Судьба по имени Зоя. Мистика, фантастика, криминал

Юрий Видинеев

Пан с неожиданным любопытством вгляделся в отрока, и тяжкая печаль отразилась в его старых-престарых глазах. – Жаль мне, что у тебя будет такая судьба, – вымолвил пан Суходольский, – Оставлю я тебе кое-что от нашего древнего рода. Все равно больше некому оставлять. Вдруг успеешь воспользоваться? – А Вы знаете мою судьбу? – искренне удивился Саша. – Твою судьбу зовут Зоя, – сказал старик, усмехнувшись. – Раз усмехнулся, значит, пошутил, – подумал Саша.

Борька и Васька

Они были моими одноклассниками, а остались — двумя занозами в сердце.

Таких заноз за жизнь в сердце уже накопилось больше, чем колючек у ежика. Не потому ли вступает иногда в него такая острая, колющая боль? Таблетки снимают ее на время, но она возвращается вновь и вновь.

Они появились в нашем классе одновременно. Оба были оставлены в первом классе на второй год. Они держались всегда вместе, обособленно от остальных, инициативы к общению с нами не проявляли, и мы отвечали им тем же. Это получилось само собой и сохранялось на протяжении всего года их учебы в нашем классе. Потом они были оставлены на третий год.

Я никогда не забывал о них. Но задумываться о них я начал только многие годы спустя. Размышления о Борьке и Ваське очень больно ранят мое сердце.

Из разных отрывочных сведений я знал, что Борька воспитывался в семье тихих и безобидных, но беспробудных пьяниц. Его старший брат успел выйти из детского возраста до того, как родители потеряли человеческий облик. Он благополучно окончил среднюю школу, без материальной помощи родителей шесть лет, голодая, недосыпая, изнуряя себя подработками на разгрузке вагонов, отучился в мединституте, стал врачом. Я видел его однажды. Он приходил к нам в школу, встречался с нашей учительницей, интересовался, как учится и как ведет себя его младший брат. Говорили, что он хотел оформить над Борькой опекунство и забрать его к себе в другой город, куда он был направлен по распределению как молодой специалист. Но для этого необходимо было лишить их мать и отца родительских прав в отношении Борьки. С этим тогда было очень сложно, вопрос не разрешился, и наш Борька остался жить у родителей.

Мне запомнился Борькин брат. Он совершенно не соответствовал моим представлениям о врачах: тихий, блеклый, подавленный. Теперь я понимаю, что таким его сделала жизнь. На его облике отразились боль и стыд за своих родителей и долгое прозябание в нужде. Это теперь, испытав много трудностей, я знаю, как унизительно чувствует себя человек за чертой бедности, когда в него внедряется вирус безденежья, травмируя в бедолаге чувство собственного достоинства и самоуважения.

О Ваське я знал, что он воспитывался без отца. Васькину мать я видел только два раза. Один раз это было в школе. Она закатила скандал нашей учительнице и довела ее до слез. По какому вопросу это было, я не понял, но что-то связанное с несправедливым отношением учительницы к ее сыну. В другой раз она увидела меня на улице, когда я приходил по поручению своих родителей к ее соседке. Она каким-то образом узнала меня, и безо всякой причины начала злобно меня обругивать. Я долго стоял и покорно выслушивал ее ругань, потом, поняв, что поток ее брани не закончится никогда, стал убегать. Мое бегство вызвало в ней еще большую ярость. До сих пор, вспоминая об этом, я ощущаю жжение на участке спины от шеи и до лопаток.

Теперь, когда на меня от воспоминаний находят раздумья, я очень ярко представляю себе, как жилось этим моим одноклассникам, когда мы ходили с ними в первый класс.

Раздумье 1

Родители, как всегда, проснулись ни свет ни заря.

— Сколько там, на часах? — косноязычно промямлил отец.

— Через час откроется! — буркнула мать.

— А со вчерашнего ничего не осталось?

— Ты же ночью всю заначку вылакал, морда твоя бесстыжая!

Борька с головой залез под одеяло. Еще почти час его не будут будить, но и уснуть уже не дадут: утреннее время — час родительской ругани. Будут злы, пока не похмелятся. Вчера весь день, как обычно, в доме была кутерьма: здесь рады всякому, кто приходит с бутылкой. Те, кто не любят пить из горлышка на улице, знают об этом гостеприимстве и заходят сюда, как к себе домой. Немного плеснут хозяевам, а остальное пьют сами. Выпили — есть с кем поговорить.

Своего угла у Борьки нет. Где готовить домашние задания к школе? А быть постоянно на глазах у пьяных родителей и их разношерстной компании, да к тому же выслушивать нравоучения от случайно зашедшего с бутылочкой винца давно уже опостылело. Лучше бродить по улицам, пока в доме все не угомонятся!

И так каждый день, в любую погоду, в любое время года! Хорошо еще летом, когда нет дождя…

— Борька! — кричит отец.

— Ну, почему так рано открывается их магазин? Еще бы чуть-чуть вздремнуть!

— Опять? — привычно спрашивает продавщица тетя Груня.

Она хмуро принимает от Борьки пустые бутылки, пересчитывает мелочь на его вспотевшей ладошке.

— Здесь как раз на две, — говорит Борька.

— Вижу, что как раз! Глушат без закуски и дуреют! Скоро хрюкать начнут! Тебя хоть покормили сегодня?

— Покормили, — врет Борька, прикрывая рот ладошкой.

— Оно и видно! Вот тебе булочка, оголец!

— Нет, что Вы, теть Грунь! Я завтракал!

— Бери, кому говорят!

Борька благодарит и, сгорая от стыда, шмыгает за дверь. На улице он тут же впивается зубами в мягкую, нежно хрустящую булочку, и на глазах у него наворачиваются слезы. Где-то Борька слышал, что крокодил всегда плачет во время еды.

— Наверно у крокодила тоже родители пьяницы, — думает Борька, и ему становится жаль крокодила.

Раздумье 2

Борька худой и длинный, а Васька тоже крупный, но ниже Борьки. Зато у Васьки большая круглая голова и широкие кости. От этого он кажется упитанным. В действительности же, он, как и Борька, всегда голодный. Им обоим постоянно очень хочется есть.

— У! Кабан ненасытный! — ругается Васькина мать, когда он начинает просить у нее еды. — Я вот сейчас возьму ремень, да накормлю тебя досыта, оглоеда такого!

Мать кидается за ремнем, а Васька — за дверь. Только его и видели!

Говорят, что сытое брюхо к учебе глухо. А про голодное брюхо и того не скажешь: ему и вовсе не до учебы! Васька об этом знает. Ну, какие могут быть стихи да таблица умножения, когда в животе — шум и гам? Он пробовал есть все: и желуди (тьфу, горечь!), и лебеду (пусть ее лошади едят!). После некоторых проб Ваську нещадно рвало.

— Помогает! — думал Васька. — Вырвало — и не так уже хочется кушать!

Вместе с Борькой Васька целыми днями шляется без дела по улицам. У Борьки дома — вечный пьяный гвалт, у Васьки — нескончаемая ругань, а то и лупка ремнем. Оба хотят стать моряками. Во-первых, когда они уплывут подальше от дома, Борьку не будут донимать его вечно пьяные родители и их настырные собутыльники, а Ваську не достанет со своей бесконечной руганью и ремешком его мать. Во-вторых, чтобы стать моряком, школу заканчивать вовсе не обязательно. Это они знают точно: вон, хотя бы пираты! Моряки? Моряки. Да, еще какие! А ведь они в школе не учились. У них, наверняка, и родители были пьяницами, и матери ругальщицы-лупцовщицы! Поэтому Борьке и Ваське все пути-дороги в моряки. Только бы вырасти поскорее!

*

Теперь они уже выросли. Кем они стали? Где они? Кто-то сказал, что Борька в четырнадцатилетнем возрасте попал в воспитательно-трудовую колонию и был убит там сокамерниками. А о Ваське я вообще ничего не слышал. Последний раз я видел их перед тем, как они перестали приходить к нам в класс на занятия. Я запомнил их такими, какими они были тогда, в дни нашей совместной учебы. В них не было ни агрессивности, ни озлобленности. Они были очень смышлеными и дружелюбными, но жили своей жизнью, о которой мы, их одноклассники, практически ничего не знали. Размышляя о них столько лет спустя, хочется думать, что слухи о Борькиной гибели — вздорный вымысел, что и Борька, и Васька живы, здоровы и счастливы. Но сердце в это не верит, потому что еще тогда, в раннем детстве, в их обликах, помимо обделенности нежной родительской любовью и лаской, угадывался затаившейся до времени трагизм.