучшей выделки, украшенные кусочками стекла.

Среди женщин преобладали одеяния в виде сари, тог, накидок и пончо. Все ткани очень яркие, многоцветные, хотя на вид излишне плотные и тяжеловатые. Были среди женщин и воительницы, тоже одетые кто во что горазд.

Действия происходили на внушительной поляне, метров ста пятидесяти в поперечнике. Она представляла собой холмик, утыканный всюду и особенно по краям низкими приземистыми сараями из камня. Причём возле каждой свободной стены помещения протянулись скамейки из расколотых пополам и тщательно оструганных брёвен. Между сараями, а в особенности ближе к центру поляны, располагались очаги открытого типа с каменными ваннами и здоровенными медными котлами. Кое-где между ними возвышались каменные идолы метра по три высотой, с довольно гротескно обозначенными формами тела и с весёлыми и добрыми, тщательно выбитыми в камне лицами.

В глаза бросились многочисленные открытые навесы с крепкими столами и лавками под ними. Похоже, местные аборигены питались именно здесь, каждый в кругу своих ближайших родственников.

Всё это хаотично застроенное пространство окружала стена деревьев, высотой до пятидесяти метров. На них имелись жилища трёх уровней в виде маленьких домиков, укрытых чем-то поблескивающим, серого цвета. Там же виднелись переплетения многочисленных верёвок, мостков и лесенок.

Ещё сотни верёвок, натянутых, как струны, протянулись из крон до самой земли. На их концах были прочные перемычки, за которые удобно хвататься двумя руками. Эти перемычки оказались вставленными в прочные рогатки на стволах деревьев. Казалось, что именно рогатки не дают верёвкам унестись куда-то вверх. Или сами верёвки могли на деле оказаться сделанными из каучука.

Дарья обратила внимание на чрезмерное наличие птиц. Причём птиц, не боящихся людей, не орущих дурными голосами. Они были разных размеров и самых разнообразных расцветок. Некоторые расхаживали среди людей, чуть ли не попадая им под ноги, кое-какие сидели на бортиках каменных ванн, что-то склёвывая с них, другие просто строились на нижних ветках, присматриваясь к действу, как к спектаклю.

Пока Чернова осматривалась по сторонам, ей (или уже правильнее ему?) помогли выбраться из каменной ванны, ноги обули в высокие галоши из серой кожи с завязками поверху, а на плечи накинули пончо, края которого свисали до самой земли. Кто-то дал кусок верёвки, и, подпоясавшись, Дарья почувствовала себя хоть чуточку защищённой. К правой руке тоже присмотрелась: там от запястья и до локтя имелась витиеватая надпись из двух слов. Причём буквы очень походили на странную, смешанную вязь из древнерусских символов и латыни.

«Неужели здесь написано моё имя? — мелькнула догадка. — Тот самый Арис Шенгаут, о котором выкрикивали? Хм, если это правда, то не самое худшее звучание. Знать бы ещё, что оно обозначает в местном языке?..»

Неожиданно женщины и воины расступились, стихли, и к месту событий выступили два старика и две старухи довольно преклонного возраста. Те самые, со стразами на кожаных шлемах.

«Старейшины! — догадалась Дарья Андреевна, стараясь смотреть внимательнее и пытаясь определить общественный строй: — Разве здесь матриархат? Не похоже… Тогда меня опрашивать пришли бы только старухи. И чего они на меня так уставились?.. Чего ждут?.. Благодарностей… или поклона? Вдруг здесь так не принято?.. Или наоборот — обязательно проявить учтивость? Ладно, поклонюсь, не сломаюсь…»

Дарья постаралась изобразить нечто среднее между кивком головы и поклоном в пояс. Вроде как угадала: все четверо похвально шевельнули бровями и чинно кивнули головами в ответ, но продолжали молчать.

Так что делать нечего, пришлось говорить самой:

— Огромная вам благодарность за то, что меня спасли! Пусть на вашей земле всегда царит мир, счастье и процветание!

Вряд ли хоть слово было понято, зато интонация оценена верно: благодарность поняли и приняли. Потому что одна из старушенций вступила в диалог. Её речь чуть напоминала итальянский, чуть латынь, но ни одного чётко понятного слова.

Затем вторая что-то выдала на более плавном наречии. И наконец, старик пролопотал, употребляя массу шипящих звуков. Но что они спрашивали на своих языках, понять не получилось бы при всём желании. А смутные догадки не следовало принимать во внимание. На любую вопросительную речь приходилось разводить руками, пожимать плечами и смиренно твердить, всё ещё пугаясь своего басовитого голоса:

— К огромному сожалению, уважаемые дамы и господа, но я вас нисколечко не понимаю. Придётся мне либо учиться, либо искать тех, кто меня поймёт.

Логику Чернова для такого ответа черпала в следующем: раз перевоплощения между мирами существуют, то хоть какая-то общность в языках может прослеживаться. А здесь — явно не китайский, то есть при старании можно изучить довольно быстро.

Ещё Чернова смогла удивить аборигенов своими попытками общения на иных языках. Но всё, что она знала, не нашло понимания у слушателей. Они отрицательно мотали головами и тоже разводили руками или пожимали плечами. Хорошо хоть система отрицания и утверждения у них полностью соответствовали общепринятым на Земле.

Зато во взглядах появилось уважение и некая озадаченность. И дальше начался диалог, основанный на жестах, ведущий к начинающемуся взаимопониманию. Как бы…

Старушка, похоже, занимающая место лидера или главного переговорщика, стала разгибать пальцы. Другой рукой при этом тыкала то в себя и подругу, то в старца, знающего шипящий язык. После чего уже двумя руками обвела всё вокруг, повторяя несколько раз:

— Клочари! — И ясно так показала, что это не лес, не земля, не деревья, не небо, клочок которого виднелся наверху. Следовало понимать, что Клочари — это и есть весь мир. И в нём существует три языка.

Потом вся ладонь была раскрыта во время тыканья в спасённого мужчину, а мимикой был показан вопрос, выражавшийся в любом из следующих предложений: «А где это? Что это за мир? Откуда будешь, братец-кролик? С чего это у вас, где-то там, — целых пять языков общения?»

Честно говоря, имеющая три высших образования землянка не ожидала от местных жителей такого аналитического склада ума. У людей, живущих на деревьях, совсем другие понятия и совсем иные интересы. Непонятен язык, да и ладно! Чего углубляться-то?

Хотя торговля и обмен с иными народами, несомненно, более развитыми, у них налицо. Да и те же разноцветные ткани они не могли окрашивать, вываривая в своих каменных ваннах.

Вполне возможно, в данном мире и существует сегрегация определённого состава населения. То есть здесь, в лесу, могли проживать изгнанники, отторгнутые остальной цивилизацией или отдельными государствами. Может быть, они тут все поголовно грамотны, а некоторые имеют и вполне академическое образование. То есть если начать врать — потом только хуже будет.

«Да и что врать? О чём? — сама себя вопрошала Дарья, старательно улыбаясь и начав обводить руками некую окружность. — Знать бы ещё, что я за странные пропасти видела, да имеют ли они отношение к данному лесу? Вдруг они встречают всех, кто пролетел через пропасти нормально, а вот сделай я заявление о новом мире, и меня сварят для наваристого бульона? Вроде на людоедов совсем не похожи, но лучше перестраховаться. Точно! Обрисую им пропасти, а там видно будет…»

Вот и взмахнула три раза, обводя руками вокруг себя. А потом каждый раз, показывая падение. Старейшины переглянулись между собой, недоумённо пожали плечами, а потом продолжили объяснения. Жесты вполне понимаемые, как короткие слова:

— Арис Шенгаут! Ты. В этом лесу. В наших домиках на деревьях. Согласен жить? Спать и кушать?

«Нет, сейчас вот всё брошу и пойду бродить по лесу! — ворчала мысленно Дарья. — Нашли дуру-принцессу из «Бременских музыкантов»! Ну и с именем у меня на руке, кажется, угадала!» Вслух она соглашалась, кивала головой, прикладывала руку к сердцу и благодарно кланялась.

Спина не сломается. А местным папуасам понравилось. Они одобрительно закивали и перешли к определению профессиональной принадлежности пришельца. Старушка ткнула рукой в самого экипированного воина, вроде как спрашивая:

— Сражаться (защищаться, нападать, нести службу) сможешь?

Землянка наверняка повела себя более чем странно, потому что ещё никак не освоилась в мужском теле. Распрямила пальцы на правой ладони, потом сжала их в кулак. Согнула руку, присматриваясь к собственным мускулам.

«А ничё такие! — чисто по-женски оценила Дарья. — Парень в спортзале по полдня торчал, не меньше. И ноги!.. Мм! Не иначе как тот ещё бегун… был. Так что могу и защищать или что там они от меня хотят?..»

Потом Чернова поняла, что на неё смотрят как на сумасшедшую, которая подняла края своего пончо вверх и теперь рассматривает свои волосатые ноги, словно увидела их впервые в жизни. Пришлось выкручиваться, показывая жестами нечто нейтральное, переводящееся примерно так:

— Сами видите, какой я сильный мэн! Так что я многое могу.

Тут один из мужчин-воинов подошёл и подал землянке меч. Мол, покажи, как ты им можешь орудовать.

Надо сказать, что Дарья взяла оружие с придыханием и восторгом. Никогда в жизни ничего подобного не держала, зато сколько раз мечтала, как она выхватывает, рубит, косит, валит, побеждает и разгоняет целые полчища орков, гоблинов, троллей и даже разноцветных эльфов. Благо насмотрелась в своё время фильмов в стиле фэнтези, да и книг порядочно прочитала.

Настоящий меч. Красивый. Вроде и тяжёлый на вид, но в сильной мужской руке он показался словно сделанным из картона. Чернова и показала, какая она сильная, лихая и ловкая. Несколько раз ткнула воображаемого перед собой противника, а потом его же ещё и разрубила крест-накрест. При этом остриё меча прошлось в пяти сантиметрах от опорной ноги и взрезало утоптанный грунт, как бритва папиросную бумагу.

Вначале все зрители ахнули. Потом впервые заговорил тот старец, что помалкивал. Причём эмоционально заговорил, если не грубо:

— Забери у него меч! Иначе он себе не только ноги отрежет, но и…

Иначе с чего это все грохнули смехом? И только хозяин меча с какой-то детской обидой на лице выхватил оружие, а потом долго и нежно ощупывал кончик меча. Неужели ему не верилось, что он у него такой острый?

Дальше размышлять пришельцу не дали. Следующий воин вложил ему в руки длинное, около трёх метров копьё. И рукой показал на свободный край поляны:

— Кидай вон туда!

Дарья не сомневалась, что с копьём у неё (то есть у него!), да с такими мускулами на руках, получится ещё лучше. Ведь в детстве и юности не раз нечто подобное метала с товарищами и подружками по играм. Да и чем копьё сильно отличается от мяча? Только формой? Ха! Поэтому приготовилась, сделала разминочное движение плечом и в три скачка попробовала разогнаться. И кинуть… попыталась. Но странное, слишком гибкое и пружинистое копьё прогнулось, зацепилось тупым концом за землю, ещё будучи за спиной, чуть не сломавшись, кувыркнулось и рухнуло всего лишь в пяти, максимум шести метрах.

Опять смех, шумное обсуждение в толпе зрителей и даже свист.

Так что когда приблизился воин с большим, боевым топором, то он его и протягивать не стал новичку. Только строго посмотрел и подбородком вопросительно дёрнул: «Потянешь?»

Чернова сразу догадалась признать своё неумение, помотав отрицательно головой. Да и старец, судья по воинскому мастерству, немедля дал отмашку: «Не давать!» До лука со стрелой вообще дело не дошло, хотя молодой парень, стоявший невдалеке наготове, ловко поигрывал стрелой, вращая её между пальцами. И лук у него имелся ну очень красивый. Но стрелок громче всех смеялся при метании копья, словно не сомневался: воин из пришельца — никакой.

Но на этом выяснение профпригодности не закончилось. Подошёл местный скульптор с молотком и зубилом. Ткнул своим инструментом в идолов, и через губу, с нескрываемым презрением поинтересовался:

— Может, ты вот такие шедевры умеешь создавать?

Скорей всего слова в его короткой речи были иные, но разве это что-то меняло? Вот и Дарья так посчитала, вежливо улыбнулась, мотнула головой отрицательно и проговорила с уважением:

— Куда мне до тебя, местного Микеланджело!

Мэтр ни слова не понял, но тон ему понравился. Он одобрительно хмыкнул, да и отошёл в сторону, с превосходством поглядывая на окружающих. Словно догадался, с кем его сравнили.

Затем подходила женщина с пряжей из паутины. За ней мужчина-гончар, показавший глиняную миску и небольшой кувшин. Кожевник с куском всё той же серой, поблескивающей кожи. Парень с отрезком плетёной сети. Девушка со смелым взглядом и кривым куском чуть ли не оконного стекла в руках.

Как химик и фармацевт, Дарья смогла бы сварить стекло. Но она сильно засомневалась в практической части производства. А девушка показывала именно осколок, скорей всего найденный. Уточнить по данной сложной теме что-то жестами — лучше и не пытаться.

Больше никто не подошёл. Видимо, санитаров, травников или алхимиков — тут не было и в помине.

И хоть общий гомон оставался без отрицательных эмоций, держать новичка нахлебником никто не вызвался. Старейшины встали в кружок и стали совещаться о доле человека, свалившегося к ним с неба.

А самой Дарье объяснить, что она умеет лечить, вырезать аппендицит (да и не только!) и знает, как сделать массу полезных лекарств, — запрещал здравый рассудок. Мир-то совсем иной. И не факт, что здешние Homo sapiens — идентичны во всём землянам. Вдруг у них внутренние органы несколько иначе расположены? Сердце справа? Или печень слева? Или реакция на лекарства не та: дашь какое-нибудь успокаивающее, а оно сразу вызовет инсульт? Или заживляющий стрептоцид инициирует воспаление крови?

Да и не факт, что здешние ингредиенты обладают ожидаемыми от них свойствами. Чтобы их проверить да сопоставить с земными аналогами, нужны лаборатории, оборудование, помощь здешних врачей и аптекарей и… годы, годы, годы… Не говоря уже о совершенном знании местного языка и прочих многочисленных реалий. Жестами можно показать что угодно. Ведь наверняка и тут знахарь имеется, травник, аптекарь, лекарь или как они зовутся. Но! Допустим, удалось убедить, что она знаток медицины. А местные раз, под белы ручки, и в местный лазарет. А там больной неведомой хворью пациент помер через четверть часа после начала врачебного осмотра.

Как на подобное отреагируют аборигены? Уж кто-нибудь да вякнет: «Он убил моего любимого дедушку!» — бабушку, брата, сына, дочь, сестру — нужное подчеркнуть. И если сразу не казнят за враньё, впоследствии кто-то да попытается отомстить за дражайшего родственника.

Так что вначале придётся осторожно вживаться в новый мир, познавать неспешно его реалии, старательно обучаться языку, и только потом задумываться о собственной пользе здесь.

«Знать бы ещё, чем моё здоровенное мускулистое тело может окупить своё содержание? — размышляла Чернова. — Тут ни пашни нет, ни фруктовых деревьев (или есть?). Ни в менеджерах высшего звена, ни в укладчиках асфальта не нуждаются. Только и могут меня припахать в каменоломне, ведь сараи вроде из обработанного камня. Где ещё? Ну да, в качестве носильщика или сборщика хвороста… На что ещё это тело пригодно?..»

По мнению старейшин — будет тело, найдём дело. Потому что, закончив обсуждение, они вызвали из толпы мальчугана лет одиннадцати, максимум двенадцати и несколькими предложениями поставили перед ним задачу. Тот понятливо кивал и весьма самодовольно лыбился. Ещё во время этого инструктажа толпа стала рассасываться в стороны, растворяться в лесу. Все поняли, что бесплатное представление окончено, и вернулись к повседневным делам.

Старушка закончила наущения и обратилась к пришельцу:

— Арис Шенгаут! Что он, Гют, что я, Алейрадини. — Она несколько раз тыкала узловатым пальцем то в себя, то в мальца, и склоняла местоимения: — Что меня, что его ты должен слушаться одинаково! — Дождавшись неуверенного кивка, всё это продублировала ещё и вполне понятными жестами: — Смотри. Учись. Делай, как Гют. Работай. Получай еду и наш кров. Приноси благо нашей общине.

Она ещё что-то добавила, судя по тону, не совсем приятное. А то и угрожающее. Если включить фантазию и попробовать догадаться, прозвучало нечто:

— Тогда и мы тебя защитим! — И уже поворачиваясь: — А не будешь стараться, лес тебя заберёт.

Сказала и ушла за остальными коллегами, не оглядываясь. А Чернова решила, что очень постарается и на ночь голодной не останется. Поэтому с полной готовностью уставилась на мальчишку. Мол, готова к труду и обороне. Всегда!

Гют похвально кивнул и махнул рукой, предлагая следовать за собой.

Но не успела Дарья и шага сделать, как неожиданно стало сумрачно. Хотя за миг до того солнце, стоящее в зените, прогревало всю полянку в толще леса. Землянка, до сих пор так и не чувствующая себя мужчиной, подняла голову и замерла на полушаге и на полувздохе. Да и было от чего впасть в ступор: здешнее светило скрылось за толстенной летающей платформой, очень напоминающей кусок летящей по небу скалы. Причём скала эта протянулась на весь видимый квадрат неба и грозила вообще перекрыть и всё остальное пространство над головой.

Женская сущность и тут проявилась: Черновой Дарье Андреевне стало страшно.