Днище

Юрий Валерьевич Мороз, 2011

В этой книге практически нет сюжета, нет классического построения и какой-то морали. Это рассказ, простой, как жизнь. Начинается ничем и ничем заканчивается. Кому-то истории могут показаться надуманными, даже из разряда несуществующих. Но поверьте, для многих и многих людей это повседневность. Как говорят: «такая жизнь». Содержит нецензурную брань.

Глава 1

— Ну, давай, пни уже! — подзадоривал Сашка своего нерешительного друга, — пинай, говорю, а то сифой будешь всю жизнь. Хочешь?

— Не, не хочу, — в Паше боролись, с одной стороны, брезгливый страх, а с другой просто страх быть сифой до конца своих дней.

— Фу, сифа! Сифа! — подзадоривал Сашка, тыча Паше чуть не в лицо пальцем с таким ногтем, от которого любая маникюрщица сладостно потёрла бы руки, предвкушая безбедную жизнь.

— Да заткнись ты уже, щас пинану! — и Пашка занёс ногу для удара.

В голове молнией, озарившей тёмный пустующий гараж, где у людей обычно паркуются мысли, блеснуло: «Я же старше, могу этого дебила не слушать». Но Саша уже выплясывал вокруг такой замысловатый танец, что самому затерянному племени людоедов впору было взять у него пару уроков.

«Да ну его в жопу, растреплет потом, что я зассал», — подумал второй раз подряд Пашка и приложил ладони к вискам. Голова начинала болеть то ли от дважды повторившегося мыслительного процесса в неприспособленном для этого месте, то ли от выкриков имбецильного Сашки, который, не переставая, сотрясал воздух обидными синонимами к слову «трус».

Всё это время нога Пашина, в напряжении оттянутая назад, готова была поддаться гипнотическим Сашкиным мантрам и совершить то, ради чего была поднята своим хозяином. Какая-то доля секунды, и кроссовок из кожзама с тремя полосками и заключённой в нём ногой, не очень стремительно, вполсилы ткнулся в филейную часть лежавшего в кустах тела. Ребята отскочили за дерево и помолчали секунд двадцать. Потом Сашка стукнул Пашу по плечу:

— Ну ваще, ну ты красава!

— Да подожди ты, слішь, он, походу, дохлый. Даже не пошевелился.

— А ты его стукни посильнее, — посоветовал Сашка, глядя на тело перепуганными глазами.

— Сам стукай, я только что пнул!

— Да чё ты там пнул еле-еле, у меня брат мелкий сильнее бы пнул.

— Ну так иди и сам пни, понял?!

— И пойду! — сказал Сашка и неуверенным шагом пошёл, силой воли отодвигая момент запуска процесса перистальтики.

Он тихонько тронул ногой в районе плеча, но снова ничего не произошло.

— Да ты со всей силы вмажь, чё ты, а то будешь лошарой, — подначивал теперь уже Пашка, с удовольствием став из обвиняемого обвинителем.

Сашка пнул сильнее, потом ещё, потом отошёл, разбежался и, как в футболе, ударил с пыра прямо в ухо обосновавшемуся в кустах туловищу.

— А, сука, бля! — крикнул труп, — Валера, падла, я те щас голову оторву и в жопу засуну, чебурек с говном, плинтус червивый, — и, продолжая на ходу изобретать фразы, о которых никогда не слышали Даль с Ожеговым, но смысл которых был сразу понятен, бывший труп встал на четвереньки и, как лев, потряс гривой с листьями и палочками, которые напоминали скорее гнездо, покинутое птицами навсегда.

Коллеги по удавшемуся эксперименту воскрешения из мёртвых, изрядно перетрусив, побежали через лесок к себе во двор. Из окна уже наполовину торчала Сашкина мама, приглашавшая их для исполнения ежедневного обеденного ритуала.

— Идём! — крикнули они хором и пулей побежали в подъезд.