Чужие секреты

Юрий Вячеславович Ситников, 2021

Как бы вы поступили, наткнувшись в лесу на вырытую яму? Наверное, прошли мимо, не придав значения. А о чем бы подумали, увидев, как ночью в яме закапывают мешок? Это уже серьезно, есть над чем поразмышлять. Глеб с друзьями не могли остаться в стороне и бездействовать. Начатое расследование привело их к дому на отшибе. Цель – попасть внутрь, но вход посторонним туда закрыт, и тогда ребята, рискуя, идут на обман. Им повезло – Люське удалось втереться в доверие к хозяевам. Правда, оказавшись в доме, она быстро поняла, что попала в ловушку, ведь кругом столько чужих тайн и секретов. Но главную тайну хранит подвал мрачного дома, откуда ночами раздаются крики…

Глава первая

Пикник

— Глебыч, кинь зажигалку, — попросил Димон, положив в мангал немного березовой коры.

— Зажигалка у Люськи, — сказал я, насаживая куски мяса на последний шампур.

Алиса стояла у складного столика, протирала влажной салфеткой помидоры, огурцы и баклажаны.

— Люсь, — крикнул Димон.

— Чего?

— Зажигалку мне дай.

Реакции никакой. Люська сидела на замшелом пне, уткнувшись в смартфон.

— Фейсбук — наше все, — засмеялся Димон. — Люсь, мне нужен огонь.

Оторвав взгляд от смартфона, Люська кивнула в мою сторону.

— Зажигалка у Глеба.

— Ничего подобного. У меня её нет.

— И у меня тоже.

— Посмотри в кармане.

— Отстань. Не брала я зажигалку. Алис-Алис, иди сюда, смотри, у Таньки новые фотки. Танька такая щекастая стала. А сестру её видела? Они с мужем в Венеции весной зависали, фоток много выложили. Катались на гондоле… Блин, это надо видеть. Сейчас найду…

— Вообще-то мы вроде пикник собирались устроить, а не Танькины фотки разглядывать, — напомнил Димон.

— А кто мешает, Димка? Шашлык — мужское дело. Мы с Алиской не вмешиваемся.

— Без огня шашлыка не будет.

— Глеб виноват, он зажигалку не взял.

Насадив на шампур последний кусок мяса, я вытер руки о бумажную салфетку и подошел к сестре.

— Встань на секунду.

— Зачем?

— Встань.

Переглянувшись с Алиской, Люська встала.

— Встала. Дальше что?

— Повернись.

— Глеб, иди на фиг.

Развернув Люську, я сунул руку в задний карман её джинс, достав оттуда зажигалку.

— Зажигалка, — виновато улыбнулась Люська. — Я все-таки её взяла? Глеб, извини… забыла.

— Димон, лови, — бросив зажигалку, я вернулся к складному столику, а Люська, убрав смартфон, начала учить Димона правильно разжигать огонь.

— Коры надо было побольше положить. Дим! Ты поленья неправильно сложил. Нужно складывать домиком. И вообще, почему вы заранее не купили уголь и жидкость для розжига? Так было бы намного быстрее. Алис, я права?

Алиска пожала плечами, Люська подошла ко мне.

— Почему куски такие большие, Глеб? А лука совсем нет. Ты же знаешь, я люблю, когда много лука.

— Слушай, не выноси мне мозг, отойди от стола.

— Есть хочу ужасно. Это от воздуха. Здесь так вкусно пахнет, я не наедаюсь.

С этим не поспоришь. Воздух за городом действительно казался особенным. Когда неделю назад мы перебрались из города на дачу Дианы, то в первый же вечер у всех жутко разболелась голова. В городе воздух пропитан пылью и смогом, дышать там хоть и невыносимо, зато привычно. А здесь… Помню, Люська предложила подойти к скутеру и подышать немного над выхлопной трубой.

Дня два мы ходили как вареные: непрестанно зевали, днем клевали носом, ночью не могли выспаться. На третьи сутки пришли в себя, оценили все прелести загородной жизни и откровенно заскучали. В городе жизнь — ураган, на даче — полный штиль. Пытаясь хоть как-то развлечься, ходили на озеро, но нам сказали, что месяц назад в нем утонул какой-то мужик, и желание заходить в воду отпало.

Потом Люська предложила смотаться в лес за грибами. Я сразу предупредил, искать грибы не умею и не хочу, Алиска заговорила о клещах, но Люська стояла на своем. В итоге, прошатавшись в лесу часа три, мы нашли от силы десяток сыроежек и три червивых подберезовика. Люська насобирала полную корзину поганок и весь вечер пыталась нам доказать, что это самые настоящие свинушки.

Грибы, конечно же, выбросили, больше о походах в лес Люська не заикалась.

А сегодня Димона осенило: почему бы нам не устроить пикник? Предложение было принято на ура, утром мы съездили в магазин, закупили все необходимое и ближе к вечеру пришли на опушку леса. Местечко классное: с одной стороны лес, с другой луг, чуть поодаль серебрится то самое озеро, в котором утонул неизвестный нам мужик.

— Долго ещё ждать?! — Люська теребила Димона за рукав, с жадностью поглядывая на разложенные на мангале шампура.

— Потерпи минут двадцать.

— Двадцать минут?! Нет, не вытерплю.

— Съешь помидорчик, — сказала Алиса.

— Я хочу мяса. Только мяса! Блин, почему так медленно тянется время. Как бы его убить? Может, сыграем во что-нибудь?

— Например?

— Ну-у, не знаю.

— В «Города»?

— Прошлый век. Лучше «Правда или ложь».

— Детский сад, — усмехнулся Димон.

— Ничего подобного. Глеб, Алис, вы как?

— Можно, — кивнула Алиса.

Я промолчал. Играть мне ни во что не хотелось, я, как и Люська, сильно хотел есть.

— Димка, правда или ложь? — спросила Люська, отойдя подальше от мангала.

— Пусть будет правда.

— Отлично. Тогда вопрос такой… — Люська задумалась. — Сейчас-сейчас… Чтобы у тебя такое спросить? Хм! Скажи, тебе нравится какая-нибудь девчонка в классе?

Димон удивленно посмотрел на Люську и хмыкнул:

— Ничего себе вопросик.

— Больше похож на наезд, — засмеялся я.

— Нормальный вопрос. Димка, отвечай.

— Кроме тебя мне никто больше не нравится.

— Я тебе не верю.

— Люсь, — Димон перевернул крайний шампур и прищурил глаза, когда в лицо ударил дым. — Я сказал правду.

— Совсем-совсем тебе никто в классе не нравится?

— Нет.

— Врешь!

— Клянусь.

— Такого не бывает. Наверняка кто-нибудь нравится. Скажи правду. Я не рассержусь. Мне просто хочется знать.

— Мне нравишься ты.

— Допустим. Ну, а если бы меня не было, с кем бы ты стал встречаться?

— Шашлыки почти готовы.

— Не переводи тему.

— Люсь, не вредничай.

— Дим, признайся. Вот представь, со мной ты не знаком, меня не существует. Вообще! Ну, подумай хорошенько. Кого бы ты пригласил, скажем, в кино? Ответь, Дим. Пожалуйста. Прошу! Умоляю!

Димон вздохнул, помолчал с минуту, а потом, пожав плечами, неуверенно ответил:

— Ну, раз тебя не существует…

— Нет, нет, не существует, — проорала Люська.

— Тогда, наверное…

— Не тяни резину.

— Наверное, пригласил бы Маринку.

Люська попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой.

— Маринку?!

— Ага.

— Селезневу?

— Да.

— Эту дуру рыжую?!

— Люсь…

— Мне все понятно.

Повисла пауза.

— Дим, теперь твоя очередь, — сказала Алиса. — Задавай вопрос Люсе.

— Не хочу я играть в ваши кретинские игры, — рявкнула Люська. — Нет настроения.

— Шашлык готов. Ребят, налетай.

Мы с Алисой подошли к мангалу, Люська осталась сидеть на пне.

— Ты чего сидишь?

— Аппетит пропал.

— Аппетит придет во время еды.

— Отвяжитесь. Я все поняла, я здесь лишняя. Надо было остаться дома, и Димка тогда пригласил бы Маринку.

— Начинается, — прошептал я Алиске.

— Как у тебя язык повернулся сказать мне такое?! Я думала, у нас с тобой все серьезно. А ты… с Маринкой Селезневой в кино.

— У нас все серьезно, Люсь. Ты же сама сказала, настаивала.

— Что я сказала? Я только спросила, а ты ответил. Маринка ему, видите ли, нравится. Тогда и туси с ней. Все, всем ауфидерзейн.

— Люсь, не уходи.

— Люся!

— Да идите вы все! — отмахнувшись, Люська побежала в лес.

— Эй, ты дорогу маленько перепутала, — крикнул я. — Не заблудись.

— Отвали!

— Что с ней? — Димон держал в руках шампур и переводил взгляд с меня на Алису и обратно.

— Женщины, — сказал я, стараясь скрыть улыбку.

— Глеб, — Алиса шутя толкнула меня в бок. — Попрошу без наездов.

— Ребят, вы тут ешьте, а я Люсю найду.

— Димон, расслабься. Вернется она. А если по чесноку ты сам виноват. Надо было стоять до победного конца. Зачем поддался на провокацию? Знаешь же Люську, она все с ног на голову перевернет.

Димон положил шампур, надел бейсболку и успел сделать несколько шагов в сторону леса, когда тишину прорезал громкий крик.

Кричала Люська.

***

Она выскочила на тропинку, упала, но быстро поднявшись, бросилась к нам.

— Там волк! Волк!

Алиса вцепилась в меня мертвой хваткой, Димон подбежал к столу и схватил нож.

— Нужна длинная палка, — сказал я, попытавшись поднять с земли корягу.

Алиса меня не отпускала.

— Глеб, я боюсь.

— Я только зашла в лес, — дрожа от страха, говорила Люська. — Он там стоял… Он огромный…

— Это точно волк? — Димон обнял Люську за плечи.

— Волк! Пойдемте отсюда.

— Подожди, а вещи, шашлык?

— Димка, ты меня слышишь вообще, я говорю, что столкнулась с волком, а ты о шашлыке… — услышав позади треск, Люська обернулась и завизжала. — Вон он! Глеб, Димка!

Закричала и Алиса, прижавшись ко мне всем телом. На тропинке появился волк. Точнее, так мне казалось, пока он трусцой семенил в нашу сторону и смотрел на нас исподлобья. Но когда подбежал почти к самому мангалу, завилял хвостом и, сев на задние лапы, склонил голову набок (при этом немного заскулив), я понял, что Люська ошиблась.

— Это не волк.

— Ты слепой, что ли, Глеб?!

— Глебыч, по-моему, самый настоящий волк, — Димон отошел назад, держа нож наготове.

— Димон, убери нож, это собака.

— Глеб…

— Алис, спокойно. Видишь, у неё ошейник. Сама подумай, бегают в лесу волки с ошейниками?

Димон осторожно положил нож на столик.

— Люсь, Глебыч прав, по-ходу, это собака.

— Да точно собака, — я отцепил от своего запястья руку Алисы и сел на корточки. — К тому же настроена дружелюбно. Хвостом виляет. Эй, как тебя там? Рекс, Рекс, иди сюда.

— Почему Рекс? — спросила Люська, выглядывая из-за спины Димона.

— Ну не Рекс, тогда Кайзер или Спайк.

— Лучше уж Бобик.

— И Бобик сойдет, — я взял шампур, снял с него кусок мяса и протянул собаке.

Пес вильнул хвостом, подошел ко мне, обнюхал мясо, но есть его не стал.

— Видала? — я подмигнул Люське. — Сыт твой волк.

— Глеб, не прикасайся к нему. Глеб, я тебя прошу, — Алиса потянула меня за руку, но мне все же удалось погладить пса по макушке.

— Красивая собака.

— Интересно, что это за порода, и как он оказался один в лесу?

— Наверное, лайка.

— На лайку он не похож. Или тамасканская собака или чешский волчак.

— Впервые о таких слышу.

— Волчак — гибрид евразийского волка и немецкой овчарки. Мощная собака, выносливая. Характер у неё собачий, внешность волчья.

— А тамасканская собака откуда взялась? — Димон похлопал себя по колену, подзывая пса.

Тот подошел, ткнулся носом в ногу, начал перебирать лапами.

— Тамасканская только внешне напоминает волка, на самом деле от волка в этой породе ничего нет. В её селекции участвовали многие породы собак.

— Кинолог ты наш, — осмелев, Люська тоже начала гладить собаку-волка.

В стороне стояла только Алиса. Наотрез отказавшись подходить близко к неизвестному зверю, она, крепко зажав в руке шампур, тряслась мелкой дрожью.

— А собачка-то и, правда, супер. Я бы от такой не отказалась. Дим, согласись, вылитый волк.

— Зачетная псина.

— Не гладьте его, вдруг укусит.

— Алис, положи шампур.

— Нет.

— С шампуром на волка. Круто!

Через пару минут пес вдруг спохватился, покрутился у стола юлой и засеменил по тропинке.

— Он не мог заблудиться?

— Шутишь?! Собаки отлично ориентируются в лесу.

— Тогда почему он один, без хозяина?

— Откуда ты знаешь, что поблизости нет хозяина?

— Глебыч, может, пойдем за ним, если хозяин где-то рядом, заодно узнаем точно, какой породы зверюга.

— Можно.

— Вы с ума сошли! Глеб, Димка, не вздумайте.

— Алис, ну ты чего? Все будет окей. Ждите нас здесь, Димон, погнали.

— Я с вами, — сказала Люська, дожевывая кусок шашлыка.

— Одна я здесь не останусь, — взяв нож, которым недавно вооружился Димон, Алиса нехотя пошла за нами.

Пес отдалился на значительное расстояние, я предложил прибавить шаг, а когда мы, обойдя заросли орешника, перелезли через несколько поваленных ветром стволов берез, оказались у густых кустов дикой малины, Алиска от неожиданности выронила нож.

— Что это? — спросила она шепотом.

— Это жесть, — тоже шепотом ответил Димон.

Глава вторая

В ожидании неизвестных…

Вокруг свежевырытой ямы валялись комья земли, вперемешку с еловыми иглами и корнями. Сама яма выглядела жутковато: метра полтора в длину, глубокая, из стен торчали витиеватые корни, по дну бегала крупная полевка, отчаянно пытаясь выбраться наружу.

— Недавно выкопали, — сказал Димон. — Земля совсем свежая.

— Больше всего смахивает на могилу.

— Люсь.

— А что, Люсь. Или у тебя есть другие варианты?

— Почему сразу могила, может… — Алиса задумалась.

— Ну? — Торопила Люська. — Говори.

— Наверняка её вырыли с определенной целью.

— Называется, высказалась. Это и ежу понятно, что рыли с целью, вопрос в другом: какова цель?

— Ребят, предлагаю отсюда уйти. Уже не до пикника, да и аппетит после всего пропал. Пойдемте домой.

— Ты чего, Алис? — Димон подошел к краю, наблюдая за суетившейся внизу полевкой. — Уйти, и не узнать, для чего вырыли яму? Не-е, вы как хотите, а я остаюсь.

— Дим, не сходи с ума. Чего ты добьешься, узнав, кто и зачем вырыл яму?

— Она ещё спрашивает, — Люська осмотрелась по сторонам и, понизив голос, прошептала: — Пахнет жареным, я чувствую, надо остаться. Нагнетать не хочу, но, по видимому, очень скоро сюда придут люди с намерением скрыть улики.

— Что ты подразумеваешь под уликами?

— Угадай с трех раз.

— Нет, — Алиса мотнула головой. — Я не верю.

Димон обошел яму, нагнулся над небольшой кучкой земли.

— Здесь остался отпечаток следа.

— Ого! — Люська с интересом разглядывала след обуви. — А размерчик-то наверняка на сорок шестой тянет.

— Здоровый дядька.

— А может, баба яму рыла.

— Ага, рассказывай. Баба великанша.

— Почему сразу великанша. У Дианы знакомая была, с виду обычная тетка, среднего роста, а размер обуви сорок пятый. Глеб, помнишь её?

— Да. Кажется, Иветта?

— Виолетта, — засмеялась Люська. — Жуткая тетка. Сама хрупкая, ножищи огромные, голос прокуренный.

— Кто-то идет, — Алиса рванула назад, спотыкнулась о торчавший из земли корень, упала.

— Тебе показалось, никого нет.

— Как нога, Алис?

— Колено разодрала.

— Встать сможешь? — я помог Алисе подняться, и только сейчас заметил, как сильно она нервничает. Губы дрожат, руки трясутся, на лице выступили капельки пота.

— Глеб… — прошептала она.

— Пошли домой, — не дал я ей договорить.

— Скажи им, пусть идут с нами.

— Не уговаривайте. Мы с Димкой остаемся.

— Глебыч, если что, будь на связи.

Собрав продукты и прихватив мангал, мы отправились домой. Всю дорогу Алиса сокрушалась, что Люська с Димоном поступили неразумно, и впоследствии обязательно пожалеют о содеянном. Я молчал. Сказать откровенно, мне самому не терпелось поскорее оказаться в их компании. Возник сильный интерес. Взыграло любопытство, появилась интрига. И хотя я не верил, что яма предназначается для той самой улики, о которой намекала Люська, все же понимал, вырыли её не зря. Навряд ли человек станет рыть в лесу глубокую яму ради развлечения. Должен быть мотив, и, скорее всего, мотив серьезный.

— Глеб, о чем ты думаешь?

— Ни о чем. Как колено?

— Болит немного.

— Алис, я тебя провожу до дома, а сам… ломанусь в лес.

— Зачем?!

— Не хочу оставлять этих двоих без присмотра, — соврал я. — Попытаюсь уговорить их вернуться.

— Что Люська, что Димка — оба упертые. Какой смысл сидеть и ждать неизвестно чего. Только ты сам не задерживайся, я буду переживать.

— Договорились.

***

Димону я позвонил, едва отошел от дома.

— Что у вас нового?

— Пока ничего. Сидим в засаде.

— Где именно?

— В малиннике, — засмеялся Димон. — С Алиской порядок?

— Она дома. Я к вам иду.

— Я знал, что ты вернёшься.

— Пусть шашлык захватит, — услышал я на заднем плане голос Люськи.

— Скажи ей, что перебьется. Шашлык остался дома.

Передав Люське мои слова, Димон засмеялся.

— Как дома? — кричала Люська, выхватив у него телефон. — Глеб, ты вредитель! На фига отнес еду домой, мы здесь с голодухи коньки отбросим.

— Извини, не подумал.

— Вернись, и возьми шашлык.

— Уже бегу.

— Глеб!

— Лечу.

— Я тебе припомню.

— Запиши, чтобы не забыть.

Люська отсоединилась.

Десять минут спустя я сидел в густом малиннике, до конца не осознавая всей нелепости ситуации. Вдруг сюда никто не придет, и мы только зря тратим время? Сказав об этом ребятам, я услышал недовольный Люськин голос:

— Тебя никто не звал, мог бы остаться со своей вазой.

— С какой вазой?

— С такой! С Алиской. Она ж у тебя хрупкая, как хрустальная ваза. Упала, коленку расшибла, расстроилась.

— Не наезжай.

— Я не наезжаю, я констатирую факт. Алиска вздрагивает от любого шороха, стремная стала до коликов.

— На себя посмотри, вспомни, с каким лицом из леса выскочила. — Я вытаращил глаза и, подражая Люське, закричал: — Волк! Волк! Меня чуть не съел волк!

— Дурак. Как ты можешь сравнивать? Это совсем другая ситуация. И потом, я не кричала, что волк меня чуть не съел.

— Хватит вам пререкаться, — Димон поудобнее уселся и сорвал с ветки крупную малину. — Шашлык, конечно, сейчас не помешал бы, но раз мяса нет, будем питаться ягодой. Люсь, держи.

— Не хочу малину. У меня от неё изжога.

Минут через двадцать, устав томиться в ожидании и терзаться голодом, Люська объела чуть ли не весь малинник.

— Куда в тебя только влезает? — спросил я.

— Не твое дело. По твоей вине мы голодаем.

— Ну да. Ты точно голодаешь — килограмма два малины слопала.

— Ой, ну не ври. Я съела-то всего пару горсток.

— По килограмму каждая.

— Дим, если он сейчас не заткнется, я сброшу его в яму.

Телефонный звонок заставил Люську умолкнуть. Звонила Алиса. Мне пришлось объяснить, что планы неожиданно поменялись и домой мы вернемся сразу, как только узнаем, кто и зачем вырыл яму. Алиска расстроилась, назвала меня обманщиком, бросила трубку. Правда, через минуту перезвонила, просила быть осторожным и держать её в курсе.

— Волнуется, — язвила Люська. — Как трогательно. Сидит, наверное, перед теликом, трескает шашлык и переживает за нас.

Время шло, к яме никто не приближался. Лес словно замер в какой-то таинственной нерешительности. Вокруг не было ни звука, даже птицы умолкли, стих ветер, воцарилась гробовая тишина.

— Неспроста это, — сказал Димон.

— Думаешь, затишье перед бурей?

— Типа того. Но кто-то всё-таки придет. Зуб даю! Яма вырыта, она не будет пустовать, попомните мое слово.

В десять вечера меня разморило. Лесной воздух, стремительно надвигающиеся сумерки, неестественная тишина — все это навалилось разом, заставив меня расслабиться и прикрыть глаза.

В одиннадцать в лесу сделалось совсем темно. Теперь даже Люська засомневалась в правильности наших действий.

— Чё-то стремно мне, Дим.

— Хочешь уйти?

— М-м-м… Сама не знаю. Может, плюнуть на яму эту?

— Предлагаю подождать до полуночи.

— Целый час? Я застрелюсь! Прохладно что-то стало.

— Замерзла?

— Немного.

Димон хотел снять рубашку, но Люська отказалась.

— Не надо таких жертв. Не настолько мне холодно. Меня другое волнует, как думаете, в лесу есть дикие звери?

— Кабаны точно есть.

— А волки?

— Нет.

— Откуда ты знаешь, Глеб?

— Знаю и всё.

— А медведи?

— Ещё скажи, слоны и носороги. Нет здесь ни волков, ни медведей. Зайцы, белки, кабаны — есть. Возможно, водятся лисы. Хотя в этом я не совсем уверен.

— Кабаны нападают на людей?

— Только на голодных, — мы с Димоном рассмеялись.

Люська обиделась.

…В начале первого, собираясь встать, чтобы немного размяться, мы услышали треск веток и нарастающий шум. К малиннику кто-то приближался.

***

Глаза успели привыкнуть к темноте, я отчетливо различал очертания деревьев, кустов, видел поваленный ствол березы, комья земли вокруг вырытой ямы. Шаги становились настойчивей, ветки под ногами неизвестного хрустели громче. В какой-то момент начало казаться, к нам приближается не человек, а дикий зверь. Невольно вспомнился недавний разговор с Люськой. Когда она спросила про медведей, мы с Димоном посмеялись, теперь же, слыша чье-то тяжелое дыхание и твердые шаги (уж очень они напоминали звериную поступь) я не на шутку струхнул. Нет, конечно же, это не медведь, но по спине пробежался холодок страха.

— Как долго он идёт, — сказала Люська, прижавшись к Димону.

— Чёрт!

— Димка, что случилось?

— Тупанули мы. Забыли отключить телефоны.

— Зачем их отключать?

— Алиска через каждые десять минут звонит. Наберет кому-нибудь сейчас, и нам хана.

— Блин, как я не догадалась, — Люська достала смартфон.

Я тоже потянул руку к карману.

— Только тихо, — предостерёг Димон. — И желательно, отключить телефоны одновременно. Раз, два… Готовы?

— Да.

— Три!

Во время отключения Люськин смартфон издал противную мелодию. Люська зажмурилась и зачем-то открыла рот.

— Я не виновата.

— Расслабься. Все в порядке.

Прошла минута и возле ямы появился человек. Я изо всех сил пытался его разглядеть, подался вперед, сощурил глаза и едва не вывалился из кустов.

Человек был высокого роста, широкоплечий с бритой головой. Остановившись у ямы, он огляделся в темноте, опустив на землю большой мешок.

Люська тяжело задышала.

— Мешок! Вы видите мешок?

— Тихо, Люсь.

— В мешке может быть…

— Не кричи, тебя услышат.

— Глеб, я же говорила, яму вырыли неспроста.

Закрыв Люське рол ладонью, я потряс указательным пальцем.

— У нас есть глаза, мы видим мешок, не надо орать. Люсь, не усугубляй положение.

Люська умолкла, и просидела неподвижно до тех пор, пока мужик не опустил в яму мешок. Потом он отошел к ели, взял лопату (и как мы её не заметили?), начав довольно быстро ею орудовать.

— Блин! Блин! Ребят, мы попали! Надо что-то делать.

— Пока мы можем только сидеть и ждать.

— А потом?

— Не паникуй. Во-первых, мы не знаем точно, что он здесь закапывает…

— Глеб, ты издеваешься? Пораскинь мозгами, этот костолом приперся в лес, выкопал огромную яму, потом дождался ночи и притащил сюда объемный мешок. Угадай с одного раза, что в мешке? Вернее, кто.

— Ты преувеличиваешь.

— Дим, я не могу с ним разговаривать.

— Люсь, не заводись раньше времени.

Люська хотела возразить, но в этот момент возле ямы появилась собака. У неё горели глаза, она едва слышно поскуливала и виляла хвостом.

— Сидеть, — сипло сказал мужик, работая лопатой.

Собака села.

— Если псина нас засечёт, живыми мы отсюда не выйдем.

— Обязательно засечёт, это ж собака, у неё отменный нюх.

И только Люська замолчала, собака повернула морду в нашу сторону, вскочила и рванула с места.

— Назад! — крикнул мужик.

Собака гавкнула.

— Назад, сказал!

Вильнув хвостом, пес посмотрел на кусты малины, за которым мы прятались, тявкнул по-щенячьи игриво и снова сел возле хозяина. Пока мужик закапывал яму, пес время от времени поворачивал голову, сверкал глазами и тявкал. Этим своим тявканьем он как бы говорил нам: «Вы можете спрятаться от моего хозяина, но меня вам не провести. Я знаю, что вы здесь. Я чувствую ваш запах».

Минут через тридцать мужик воткнул лопату в землю, отошел к поваленной березе, отломал несколько веток. Ими он забросал свежую землю, потом прошёлся по веткам ногами и обратился к собаке:

— Домой!

Пес последний раз взглянул на кусты малины, тявкнул и посеменил за хозяином.

— Глебыч, за мужиком надо бы проследить.

— Надо, — согласился я.

— Ребят, это опасно, с ним собака.

— Но упускать его нельзя. Мы должны хотя бы приблизительно знать, кто он и откуда.

— Вполне возможно, неподалеку стоит тачка, на которой он привез… — Люська запнулась. — Вы меня поняли. И сейчас он сядет в неё и даст по газам.

— Вряд ли он сюда на машине приехал. В том случае, он не ждал бы несколько часов, чтобы принести мешок — сразу бы закопал. Я думаю, мужик местный. Глебыч, есть здесь поблизости деревня или дачи?

— Понятия не имею. Никогда в той стороне не был.

— Дим, Глеб, уходим. Идти за ним смысла нет — собака лай поднимет.

Дома мы долго выдвигали всевозможные версии, решали, какие шаги должны предпринять утром, взвешивали все «за» и «против». Спать легли в начале пятого, а уже в десять часов, наспех позавтракав, мы с Димоном отправились к месту таинственного захоронения. Так его окрестила Люська. Девчонки остались дома: у Люськи болела голова, а Алиса наотрез отказалась возвращаться в лес.

Глава третья

Дом, странный дом

— Если наши догадки верны, следует обратиться в полицию, — говорил Димон, пока мы шли по лугу.

— Так и сделаем. Я сомневаюсь, что нам удастся найти мужика. Чёрт, если бы не собака, у нас был бы шанс.

— Теперь нас точно затаскают, Глебыч. Мой дядька пару лет назад возле гаража на пьяного наткнулся. Присмотрелся, а мужик вроде не пьяный — плохо ему. Вызвал «скорую», дождался их.

— И что?

— А ничего, — Димон пнул ногой по листу мать-и-мачехи и сунул руки в карманы. — «Скорая» приехала. Оказалось, мужика грохнули.

— Да ладно?

— Ага. Огнестрел. Такое началось. Полиция, вопросы, допросы. Моего дядьку три месяца туда-сюда гоняли. Он сто раз пожалел, что мимо не прошел. Такая же участь и нас ждёт. Ты прикинь, выкопают они мешок, откроют его, а там… покойник.

— Не факт, Димон.

— Глебыч, тебе не хуже моего известно, в мешке не пачки старых газет.

Я промолчал.

— И проведем мы половину каникул в отделении полиции.

— А что мы им можем сказать, Димон? Нам ничего неизвестно. Решили прогуляться по лесу, услышали шум, спрятались, увидели незнакомого мужика, который закапывал мешок. Поняли, дело пахнет керосином, сообщили в полицию.

— Ты прав. Но тебе придется ещё доказать, что ты просто так гулял ночью по лесу. А потом докажи, что мужик существовал на самом деле. Есть у тебя свидетели?

— Есть, — засмеялся я. — Ты и Люська.

— При данных обстоятельствах мы не свидетели, — серьезно сказал Димон. — Мы — соучастники.

— Ты слишком драматизируешь. Это от недосыпа. Уверен, в яме не покойник, а обычный…

— Продолжай.

— Димон, иди на фиг! Не грузи меня, и так настроения нет.

Возле зарытой ямы мы долго не задерживались, походили вокруг, осмотрелись и стали отдаляться от поваленного ствола березы. Я полагал, идти придется долго, и опасался заблудиться в лесу, но буквально через полкилометра лес кончался. Впереди — заросшее клевером и ромашкой поле, а чуть левее высился двухэтажный дом. Одинокий и какой-то потерянный.

Дом стоял на просторном участке, огороженном решетчатым забором с кирпичными столбами.

— Интересно, куда мы пришли?

— По адресу пришли. Димон, я вижу собаку.

— Где?

— На участке сидит, под деревом.

— Старая знакомая, — хмыкнул Димон. — А всё не так и плохо.

— Рано радуешься. Допустим, мужика мы нашли, а дальше что?

— Узнаем, кто он такой.

— Легко сказать. Оглядись, кругом — ни души. У кого инфой разживешься?

— Мы не в пустыне, — Димон завертел головой и вдруг, вытянув руку, кивнул в сторону уходившей вниз витиеватой дороги. — А хоть бы у тех пацанов поинтересуюсь.

По дороге шли два парня: один — рыжий и курносый, примерно наш ровесник, другой, тоже рыжий и круглолицый, лет на пять младше. С первого взгляда было ясно — парни братья, сходство налицо.

Нагнав ребят, Димон обратился к ним с вопросом:

— Парни, вы местные?

— Местные, — ответил старший.

— Угу, — поддакнул младший.

— А где живете?

— Внизу, — младший кивнул на березовую рощицу, за которой, как выяснилось, раскинулась деревня.

— Случайно не знаете, чей это дом?

— Знаем.

— Чей?

— Вам зачем?

— Надо.

Старший усмехнулся и, похлопав младшего по плечу, сказал:

— Пошли, Пашка.

— Пошли.

— Стойте, — Димон тронул парня за локоть. — Не уходите. Нам, правда, надо знать.

— Зачем?

— Чего ты заладил? Надо и все.

— Пошли, Пашка.

— За пару сотен скажешь? — спросил я, сунув руку в карман.

Пашка с любопытством посмотрел на старшего брата и облизал губы.

— Я — Кирилл, — представился парень.

— Глеб.

— Димон.

— Это мой брательник — Пашка.

— Угу, — опять засопел Пашка.

— Так как, Кирюха, будет у нас разговор?

— Деньги покажи.

Я достал две сотни.

— Деньги вперед.

— Держи.

— Кир, дай сто рублей, — попросил Пашка.

— Перебьешься.

— Ну Кир.

— Рот закрой, — прикрикнул Кирилл, отвесив брату подзатыльник.

— Я маме расскажу.

Показав брату кулак, Кирилл покосился на дом и шепотом сказал:

— Давайте отойдем подальше.

Метров через двести, свернув с дороги, Кирилл остановился.

— Тетка здесь живет с дочерью. Как зовут, не помню. Вроде Ира, а может, Нина…

— Или Света, — улыбаясь, сказал Пашка.

— Заткнись, — прикрикнул Кирилл. — Дочь у тетки чокнутая.

— Серьёзно?

— Я её один раз видел. Странная.

— И страшная, — опять не сдержался Пашка.

На это раз Кирилл не одернул брата. Закивав, он подтвердил Пашкины слова.

— Лицо белое, глаза черные. И рот черный.

— Рот?

— Да.

— Это как?

— Ну, губы у неё черные.

— Такого не бывает.

— Черные-черные, — с восторгом сказал Пашка. — Я тоже видел.

— А ещё в доме кто-нибудь есть? — спросил Димон.

— Качёк лысый с ними живет. Геннадием зовут.

— Он им кто?

— Или родственник, или прислуживает. Он тетку на машине возит.

— Откуда ты знаешь, что его зовут Геннадием?

— Знаю и всё.

— Кирюх, не финти, деньги взял — рассказывай.

— Он папу нашего избил, — выкрикнул Пашка.

— Помалкивай.

— За что избил-то?

— Да, — лениво отмахнулся Кирилл. — Геннадий Ларису Ивановну до дома подвез, а отец наш в это время пьяный у её калитки стоял. Ляпнул что-то, Геннадий его и уложил с одного удара. Связался с пьяным. Урод! А вообще у них в доме неспокойно, странности разные происходят.

— Какие?

— Дом строили долго, года четыре, а когда построили и приехали хозяева, многие деревенские рассчитывали, что им удастся получить работу. Дом большой, наверняка потребуется прислуга, садовник, или ещё кто. К тетке приходили, она с порога заявляла, что работники не нужны. Наша мать к ней ходила, так тетка наорала на неё, просила передать деревенским, чтобы перестали шляться. Так и сказала, шляться. Дура старая!

— Ты упомянул о каких-то странностях.

— Ага, — Кирилл обернулся. — Некоторые мужики в деревне говорят, что в доме подпольный цех по производству левой водки. А женщины рассказывают о каком-то меховом комбинате, вроде там из кошек и собак шапки изготавливают.

— Что за бред?

— Не бред. Так говорят.

— Сплетни. Сам подумай, будут хозяева такого дома заниматься производством левой водки?

— А почему нет?

— Ладно, проехали, — сказал я. — Кирилл, а у местных жителей имеются основания так полагать?

— Конечно. Не раз замечали, как к дому подъезжают грузовые машины. Что внутри, никто не догадывается. Но приезжают машины раз в неделю, ночью. Подъезжает грузовик, сигналит, Геннадий ворота открывает, пропускает машину на участок и… и всё. Чего выгружают или загружают за деревьями не видно.

— Да уж, — Димон посмотрел на меня с плохо скрываемой ухмылкой. — Ничего не скажешь.

— Кирилл, а кто такая Лариса Ивановна?

— Она училка. Когда в городе жила, французский язык преподавала, а здесь работает уборщицей на почте.

— И в доме у тетки работает, — апатично сказал заскучавший Пашка.

— Подрабатывает, — улыбнулся Кирилл.

— Кем она у них работает?

— Дочку учит французскому языку.

— А уверял, что никому из деревенских не удалось получить в доме работу.

— Все до сих пор удивляются, как Ларисе Ивановне и Тоньке подфартило.

— А Тонька это кто?

— Дочь Ларисы Ивановны. Чем она в особняке занимается, никто не в курсе. Но Тонька — дура. Никогда денег не займет, а получает она хорошо. Тетка ей в долларах платит.

— Или в евро, — сказал Пашка.

— Или в евро, — с завистью повторил Кирилл. — Ладно, нам домой надо. Пока.

— Счастливо, — махнул рукой Димон.

— Кир, ну дай сто рублей, а, — заныл Пашка, когда браться отошли от нас на значительное расстояние.

— Отвали!

— Я маме расскажу…

— Да, Глебыч, ситуация. Не знаю, как ты, а я что-то запутался. Злая тетка, чокнутая дочь с черным ртом, качёк-Геннадий, Лариса Ивановна, Тонька… Намутил Кирюха.

— Особенно с дочерью. Чокнутая и изучает французский язык.

— Сильно!

— Давай поднимемся, хочу ещё раз на дом взглянуть.

— Меня насторожили слова Кирюхи про грузовики. Как считаешь, гнал или правду сказал?

— Мог из мухи слона раздуть. Левая водка, — засмеялся я. — Шапки из собак и кошек.

— Это вообще — аут. Не, Глебыч, прикинь, и они верят этим сплетням. Я фигею!

— Димон, притормози.

— В чем дело?

— Смотри, Геннадий подходит к калитке.

Мы остановились.

Глава четвертая

Встреча с нужным человеком

Калитка открылась, оттуда вышла светловолосая девушка лет шестнадцати. Кивнув Геннадию, она не спеша направилась в нашу сторону. Мы с Димоном успели заскочить в кусты.

Поравнявшись с нами, девчонка достала из кармана телефон, остановилась, начала набирать сообщение.

— А она ничего, — сказал Димон, слегка толкнув меня в плечо.

— Ага, — кивнул я, глядя ей вслед.

— Подождем, пока свернет, потом догоним. Так она нас не заметит. И кстати, не похожа она на чокнутую.

— Не уверен, что это дочь хозяйки.

— Тогда кто?

— Во всяком случае, рот у неё не черный.

— Брось, Глебыч. Гнал Кирюха про черный рот.

Выйдя из кустов, мы спешно спустились по дороге, свернули влево, став свидетелями отвратной сцены. Девчонку обступили трое ребят, наверняка местные. Один толкнул её в плечо, второй подставил подножку, третий постоянно смеялся.

Упав, девчонка отползла назад, вскочила на ноги, её опять схватили, тряхнули — она вскрикнула.

— Эй вы, придурки, — крикнул Димон, закатывая на ходу рукава рубашки. — Отошли от неё!

Увидев нас, парни нисколько не стушевались. Оно и понятно, чего им бояться, у них явное преимущество: их трое, нас двое. Но они не учли того обстоятельства, что я занимался карате, а Димон три года ходил на борьбу. Не знаю, может, деревенские пацаны тоже были знакомы с каким-нибудь видом боевого искусства, но что-то мне подсказывало, уложить на лопатки эту троицу особого труда не составит.

— Ты не понял? — сказал я высокому худому парню, подойдя ближе. — Руки не распускай.

Девчонка всхлипнула и дернула плечами. На нас с Димоном она смотрела с благодарностью и тревогой.

Высокий парень набросился на Димона сходу. Удар в челюсть, выкрик и Димон оказался на земле. Два других парня подошли ко мне. Пока один замахивался, а второй боязливо озирался по сторонам, я нанес удар. И почти сразу ощутил боль в левом виске. Полный парень драться не умел, он размахивал руками, ногами, орал что-то нечленораздельное, и буквально через минуту я его вырубил. А вот с мелким пришлось повозиться. Скорее всего, он тоже был знаком с приемами карате, но шапочно. Сцепившись с ним, я краем глаза заметил, как Димон повалил высокого на землю, заламил ему руку и спокойно проговори:

— Тебя не учили, что приставать к девчонкам, а тем более бить их, нельзя?

— Руку сломаешь.

— И сломаю.

— Офонарел совсем?

— Отвечай на вопрос!

— Пусти, говорю.

— Проси у неё прощения.

— У кого?

— Не выводи меня, — Димон оглянулся.

Девчонка стояла в стороне, прижимая к лицу ладони.

— Подойди сюда, — попросил Димон.

Она мотнула головой.

— Нет.

— Подойди, не бойся. А ты давай, проси прощения.

Высокий парень, глядя в пыльную землю, пробурчал:

— Извини.

— Не слышу, — прикрикнул Димон.

— Извини, — громче ответил парень.

— Что скажешь? — спросил Димон у девчонки.

— Отпусти его. Я не сержусь.

— Тебе повезло. Но учти, ещё раз увижу, как слабых бьешь — руки оторву.

Разобравшись с мелким, я отряхнул джинсы и улыбнулся девчонке.

— Чего они от тебя хотели?

— Они деньги у меня забрали.

— Кто конкретно забрал?

— Этот, — она кивнула на мелкого, который рассматривал порванный рукав рубашки.

— Сам отдашь или помочь? — спросил я.

Мелкий переглянулся с высоким.

— Отдай, — процедил тот.

Достав из кармана несколько долларовых купюр, парень, с отвращением глядя на девчонку, швырнул их на землю.

— А теперь подними, и отдай, как следует.

— А не пошли бы вы!

Парни бросились бежать вниз по дороге.

— Догоню, не поздоровится, — крикнул Димон.

— Мы ещё встретимся, — пообещал осмелевший толстяк.

— Козлы! — Димон хотел догнать ребят, но девчонка успела схватить его за руку.

— Не надо. Оставь их.

Я поднял деньги.

— Держи.

— Спасибо.

— Ерунда.

— Ой, а у тебя кровь.

— Сейчас вытру, — отмахнулся Димон.

— Надо обработать, бровь рассечена. Пойдемте ко мне домой, промоешь рану, йодом помажешь.

Поймав мой взгляд, Димон кивнул.

— Димка, — представился он, минуту спустя. — А он — Глеб.

— Тоня.

— Тоня?! — переспросил я.

— Почему ты удивился?

— Нет, ничего, просто…

— Имя редкое, — засмеялся Димон.

Кирилл говорил о дочери Ларисы Ивановны, работавшей в доме у тетки — Тоньке. И вот она перед нами собственной персоной. Повезло. Спасибо удача!

— Ты сама-то как, не ударилась, когда упала?

— Нога немного болит.

— С чего вдруг они на тебя налетели?

— Знали, что у меня есть деньги. Это уже не первый раз.

— И раньше деньги отнимали?

— Дважды.

— Почему родителям не скажешь, — спросил Димон, переглянувшись со мной. Он хотел прощупать почву, не вызвав при этом подозрений Тони.

— Мама в курсе.

— И что?

— Ничего. Она разговаривала с их родителями, а что толку. Нас не любят в деревне, называют городскими выскочками, постоянно пакости делают. Весной сожгли сарай.

— Как сожгли?

— Облили бензином и подожгли. Ночью.

— И вы знаете, кто это сделал?

— Соседи, — равнодушно ответила Тоня. — Нам ещё повезло, что пламя на дом не перекинулось. Сарай быстро потушили… — Тоня усмехнулась. — Соседи тушить помогали. Охали-ахали, сочувствовали, маму каплями отпаивали. Насквозь лживые люди! Сами подожгли, и сами же потом комедию разыгрывали.

— В полицию надо заяву накатать.

— Ты что?! — Тоня с опаской посмотрела на Димона. — Какая полиция? Нас тогда совсем возненавидят.

— А откуда столько ненависти, Тонь?

— Завидуют.

— Чему?

— Понимаете, — Тоня остановилась. — Многие в деревне сидят без работы. Работы нет, денег у людей нет. Одни пьют, другие как-то перебиваются. Раньше нас не сильно задирали, мы были почти как все. Ну, перебрались в деревню из города…

— А почему перебрались? — перебил я Тоню.

— Я не хочу об этом говорить, — сухо сказала она. — Так сложились обстоятельства.

— Прости.

— Ничего. Когда мы с мамой получили в доме Киры Леонидовны работу, нас посчитала миллионершами. Стали денег в долг просить. Полдеревни в должниках ходят. Мама сначала давала, не отказывала, потом поняла, если всем занимать, то самим нечего будет есть. На самом деле денег у нас не так много. Кира Леонидовна платит хорошо, но… — Тоня замолчала. — А, ладно, чего теперь об этом. Мы больше у неё не работаем.

— Тонь, а кто такая Кира Леонидовна?

— Видели большой дом у поля?

— Да.

— Она хозяйка.

— А-а, — протянул Димон. — Мне вроде кто-то говорил, в том доме живет женщина с больной дочерью. Это и есть Кира Леонидовна?

Тоня скривилась.

— Глупость какая. Во-первых, у Киры Леонидовны нет детей. Лада её племянница. Во-вторых, Лада здорова.

— А черные губы?

— Понятно, куда ты клонишь. Кто-нибудь из наших местных очередную байку рассказал. Да, у Лады черные губы, и что с того? Красит она их черной губной помадой.

— Зачем?

— Она гот. Знаешь, наверное, кто такие готы?

— Знаю. Тогда это многое объясняет. А сколько ей лет?

— Пятнадцать.

— Вы общаетесь?

— Видела Ладу всего один раз.

— Как так, работаешь у её тети, и не видела племянницу?

— Ну, — улыбнулась Тоня. — У готов свои тараканы в голове. Да и работаю я у них не так давно.

— Чем занимаешься, если не секрет?

— А ты угадай, — развеселилась Тоня.

— Помогаешь по хозяйству?

— Нет.

— Занимаешься уборкой?

— Холодно.

— Сдаюсь.

— А ты не хочешь попробовать? — спросила у меня Тоня.

— С цветами в саду возишься?

— Не угадал. У них нет цветов, у Киры Леонидовны и сада нет. На участке только деревья и газонная трава.

— Колись, за что тебе баксы платят?

— Не так давно Кира Леонидовна купила попугая. Жако.

— Классные попугаи. Если их научить болтать, вообще прикольно будет.

— Вот-вот, она и стала его учить. Но что-то у неё не так пошло. Говорят, попугаи лучше всего воспринимают высокий женский голос. У Киры Леонидовны голос низкий.

— Что-то не врубаюсь, Тонь, куда ты клонишь?

— Дважды в день я прихожу в дом и по тридцать минут учу Аполлона разговаривать.

— Серьезно? Ничего себе должность. Успехи хоть есть?

— Конечно. Аполлон очень смышленый.

— Теперь все ясно, — подытожил я. — Ты учишь говорить их попугая, твоя мать… кстати, чем она занимается в доме?

— Учит Ладу французскому.

— Вы почти коллеги.

— В какой-то степени, — смеялась Тоня.

— А соседи по деревне вас за это в порошок готовы стереть.

— Завидуют, — повторила Тоня. — К Кире Леонидовне приходили деревенские, интересовались, не нужны ли помощники. Она всех прогоняла. Характер у Киры тяжелый, сложная женщина, властная.

— А вам, значит, повезло?

— Я бы так не сказала, — с грустью в голосе ответила Тоня. — Думаете, Ладе нужен французский? Или Кире Леонидовне приятно мое присутствие в доме? Совсем наоборот. Гостей они не любят, а нас с мамой терпят.

— Не понимаю. Тогда зачем дали работу?

— У Киры Леонидовны есть помощник — Гена. Он её правая рука: и шофер, и охранник, и садовник. Весной он сбил маму недалеко от почты. Мама отделалась ушибом, ничего не сломала, но кричала на него долго. В машине сидела Кира Леонидовна, она попросила маму успокоиться, пригласила в салон, начала извиняться, успокаивать. Предложила денег. Мама отказалась. Узнав, что мать в городе преподавала французский, с ходу заговорила о репетиторстве. Уверяла, что давно мечтала нанять для Лады препода французского языка. Врала, конечно. Чувствовала вину, хотела все уладить, поэтому и дала работу. Ну и мне за компанию.

Многое становится на свои места. Наверняка именно в тот день, когда Геннадий сбил Ларису Ивановну, он и подвез её до дома. А потом обездвижил пьяного отца Кирюхи и Пашки.

Мы дошли до дома Ларисы Ивановны, поднялись на крылечко, прошли в прихожую.

— Раковина в углу, — сказала Тоня Димону. — Ты пока умойся, а я схожу за аптечкой.

В светлой комнате Тоня предложила Димону сесть у окна, а сама, смочив ватный диск перекисью водорода, коснулась им рассеченной брови.

— У-у-у!

— Больно?

— Щипит.

— Терпи.

— Я терплю. Но щипит сильно.

— Могу подуть, — хохотнула Тоня.

— Подуй.

Пока Тоня занималась бровью Димона, я осмотрелся. Комната хоть и просторная, но обставлена скудновато. Не скажешь, что здесь живут люди, у которых водятся деньги. Достаток — ниже среднего. Жаль, соседи не хотят этого понять. Завидуют, злятся, пакостят. Дети отнимают деньги, родители ночью поджигают сараи. Дикость какая-то!

— Тонь, ты сказала, вы больше не работаете у Киры Леонидовны. Почему?

— Сегодня последний день с Аполлоном занималась. Надоело преследование со стороны парней. Постоянно клянчат деньги. Если отказываю, отнимают. Ударить могут. Ты сам видел. Достали. Реально достали! К тому же я через месяц в город уезжаю. К отцу.

— А мать?

— Мама останется здесь.

— А она почему перестала заниматься с Ладой?

— Ладе не нужен французский язык. Она даже алфавит не потрудилась выучить. Мама переживает, говорит, Кира Леонидовна платит деньги, а результата нет. Я сразу маме сказала, не будет она учить язык, у неё совсем другие интересы.

— Во-во, — кивнул Димон. — Нужен готу французский язык, как рыбке зонтик.

— Точно.

— А как тетка относится к увлечению Лады?

— Со мной она это не обсуждала. Но думаю, отрицательно. Вообще Ладу держат в ежовых рукавицах. Например, Кира Леонидовна запрещает ей выходить за территорию. Гулять Ладе можно только по участку и то под присмотром Геннадия.

— Ничего себе методы воспитания. Добрая тетя.

— Да уж, добрее не найти, — Тоня убрала в аптечку перекись водорода, йод и ватные диски. — Лада даже в школу не ходит.

— То есть?

— Она на домашнем обучении.

— По причине?

— Ой, Глеб, ты задаешь слишком много вопросов. Мне никто ничего не докладывает. О домашнем обучении узнала от мамы, в подробности не вдавалась.

— Тогда последний вопрос, — шутливо сказал Димон. — Что ты можешь рассказать о помощнике Киры Леонидовны?

— О Геннадии? Ничего. Хмурый, серьезный… Я его боюсь.

— Злой?

— Не то, чтобы злой… Взгляд у него страшный. Как посмотрит, мурашки по телу.

— Кроме тетки, племянницы и Геннадия в доме никто не живет?

— Раньше была кухарка — Жанна. Потом она сошла с ума. Теперь еду готовят или Кира Леонидовна или Геннадий.

— Сошла с ума? Не слабо!

Тоня повела тоненькими плечиками.

— В деревне слухи ходили, кухарка что-то увидела в доме и съехала с катушек. Но сами понимаете, сплетни есть сплетни.

— Понимаем. — Димон дотронулся до пластыря над бровью. — Тонь, я твой должник.

— Нет, Дим. Мы квиты. Вы спасли меня от парней, я обработала рану.

— Один-один.

— Ребят, хотите чая?

От чая мы отказались. Надо было возвращаться домой, к девчонкам, разложить полученную информацию по полочкам и сделать выводы.

А дома царил переполох. С Люськой случилась истерика…

Глава пятая

Коварный кровопийца

Люська редко впадает в панику, у неё сильный характер, железная воля, она неисправимая оптимистка. Любит риск, обожает ситуации, когда опасность щекочет нервы, старается всегда быть в центре внимания, на первых ролях.

Поэтому я и удивился, узнав от Алисы, что Люська ревет в три ручья у себя в комнате.

— А в чём дело?

— Люсю укусил клещ.

— Сегодня?

— Скорее всего, вчера, пока вы сидели в кустах малины.

— И куда этот гад присосался? — спросил Димон.

— К правому плечу.

— Не проблема, сейчас вытащим.

Мы поднялись на второй этаж. Заплаканная Люська сидела на кровати, наше появление заставило её резко отвернуться к окну.

— Люсь…

— Алиска уже сказала, что я умираю?

Я не смог сдержать смешок.

— Не преувеличивай.

— Тебе смешно?! — закричала Люська. — Я здесь еле сижу, а ты ржешь.

— Вытащим мы твоего клеща. Покажи, где он.

Люська повернулась к нам спиной, оголила плечо.

— Присосался насмерть.

— Алис, принеси-ка мне пинцет.

— Дим, ты сдурел, какой пинцет? Нельзя клещей пинцетом тянуть, ещё хуже будет.

— Тогда давай попробую вытащить его ниткой.

— И нитка не вариант. В больницу мне надо. Глеб, отвези меня в Склифосовского.

— Здесь недалеко есть травмпункт, поехали туда.

— Ты что, оглох? Мне надо в институт Склифосовского! Зачем мне твой задрипанный травмпункт?

— Люсь, я слышала, клеща можно вытащить, если капнуть на него подсолнечным маслом.

— Точняк! Мою тетку в прошлом году клещ укусил, масло помогло.

— Ага, давайте, облейте меня маслом, потом обмажьте майонезом, кетчупом, корицей посыпать не забудьте.

— Хорошо, — я сел на кровать и начал разглядывать клеща. — Могу предложить самый действенный способ.

— Какой? Облить меня бензином и поджечь?

Димон засмеялся, Люська запустила в него подушкой.

— Люсь, прости.

— Если взять простую иголку, накалить её докрасна…

— Глеб, сразу говорю — я не согласна.

— Ты дослушай.

— И слушать не хочу.

Я умолк.

— Глебыч, а дальше что с иголкой делать?

— Осторожно проткнуть иглой клеща.

— И?

— По идее он сразу должен выйти.

— Что за извращенные методы. Вы садисты! Иголка, масло, нитка. Лучше сразу скажите, Люся, иди и утопись в озере.

— Не перегибай палку, Люсь. Ладно, собирайся, поехали в Склифосовского.

— Подожди, — Люська расплакалась. — Я боюсь.

— Чего?

— А то ты сам не знаешь. Сейчас сплошь и рядом клещи заразные. Они энцефалит переносят, болезнь Лайма… — Люська заревела в голос. — Я погуглила, а там… Мне страшно. Он наверняка заразил меня какой-нибудь гадостью. Я умру…

— Хватит!

— Умру, — повторила Люська, уткнувшись лицом в подушку.

— Она ревет целый час, — сказала мне Алиса. — Не знаю, что делать.

— Люсь, поедем в институт.

— Попозже. Дай мне в себя прийти.

— Люсь, — Димон гладил её по спине, пытаясь подобрать слова утешения. — Не все клещи заразные — это раз. А потом, даже если клещ и инфицирован, не факт, что человек чем-нибудь заразится.

— Ты доктор?

— Нет, но я читал об этом.

— Не верю. У меня голова болит, я плохо себя чувствую, это первый признак.

— Ты накрутила себя, поэтому разболелась голова. Сядь на стул.

— Не надо, Алис.

— Сядь, я сниму боль.

Люська нехотя пересела на стул, закрыла глаза. Алиса начала сжимать и разжимать кулаки, потом тряхнула руками, поднесла ладони к Люськиной голове.

Дело в том, что не которое время назад, Алиска вдруг обнаружила у себя способность при помощи своего биополя снимать болевые синдромы. Все произошло случайно, у младшей сестры болела голова, Алиса начала гладить её по макушке, и через минуту Дашка сказала, что боль прошла. Потом мать обожгла палец, и снова Алисе удалось убрать боль. Начались эксперименты на друзьях, результат не мог не радовать: в семи из десяти случаев Алисе удавалось избавить человека от боли. Правда, была у медали и обратная сторона, практически всегда, после кратковременных сеансов Алиса ощущала слабость, сонливость, портилось настроение.

Минуты через две Люська встала.

— Спасибо, Алис. Голова не болит. Глеб, поехали в Склиф.

В институте Склифосовского мы проторчали около двух часов. Сперва выстояли длинную очередь в регистратуру, потом отправились к нужному кабинету и больше часа прождали своей очереди. Я и не подозревал, что здесь будет так много укушенных. Девушку клещ укусил в мочку уха, мальчишку лет семи в щеку, старуху, которая постоянно болтала, в шею и спину.

Люська сидела молча, прислонив голову к стене. Изредка она открывала глаза, смотрела на часы и тихо вздыхала.

— Встряхнись, Люсь, все будет в шоколаде. Тебе же сказали в регистратуре, наш район не эндемичен по клещевому энцефалиту.

— А по болезни Лайма?

— Нет у тебя никакой болезни Лайма.

— Все так говорят, а потом бац…

— Перестань, Люсь. Посмотри на бабку, к ней сразу два клеща присосались, а ей хоть бы что.

— Бабке на вид сто двадцать восемь лет, какая ей разница, кто её укусил, клещ или крокодил?

В кабинете Люська пробыла от силы минуты четыре.

— Ну, — спросил я, когда она вышла в коридор. — Как прошло?

— Обыкновенно. Вытащили эту гадость, сделали укол, сказали в течение трех недель наблюдать за местом укуса и дважды в день мерить температуру. Если что пойдет не так, обратиться за помощью к районному инфекционисту.

— Три недели пролетят быстро, все у тебя будет в норме.

— Разбежался. Буду я сидеть и думать, больной был клещ или здоровый. — Люська достала из кармана пластиковую баночку на дне которой, на куске влажной ваты, сидел толстый клещ.

— Что это?

— Не что, а кто. Ты сам, что ли, не видишь? Клещ.

— Дали его на память?

— Дали, — усмехнулась Люська. — Медсестра хотела в урну отправить. Хорошо я успела закричать, чтобы она отдала мне его обратно.

— Зачем?

— Затем! Ты прям как из тундры приехал. У меня есть адрес лаборатории, клеща необходимо проверить. Едем сейчас туда.

Домой мы вернулись вечером. Я был вымотан и сильно проголодался. Мрачная Люська сразу поднялась к себе.

— Что вам сказали? — суетилась Алиса, накладывая в тарелку плов.

— Отдали клеща на анализ. Результаты будут готовы через три дня. Приготовьтесь, эти три дня Люська нас достанет.

Я оказался прав. Мы пили чай, когда в кухню вбежала Люська.

— Началось! — выкрикнула она, замерев на пороге.

— Что началось?

— Побочные действия укуса. У меня температура поднялась.

— Высокая?

— Выше нормы.

— Какая у тебя температура?

— Тридцать семь и один.

— Люсь, это несерьезно.

— Несерьезно? А когда будет серьезно, когда температура поднимется до сорока, я перестану ориентироваться в пространстве и начну бредить?

— Люська, сплюнь.

— Мне плохо, перед глазами все плывет… Это болезнь Лайма, я чувствую.

— Я вас предупреждал, — шепнул я Димону с Алисой.

— Димка, проводи меня в комнату, у меня слабость.

Весь вечер мы просидели возле кровати Люськи. Она лежала на спине, подложив под голову две большие подушки. Время от времени стонала, обводила нас отрешенным взглядом, прося дать ей градусник.

— Ты измеряла температуру десять минут назад, — не выдержал я во время очередного тяжкого вздоха и протянутой руки.

— Она поднялась. Я горю. Дай градусник!

Алиса обкусывала губы. На Люську она смотрела, как на умирающую столетнюю старуху, ожидая, что та в любой момент скончается. Алиска сильно переживала, в глазах стояли слезы, а Люська, видя, что вокруг неё прыгают на задних лапках, вконец обнаглела.

— Алис, мне нужен компресс на лоб. Принеси миску с холодной водой и полотенце.

— Да, да, я быстро. Одна нога здесь, другая там.

— Димка, ты где?

— Я тут, Люсь.

— Подойди ближе, я хочу тебя увидеть.

Ошалевший Димон встал в изголовье кровати.

— Как ты?

— Мне нечем тебя обрадовать. У меня жар… Во рту пересохло.

Димон взял с тумбочки стакан воды.

— Нет, воды не хочу. Мне бы сочку сейчас. Виноградного.

— Виноградного нет. Но есть персиковый и апельсиновый. Тебе какой принести?

Люська закатила глаза и сглотнула.

— Я бы выпила виноградного, но если его нет… ладно, неси персиковый. Выпью его. Хотя хочется виноградного.

— Глебыч, где шлем, я смотаюсь на скутере в магазин.

Я посмотрел на Люську. Поймав мой взгляд, она быстро закрыла глаза.

— Шлем внизу.

Димон вышел.

— Тебе не стыдно? — спросил я.

— Почему мне должно быть стыдно? Я еле держусь…

— Не ври.

— Меня укусили!

— Всего лишь клещ.

— Он мог быть инфицирован.

— Давай градусник.

— Ну, сколько там?

— Офигеть, какая высокая, — хмыкнул я.

— Сколько?

— Тридцать шесть и восемь.

— Все равно повышенная! Норма — тридцать шесть и шесть. Не дураки норму устанавливали.

— Оставить бы тебя здесь одну…

— Умирать? Давайте, идите, развлекайтесь, а я буду лежать и смотреть в потолок, мучаясь от жара.

Когда в комнату зашла Алиса, я дал ей отбой.

— Зря старалась. Температура в норме.

— Алис, он считает, я симулирую. Он меня совсем не любит, а ещё называется братом, — Люська вспомнила, что она родная внучка народной артистки и пустила слезу по системе Станиславского.

Алиса обняла Люську, начала успокаивать, на меня же накричала, заставив выйти из комнаты.

Димон привез из магазина полную сумку продуктов.

— Как Люся, ей не хуже?

— Представь себе — нет. А меня выставили, чтобы я, не травмировал психику сестры-симулянтки.

— Не говори так, Глебыч. Ей плохо.

— А мне кажется, ей очень хорошо: в центре внимания, считай, главная героиня пьесы. Ты зачем столько накупил, вроде за одним соком поехал.

— Люсе нужны витамины.

Когда Димон достал из пакета авокадо, киви, сливы и черешню, я похлопал его по спине.

— Молодец! Пять балов тебе. На киви у неё аллергия, авокадо Люська терпеть не может, а с черешней с детства в контрах.

— Да? Блин, я не знал.

— Неси сок умирающей, а то не дождется.

Оставшись в кухне, я помыл черешню и сел за стол. Алиса позвала меня наверх через час.

— Люся хочет поговорить.

— Объявит свою последнюю волю?

— Глеб!

— Шучу-шучу.

Правда, поднявшись в комнату и увидев наигранно-страдальческое лицо Люськи, я съязвил

— Всё никак коньки не отбросишь?

Люська вскочила с кровати, сбила меня с ног, начав осыпать многочисленными ударами.

— Это была шутка. Алис, Димон, оттащите укушенную, она меня убьет.

Меня душил смех, смеялись и Алиска с Димоном. Люська колотила меня минуты полторы, потом выдохлась, выпрямилась и, пнув ногой круглую подушку, тоже расхохоталась.

***

В первом часу ночи, Люська к тому времени уже передумала умирать и умяла две тарелки плова, мы снова и снова возвращались к разговору о странном поведении Геннадия и знакомстве с Тоней.

— Веселая семейка, ничего не скажешь. Злая тетка, помощник, который ночами закапывает кого-то в мешках, племянница-гот и говорящий попугай Наполеон.

— Аполлон.

— Тетка, племянница и попугай нас мало волнуют. Хотелось бы узнать, что представляет собой Геннадий.

— Как ты узнаешь, Дим?

— А у меня идея, — Люська взяла из миски несколько слив и попыталась ими жонглировать. — Тоня ведь больше не работает у Киры, так?

— Сегодня последний день занималась с Аполлоном.

— Тогда это наш шанс.

— Говори прямо, что за шанс?

— Сначала скажите, эта Тонька нормальная девчонка? В случае чего, помочь не откажется?

— Смотря о какой помощи речь.

— Пустяшная просьба. Допустим, вы знакомите меня с Тоней, и я прошу замолвить за меня словечко перед Кирой Леонидовной.

— Нереально.

— Почему?

— Потому что нереально. С какой стати она должна вас знакомить?

— А ты подумай хорошо. Тоня может представить меня лучшей подругой, которая будет вместо неё приходить к Кире и заниматься с Наполеоном.

— С Аполлоном.

— Ну да, с Аполлоном.

— Не выгорит. Тонька говорила, Кира Леонидовна её терпит. Аполлон всего-навсего причина. Не, Люсь, игра не стоит свеч.

— Если не попробуем, не узнаем. Вдруг повезет. Глеб, что скажешь?

— Мне идея не кажется безумной, но…

— Отлично.

— Я недоговорил. Вряд ли Кира Леонидовна согласится.

— В любом случае, мы ничего не теряем, ничем не рискуем. Не согласится, ладно, будем искать другие пути. Зато, если повезет, и я окажусь в их доме, — Люська потерла ладони. — Могу очень многое разнюхать. Я ж в душе настоящий Шерлок Холмс.

— А пару часов назад умирала на кровати, — засмеялся я.

— Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Смотри, сама не захандри снова.

— Теперь у меня есть цель, хандрить некогда. Значит, договорились, утром вы знакомите меня с Тоней.

— Нет, Люсь.

— Глеб, не начинай. Что опять не так?

— Все так, но с Тоней лучше познакомить не тебя, а Алису.

— Меня? — удивилась Алиска.

— Почему Алиску?

— Как бы тебе сказать… у Алисы больше шансов.

— Так, это уже становится интересным, — Люська бросила сливовую косточку в миску и нахмурила лоб. — И чем Алиса лучше меня?

— Речь не о том, кто лучше, а кто хуже. Но у Алисы есть ряд преимуществ.

— Например?

— Она ходит в школу актерского мастерства.

— Не смеши меня. Чем это поможет, она что, спектакли перед Кирой устраивать будет.

— Нет, но в случае чего, сумеет вовремя сориентироваться.

— Повторяю, не смеши меня. — Люська посмотрела на Алису. — Алис, ты только не обижайся, но я скажу правду. Ты, конечно, ходишь в свою школу, но признай, что касается актерской игры, то я дам тебе сто очков вперед.

Теперь возмутилась Алиса.

— Почему ты так решила?

— Да это очевидно.

— Кому очевидно?

— Всем.

— Эй-эй, девчонки, вы отвлеклись от темы.

— Дим, подожди. Пусть Люся скажет, что она имеет в виду.

— Ты часто теряешься, смущаешься не к месту, начинаешь нервничать, суетиться. Тебя подводит тревожный взгляд, неуверенность, испуг. Мне продолжать?

— Нет.

— Вот видите, Алиска с моими доводами согласна.

— Я, наверное, на самом деле плохая актриса. Пусть с Тоней знакомится Люся.

— Обиделась, да?

— Нисколько.

Люська встала, обошла стол, обняла Алису за плечи.

— Не сердись. В глубине души, ты же знаешь, я права.

— Ты у нас всегда права.

— Алис!

— Я не сержусь.

— Люсь, пойми, дело не только в актерских данных.

— Сам себе противоречишь, Глеб.

— Алиса производит на людей… ммм… короче, к ней будет больше доверия, чем к тебе.

— То есть?

— Сама говоришь, она теряется, смущается, нервничает — ведет себя естественно. А ты вечно переигрываешь, играешь на публику. Киру Леонидовну это оттолкнет. Понятно теперь?

— Поняла, — Люська села на стул, взяла сливу. — Распределили роли: я в эпизоде, Алиса опять героиня.

— При чем здесь роли, Люсь?

— При том! Идея поговорить с Тонькой принадлежала мне. И в дом к Кире должна иди я, а не ты.

— Так иди, кто мешает?

— Он! — Люська ткнула в меня пальцем. — Развел здесь демагогию. Всё настроение испортил. Ладно, черт с вами, я не злопамятная, я могу и на вторых ролях быть. Могу и «кушать подано» сыграть. Главное ведь результат, я права? — Люська хлопнула в ладоши, встала и вышла из кухни. — Спать хочу, всем спокойной ночи.

— Обиделась, — протянула Алиса.

— Ничего. Завтра сама поймет, что я прав.

— Глеб, а ты уверен, что я справлюсь?

— На все сто.

— Только бы Тоня не подвела.

— Не подведет, если хорошо её попросим.

Димон пожал плечами.

— Попытка не пытка.

Глава шестая

Работа с биополем

Утром произошло знакомство Тони и Алисы. Моя просьба показалась Тоне странной, начались ненужные вопросы. Пришлось нагло врать, мол, Алисе срочно нужны деньги, взять неоткуда, а тут такой шанс. Если Тоня посодействует, и Кира Леонидовна даст согласие, Алиса по гроб жизни будет ей благодарна.

— Вы плохо знаете Киру Леонидовну. Она живет замкнуто, чужаков в доме не терпит. Нас с матерью была вынуждена взять. Я же рассказывала, Глеб.

— Помню, Тонь. Но все-таки давай попробуем.

Опять начались сомнения, колебания. Тоню одолевали страхи, я до конца не мог понять, чего или кого она боится на самом деле. Создавалось впечатление, Тоня знает намного больше, чем говорит, и её вчерашний рассказ про дом и его обитателей был не совсем правдив. Неужели скрывает что-то важное? Тогда зачем вообще начала откровенничать? Или настолько расчувствовалась после нашей драки, что, не подумав, сболтнула лишнего? Вполне возможно.

Я наблюдал за Тоней, пытаясь угадать её настроение. Взгляд испуганный, ссутулилась, думает о чем-то потаенном, старается не смотреть ни на меня, ни на Алису. Даже заинтриговала. Что же в действительности происходит в доме Киры Леонидовны, раз Тоня, при одном только упоминании о хозяйке, меняется в лице?

А может, всему виной банальный пустой страх? Ну неприятна ей Кира Леонидовна, неприятен Геннадий, боится их (хотя чего, спрашивается, боится), оттого и накрутила себя до предела.

И сразу же я вспомнил слова Кирилла о грузовиках, подъезжавших ночью к дому Киры Леонидовны. Что за грузовики, откуда?

Тоня, услышав о грузовиках, подошла к зеркалу.

— Слышала краем уха от соседей, но сама грузовых машин возле дома Киры Леонидовны никогда не видела.

— Они подъезжают ночью.

— Вроде да. Это так важно, Глеб?

Алиса мотнула головой, мол, не говори лишнего, и я рассмеялся.

— Да нет, просто к слову пришлось.

Бросив быстрый взгляд в зеркало, Тоня поправила челку, натянуто улыбнулась.

— Я готова, — сказала она не очень уверенно.

— Боишься?

— Есть немного.

— Ребят, — Алиса опять начала сомневаться в успехе нашего плана. — Если так все плохо, может, не стоит и начинать?

Тоня с надеждой посмотрела на меня.

— Надо рискнуть, — сказал я девчонкам.

— Тогда пошли.

На улице Тоня призналась:

— За результат ручаться не могу. Хотя интуиция подсказывает, что ничего из нашей затеи не выйдет.

— Ты главное, не нервничай, веди себя естественно, Кира Леонидовна не заподозрит подвоха.

— Сомневаюсь. Понимаешь, в чем проблема, Глеб, я не умею врать.

— Это не проблема, Тонь, это большой плюс. Но все-таки я тебе не верю. Каждый человек умеет врать, ты не исключение.

— Ага, тогда почему каждый раз я попадаюсь на вранье. Другие врут и им безоговорочно верят, а стоит мне сказать неправду, меня сразу раскалывают.

— Сама себя выдаешь. Учись контролировать эмоции, держись спокойно, смотри уверено, и следи за руками.

— А руки здесь при чем?

— Руки — твой главный противник. Возьми на заметку и поэкспериментируй. В большинстве случаев, когда человек говорит неправду, его выдают руки. Их пытаются спрятать за спину, сложить на груди, положить в карман, теребят пальцы. Пальцы это вообще отдельная тема. Например…

— Глеб, — перебила меня Алиса. — Не знала, что ты специалист по вербальным сигналам.

Тоня тоже рассмеялась.

— Я не специалист, но я рад, что вы развеселились. Тонька вон уже хохочет.

— Это нервный смех. На самом деле я сильно переживаю.

На повороте мы расстались: я остался стоять на дороге, девчонки не спеша пошли к дому Киры Леонидовны.

У самой калитки, Тоня посмотрела на Алису.

— Звонить?

— Звони.

Тоня пять раз нажала на звонок.

— Это своеобразный сигнал для «своих», — пояснила она. — Нужно позвонить пять раз, иначе не откроют.

Минуты полторы спустя из-за угла дома показалась высокая фигура Геннадия. Когда он подошел к калитке и зыркнул черными, как у цыгана, глазами сперва на Тоню, а затем на Алису, последняя невольно вздрогнула и сделала шаг назад. Геннадий произвел на неё сильное впечатление: рост под два метра, широкие плечи, квадратное лицо, толстая шея, накаченные руки, он казался злым великаном из сказки.

Конец ознакомительного фрагмента.