Забытая развилка

Юлия Шолох, 2021

История девушки, которая выросла в изоляции и однажды решила это исправить. Она пошла искать других выживших людей. И нашла. Таких разных, таких непонятных. Местами страшных. Что теперь с ними делать?

2

На третьей день своего странствия Килька вышла к большой дороге. Ровное полотно уже порядком заросло деревьями, но зато трава пробилась далеко не везде и местами все еще виднелись куски твердого серого покрытия. Найдя подходящий поваленный ветром ствол, Килька уселась на него и осторожно вытащила из рюкзака карту. Если она ничего не перепутала, выходило, что это как раз искомая трасса, которая по прямой выведет к самому большому городу юга.

— Очень интересно, — бормотала Килька вслух, специально чтобы не забыть звуки человеческого голоса. Психологическая тренировка для сохранения здравости рассудка, одно из действий, к которым старательно приучал их отец Илья.

При правильном расчете времени (а Килька ошибиться не могла), сохранив прежний темп дойти до города можно примерно за четырнадцать-шестнадцать дней.

— Город… — полубезумно повторяла она, поглаживая пальцами нарисованную на карте картинку. Тут вообще много чего интересного изобразили — множество тесно переплетенных ниток-дорог, большинство из которых давно кануло в лету, как и большинство населённых пунктов, что мелких, что крупных. Поселения обозначались небольшими аккуратными домиками разных размеров. Теперь же на их месте следовало изобразить один огромный черный кладбищенский крест. Карта по большому счету была вещью бесполезной — даже ландшафт практически повсеместно изменился, а уж отражай карта действительность, выжженные зоны покрывали бы мертвыми пятнами большую часть поверхности. Так что карта была просто игрушкой, которой любила играть Килька. Должны же быть у человека развлечения?

— Вперед, — сказала она очень тихо, потому что громко не получалось, даже если приложить усилие. Со всей возможной тщательностью свернула карту и аккуратно поместила в прежнее место — карман рюкзака. — Нас ждут всяческие неприятности…

Прав был отец Илья, вот от громких звуков уже отвыкла, всего-то за три дня. Это следовало исправить, поэтому дальше по дороге Килька громко здоровалась с каждым встречным деревом ровно до тех пор, пока собственный голос не стал звучать вполне привычно.

Идти по трассе оказалось куда как проще и быстрее, чем по лесу. Зверье в этих местах водилось совершенно не пуганое и человека видело впервые. Зайцы и белки смотрели на Кильку настороженно, но прятаться не спешили. Она без труда поймала двух зайцев, всего лишь замерев на корточках у норы, из которой почти сразу же высунулась любопытная мордочка. Одного, самку с круглым животом, отпустила. Собственно Килька легко могла обойтись подножным кормом, но в случаях, когда точно не знаешь, какие испытания тебе предстоят завтра, всегда предпочтительнее мясо.

Людей она нашла еще через четыре дня.

За сутки до этого дорога сделала широкий разворот и вывела к большой реке.

Килька сошла с асфальта на скошенный берег и оказалась на краю обрыва. Покрытая зеленой порослью дорога за спиной текла дальше к югу, а на востоке, за полосой серой медленной воды глазам открывалась совершенно другая, пугающая картина — черная выжженная земля, местами неровная, словно вставшая на дыбы. По первому взгляду показалось, что там начинаются мертвые места, убитые еще во время войны, но потом в глаза бросились частые обгоревшие остатки деревьев. Значит, земля под ними живая.

— Похоже, выгорело большим пожаром, причем недавно, скорее всего, осенью, — сделала Килька вывод. Пожары были тем единственным, против чего не существовало способов борьбы, кроме одного варианта — бежать прочь как можно быстрее и дальше. Поэтому их семья обосновалась именно у реки, призванной в случае чего остановить огонь. В теории могло сработать, а на практике, к счастью, проверять ни разу не пришлось.

— Зарастет, — убежденно сообщила воде Килька, разворачиваясь назад к дороге. Через несколько километров река стала почти в два раза уже и дорога пересекла ее старым, но все еще крепким мостом.

А ступив в лес по ту сторону, Килька почти сразу же заметила в окружающем лесу ловушки. Старые рваные силки, парочку на птиц, несколько беличьих.

Выходило, что люди здесь бывали, хоть и прошло с тех пор не менее полугода. Также получалось, что дорога шла себе преспокойно дальше, на юг, а ловушки вели на восток.

Ну что же, Килька остановилась и провела прежний ритуал — нашла поваленное дерево, уселась на него и достала карту.

— Кырга… Кыргрыз… Кырзыгаз, — прочитала название города с третьего раза. Она подозревала, что прочитала неправильно, судя по тому, как веселился отец Илья, слушая ее прежние попытки разобрать написанные на карте буквы. Но, так или иначе, город с населением в пятьдесят тыс. человек (по прежнему счетчику, разумеется) расположился в двадцати километрах восточнее.

— Разумеется, мимо мы не пройдем, — сообщила Килька карте, заодно высматривая подходящий для стоянки населенный пункт недалеко от города. Нашла без проблем.

Людей она увидела следующим днем. Рюкзак с вещами был оставлен в деревне неподалеку, в хорошо сохранившемся доме с целой крышей и невредимыми кирпичными стенами. Кильке там так понравилось, что она даже выспалась на обнаруженной в одной из комнат кровати, хотя в спину немилосердно кололи пружины. Но чего не сделаешь ради удовлетворения собственного любопытства?

Итак, теперь Килька сидела на одном из деревьев, что начинались прямо у полосы полей и видела перед собой настоящих людей. Ими были несколько женщин, все в темной длинной одежде, с закрытыми капюшонами лицами. Легко представить, насколько неудобно работать в подобных одеяниях, но женщины терпеливо работали, путаясь в полах, но не пытаясь даже приподнять с лица низкие капюшоны. Причем работали руками… Мимолетную мысль, отчего эти люди не сделали каких-нибудь облегчающих труд приспособлений (ведь судя по количеству обрабатываемой земли, их число было немалым), Килька оставила на потом. Женщины двигались между грядками картофеля довольно быстро, почти прямой линией, не сделав в течении пары часов ни малейшей передышки.

Килька, конечно же, не была настолько глупа, чтобы вот так просто взять и выйти к людям. Да и не до того было.

Первый час она не могла закрыть рта, наблюдая за себе подобными, с трудом веря в происходящее, с восторгом впитывая движения и силуэты людей, которых никогда раньше — подумать только! — ни разу не видела.

Совсем незнакомых людей. Женщин.

— Люди-люди-люди… — шептала Килька, чувствуя себя дикарем, впервые натянувшим на голую задницу штаны.

После обеда стало припекать солнышко. Темная одежда… работа на раскаленной зноем земле…

Еще через час одна из женских фигурок не выдержала и сбросила капюшон, причем так неожиданно, что Килька чуть не свалилась с ветки, сильно подавшись вперед. Она жадно вглядывалась в новые черты, с такого расстояния плохо различимые, но точно не похожие ни на Танькины, ни на те, что Килька периодически наблюдала в зеркале.

Она была в восторге!

Когда на горизонте показался всадник, Килька улыбалась этим женщинам, этому неоспоримому доказательству своей удачи и жутко гордилась тем, что не зря подалась в бега. Все не зря! Ведь это — настоящие люди!

Женщины тоже заметили всадника, снявшая капюшон тут же накинула его обратно.

Всадник приближался очень быстро. Оказавшись от группы работниц на расстоянии нескольких метров, громко закричал и, судя по фигуре и голосу, это был мужчина. Женщины тут же оставили работу и бросились врассыпную, но практически сразу замерли на местах, словно не могли решить, куда лучше бежать. Когда мужчина оказался среди них, Килька увидела резкий взмах руки, сжимающей толстый хлыст. Через секунду хлыст опустился на спину женщины, которая снимала капюшон.

Остальные истошно завизжали, отпрыгивая от упавшей плашмя жертвы. Всадник, громко ругаясь, сделал круг и еще раз хлестнул обмякшее на земле тело. Образовалось небольшое столпотворение, женщины попадали на колени, пригибали голову к коленям, закрывались руками и выли, а Килькина улыбка застыла крепко-накрепко, словно удушенное янтарем насекомое.

Через несколько минут, прекратив орать, всадник развернулся и неторопливо потрусил в сторону города. За его спиной осталось одно распростертое на земле тело и несколько испуганных сжавшихся комочков в темной одежде.

— Люди? — удивленно переспросила Килька. Через пару секунд она отвернулась от поля и больше не прячась, спрыгнула на землю.

К жилому поселению в стороне, где исчез всадник Килька подобралась только в сумерках, так как растительности вокруг было слишком мало для качественной маскировки, а территорию вполне могли охранять.

Забором деревне служил высокий частокол из закопанных в землю остро заточенных сверху бревен. Дома, которые удалось разглядеть с пригорка, брошенные вдоль дороги предметы, старый мусор… Она довольно быстро сделала один весьма интересный вывод.

Буквально в километре от жилой деревни виднелся бывший городок, то бишь завалы камня, плитки, кирпичей, железа и других полезных в хозяйстве материалов. Как ни крути, забор из бетонных плит гораздо крепче и жароустойчивее, чем из дерева. По любому стальные и пластиковые канистры удобнее для перевозки воды, чем выдолбленные в сухой тыкве емкости. И уж точно несложный самодельный агрегат из железа, приделанный к лошади, обработает куда больше земли, чем несколько женщин, пусть даже сильных и выносливых. Но остатками цивилизации здесь не пользовались. А что это значит?.. Это значит, что жители города не пользуются старыми вещами принципиально, даже в случаях когда это способно сильно облегчить их жизнь.

Нерешенным оставался другой вопрос — почему не пользуются? Из каких таких соображений?

Уже стемнело. Килька кралась в нескольких метрах от забора, намереваясь обойти поселение по периметру и изучить все встречные детали — мало ли что попадется? Ведь так или иначе, рядом живые люди, а устройство всякого малознакомого общества в любом случае интересно и поучительно. Прохаживающихся вдоль той стороны забора охранников Килька слышала издалека, потому что те топали, словно пробудившиеся посреди зимы медведи. Тогда она замирала и ждала, пока они пройдут. Потом продолжала свой путь.

Выскользнув из-за очередной густой посадки фруктовых деревьев, Килька остановилась… Впереди виднелся пологий холм. На темном звездном небе четко отпечатались силуэты нескольких массивных тотемов, вырезанных из цельных деревьев, как минимум, полувековых.

Она не отрывала взгляда от открывшегося зрелища и подходила ближе, завороженная, уже почти не следя за окрестностями. Наконец тотемные столбы нависли сверху, будто наклонились посмотреть, что это к ним приползло.

Объем затраченных на работу времени и усилий потрясал. Но больше потрясало другое — под светом луны прекрасно можно было разглядеть, что к центральным трем столбам, увенчанным жуткими рычащими мордами, привязаны тела. И судя по их агонизируемым позам, а также по чернеющим в животе дырам, привязали их еще живыми.

Можно было бы предположить, что это преступники, которых казнили за ужасные преступления. Можно было бы… Если бы один из трупов не принадлежал ребенку лет десяти.

Килька медленно отступила, скользя по укрытому травой склону и уже не проявляя к поселению никакого интереса, отправилась в деревню, где оставила вещи.

Если это и есть люди, то ее они не интересуют.

***

Перед глазами, сколько головой ни крути — только серые высокие здания с рваными оконными проемами. Утром эти полные темноты дыры походят на глаза существ, что всю ночь мучились бессонницей. Может так и есть? Может и мучились? Только бессонница эта длится не ночь, а уже два десятка лет. И не пройдет, пока не замучает до смерти.

— За мной.

ППшер согласно кивнул и, отстав на шаг, пошел чуть позади. На углу улицы Ронька на минуту остановился, выбирая направление.

— Туда, — кивнул в переулок, где посреди дороги высился вход в подземку, засыпанный кем-то старательным уже незнамо сколько лет назад. Переулок вел на расположенную дугой улицу и дальше извилистой линией в самый центр города.

И они пошли…

Братья иногда позволяли себе подобные прогулки, которые могли затянуться так надолго, что приходилось ночевать прямо там, в каком-нибудь из высоченных, пустых и от этого гулких до боли в ушах зданий. Но зато в центре все еще можно обнаружить нечто интересное. И полезное. Редко, очень редко, но все же.

Вначале они шли, даже не скрываясь. Центр давно пустовал — все городские селились у окраины, в районе двух пересекающихся рек, там, где до войны стояли частные дома не выше трех этажей с большими прилегающими участками земли. Даже сейчас среди зарослей виднелись остатки массивных заборов с огрызками изящных решеток. Толпа разместилась в высотках за рекой, но тоже недалеко от банд, от которых кормилась.

Таких, как Ронька с ППшером, что предпочитали прятаться глубже среди брошенных остатков города было немного, потому что несмотря ни на что люди любили жить кучами, поближе друг к другу. Это братьев вполне устраивало, потому что они, наоборот, любили одиночество. Оно их успокаивало. Оно было родным и понятным. Незаменимым. Практически третьим братом.

Переулок быстро вывел к разросшемуся, почти непроходимому парку. Они пробрались по краю, где толстый асфальт все еще сдерживал буйную природную силу прущей вверх зелени, перелезли через завалы металлолома, смешанного со строительным мусором — что-то вроде баррикад, которыми во время войны пытались остановить карательные броневики, минули несколько кварталов, у разрушенной автострады недолго решали, стоит ли лезть по путанный арматуре и все-таки обошли стороной. К месту, куда хотел попасть Ронька они добрались, когда солнце стояло уже очень высоко. И еще один парк, расположенный весьма подходящим для их цели образом — прямо у огромной пустой площадки, перед несколькими громоздкими торговыми комплексами. Магазины обносили первым делом, как и склады поблизости, но Роньку тянуло именно сюда, а его интуиции может и не стоило доверять безоговорочно, но и проверить не мешало.

Когда брат обвел глазами все еще яркие коробки комплексов и свернул в сторону высоток, что охватывали площадь с правой стороны, ППшер все-таки не сдержался.

— Не успокоишься, пока стеклом напополам не перережет? — заявил, припоминая случай годичной давности — стекло небоскреба осыпалось точнехонько в момент, когда под ним прогуливался один из подростков-крысятников, все еще орудующих в городе и оставило от того аккуратно порубленные кусочки.

— Не тошни. Стекла зимой трескаются, от мороза. Сейчас мороза нет.

Ронька целенаправленно двигал к цели — крайнему корпусу с оранжевыми панелями в полную высоту огромных стен. На его правый край обвалился стоявший рядом дом, так что они прямо с улицы могли попасть внутрь здания, причем со стороны мелких офисных комнат.

Он шел все быстрее и быстрее. Но выскочив из-за очередного завала покорёженного железа, резко затормозил и остановился. ППшер тихо проскользнул со спины и встал рядом — напротив, в двух десятках метров стояло несколько тощих собак. Все высокие, темно-шёрстные, с острыми мордами. Еще через секунду три ближайших особи их заметили.

Еще через одну в первую собаку полетел небольшой нож и над тихой улицей разнесся визг боли. Следующее животное свалилось с ног, нанизанное на дротик — ППшер с детства привык гулять, сжимая в руке что-нибудь острое.

Вызванная неожиданным нападением паника оказалась достаточной, чтобы заставить остальную стаю отступить и броситься наутек. Двух оставшихся лежать на земле собак Ронька добил, хотя еда им была не нужна. Точнее они конечно не оставили бы мясо, если бы шли домой, но сейчас цель была другой. А прятать туши нет смысла — вокруг достаточно зверья, все равно найдут и сожрут раньше, чем братья соберутся возвращаться. Не собаки, так кошки, не кошки, так крысы. Но не оставлять же мучиться, никто не виноват, что сегодня победили другие хищники. Ронька втайне надеялся, что попади он в подобную ситуацию — найдется кто-нибудь, кто окажет ему такую же услугу — быстро прекратит мучение.

Подобрав нож и деревянный дротик, они снова шли медленно и аккуратно. С особой осторожностью лезли по завалу, за годы хоть и порядком спрессованному, но мало ли сколько внутри пустых пазух, которые в самый неожиданный момент могут просесть под весом. Впрочем, обошлось.

Спустившись в углу огромного торгового зала, братья осмотрелись, ничего на первый взгляд интересного не обнаружили и решили, что пора перекусить. Забрались глубоко в подсобные помещения, нашли комнату, забитую обрывками ткани и свалявшимися комками синтепона. Вероятно, тут хранились постельные принадлежности, но их давно разворошили и растрепали по всему полу. Одна стена помещения была проломлена, потому и выходов из комнаты получилось два, что не могло не радовать.

Они перекусили сухарями, вяленым мясом и практически сразу же заснули, зарывшись во все еще мягкие остатки прошлого мира. Их жизненная философия во многом была проста и даже примитивна — когда есть возможность лишний раз поспать или поесть, не стоит ее упускать.

ППшер проснулся первым и хлопал глазами, пытаясь понять, что именно его разбудило. Повернул голову — Ронька свернулся в калачик, засунув руки подмышки и уткнувшись головой в стену. Когда он спал, его лицо становилось удивительно детским и непохожим на себя обычного. Наверное, оно походило на лицо одного из его родителей. Если бы они были кровными братьями, ППшер смог бы увидеть в сонном лице Роньки черты своего отца или матери. Но родители у них были разные. Хотя… что это меняет, если готов отдать за брата жизнь?

И все же внешне они удивительно похожи. Вероятно потому что оба — потомки приморских жителей, поколений, иссушенных солнцем и тщательно просоленных морской водой. Смуглые и темноглазые, но без присущей степным жителям массивности костей и широты плеч. Слишком легкие на вид, слишком маловесные, отчего вначале имели массу проблем, пробивая дорогу наверх окружения лидера Краснокожих. Впрочем, это уже позади…

От воспоминаний прошлого ППшера отвлекли чужеродные звуки. Голоса…

Он крепко зажал Роньке рот, чтобы тот спросонья их не выдал, хотя Ронька всегда просыпался молча. Кто-то разговаривал совсем близко, может прямо за стеной и лучше найти чужаков первыми, чем ждать, пока они найдут тебя.

ППшер разулся, потому что в обуви ходить беззвучно у него не получалось. Носки не снял, слишком много острого мусора на полу. Скользнул вдоль стены, сзади так же тихо следовал Ронька. Обувь и вещи они оставили в комнате, где спали.

Очередная комната вывела в коридор, где голоса звучали уже вполне различимо. Братья замерли…

Через несколько минут оба быстро вернулись обратно в комнату, где Ронька опустился на пол, зажимая рукой рот, затыкая выпирающих оттуда хохот.

— Второй раз в одну воронку… — неверяще проговорил ППшер, устраиваясь рядом. Впрочем, времени рассиживаться не было.

Только что в одной из комнат склада Тарзан собственной персоной в компании трех особо приближенных охранников достали спрятанные в схроне лекарства и собрались переправлять их в свою крепость. Судя по скрытности операции, лекарства предназначались малому количеству людей, вернее только одной верхушке и светить подобным богатством перед остальным собратьями лидер тарзанщиков не пожелал.

Лекарства… Самая большая и ценная редкость по нынешним временам. Даже топливо так не ценится, хотя топлива уже несколько лет нет и никто не знает мест, где его можно взять. Даже оружие…

Четверо против двоих… но такая стоящая добыча! Братья молча обменялись возбужденными взглядами.

И снова все сложилось подозрительно удачно. К тому времени как они выбрались по завалу наружу и заняли позицию у черного входа, через который собирались двигаться тарзанщики, сразу обнаружили, что небольшую тележку на колесиках везут двое, а Тарзан с последним охранником вернулись в глубь комплекса. Курьеры ждать главаря не стали и покатили по улице, причем в сторону, где завал сливался с дорогой и мест устроить ловушку имелось предостаточно.

Бойцов убивать не стоило… Но неизвестно, сколько времени просидит Тарзан в здании, где, похоже, у него имеются и другие схроны. Что же он там припрятал? Нужно будет проверить.

Они думали практически об одном и том же и практически одновременно. За первым же углом нашлась подходящая свалка из смятых металлических щитов. Оставалось только встать по разные стороны прохода и немного подождать.

Идущий впереди мужик со шрамами на лице упал первым и уже не встал. Не то чтобы Ронька пытался целенаправленно его убить, но приложил по голове хорошенько, чтобы наверняка не дергался. Второй упал, потому что в бедро воткнулся дротик и поверх собачьей крови тут же окрасился человеческой. Рассмотреть напавших второй не успел, потратив время на попытку достать из-за пояса дубинку с металлическими бляшками. По голове получил раньше.

Хочешь жить — не выпускай из рук оружие. Никогда.

Братья быстро обыскали тела — огнестрельного не было. Какая-то нелепость — отправить людей на такое дело и не дать ни одного пистолета. Похоже, с патронами совсем глухо, всего пару лет назад Тарзан выдавал ближайшим соратникам огнестрельное. Или это просто ход такой — хочешь получше спрятать — выставь на общее обозрение?

Впрочем, не до этого.

Еще через несколько секунд ППшер бодро трусил по улице, отпинывая с дороги крупный мусор, а Ронька тяжело пыхтя, скакал за ним, таща за собой тележку.

Рисковали они сильно, Тарзан мог появиться в любую секунду, а уж он по любому имеет с собой пушку и без всяких раздумий пристрелит. Не пожалеет патронов. И не только за лекарства.

Но повезло.

Они спрятались в небоскребе через несколько домов от комплекса и до самой темноты сидели тихо-тихо.

Под утро вождь краснокожих принял в подарок от братьев тележку с лекарствами и рассказ о том, как по-дурному они ее добыли. Джиппер громко смеялся, но от Роньки не укрылись мимолетные взгляды, которые бросались вождем в их сторону. Над этими малопонятными взглядами стоило задуматься. Вернее, над их причиной.

Конечно же, самых лучших лекарств в переданных коробках уже не было. Антибиотиков, обезболивающих и большого полувысохшего флакона перекиси.

***

Дровяной навес, по случаю весны полупустой был практически единственным местом, где можно спрятаться и спокойно на нее смотреть. Степан прислонился спиной к деревянному боку избы и почти задержал дыхание. У крыльца Маська щебетала с двумя подружками. Не того боялся Степан, когда старался стать невидимым и неслышимым, что заметят и будут смеяться… нет, боялся, что вообще скользнут глазами, как по пустому месту и не скрываясь, продолжат секретничать дальше. Кто он? Просто приживалец из жалости. А Маська — она такая… И глаза ее самые синие, и волосы самые мягкие. А уж тело… Тут Степан с усилием останавливал бросившееся в галоп воображение и возвращался к вопросам более приземленным. Отец Маськи человек в деревне большой — умеет из металлических остатков создать что-то новое и полезное. Когда был моложе, сам искал подходящие куски железа, но сейчас и другие за него найдут, лишь бы работал. Мастер, одно слово. Здоровый, взгляд хмурый, а сердце мягкое, как весенняя травка, вон малолетнего сына дружка своего погибшего приютил и кормит.

И ничего, что тот с двенадцати лет впахивает за эту кормежку с утра до ночи, кому его труд заметить? Кошка и та свободней по дому ходит, чем Степан. Лишний раз покажешься на глаза хозяину — лишнюю наспех придуманную работу сделаешь.

Станет ли на такого смотреть красавица Маська?

Степан осторожно прижался обратно к стене. Сделал вдоль нее пару шагов и прислушался. Не следует так поступать с девушкой, что нравится, но как иначе услышать этот голос таким веселыми и ласковым, без обычных нетерпеливых интонаций, с которыми она обращается к нему?

— И что он сказал? — настойчиво спрашивала одна из подружек, — неужели правда сам заговорил?

— А то, — довольно улыбалась Маська. Степан и с закрытыми глазами видел эту улыбку, видел, как губы раздвигаются, показывая блестящий язычок. К лицу прилила краска.

— Сказал, дело важное ко мне, — горделиво продолжала Маська. — Если получится, будем парой.

— Так и сказал? — ахнули девчонки. — А смотрел как?

— Глаз горел, как у пьяного!

— Везучая… — добавили подружки уже с завистью.

— А то, — важно отвечала Маська. — Любит он меня, точно говорю! И я его люблю. Какая девка Русому бы отказала? Разве что совсем дура. А я не дура!

Русому… Степан сгорбился и медленно поплелся обратно. Не нужно было подслушивать, знал. Так что не на кого пенять. Ах, Маська, Маська. Ладно меня не любишь, но к этому… Русому. Как же не видишь, что он человек темный? Что многими крутит в своих интересах, а сам равнодушный, как будто деревяшка, а не человек?

Если бы Степан был решительнее, отправился бы к хозяину, да и сказал бы, что его единственная дочь с Русым встречаться вздумала, глядишь, в воспитательных целях посадил бы родитель единственную непутевую дочь под замок.

Но стоило ему собраться с силам и зайти в дом, а после в комнату Маськиного отца Карпа, как его тут же оглушил громкий злой голос.

— Чего тут шлындаешь? — хозяин вскочил и прикрыл спиной какие-то лежавшие на столе вещи. Если бы Степан был внимательнее, заметил бы, как руки Карпа подрагивают от непривычного напряжения. — А ну вон иди! И не смей заходить без спросу, выпорю!

Степан послушно исчез. Этой ночью он ночевал в остатках грязного сена рядом с лошадью, потому что в дом его так и не позвали, а сам зайти он не рискнул.

И тянулась прежняя жизнь и утешали только мысли о том, что все Богом предначертано и следует принимать наказания терпеливо и смиренно, ибо все мы получаем только то, что заслуживаем.