100 лет Перекопской победы. Сборник научных статей

Юрий Владимирович Шахин, 2021

Сборник подготовлен к столетию победы Красной Армии над Врангелем и окончанию Гражданской войны. Содержит статьи по истории революции и Гражданской войны в Крыму и на юге России, а также по социокультурным предпосылкам и последствиям этих событий. Рассчитан на всех, интересующихся историей России и СССР.

Баранецкий А.Н. О философско-бюрократическом значении констатации конца гражданской войны в России в 1920 году (к историософскому и культурологическому значению революции и гражданской войны в России)

Баранецкий А.Н., к.ф.н., Институт развития образования

Аннотация. Работа посвящена проблеме перманентности гражданской войны в информационном поле. Показано превращение этой войны в психоделическую. Ставится проблема констатации «окончания» гражданской войны. Автор констатирует значение эстетических оценок для придания долговременного характера гражданской войне для разрушения общественного согласия. В консциентальной войне не нужен процесс познания, при применении конcциентального оружия используются образы, впечатления, оценки. Оценки навязываются чаще всего морально–эстетические, формирующие отвращение к врагу и разрушающие чувство жалости. Автор считает, что социальная напряжённость существенно снизится, если сделать процессы обесчеловечивания предметом публичного и массового мониторинга и шаг за шагом обновлять качество кадров.

Ключевые слова: эстетика на службе политики; образ врага; психоделическая война; консциентальное оружие; длительность мести; практика сатисфакции.

Baranetskiy A.N.

PhD in Philosophy, Institute for Education Development

About the philosofical-burocratic significance of the constatation of the end of the civil war in Russia in 1920 (To the historiosophical and cultural significance of the revolution and civil war in Russia)

Abstract. The work is devoted to the problem of the permanent character of the civil war in the information field. The transformation of this war into a psychedelic is shown. The problem of establishing the"end"of the civil war is posed. The author states the importance of aesthetic assessments for imparting a long-term character to the civil war for the destruction of social harmony. The process of cognition is not needed in a conscientious war; images, impressions, assessments are used in the use of conscientious weapons. Moral and aesthetic assessments are most often imposed, forming aversion to the enemy and destroying the feeling of pity. The author believes that social tension will significantly decrease if the dehumanization processes are made the subject of public and mass monitoring and the quality of personnel is updated step by step.

Keywords: aesthetics in the service of politics; the image of the enemy; psychedelic war; conscientious weapon; duration of revenge; practice of satisfaction.

Бюрократическое определение войны и бюрократическая констатация конца войны связаны с вопросами о власти и их отражением в документах. Сущность войны при этом может игнорироваться. И сущность военных действий разного типа тоже может игнорироваться.

Поэтому даже в широко известных и резонансных действиях СМИ весьма часто можно встретить ту констатацию, что на территории СССР и Российской империи война гражданская вовсе не закончилась. Оговорка, — что мол, она продолжается в душах и в умах, — эта оговорка сущности процесса не меняет.

Формы и алгоритмы мщения, качество мстительности как явления истории нравов редко отслеживаются в специализированных исторических анализах. Роль мести и влияние готовности мстить на деструкцию политических режимов явно недооценивается.

Недооценивается, по нашему убеждению, также способность к мщению со стороны масштабных субъектов: этносов, классов, наций. Важно подчеркнуть, что во многих исторических исследованиях есть порочная недомолвка: субъектом — что вполне логично — называется именно тот социум или та личность, которая выполняет некую детерминирующую роль в социуме (более крупном социуме), в истории. Но при этом мало где можно встретить анализ поступков или инициатив этого крупного исторического субъекта — этноса, класса, нации. Историки по инерции естественных наук стараются отразить объективные срезы — так называемые «движущие силы исторического процесса», «роль выдающейся личности в истории», «ведущая роль коммунистической партии в организации борьбы…». Но эти «движущие силы», эта «личность», эта «политическая партия» — субъекты, субъекты особые, субъекты, которые взяли на себя роль — воплотить в жизнь объективный тренд. Часто это не удавалось, не удавалось именно потому, что (пользуясь выражением В.И. Ленина) не «созрели субъективные предпосылки». И исторический тренд пробивал себе дорогу где-то в соседних социумах, в следующем десятилетии или столетии.

Гражданские войны, как представляется, не обходятся без мести. И особенности мести много говорят для характеристики качеств субъекта истории, каковым был и остаётся великий народ. В терминологии историков традиционно используются такие выражения как «восстановление исторической справедливости», «возмездие». Но эти процессы ведут своё происхождение именно от той традиции истории нравов, которая называется словом «месть». Справедливая или несправедливая — это иная тема для иных исследований. История нравов — часть истории нравственной культуры, а история нравственной культуры — это часть истории общей культуры. Поэтому политика, как часть политической культуры может быть определена как процесс отношений субъектов исторического процесса. Следовательно, качества и способности субъектов исторического процесса — одна из базовых детерминант этого процесса, именно то, что историки называли зрелостью субъективных предпосылок.

Если противоборствующие субъекты исторического творчества являются вполне зрелыми и самодостаточными, то в многогранном современном мире уничтожить их полностью — достаточно проблематично. Они могут эмигрировать и передавать через поколения, носить в себе императивы типа «Карфаген должен быть разрушен». И каждый из субъектов гражданской войны вполне может быть носителем священной веры в справедливость своих идеалов, святынь и традиций. И видеть в будущем реванш, возмездие, месть как свой священный принцип.

Не исчезала с планеты Земля белогвардейская эмиграция, не исчезли на планете и фашисты, они создали неофашизм.

Советская идеология, пропаганда и даже официальная наука практически не затрагивала ту грань этической проблематики гражданской войны, которая бы анализировала сущность мстительности.

Хотя классовая борьба действительно перманентна, она идёт столетиями, а гражданская война — лишь один вид её кульминации.

Не менее важны морально-нравственные мотивы и традиции, они классовую борьбу не просто сопровождают, они могут повлиять на длительность использования тех или иных форм вражды, ненависти, борьбы.

Общенародное неприятие бюрократического аппарата было одной из граней поддержки революционеров во всех революциях в разных странах, в разные эпохи. У бюрократического класса есть его собственная философия и есть его собственная система ценностей. В этой философии высшая ценность — власть. При этом зачастую более качественной считается власть не явная, а тайная. В первую очередь потому, что явной властью народ может быть недоволен, против явной власти народ способен поднять восстание. А вот о тайной власти население ничего не знает, поэтому любая ненависть народных масс будет направлена мимо.

Документооборот обычно был инструментом власти, поэтому связи с документооборотом как симптом и символ бюрократизма часто заслоняли сущность этой философии и этой системы ценностей. Лидер большевиков В.И. Ульянов-Ленин писал в последние годы жизни о бюрократизме: «…если что нас погубит — то это…».

И особенно остро Ленин начал понимать опасность бюрократического мировоззрения и мироотношения именно после завершения гражданской войны, то есть после 1920 года.

На этом фоне совершенно не случайной и совершенно не надуманной теперь выглядит идея о перманентном обострении классовой борьбы, которую настойчиво предлагал И. Джугашвили (Сталин). Но в силу того, что у Сталина не было достаточно философско-методологического понятийного аппарата, он не смог обнаружить — в чём именно состоит и в какие формы трансформируется классовая борьба после того, как военными методами победа достигнута. Сам по себе бюрократизм не может считаться атрибутом отдельной общественно-экономической формации. Но его могут быстро приспособить под свои классовые потребности любые классы, которые захватили центр власти в социуме. Или не суметь приспособить.

Бюрократическая система во все эпохи работала на эксплуататорский класс и сама была инструментом эксплуатации. Если в 1920 году с точки зрения философии бюрократизма война завершилась, то с точки зрения диалектико-материалистической философии гражданская война вполне завершится только тогда, когда в обществе совершенно ненасильственными методами будет устойчиво воспроизводиться общественное согласие, быть может даже того или иного уровня (хотя бы не высшая) социальная гармония. То есть, для начала исторического анализа лучше бы подумать не о «перманентном обострении» классовой борьбы, а о перманентной модернизации форм, методов, инструментов и тактик классовой вражды, о росте меры изощрённости. А для этого важно дополнить понятийный аппарат для анализа таких сфер реальности, которые поныне ускользают от исследователей или отданы на откуп художественным, публицистическим методам отражения. изучения реальности.

В данном докладе предлагается ввести в круг научных понятий редко употребляемый оборот речи, в котором чётко и нелицеприятно фиксируется отказ признавать своего врага за человека вообще. Враг как вид человека — это один мировоззренческий статус. А вот враг как «человекоподобная мразь» — это иной мировоззренческий статус.

В 70-е и в 80-е годы в СССР СМИ, радиопередачи и художественные произведения стали широко распространять образы врагов советской власти как образы людей — пусть ошибавшихся, порочных, не любивших простой народ, — но — людей.

Их не расчеловечивали. Наоборот, напомнили, что они тоже били людьми, именно напомнили — ведь «Хождение по мукам» Алексея Толстого показывает врагов революции как людей, хоть и враждебных.

Тогда как в 90-е годы постмодернистская литература с глумлением и цунами издевательств поливала сознание народа образами большевиков и красных командиров, как крайне противоестественных и странных фигур. Достаточно вспомнить массу публикаций о том, что «Ленин — гриб». Сталина до совершенно неправдоподобных форм рисовали как организатора таких тотальных истребительных мероприятий, каковые не укладываются ни в какие резонные рамки. Чтобы вывести Сталина из логического объёма понятия «человек» до сих пор применяется простой приём: Гитлер исследован был Фроммом как «клинический случая некрофилии», про Гитлера можно много рассказать, чтобы почувствовать, что к людям его относить не стоит, после этого просто клеится ярлык: «а Сталин ещё хуже, так как он руководил дольше». А это расчеловечивание.

Конец ознакомительного фрагмента.