Вход в реальность. 1 часть

Юрий Базанов

Настала эпоха Семаргла. Он снова на Земле и борется с разгулявшимся злом вместе со своим огромным псом. В книге Юрия Базанова "Вход в реальность" описаны несколько встреч с этим удивительным зверем, натасканным на борьбу со всемирным Злом во всех его проявлениях и помощь Добру, слабому из-за своей излишней гуманности. В первом эпизоде Зак обеспечивает сохранность новейшего достижения лучших военных специалистов в битве с Духом Зла, воплощённом в ракетную базу на Луне. Во втором случае Пёс приводит хорошего человека к месту хранения бесценных тетрадей, в которых изложен метод восстановления безнадёжно повреждённых организмов. Он разработан непризнанным в СССР молодым учёным на основе забытого древнеславянского учения – вед. Ещё раньше этот удивительный Зверь похоронил воплощение духа гитлеровской военщины, известного под названием «Белый тигр». На завершающем этапе внимание Собаки направлено на поиск идола последнего древнеславянского Бога Свентовита, возвращение которого на прежнее место обеспечит реальное и необратимое возрождение России в течение следующих 27000 лет. Зак, Зак 2, Дружок и прочее это не просто вымышленная собака, обладающая мистическими способностями, это одно из воплощений могучего древнеславянского Бога Семаргла. Вымысла в романе не так уж и много. Немалая доля отдана конкретным устройствам и технологиям, научным достижениям и теориям, философским мировоззрениям, описаниям религиозных традиций и культов.

Глава 1. Он появился как-будто ниоткуда

Он появился как — будто ниоткуда. Корабль, видимо, шел в режиме светомаскировки, а сейчас включил навигационные огни. Но в полумраке полярного вечера да еще с положения льдины все равно мало что можно было разглядеть. Хотя не заметить его было просто нельзя. Всего корабля я не видел — он был реально гигантским. Его кормовая часть далеко уходила в темноту, и кормовые огни можно было принять за звезды, если бы они не качались вместе с корпусом корабля на морских волнах.

Наша льдина уже фактически тонула, а надежда на спасение таяла гораздо быстрее, чем уменьшались ее размеры. Как говорится, у страха глаза велики. И теперь я имел возможность убедиться в правильности этого утверждения. Ведь это именно я любимый был на этой льдине. Возникший могучий корабль мог бы стать нашим спасением, но он был таким большим, а мы были такими маленькими, что надежда на благоприятный исход мне казалась очень слабой. Ведь не случайно говорят «сытый голодному не разумеет».

Кроме того корабль очень слабо освещался, и я со страхом думал, что там на корабле совершенно не обращают внимания на окружающий мир. Они могли себе это позволить — корабль был огромным. Своими округлыми бортами и единственной надстройкой, очень похожей на большую рубку, он напоминал подводную лодку, а своим мощным форштевнем — ледокол.

Кроме кормовых и носовых огней он освещался еще прожекторами с рубки. Они освещали носовую часть корабля, и в их свете хорошо был виден флаг международных вооруженных сил. Мне даже показалось, что свет прожекторов специально направлен на него. «Международные вооруженные силы это, конечно, круто. Хорошо, что люди перестали воевать друг с другом и стали вместе бороться с общими врагами за общие интересы», — промелькнула приятная мысль, но меня в данный момент больше беспокоила не судьба всего человечества, а перспектива собственного спасения.

Не судите строго, ведь не все рождаются героями и отчаянными смельчаками. Я судорожно надеялся, что этот бронированный и, наверняка, хорошо оснащенный гарант мира спасет нас. Но для этого нас должны были заметить. На корабле, наверняка, были и приборы ночного видения, и радары, и эхолоты, и тепловизоры, и еще какие-нибудь неизвестные мне технические новшества. Но, в конечном итоге, все зависит от людей. Вахтенные матросы тоже живые люди и не все время вглядываются в темноту и пялятся в экраны приборов.

Им нужно иногда и отойти — в гальюн или по каким-нибудь другим надобностям. Да и вообще чисто по-человечески моряки могли просто отвлечься или даже задремать. Я помню, как один мой давний коллега умудрялся даже спать, упершись лицом в тубус осциллографа. При этом создавалось впечатление полного погружения в работу. Так что, я допускал возможность разминуться с кораблем.

Но, с другой стороны, я понимал, что вероятность такого исхода очень мала, поскольку мы находились не очень далеко от корабля. Хотя, всякое может случиться. Сомнения терзали меня, как занозы в самом неудобном месте. Твердо уверен я был только в одном, если нас не заметят, то нашему путешествию уже никто и никогда не позавидует, не смотря на всю его необычность.

Уже несколько дней наша льдина плыла по холодным и неспокойным водам заполярья, сталкивалась с другими льдинами и постоянно теряла то маленькие, а то и очень значительные куски. В общем и целом, наше положение было очень печальным. Я хотел, было, посигналить фонарем, но у меня ничего не получилось — аккумулятор полностью разрядился. И в этом не было ничего удивительного. В последнее время пользоваться фонарем приходилось часто, а светлого времени для его подзарядки через солнечные батареи было мало. Удивляться этому не приходилось, полярный вечер перевалил за свою середину и меня это нисколько не радовало.

Пока я предавался унынию, перемешанному с надеждой, поведение собак резко изменилось. Ну да. Вместе со мной на льдине были еще две собаки. Нас было трое товарищей по несчастью, совершенно случайно оказавшихся в такой нелепой ситуации. Я никогда не задумывался об их породах, поскольку наши собаки оказались у нас дома из самого лучшего естественного питомника — с улицы.

Иногда мы с женой, шутя, называли их дворянами, имея в виду общий корень со словом дворняжка. Но незадолго до начала путешествия я совершенно случайно заглянул в каталог и был приятно удивлен. Оказалось, что и Джек и Зак действительно имеют благородное происхождение. Джек был немного уменьшенной копией анатолийской овчарки с некоторыми особенностями ушей, а Зак отличался от русского черного терьера только более длинной шерстью и цветом глаз.

Но в данном случае это не имело никакого значения. Важным оказалось значительное превосходство собачьего нюха над человеческим обонянием. Обе собаки, как по команде, повернулись и напряглись на краю льдины. Они даже в темноте издали почуяли незнакомый запах. Как скоро выяснилось, это был запах наших спасителей.

С корабля, видимо, давно обнаружили нас и сейчас, похоже, решили познакомиться поближе. Катер был уже совсем рядом с нашей льдиной, когда морские пехотинцы включили прожектор, а потом и опустили оружие. Немолодой мужчина в поношенной одежде северного фасона и две собаки чуть больше среднего размера не выглядели опасными для опытных бойцов международных вооруженных сил.

Но зато сами чужаки были встречены грозным рычанием обоих лохматых хозяев нашей льдины. Я их хорошо понимал. Всего за несколько дней, проведенных на ней, льдина стала для нас милее родного дома. По крайней мере, в эти дни другого дома у нас не было. Я отозвал собак и усадил их рядом с собой.

Моряки забросили кошку, умело пришвартовались и перешли на льдину. Но двое остались на катере — один у штурвала, второй у пулемета. Я погрозил собакам пальцем и шагнул навстречу самым желанным людям, которые были для меня символом второго рождения. Я передал им свой паспорт и, показывая на собак, развел пустые руки в стороны. Но почти сразу же ладони сложились на груди. Этот неосознанный жест лучше любых слов показывал мое самое сердечное отношение к моим четверолапым друзьям.

Я заметил, как потеплели лица моряков. Но пожимать друг другу руки и обниматься мы стали уже на борту корабля, а сейчас они должны были исполнить свой долг. Используя ручной сканер, газоанализатор и еще какое-то устройство, они быстро и профессионально исследовали содержимое полупустого рюкзака и карманы моей одежды.

Свою теплую кухлянку я получил в подарок от раненого оленевода. Он был очень благодарен за то, что мои собаки защитили его стадо от волков. Хотя справедливости ради надо сказать, что у них был очень хороший помощник. Заку и Джэку за это досталось по изрядному куску оленины. Но главной ценностью для нас оказались сухие ягоды, которые пастух щедро насыпал в карман кухлянки. Они быстро промелькнули на экране сканера, и бойцы не обратили на них никакого внимания. Они не могли даже предположить себе, что это за ценность.

Каждая из этих чудо — ягод придавала сил на целый день, как полноценная пища. Во многом, благодаря этим ягодам, мы избежали голодной смерти. Для себя я решил, что обязательно расскажу о них специалистам.

Моряки остановили свое внимание на непонятном предмете, торчавшем у меня из сапога. Они с большим интересом рассмотрели его, но, так же как и я не поняли его предназначения. Он представлял собой два конуса звездообразной формы, соединенных основаниями. Но при этом его грани не имели ни малейшего намека на симметрию. Все они были разными и по ширине и по длине. На первый взгляд можно было подумать, что это какая-то хрустальная безделушка. Первой на ум приходила мысль о том, что начинающий ученик огранщика просто выбросил свою неудачную работу. А какой-то предусмотрительный хитрюга — мошенник подобрал ее, насочинял «с три короба» и продал наивному чудаку как талисман от всяких напастий.

Не обнаружив ничего подозрительного, бойцы, скорее всего, так и приняли его за предмет религиозного поклонения. Один из них, шутя, даже сказал, что это не иначе как «талисман бессмертия». Он даже представить себе не мог, что совсем скоро для очень многих его веселая шутка станет невыносимо горькой, а другим покажет абсолютную истину, скрытую в ней.

Спецназовцы тем временем повернулись к собакам. С собаками, на мой взгляд, все должно было бы пройти предельно просто, ведь сумок у них нет и карманов тоже. Всё дело заключалось в необходимом ветеринарном осмотре. К моему удивлению этот экспресс-осмотр предполагался почти мгновенным и совершенно безболезненным.

Эта процедура включала мое непосредственное участие. Я должен был всего на две секунды приложить два датчика к носу и хвосту поочередно каждой собаке. Казалось бы, ничего экстраординарного в этом не было, но здесь совершенно неожиданно возникли непредвиденные проблемы.

Я подозвал собак, не предполагая ничего неожиданного. Но милый мой Джек отреагировал на чужих людей грозным рычанием и устрашающим оскалом зубов. Я схватил его за ошейник и стал успокаивать. Я гладил его и говорил о том, что эти люди наши спасители и ничего плохого они нам не сделают. Я говорил о том, что это друзья, о том, что они готовы помочь нам. Но мои слова не были им услышаны.

Казалось, что Джек готов перегрызть горло любому из них. Я был потрясен, но меня немного успокаивало поведение Зака. Зак был полной противоположностью Джека. Он немного раньше совершенно спокойно подошел к морякам, обнюхал их и сел перед ними. Я думал, что он, таким образом, показывает доброжелательный настрой гостей по отношению к нам, но потом оказалось, что все было совсем не так.

Значительно позднее, вспоминая этот момент, я понял, что Зак попросту обозначал границу зоны опасности. Жизнь снова показала, что не всё в ней так однозначно, как нам кажется, а поведение наших лохматых друзей заслуживают самого пристального внимания.

Видимо именно поэтому собака и стала первым другом человека, что она умела выявлять опасность раньше него, а потом всегда старалась предостеречь и защитить хозяина даже вопреки его собственному мнению, его излишней доверчивости и непомерной самоуверенности.

Большинство людей, считая себя венцом природы, часто забывают, что, благодаря этой же самой природе, собаки по сравнению с человеком наделены гораздо большей чувствительностью. Я имею в виду не уникальный собачий нюх. Чувствительность это что-то гораздо большее. Чувствительность — это способность улавливать какие-то особые сигналы, недоступные нам, и классифицировать их по критерию «опасно — безопасно».

Вы, наверняка, видели, как собаки к одним людям подходят, радостно виляя хвостом, а на других начинают рычать и лаять даже с расстояния в сто метров. Чувствительностью обладают все животные. Они заранее чувствуют приближение стихийных бедствий. Но кроме наводнений, землетрясений, извержений они заранее знают и о других опасностях. Можно подумать, что все животные «подключены» к информационному полю Земли, а собаки, кроме этого, еще «могут подключаться» к информационному полю любого человека.

Благодаря этому у собак и появилась особая чувствительность, которая и определяет их исключительное место в мире людей. Было время, когда и человек был подключен к информационному полю. Он тоже мог предвидеть грядущие события и даже мог влиять на них. Но… люди утеряли эту способность и утеряли по собственной вине.

Моим собакам сразу же что-то в десантниках не понравилось. Как показало будущее, мои собаки сразу выявили угрозу, которую я даже не мог представить себе. Но среагировали они по-разному. Похоже, Зак решил, что реакция Джека в целом соответствовала его собачьему пониманию ситуации, но он не одобрял его манеру поведения.

Зак поднялся и подошел к нам, он посмотрел мне в глаза и повернулся к Джеку. Уже через мгновение собаки соприкоснулись щеками, потерлись друг об друга и… начали переговоры. Со стороны это выглядело именно так. Джек что-то проворчал на ухо Заку, а Зак проворчал что-то в ответ. Я был в полном замешательстве.

Видимо, достигнув консенсуса, собаки еще раз потерлись щеками и сели с обеих сторон от меня. Это совещание повергло нас в шок. Спецназовцы, многое повидавшие за время своей службы, просто вытаращили глаза. Для меня это тоже было полной неожиданностью. Оказалось, что не только они, но и я сам, не знал какие это уникальные собаки.

После вынесения окончательного вердикта собаки согласились на проведение осмотра и подпустили к себе специалиста. Как я понял по его реакции показания прибора не вышли за границу нормы. Внешний вид собак, биологический состав шкуры, отсутствие опасных для человека микробов и другие показатели в полной мере удовлетворяли требования наших спасателей, и теперь они были готовы принять нас на свой катер.

Сейчас собаки ничем не привлекали к себе внимание. Они вели себя вполне нормально и естественно. Как и можно было ожидать, ни Джек, ни Зак переходить на катер не хотели. Льдина стала для них привычным местом. Я положил ладони на их умные головы, нежно погладил и легонько подтолкнул вперед.

На катере я обнял их и крепко прижал к себе — они все еще продолжали ворчать, настороженно поглядывая на незнакомых людей в непривычной одежде, да еще и с оружием в руках. А как, выяснилось потом, их недовольство касалось только одного из них.

Я, конечно, был очень благодарен морякам за наше спасение, но в глубине души был сильно обеспокоен поведением своих собак. По моему твердому убеждению их смирение было показным и временным. Меня сверлила мысль о том, что они приняли свое решение исходя из несвоевременности открытой конфронтации.

Я убежден на все сто процентов, что подавляющее большинство людей посчитали бы, что мои опасения находятся за гранью здравого смысла. И, возможно, лишь совсем немногие тактично назвали бы их сильно преувеличенными. И уж совершенно точно, не нашлось бы ни кого, кто согласился бы с моими страхами, поскольку официальная наука считает, что собаки не обладают мышлением и не способны к сознательной умственной деятельности.

Не знаю. Я в этом не специалист. Но готов согласиться с этим мнением только при одном непременном условии — убедите меня, что человек, этот «венец природы» всегда и везде поступает в соответствии со здравым смыслом. Ну, «а на нет и суда нет». А для всех своих заочных апанентов, будь то ученые с мировыми именами, профессиональные кинологи, любители-собачники или просто несогласные, я могу привести только один аргумент. Но он несокрушимый — мои собаки особенные.

Мои лохматые компаньоны были не просто необычными собаками. Без всякого преувеличения это были совершенно уникальные собаки. Зак в нормальном, то есть в естественном для него состоянии, был размером с двух этажный дом и весил не менее десяти тонн.

Я с ним познакомился совсем недавно и к тому же при очень загадочных обстоятельствах, но мы почти сразу же подружились. Да по-другому просто и быть не могло, это был добрейший и умнейший пес. И, кроме того, он умел уменьшаться до размера обычной собаки. Хотя, возможно, что он просто ориентировался на размеры Джека, с которым познакомился сразу же после своего появления. Джек тоже брал пример с Зака и уже через несколько дней тоже научился увеличиваться под стать своему новому приятелю. Но этому предшествовали не менее удивительные обстоятельства.

Так что способности и возможности моих собак не укладывались в общепринятые понятия о собаках, и что от них можно было ожидать никто не смог бы предсказать. И я, конечно, был рад тому, что они приняли решение о ненападении. Они могли растоптать не только наших спасателей, но и целый полк спецназовцев.

На примере Зака я знал, что даже автоматные пули застревали в его шерсти, когда он находился в своем естественном двухэтажном состоянии. А что касается чутья, то оно тоже было на необычайном уровне. Он нашел место убийства собачьего семейства через шестнадцать лет после случившегося. И, если бы я не остановил его, то нашел бы и виновных. Возможно, что мы еще вернемся к этому делу после возвращения домой.

Некоторым своим способностям Зак каким-то образом сумел научить и Джека. Я сожалел только о том, что Зак не «заразил» Джека своей выдержкой, своим спокойствием и своей сдержанностью. Но это никак не отражалось на его боевых способностях. Шестиметровая в холке анатолийская овчарка с пуленепробиваемой шерстью была без всякого преувеличения машиной смерти. А вместе с таким же черным русским терьером это была очень даже грозная сила.

На моих глазах не более чем за пять минут они «перехлопали» по меньшей мере полторы сотни волков. Так что у меня были все основания изо всех сил стараться понять, что насторожило моих собак и что они задумали, ведь впереди нас ждал незнакомый корабль с незнакомыми людьми.

Раз за разом я мысленно прокручивал события, начиная с высадки моряков на нашу льдину, но не мог найти никакой подсказки. А подсказка была совсем рядом — Зак лежал рядом с виновником многих грядущих бед. Напряженно размышляя, я нервно ощупывал собачьи ошейники, поскольку именно они были сейчас единственным гарантом мирного сосуществования. Именно ошейники не позволяли им увеличивать свой размер по своему собачьему усмотрению.

На обратном пути моряки уже не выключали прожектор. Теперь не было необходимости таиться и использовать приборы ночного видения, которые применяли спецназовцы при «захвате» нашей льдины. В свете прожектора корабль предстал в полном своем величии и его вид отвлек мои мысли. С кораблем происходило что-то странное. Он, то приближался к нам, то отдалялся, то удлинялся на полкорпуса вперед, то удлинялся на полкорпуса назад, то увеличивался, то уменьшался, а то и совсем пропадал из виду.

Я решил, что у меня начались галлюцинации от нервного перенапряжения и недоедания в последние дни, но командир спецназовцев, увидев мое ошарашенное лицо, внес ясность: — «Обманывать приборы мы уже умеем, — с нескрываемой гордостью сказал он, — а теперь учимся обманывать человеческое зрение. Наш адмирал — это выдающийся человек. Он не просто адмирал. Наш адмирал — это целый академик, и он «нафаршировал» корабль всякой всячиной. Так что успокойтесь и ничему не удивляйтесь».

И действительно его слова начали подтверждаться очень быстро. Даже в форме корабля для меня было много совершенно неожиданного. Корпус корабля был округлым, как показывают по телевизору подводные лодки, но борта были необычной формы. Они были волнообразными. И это были не просто изгибы. На их поверхности тоже виднелись выпукло-вогнутые формы. Создавалось впечатление, что большие волны состояли из более мелких волн, а те, в свою очередь, формировались из совсем маленьких.

Для меня это показалось странным. Насколько я знал, принцип работы радиолокационных станций основывается на излучении радиоволн и регистрации их отражения от объектов. А для создания «невидимок» применяется система, основанная на значительном поглощении сигнала радиолокационной станции для максимального ослабления отраженного сигнала.

Но для этого объекту придают максимально гладкие ровные формы и наносят специальное покрытие. И тогда сигнал практически не улавливается локаторами. А волнообразная конфигурация корабля для радаров противника была просто подарком, лакомой конфеткой.

Я не хотел верить, что наши инженеры допустили такую плюху. Хотелось думать, что всё совсем наоборот. Хотелось верить, что наши военные специалисты создали что-то такое, чего раньше не было нигде в мире. Нет, допустить такой явной «плюхи» наши специалисты не могли, а вот сделать что-нибудь такое до чего не додумался еще никто в мире, это им не в первой.

Интересно, где же тут «собака зарыта»? Я совершенно несознательно стал придумывать более-менее логичное и убедительное объяснение такой странной форме бортов. В памяти начали всплывать обрывки институтского курса электротехники. Что-то там было про модулирование электрического сигнала разными гармониками. Форма корабля, как раз и представляла собой зафиксированную броней стоячую волну, как минимум с тремя гармониками.

Может быть, такая конфигурация бортов позволяет лучам любых диапазонов, посланных с неприятельских радиолокационных станций, не только благополучно отражаться от волнообразных поверхностей, но еще и «заботливо» усиливает их. Нате вам, дорогие «партнеры», получите и распишитесь. Что такое? Что-то не так? Ваши РЛС такой луч могут принимать только два раза. Сразу и первый и последний. Понимаю. Конечно, обидно. Но вы сами виноваты — вы плохо учили физику и не учли эффект резонанса.

Но главное в другом. Вы плохо учили историю и поэтому не учитываете основной исторической закономерности, которую озвучил еще Александр Невский: «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет». Так что, учите историю, целее будете. Запомните сами и расскажите другим, историю можно переиначить и переписать, но историю нельзя изменить.

Катер подошел уже совсем близко, и я увидел на передней части ходовой рубки под гербом России название корабля. Знакомыми по детским сказкам рисованными буквами четко было выведено ХАРАЛУК. Это слово мне ничего не говорило, но где-то в самой глубине души что-то затрепетало. Несмотря на неровность поверхности, буквы были солидными и надежными. Название было необычным, но изначально мужественным. Мне казалось, что от каждой его буквы веет древней и великой историей Великого народа и всей мощью его сегодняшних вооружённых сил.

В кормовой части корабля открылись огромные створки, Харалук, как мне показалось, немного присел и принял катер в «родное гнездо». Там нас уже встречали. Впереди стоял капитан первого ранга. Увидев меня, он пошел навстречу. За ним шли еще два офицера званиями помладше. Один шел справа, другой — слева от него и при этом на полшага позади своего командира. Мне не знаком морской Устав и морские традиции, но чувство безграничной благодарности толкнуло меня вперед. Мы встретились примерно на полпути и крепко пожали друг другу руки. Причем я приветствовал его обеими руками. Это вышло как-то само — собой, так же как и моя глупая улыбка.

Понимая мои чувства, он заулыбался в ответ. Только глядя в его открытое лицо, я до конца осознал, что весь ужас последних дней и особенно ночей остался позади, и у меня потекли слезы. Других офицеров я приветствовал только одной рукой, а второй безуспешно пытался вытереть глаза.

Капитан первого ранга представился, как старший помощник капитана. — Прием почти на высшем уровне! — удивился я появлению второго человека на корабле. Но скоро все выяснилось. Старпома интересовал не я, а мои собаки. Все его внимание было приковано к Джеку и Заку. Похоже, он был большим любителем собак, лишенным долгое время возможности общения с ними. И сейчас он просто не смог отказать себе в возможности компенсировать эту потерю.

Пока Старпом отогревал свое сердце, глядя на собак, я познакомился с другими офицерами. Один из них был дежурным вахтенным офицером, а другой — из службы контрразведки корабля. Я сначала представился полностью, но, немного подумав, предложил им обращаться ко мне просто по имени. Весь экипаж Харалука имел на это полное право.

Немного успокоившись, я попросил у Старпома разрешение поблагодарить моряков, которые первыми пришли на помощь мне и моим собакам. Морские пехотинцы привычно стояли строем, ожидая дальнейших распоряжений, но своих улыбок они не скрывали. Я воспользовался ситуацией и принялся поочередно пожимать спецназовцам руки и обнимать их за плечи.

Но довести начатое дело до конца я не смог — праздник моего возвращения к людям был испорчен злобным рычанием. Волны эйфории мгновенно отхлынули, я резко повернулся и увидел оскаленную пасть Джека. Я был настолько поражен увиденным, что забыл и думать о том, что твориться в головах моих собак, и о том, что они пошли на контакт с моряками, определив какие-то свои особые собачьи условия, несоблюдение которых грозило большей бедой.

А беда была совсем рядом. Правильнее сказать, ее носитель, ее главный виновник. И он был действительно рядом. На расстоянии вытянутой руки. Если бы я опять повернулся к морпехам и внимательно посмотрел на того, которому с благодарностью тянул руку перед вмешательством Джека, если бы я вспомнил про свои мучительные размышления о причине беспокойства собак на льдине, если бы я не остановил Джека, то, сколько бы страшных непоправимых бед удалось бы предотвратить. Не говоря уже о том, что можно было бы избавить многих хороших людей от более мелких проблем и лишних седых волос. Но я не сделал ни первого, ни второго, ни третьего.

Все мое внимание было обращено на озверевшую собаку, и я спешил поскорее схватить ее за ошейник. Мне это, конечно, удалось, а вот грядущие события так и остались ждать своего срока. Я взглянул в сторону Зака и увидел, что он тоже настроен по-боевому. Он напружинился и сделал несколько шагов вперед, но, перехватив мой взгляд, остановился. Зак стоял, недобро наклонив голову и не опуская согнутую переднюю лапу. Я погрозил ему пальцем, и пес, недовольно ворча, вернулся на место.

Моряков, до которых мне не удалось дойти, я поблагодарил издали, склоняя голову в направлении каждого из них. После завершения этого короткого ритуала Старпом отпустил морских пехотинцев на отдых, а сам подошел ко мне.

Я чувствовал себя провинившимся школьником и стоял, потупив глаза. Мне было стыдно за моих собак. Офицер помолчал с минуту, а потом вдруг спросил: — «Как зовут ваших питомцев?» Я поначалу растерялся от неожиданности, но все-таки ответил на его вопрос. Я всё еще держал Джека за ошейник, хотя этого уже и не требовалось. Он уже совсем успокоился.

Старпом почему-то обратил на это свое внимание и совершенно неожиданно для меня попросил отпустить собаку. Я удивился и замешкался, но после повторной более настойчивой просьбы хоть и с некоторой опаской, но все же отпустил руку. Моряк сам взял Джека за ошейник и нагнулся к нему. Он посмотрел Джеку в глаза и стал его гладить, повторяя: «Джек, Джек, Джек».

Удивительное дело, но пёс на совершенно постороннего человека реагировал очень спокойно. Для меня это было неожиданностью — обычно Джек чужим такого не позволял. Он или отгонял их рычанием, или отходил сам. А сейчас он, как мне показалось, даже получал удовольствие.

Старпом тем временем изменил свою тактику знакомства. Сначала он стал просто трепать Джека за уши, а потом и вовсе принялся давить ему на холку, пытаясь повалить. Я замер, ожидая адекватной реакции собаки. Но Джек осторожно, можно даже сказать тактично, увернулся и отошел в сторону. Он не переставал удивлять меня.

Старпом попросил меня подозвать Зака. Он, наверное, хотел повторить с ним эксперимент, который провел с Джеком, но у него ничего не вышло. Как только Зак увидел тянущуюся к нему руку, то сразу же попятился назад и подошел к Джеку. Мои красавцы умиротворенно сели рядом, как на картинке, посвященной году собаки.

Старпом, не скрывая восхищения, смотрел на них, а меня вдруг резанула мысль: «А ведь я Зака практически и не ласкал! За время нашего короткого знакомства я всего несколько раз касался его головы, да и то по необходимости, а не для выражения своих чувств. Эта собака просто не привыкла к человеческой ласке и, скорее всего, именно поэтому и не подпустила к себе Старпома».

Наполненный запоздалым раскаянием, я решил тут же исправить свою ошибку. Я подошел к собаке, присел и нежно обнял её за шею. Зак, как будто принимая извинения, лизнул меня в щеку. Я поманил рукой Старпома, приглашая его подойти к нам, но он уже разговаривал с дежурным офицером и, отказываясь, покачал головой. Но через минуту он все-таки подошел.

Старпом немного помолчал и, как — будто размышляя вслух, спросил: — Ваш Джек на редкость доброжелательный и терпеливый пес, непонятно почему же он чуть-чуть не набросился на моих бойцов? Да и Зак готов был его поддержать. Давно они у вас?

— Джек у нас в семье уже восемь лет, а морские пехотинцы ему не понравились еще на льдине. Удивительно, что он так долго терпел ваши выходки, — сдержанно ответил я.

— Я тоже люблю собак, — почему-то погрустнев, сказал старпом, — и они это чувствуют.

— Да, наверное, — согласился я, — собаки очень умные существа.

— Я это хорошо знаю — у меня была собака.

— С ней что-то случилось?

— Когда я был под следствием, моего Кита взяли соседи по даче. Они были хорошо знакомы, и у них все сложилось.

Мне показалось, что старпом еле сдерживает слёзы, и я не стал его больше ни о чем расспрашивать. Мы молчали несколько минут, погруженные каждый в свои мысли, а потом, вдруг одновременно не сговариваясь, посмотрели на Джека и Зака. Собаки выжидающе смотрели на нас. От них исходила какая-то особенная грозная доброжелательность, твердо уверенная в своей правоте.

Мне показалось, что одновременно со мной и старпом почувствовал тоже самое. У меня возникло устойчивое ощущение, что нас с ним связывает не только общая любовь к собакам. Мы с ним единомышленники в чем-то большем, в чем-то очень важном, а, может быть, даже в самом главном. У нас общий одинаковое восприятие жизни, в которой неотделимо друг от друга существуют и люди, и собаки. Существуют для того что бы взаимно помогать друг другу. И это был совсем не тот мир, в котором привыкли жить многие люди и многие собаки.

Видимо такая же мысль пришла в голову и старпому потому, что он посмотрел мне в глаза и прямо-таки засветился улыбкой. Я искренне улыбнулся ему в ответ, и между нами проскочила искра взаимопонимания. Она подожгла ворох давних воспоминаний и переживаний, которые каждый из нас долго хранил в самой глубине своей души. Время остановилось для нас, мы изливали друг другу свои переполненные обидами и сомнениями изболевшиеся души.

Не по всем вопросам у нас было общее понимание, не во всем мы сходились в оценках происходящего, но нас объединяло общее понимание того, что собаки делают нас лучше, корректируют наше отношение к жизни и к другим людям. Собаки учат нас чувствовать и понимать без слов не только свои собачьи желания и проблемы, но, самое главное, они учат нас чувствовать и понимать желания и проблемы наших близких, дорогих и любимых. Собаки делают нас добрее, и сама изначальная справедливость требует того, что бы и мы были добрее к ним.

Сначала я хотел рассказать старпому о том, как у нас появился Джек, но передумал. Начинать надо было с появления Лизы. А Джек стал чем-то вроде компенсации за её потерю. Лиза была нашей первой собакой. Если бы не Лиза, то рассказывать вообще было бы не о ком, потому что других собак, просто не было бы. До ее появления наши отношения с природой были в замороженном состоянии. Мы, как и большинство людей, были сконцентрированы только на себе и на своих проблемах.

Именно Лиза напомнила нам о неразрывной постоянно существующей связи с окружающим миром, показала нам пути восстановления единства с природой. Именно Лиза показала нам, как строить отношение внутри семьи и с другими людьми. Но, самое главное, она научила нас устранять свои собственные внутренние душевные противоречия. Поэтому появление Лизы стало основой для нашего самосознания, формирования внутрисемейного миропонимания, принятия нашей семейной Конституции. Именно с ее появлением в нашей семье началось морально-нравственное очищение.

Думаю, что к Лизе можно отнести слова одного из героев Юлиана Семенова: «Спасибо за то, что научили меня любить и ради этой любви ненавидеть». Если любовь и преданность излучала сама Лиза, то чувство лютой ненависти переполнило нас с Женой, когда мы узнали обстоятельства первой встречи с ней нашего сына.