Битва за свободу

Юрий Андреевич Ташкинов, 2023

Принц, которому так и не суждено стать королём. Мальчик, ставший рабом колдуна, который проводит страшные эксперименты над невольниками. Единственный путь к свободе пропитан кровью, причём не только врагов, но иногда и друзей. Готов ли мальчик, любящий читать, заплатить такую цену ради снятия кандалов?

Глава 7. Дневник предателя

После смерти гоблина что-то изменилось в доме зеленолицего. Тут можно было спокойно находиться, исчезло чувство тревоги. Дорханд разжёг свечу и раскрыл тетрадь, найденную в ящике колдуна.

«Вся наша жизнь — это выбор меньшего из зол. Везёт тому, у кого на пути лишь два зла, у остальных выбор намного больше. Какое избрать лучше — одному Творцу ведомо.

Многие меня считали злодеем, кто-то называл предателем и изувером. Недавно брат и вовсе сказал, что я трус. Похоже, он плохо знал меня. Я был кем угодно, но не трусом.

Перед тем, как окунуться в море, солнце заглянуло в камеру. Я схватился за холодные стальные решётки. Там, за ними — пьянящая воля. А тут даже тюремщики не так уж свободны. Они играли в домино, рассказывали анекдоты, громко смеялись. Но уйти прочь из тюрьмы они не вольны. А был ли я сам когда-то свободен? Некогда ломать голову. Завтра на рассвете — казнь. Может смерть — и есть воля?

Дверь скрипнула. В камеру вошёл высокий худощавый лысый тюремщик.

— Твоё последнее желание будет исполнено. Такова традиция. И мы от неё не отступаем.

— Я бы хотел поговорить с отцом. Позови, пожалуйста, лорда Корвелла.

— Другой вопрос — захочет ли он говорить с тобой! — тюремщик плюнул под ноги.

— А как же последнее желание? Думаю, он не откажет.

— Загадай что-нибудь реальное. Может, пирожков с картошкой? Или путану?

— Позови отца. Джим, прошу, будь человеком!

— Нет его сейчас в городе. Ты не хуже меня знаешь, что он человек занятой. Уехал. Куда, зачем, когда возвратится — ни одна живая душа не знает.

— Все мы в руках Судьбы!

— Это ты правду говоришь. Могу брата позвать, если хочешь!

Я улыбнулся, но хотелось расплакаться.

— Нет, Доминика звать не нужно. Мы и так слишком много друг другу наговорили. Достаточно. Тем более, он не знает всей правды.

— Может, всё-таки пирожков хочешь? — Джим подмигнул. — Жена пекла. Знаешь, какая она у меня! Золотые руки! За что ни возьмётся — всё на высшем уровне получается! На-ка, оцени!

Проглотил пару пирожков, даже не ощутив вкуса.

— Спасибо, Джим. Очень вкусные. Если отец воротится — позови ко мне.

— Хорошо. Ложись спать. Завтра рано вставать.

Какой там спать! Луна купалась в чёрном омуте беззвёздного неба, а я не мог отогнать назойливые мысли. Мне же всего лишь двадцать семь! Я слишком молод! Хотя, ведя такую жизнь, я вряд ли дожил бы до тридцати.

Мысленно позвал отца. В ответ тишина. Честно, не удивился этому — последнее время наша ментальная связь ослабела. Иногда у меня возникал его голос в голове. Но чаще я отзывался на его зов, а не он на мой. По щеке потекла предательница-слеза. Нет, не буду грустить в последние часы жизни. Мне не о чем жалеть. Сделанного не воротишь.

Джим притронулся к плечу.

— Пора!

Всё-таки, я заснул.

— Будешь ещё пирожок? — спросил тюремщик.

— Нет, спасибо, — сказал я.

— А я съем один, с твоего позволения.

Вот так запросто: человека казнить собирается, а он ест.

К плахе я шёл под улюлюканье и свист собравшихся.

— Предатель! Изменник!

— Зеймонд тебя побери!

Они бросали гнилые помидоры и камни мне в лицо.

«Отец!» — снова позвал мысленно. Тишина.

— За измену Отчизне, — сказал мой брат, презрительно глядя в лицо. — За убийства наших мужчин, а также их жён и детей. За предательство своего рода. За якшанье с тёмными силами. Ригвель, сын Корвелла, признаётся виновным. Отрубите ему голову!

Говорят, перед смертью пролетает вся жизнь. Не знаю, откуда живые узнали этот секрет умирающих, но картинки из прошлого каскадом заполонили мои мысли.

***

Мне было десять лет. Я запомнил тот день ярче остальных, потому, что тогда изменилась моя жизнь. Нашим с Домиником воспитанием занимался отец. Мать умерла при моих родах, и Корвелл так и не нашёл ей достойную замену. Может, поэтому он и любил Доминика больше, чем меня? Может, он считал, что я виноват в смерти его возлюбленной? Или мне просто казалось? Долгое время я силился вспомнить лик отца, а теперь он возник в черноте.

Конец ознакомительного фрагмента.