Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

Юрий Александрович Лебедев, 2020

Жорж Абрамович Коваль – уникальный человек. Его жизненный путь прошел через эпицентр ключевого события XX века – создание ядерного оружия как в США, так и в СССР. За неоценимый вклад в своевременное создание советской атомной бомбы он посмертно удостоен звания Героя России. Материалами для написания книги послужили биографические статьи и книги о нем, документы российских и американских архивов, документы из его семейного архива, беседы и интервью со знавшими его людьми, а также личные впечатления автора, общавшегося с ним в течение последних 40 лет его жизни. Второе исправленное и дополненное издание.

Глава 7. Возвращение

Прежде, чем обсуждать обстоятельства и события, относящиеся к возвращению Жоржа из «загранкомандировки» после окончания учёбы в CCNY, необходимо напомнить читателю некоторые факты из истории нашей страны конца 40-х — начала 50-х годов прошлого века.

Ещё живо то поколение наших сограждан, которые помнят свои ощущения от жизни в эти годы. Для них сказанное ниже является «проявителем памяти», но картины, которые при этом возникнут перед их мысленным взором, могут отличаться от нарисованных автором.

Нет, конкретные факты вряд ли будут оспорены — я уверен в их надёжности. Но вот их эмоциональная окраска, характер значимости, формы и интенсивность взаимодействий, вообще esprit^[1] этой эпохи у каждого прожившего её будет свой. Это эвереттический трюизм.

А вот для тех, кто не имеет личного пионерско-комсомольского опыта, и не интересовался этой эпохой специально, выбранный мною ракурс представит одно из ви́дений нашей ветви альтерверса с авторской позиции.

Космополитизм

По современному определению космополитизма, которое дано одним из президентов ПЕН-клуба, Джоном Растолом Соулом, космополитизм — это

«мировоззрение и культурная установка, направленные на осмысление единства мира, универсализма».^[2]

Но кроме этого, общечеловеческого смысла, у термина космополитизм есть и специфическое значение, относящееся к недавней исторической эпохе нашей страны. В эту эпоху наше государство боролось с космополитизмом, понимая под ним не столько определённую «культурную установку», и даже не столько реальную политическую позицию, а некую химеру — «генетически иудейский антисоветизм».

«Борьба с космополитизмом» — политическая кампания, проводившаяся в СССР в 1948–1953 годах, и направленная против отдельной прослойки советской интеллигенции, рассматривавшейся в качестве носительницы скептических и прозападных тенденций».^[3]

Очень разнородной была эта прослойка. Писатели, актёры, учёные, врачи, кадровые военные, инженеры, рабочие и служащие различных взглядов и жизненного опыта, различного происхождения и общественного положения, умные и глупые, жадные и щедрые, лысые и косматые, короче — разные! Но, как правило, в быту — «культурные люди», а «по пятому пункту анкеты» — евреи.

Было в этой прослойке и совсем небольшое, но яркое множество людей сходной с Жоржем Абрамовичем судьбы и «психологической конструкции». О мироощущении этого типа людей сын одного из них — Эммануила Моисеевича Грефа — написал так:

«…еврейская традиция в целом его не воодушевляла как что-то внешнее и ненужное… Выяснилось, он всё знал, но его, человека мира, отпугивала не религиозность даже, а сепаратизм и, можно сказать, настойчивая сегрегация традиционного еврейства. Своим же кровным родством с древнейшим народом отец гордился и радостную открытость трагическому нашему миру, несгибаемый романтизм носил в крови».^[4]

Тема борьбы с космополитизмом в исторической литературе необъятна и необозрима, поэтому ограничусь её рассмотрением в два момента — 1948 год, когда Жорж нырнул в атмосферу этой борьбы, и 1953 год, когда он, вместе с большинством этой «отдельной прослойки», относительно благополучно вынырнул из неё.

Между этими двумя календарными датами в жизни Жоржа произошло много событий, на первый взгляд не связанных с «космополитизмом». Но для того, чтобы понять значимость узловой точки 1953 года, они должны быть представлены читателю.

Космополитизм, год 1948

Високосный год здесь ни при чём

Обозначенная здесь дата 1948 год — это дата перехода «борьбы с космополитизмом» из латентной в открыто антисемитскую фазу. Но, конечно, отдельные антисемитские «проколы» государственной национальной политики обнаруживаются и в период официального интернационализма середины 30-х — середины 40-х годов.

В частности, и в том ведомстве, где волею судеб оказался Жорж в 1939 году. Так, перед отъездом в Берлин в 1941 году в качестве «руководителя Бюро ТАСС» разведчик ГРУ И. Ахмедов проходил несколько инструктажей.

«Последний инструктаж мне дал заместитель Голикова,^[5] неприятный и здоровый бывший танковый командир. Главным образом, это было ободряющий разговор о моих заданиях в сочетании с повторными предупреждениями, чтобы обходить проблемы с НКВД. Он был рад, что я замещу человека НКВД, Тарасова, который не смог справиться с работой по своему прикрытию. В заключение, однако, его слова прощания чрезвычайно обеспокоили меня. Его заключительными словами были: «Товарищ Ахмедов, не бойтесь людей НКВД. Мы вас защитим. Человек, которого вы заменяете в Берлине, не только человек НКВД, но и еврей. Их дням приходит конец. Мы рады, что вы татарин». Я не могу говорить, являлись ли эти слова высокопоставленного офицера выражением своего мнения или они свидетельствовали о том, что антисемитизм в России начинал вновь возрождаться».^[6]

Даже в самые драматичные дни войны, сразу после поражения Крымского фронта, Харьковской катастрофы, во время тяжелейших боёв на подступах к Сталинграду и на перевалах Главного Кавказского хребта, когда сама судьба СССР «висела на волоске», в недрах партаппарата появлялись такие документы:

«№ 2–1

Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) — в секретариат ЦК ВКП(б) о кадровой политике в области искусства.

17.08.1942 СЕКРЕТАРЯМ ЦК ВКП(б)

тов. Андрееву А. А., тов. Маленкову Г. М., тов. Щербакову А. С.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА О ПОДБОРЕ И ВЫДВИЖЕНИИ КАДРОВ В ИСКУССТВЕ

Отсутствие правильной и твердой партийной линии в деле развития советского искусства в Комитете по делам искусств при СНК СССР и имеющийся самотек в работе учреждений искусства привели к извращениям политики партии в деле подбора, выдвижения и воспитания руководящего состава учреждений искусства, а также вокалистов, музыкантов, режиссеров, критиков и поставили наши театры и музыкальные учреждения в крайне тяжелое положение. В течение ряда лет во всех отраслях искусства извращалась национальная политика партии.

В управлениях Комитета по делам искусств и во главе многих учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи). В Главном управлении театров заместителями начальника являются Фалковский и Гольцман; начальник Главного управления учебными заведениями — Владимирский (еврей). В главном управлении музыкальных учреждений Комитета по делам искусств при СНК СССР (начальник управления Сурин — русский) все дела по подбору, выдвижению и оценке кадров решают: Плоткин^[7] — зам. начальника управления — еврей и Шлифштейн — консультант управления — еврей. Комитет по делам искусств целиком передоверил этим людям, нередко чуждым русскому искусству, подбор и выдвижение кадров. В результате во многих учреждениях русского искусства русские люди оказались в нацменьшинстве».^[8]

И далее идёт перечисление евреев в Большом театре, в Ленинградской консерватории, в Московской филармонии, в отделах литературы и искусства редакций газет «Правда», «Известия», «Вечерняя Москва», «Литература и искусство» и в издательстве «Музгиз».

Комментируя этот документ, историк Г. В. Костырченко, обнаруживший его в архиве^[9], сказал^[10], что подготовил его руководитель этого Управления Георгий Александров.^[11] Он и обозначил руководству страны и партии эту проблему. Но, по мнению Г. В. Костырченко, сам Сталин этот «чиновный энтузиазм» со стороны бюрократического слоя, приближенного к высшему эшелону власти, тогда не поддержал. Причина — резкая реакция авторитетной интеллигенции и еврейского и русского происхождения, болезненно воспринявшей эту инициативу.

Это была реакция не на начало какого-то нового курса, а на самодеятельность отдельных чиновников. Хотя нагнеталось это с самого верха, в том числе и самим Сталиным, но он держал этот процесс под контролем и умело дозировал его. Всё делалось негласно,^[12] и те чиновники, которые «забегали вперёд», получали по рукам, «а иногда и по голове». Решал все Сталин. Пока шла война, пока были дружеские отношения с союзниками, ему было невыгодно, чтобы американские еврейские общины как-то реагировали на такие инициативы.

Характерным примером тогдашней ситуации с проявлением и оценкой антисемитизма является инцидент с композитором Б. Мокроусовым в ресторане Союза композиторов в сентябре 1944 г.

Его суть так излагалась в заявлении в Секретариат Союза композиторов, которое подписали «Композитор-орденоносец Лев ШВАРЦ, Композитор В. КРУЧИНИН, Композитор М. БЛАНТЕР, Лауреат Сталинской премии, профессор М[осковской] г[осударственной] к[онсерватории] Н. ИВАНОВ-РАДКЕВИЧ»:

«В понедельник вечером 18 сентября 1944 года мы оказались свидетелями возмутительной выходки Б. Мокроусова, позволившего себе в нашем присутствии и в присутствии ряда товарищей развить теорию о “России для русских”. Среди прочего запомнились выражения: “довольно жидовского царства”, “грузинский оргкомитет”, “бей жидов, спасай Россию” и т. п. Хотя хулиган был в нетрезвом виде, однако отчет в своих словах он себе отдавал…»^[13]

Ирония судьбы проявилась в том, что заявление рассматривал Первый секретарь Московского обкома ВКП(б) А. С. Щербаков, адресат приведённой выше антисемитской «Докладной записки» Г. Ф. Александрова. И его резолюция (обязательная для исполнения начальником Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александровым ☺!) звучала так:

«Александрову. Надо проследить, чтобы антисемита Мокроусова строго наказали».^[14]

Но когда закончилась война горячая, началась холодная, и Сталин озаботился тем, что в Советском союзе, как ему казалось, вызревает пятая колонна, и одним из отрядов этой колонны могут быть представители еврейских националистов.

Началом системного кризиса межнациональных отношений в СССР можно считать тост Сталина на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года.

Это был уже пятый тост Сталина на этом приёме, далеко за полночь (значит, не 24, а 25 мая!) и последний тост в этом застолье (всего присутствующими был произнесен 31 тост^[15]). Вот как выглядит стенограмма этого выступления после правки её самим Сталиным:

07.01. Правка Сталина стенограммы его тоста на приёме в Кремле 24.05.45 г.^[16]

Расшифровка этой стенограммы и очистка от позднейшей правки даёт следующий текст, который и услышали командующие войсками Красной Армии в ночь на 25 мая 1945 года в Кремле.

«Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост. Я, как представитель нашего Советского Правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура»).

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я пью за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне <нрз «авторитет»?>, заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я пью за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, обще-политический здравый смысл и терпение.

У нашего правительства было не мало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–42 г.г., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог бы сказать — ну вас к черту, вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.

Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением.

Однако, русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все таки с событиями справимся.

Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа! (бурные, долго несмолкающие аплодисменты)».^[17]

В опубликованном варианте, после сталинской правки, вместо «здравого смысла» у русского народа появились «ум, стойкий характер и терпение»:

«Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза… Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение».^[18]

Когда я восстановил стенограмму, мне показалось, что сказанное, пусть и в торжественном, но всё же застолье (пятый тост глубоко заполночь!), это суждение было искренним и без особой «задней мысли».

Но довольно быстро какой-то из моих альтерверсальных двойников с помощью ныне вездесущего «демона Интернета» (других естественных причин «случайной» находки в сети я не вижу) показал мне, что при общении с наследием Сталина нужно быть очень осторожным в оценках искренности его поведения и высказываний.

Вот что говорит об этом Николай Трофимович Федоренко,^[19] человек, имевший богатый опыт достаточно тесного общения с вождём, поскольку был личным переводчиком Сталина и Мао Цзедуна во время их длительных переговоров в Москве с 6 декабря 1949 года по 17 февраля 1950 года.

То, что общение было не только формальным, но и «бытовым», было обусловлено тем, что Мао Цзедун (и переводчик Федоренко, естественно!) жил на даче Сталина в Кунцево и переговоры проходили тогда, когда у Сталина было желание что-то обсудить:

«Страшно было? Наверное. Но не столько на той первой встрече, сколько на последующих, когда ночные беседы (с 22 часов до 2–3 ночи) велись на «малой» сталинской даче в Кунцево. Напротив меня в пенсне сидел Берия и фиксировал каждое мое слово, хотя, естественно, ни бум-бум по-китайски. Холодок бежал за ворот, а Сталин и Мао слушали… меня. Берия тоже… Повестки дня (или ночи) как таковой не было. Но над всем властвовала жесточайшая воля, дисциплина Сталина. Он умел слушать, четко выдерживая беседу, делая паузы, и так ставил вопросы, чтобы создавалась совершенная, очерченная картина события. Когда я слышал слова Сталина и переводил их, у меня не было уверенности, что он произносил именно то, что у него было на уме. Вот уж действительно ему был дан язык, чтобы скрывать свои мысли».^[20]

Искусством дипломатии — говорить так, чтобы партнёр не догадывался о тайном смысле беседы — Сталин владел в совершенстве. Но, как оказалось, он в совершенстве владел и актёрским искусством:

«Каждая встреча со Сталиным и пребывание в его обществе налагала какое-то особое напряжение. С одной стороны, мне казалось, что он вёл себя очень непосредственно, очень просто, я бы сказал, даже по-отечески. С другой стороны, какое-то неуловимое ощущение игры… вот на присутствующих. Причём это сделано с большим артистизмом, очень искусно, настолько тонко это всё было показано, что не придерёшься, не обвинишь его в том, что он играет. Лишь потом я вдумался и сопоставлял с другими ситуациями, и пришёл к выводу, что он — величайший актёр! И, конечно, режиссёр…».^[21]

После этого я не удивился и такой оценке личного интернационализма Сталина, которую дал также хорошо знавший его по тесному личному общению (сопровождал Сталина во всех его поездках по железной дороге) министр путей сообщения СССР И. В. Ковалёв^[22]:

07.02. И. В. Ковалёв во время интервью.^[23]

«… и никогда он не спрашивал о количестве потерянных, убитых, искалеченных. Такого вопроса вообще у него не было. «Чем меньше будет русских, тем лучше!». Такая фраза у него прорывалась. И мы это знали. Он ненавидел и евреев. Ненавидел их. «Чем меньше их будет, тем лучше!»»^[24]

Так что в «заполуночном тосте» маршала Сталина на приёме в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года, пожалуй, наиболее искренними были фразы, отразившие воспоминания о днях и месяцах начала войны, когда «народ мог бы сказать — ну вас к черту, вы не оправдали наших надежд».

Но во всяком публичном высказывании политика (а, тем более, в высказывании на таком собрании политика такого масштаба как Сталин!) всегда можно найти «скрытый смысл». И это уже является профессиональной задачей политиканов, интерпретирующих слова политика «здесь-и-сейчас».

Ведь ничего принципиально нового о русском народе Сталин не сказал. Он уже называл его «великой русской нацией», нацией

«Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова»^[25]

в своём знаменитом докладе на станции метро «Маяковская» 6 ноября 1941 года.

Тогда, в 1941 году, «величие» русского народа было истолковано пропагандой как антитеза для людей, «потерявших человеческий облик и павших до уровня диких зверей».^[26] Та политическая ситуация требовала обоснования для сталинского призыва

«истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей Родины в качестве её оккупантов».^[27]

В новой обстановке 1945 года интерпретация, соответствующая изменившемуся «духу времени», нашлась быстро: мол, Сталин чётко обозначил приоритеты национальной политики СССР! Такая интерпретация понравилась и самому Сталину — она избавляла его от рутинной работы по формулировке и внедрению в сознание сотрудников агитпропа (в это время «Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)») «руководящих указаний».

И после этого пошли многочисленные партийные «интерпретации и разъяснения» сказанного Сталиным на кремлёвском приёме.

«Партийные организации обязаны широко пропагандировать замечательные традиции великого русского народа как наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав СССР… должны разъяснять, что сталинская оценка… является классическим обобщением того исторического пути, который прошел великий русский народ».^[28]

Некоторые историки справедливо считают, что сказанное Сталиным первоначально не имело антисемитской подоплеки, что факторы, активизировавшие антисемитскую кампанию,

«не имели отношения к тосту про русский народ и впервые появившемуся в СССР движению за то, что родиной слонов является СССР, а советский слон — самый слоновитый слон в мире».^[29]

И с этим можно согласиться — публичный пафос Сталинского тоста не в стремлении опорочить какую-то нацию, а в желании возвеличить нацию русскую.

«Безграничное доверие русского народа Советскому правительству, вера в правильность его политики и всемерная поддержка русским народом Советского правительства и большевистской партии, сказал товарищ Сталин, оказались «той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, — над фашизмом»».^[30]

Но, как уже в наше время точно сформулировал «эпиграф ко всей истории российского централизованного государства»^[31] В. С. Черномырдин,

«хотели как лучше, а получилось как всегда».^[32]

Борьба «ЗА русскость» быстро перешла в борьбу «ПРОТИВ космополитизма» со всё более и более антисемитской направленностью.

«Сразу же после тоста Сталина это было развёрнуто в статье Отто Куусинена «О патриотизме» (статья опубликована под псевдонимом Н. Балтийский в № 1 журнала «Новое время», июль 1945 года). Согласно Куусинену, космополитизм, в отличие от патриотизма, органически противопоказан трудящимся, коммунистическому движению. Он свойствен представителям международных банкирских домов и международных картелей, крупнейшим биржевым спекулянтам — всем, кто орудует согласно латинской пословице «ubi bene, ibi patria» (где хорошо, там и отечество)».^[33]

События же знакового 1948 года, года возвращения Жоржа в СССР и выхода на широкую политическую арену компании «борьбы с космополитизмом» развивались следующим образом.

«В январе 1948 года было впервые употреблено знаменитое впоследствии выражение «безродный космополит». Оно появилось в выступлении А. А. Жданова на совещании деятелей советской музыки в ЦК КПСС <Описка. Нужно ЦК ВКП(б) — Ю. Л.>. Жданов заявил буквально следующее: «Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину означает… потерять своё лицо, стать безродным космополитом»^[34].

Фраза несколько путанная и противоречивая, но именно она ввела в политический оборот новый термин — «безродный космополитизм».

12 января 1948 года в Минске знаменитый актёр и режиссёр «еврейского происхождения» Соломон Михайлович Михоэлс

«убит сотрудниками МГБ, убийство было замаскировано под дорожное происшествие».^[35]

А уже 28 января в «Правде» появляется инициированная Сталиным статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», в которую этот термин внесён лично Сталиным при редактировании текста и широко используется —

«перед нами со всей остротой стоят задачи борьбы против безродного космополитизма».^[36]

Уже вскоре,

«В марте того же года другой идеологический руководитель, Г. Ф. Александров, опубликовал в «Вопросах философии» установочную статью «Космополитизм — идеология империалистической буржуазии», в которой объявил космополитами разом Милюкова, Бухарина, Троцкого, левых эсеров и левых коммунистов, наконец, власовцев и всех, перешедших на сторону немцев — таким образом термин приобрел особо зловещий оттенок, становясь синонимом понятий «изменник Родины», «контрреволюционер» и «враг народа».^[37]

Где только не обнаруживался «космополитический враг»! Даже Государственный музей нового западного искусства, на выставку в который Жорж и Мила по пригласительным билетам ОЗЕТа ходили в декабре 1937 года, на волне борьбы с космополитизмом был ликвидирован 6 марта 1948 года как

«рассадник низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой».^[38]

Новогодняя атомная шутка Сталина

То, что у Сталина было весьма своеобразное чувство юмора, сегодня является общим местом в характеристике вождя. Но в качестве примеров обычно приводят шутки-экспромты, порождённые теми или иными сиюминутными обстоятельствами, или традиционные, почти ритуальные «хохмы» на ночных бдениях с соратниками на Ближней даче. Но, оказывается, он умел шутить и «долговременно», подготавливая шутейную ситуацию месяцами.

Вот пример такой шутки, состоявшейся, вероятно, на очередном закрытом кинопросмотре где-то в конце декабря 1948 — начале января 1949 года.

В 1949 году миллионы советских зрителей посмотрели одобренный им фильм «Суд чести».

В фильме художественно переосмысливалась история советских учёных члена-корреспондента АМН СССР Н. Г. Клюевой и профессора Г. И. Роскина, рукопись книги которых о новом лекарственном препарате против рака и опытные образцы вакцины в 1946 году академик-секретарь АМН СССР В. В. Парин во время командировке в США передал американским учёным.

Поступок Парина был расценен как шпионский (Советское правительство не давало разрешения Парину на передачу результатов научного исследования американцам) и он получил за это 10 лет лагерей, а поведение Клюевой и Роскина, «потворствовавших» преступному деянию Парина, было расценено как антипатриотическое. В связи с этим, 28 марта 1947 г. в министерствах и центральных ведомствах СССР были созданы Суды чести. И Клюева и Раскин были переданы такому суду в мае 1947 года.^[39]

В фильме несколько изменены обстоятельства дела, введены вымышленные герои, но основная канва событий сохранена и ярко показан апофеоз — ход Суда чести над «унизившими честь и достоинство нашей Родины»^[40] людьми.

Трудно поверить, но те из зрителей, кто были склонны к разгадыванию головоломок и шарад, могли после просмотра фильма не только проникнуться пафосом советского патриотизма, но и догадаться о государственной тайне особой важности, которую точно знали в это время только Сталин и Берия в Кремле, несколько десятков сотрудников Лаборатории-2 АН СССР в Москве, и несколько сотен сотрудников затерявшегося в мордовских лесах объекта «КБ-11». Эта тайна состояла в том, что в фильме буквально было озвучено — за секретной дверью академического института, руководимого Курчатовым, атомной бомбы, к сожалению, ещё нет.

Я убеждён, что подсказки для разгадки этой тайны в сценарий фильма внёс лично Иосиф Виссарионович на стадии обсуждения сценария. Это была его шутка-сюрприз для очень узкого круга посвящённых (в первую очередь, для Берии и Курчатова).

Как и всякая сталинская шутка, она имела прагматический смысл. И те, кто его понимал, настраивались на выполнение поставленной им задачи гораздо сильнее, чем в том случае, когда им грозили карами в начальственном разносе. Ну, а те, кто не понимал сталинских шуток, недолго задерживались в его окружении.

Сталин, как известно, был в это время первым зрителем всякого снятого в СССР художественного фильма, и, как я думаю, если бы не его личное «анонимное соавторство» в отредактированном сценарии «Суда чести», создатели фильма (сценарист и режиссёр в первую очередь) по такому варианту сценария вряд ли встретили бы новый 1949 год за праздничным столом.

Но, в результате Сталинской шутки, и кинематографисты получили свою сталинскую премию 1 степени, и Берия с Курчатовым «поднапряглись» и вскоре смогли показать реальную атомную бомбу «за дверью академической лаборатории».

Вот изложение тех «паззлов сценария» фильма, сложение которых открывало сталинскую шутку.

Когда один из «американских гостей» академического института профессор Вуд (актёр Г. Черноволенко) (а «на самом деле» по сценарию фильма американский шпион, «он же Критчби, он же Голдвин, он же Стефен, агент американской разведывательной службы»), в ходе осмотра института увидел надпись на двери одной из лабораторий «Не входить», он, как бы из простого любопытства, спросил: «Какие чудеса творятся за этой дверью?». На что получил от сопровождающего делегацию профессора С. Ф. Лосева (актёр Н. Свободин) шутливый ответ: «Смею уверить мистера Вуда, что, во всяком случае, атомной бомбы там нет!».^[41] Однако гость проявил упрямство. Он (тоже как бы в шутку) решил проверить — действительно ли ничто не взорвётся, если он окажется за дверью, и решительно направился к ней. Навстречу ему из лаборатории вышла очаровательная, но строгая женщина, доцент Ольга Верейская (актриса А. Максимова), которая попыталась «женскими отговорками» о том, что в лаборатории беспорядок, и она «не готова к встрече гостей», не пропустить шпиона. Тот, однако, проявил настойчивость: «Мы, американцы, любим видеть жизнь такой, как она есть»^[42] и, после преодоления линии обороны доцента Верейской, американцы всё-таки проникли в секретную лабораторию. И, конечно, убедились, что проф. Лосев сказал правду — атомной бомбы за дверью действительно не было.

Произошедший инцидент с проникновением американцев в секретную лабораторию обсуждался на парткоме института. Узнав об этом, профессор А. А. Добротворский (актер Н. Анненков), руководитель лаборатории, оправдывал допуск иностранцев так: «По поводу иностранцев мне Лосев от самого Курчатова звонил. Из его кабинета! Ему, пожалуй, со своей-то вышки виднее!»^[43].

Для героев фильма ссылка была вполне убедительной — по сценарию руководил Институтом экспериментальной медицины АН СССР заместитель министра здравоохранения Кирилл Павлович Курчатов.

Для любителей конспирологии подсказка: значение имени Кирилл — «могущественный», «владыка», «господин»^[44], отчество «Павлович» совпадает с отчеством Берии, а фамилия говорит сама за себя ☺… Мог ли автор сценария сам случайно выбрать такое сочетание? А если нет, то кто мог «подсказать» ему такой выбор?

Миллионы простых зрителей никак не связывали особым смыслом слова «атомная бомба», «академическая лаборатория», «Курчатов», но те, кто «был в теме», наверняка поняли намёки.

И если бы все эти слова попали в сценарий без ведома Сталина, Берия расправился бы с авторами фильма «по полной программе». Но этого не произошло.

Мне представляется, что после кремлёвского просмотра этого фильма Сталин с улыбкой сказал Берии: «Хороший фильм про академиков… Пошли его Курчатову, пусть отдохнёт от работы и посмотрит кино… Да, Лаврентий, а почему так волновалась эта женщина? Ведь никакой бомбы в лаборатории нет… И это никакой не секрет для американцев. А вот когда она будет… Кстати, когда, Лаврентий?.. Не «женские хитрости» будут нужны, а хороший амбарный замок контрразведки. Ты думал об этом, Лаврентий? А женщина молодец, верно догадалась об этом американце!»

Фильм имел огромный успех, став третьим по кассовым сборам в 1949 году (15,2 млн. зрит.), уступив только лидеру — "Встреча на Эльбе"(Мосфильм, реж. Григорий Александров) 24,2 млн., и совсем немного «боевику»"Константин Заслонов"(Беларусьфильм, реж. Александр Файнциммер) 17,9 млн.^[45]

Успех «Константина Заслонова» в 1949 году понятен — это боевик о белорусских партизанах, героика только что окончившейся войны.

А вот успех других двух фильмов это уже успех новой пропагандистской кампании. «Встреча на Эльбе» — против коварного лицемерия американского империализма, а «Суд чести» — против «низкопоклонства» и «космополитизма». Ещё нет массового телевидения, и кино является действительно «важнейшим из искусств» в деле формирования массового сознания.

И это сознание наполняется новыми притягательными для «простых людей» образами, такими, как генерал-лейтенант медицинской службы, академик Андрей Иванович Верейский (блестяще сыгранный Борисом Чирковым).

У себя на даче он принимает гостей в белой русской косоворотке, украшенной орнаментальной вышивкой по вороту и рукавам, а с трибуны суда, во всём блеске генеральского мундира, пламенно проповедует, чётко артикулируя текст: «Нам ли, советским учёным, быть беспачпортными бродягами человечества, нам ли быть безродными космополитами? Нам ли быть Иванами, не помнящими родства?».^[46]

Фильм вышел на экраны 25 января 1949 г. Этой датой и открывается массовая антикосмополитическая кампания.^[47]

Экспортный вариант

Борьба с космополитизмом внутри страны логично продолжалась и в практической внешней политике. В тот момент СССР поддержал еврейский национализм в форме сионизма, который из космополитического мирового еврейства стремился изгнать космополитический дух и воссоздать чисто национальное государство Израиль. Сталин был первым мировым лидером, который признал это государство «в полном объёме, де-юре… 17 мая»^[48], всего через три дня после его провозглашения!

Не знаю, насколько осознавал (и насколько учитывал это при принятии такого решения) сам Сталин тот факт, что новое государство было социалистическим по сути. «Большое видится на расстояньи»^[49] — в 1985 году, после преодоления глубокого экономического кризиса, Шимон Перес, один из наиболее известных государственных деятелей Израиля, бывший президент и премьер-министр страны, осознал, что

«Мы спасли экономику, но в некотором смысле мы с ней попрощались. Социалистические рамки, заложенные при основании нашего государства, больше не были жизнеспособными. Мы должны были сделать первые шаги к капитализму…»^[50]

И государство Израиль в момент своего рождения было одновременно и националистическим, и социалистическим, т. е. еврейским истинно «национал-социалистическим» государством.^[51]

Понятно, что при этом Сталин не относил советских евреев к «мировому еврейству», которое должно было переселиться в Израиль, поскольку у них, по его убеждению, был свой путь — к светлому коммунистическому будущему через Биробиджан.

А Государство Израиль рассматривалось как временное историческое образование, которое должно было стать если и не форпостом, то верным ближневосточным союзником в борьбе со старинным и всё ещё мощным геополитическим противником — Британской империей.

И поначалу казалось, что этот расчёт оправдывается:

07.03. Празднование первомая в Тель-Авиве в 1949 году.^[52]

Это было особенно важно, поскольку в это время СССР и Британия были официальными союзниками:

«Договор между СССР и Великобританией о союзе в войне против гитлеровской Германии и её сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны», был подписан 26 мая 1942 года и действовал до 7 мая 1955 года, когда СССР аннулировал его, как утративший силу вследствие вступления Великобритании в военный союз с ФРГ в рамках НАТО».^[53]

Но после фултонской речи Черчилля Сталин фактически обвинил Великобританию в предательстве СССР. В интервью газете «Правда» 14 марта 1946 г. Сталин сказал:

«По сути дела господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны… Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей».^[54]

Правда, как разъяснил мне компетентный историк советской разведки, и в этот момент происходили события в «реальной истории», которые вполне логично объясняются её эвереттической ветвистостью:

«А что касается Фултонской речи, то надо понимать, что когда Черчилль ее произносил, он был деятелем оппозиции, а британское лейбористское правительство успешно передавало двигатели Ролс Ройса для советских МИГ 15, которые эффективно сражались в небе Кореи с американской авиацией».^[55]

Очень скоро выяснилось, что надежды на возможность «направлять» внешнеполитический курс Израиля в нужную Сталину сторону не оправдались, но в середине 1948 года такие иллюзии ещё были.

Причины завершения командировки

Таковы были международные обстоятельства, в которых разворачивалась кампания борьбы с «антисоветским космополитизмом».

Обычно считается, что возвращение Жоржа было обусловлено тем, что он почувствовал опасность провала — после предательства Гузенко начались тщательные проверки сотрудников Манхэттенского проекта, и он опасался, что его эмиграция в 1932 году будет раскрыта ФБР.^[56]

Это, безусловно, так. Но, кроме этого, также очевидно, что московское руководство относилось к его опасениям не слишком серьёзно и «имело виды» на его дальнейшее использование. Как пишет В. Лота, «по указанию из Центра он учился в техническом колледже, который успешно закончил, и уже был готов устроиться на работу в одну из крупных технических фирм».^[57]

Именно поэтому начало процесса «эвакуации» происходило по инициативе самого Жоржа — он попытался сам получить паспорт для поездки в Европу. Он хотел получить паспорт и вернуться домой. Но получил не паспорт, а Джин.

И вдруг!.. Как сказано об этом в статье В. Лоты в «Красной звезде» от 19 апреля 2002 года, которую редактировал сам Жорж, он «неожиданно для себя <подчёркнуто мной — Ю. Л.> получил приказ из Москвы завершить командировку и возвратиться в СССР».^[58]

Что же могло послужить причиной такого поведения Центра? Зачем Жорж срочно потребовался в Москве?

Одним из наиболее вероятных ответов на этот вопрос может быть тот факт, что именно в 1948 году Советский атомный проект достиг такого этапа своего развития, на котором переданные Жоржем в 1946 году сведения о критически важных для создания атомной бомбы технологиях получения полония из висмута стали практически востребованы.

Жорж сообщил, что полоний необходим для создания нейтронного инициатора — устройства, с помощью которого инициируется цепная реакция в атомной бомбе. По аналогии с обычными бомбами это устройство называют «нейтронным взрывателем».

По сообщению Жоржа полоний получается из металлического висмута при его облучении мощными потоками нейтронов в атомном реакторе.

Мы ещё подробно обсудим смысл и значение этой удачи Жоржа. Здесь же отметим только, что это сообщение считается главным достижением «атомного разведчика Дельмара».

Хотя работа по получению полония началась практически сразу после получения данных Жоржа, но

«первые полгода ушли на то, чтобы найти и освоить в СССР добычу природного висмута. Затем освоить металлургическое производство по выплавке чистых металлических висмутовых блочков».^[59]

И только в конце 1947 года первые 30 блочков были загружены в экспериментальный канал первого экспериментального реактора Ф-1. В начале 1948 года облучённый висмут был отправлен в Ленинград, в лабораторию Д. М. Зива. Но мощность реактора была недостаточна и к началу 1949 года в Радиевом институте Академии Наук (РИАН) было получено только три миллиграмма полония с активностью 14 кюри. А для одного нейтронного инициатора нужно 50 кюри…

Параллельно с реактором Ф-1 ещё в декабре 1945 года началось строительство первого промышленного реактора «А-1» под Челябинском (ныне Озерск). Началось «на пустом месте». К рытью котлована глубиной 54 метра, в котором должен был разместиться реактор, приступили только в августе 1946 года, через полгода после сообщения Жоржа. Рыли вручную солдаты и зеки!

Известно, что на стройке работали

«свыше 45 тыс. человек — наиболее квалифицированных, ответственных и идейных студентов, инженеров, специалистов».^[60]

Но вряд ли можно согласиться с тем, что все они были только ответственными и идейными студентами, инженерами и специалистами…

07.04. Начало строительства атомного реактора «А-1».^[61]

Так выглядела строительная площадка первого советского промышленного атомного реактора «А-1» под Челябинском в 1946 году через несколько месяцев после того, как было получено сообщение Жоржа об уже налаженной технологии получения 500 кюри в месяц полония в американском реакторе в Ок-Ридже.

Капризы памяти

Здесь уместно сделать небольшое отступление, связанное с характеристикой изменения восприятия исторических событий по мере удаления их в прошлое. О создании реакторов у нас в стране вспомнил М. В. Ковальчук, Президент Курчатовского института, на мероприятии, посвящённом 70-летию первого испытания атомной бомбы в СССР.

«Когда мы запустили свой реактор, у нас работало, включая кочегара, в Лаборатории № 2, сто человек, а в Америке работало сто двадцать девять тысяч человек в это время, и бюджет был в сегодняшних ценах двести миллиардов долларов».^[62]

В другом источнике, давшем отчёт об этом мероприятии в Курчатовском институте, приводится продолжение этой цитаты:

«У нас не должно быть квасного патриотизма, но мы должны знать цену и цену правильности решений».^[63]

Общий смысл этого высказывания достаточно очевидно сводится к тому, что его автор посылает «месседж» слушателю: мол, я не хвастаюсь нашими успехами, но «факты и цифры говорят сами за себя».

Попробуем рассмотреть этот месседж подробнее. Первый экспериментальный советский реактор Ф-1 действительно был пущен 25 декабря 1946 года в Лаборатории № 2 АН СССР силами немногочисленного коллектива этой лаборатории

«как опытная площадка для отработки технологий и процессов получения плутония».^[64]

Но, приводя эти цифры для демонстрации выдающегося творческого потенциала наших учёных, М. Ковальчук, вероятно, «забыл», что для корректного сравнения по количеству занятых людей и материальным затратам на атомные реакторы в СССР и США в 1946 году, нужно учесть, что именно в этом году в СССР началось строительство завода № 817 с промышленным реактором А-1 — аналогом американского. И это уже совсем другие цифры и количества людей, и финансовых затрат.

«Первые атомные промышленные комбинаты на Урале и поселки при них ГСП-11 стал проектировать с начала 1946 года. Площадки под объекты-заводы плутониевого комбината под Кыштымом были утверждены решением Научно-технического совета Первого главного управления 13 июня 1946 года. Проектное задание предусматривало размещение предприятий завода № 817 общей площадью около 200 км² на южном берегу озера Кызылташ… В уральской тайге работали уже тысячи людей, когда девятого апреля тысяча девятьсот сорок шестого года вышло постановление Совета Министров СССР. В нем определялся весь комплекс мер по созданию атомной бомбы в СССР — от поиска месторождений урановых руд до испытания атомного оружия… Создавалась система особых конструкторских бюро в Москве, Ленинграде, Горьком, в которых разрабатывалось совершенно новое для нашей страны оборудование, приборы, технологические линии. Правительство поручило изготовление всего необходимого для завода № 817 лучшим машиностроительным заводам: Ижорскому, имени М. Фрунзе (г. Сумы), Кировскому, «Большевик» (Ленинград), Уралхиммаш (Свердловск), имении М. И. Калинина (Москва), имени Орджоникидзе (Челябинск) и другим».^[65]

«Оцифровать» весь этот комплекс работ «в сегодняшних ценах» не представляется возможным, но очевидно, что, если бы это удалось, цифры оказались бы одного порядка с американскими.

Так что, нисколько не принижая действительно героических усилий наших учёных, инженеров, рабочих и зеков, следует признать, что затраты на создание атомного оружия и в США и в СССР были сопоставимыми. А вот доля ВВП, затрачиваемая на это, в СССР была, вероятно, значительно больше, чем в США, поскольку ВВП США был значительно больше.

И это значит, что «средний айовский фермер» недополучил от государства в 1946 году значительно меньше благ, чем «средний смоленский колхозник». А нужна была государственная помощь «среднему смоленцу», разорённому войной, гораздо больше, чем и без государственной помощи достаточно благополучному айовцу. И это значит также, что М. Ковальчук, превознося заслуги курчатовцев, «забывает», чего они стоили смоленцам, псковичам, биробиджанцам и всем другим жителям Советского Союза.

Что же стоит за этой «забывчивостью»? Вероятно, вполне понятная попытка руководителя института представить героический вклад курчатовцев в историю советского атомного проекта, но в данном случае действительно достойный благодарной памяти коллектив ветеранов-атомщиков эту попытку вряд ли признает удачной…

Нужен консультант…

Рабочий пуск реактора «А-1» состоялся через два с половиной года, 19 июня 1948. И через несколько месяцев (вероятно, в октябре — ноябре), наконец, были получены богатые полонием облучённые «блочки» висмута (более 100 штук!) и нужно было извлечь из них полоний для изготовления инициатора плутониевой имплозивной бомбы.

Этим занялась З. В. Ершова, «русская мадам Кюри» в специально организованной лаборатории секретного НИИ-9.

07.05. З. В. Ершова^[66]

Любопытно отметить, что в секретную «атомную лабораторию» З. В. Ершова попала в 1943 году по вызову Курчатова с должности директора свиносовхоза в Казахстане, где она находилась в эвакуации.^[67]

Вот что рассказано о работе З. В. Ершовой на сайте «История Росатома»:

«В 1948 году З. В. Ершова полностью переключается на полониевую тематику и создает новую лабораторию. Стоит проблема создания технологии получения больших количеств полония из облученного в реакторе металлического висмута. Полоний был необходим для нейтронных запалов атомного оружия. Под научным руководством З. В. Ершовой и Д. М. Зива была разработана технология, получившая название «мокрой». В 1948 году в лаборатории З. В. Ершовой создается полупромышленная установка для получения полония и изготовления нейтронных Po-Be источников. В первой отечественной атомной бомбе, испытанной в 1949 году, использовался полоний, полученный на этой установке».^[68]

То, что «мокрая технология» была основана на данных Жоржа, теперь не является секретом. Рассказывая о том, как в 1945 году З. В. Ершова получила первые слитки металлического урана, В. Лота пишет:

«В последующие годы З. В. Ершова возглавит лабораторию, в которой на основе сведений, добытых в США «Дельмаром», будут произведены важнейшие компоненты для первой советской атомной бомбы».^[69]

И в первом квартале 1949 года именно в её лаборатории все 100 блочков висмута, полученные из Челябинска, были переработаны, и из них в июне 1949 года были изготовлены четыре НЗ («нейтронный запал») для атомной бомбы.^[70]

Как видно из сопоставления дат, именно в середине 1948 года у З. В. Ершовой могла возникнуть необходимость консультаций с человеком, который имел личный опыт работы с полонием и знакомым с технологией его получения.

Задача, которую она должна была решить, была настолько важной и срочной, что Зинаида Васильевна могла просить Курчатова пригласить того специалиста, который дал информацию о методе получения полония. А Курчатов, в свою очередь, мог обратиться с такой просьбой к Берии. Ну, а Берия мог попросить об этом ГРУ ☺. Именно эта просьба, как мне кажется, и стала причиной резкой перемены Центра в отношении намерения Жоржа закончить свою командировку…

В пользу такого предположения говорит и тот факт, что З. Е. Ершовой нужно было не просто получить нужное для инициатора количество полония (50 кюри), но сделать это именно «по американской технологии», поскольку первую бомбу было решено делать как можно ближе к американской и по конструкции, и по технологии.

Ещё в 1946–1947 гг. Зинаида Васильевна организовала работу по извлечению полония из находившихся на длительном хранении в государственном фонде 50 ампул с бромидом радия. Но эта работа по химической сути не совпадала с технологией получения полония по американскому «оружейному полонию» и не было твёрдой уверенности, что это не скажется на характеристиках НЗ для атомной бомбы. Ведь в разведданных чётко говорилось — «полоний производится из висмута». И З. Е. Ершовой наверняка был нужен именно «американский консультант», а лучшего кандидата на эту роль, чем Ж. А. Коваль, представить себе трудно.

Раздумья и сомнения

Разумеется, он начал активно завершать свои дела и готовиться к долгожданному возвращению домой. Смущала только именно «неожиданность» приказа.

Жорж не мог знать об истинной причине этого экстренного вызова — необходимости его личного присутствия для консультаций З. В. Ершовой. Ведь он абсолютно ничего не знал о советском атомном проекте и не догадывался о значении для него тех сведений, которые он передал два года назад.

Поэтому, размышляя о причинах вызова в Москву и планируя в связи с этим свои действия, Жорж, конечно же, анализировал риски, связанные со своей личной безопасностью.

Он понимал, что ему нужно быть бдительным по отношению к сталинской действительности. Чего можно было ждать от НКВД, он знал по собственному опыту жизни в СССР в 1932–1940 годах. Но что творило в стране сегодняшнее (1948 год) МГБ СССР, ему, конечно, не сообщали по тем каналам связи, которыми он был связан с новой родиной.

Однако он не был в абсолютном неведении. Нью-Йорк — это крупнейший информационный центр. Не знаю, насколько доступной в Нью-Йорке в это время была газета «Правда», и мог ли нелегал Коваль рисковать, приобретая или читая её в какой-то крупной библиотеке. Да и немного можно было извлечь из «Правды» даже обладая навыком чтения «между строк».

А вот книгу невозвращенца Виктора Кравченко «I Chose Freedom» («Я выбрал свободу»), изданную массовым тиражом в 1946 году в США и ставшую бестселлером,^[71] он, я думаю, всё-таки читал. Её можно было «безопасно» приобрести в любом книжном магазине.

Правда, читать её Жорж должен был так же, как мы в брежневские времена читали самиздат — тайно! Ведь опытный к тому времени конспиратор Коваль прекрасно понимал, что ни американцы, ни «наши» не должны были и догадываться, что он читает подобную литературу.

А в ней, среди прочего, прочёл Жорж и рассказ о том, что в начале войны

«в одной Москве в первые шесть месяцев были расстреляны тысячи людей. Одного слова страха сомнения или страха отчаяния было часто достаточно, чтобы предстать перед военным трибуналом. Тысячи шпионов подслушивали и подсматривали в очередях за керосином, на базарах, в магазинах, театрах, вагонах трамваев, железнодорожных станциях за выражениями отчаяния, сомнения или критики. Каждый домовой комитет сообщал о своих жильцах, каждый служащий о своих начальниках. Дошло до того, что люди боялись сказать, что они голодны, чтобы не быть обвиненными в сомнении относительно мудрости Сталина».^[72]

Читая такое, Жорж понимал, что «в очередях за керосином» наверняка стояла и его Мила, а в «Колхозе имени XVIII партсъезда» живут, согласно нынешней советской идеологической классификации, «безродные космополиты» — его отец, мать и старший брат. И у него невольно закрадывались опасения по поводу внезапного вызова и возможной его связи с судьбами и жены, и стариков-родителей, и старшего брата.

«Масла в огонь» подливали и впечатления от только что вышедшего на американские экраны фильма «The Iron Curtain»,^[73] снятого по мотивам воспоминаний С. Гузенко о причинах своего бегства.

Гузенко в то время был самой яркой фигурой «атомного шпионажа» Советского Союза в глазах американской общественности. Конечно же, Жорж видел этот фильм. Но если «простой зритель», прежде всего, следил за перипетиями детективного сюжета, Жорж, которому «кухня» работы атомного разведчика была досконально известна из собственного опыта и потому «киношные страсти» вызывали только снисходительную «внутреннюю улыбку» (никому, впрочем, не видную ☺), гораздо внимательнее приглядывался к «второстепенным деталям» сюжета, оставшимся от статьи С. Гузенко^[74] после работы официального автора сценария Милтона Кримса.

Гузенко был «свой, грушник», приехал в Канаду в 1943 году, был шифровальщиком и потому знал о реалиях тогдашней (в 1945 г.) «грушной жизни» в СССР очень хорошо. И Жорж пытался выловить зёрна «эмоциональной истины» из клюквенного киселя сценария Кримса (Рациональную информацию он извлёк из оригинальной публикации Гузенко).

Его внимание могли привлечь явно печальная история майора Семёна Кулина, к сожалению, исковерканная сценаристом до карикатуры («Кулин вспоминает о своем отце-революционере, который выживает за счет конформизма»^[75]), отношение жён Кулина и Гузенко к работе мужей, шантаж судьбой родственников самого Гузенко при попытке «группы захвата» вернуть его в посольство в первый день после бегства, арест в СССР всех героев фильма, вернувшихся в СССР после успеха побега Гузенко.

Конечно, всё это было только эмоциональным сырьём, но, всё-таки, давало пищу для размышлений о последствиях возвращения в СССР.

К тому же, Жорж вряд ли знал что-то определённое о масштабах националистических фобий и опыте этнических репрессий в СССР во время войны. Официальная американская пропаганда поддерживала пропаганду своего советского союзника:

«…в Америке, я слышал поразительную глупость — которой верили даже интеллигентные американцы — что в России, якобы, была «пятая колонна», и потому-то кровавые чистки мудро искореняли всех «изменников». Я читал этот очевидный абсурд в странной, полуграмотной книге бывшего посланника Джозефа Дэвиса, в легкомысленных писаниях других, которые считались экспертами в этом вопросе, несмотря на глубокое невежество в отношении природы сталинского режима и сталинской политики».^[76]

Но о самом факте массовых депортаций в Советском Союзе немцев, финнов, и других национальных групп он, после прочтения книги Кравченко, не знать не мог:

«Советские граждане немецкого происхождения, хотя бы и в очень отдаленных поколениях, были арестованы почти до последнего человека. Все население республики немцев Поволжья, почти полмиллиона человек, было выселено из района, где оно проживало почти от времен Екатерины Великой и рассеяно по Сибири и Дальнему Востоку. Затем пришла очередь поляков, балтийцев и многих других национальностей, которых не беспокоили до войны. Изоляторы и лагеря принудительного труда были набиты новыми миллионами».^[77]

Что скрывалось за упоминанием «многих других национальностей, которых не беспокоили до войны»? Насколько опасно было быть евреем в это время в СССР, Жорж, конечно, не знал, но именно поэтому рассматривал такую опасность как серьёзную и думал о том, как её избежать.

Единственным живым примером для него был пример интернирования японцев в США.

«Президент Франклин Рузвельт санкционировал интернирование, подписав 19 февраля 1942 года Чрезвычайный указ № 9066, который разрешал военным властям определить «зоны выселения» и перемещать из них любых лиц. В результате, все граждане японского происхождения были насильственно выселены с тихоокеанского побережья, в том числе из Аляски а также Калифорнии и большей части Орегона и Вашингтона в лагеря для интернированных. В 1944 году Верховный суд США подтвердил конституционность интернирования, аргументировав это тем, что ограничение гражданских прав расовой группы допустимо, если того «требует общественная необходимость». В январе 1945 года законы о выселении были отменены».^[78]

В ходе этой акции насильственному перемещению было подвергнуто около 120 тысяч японцев, из которых 62 % имели американское гражданство!^[79] Если такое произошло в США на глазах Жоржа, то какую картину могло рисовать его воображение о возможном «переселении евреев» в сталинском Советском Союзе?^[80]

Поэтому, как мне думается, после «всемирной вспышки антисемитизма», полыхнувшей вслед за провозглашением Израиля, он решает подстраховаться и оттягивает завершение своих дел до тех пор, пока не получит личных писем и от жены, и из колхоза.

Преодоление сомнений, и снова — «Гуд бай, Америка!»

Анализ переписки матери и жены Ж. А. Коваля летом и осенью 1948 года подтверждает эту версию.

Сохранилось письмо Этель Шенитской, матери Жоржа Абрамовича, к Л. А. Ивановой (Миле) от 12 сентября 1948 года. Рукопись, написанная старательным детским почерком «внучки-секретаря» (дочки Шаи), пятиклассницы Гиты Коваль.

«Семейный секретарь» был нужен Этель, поскольку она не писала по-русски. Родным языком для неё был идиш, а «в быту» говорила и на русском, и на английском. И вот что она диктовала Гите:

«Пока за это время^[81] я получила два письма — одно от Жоржа и одно от Петрова.^[82] Жорж пишет несколько слов, что он здоров и он мечтает скоро увидеться, он просит, чтоб я ему ответила.

Сколько времени письмо шло я не знаю, потому что число не написано. Петров пишет, что он думает, что Жорж к празднику будет в Москве».^[83]

К этому есть приписка «секретаря» Этель — Гиты Коваль:

«Тётя Мила, мы получили письмо от дяди Жоржа, он пишет, что мы скоро увидимся».

Это значит, что письма от Жоржа и даже от «Петрова» читались и обсуждались открыто. Конечно, вполне возможно, что в присутствии детей с купюрами (писал-то Жорж по-английски). Но то, что Жорж был разведчиком, ни для кого из старших членов семьи секрета не представляло.

То, что Жорж, будучи на нелегальном положении, писал отдельно матери — факт примечательный. Это косвенно подтверждает версию о том, что всё семейство Ковалей тем или иным образом было причастно к его работе в разведке.

В данном случае удивительно только, что он просил мать ответить на это письмо.

Это очень важная деталь! Значит, он хочет, чтобы до его возвращения состоялась, по крайней мере, ещё одна встреча со связником-курьером из Москвы, который привезёт ему ответ матери.

Фактически, он ждёт встречи с представителем Центра для проверки выполнения условий «выхода из игры» агента Дельмара и утверждения окончательного плана возвращения…^[84]

В связи с этим обращают на себя внимание показание миссис Гарднер, квартирной хозяйки, у которой он жил летом 1948 года, о двух визитах к Жоржу некоего седовласого господина с приятными манерами.

Вот что зафиксировали агенты ФБР о таинственном посетителе Жоржа летом 1948 года в своём отчёте о беседах 10 и 14 июня 1954 года с миссис Гарднер в рамках расследования «дела Жоржа». Цитата, достойная пера Конан Дойля в рассказе об очередном деле Шерлока Холмса:

«В тот период, когда он <Жорж — Ю. Л.> жил здесь, он учился. Держал себя замкнуто, уходил редко и имел только одного посетителя, который приезжал, чтобы увидеться с ним. Это был коренастый седоволосый мужчина с короткой бородой, около шестидесяти лет, ростом около 5 футов и 7 дюймов <~ 170 см>, с иностранным (казалось, французским) акцентом, чисто одетый и с приятными манерами. Он навещал Коваля приблизительно два раза и был единственным его посетителем, которого знала миссис Гарднер».^[85]

Всего несколько слов — «держал себя замкнуто…», «уходил редко…», но как ясно они отражают напряжение Жоржа в этот период! Он ждал решающих слов о положении дома.

Значит, уверенности в необходимости скорого возвращения у Жоржа не было. Но из самого факта получения матерью этого письма следует, что незадолго до отъезда из Америки у него была встреча с курьером из Москвы, на которой он и передал письма жене и родителям.

Содержание писем однозначно свидетельствует — возвращение Жоржа было не просто санкционировано руководством, но его торопили с возвращением и старались поскорее согласовать конкретный план этой операции.

Насколько «незадолго» до возвращения возник и обсуждался этот план, судить трудно, но, вероятно, за несколько месяцев до начала его осуществления в октябре — курьер уже не позже, чем в середине лета был в Москве и передал письмо с известием о возможном скором возвращении жене Жоржа.

Настойчивость Центра в вопросе о скорейшем возвращении Дельмара важно подчеркнуть вот почему.

Бытует мнение, что Жорж Абрамович вернулся из «командировки» поспешно и даже без согласования с руководством. И обсуждают такую версию отъезда Коваля из Америки люди не случайные. Вот отрывок из моей беседы с Г. М. Семёновым, работавшим с Жоржем Абрамовичем с 1960 года:

«Ю.Л.:…В феврале 1964 года Жоржа Абрамовича принимают в партию. А вернулся он в 1948. Почему, как Вы думаете, между этими датами такой большой интервал?

Г.М.С.: Это сложный вопрос… Мы тут толковали об этом с некоторыми ветеранами… И сложилось впечатление, что вернулся он в 1948 году без согласия своего тогдашнего начальства, что и породило долгосрочные проблемы и сложности его обустройства здесь…»^[86]

Письмо Жоржа к отцу и матери в колхоз с просьбой дать ответ на него «залежалось» в Москве. Вероятно, потому, что проходило изучение как в ГРУ, так и в МГБ, которые искали в нём «тайный смысл», поскольку Жорж явно затягивал возвращение этой своей просьбой ответа от матери.

И нужно было решить, идти ли «на поводу» у Дельмара, организуя ещё одну командировку курьера в США для доставки ему материнского письма, или какими-то другими методами понудить Жоржа к скорейшему возвращению.

К тому же стоит напомнить, что в это время кроме ГРУ и МГБ, в «игре» участвовало ещё одно ведомство — КИ при Совете Министров СССР. Более того, именно КИ и руководил обеими разведками и окончательные решения принимались там.

Трудно сказать, насколько вопрос о возвращении Дельмара был достоин обсуждения на столь высоком уровне, но мы пока почти ничего не знаем о «дипломатическом аспекте» работы Жоржа, а именно дипломаты стали играть определяющую роль в работе КИ — вскоре он вообще перешёл в административное подчинение МИДа.^[87]

Столь сложная система отношений в руководстве разведкой порождала путаницу в оперативных вопросах (мы видели это на примере Нью-Йоркской резидентуры ПГУ НКГБ по вопросу о тайниках и ядах в Генеральном Консульстве в Нью-Йорке^[88]).

Поэтому и уровень обсуждения вопроса о возвращении Жоржа, и мотивации этого обсуждения нам неизвестны, но итог ясен — ещё один курьер всё-таки отправился за океан с тетрадочным листком, на котором пятиклассница Гита писала под диктовку бабушки Этель письмо дяде Жоржу. Вероятно, в нём Гита с удовольствием сообщала, что и бабушка, и дедушка, и папа, и мама, и она, и её сестрёнка Гала, и вообще все «деревенские» будут рады встрече с ним.

Пока же в высоких кабинетах шли дебаты о форме реакции на «возможный демарш» Жоржа,^[89] Людмила Александровна успела получить ответ от Этель на свое письмо родителям Жоржа о его возможном возвращении.

И случилось это до того, как в колхоз пришло, наконец, письмо от самого Жоржа с тем же известием. В ответе Этель говорилось:

«Здравствуй, дорогая дочка Мила! Долго, долго ждали мы от тебя писем. Твоё письмо было неожиданным. Две радости принесло это письмо, которое мы от тебя получили. Первая радость это <то>, что я получила от тебя письмо, а вторая радость то, что должен приехать мой любимый сын Жорж. Мила, я тебя прошу написать, что писал Жорж, когда он должен приехать домой и в каком месяце. Я сама от Жоржа давно, давно ничего не слышала, ещё с марта месяца 1947 г. Я от Петрова тоже давно ничего не слышала».^[90]

Ссылка на последнее письмо от марта 1947 г. означает, что, по крайней мере, до марта 1947 г. Жорж вёл активную работу и её результаты передавал в Москву по каналам самой надёжной связи — через связника-курьера.

Это означает также, что уже год с лишним у него не было связи с родными, и потому опасения по поводу их судьбы к лету 1948 года были вполне обоснованы. И «Петров» должен был понимать мотивы беспокойства Дельмара и его настойчивое желание получить письмо из колхоза.

В приписке к этому письму Гита сообщает, что она только «перешла в пятый класс», а в сентябрьском письме она уже сетует на то, что тяжело ходить в пятый класс. Значит, письмо из Москвы от Л. А. Ивановой было получено в июле — августе 1948 г., а встреча Жоржа со связником произошла не позднее начала лета 1948 г.

Вероятно, на этой встрече и обсуждался первоначальный план возвращения Жоржа. План был согласован, курьер уехал (а, скорее, уплыл) в Европу, а Жорж остался и готовился выполнять этот план. Выполнять его он мог в двух вариантах — если будет письмо из дома, и если его не будет…

Поэтому он и не написал домой в начале лета, что скоро вернётся, а только о том, что он «мечтает скоро увидеться». А уж Гита могла трактовать услышанное от бабушки по-своему, так, как хотелось ребёнку — утвердительно. Да и обещание «Петрова» тоже не абсолютно — он ведь только «думает, что Жорж к празднику будет в Москве», а как там получится на самом деле, дескать, будет видно. Но всё «сложилось».

Очень ярко, в стиле Хемингуэя, описывает миссис Гарднер, отъезд Жоржа.

«Он встал утром в день отъезда, собрал чемодан и ушёл, заявив, что отправляется в Европу».^[91]

Жорж спешил в порт, где его ждала «Америка», третье — и последнее! — судно, на котором он отправился в трансокеаническое плавание и навсегда покинул ту страну, которая была для него «мать-и-мачехой», и которая так и не поняла, что он не предал её своей работой на новую родину, а спас от клейма ядерного Люцифера.

07.06. Пароход «Америка» уходит из Нью-Йорка.^[92]

Пароход «Америка» покинул порт Нью-Йорка 6 октября 1948 года,^[93] и «к празднику»^[94] Жорж действительно был в Москве.

А в это время в Москве…

Пока шла вся эта переписка с Центром, Жорж читал в местных газетах об образовании государства Израиль и стремительном признании его Советским Союзом, о разразившейся войне за независимость и помощи, которую СССР оказывал израильтянам.

Казалось бы, он должен был радоваться за свой древнейший народ, но его чутьё разведчика, питаемое не тайным чтением советских газет с их призывами бороться против «космополитизма» и «низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой», а простым анализом американской прессы, уделявшей политике Советского Союза достаточно внимания, подсказывало ему — «Something is rotten in the state of Denmark…».^[95]

И не только «по еврейскому вопросу». Чего стоило одно известие о том, что 24 июня 1948 года СССР начал блокаду Западного Берлина, перекрыв все наземные и речные пути в город. Снабжение города осуществлялось всем необходимым по воздушному мосту, который организовали США и Великобритания.

Так что, «глядя со стороны», Жорж имел более адекватное понимание проблем, стоявших «там-и-сейчас» в СССР.

А в Москве далеко не все евреи понимали, как трактует понятие космополитизма Сталин и как им следует вести себя по отношению к Израилю. Многие наивно полагали, что признание Израиля — это долгожданная индульгенция еврейству и проявление великодушия советской власти: если тебе не нравится то, как у нас решаются национальные проблемы, если ты настолько равнодушен к родным берёзкам, что готов их променять на синайские пески и болота Палестины, собирай чемодан и езжай на свою «историческую родину». Выбор за тобой.^[96]

Но очень скоро жизнь «вправила мозги» таким наивным идеалистам.

«В июне 1948 года Голда Меерсон была назначена первым послом Израиля в СССР и 3 сентября прибыла в Москву. Занимала этот пост до марта 1949 года… В период пребывания Голды Меерсон на посту Посла Израиля в Москве были закрыты Еврейский Антифашистский комитет, газета «Эйникайт», издательство «Дер Эмес», арестованы крупнейшие деятели еврейской культуры, их книги изъяты из библиотек».^[97]

Наиболее известные события, связанные с пребыванием Голды Меир в Москве, практически до дней совпали с возвращением Жоржа в Москву в октябре 1948 года.

Вот как описывает их известный историк Жорес Медведев.

«Поскольку ЕАК в 1946–1947 годах стал постепенно защищать, прежде всего, интересы евреев, стремившихся к культурной автономии, а не к ассимиляции, то конфликт этого комитета с политической властью стал неизбежен. Появление в Москве посольства Израиля и Голды Меир, как первого израильского дипломата, ускорило конец ЕАК. 4 октября 1948 года Голда Меир с группой израильских дипломатов приехала в еврейскую синагогу в Москве по случаю празднования еврейского Нового года. Ее возле синагоги приветствовала огромная демонстрация евреев, насчитывавшая по некоторым подсчетам около 10 тысяч человек, а по заявлениям самой Голды Меир — до 50 тысяч человек. Через неделю, 13 октября 1948 года, Голда Меир снова посетила московскую синагогу по случаю еврейского праздника Йом Киппур, и массовая еврейская демонстрация снова повторилась. В большинстве репортажей об этих демонстрациях, появившихся в западной прессе, они представлялись как «стихийные». В Израиле и в сионистских организациях США и других стран эту неожиданную солидарность московских евреев с государством Израиль воспринимали как желание еврейского народа к массовой эмиграции из стран своего временного проживания».^[98]

07.07. Голда Меир (в центре кадра в круге) 4 октября 1948 г. в Москве.^[99]

Ж. Медведев попытался разобраться в причинах этих событий. Мне кажется, что его анализ убедителен. Приведу обширную цитату из его книги «Сталин и еврейская проблема. Новый анализ», где он пишет:

«В августе состоялась погромная сессия сельхозакадемии (ВАСХНИЛ) против генетики и псевдоученый, и шарлатан Трофим Лысенко получил монополию во всех областях биологии и сельскохозяйственной науки. Тысячи ученых и преподавателей увольнялись по всей стране. В Москве эти увольнения и исключения проводились особенно широко и распространялись не только на профессоров и преподавателей, но и на аспирантов и студентов. Производились и аресты, пока немногочисленные, но все ожидали худшего. Настроение интеллигенции было мрачное и напуганное. Можно поэтому задать простой вопрос: была ли в этих условиях возможна стихийная и массовая демонстрация десятков тысяч евреев возле синагоги и по случаю посещения ее Голдой Меир? Пока никто не предложил рационального объяснения этик двум демонстрациям. Особенно странной выглядит вторая демонстрация 13 октября, так как после 5 октября 1948 года в стране был неофициальный траур по случаю гибели более ста тысяч человек от землетрясения в Ашхабаде. Столица Туркмении была полностью разрушена…

Не дал убедительного объяснения этим демонстрациям и Г. В. Костырченко, автор недавнего, наиболее обстоятельного исследования антисемитизма в СССР. По его мнению, празднование еврейского Нового года «вылилось во внушительную демонстрацию еврейского национального единства», а праздник 13 октября был стихийным проявлением религиозности.

«В тот день главный раввин С. М. Шлифер так прочувствованно произнес молитву «На следующий год — в Иерусалиме», что вызвал прилив бурного энтузиазма у молящихся. Эта сакральная фраза, превратившись в своеобразный лозунг, была подхвачена огромной толпой, которая, дождавшись у синагоги окончания службы, двинулась вслед за Меир и сопровождавшими ее израильскими дипломатами, решившими пройтись пешком до резиденции в гостинице"Метрополь"». [80]^[100]

Об этой многотысячной демонстрации евреев через весь центр Москвы, впереди которой шли Голда Меир и группа иностранных дипломатов, в советских газетах не было никаких сообщений. Иностранная пресса, особенно пресса Израиля, была полна сенсационными репортажами. Московские еврейские демонстрации вызвали ликование в сионистских кругах в США. В Москве в советское время ни до октября 1948 года, ни после никаких стихийных демонстраций по любому поводу больше не было. Интересно отметить, что московские службы правопорядка, и прежде всего милиция, отсутствовали в районе манифестаций. Министерство внутренних дел СССР, которое отправляло Сталину рапорты о всех основных неожиданных событиях, независимо от того, работал ли он в Кремле или отдыхал на юге, 5 октября 1948 года не посылало ему никаких рапортов. Предыдущий рапорт Сталину касался задержания В. А. Витковского, который пытался в Новороссийске «подняться по якорной цепи на уругвайский пароход». [81]^[101].

С 6 октября Сталину шли ежедневные рапорты об усилиях МВД СССР по ликвидации последствий землетрясения в Ашхабаде. О демонстрации в Москве 13 октября, 1948 года МВД СССР Сталину также не рапортовало. Молотов, как министр иностранных дел СССР, получал от МВД рапорты другого типа (а также копии рапортов Сталину), касавшиеся неожиданностей, имевших какое-то отношение к МИДу. 2 октября 1948 года МВД СССР направило Молотову рапорт «О нападении вооруженной банды на конвой охраны треста № 5 в Синьдзяне», а затем, уже 13 октября, о переходе границы солдатом турецкой армии. О демонстрации евреев в Москве и о необычном поведении посла Израиля Голды Меир Молотов никаких рапортов не получал [82]^[102]. Наибольшее число рапортов МВД получал в 1948 году Берия, так как именно он был ответственным в Политбюро за работу Министерства внутренних дел СССР. Каждый день в октябре 1948 года на стол Берии ложилось от трех до семи рапортов, иногда о тривиальных делах вроде обеспечения какого-либо гулаговского предприятия лесоматериалами, также производившимися в Гулаге, иногда о неожиданных событиях, требующих расследования, например о взрыве на газопроводе Дашава — Киев. Но о демонстрациях в Москве по случаю посещения Голдой Меир еврейской синагоги Берии никто не рапортовал [83]^[103]. Из этого непонятного молчания и прессы, и московской милиции по поводу событий в Москве, которые обратили на себя внимание основных западных газет, можно сделать бесспорный вывод о том, что ни для Сталина, ни для Молотова, ни для Берии массовые еврейские демонстрации в Москве, выражавшие солидарность с Израилем и его послом, не были неожиданными. Это, в свою очередь, говорит о том, что эти демонстрации были, по-видимому, организованы самими властям. Для Сталина, а возможно и для МГБ, решивших ликвидировать ЕАК и арестовать активистов этой уже ненужной еврейской организации, был необходим какой-то убедительный повод для такой расправы. Демонстрации в Москве 4 и 13 октября обеспечили этот повод. ЕАК не участвовал в организации этих демонстраций. По заключению Г. В. Костырченко, тщательно изучавшего все архивы ЕАК и свидетельства членов его руководства, верхушка ЕАК и в частности его новый председатель Фефер понимали, что за демонстрациями в Москве последуют серьезные кары. «Этого нам никогда не простят», — так формулировал Фефер возможную реакцию властей [84]^[104]. Но и Фефер, несмотря на свой партийный и агентурный опыт, очевидно, не догадывался, что эти совершенно необычные для советской действительности манифестации были спровоцированы самими властями.

Еврейский антифашистский комитет был формально распущен 20 ноября 1948 года».^[105]

Разумеется, приведённые выше примеры — только небольшая часть того айсберга фактов, который сегодня описан историками, и совсем уж ничтожная доля действительных событий 1948 года, связанных с кампанией «борьбы с космополитизмом».

Какую же цель (помимо разного рода «аппаратных разборок») преследовало советское руководство, осуществляя эту кампанию»? Вот мнение известного российского историка и писателя А. В. Голубева:

«В первые послевоенные годы советское руководство активно пыталось свести к минимуму последствия знакомства многих советских людей с повседневной жизнью Запада (отсюда — идеологические кампании конца 40-х — начала 50-х годов, в том числе «борьба с космополитизмом»)».^[106]

Солидарен с ним и мой компетентный источник:

«… в войну, как это ни парадоксально, люди, особенно офицерский состав, почувствовали себя свободными людьми, от которых многое зависит. Кроме того, миллионы советских людей увидели пусть и разрушенную, но другую жизнь, которая заметно отличалась от того, что они видели дома. Т. е. здесь был примерно тот же эффект, что в 1812 г., только по масштабам и силе, во много раз больше. Иосиф Виссарионович просто не стал дожидаться появления декабристов, и нанес упреждающий удар. Поскольку этот удар можно было наносить только в условиях нового витка военной истерии, то она и была запущена. Евреи, как интермедиаторы, должны были быть зачищены, что и было сделано».^[107]

С этой точки зрения в «огосударствлении» антисемитизма не было ничего личного, и был он не проявлением чувств, а только одним из инструментов государственной политики, исторически необходимым для сохранения существовавшего тогда общественного строя.

Но как должен был воспринять всё это только что вернувшийся из США, а потому хорошо знакомый с «повседневной жизнью на Западе», активный разведчик-нелегал «еврейской национальности» американского происхождения с почти 10-летним опытом ежедневного анализа окружающей социальной среды?

Человек из тех советских людей, кто «своим кровным родством с древнейшим народом гордился и радостную открытость трагическому нашему миру, несгибаемый романтизм носил в крови»?

К тому же, «информацию к размышлению» имевший не только от родных и близких, не только из кратких наблюдений московской жизни, но и из реалий общения — от официальных до «разговоров в курилке» — со своими коллегами по ГРУ на Знаменке.

Кстати, о его наблюдениях московской жизни. Можно представить себе, как реагировали «простые москвичи», знавшие из газет и политинформаций о злонамеренном коварстве «американских сионистов», на случайный разговор с Жоржем где-то на улице, в очереди к магазинному прилавку, к врачу в поликлинике, в трамвае, метро, на трибуне футбольного стадиона и т. п., на его чудовищный акцент и ошибки в разговорной речи! Не удивлюсь, если где-то в архивах МВД окажутся письменные «сигналы» о таких контактах.

Сам Жорж ощущал эту реакцию весьма остро. Это видно из такого его замечания в письме к жене почти через год после своего возвращения:

«Ты бесконечно права на счет изучения русского языка. Берусь! Одна просьба: приедешь — помоги. Главное — беспощадное разоблачение моих ошибок в письме и в разговоре, не терпеть ошибок и все!».^[108]

Остро воспринимала ситуацию и его Мила. Много лет спустя она рассказывала В. И. Коваль о том, как она боялась за Жоржа:

«Тогда тебя, если ты еврей, могли просто остановить на улице и то ли гадость сказать, то ли вообще избить…»^[109]

А как, по законам психологической рефлексии, он должен был восприниматься руководством и коллегами ГРУ? Жорж был уже опытным конспиратором, но и в ГРУ работали не дилетанты. То, что творилось в душе Дельмара, для профессионалов ГРУ не могло быть секретом.

История с письмом матери — чем бы она ни являлась «на самом деле», и как бы Жорж ни объяснял её руководству ГРУ по возвращении, не могла не вызвать и в ГРУ, и в МГБ и в КИ подозрения о том, что Жорж… не то, чтобы планировал, но, по крайней мере, колебался — возвращаться ли ему в СССР или, подобно Кравченко, остаться и «выбрать свободу»? Возникновение этих подозрений было неизбежным при любой «политической погоде», однако в конце 1948 — начале 1949 года они были особенно опасны для Жоржа.

Дело в том, что подозрения в наличии у Жоржа «невозвращенческих настроений» совпали с проходившем в Париже судом, на котором невозвращенец Кравченко обвинил в диффамации редактируемую Луи Арагоном французскую прокоммунистическую газету «Les Lettres français» и выиграл процесс!

Сегодня информация об этом процессе общедоступна:

«Продолжительный судебный процесс, проходивший в 1949 году в Париже, был назван «процессом столетия» из-за своего масштаба. На процессе давали показания сотни свидетелей: со стороны Кравченко выступали свидетели, пережившие советские лагеря, а со стороны коммунистов такие знаменитости, как настоятель Кентерберийского собора, Фредерик Жолио-Кюри и Жан-Поль Сартр. Чтобы опорочить Кравченко, советские власти даже привезли во Францию его жену и сослуживцев, чтобы они дали показания против него. Однако Кравченко выиграл этот процесс благодаря показаниям многочисленных свидетелей из числа беженцев из СССР, представлявших все слои населения (включая вдову репрессированного немецкого коммуниста Гейнца Неймана Маргариту Бубер-Нейман, выданную советской стороной гестапо в 1940 году).

Дело Кравченко началось слушанием 24 января 1949 г. Предполагалось, что оно продлится 9 дней. Оно закончилось 22 марта, после 25-го заседания. Приговор был вынесен через 10 дней.^[110]

Существует мнение, что сам процесс нанёс ещё больший урон советской пропаганде, чем собственно книга Кравченко».^[111]

Но тогда, в начале 1949 года, о процессе Кравченко знали только в высших эшелонах власти и, конечно, разведки. Процесс затягивался и, несмотря на серьёзные усилия со стороны НКВД, протекал неблагоприятно для советского руководства, что вызывало раздражение Берии.

07.08. В. Кравченко на суде в Париже, 1949 г.^[112]

И, в связи с этим, выявляется одна «тонкая паутинка» в ветвлении альтерверса Жоржа. В ней подозрения о наличии у Дельмара «невозвращенческих настроений» получили какие-то доказательства (скажем, более «сообразительным» и более подлым был кто-то особо «завистливый» — хоть бы «Яго из ГРУ»!) и это дало повод для предания Жоржа суду.

Дело, естественно, рассматривала военная прокуратура (Жорж Коваль был военным разведчиком!). В 1949 году она располагалась на Тверском бульваре, в бывшем особняке знаменитго винозаводчика П. П. Смирнова, сына П. А. Смирнова, основателя, как теперь говорят, бренда водки «смирновка». И слушалось в Романовском зале этого особняка, в котором и проводились все судебные заседания военной прокуратуры.

Ассоциация, которая породила у меня интерес к этой практически невесомой ворсинке альтерверса Жоржа, связана с тем, что в этом зале над дверью, связывающей Романовский зал с соседним Аванзалом, архитектор Федор Шехтель поместил белокаменный барельеф, изображающий «битву тощей собаки с тощим драконом»:

07.09. Барельеф в Романовском зале дома П. П. Смирнова.^[113]

Как замечает историк Александр Можаев, «Мрачный и торжественный Романский зал с его химерами стал прекрасной декорацией для судебных заседаний».^[114] А в нашем случае эта «мрачная декоративность» была ещё и парадоксальной. Дело в том, что один из реставраторов Романовского зала архитектор Дмитрий Журавлёв предложил такую интерпретацию смысла этого барельефа:

«…дракон и собака — известный масонский символ противостояния мира реального и мистического, их битвы за человека».^[115]

Как видим, обе — и страшная реальность тощей собаки, и ужасная мистика костлявого дракона — у Шехтеля представлены в крайней степени истощения: их противостояние длится со дня «сотворения мира» и победу одержать не может ни одна из сторон.

В случае суда над Жоржем в этом ветвлении его альтерверса парадокс заключается в том, что, как было показано в предыдущей главе, во время начала своей работы в 1940 году в Нью-Йорке он жил в доме, принадлежавшем общине, тесно связанной с масонами. И тамошние символы были гораздо оптимистичнее — циркуль и наугольник. Получается, что в Америке масонство покровительствовало Жоржу, а в Москве покровительствовало его гонителям.

Конечно, такая ассоциативная связь есть не что иное, как моя «эвереттическая спекуляция». У читателя другой «мировоззренческой ориентации» возникнут другие ассоциации о связи дома П. П. Смирнова с биографией Жоржа и промелькнут иные волокна его альтерверса.

Например, ворсинка, в которой студент Коваль в 1934–1936 гг. любуется великолепным протяжённым фасадом этого особняка (уже тогда занятого Военной прокуратурой), пробегая мимо него со своей Милой на сеанс в кино или на спектакль театра ВЦСПС А. Д. Дикого в расположенное в «шаговой доступности» от Менделеевки (для молодых-то ног ☺…) здание кинотеатра «Колизей» на Чистопрудном бульваре. При этом его совершенно не интересует то, чем занимаются люди в здании с таким красивым фасадом.

Но ни парижский процесс (ни, тем более, какой-то суд над «предателем Ковалем» в рассмотренном волоконце альтерверса) не были самой большой «головной болью» Лаврентия Павловича в начале 1949 года. Гораздо больше его волновало то, что срывались сроки готовности первой атомной бомбы. Атомная тематика была для него главной в это время. Среди потока документов, которые ежедневно ложились на его стол, именно «атомные» он читал с особым вниманием.

Тому были серьёзные основания. Дело в том, что именно в начале 1949 года международное положение обострилось настолько, что опасность случайного военного конфликта в Европе, мгновенно перерастающего в Третью мировую войну, стала вполне реальной. А Третья мировая — это атомная война…

Краткое описание эволюции состояния международных отношений в нашей ветви альтерверса, приведшей их к 1949 году на грань новой войны, сводится к следующему.

Совместная Победа во Второй мировой войне породила международную эйфорию:

07.10. Почтовая марка СССР 1943 г.^[116]

Но эта эйфория быстро остывала. В 1946 году, после предвыборной речи Сталина 9 февраля и фултонской речи Черчилля 5 марта она уже практически испарилась, и международные отношения перешли в состояние «остывающего мира». А после Лондонского совещания Англии, Франции, США и стран Бенилюкса^[117] 23 февраля — 6 марта 1948 года, фактически заложившего основы создания ФРГ, и, последовавшего в ответ на её решения демонстративного выхода СССР из Союзнического Контрольного совета^[118] 20 марта 1948 года, они уже вполне адекватно описываются термином «холодная война».

А на войне как на войне…

«В период между 31 марта и 10 апреля 1948 года СССР потребовал, чтобы все поезда, идущие в Берлин из западных зон, подвергались досмотру. Впоследствии, 12 июня, из-за ремонтных работ было прекращено дорожное сообщение с Западным Берлином, затем 21 июня прекратилось речное сообщение, и 24 июня — по «техническим причинам» — железнодорожное сообщение».^[119]

Началась транспортная блокада Западного Берлина. Запад ответил организацией «воздушного моста». Началась финансовая война — Запад ввёл свою «оккупационную валюту», Советский Союз — свою. Берлин выживал за счёт воздушных поставок и невероятно расцветшего «чёрного рынка» — никакой границы между Западным и Восточным Берлином не было, а Восточный Берлин снабжался Советской военной администрацией Германии.

При этом, как свидетельствуют современные исторические исследования,

«важной чертой этого острейшего международного кризиса холодной войны было нежелание ни одной из сторон"сделать первый выстрел", развязать крупномасштабный военный конфликт».^[120]

Но объективно судьба 2,5 миллионов жителей Западного Берлина, всей Германии, да и мира в Европе «висела на волоске» — любой случайный инцидент мог его оборвать. И оборвать с «атомным грохотом» — других средств нейтрализовать военное превосходство СССР в Европе просто не было.

Это хорошо понимали и в Белом Доме, и в Кремле. Обстановку в Москве в момент пика кризиса и обстоятельства его разрешения хорошо передаёт описание одного очень близкого к нашему волокна альтерверса в романе «Тайный советник вождя»:

«В середине января 1949 года сложившееся положение обсуждалось членами Политбюро. Не на официальном заседании, а, как это все чаще случалось в связи с возрастом Сталина, в узком кругу товарищей, наиболее близких Иосифу Виссарионовичу и имевших прямое отношение к делу. В данном случае — к обстановке в Германии. Присутствовали: Молотов, Берия, Андреев, Шверник. Из военных — маршал Булганин. Заранее выяснено было мнение маршала Жукова, которого продолжали держать от греха подальше (от своевольных решительных действий) в глубинных военных округах, а также мнение главнокомандующего Группой советских войск в Германии маршала Соколовского. Георгий Константинович, как всегда, выразился определённо и настолько образно, что я не поленился записать его слова:

— Змея шипит, готова куснуть, чтобы припугнуть нас, но соображает: как же ей быть с ядом? Самой страшно — ядом не шутят… Голову гадине отрубим, которая в Европе, а хвост пусть дрыгается за океаном.

Соколовский высказал примерно такую же мысль, но более осторожно… Маршал Булганин, как обычно, собственного мнения не имел, готов был достойным образом выполнить любое распоряжение Верховного главнокомандующего Сталина. И вообще: никто из присутствовавших на том совещании-заседании, о котором идет речь, высказываться не торопился, понимая ответственность момента. За исключением Лаврентия Павловича Берии, который проявил особую активность… Говорил о том, насколько разрушительным и гибельным является ядерное оружие, какой ущерб, какие потери могут нанести нам десятки атомных бомб, имевшихся у американцев, причем каждая из них мощнее тех бомб, которыми разрушены были Хиросима и Нагасаки. Предлагал и даже просил не накалять обстановку хотя бы до конца текущего года. Он не связывал это напрямик с готовностью нашей атомной бомбы, об этом не принято было говорить, но все присутствовавшие понимали, что он имеет в виду…

На том январском совещании Иосиф Виссарионович молча слушал выступавших товарищей, не подвел итоги, не высказал своего мнения, оставил себе время подумать. А через несколько дней, 27 января, отвечая на вопросы представителей иностранной прессы, неожиданно для всех дал понять, что он может пойти на снятие ограничений вокруг Берлина на переговорах без предварительных условий. Американцы, англичане и французы сразу ухватились за такую возможность — ведь и на Западе далеко не все хотели новой разрушительной войны. К тому же гадали на кофейной гуще: есть ли у Советского Союза атомная бомба или ещё нет? Вдруг прогадаешь!

Начались изнурительные четырехсторонние переговоры, результатм которых явилось совместное коммюнике с нижеследующей фразой, которую можно считать ключевой: «Все ограничения, которые с 1 мая 1948 года были наложены советской стороной на торговлю, транспорт и сообщение между Берлином и западными оккупационными зонами, отменяются 12 мая 1949 года».^[121]

Иными словами, Сталин отступил, не в последнюю очередь именно потому, что у него не было атомной бомбы. И это отступление резко подняло планку ответственности Берии за скорейшее её создание. Это должно было помочь сталинскому окружению преодолеть страх от американской атомной монополии. А о реальности «атомного страха» после Хиросимы и Нагасаки у многих членов советского руководства свидетельствует «хорошо информированный источник» — Г. И. Андрейчин, болгарский, американский и советский политический деятель, который во время войны работал в Совинформбюро.^[122] По словам Андрейчина,

«американская атомная бомба напугала кремлёвских вождей, поскольку она раскрыла относительную слабость Советского Союза, и осознав эту слабость, они стали такими агрессивными».^[123]

Свидетельствовал он об этом американскому послу А. Гарриману ещё в октябре 1945 года в американском посольстве в Москве, несмотря на уверения Гарримана в безопасности разговора,^[124]

«в умывальной комнате, прикрывая свой голос струящейся водопроводной водой».^[125]

И ещё одно косвенное, но яркое свидетельство именно «атомного страха» — начавшийся сразу после Хиросимы блеф Молотова о том, что мы бомбы не боимся, потому что она у нас есть:

«…на лондонской встрече в сентябре 1945 г. стала ясна новая советская тактика. Молотов приехал на встречу в Лондоне, держа в уме бомбу. Вопрос об атомной энергии не стоял в официальной повестке, но Молотов сам поднял его во время приема на третий день конференции… В тот же вечер в посольстве Молотов предложил тост: «Выпьем за атомную бомбу! У нас она есть».^[126]

Вот уже четыре года Министр иностранных дел постоянно блефует о наличии у СССР бомбы. Сталин поддерживает этот блеф. Понятно, что и Сталин, и Молотов тяготятся опасной ролью булгаковской Лапшённиковой

«со скошенными к носу от постоянного вранья глазами».^[127]

А как долго предстоит им исполнять эту роль, зависело от результата работы «атомной команды Берии».

Всё это позволяет понять состояние Берии в начале 1949 года — осознанный страх ответственности за срыв сроков готовности советской атомной бомбы и иррациональный страх возможной неудачи её испытания.

И в этой обстановке, 4 марта 1949 года, на следующий день после заседания Совета Министров, на котором ему удалось временно отложить «разбор полётов» по вопросу о готовности «изделия РДС», Берия получил объёмистый материал из ГРУ.

Ознакомившись с ним, он понял, что этот материал мог оказаться той самой «охапкой соломки», которую следовало подстелить на место возможного «падения» при предстоявшим разборе «на самом верху» вопроса о задержке с испытанием бомбы…

Этот эпизод истории советского атомного проекта — отдельная тема нашего разбирательства переплетения ветвей альтерверса Жоржа Коваля, Лаврентия Берии и Игоря Курчатова, к подробному рассмотрению которого мы и переходим.

Примечания

1

Esprit, фр. — дух, атмосфера, смысл.

2

«Космополитизм», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Космополитизм

3

«Борьба с космополитизмом», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Борьба_с_космополитизмом

4

Александр Греф, «Ойфн припечек» в книге «Оставайся собой. Рассказы о Моне», ООО «Новые печатные технологии», 2017 г., стр. 79.

5

Генерал-лейтенант Голиков Филипп Иванович, с июля 1940 по июль 1941 года — начальник ГУ ГШ РККА.

6

Исмаил Ахмедов, «Служба в сталинском ГРУ и побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии», цит. по

http://www.nnre.ru/politika/sluzhba_v_stalinskom_gru_i_pobeg_iz_nego_begstvo_tatarina_iz_razvedki_krasnoi_armii/p1.php#n_13

7

Зам. начальника главного управления музыкальными учреждениями Комитета по делам искусств при СНК СССР А.Я. Плоткин (ГАНО. ф. Р-1812. оп.1. д.5. л. 1,3, цит. по https://studfiles.net/preview/4254672/page:29).

8

Продемонстрирован Г.В. Костырченко в интервью «Геннадий Костырченко в программе «Час интервью» 1», https://www.youtube.com/watch?v=bnHum2c1Zos. Цит. по сайту «Сноб», https://snob.ru/profile/5723/print/19855

9

РГАСПИ. ф. 17. оп. 125. д. 123. л. 21–24.

10

Г.В. Костырченко в интервью «Геннадий Костырченко в программе «Час интервью» 1», https://www.youtube.com/watch?v=bnHum2c1Zos.

11

Вот справка о нём в Википедии: «Георгий Фёдорович Александров… — советский партийный и государственный деятель, учёный-философ, академик АН СССР… С 1939 до 1940 годы работал заместителем заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и одновременно с 1939 по 1946 годы — директором ВПШ при ЦК. В 1940–1947 годах начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). В годы Великой Отечественной войны вместе с коллективом лауреатов (всего 15 человек) передал Сталинскую премию в Фонд обороны. В 1947 году был назначен на должность директора Института философии, в которой проработал до 1954 года. С 9 марта 1954 года работал министром культуры СССР. В 1955 году, наряду с несколькими партийными идеологами, стал фигурантом сексуального скандала, вследствие чего лишился должности и был отправлен в Минск. С 1955 до 1961 года работал заведующим сектором диалектического и исторического материализма Института философии и права АН БССР. («Александров, Георгий Фёдорович», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Александров, _Георгий_Фёдорович). За словами о «сексуальном скандале» в этой справке стоит участие вместе с литератором К.К. Кривошеиным в организации тайного публичного дома с балеринами и студентками философского и литературного институтов для партийной номенклатуры. Это самый знаменитый секс-скандал СССР середины 1950-х годов, о котором в закрытом письме ЦК, обсуждавшемся рядовыми коммунистами, говорилось, что «иметь любовниц просто нехорошо, а вот заводить персональный бордель категорически недопустимо». («Разврат, пьянка, совращение девушек», журнал"Коммерсантъ Власть"№ 47 от 28.11.2005, стр. 68, цит. по https://www.kommersant.ru/doc/630490).

12

Вспомним Приказ № 00310 НКВД от 21 декабря 1938 года в соответствии с которым в одной из нитей своей судьбы Жорж не попал в разведку НКВД.

13

«Сообщение в ЦК ВКП(б) об антисемитском инциденте с союзе советских композиторов 27.09.1944», РГАСПИ. ф. 17. оп. 125. д. 235. л. 146, цит по сайту «Фонд Александра Н. Яковлева», http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/68365 (вх. 25.01.19).

14

Ibid. Но, разумеется, в историю нашей культуры Б. Мокроусов вошёл не как «рядовой антисемит», а как автор таких песенных шедевров, как «Сормовская лирическая», «Вологда», «Одинокая бродит гармонь» и ряда других, которые с удовольствием слушают и поют и русские, и евреи.

15

Владимир Долматов, альбом «Сталин 1878–1953 Главные документы», рук. проекта Владимир Сунгоркин, АО «Издательский дом «Комсомольская правда»», 2019, стр. 347.

16

Источник фото: Ibid.

17

Ibid. Выделение текста стенограммы из опубликованного документа проделано мною — Ю.Л.

18

И. Сталин, «О Великой Отечественной войне Советского Союза», изд. пятое, Военное издательство Министерства Вооружённых сил Союза ССР, М., 1948, стр.196

19

Впоследствии — видный дипломат, посол СССР в Японии, Постоянный представитель СССР при ООН и СБ ООН, чл-корр. АН СССР и РАН, гл. ред. журнала «Иностранная литература».

20

Н.Т. Федоренко, «Сталин и Мао слушают… меня», литературная запись воспоминаний, сделанная Михаилом Ильинским, сайт «wwwprivatlife», http://www.privatelife.ru/2003/os03/n3/4.html (вх. 30.10.19).

21

Н.Т. Федоренко, интервью в фильме Игоря Беляева (режиссёр и автор сценария) «Человек или дьявол. Иосиф Сталин» (документальный фильм, студия “Политика”, 1991 год, https://ok.ru/video/880834446713 11мин45 сек — 12 мин.47 сек., (вх. 29.10.19)).

22

В сталинские времена имел звание «Вице-Генерал-Директор Путей Сообщения», что соответствовало маршалу рода войск, (Олег Филиппов, «Генералы стальных магистралей появились вновь в нашей стране почти 65 лет назад», сайт Gudok.ru, газета «Московский железнодорожник», вып.№ 18–19, 07.05.08, https://www.gudok.ru/zdr/175/?ID=637749&archive=25848 (вх. 30.10.19)), а в современной России приказом Министра обороны РФ от 19 января 2018 г. № 20 учреждена медаль «Генерал-лейтенант Ковалев» («Награды Министерства обороны Российской Федерации, Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Награды_Министерства_обороны_Российской_Федерации (вх. 30.10.19)).

23

Источник фото: скриншот из фильма Игоря Беляева (режиссёр и автор сценария) «Человек или дьявол. Иосиф Сталин», студия “Политика”, 1991 год, https://ok.ru/video/880834446713 (вх. 30.10.19)

24

И.В. Ковалев, интервью в фильме Игоря Беляева (режиссёр и автор сценария) «Человек или дьявол. Иосиф Сталин» (документальный фильм, студия “Политика”, 1991 год, https://ok.ru/video/1289691664831, 5 мин.25 сек — 5 мин.56 сек, (вх. 29.10.19)).

25

И.В. Сталин, «24-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции», сб. «И. Сталин о Великой Отечественной войне Советского Союза», изд. 5, Военное издательство Министерства Вооружённых Сил Союза ССР, Москва, 1948, стр. 30.

26

Ibid.

27

Ibid.

28

Лебедев В., «Великий русский народ — выдающаяся нация и руководящая сила Советского Союза», Пропагандист, 1945. Август (№ 16). стр. 7., цит. по А. Вдовин, ««НИЗКОПОКЛОННИКИ» И «КОСМОПОЛИТЫ». 1945–1949: история и современность», http://www.voskres.ru/idea/vdovin_printed.htm

29

Историк, e-mail от 18.06.2017 г.

30

Александров Г.Ф., Галактионов М.Р., Кружков В.С., Митин М.Б., Мочалов В.Д., Поспелов П.Н., «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография», второе издание, ОГИЗ Государственное издательство политической литературы, М., 1948, стр. 221.

31

М. Соколов, «Коммерсантъ», 30.06.1994 г., цит. по https://ru.wikipedia.org/wiki/Хотели_как_лучше, _а_получилось_как_всегда

32

Черномырдин В.С., пресс-конференция в связи с денежной реформой, 6 августа 1993 г., цит. по https://ru.wikipedia.org/wiki/Хотели_как_лучше, _а_получилось_как_всегда

33

«Борьба с космополитизмом», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Борьба_с_космополитизмом

34

Ibid.

35

«Михоэлс, Соломон Михайлович», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Михоэлс, _Соломон_Михайлович

36

«Сталин и космополитизм. Документ 100», сайт «Фонд Александра Н. Яковлева», http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/69512

37

«Борьба с космополитизмом», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Борьба_с_космополитизмом

38

«Государственный музей нового Западного искусства», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Государственный_музей_нового_западного_искусства

39

«"Суд чести",1948 г. — очередной шедевр сталинской пропаганды против низкопоклонства и безродного космополитизма.ч.1», сайт «Яндекс Дзен», https://zen.yandex.ru/media/oldkino/sud-chesti1948-g-ocherednoi-shedevr-stalinskoi-propagandy-protiv-nizkopoklonstva-i-bezrodnogo-kosmopolitizmach1-5e53eca06948c51ea07bc504 (вх. 23.03.20).

40

«Суд чести», художественный фильм, студия «Мосфильм», 1948 г., сценарий Александра Штейна, режиссёр Абрам Роом, премьера 25.02.49 г., сайт YouTube, https://www.youtube.com/watch?v=fNcS8v2m4h8 (вх. 22.03.20), 1 час 25 мин 51 сек. — 1 час 25 мин. 55 сек.

41

Ibid, 36 мин. 23 сек. — 36 мин. 30 сек

42

Ibid, 36 мин. 58 сек — 37 мин.09 сек.

43

Ibid, 49 мин. 57 сек — 50 мин. 03 сек.

44

«Характеристика и значение имени Кирилл», сайт imena.guru, https://imena.guru/muzhskie-imena/kirill.html (вх. 23.03.20).

45

kinanet, «Общий список лидеров советского кинопроката по годам (1940–1961)», сайт ЖЖ,

https://kinanet.livejournal.com/1796178.html (вх. 23.03.20).

46

«Суд чести», художественный фильм, студия «Мосфильм», 1948 г., сценарий Александра Штейна, режиссёр Абрам Роом, премьера 25.02.49 г., сайт YouTube, https://www.youtube.com/watch?v=fNcS8v2m4h8 (вх. 22.03.20), 1 час 27 мин 32 сек — 1 час 27 мин. 40 сек

47

Батыгин Г. С., Девятко И. Ф., «Еврейский вопрос: хроника сороковых годов», Вестник Российской Академии Наук, т.63, № 1, 1993, стр. 64, цит. по http://instryktsiya.ru/other/31230/index.html (вх. 23.03.20).

48

«Создание Государства Израиль», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Создание_Государства_Израиль#cite_ref-60let_90-0

49

С.А. Есенин, «Письмо к женщине», 1924 г.

50

Шимон Перес, «Внезапно и бесконтрольно мы помчались навстречу экономической катастрофе», сайт «Republic», https://republic.ru/posts/95265?utm_source=republic.ru&utm_medium=email&utm_campaign=morning (вх. 23.11.19)

51

С некоторыми оговорками можно сказать, что по этому же пути позже пошли и другие страны, воплотившие в своём устройстве «Скандинавскую модель» — Дания, Исландия, Норвегия, Швеция, Финляндия («Скандинавская модель», Википедия,

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BC%D0%BE%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D1%8C (вх. 23.11.19)).

52

Источник фото: Пинн Ханс, Пресс-центр правительства Израиля, в публикации Аркадий Цфасман, «Недолгая дружба», 04.05.19, сайт «ИСРАГЕО», https://www.isrageo.com/2019/05/04/nedol306 (вх. 03.02.20).

53

«Англо-советский союзный договор», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Англо-советский_союзный_договор.

54

И.В. Сталин, «Интервью И.В. Сталина газете «Правда» о речи Черчилля в Фултоне (14 марта 1946 года)», цит. по сайту «Холодная война — великое противостояние сверхдержав», http://www.coldwar.ru/stalin/about_churchill.php

55

Компетентный источник, e-mail от 18.06.17:16.52.

56

Поразительно, но факт: ФБР обратилось к Гузенко по делу Коваля только в 1957 году! В то время аналитики ФБР всё ещё гадали — каким образом Коваль попал в США? И им пришло в голову проверить — не произошло ли это через Канаду, где работал Гузенко: «… since Koval might possibly have travelled from Russia tj United States via Canada, he may be known to Gouzenko, who should be interviewed concerning the subject <… поскольку Коваль имел возможность приехать из России в Соединенные Штаты через Канаду, он может быть известен Гузенко, который должен пройти собеседование по этому вопросу. — Ю.Л. >» (Дело ФБР «George Abramovich Koval», 26.02.1957, https://archive.org/stream/GeorgeAbramovichKoval/George%20Abramovich%20Koval%20Part%2002%20of%204#page/n187/mode/1up (вх. 07.05.20)). Результат опроса Гузенко, конечно, ничего не дал, но поражает медлительность ФБР в обращении к столь очевидно важному потенциальному источнику информации.

57

Лота В., «ГРУ и атомная бомба», М.: Олма-Пресс, 2002, стр. 258

58

В. Лота, «Операция «Дельмар», «Красная Звезда» 19.04.2002 г., http://old.redstar.ru/2002/04/19_04/1_02.html

59

М.П. Грабовский, «Атомный аврал», М., «Научная книга», 2001, стр. 111

60

«Осуществлен пуск первого советского промышленного ядерного реактора 8 июня 1948», сайт «Суть времени», https://eot.su/historyday/6/8/12151 (вх. 26.02.20).

61

«Ретроном. Мы превысили американские нормы», сайт Государственной телевизионной и радиовещательной компании «Южный Урал», http://radio.cheltv.ru/main/top-2/retronom-my-prevysili-amerikanskie-normy (вх. 26.02.20).

62

Константин Панюшкин, репортаж программы «Время» Первого канала о мероприятии «Круглый стол в Курчатовском институте, посвящённый 70-летию создания советской атомной бомбы» от 17.09.19.(«Выпуск программы «Время» в 21:00, 17 сентября 2019 года», сайт «Первый канал», https://www.1tv.ru/news/issue/2019-09-17/21:00#, 27 мин.00 сек — 27 мин. 15 сек. (вх. 20.09.19),

63

Рустам Юнусов, «Операция «Энормоз». Нарышкин раскрыл секреты советских разведчиков и атомного проекта», сайт «ФедералПресс», 17 сентября 2019 г., https://yandex.ru/turbo?text=http%3A%2F%2Ffedpress.ru%2Farticle%2F2317402&d=1 (вх. 21.09.19).

64

«Ф-1(реактор)», Википедия,

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4-1_(%D1%80%D0%B5%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80) (вх. 21.09.19).

65

В.Н. Новоселов, В.С. Толстиков, «Тайны «Сороковки»», ИПП «Уральский рабочий», Екатеринбург, 1995, изд. 2, стр.138–140.

66

Источник фото: Марцинкевич Борис, «Начало атомной эры в СССР», информационное агентство «Regnum» https://regnum.ru/news/economy/2294117.html (вх. 03.02.20).

67

«Ершова, Зинаида Васильевна», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Ершова, _Зинаида_Васильевна

68

«Ершова Зинаида Васильевна (1904–1995)», сайт Росатома,

http://www.biblioatom.ru/founders/ershova_zinaida_vasilevna/

69

В.И. Лота, «Ключи от ада: Атомная эпопея тайного противоборства разведок великих держав», изд-во «Кучково поле», М., 2009, стр. 38

70

М.П. Грабовский, «Атомный аврал», М., «Научная книга», 2001, стр. 112.

71

Свидетельство тому — выпуск этой книги в США и на немецком языке для распространения в Германии. «Одно из мероприятий: выпустить в продажу антисов. книгу Кравченко “Я выбрал свободу”. Издана в США на нем. языке» (Архив ФСБ, Дело 49701 т. 2 С/с по США, «14.11.47 — Молотову В.М.» стр.127. Цит. по сайту «Wilson Center. Digital Archive International History Declassified», А. Васильев, «Yellow Notebook #4», стр. 144, https://digitalarchive.wilsoncenter.org/document/112859 (вх. 27.04.19).

72

Виктор Кравченко, «Я избрал свободу», http://fanread.ru/book/4056749/file/?file=Kravchenko_Viktor_-_YA_izbral_svobodu&ext=epub&type=1&p=4&zip=0&code=0dab901f5fc37dac01703d9cb3f29600f148d75f

73

«The Iron Curtain», художественный фильм, режиссёр Уильям Уэллман (William Wellman), сценарий Милтон Кримс (Milton Krims), студия Twentieth Centuri-Fox Film Corporation, выпуск 12.05.48, США (Wikipedia, «The Iron Curtain (film)» https://en.wikipedia.org/wiki/The_Iron_Curtain_(film) (вх.05.04.20)).

74

Igor Gouzenko, «I Was Inside Stalin's Spy Ring», 1947 articles in «Hearst's International-Cosmopolitan», цит. по «The Iron Curtain (film)» https://en.wikipedia.org/wiki/The_Iron_Curtain_(film) (вх.05.04.20).

75

voencomuezd, «Маккарти Продакшнс представляет: «Железный занавес» (1948)», сайт «ru-klukva-ru.livejournal.com», 15.11.17:10.38 am, https://ru-klukva-ru.livejournal.com/1828721.html (вх. 05.04.20).

76

Виктор Кравченко, «Я избрал свободу», сайт электронной библиотеки BooksCafe.net, https://bookscafe.net/read/kravchenko_viktor-ya_izbral_svobodu-161085.html#p19 (вх. 27.10.19).

77

Ibid.

78

«Интернирование японцев в США», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Интернирование_японцев_в_США (вх. 27.10.19).

79

Ibid.

80

О сегодняшнем восприятии этой страницы истории США рассказывает А.Ю. Лебедев: «Про японцев я могу тебе сказать со знанием дела. Я живу недалеко от концентрационного лагеря для японцев, там сейчас музей, в котором я был, и я про это слушал несколько радиопередач. Отношение к ней как к любой нелицеприятной части истории: без отрицания, но и без большого раскаяния. Американское правительство предпочитает не упоминать. Тем не менее, сам лагерь Манзанар («Manzanar, National Historic SiteCalifornia», https://www.nps.gov/manz/index.htm) это национальный парк с музеем, финансируется федеральным правительством. Судя по воспоминаниям очевидцев и экспозиции в музее, жилось там не плохо. Без особых репрессий и издевательств, но за территорию выходить нельзя. Хотя внутри были и школа и огороды и даже какая-то работа. Когда в конце войны его закрыли, не все захотели уезжать, потому что тут огород, а там неизвестно что. Тем не менее, были и совершенно дикие истории с японцами, которые делали себе пластические операции, чтобы избежать лагеря, соседями, которые на них доносили, арестами на улице, разбитыми семьями и т. д. Все как при Сталине, но в гораздо меньших масштабах и сильно мягче. Вне зависимости от официальной позиции, прогрессивная общественность считает это позорной страницей истории и не знает, что и как про это говорить. В любом случае, этот эпизод в истории никто здесь не считает значительным и большинство американцев про это ничего не знает. Этот национальный парк — наименее посещаемая достопримечательность, которую я видел в Штатах ☺» (А.Ю. Лебедев, e-mail от 26.10.19:21.14).

81

Т.е. за время между получением предыдущего письма от Л.А. Ивановой в середине лета и написанием ответа на только что пришедшее письмо. Оно пришло на неделе от 6 (понедельник) до 11 (суббота) сентября. Причина задержки с ответом объясняется просто: «Я сразу не могла ответить потому, что мой секретарь занят — он ходит в школу и я должна ждать выходного» (Письмо Э. Шенитской Л.А. Ивановой, 12.09.48 г., ДСАЖАК). 12 сентября 1948 г. пришлось на воскресенье.

82

Куратор от ГРУ (или НКВД-МГБ?), через которого семья вела переписку с Жоржем.

83

Письмо Э. Шенитской Л.А. Ивановой, 12.09.48 г., ДСАЖАК).

84

Не исключаю также, что именно в это время Жорж имел встречу с кем-то из родственников (скорее всего, с Голдой или Гарри Гурштелями) для того, чтобы информировать их о своём отъезде и, соответственно с этим, для изменения их «легенды» при возможных вопросах со стороны ФБР. А то, что такие вопросы могли возникнуть, в ГРУ не исключали. Тамошние аналитики должны были прогнозировать, что после предательства Гузенко и успешного испытания нашей бомбы американцы предпримут серьёзные меры по зачистке своего атомного проекта от советской разведывательной деятельности. Подтверждение возможности такой встречи Жоржа я вижу в упоминающихся в материалах ФБР сведениях о каких-то поездках Жоржа в это время в Бостон и «на Средний Запад… в Канзас-Сити, штат Миссури». (Оцифрованная копия дела ФБР «George Abramovich Koval», https://archive.org/stream/GeorgeAbramovichKoval/George%20Abramovich%20Koval%20Part%2001%20of%204_djvu.txt (вх. 24.04.20)). В ГРУ справедливо полагали, что когда Жорж уедет, поддерживавшая его агентурная сеть должна сохраниться…

85

Отч. ФБР1, стр.66–67. В подлиннике: «Koval was attending school during the period he stayed there, that he kept very much to himself, going out infrequently, and had only one visitor who used to come to see him. This men was in his sixties, had gray hair, stocky build, foreign accent, appeared to be of French nationality, was about 5 7"tall, cleanly dressed, nicely mannered, and were a regular short beard. He visited Koval about two times and was the only visitor Koval had to Mrs. Gardner's knowledge».

86

«Беседа 11.11.13 с Геннадием Михайловичем Семеновым, д.т.н., проф. кафедры ОХТ РХТУ им. Д.И. Менделеева», личный архив автора.

87

В.М. Молотов руководил КИ с 30 мая 1947 г. по 4 марта 1949 г.(«Комитет информации», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Комитет_информации (вх.28.05.19)).

88

Архив ФСБ, Дело 35112 т.3 (46–48 г.г.), стр. 185. Цит. по сайту «Wilson Center. Digital Archive International History Declassified», А. Васильев, «White Notebook #1», стр. 83, https://digitalarchive.wilsoncenter.org/document/112564 (вх. 08.04.19).

89

Думаю, что в атмосфере «борьбы с космополитизмом» было обращено особое внимание на большую роль «еврейского фактора» в процессе легализации и работы агента Дельмара. И потому в этом анализе рассматривались и «сионистские» мотивы возможного поведения Жоржа.

90

ДСАЖАК, Письмо Э. Шенитской к Л.А. Ивановой, без даты.

91

Отч. ФБР1, стр.66

92

Источник иллюстрации: «S.S. United States, the World’s Fastest Ocean Liner, May Sail Again», сайт «Moss and Fog», https://mossandfog.com/s-s-united-states-the-worlds-fastest-ocean-liner-may-sail-again (вх. 26.02.20).

93

Дело ФБР «George Abramovich Koval», https://archive.org/stream/GeorgeAbramovichKoval/George%20Abramovich%20Koval%20Part%2004%20of%204#page/n101/mode/2up (вх. 22.04.20).

94

То есть к 7 ноября 1948 года.

95

W. Shakespeare, «Hamlet», act I, sc. 4 (Подгнило что-то в Датском государстве…)

96

Не касаясь подробностей трагической истории российской еврейской общины и эмиграции евреев из России и СССР, приведу только несколько цифр динамики изменения численности «российских евреев». На рубеже XX столетия в Российской империи проживало более 5 млн. евреев, а во всем мире тогда было меньше 11 млн. евреев. В 1959 г. в СССР проживало 2,28 млн. евреев, в 1970 — 2,17 млн., в 1979 — 1,83 млн., в 1988 — 1,48 млн. (из них 570 тыс. в РСФСР). В настоящее время в России проживают около 165 тыс. евреев (из них ок. 55 тыс. в Москве и ок. 25 тыс. в СПб). Данные приведены в интервью писателя и литературоведа, профессора Бостонского колледжа Максима Д. Шраера (Maxim D. Shrayer) Егору Сенникову. («Евреев все меньше в науке, медицине, театре и кино, литературе и искусстве России», сайт «Republic Weekly», 09.02.19, https://republic.ru/posts/93018?utm_source=republic.ru&utm_medium=email&utm_campaign=morning (вх. 18.04.20)).

97

«Меир, Голда», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Меир, _Голда

98

Жорес Медведев, «Сталин и еврейская проблема. Новый анализ», глава «Судьба Еврейского антифашистского комитета», цит. по http://scepsis.net/library/id_1648.html

99

Источник фото: Мартин Крамер, «Кто спас Израиль в 1947 году?», журнал «Лехаим», 18.04.18, https://lechaim.ru/academy/kto-spas-izrail-v-1947-godu (вх.03.02.20).

100

Костырченко Г.В., «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», М., Международные отношения, 2001 г., стр. 413–414.

101

Архив новейшей истории России,"Особая папка"И.В. Сталина, Том I, стр. 268. <Так в цитате — Ю.Л.>

102

Архив новейшей истории России,"Особая папка"В.М. Молотова / Под ред. Козлова В.А. и Мироненко СВ. // Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1944–1956: Каталог документов. М., Благовест, 1994. Том II., стр. 136–137. <Так в цитате — Ю.Л.>

103

Архив новейшей истории России,"Особая папка"Л.П. Берии / Под. ред. Козлова В.А. и Мироненко СВ. // Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1946–1949: Каталог документов. М., Изд. отд. федеральных архивов, 1996. — Том IV, стр. 455–459.

104

Костырченко Г.В., «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», М., Международные отношения, 2001 г., стр. 414.

105

Жорес Медведев, «Сталин и еврейская проблема. Новый анализ», глава «Судьба Еврейского антифашистского комитета», цит. по http://scepsis.net/library/id_1648.html

106

Голубев А.В., ««Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.», Кучково поле, М., 2008 г., цит. по http://istmat.info/node/47273

107

Компетентный источник, e-mail от 18.06.17:16.52.

108

Осенью 1949 года Людмила Александровна ездила в санаторий в Серноводск. Во время этой поездки они с Жоржем регулярно переписывались. Данная цитата взята из письма Жоржа от 10 сентября 1949 г. (ДСАЖАК). Сохранены орфография и подчёркивания. Особенно важно, что Жорж подчёркивает необходимость совершенствования своей устной речи на русском языке. В 1948–1949 гг. это было особенно актуально. Свои обязательства Жорж выполнил. Его устная речь стала грамматически правильной. Но ему не удалось избавиться от акцента, который в последующем стал его фонетической «визитной карточкой», о которой вспоминают все общавшиеся с ним.

109

Беседа с В.И. Коваль 17.11.13, архив автора.

110

Берберова Н.Н., «Дело Кравченко», https://document.wikireading.ru/64726

111

«Кравченко, Виктор Андреевич (невозвращенец)», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Кравченко, _Виктор_Андреевич_(невозвращенец)

112

Источник фото: «Текст о Красной Армии из анархистского журнала «Дело Труда»», сайт NIHILIST.LI, HTTPS://WWW.NIHILIST.LI/2015/07/06/TEKST-O-KRASNOJ-ARMII–IZ-ANARHISTSKOGO-ZHURNALA-DELO-TRUDA/ (вх.03.02.20).

113

Источник фото: Архив автора. Фото Ю.А. Лебедева.

114

Александр Можаев, «Место в истории», сайт «Архнадзор», 30 мая 2007 г., http://www.archnadzor.ru/2007/05/30/mesto-v-istorii (вх. 28.01.19).

115

Ibid.

116

Источник изображения: «Антигитлеровская коалиция», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Антигитлеровская_коалиция (вх. 16.01.20). Обращает внимание строгая политкорректность Сталина в конструировании термина «англо-советско-американский боевой союз» — стороны перечислены в порядке вступления в войну с Германией.

117

«Лондонское совещание шести держав», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Лондонское_совещание_шести_держав (вх. 16.01.20)

118

Коллективный орган СССР, США, Англии и Франции, который осуществлял власть в Германии с 30.07.45 после её капитуляции.(«Контрольный совет», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Контрольный_совет (вх.16.01.20)).

119

«Блокада Западного Берлина», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Блокада_Западного_Берлина (вх. 16.01.20).

120

Наринский М.М., «Берлинский кризис 1948–1949 гг.», Вестник МГИМО-Университета, № 1(16), 2011, стр.162–172, цит по сайту cyberleninka.ru, file:///C:/Users/%D0 %AE%D1%80 %D0 %B8 %D0 %B9/Downloads/berlinskiy-krizis-1948-1949-gg.pdf (вх.16.01.20).

121

Владимир Успенский, «Тайный советник вождя. Роман-исповедь в 2-х томах», т.2, издательства «КРЫМСКИЙ МОСТ-9Д — ПРАВДА — ФОРУМ», М.-СПб., 2016, стр. 923–929.

122

«Андрейчин Георгий», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Андрейчин, _Георгий (вх. 15.01.20).

123

Ibid, со ссылкой на источник: Harriman W. A., Abel E., «Special Envoy to Churchill and Stalin, 1941–1946», N.-Y., Random House, 1975. р. 519.

124

Гарриман был уверен, что в здании посольства нет советской подслушивающей аппаратуры. Он ошибался. Подслушивающее устройство было вмонтировано в деревянное панно, изготовленное из ценных пород дерева, и изображающее Большую печать США, подаренное ему пионерами «Артека» и висевшее в его собственном кабинете. («Термен, Лев Сергеевич», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Термен, _Лев_Сергеевич (вх. 17.01.20)). Но и Андрейчин допустил непростительную ошибку, когда предупреждал Гарримана об опасности прослушки и приглашал его для разговора в ванную комнату, произнося эти слова в кабинете Гарримана. Думаю, что 20.04.49, когда Военная коллегия Верховного суда СССР рассматривала дело Андрейчина и приговорила его к расстрелу за «шпионскую деятельность в пользу английской и американской разведок» («Андрейчин Георгий», Википедия, https://ru.wikipedia.org/wiki/Андрейчин, _Георгий (вх. 15.01.20)), у судей были объективные доказательства предъявленного обвинения, в том числе и прослушки разговоров с американским послом Гарриманом, в которых Андрейчин предлагал Гарриману поговорить в ванной…

125

Albert Glinsky, «Theremin: Ether Music and Espionage», University of Illinois Press, p. 260, цит. по электронной библиотеке «books.google.ru», https://books.google.ru/books?id=6DHlQJcMpBQC&pg=RA1-PA260&dq=george+andreychin&hl=ru&cd=5&redir_esc=y#v=onepage&q=george%20andreychin&f=false (вх. 17.01.20). В подлиннике: «In spite of Harriman’s assurances that the building had been exhaustively checked for listening devices, Andreychin insisted on speaking in the wash-room, veiling his voice with rushing tap water».

126

Дэвид Холловэй, «Сталин и бомба», библиотека сайта «hirosima.scepsis.net», http://hirosima.scepsis.net/library/lib_63.html (вх. 15.01.20). На текст тоста Молотова дана ссылка: Larson D. W., «Origins of Containment», Princeton: Princeton University Press, 1985, p. 223.

127

М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита», (составитель Э.Л. Безносов), М., изд-во АСТ, 1996, стр. 159