В ожидании технологического прорыва

Юрий Вениаминович Красков, 2023

В прежние времена понятие технологический прорыв было обычным явлением, которое происходило, хоть и не часто, но и даже очень своевременно, т.к. возникала острая необходимость выхода из кризисной ситуации. Но теперь, когда очередной кризис уже наступил и этот прорыв ожидается с большим нетерпением, он вдруг куда-то пропал и упорно не желает появляться. В данной книге излагаются фантастические идеи, которые тем не менее с точки зрения автора вполне осуществимы и могут решить этот вопрос достаточно быстро и эффективно.

Вместо введения

Идея издания бесплатных книг по актуальным вопросам научно-технического развития, возникшая в АО Заслон при сотрудничестве с издательством Литрес, представляется очень конструктивной и своевременной в том плане, что в сегодняшних условиях острого дефицита высококвалифицированных инженеров и других специалистов в области производственной деятельности перспективы для развития современного общества остаются очень неопределёнными даже на ближайшую перспективу. Более того, все аспекты технологического развития, а также планы по информатизации, экономическому, социальному и культурному развитию являются абсолютно утопическими и заведомо неисполнимыми.

Почему это так, будет разъяснено более подробно далее в основной части книги, а здесь мы укажем только на то обстоятельство, что проблемы и кризисные ситуации в глобальном масштабе возникли не сейчас, а непрерывной чередой уходят в прошлое и эта цепь событий теряется в глубинах истории. Впрочем, эти глубины исчисляется промежутком времени всего лишь чуть более двух столетий, а что было до этого мы вообще не можем знать, поскольку достоверных письменных источников, относящихся к более ранним временам в большей части либо не сохранилось, либо кому-то понадобилось их уничтожить.

Но даже и то, что дошло до нас, размещено во временной шкале, которой в реальности никогда не существовало и всё содержание сегодняшней официальной истории было придумано совсем недавно в конце XIX века. Даже сегодняшняя текущая история продолжает придумываться и распространяться так, что очень мало кто реально представляет себе, что же на самом деле происходит в нашем мире.

В таких условиях неопределённости естественным образом возникают кризисные ситуации, в которых большие массы людей неожиданно для себя обнаруживают, что их уровень жизни снижается, а перспективы развязывания очередной мировой войны, после которой вся история человечества может начаться заново, становятся всё более реальными.

Однако этого худшего сценария вполне можно избежать, хотя для этого одного желания недостаточно и как минимум нужно сделать выводы из того, что этому кризису предшествовало, и в этой части может быть полезна даже очень малая доля опыта автора как представителя последней инженерной когорты специалистов 70-х годов прошлого столетия, подготовленных в советских ВУЗах.

Начало этого опыта было очень впечатляющим, а с точки зрения сегодняшней реальности, даже фантастическим. В 1964 г. произошло знаменательное событие. Оно было связано с тем, что г. Ставрополь, возникший на месте бывшей деревни Кунеевки в связи с окончанием строительства в 1957 г. Волжской ГЭС им. Ленина, неожиданно для всех изменил своё на звание и стал называться г. Тольятти.

Народу, который массово прибывал на место новой грандиозной стройки, объяснили, что город получил название в честь руководителя итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, но только немногие знали о том, что он как раз в это время умер. Впрочем, предыдущее название тоже было не лучшее, т.к. в адресе на конвертах писем приходилось писать Ставрополь на Волге, чтобы не спутали его с другим городом с таким же названием.

Поскольку в это же время началось строительство Волжского автозавода по выпуску легковых автомобилей на основе одного из тогдашних брендов итальянского автогиганта ФИАТ, высшая советская номенклатура, очень любившая увековечивать свои имена в названиях городов, использовала это как повод для принятия такого решения. Жители города восприняли эту новость с юмором и сразу же переделали это новое название в более понятное им Теляти.

В этом городе строились одновременно десятки предприятий, поскольку его географическое расположение с точки зрения логистики было для этого очень перспективным. Здесь пересекались в одной точке водные, шоссейные, железнодорожные и воздушные пути, а поскольку областной центр в Самаре был недалеко, то жители обоих городов могли пользоваться одним аэропортом.

Особо быстрыми темпами строились учебные заведения, одним из главных среди которых был Тольяттинский политехнический институт (ТПИ), обеспечивающий потребности предприятий инженерными кадрами. В 1968 г. в ТПИ открылся новый факультет по подготовке инженеров-механиков для автомобиле — и тракторостроения. Как раз в это время я закончил среднюю школу и после успешной сдачи экзаменов поступил в ТПИ для учебы на этом факультете.

Новоиспечённые студенты, конечно, очень радовались тому, что успешно прошли все экзамены, но их ожидал совершенно неожиданный сюрприз, т.к. поступило указание свыше отправить всех новичков на сельхозработы. В то время, конечно, никому и в голову не могло прийти, что это был первый звоночек для СССР, который фактически уже тогда был обречён, причём его крушение в 1991 г. было вызвано вовсе не умелыми действиями наших врагов, а исключительно и только полной некомпетентностью и безумными решениями самой правящей советской верхушки.

После окончания ТПИ в 1973 г. мне представилась возможность получить работу по специальности на Минском автомобильном заводе в качестве инженера-технолога. Особенно меня обрадовало то обстоятельство, что моё место работы было не в основном производстве, где выпускаются известные по всей стране грузовые автомобили под маркой МАЗ, а на производстве колёсных тягачей, которые ежегодно можно видеть на военных парадах в День Победы 9 мая в Москве везущие на себе межконтинентальные ракеты стратегического назначения.

Казалось бы, что на таком серьёзном предприятии придётся настоящим делом заниматься, всё-таки, в отличие от основного производства, здесь всё намного сложнее, одна военная приёмка чего стоит, не говоря уже о сложнейшем изделии, состоящем из 40 тыс. деталей. Но не успел я по-настоящему окунуться в работу, как снова оказался на сельхозработах.

После того, как я дважды был там во время учёбы, и один раз работал сборщиком на конвейере АвтоВАЗа во время преддипломной практики, это уже не казалось таким абсурдом. Однако при этом создавалось впечатление, что инженеры вообще никому не нужны, потому что после сельхозработ кому-то понадобилось, чтобы я ещё поработал на стройке нового производственного корпуса.

Тем не менее, реальность оказалась не такой однобокой, даже несмотря на то, что инженеры в основном использовались начальством для выполнения их поручений на побегушках. Такая практика нет-нет да и поворачивалась к начальству обратной стороной, потому что именно тогда и наступал момент истины, когда у меня появляются возможности демонстрировать свои настоящие способности.

Впервые такая ситуация возникла, когда из Министерства автомобилестроения на завод поступила директива создать в новом производственном корпусе специализированный цех для размещения в нём Гибкой Производственной Системы (ГПС) для механической обработки корпусных деталей колёсных тягачей. Это решение было вызвано вовсе не какими-то благими намерениями министерства, а только результатом того, что на строящемся тогда Чебоксарском тракторном заводе случилось ЧП, приведшее к тому, что было угроблено всё оборудование, поставленное туда из ГДР для аналогичной ГПС.

Оборудование пришло в негодность из-за того, что оно слишком долго находилось на открытом воздухе в зимнее время, т.к. ещё не был построен производственный корпус. Ошибочным было и само решение о поставке такой системы на будущий завод, у которого просто не могло быть никакого необходимого опыта, чтобы даже хотя бы просто запустить её в эксплуатацию. В то время такой опыт был только на БелАЗе, где уже функционировала такая система, поставленная японской фирмой Toshiba.

Но и сам БелАЗ до этого не обладал достаточным опытом и ему в помощь были направлены специалисты МАЗа, где был создан специализированный отдел, занимающийся внедрением в производство станков с числовым программным управлением (ЧПУ). Эти специалисты МАЗа были в основном не инженерами, а наладчиками станков с ЧПУ и, в отличие от цеховых технологов, они не бегали на побегушках у начальства, потому что были квалифицированными рабочими, которых вот так просто не заставишь выполнять не свойственную им работу.

Однако, когда вопрос встал не о внедрении отдельных станков с ЧПУ, а о ГПС, то решение такой задачи силами наладчиков было нереально. В отделе станков с ЧПУ были только технологи-программисты, разрабатывающие программы для устройств ЧПУ, и их квалификации было недостаточно для реализации проекта по созданию ГПС, где, кроме отдельных станков должна быть задействована центральная мини-эвм для общего управления всей системой.

В той ГПС, которая была на БелАЗе, было две мини-эвм, но они фактически были только для украшения, потому что на заводе просто никто не знал, как их можно использовать. Однако для немецких производителей оборудования именно этот вопрос был принципиальным, поскольку если бы он хоть как-то был решён, то их продукция могла бы реально квалифицироваться как ГПС, а иначе это всё было бы просто фикцией, за которой скрывается самая обычная серийная поставка станков с ЧПУ, что фактически и имело место на БелАЗе.

Для производителей из ГДР этот вопрос был ещё особо важным потому, что речь шла о создании первой ГПС, не имеющей мировых аналогов и созданной в рамках сотрудничества социалистических стран Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ). Поэтому немцы организовали через советское внешнеторговое предприятие «Станкоимпорт» дело так, что в конкурсе на получение оборудования ГПС участвовали все ведущие предприятия в машиностроительной отрасли СССР.

Директива из министерства пришла в отдел станков с ЧПУ, где на тот момент не было ни одного инженера-технолога с опытом работы в механосборочном производстве, способного разработать техническое задание на поставку ГПС. Это нашло своё отражение в том, что волею судьбы я перешёл на работу в этом отделе, после чего все побегушки, сельхозработы и стройки ушли в прошлое и у меня появились реальные возможности заниматься серьёзными делами.

Сразу выяснилось, что ГПС на БелАЗе создавалась не по техническому заданию (ТЗ), а только по чертежам корпусных деталей, переданных на фирму Toshiba. Для проведения опытных испытаний туда были отправлены все заготовки деталей, которые в обработанном виде были возвращены вместе с поставленным оборудованием.

Вся технологическая документация вместе с программами ЧПУ была разработана только одним японским инженером, что по сравнению с работой наших технологов выглядело совершенно невероятно. Но ничего удивительного в этом нет, т.к. там был капитализм, а у нас социализм, и от такой безмерной эксплуатации наши люди были защищены.

К слову сказать, в начале 70-х годов, несмотря на такую социальную защищённость своих граждан, СССР по всем экономическим показателям превосходил не только Японию, но и США, и при желании мог бы диктовать свои условия всему западному миру, который находился тогда в тяжелейшем кризисе. Однако уже к концу 70-х годов стало ясно, что высшие эшелоны советской власти были поражены неизлечимой болезнью, которая в ближайшее десятилетие уничтожит не только СССР, но и всю созданную им мировую социалистическую систему.

Что же касается конкурса на получение оборудования из ГДР, то объективно у МАЗа не было никаких шансов его выиграть, потому что все решения принимались в Москве, а там Минавтопром был просто карликом по сравнению, например с Минприбором или Минстанкопромом и другими машиностроительными гигантами. Как выяснилось позже, в самом Минавтопроме не питали никаких иллюзий по этому вопросу и даже своевременно не позаботились о финансовом обеспечении проекта.

Когда мне было поручено разработать техническое задание на ГПС, я воспринял это так, будто это чисто технический вопрос, который любой технолог должен решать без всяких проблем. Когда документ был написан, то я был очень удивлён тем, что на нём очень быстро появились подписи всех нужных начальников. Тогда я сразу понял, что моё ТЗ никто не читал, иначе хоть кто-то из них задал бы какой-нибудь вопрос. По всей видимости, никто из начальников не верил в то, что там написано, и считал это пустым фантазёрством.

Однако случилось так, что этот документ, попав в «Станкоимпорт», оказался единственным, который приглянулся немцам. Очень было похоже на то, что в других технических заданиях их разработчики ограничивались только данными по составу и количеству оборудования, а в документе МАЗа был ещё подробный список задач для мини-эвм. Даже если бы это было чистой фантазией, далекой от реальности, то всё равно этот факт мог бы иметь решающее значение для определения победителя конкурса.

Ошибка других министерств, которые не смогли этот конкурс выиграть, состояла в том, что они неверно оценили ситуацию в ГДР, где решение по этому вопросу принималось не в Берлинских министерствах, а в саксонском городе Карл-Маркс-Штадт (ныне Хемниц), в котором находился проектный институт под названием Rawema, курирующий этот проект на промышленных предприятиях в разных городах Саксонии.

Очевидно, что поставка оборудования россыпью, а не комплексно в виде ГПС, делает этот институт ненужным, а цену оборудования сильно заниженной, поскольку «Станкоимпорт» обосновывал цену опираясь на рыночные аналоги из капстран. Отсюда понятно, почему ТЗ, полученное от МАЗа, имело неоспоримое преимущество перед ТЗ из других министерств.

Кроме того, делегация от Rawema, посетившая МАЗ и БелАЗ, воочию смогла убедиться, что новый производственный корпус для ГПС уже построен, а на БелАЗе они смогли убедиться, что их оборудование ничем не хуже японского, поскольку основные комплектующие (шаговые двигатели для силовых установок и устройства ЧПУ) были из ФРГ, а механические шариковинтовые пары, с огромной точностью перемещающие массивный рабочий стол станка, изготавливались на знаменитом немецком предприятии точной механики и оптики Карл Цейс.

Неповоротливая советская бюрократическая система в «Станкоимпорте» работала очень медленно и на то, чтобы подготовить и подписать договор на поставку ГПС потребовалось несколько лет. Однако в начале 80-х годов на меня неожиданно свалилась новая работа и опять связанная с мини-эвм. В то время советской разведке удавалось успешно тырить технологические секреты Запада, в данном случае это были чертежи мини-эвм американской фирмы Data General.

В Белорусском Госуниверситете нашлись умельцы, которые по этим чертежам могли лепить вполне работоспособные образцы этих машин. Об этом было доложено наверх и оттуда появилось указание передать эти образцы для использования на Минских предприятиях. На МАЗ в приказном порядке была передана одна из таких мини-эвм по цене 150 тыс. советских руб.

Это было совсем не дёшево, т.к., например, токарный станок стоил тогда 20 тыс. руб. На МАЗе уже был свой Вычислительный Центр, использующий большие ЭВМ, для размещения которых требовалась площадь целого зала. Поскольку мини-эвм на ВЦ никак не вписывалась, он была передана в отдел станков с ЧПУ. Появилась даже новая должность заместителя начальника отдела, приглашённого с ВЦ, а также две должности инженеров — программистов.

Когда мне было предложено заниматься этим вопросом, то сразу возник конфликт, потому что лишний начальник мне был не нужен. Это выглядело как бунт на корабле, но я ведь не отказывался от этой работы, а всего лишь настаивал на том, чтобы мне никто не мешал и только просил дать мне немного времени, чтобы продемонстрировать результат. Когда результат появился, то всё сразу успокоилось, потому что ничего подобного на заводе раньше не было.

Во-первых, сбылась давнишняя мечта начальника отдела о том, чтобы предоставлять в Отдел труда и зарплаты (ОТиЗ) расчеты по снижению трудоёмкости производства деталей на освоенных и переданных в эксплуатацию станках с ЧПУ. На основании этих расчётов сотрудникам отдела должны выплачиваться премии. Эта работа была автоматизирована и сводилась только к сбору и обработке данных по компьютерной программе, в результате чего появлялась распечатка всех расчётов для одного станка в форме итоговой таблицы.

Во-вторых, была автоматизирована работа по расчёту экономической эффективности каждого станка с ЧПУ, сданного в эксплуатацию. Эта задача выглядела в то время, как абсолютно нерешаемая, поскольку официальная методика требовала учёта только прямых затрат, поэтому было очень трудно получить подпись начальника экономического отдела, который считал все эти расчёты фикцией.

Получить эту подпись было поручено мне и когда я быстро решил эту проблему, шеф (так звали начальника отдела станков с ЧПУ его сотрудники), очень удивился и в первую очередь спросил, как мне это удалось. Я ответил ему, что это было совсем не сложно после того, как я напомнил начальнику экономического отдела какая колоссальная сумма социальных затрат на каждого сотрудника завода выделялась из заводского бюджета, то он сразу изменил своё мнение и впоследствии ставил свою подпись даже не читая сами расчёты.

В-третьих, появилась информационная система, отображающая во всех подробностях текущую ситуацию по состоянию работ, касающихся внедрения в производство всех станков с ЧПУ на данный момент времени. Эта информационная система вызывала настоящий фурор во время совещания у гендиректора в присутствии всех главных специалистов завода. У начальника отдела станков с ЧПУ была с собой папка с распечатками всех данных о состоянии работ на текущий момент и когда возникал вопрос к нему, он отвечал на него максимально точно с конкретными цифрами, датами и причинами, по которым что-то оставалось не выполненным.

Ничего подобного не было нигде в других подразделениях завода, хотя технически это было реализовано очень просто с помощью обычного текстового редактора. Этот редактор был фактически печатной машинкой с памятью, а эффект достигался за счёт того, что все сведения вносились в компьютер сразу после появления документов, данные из которых вносились в соответствующие формы.

Собственно, в этих формах и был весь секрет такой невероятной осведомлённости руководства отдела о текущих делах в мельчайших подробностях, при этом использовалось всего четыре формы документов. Распечатки были удобны ещё и тем, что в табличных форматах документов оставались незаполненными графы, в которые можно было вводить данные вручную. По наличию этих пустых граф можно было судить о невыполненных работах.

Для решения всех расчётных задач программисты писали и отлаживали программы на языке программирования Basic, поэтому поддержка информационной системы на основе текстового редактора, хотя и не создавала реальных трудностей, всё-таки была даже в то время слишком архаичной. В моём понимании это было неприемлемо, и нужно было думать о том, как эту задачу можно решить.

Когда мне пришла в голову идея, как можно решить эту задачу с помощью одной единственной формы для размещения вообще любых данных, то я долго не мог поверить даже самому себе, что такое возможно. Ведь из такой общей формы можно не только выводить нужные данные на экранный или бумажный носитель, но и поддерживать все взаимосвязи между ними в программном режиме. Эта же форма позволяет отображать и поддерживать в программном режиме не только тексты, но и изображения, видео и звук, поскольку все эти разновидности информации технически реализуются на компьютерных носителях в числовом или символьном виде.

Как это ни удивительно, эта идея могла быть реализована, пусть даже не в полном виде, на той же вычислительной технике, которая уже в то время была фактически устаревшим хламом. Об этом свидетельствовал и тот факт, что программы для решения двух задач по расчёту экономической эффективности станков с ЧПУ были написаны и отлажены двумя девочками молодыми специалистами, только что получившими дипломы инженеров-программистов.

Это стало возможно только потому, что я смог в доступной для них форме объяснить, как эти задачи решаются, но не вообще, а конкретно на компьютере. Для программистов даже самое подробное описание общего решения задачи ни о чём им не говорит до тех пор, пока оно не обретёт форму конкретных входных и выходных реквизитов данных.

Кроме того, им ещё необходимо знать, в каких службах завода требуемые входные данные можно получить. После того, как эти вопросы были выяснены, всё остальное было уже делом техники. Мне в этом смысле повезло, т.к. обе девочки были выпускницами университетов одна из Минска, а другая из Уфы. Поскольку обе хорошо учились, то они без всяких проблем вписались в руководимый мною новый коллектив подразделения под названием Лаборатория вычислительной техники.

После того, как задание руководства отдела по внедрению мини-эвм было успешно выполнено, на завод начали поступать письма из «Станкоимпорта» о подготовке договора с фирмой Rawema, что свидетельствовало о том, что немцы уже приняли решение о партнёрстве с МАЗом в части поставки оборудования для ГПС. Они затребовали чертежи деталей и заготовок, которые должны обрабатываться на их оборудовании, а также сведения об объёмах производства этих деталей, чтобы они могли рассчитать требуемое для этого количество оборудования, состоящего из разных моделей станков для обработки разных типов деталей.

Это фактическое начало работ ещё вовсе не означало, что договор непременно будет подписан, но стало уже ясно, что процесс пошёл и всё будет зависеть от того, как нам удастся сработать так, чтобы довести это дело до конца. От МАЗа этим делом занимались только два человека, это начальник отдела станков с ЧПУ и я как его помощник, готовивший для него все необходимые материалы, поскольку я был не только разработчиком ТЗ для поставки оборудования ГПС, но непосредственно участвовал в переговорах с немецкой делегацией из Rawema, посетившей МАЗ и БелАЗ.

В коридорах «Станкоимпорта» мы часто видели делегации из других министерств, численность которых явно была больше десяти человек. Но это им не помогло и в конечном итоге в переговорах со специалистами Rawema по заключению договора от советской стороны участвовали всего три специалиста, два из которых представители МАЗа, а возглавлял эту группу переговорщиков уполномоченный инженер «Станкоимпорта».

Этот инженер в отличие от меня был рядовым сотрудником, а в моём подчинении была Лаборатории вычислительной техники с машинным залом, архивом документации и бюро с инженерно-техническим персоналом с общей численностью сотрудников 10 чел. Но то, что он делал один, буквально приводило в трепет иностранных партнёров, которые видели в нём очень жёсткого переговорщика, с которым было невероятно трудно договариваться.

Впрочем, это всё было напускное и впоследствии мне стало понятно, откуда берётся такая впечатляющая эффективность его работы. Он был всего лишь промежуточным звеном между договаривающимися сторонами, которые представляли предприятия реального сектора экономики, производившие продукцию машиностроения с использованием высокотехнологичного оборудования в области станкостроения.

В Советском Союзе существовала государственная монополия на международную торговлю, которая была, по сути, правильной, а по форме очень неэффективной, т.к. сама эта монополия никак не мешала предприятиям напрямую договариваться между собой под контролем министерств. Такие фирмы как «Станкоимпорт» фактически просто паразитировали на государственной монополии и реально тормозили и удорожали процессы подготовки международных договоров. В частности, процесс заключения договора между МАЗом и Rawema растянулся на пять лет с 1979 по 1984 гг., хотя на самом деле ничто не мешало подготовить и подписать его в течении одного года.

Когда договор был уже готов к подписанию и это означало, что самый главный вопрос по цене был решён, но сразу выяснилось, что деньги на покупку ГПС не ни в каких источниках финансирования Минавтопрома не предусмотрены. Шефа срочно вызвали в Москву, и он зачем-то взял с собой меня.

В министерстве ему объяснили, что нужно срочно написать письмо в отдел оборудования Минавтопрома с обоснованиями, причём такими, чтобы их было достаточно для решения вопроса о выделении Минфином валюты в переводных рублях в объёме цены договора. Когда мы вернулись из министерства в гостиницу, шеф дал мне листок бумаги, в котором он сам написал первые три строчки, с которых должно было начинаться письмо, и предложил мне продолжить его дальше.

Мне эти три строчки показались для данного случая неподходящими, и я взял новый чистый лист бумаги, на котором через 30-40 мин. изложил полный текст своей версии письма. Мне это было совсем нетрудно, потому что я был осведомлён в полной мере о всех перипетиях подготовки проекта, т.к. через меня проходила вся техническая документация по этому делу.

Кроме того, у меня было полное понимание того, насколько острой была постановка вопроса, и это так меня вдохновило, что и я сам был крайне удивлён после того как, прочитав написанное, не поверил, что это мой текст, настолько он мне показался убедительным и обоснованным для принятия положительного решения. Шеф очень внимательно прочитал письмо и на его лице, как я заметил, было полное удовлетворение, но в ответ он только кивнул головой и сказав хорошо, никак это письмо не прокомментировал.

Я же почувствовал большое облегчение, т.к. у меня было опасение, что он как-то негативно отреагирует на то, что я не принял во внимание его текст начала письма. Тем не менее, он потому и был очень эффективным руководителем, что доверял тем, кто, по его мнению, наилучшим образом умел выполнять его поручения. Он и раньше просил меня готовить ему разные письменные материалы, в частности, статью в заводскую газету об эффективности станков с ЧПУ, после чего он очень похвально отозвался о ней в присутствии других сотрудников отдела.

Что же касается письма, то далее всё было тоже не так просто, поскольку цена договора составляла порядка 30 миллионов переводных рублей, а ответственность за это в министерстве никто на себя брать не хотел. Тут уже шефу пришлось проявить всё своё умение, чтобы убедить министерское начальство в том, что если договора не будет, то последствия выйдут на международный уровень и тогда уже никому мало не покажется. В итоге крайний всё-таки нашёлся, это был начальник отдела оборудования Минавтопрома, который был вынужден взять ответственность на себя, и его подписи оказалось достаточно, чтобы деньги из Минфина появились.

Теперь договор можно было подписывать, но до его подписания руководством «Станкоимпорта», нужны были подписи руководства МАЗа как заказчика оборудования. Шеф не имел для этого достаточно полномочий и требовалась подпись как минимум Главного технолога завода. Он приехал для этого в Москву и пригласил шефа в Белорусское Постпредство, где он находился в гостиничном номере.

У шефа были опасения, что Главный технолог за свою подпись потребует передачи ему всех полномочий по этому проекту. Поэтому он пошёл на хитрость и подготовил для Главного технолога не только те бумаги, которые нужно было подписать, но и вместе с ними полный комплект всех документов, касающихся договора, которые были собраны и переплетены типографским способом в восьми толстенных томах. Он просто оставил их в номере у Главного технолога и предложил ему перед подписанием бумаг ознакомиться с ними.

Один только договор занимал целую книгу объёмом более, чем 200 страниц, а всё остальное накопилось за пять лет подготовительных работ. Естественно, что даже простое ознакомление с таким большим количеством самых разных документов было просто физически невозможно, и когда Главный технолог в этом убедился, он поставил свои подписи на всех представленных ему документах и даже не стал задавать никаких вопросов.

Коммерческий сотрудник «Станкоимпорта» также потребовал от шефа парафировать (поставить сокращённые подписи) все 200 страниц договора на экземпляре его организации. Шеф поручил это сделать мне, что было вполне логично и исполнено, т.к. иначе получилось бы, что подпись рядового сотрудника стояла бы рядом с подписью одного из главных специалистов огромного завода, по сравнению с которым всё помпезное здание «Станкоимпорта» выглядит как домик в деревне.

После подписания договора руководством «Станкоимпорта», шефа и меня пригласили в кабинет заместителя директора «Станкоимпорта». Там весь кабинет был уставлен множеством подарков и сувениров зарубежного производства, особенно много было разных часов с прозрачными корпусами и большими маятниковыми механизмами, в которых можно было снаружи видеть, как все их колёсики очень эффектно вращались и двигали стрелки циферблата.

Шеф после этого мне сказал, что кабинет замминистра автопрома, где ему пришлось как-то раз побывать, выглядит просто как хлев по сравнению с этим кабинетом замдиректора «Станкоимпорта». Мне же стало понятно, почему рядовые коммерческие сотрудники «Станкоимпорта» так жёстко и бескомпромиссно ведут переговоры с зарубежными партнёрами. Однако, после того как эти партнёры попадали в такой кабинет, все проблемы решались самым чудесным образом.

Некоторое время спустя, немцы сообщили о своей готовности предъявить первые станки для приёмки и пригласили группу представителей МАЗа для работы одновременно на трёх заводах производителях в разных городах ГДР. Шеф включил меня в эту группу вместе с ещё двумя наладчиками, которые вместе с ним уже выполняли подобную работу в Японии на фирме Toshiba.

Таким образом, группа из трёх приёмщиков, возглавляемая шефом, прибыла в немецкий город Карл-Маркс-Штадт, где располагались Rawema и один из станкостроительных заводов. Другие два завода находились в Дрездене и Ауэрбахе. Меня шеф направил работать на завод в маленьком городке в Ауэрбахе, который первым объявил о готовности предъявить оборудование для приёмки. Поскольку другие два завода ещё не были к этому готовы, то вся группа первым делом отправилась на завод в Ауэрбахе, чтобы всем набираться опыта.

На этом заводе производились станки для производства мелких корпусных деталей, а поскольку количество таких деталей было значительно больше, чем крупных, то, соответственно, и количество станков такого типа было в два раза больше, чем тех, которые должны быть поставлены с каждого из двух других заводов. Соответственно и нагрузка на меня была значительно больше, чем на других приёмщиков.

Но тогда мы ещё не представляли себе, что нас ожидает, и все с любопытством рассматривали первый станок, который раньше могли видеть только на рекламных проспектах. Это был станок класса обрабатывающий центр, позволяющий использовать для обработки одной детали до сорока различных инструментов, размещаемых вне рабочей зоны станка в большом вращающемся магазине. Инструменты захватывались специальным манипулятором и перемещались из магазина в шпиндель, и наоборот, из шпинделя в магазин.

На рабочем столе станка была установлена одна из заготовок детали колёсного тягача и в нашем присутствии началась её обработка в программном режиме. У всех нас было торжественное настроение, которое через некоторое время сменилось некоторым недоумением после того, как один из фрагментов стружки перелетел через ограждения рабочей зоны станка о оказался на шикарной кудрявой шевелюре шефа. Тот сразу представил себе, что подумает об этом высокое начальство из министерства, которое окажется в такой ситуации.

Но только одним этим инцидентом дело не ограничилось. Неожиданно процесс обработки был остановлен из-за какой-то неполадки, для устранения которой пришлось открыть рабочую зону станка. Ограждения были на колёсах и их просто раздвинули в разные стороны, в результате чего стружка и охлаждающая жидкость, находящиеся в поддоне ограждений, оказались на полу. Шефа этот факт сильно расстроил, т.к. он знал, что пол в новом корпусе, где должна была размещаться ГПС, было приказано покрасить и разметить в ярких цветах, чтобы сделать там образцово показательный цех.

Я заметил также, что в рабочей зоне станка отсутствует местное освещение, что было недопустимо даже с точки зрения техники безопасности, но видя состояние шефа я ему об этом ничего не сказал. В конечном итоге присутствовавший там представитель Rawema принёс нам извинения и сказал, что все неполадки будут устранены в ближайшее время, после чего нас пригасят для продолжения приёмки оборудования.

Мы вернулись на своё постоянное место пребывания в гостинице Карл-Маркс-Штадта. Шефу стало совсем плохо, у него разболелись все его болячки и его поместили на лечение в больницу советской воинской части. Подождав несколько дней, мы навестили шефа, состояние которого было ещё далеко от нормального, и я попросил его дать мне разрешение на прямой контакт с представителями Rawema и предложить им, чтобы в рабочие дни приёмщики постоянно находились на всех трёх заводах для решения любых текущих вопросов.

Конец ознакомительного фрагмента.