Сто лет и чемодан денег в придачу

Юнас Юнассон, 2009

В дом престарелых прибывает на торжественный обед по случаю столетия господина Карлсона местный начальник, но не любящий шумихи юбиляр в тапочках вылезает в окно и исчезает. За первый час свободы он успевает ограбить бандита-рэкетира, и теперь за стариком гонятся и полиция, и бандиты. Но Аллан Карлсон не впервые попадает в переделку и не теряет оптимизма и чувства юмора – авантюрист и специалист по бомбам и взрывам, он живет по принципу «все есть как есть, а будет как будет». Аллан не загадывает вдаль, не интересуется политикой, не ищет славы, но оказывается чуть не ключевой фигурой всех важнейших событий двадцатого века: он на короткой ноге с Трумэном, он ужинает со Сталиным, его снабжает деньгами Мао Цзэдун, к нему прислушивается Оппенгеймер. В этой очень веселой сказке для взрослых Юнас Юнассон успевает посмеяться над детективом, романом воспитания, семейной сагой, сентиментальной любовной историей и предложить свою версию истории двадцатого века, ни на секунду не прерывая захватывающего повествования с погонями, побегами и подкупами. Знаменитый режиссер комедийных сериалов Феликс Хернгрен сейчас снимает по этому роману, второй год остающемуся самой продаваемой книгой в Швеции, фильм.

Глава 3

Понедельник, 2 мая 2005 года

После трех часов дня покой надолго покинул Мальмчёпинг. Сестра Алис, перепугавшись вместо того, чтобы рассердиться, воспользовалась общим ключом. Поскольку Аллан не принял никаких мер к тому, чтобы замаскировать свое бегство, то констатировать, что именинник вылез через окно, труда не составило. После чего он, судя по следам, потоптался среди анютиных глазок, а потом исчез.

Муниципальный советник решил, что по должности ему подобает взять командование на себя. И отрядил на поиски персонал интерната группами по два человека. Далеко уйти Аллан не мог, и поисковым группам следовало сосредоточить усилия на самых ближайших окрестностях. Одну командировали в парк, одну — в государственную винную монополию (куда, по уверениям сестры Алис, Аллан иногда захаживал), одну — в другие магазины на Центральной улице, а одну — в местный краеведческий музей-усадьбу на холме. Сам же советник решил, что ему следует остаться на месте и приглядеть за остальным старичьем, пока и оно не разбежалось, а заодно обмозговать дальнейшие шаги. Поисковые группы он призвал по возможности не привлекать к себе внимания: ни к чему поднимать шумиху без особой надобности. В общей суматохе муниципальный советник упустил из виду, что одна из поисковых групп, высланных на задание, как раз состоит из журналистки местной газеты и ее фоторепортера.

• • •

В число первоочередных районов поиска, очерченных советником, автовокзал не входил. Однако там по собственной инициативе проводила розыскные мероприятия, обшаривая все возможные закоулки, поисковая группа в составе одного человека — очень сердитого долговязого малого с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине.

Поскольку ни деда, ни чемодана обнаружить не удалось, малый решительно шагнул к маленькому человечку в единственном открытом окошке с намерением добыть информацию касательно возможного маршрута старого хрена.

Маленький человечек хоть и успел уже, судя по всему, притомиться, однако профессиональной гордости не утратил. И потому разъяснил повысившему голос малому, что какое-либо вмешательство в частную жизнь пассажиров общественного автотранспорта совершенно недопустимо, после чего надменно добавил, что ни при каких условиях не собирается предоставлять малому затребованную последним конфиденциальную информацию.

Малый постоял молча, видимо мысленно переводя услышанное на человеческий язык. Затем переместился на пять метров влево, к не слишком крепкой двери в администрацию автовокзала. Даже не проверив, заперта она или нет, он с размаху распахнул ее внутрь при посредстве правого ботинка так, что брызнули щепки. Маленький человечек, даже не успев поднять телефонную трубку, которую схватил, чтобы вызвать подмогу, обнаружил, что уже болтается в воздухе перед малым, крепко схваченный за оба уха.

— Я хоть и не знаю, что за слово такое «конфиденциальный», зато у меня и сам, блин, дьявол, и мать его разговорятся, — сообщил малый, прежде чем плюхнуть человечка обратно на его винтящийся стул.

Далее малый объяснил, что именно он намерен произвести с причинным местом маленького человечка при посредстве молотка и гвоздя в случае, если маленький человечек не пойдет ему навстречу. Картинка получилась настолько живая, что маленький человечек тут же решил сообщить все, что ему известно, а именно, что искомый пожилой мужчина, скорее всего, уехал на стрэнгнэсском автобусе. А брал ли данный пожилой господин с собой чемодан, маленький человек сказать не может, так как шпионить за пассажирами не его дело.

После чего человечек умолк, дабы оценить, в какой мере малый удовлетворен услышанным, и нашел, что, пожалуй, информацию есть смысл немного дополнить. И сообщил, что на пути между Мальмчёпингом и Стрэнгнэсом имеется двенадцать остановок и что пожилой господин мог, разумеется, выйти на любой из них. На какой — это, видимо, знает водитель, который, согласно расписанию, будет тут в 19.10 того же дня на обратном рейсе, когда автобус проследует во Флен.

Тут малый уселся рядом с перепуганным человечком, уши которого пылали огнем.

— Подумать надо, — сказал он.

И подумал. А подумал он, что ему обязательно нужно вытрясти из человечка мобильный номер водителя автобуса и сообщить тому, что чемодан пожилого мужчины на самом деле краденый. Тут, правда, имелся риск, что водитель подключит полицию, чего малому не очень хотелось. К тому же особой спешки не было: если эта старая калоша намерена и дальше тащить с собой чемодан, то ей всяко придется ехать на поезде, автобусе или такси, если дед хочет добраться хоть куда-то дальше автовокзала в Стрэнгнэсе. Тогда появятся новые следы и отыщется кто-нибудь еще, кто, вися на собственных ушах, сообщит, куда дед направил свои стопы. В собственном умении уговорить собеседника поделиться знаниями малый не сомневался.

Продумав все это, малый решил дождаться названного автобуса и потолковать с водилой без особых церемоний.

А приняв решение, снова поднялся и подробно объяснил маленькому человечку, что именно случится с ним, его женой, детьми и домом, если тот обмолвится о состоявшейся беседе хоть полиции, хоть кому.

Ни жены, ни детей маленький человечек не имел, однако ему очень хотелось, чтобы в дальнейшем и его уши, и причинное место остались в большей или меньшей сохранности. Так что он поручился своей государственной транспортной честью, что не скажет никому ни слова.

И держал обещание аж до следующего дня.

• • •

Разосланные поисковые группы вернулись в интернат и доложили о полученных сведениях. Вернее, об отсутствии таковых. Муниципальному советнику интуитивно не хотелось подключать полицию, и он как раз обдумывал имеющиеся альтернативы, когда журналистка из местной газеты набралась смелости и спросила:

— А что господин муниципальный советник собирается предпринять теперь?

Муниципальный советник молчал в течение нескольких секунд, после чего сказал:

— Подключить полицию, разумеется.

Черт бы ее подрал, эту свободу прессы.

• • •

Аллан проснулся оттого, что водитель вежливо пихнул его в бок и сообщил, что они уже на остановке «Платформа Бюринге». В следующий миг водитель уже вытаскивал чемодан из передней двери салона, а следом, замыкая процессию, вылезал и Аллан.

Водитель поинтересовался, справится ли господин дальше сам, на что Аллан заверил его, что не стоит беспокоиться. После чего поблагодарил за помощь и помахал вслед автобусу, который покатил дальше по государственной трассе 55 в сторону Стрэнгнэса.

Вечернее солнце скрылось за обступившими Аллана высокими елями, и в тонком пиджачке и тапках стало зябко. Никакого Бюринге вокруг не наблюдалось, а тем более никакой платформы. Только лес, лес и лес, с трех сторон. А с четвертой — гравийный проселок, уходящий вправо.

Аллан подумал, может, в чемодане, который он так неожиданно прихватил с собой, найдется какая-нибудь теплая одежда. Но чемодан оказался заперт, и вскрыть его без отвертки или другого инструмента нечего было и рассчитывать. Оставалось только двигаться: не хватало только помереть от холода на обочине шоссе. К тому же опыт подсказывал, что это все равно вряд ли получится.

Зато у чемодана с торца имелся ремень, и если тянуть за него, то чемодан катился на своих колесах как миленький. И Аллан двинулся по проселку через лес мелкими шаркающими шажками. А следом за ним запрыгал по гравию чемодан на колесах.

Спустя пару сотен метров Аллан обнаружил то, что, как он понял, и являлось платформой Бюринге — заброшенное станционное здание возле очень заброшенного железнодорожного полотна.

Аллан, несомненно, являл собой выдающийся экземпляр внутри своей возрастной когорты, но даже для него выходило как-то многовато приключений за такое короткое время. Так что он уселся на чемодан, чтобы собраться с мыслями и с силами.

Наискось налево желтело обшарпанное двухэтажное вокзальное строение, причем все окна первого этажа были заколочены горбылем. Наискось направо вглубь окружающего леса уходила заброшенная железнодорожная ветка, прямая, как стрела. Природа еще не успела доглодать рельсы, но это, судя по всему, было делом времени.

Деревянная платформа доверия не внушала. На крайней доске по-прежнему виднелась выведенная краской надпись «По путям не ходить». По путям ходить теперь совсем не опасно, подумал Аллан. А вот кто в здравом уме рискнет пройти по платформе?

Ответ не замедлил себя ждать, потому что в следующий миг ветхая дверь вокзального здания распахнулась и показался мужчина лет семидесяти, с карими глазами и черной щетиной на подбородке, в кепке, клетчатой рубахе и черной кожаной куртке. Доскам платформы он, по-видимому, вполне доверял — судя по тому, что все его внимание было обращено к стоявшему перед ним старику.

Тип в кепке остановился посреди платформы с видом крайне неприветливым. Но потом вроде бы чуть отмяк, возможно, увидев, какая дряхлая человеческая особь вторглась в его владения.

Аллан по-прежнему восседал на свежеукраденном чемодане, не зная, что сказать, и не решаясь об этом сообщить. Он лишь пристально смотрел на типа в кепке, дожидаясь первого хода с его стороны. Каковой и воспоследовал, причем оказался совсем не таким угрожающим, как можно было подумать. Скорее осторожным.

— Кто ты такой и что делаешь на моей платформе? — спросил тип в кепке.

Аллан не ответил; он еще не определился, кто перед ним — враг или друг. Но решил, что неразумно будет ссориться с единственным имеющимся в поле зрения человеком, способным впустить тебя в теплый дом, пока совсем не похолодало. И решил поэтому выложить все как есть.

Аллан сообщил, что зовут его Аллан, что ему ровно сто лет, но он для своего возраста вполне бодр, то есть настолько, что как раз теперь находится в бегах из дома престарелых; что он, кроме того, успел украсть чемодан у одного малого, который наверняка не испытывает по этому поводу особой радости, а также поведал о собственных коленях, находящихся в настоящий момент не в лучшей форме, по каковой причине Аллану очень и очень хотелось бы воздержаться в ближайшее время от дальнейших пеших прогулок.

Изложив все это, Аллан умолк, по-прежнему сидя на чемодане и ожидая вердикта.

— Ах, вон оно как, — тип в кепке заулыбался. — Так ты ворюга!

— Старый ворюга, — угрюмо уточнил Аллан.

Мужик в кепке ловко соскочил с платформы и направился к столетнему гостю, чтобы разглядеть его поближе.

— Тебе что, правда сто лет? — спросил он. — Тогда ты, наверное, проголодался?

Аллан не уловил, каким образом второе вытекает из первого, однако есть ему и правда хотелось. Так что он спросил, что, собственно, имеется в меню и не включает ли оно часом и выпивку.

Тип в кепке протянул руку, представился Юлиусом Юнсоном и помог пожилому гостю принять вертикальное положение. После чего сообщил, что поможет Аллану поднести чемодан, что на ужин предполагается лосиный стейк, если нет возражений, а выпивка к нему будет непременно, так что хватит и коленки поправить, и все остальное туловище.

С громадным трудом Аллан вскарабкался на платформу. Судя по резкой боли в суставах, он по-прежнему был жив.

Юлиусу Юнсону было не с кем поговорить несколько лет подряд, поэтому старик с чемоданом оказался долгожданным гостем. Стопочку за одно колено, потом за другое, потом еще парочка — за спину и за шею — плюс еще одна для аппетита в совокупности располагали к беседе. Аллан спросил, чем Юлиус живет, и услышал в ответ целую историю.

Юлиус родился на севере, в Стрёмбакке, недалеко от Худиксваля, и был единственным ребенком в семье фермеров Андерса и Эльвины Юнсон. Он батрачил на семейной ферме и ежедневно получал трепку от отца, державшегося мнения, что Юлиус ни на что не годен. Но в год, когда Юлиусу стукнуло двадцать пять, мать умерла от рака, о чем Юлиус очень горевал, а сразу после этого отец утонул в болоте, пытаясь вытащить оттуда телку. Юлиус и об этом тоже горевал, потому что к телочке уже успел привязаться.

Талантов к сельскому хозяйству у молодого Юлиуса не обнаружилось (тут отец оказался прав), как и особого желания этим хозяйством заниматься. Так что он продал всю землю, кроме нескольких гектаров леса, которые оставил себе на старость лет.

Потом отправился в Стокгольм и за два года профукал там все денежки. А затем вернулся к себе в лес.

Юлиус не без азарта принял участие в тендере на поставку пяти тысяч электрических столбов для Худиксвальской электрической компании. И поскольку в такие детали, как страховые отчисления работодателя и налог с оборота, особо не вдавался, то тендер выиграл. С помощью десятка венгерских беженцев он даже ухитрился поставить эти столбы в срок и заработал столько денег, сколько даже и представить себе не мог. С этим все получилось, вот только Юлиусу пришлось малость смухлевать, потому что стволы все-таки были не вполне кондиционные. Так что столбы вышли на метр короче, чем требовалось в заказе, но этого никто бы и не заметил, не обзаведись чуть не каждый фермер в округе зерноуборочным комбайном.

Вскоре Худиксвальская электрическая компания понатыкала эти столбы через поля и луга по всей округе, а когда началась жатва, то провода оказались порваны в одно и то же утро в двадцати шести местах двадцатью двумя различными новенькими комбайнами. Весь этот угол провинции Хельсингланд остался на недели без электричества, жатва остановилась, электродойки не работали. Прошло не так уж много времени, и гнев фермеров, поначалу направленный на Худиксвальскую электрическую компанию, перекинулся на молодого Юлиуса.

— Но выражение «веселый Худик»^[2] появилось не тогда, это я тебе точно говорю. Я семь месяцев отсиживался в сундсвальской гостинице, пока опять все деньги не вышли, — признался Юлиус. — Ну что, еще по маленькой?

Пожалуй, согласился Аллан. От лосиных стейков, к тому же обильно запиваемых пилснером, самочувствие его до того улучшилось, что перспектива умереть едва не начала пугать всерьез.

Юлиус тем временем продолжал свой рассказ. После того как в один прекрасный день посреди Сундсваля его едва не переехал трактор (управляемый фермером с глазами убийцы), стало ясно, что тут, в округе, эту маленькую промашку не забудут еще пару-тройку столетий. Пришлось менять место жительства и перебираться в Мариефред, где он подворовывал по мелочи, пока, устав от городской суеты, не добрался до заброшенной платформы Бюринге благодаря сумме в двадцать пять тысяч крон, случайно найденной как-то ночью в сейфе грипсхольмской гостиницы. Тут, на платформе, он и живет, большей частью на муниципальное пособие плюс немножко за счет несогласованной охоты в лесу у соседа и небольшого самогонного производства. Юлиус признался, что непопулярен у местных, и Аллан ответил, прожевав, что в какой-то степени это можно понять.

Когда Юлиус выразил желание принять по последней «на десерт», Аллан ответил, что всегда имел слабость к такого рода десертам, но что сейчас ему перво-наперво надо воспользоваться известными удобствами, ежели в доме такие имеются. Юлиус встал, зажег верхний свет, поскольку уже темнело, и, указав рукой, сообщил, что в передней справа от лестницы есть работающий ватерклозет, и заверил, что к возвращению Аллана опять разольет по рюмочке.

Благополучно найдя туалет, Аллан пристроился пописать, и, как обычно, не все капли достигли цели. Некоторые вместо этого совершили мягкую посадку на расписные тапки.

Примерно посреди процесса Аллан услышал, что по лестнице кто-то идет. Первое, что он, честно говоря, подумал — что это Юлиус удирает с его, Аллана, свежеукраденным чемоданом. Но звук приближался. Кто-то поднимался снизу. Пожалуй, имелся немалый риск, что шаги, доносящиеся из-за двери, принадлежали долговязому малому с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине. В таком случае ничего хорошего от него ждать не приходилось.

• • •

Автобус из Стрэнгнэса прибыл к мальмчёпингскому автовокзалу на три минуты раньше расписания: пассажиров не было, и водитель, миновав последнюю остановку, чуть прибавил газу, чтобы успеть перекурить перед тем, как ехать дальше во Флен.

Но не успел он зажечь сигарету, как рядом возник долговязый малый с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине. Строго говоря, надписи на спине водитель не увидел, однако она там, тем не менее, имелась.

— Вы едете во Флен? — спросил водитель несколько неуверенно, почувствовав, что с молодым человеком что-то не то.

— Ни в какой Флен я не еду, — отвечал малый. — И ты тоже туда не поедешь,

Четыре часа хождения туда-сюда в ожидании автобуса истощили у малого все его и без того невеликое терпение. Кроме того, когда миновала половина этого времени, он сообразил, что если бы сразу реквизировал у кого-нибудь машину, то нагнал бы автобус еще до Стрэнгнэса.

В довершение всего по городишку что-то копы разъездились. Того и гляди ворвутся в автовокзал и начнут допрашивать маленького человечка в окошке администратора, с чего это вдруг у него такой заполошный вид и отчего это дверь в его помещение висит набекрень.

Малый, кстати, никак не мог взять в толк, откуда здесь взялась полиция. Его шеф в «Never Again» и выбрал-то Мальмчёпинг для проведения транзакции по трем причинам: во-первых, близость к Стокгольму, во-вторых, относительная транспортная доступность и, в-третьих — и главных — у закона руки коротки туда дотянуться. Иными словами, полиции в Мальмчёпинге нет.

Вернее сказать, не должно было быть, но теперь они прямо наводнили городишко! Малый заметил целых две машины и общим счетом четырех пеших полицейских — на его взгляд, несметное количество.

Поначалу малый решил, будто полиция приехала по его душу. Но это означало бы, что человечек успел туда настучать — допущение, которое малый со всей определенностью отметал. В ожидании автобуса он за отсутствием другого занятия не сводил с маленького человечка глаз, разбил вдребезги его служебный телефон, а дверь кое-как привесил на место.

Когда автобус наконец пришел и малый понял, что пассажиров в нем нет, то немедленно решил похитить как водителя, так и сам автобус.

Хватило двадцати секунд, чтобы уговорить водителя развернуть автобус и снова направиться на север. Почти рекорд, подумал малый, плюхнувшись на то самое место, где еще не так давно сидел старик, которого теперь предстояло поймать.

Водителя била дрожь, но успокоительная сигарета помогала удержаться от паники. Разумеется, курить в автобусе запрещалось, но единственный закон, которому в настоящий момент повиновался водитель, сидел наискось от него — долговязый, с длинными светлыми сальными волосами, всклокоченной бородой и в джинсовой куртке с надписью «Never Again» на спине.

Всю дорогу малый спрашивал себя, куда мог податься этот престарелый похититель чемоданов. По словам водилы, старикан вышел на остановке «Платформа Бюринге», причем это была чистая случайность. И водитель рассказал про логику от противного, как старик достал пятидесятикроновую бумажку и спросил, докуда он сможет доехать за такие деньги.

Насчет платформы Бюринге водитель знал не слишком много, кроме того, что выходят на той остановке или садятся на ней очень редко. Но предполагал, что где-то в окрестных лесах имеется заброшенная железнодорожная платформа, откуда и название, и что поблизости должна быть и деревня Бюринге. Дальше деревни старик, по предположению водителя, навряд ли мог добраться. Все же он был староватый, а чемодан тяжелый, хоть и на колесах. Малому сразу стало поспокойнее. Он решил пока не звонить в Стокгольм шефу — одному из тех немногих, кто умел напугать человека еще больше, чем сам малый, причем исключительно и только силой слова. Малый поежился, представив, что скажет шеф, когда узнает, что чемодан пропал. Нет, лучше сперва решить проблему, а потом уж докладывать. А раз старикан до Стрэнгнэса не доехал и тем более не поехал еще дальше, то и чемодан удастся вернуть быстрее, чем малый опасался.

— Вот, — сказал водитель. — Вот тут у нас остановка «Платформа Бюринге»…

Он сбросил газ и встал на обочине. Теперь что, ему конец?

Но нет, он остался в живых. Правда, телефон его скоропостижно скончался под ботинком малого. А изо рта у малого горохом посыпались угрозы жизни и здоровью всех родственников водителя в случае, если тот попробует связаться с полицией, вместо того чтобы развернуть автобус и возвращаться во Флен.

Тут малый вышел, отпустив водителя вместе с его автобусом. Несчастный был так напуган, что не решился развернуть машину, а погнал дальше до самого Стрэнгнэса, встал посреди Садовой улицы и в состоянии аффекта вошел в бар отеля «Делия», где один за другим выпил четыре порции виски. После чего, к ужасу бармена, расплакался. После еще двух порций бармен протянул ему телефон — может, посетителю нужно кому-нибудь позвонить? Тут водитель разрыдался с новой силой — и позвонил домой своей гражданской жене.

• • •

Малый вроде бы разобрал на гравии следы чемоданных колес. Скоро все утрясется. И это хорошо, потому что уже смеркается.

Иной раз малому приходило в голову, что дела лучше планировать загодя. Вот и теперь он вдруг спохватился, что стоит посреди леса, а вокруг все темнее и темнее, скоро будет вообще хоть глаз коли. И что тогда?

Раздумья эти оборвались при виде обшарпанного, местами заколоченного желтого здания у подножия холма, вершину которого малый как раз миновал. Когда же в окне верхнего этажа зажегся свет, малый пробормотал:

— Ну, дед, попался!

• • •

Начатое дело Аллан закончил досрочно. Потом осторожно приоткрыл дверь туалета, пытаясь расслышать, что происходит на кухне. И его самые мрачные опасения тотчас подтвердились. Аллан узнал голос: малый рычал на Юлиуса Юнсона и требовал сообщить, куда девался «другой старый хрен».

Аллан подкрался к кухонной двери — в мягких тапках это получилось совершенно бесшумно. Малый использовал тот же прием захвата за оба уха, который прежде применил к маленькому человечку на мальмчёпингском автовокзале. И, встряхнув несчастного Юлиуса, продолжил допрашивать, куда подевался Аллан.

Аллан подумал, что малый мог бы удовольствоваться и тем, что нашел свой чемодан, — тот ведь стоял на полу посреди кухни. Юлиус морщился и кривил лицо, но даже не пытался ответить. Старый лесопромышленник — крепкий орешек, подумал Аллан и оглядел переднюю на предмет подручного средства защиты. Среди всякого хлама обнаружилось некоторое количество возможных вариантов: лом, доска, спрей от тараканов и пачка крысиного яда. Аллан остановился было на последнем, но не смог придумать, как заставить малого принять ложку-другую этого вещества. С другой стороны, лом для столетнего человека тяжеловат, а спрей… Нет, пожалуй, доска — это в самый раз.

И Аллан, ухватив свое оружие покрепче, в четыре стремительных для его возраста шага оказался за спиной у предполагаемой жертвы.

Жертва, видимо, что-то почувствовала, потому что в тот самый момент, когда старик уже примеривался, чтобы нанести удар, малый выпустил Юлиуса Юнсона и обернулся.

Он получил доской точно в лоб и постоял с секунду, вытаращив глаза, а потом грохнулся навзничь, ударившись головой о край обеденного стола.

Ни крови, ни стонов, ничего. Просто теперь он лежал на полу с закрытыми глазами.

— Отличный удар, — похвалил Юлиус.

— Спасибо, — сказал Аллан. — Где там у тебя, говоришь, десерт?

Аллан с Юлиусом уселись за стол, а у ног их покоился длинноволосый малый. Юлиус наполнил стопки и подал одну Аллану, а другую поднял сам. Аллан в ответ приподнял свою.

— Опаньки! — сказал Юлиус, отправив содержимое стопки в глотку. — Полагаю, это был хозяин чемодана?

Вопрос был скорее риторический. Пора, понял Аллан, объяснить чуть более подробно.

Хотя как тут объяснишь? Большую часть того, что произошло в этот день, Аллан и сам понимал с трудом. Он, однако, снова рассказал, как сбежал из дома престарелых, потом — как нечаянно прихватил чужой чемодан на мальмчёпингском автовокзале, и не скрыл подспудных опасений, что малый, лежащий теперь без чувств на полу, должно быть, гнался как раз за ним, Алланом. После чего принес искренние извинения Юлиусу, уши которого распухли и теперь пылали. На что тот едва не рассердился: не за что извиняться, наконец-то в жизни хоть что-то стало происходить.

К Юлиусу вернулся боевой дух: теперь самое время посмотреть, что же там, в чемодане! И, когда Аллан обратил его внимание, что чемодан заперт на замок, он попросил не говорить глупостей.

— С каких это, интересно, пор, замки стали останавливать Юлиуса Юнсона? — поинтересовался Юлиус Юнсон.

Но всему свое время, продолжил он. Прежде надо разобраться с этой проблемой на полу. Ничего хорошего, если малый очухается и снова займется тем же, на чем его прервали.

Аллан предложил привязать малого к дереву возле платформы, но Юлиус возразил, что если малый, очнувшись, заорет достаточно громко, то его услышат в деревне. Теперь там живут от силы несколько семей, но у каждой по разным причинам есть зуб на Юлиуса, так что все они возьмут сторону малого, им только дай повод.

Идея у Юлиуса была получше. Рядом с кухней имелась изолированная морозильная комната, где он хранил своих незаконно добытых и освежеванных лосей. В настоящее время все лоси в ней кончились и агрегат был отключен: Юлиус не любил гонять его вхолостую, электричества эта техника жрет просто прорву. Электричество у Юлиуса, разумеется, тоже было ворованное, за него платил Йёста из Скугсторпа, но ведь и воруя, надо меру знать, если намерен это делать и в дальнейшем.

Осмотрев морозилку, Аллан нашел, что это превосходная камера предварительного заключения без излишних удобств. Ее размеры — два на три метра — пожалуй, больше, чем малый заслуживает, но ведь и оснований мучить зря человека тоже нет.

Старики вместе оттащили малого в импровизированную предвариловку. Когда его усадили на перевернутый ящик в углу помещения и прислонили к стенке, малый застонал. Видимо, начал приходить в себя. Лучше не тянуть и запереть дверь как следует.

Сказано — сделано. После чего Юлиус водрузил чемодан на обеденный стол, осмотрел замок и, облизав вилку после лосятины с картошкой, в несколько секунд его вскрыл. Затем пригласил Аллана поднять крышку, ведь украл чемодан все-таки Аллан.

— Все мое — твое, — сказал Аллан. — Добычу пополам, но если там вдруг есть туфли моего размера, то, чур, мои — договорились?

И Аллан поднял крышку.

— Что за чертовщина! — сказал Аллан.

— Что за чертовщина! — сказал Юлиус.

— Выпустите меня! — донеслось из морозильной комнаты.

Примечания

2

Речь идет об известной театральной труппе «Театр „Веселый Худик“» (Glada Hudik-teatern), ее актеры — уроженцы лена Худиксваль с нарушениями развития.