Обманутые надежды, или Чего не прощает любовь

Юлия Шилова

Тихо-мирно жить, не зная забот где-нибудь в Майями, и чтобы рядом был любимый, готовый ради тебя на все на свете – вот о чем мечтают Тома и ее подружка Лейсан. Но судьба порой подкидывает такие штучки, что только держись! На Тому в ее собственной квартире нападают бандиты и требуют драгоценности, о которых она понятия не имеет, исчезает любовник-француз. Дальше – больше: в подругу стреляли, соседку убили… в пору с ума сойти и покориться злодейке-судьбе, но Тома и Лейсан не опускают руки! Чтобы найти настоящую любовь, они готовы горы свернуть и совершить невозможное…

Глава 3

Когда Жан вышел из ванной, я была уже совершенно спокойна и смотрела на него глазами, в которых больше не было слёз.

— Такая ты мне нравишься больше, — одобрительно сказал он и принялся одеваться.

— Извини. Сама не знаю, что на меня нашло. — Я попыталась хоть как-то оправдать свое состояние и даже смогла улыбнуться, правда, улыбка получилась неестественной и была похожа скорее на какую-то гримасу.

Несмотря на жуткую грязь, нам всё же удалось погулять у кремля без резиновых сапог. Жан обнимал меня за плечи и, не обращая внимания на любопытство разглядывающих нас многочисленных строителей и рабочих, с присущей ему одержимостью фотографировал всё, что видел: кремль, мечеть, резиденцию президента, храм и памятник зодчим казанского кремля.

— Тебе здесь нравится?! — Я старалась перекричать шум работающей техники.

— Красиво! — как ни в чём не бывало отвечал мой француз, стараясь по возможности обходить грязь.

Вечером мы прошлись по казанскому «Арбату» и поехали ко мне домой, потому что Жан просто изнывал от любопытства посмотреть мою квартиру.

— Ты живёшь не на улице Чернышевского? — с иронией спросил он сразу, как только мы сели в машину.

— Нет. Я живу на улице Горького, — деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться.

— Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? — Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе.

— Наверное, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоём доме в Париже.

— В моём доме в Париже живёт моя семья.

— И что?

— А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живёшь одна. Твоя мать живёт в другом месте.

— Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи?

— Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец?

— В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но всё же нас призывают поддерживать отечественного производителя.

— Ты о чём? — не понял меня француз.

— Да так, о своём, о девичьем. Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как она покинула этот мир, и при воспоминаниях о её нежной и трепетной любви на мои глаза наворачиваются слёзы.

Её портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор как бабушки не стало, я ощущаю, как же сильно мне её не хватает. Из моей жизни исчезла надёжная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Всё, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст, и я доживу до старости, и хотелось бы встретить её совершенно спокойно и даже достойно, так, как встретила её моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на лице. Я хотела бы походить на неё. А ещё… Ещё я бы очень хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно её люблю. А однажды стало слишком поздно. Я не успела. Не успела… Она умерла.

По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать её фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слёзы Для меня она никогда не была старой и навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто её знал, блаженную и счастливую улыбку.

— Проходи, — немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. — Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания.

На самом деле я тщательно убралась, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть моё жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться.

— У тебя идеальный порядок, — тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. — У тебя очень мило.

— Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у неё. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушённый свет, лёгкую, манящую музыку и вот на этом круглом столе раскладывала карты.

— Я помню. Когда мы с тобой познакомились, ты много мне про неё рассказывала. Ты говорила, что она была гадалкой.

— Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала им жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. А ещё она гадала на кофейной гуще. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди. Я постаралась ничего не менять в этой квартире, а сохранить всё так, как было при ней. Даже сейчас, спустя пять лет, я чувствую незримое присутствие своей бабушки и ощущаю в этой квартире её дух.

— Ой, тогда ты очень опасная женщина. Ты внучка колдуньи. — Жан с опаской посмотрел на круглый, с несколькими подсвечниками антикварный стол, стоящий посреди комнаты. — Ты любишь зажигать свечи?

— Обожаю. Мне нравится запах горящих свечей. Мне вообще нравятся зажжённые свечи. Особенно когда они расставлены по всей комнате. — Остановив свой взгляд на портрете в дорогой позолоченной рамке, я грустно вздохнула и продолжила:

— Бабушка очень тяжело умирала. Говорят, что у тех, кто занимается колдовством, долгая и мучительная смерть. Она умирала в загородном доме. Это было страшное зрелище. Бабушка умирала две недели. Она кричала от боли и корчилась в муках. Мы с родителями плакали и не знали, как ей помочь. Вся деревня приходила к нашему дому и молилась за бабушку. Все знали, что у колдуньи слишком страшная и мучительная смерть, и каждый мысленно просил о том, чтобы ей стало легче и эти мучения закончились. А однажды вечером, когда мы с мамой сидели на крыльце, к нам подошла незнакомая женщина в чёрном и сказала, чтобы мой отец пробил отверстие на крыше, чтобы получилась так называемая дверь в небо. Тогда дух сможет быстро уйти, и бабушкины мучения закончатся. Эта женщина исчезла сразу, и больше мы её никогда не видели. Папа тут же пошёл на чердак и пробил в потолке дыру. Бабушка моментально перестала кричать, облегчённо вздохнула и, сказав нам всем о том, что очень сильно любит нас, умерла с блаженной улыбкой на устах.

— А я и не знал, что колдуньи так тяжело умирают, — заинтересовался моим рассказом Жан.

— Тяжело — это слишком мягко сказано. Ты даже представить себе не можешь, какая же это была долгая и мучительная смерть.

— И ты не боишься здесь жить? — Жан задал вопрос, очень сильно удививший меня.

— Как я могу бояться свою родную бабушку?

— Я имел в виду, что не боишься ли ты того, чем она занималась? В этой квартире достаточно много странных вещей. Почему ты не хочешь поменять эти обои на более светлые или убрать эти амулеты и совершенно непонятные статуэтки?

— У меня просто не поднимется на это рука. Я же уже говорила тебе о том, что я постаралась сохранить здесь присутствие бабушки.

— А тебе что-нибудь от неё передалось?

— Эта квартира, — не поняла я вопроса.

— Нет. Я имел в виду её дар.

— Не знаю. — Я тут же ушла от ответа, потому что сама неоднократно задавалась всё тем же вопросом. — Иногда мне кажется, что я не замечаю в себе ничего особенного. А иногда я нахожу в себе столько странного… А ещё… Ещё я точно знаю, что моя бабушка меня охраняет. Когда на меня наваливаются какие-нибудь проблемы или приходит беда, кто-то незримо делает всё возможное, чтобы я не пострадала. Это дух моей бабушки. Я знаю точно, что она и есть мой ангел-хранитель.

— А она когда-нибудь говорила о том, как сложится твоя судьба?

— Да.

— И что же она говорила? — Глаза Жана возбуждённо заблестели.

— Зачем тебе это?

— Мне интересно.

— Бабушка сказала, что у меня впереди длинный и достаточно трудный путь и она всегда будет рядом и никогда не даст меня в обиду, а все, кто попробуют причинить мне хоть какое-то зло, будут жестоко наказаны. А ещё она сказала, что мне не надо никого бояться, потому что я внучка колдуньи, и этим всё сказано.

— Получается, что ты веришь в колдовство.

— Верю, — не стала тянуть я с ответом. — Я не могу в него не верить, потому что видела своими глазами, какие странные и мистические вещи проделывала моя бабушка. Она даже людей вытаскивала с того света.

— А я нет. — Жан бросил на портрет бабушки задумчивый взгляд.

— Почему?

— Я реалист. Я не верю в сверхъестественные силы, а люди, которые считают себя колдунами, экстрасенсами и гадалками, — обыкновенные мошенники, которые подобным образом зарабатывают себе на жизнь.

— Моя бабушка никогда не была мошенницей. Любой человек, который обращался за помощью, мог ощутить результат её труда через обговоренное с ней время. Если она чувствовала, что ей что-то не под силу или она не хотела браться за какое-то дело, она просто отказывала людям, и всё. Как бы они её ни просили и сколько денег ни предлагали, она говорила твёрдое «нет».

— Но ведь она брала за это деньги.

— Конечно, брала, а почему она должна была отдавать людям свой дар бесплатно?! Она никого и никогда не обманывала. Народ всегда шёл к ней сам, без принуждения. Правда, некоторые её боялись и обходили стороной. Никто не мог сказать о ней плохо. Художник продаёт свою картину за деньги? Человек, который вырастил на своём огороде картошку, тоже продает её за деньги? Так почему же моя бабушка должна раздавать свои знания просто так?! Это несправедливо. В конце концов, мы же не при коммунизме живём. Свежим воздухом невозможно питаться.

— Извини. Я не хотел тебя обидеть. Я всего лишь высказал своё мнение.

— Оно у тебя неправильное. Сейчас конечно же полно мошенников и аферистов, но всё же есть люди, которые наделены настоящим даром от природы, и уж если они берут деньги, то гарантируют стопроцентный результат.

Почувствовав моё раздражение, Жан понял, как важна для меня добрая и светлая память о бабушке, и тут же ещё раз принёс мне свои извинения. Я повела гостя дальше по своей квартире и заметила, что больше всего его поразила моя кровать, которая тоже досталась мне в наследство от бабушки: из дуба, массивная, с большим шатром и деревянными слониками на ножках.

— А это что? — Жан посмотрел на стол, заваленный рукописями. — Это тот материал, про который ты мне рассказывала?

— Это титанический труд, который я собирала на протяжении многих лет. Тут целая трилогия про казанских царей. Ты ведь даже и представить себе не можешь, что Казанским ханством правили легендарные женщины. Именно они держали в своих руках бразды правления могущественным государством.

— Это и есть те исторические романы, которые ты пишешь на протяжении нескольких лет?

— Да, я про них тебе тоже рассказывала. Понимаешь, на наших прилавках ещё нет ничего подобного. У нас так мало книг об истории Казани. Есть только документальное чтиво. Я не думаю, что оно интересно широкому кругу читателей. Разве только специалистам. А это художественная литература, написанная живым и понятным языком.

— Почему это никто не публикует?

— Потому, что это никому не нужно.

— Ты хочешь сказать, что жителям города не интересна его история?

— Я ничего не хочу сказать. — Жану удалось задеть меня за живое. — Долгие годы я делала это только для себя, втайне надеясь, что это нужно кому-то ещё. Но ошиблась. В последнее время я всё больше и больше убеждалась, что, кроме меня, это не интересует никого. Но отчаиваться не буду. Просто собираю материал, компоную его в главы и надеюсь, что настанет момент, когда моей работой заинтересуются. Я обошла всех влиятельных людей, которые могли бы мне помочь издать книги, но увы. Некоторые не скрывали своего удивления и, проживая в Казани, даже понятия не имели о том, что здесь в давние времена правили женщины. Они искренне полагали, что женщины того периода сидели в гаремах и не могли даже подать голоса.

— И что ты будешь со всем этим делать? — Жан кивнул в сторону стола, заваленного бумагами.

— Писать дальше, — не раздумывая, ответила я, достала из холодильника бутылку шампанского и протянула французу:

— Ну что, отметим твой приезд?

— Ты же за рулём.

— Мы выпьем только по бокалу.

Жан принялся открывать бутылку, но непослушная пробка выстрелила, и мы одновременно прокричали:

— За счастье!

Почти полбутылки благополучно вылилось на пол, а Жан смотрел на меня тёплым взглядом и улыбался.

— Мы, не сговариваясь, прокричали с тобой одно и то же слово — СЧАСТЬЕ! Можно загадывать желание.

Взяв в руки бокал, я кивнула. И, не отводя взгляда от Жана, произнесла про себя одно-единственное желание, которое загадываю при любой возможности уже почти год. Я просила Бога, чёрта или кого угодно сделать так, чтобы этот мужчина был навсегда со мной рядом, чтобы эти приезды друг к другу закончились и чтобы мы были вместе, не понимая, как можно расстаться даже на сутки. Моя бабушка говорила мне о том, что в моей жизни будет большая любовь, о которой другие только мечтают, смотрят фильмы или читают в книгах. Мне казалось, что для осуществления моей мечты должен вмешаться кто-то сверху, будь то божественная сила или провидение. И совсем не важно, где наконец мы вместе — в реальной жизни, в раю или в аду. Это действительно не имеет никакого значения. Я знаю, что, где бы мы ни были, нам везде было бы хорошо вместе.

В этот момент вдруг раздался телефонный звонок, и я нехотя сняла трубку. На том конце провода послышался голос моей соседки, проживающей этажом выше.

— Томочка, ты дома?

— Если я взяла трубку, значит, я дома.

— Я к тебе со всё той же просьбой… В прошлый раз моя соседка просила у меня тонометр, и я сразу поняла, что с ней не всё в порядке.

— Валентина, как вы себя чувствуете?

— Ты же знаешь, что я звоню тебе тогда, когда мне плохо. Ты не могла бы занести мне аппарат?

— Валентина, дело в том, что я не одна. У меня гости.

В прошлый раз, когда я приносила своей соседке тонометр, мы попили с ней чай, и я посвятила её в свои дела сердечные. Накануне позвонил Жан, и мне хотелось с кем-то поделиться навалившимся на меня счастьем. Валентина была женщиной в годах, и за плечами у неё был богатый жизненный опыт. Она работала администратором в ресторане и крутилась в своей «кухне», как рыба в воде. Интересная внешне, она никогда не была замужем, и у неё не было детей. Валентина рассказала мне о том, как она одинока, и разоткровенничалась по поводу того, как ей не везёт с мужчинами. «Томка, что ни мужик, то обязательно альфонс. Прямо рок какой-то», — жаловалась она и курила креёкие сигареты. «Никогда не связывайся с альфонсами. От них одни неприятности и убытки, — учила она меня и злобно ругалась. — Они ведь даже ценить нас не умеют. Только пользуются и понижают нашу самооценку. Блин, я ненавижу альфонсов, а мне, кроме них, никто и не попадается. Липнут ко мне, как мухи на мёд. Что ни альфонс, то обязательно мой». Я в знак согласия кивала головой и пыталась понять, почему таким самодостаточным и сильным женщинам, как Валентина, и в самом деле так катастрофически не везёт с мужчинами.

— Валентина, зайдите, пожалуйста, сами.

— Что, так много гостей?

— Один, и издалека.

— Француз, что ли, приехал? — сразу смекнула Валентина.

— Он самый.

— Томочка, да я всё понимаю. Я тебя долго не задержу. Я только давление измерю и сразу тебе тонометр отдам. Просто если я сама к тебе пойду, то упаду прямо на лестнице. У меня в ушах жуткий гул, а перед глазами всё плывёт. Я уже и таблетки выпила, но ничего не помогает. Не знаю, может, «скорую» вызвать. Хотя… Если тебе некогда, я попробую до тебя хоть как-то дойти. За стеночку подержусь.

— Ни в коем случае, — тут же остановила я Валентину. — Я сейчас к вам сама поднимусь.

— А француз?

— Подождёт. Никуда не денется.

— Спасибо тебе, Томочка. Я перед тобой в долгу не останусь.

— Боже мой, о чём вы говорите. Главное, чтобы вы чувствовали себя хорошо. Знаете, мне, собственно, этот тонометр без надобности. Пусть он пока будет у вас, а если он мне понадобится, то я его потом заберу.

Положив трубку, я выдвинула ящик комода и достала аппарат.

— Жан, ты меня, пожалуйста, подожди. Я быстро. Только к соседке сбегаю. У неё давление очень высокое.

— Не переживай, я тебя подожду. Можно, я пока посмотрю твой альбом с фотографиями? Мне очень интересно на тебя маленькую посмотреть.

— Когда я была маленькой, я была гадким утёнком.

— Не верю.

— Я говорю тебе правду.

— Ты хочешь сказать, что гадкий утёнок превратился в красивого лебедя?

— Так оно и было. В детстве я всегда комплексовала по поводу своей внешности. Меня мальчишки в упор не замечали.

— Не верю.

— Хорошо. Посмотри фотографии и убедись в этом сам.

Положив перед Жаном альбом с фотографиями, я поцеловала его в щёку и понеслась к соседке.

Поднявшись на нужный этаж, я нажала кнопку звонка и посмотрела на раскрасневшуюся Валентину, которая, по всей вероятности, с трудом дошла до коридора, чтобы открыть мне дверь.

— Возьмите. Пусть он пока побудет у вас. — Я протянула женщине тонометр, но она его не взяла и отрицательно замотала головой.

— Ничего не передавай через порог. Плохая примета. Войди в квартиру.

Женщина завела меня в спальню и прилегла на кровать.

— Что-то мне совсем худо. Такое ощущение, что сейчас умру.

— Вы вся красная.

— У меня давление, наверное, под двести. Давай я померю.

— Конечно. Я вам его оставляю.

— Мне стыдно, что я постоянно прошу его у тебя, а у самой всё не хватает времени его купить.

— Да ерунда это всё. Извините. Я пойду, а то меня мой француз ждёт.

— Приехал всё-таки.

— Приехал, — радостно кивнула я.

— Дождалась. Любит, значит. Счастливая ты. Может, и меня с каким французом познакомишь. Если, конечно, не умру раньше времени. В последнее время моё здоровье оставляет желать лучшего.

— Да что вы такое говорите? Вы ещё молодая, красивая. Вам жить да жизни радоваться.

— Что-то я никакой радости от жизни не испытываю. Ни замуж не смогла выйти, ни детей нарожать. В старости даже стакан воды принести некому будет. Не хочу одинокую старость. Старость, знаешь, как быстро приходит. Даже не успеешь оглянуться, а она тут как тут, проклятая. Сначала ты понимаешь, что эта юбка становится для тебя слишком короткой и откровенной, этот вырез уже тебе не идёт, потому что в него никто не заглянет с интересом, а будут смотреть только с усмешкой. После постоянных неудач и разочарований в личной жизни ты приходишь к мнению, что самые хорошие мужчины уже давно на кладбище.

— Валентина, что это на вас нашло? Совсем расхворались. Вам ещё рано рассуждать о старости и уж тем более о кладбище. Вы прекрасно выглядите. Да когда вы идёте по улице, на вас оглядываются молоденькие мальчишки. Вам грех жаловаться.

— Ага, и все эти молоденькие мальчишки хотят не моего тела, не моей любви, а хотят пожить за мой счёт. Ты знаешь, я стала старой не столько внешне, сколько изнутри.

— Как это?

— У меня состарилась душа, и я ничего не могу с этим поделать. Посиди со мной пару минут, я только померю давление.

— Валентина, меня же ждут.

— Только пару минут.

Я села на краешек кровати и, посмотрев на ещё больше раскрасневшуюся женщину, осторожно спросила:

— А может, вам «скорую» вызвать? У вас такой вид, будто…

— Будто я сейчас умру, — докончила мою фразу Валентина.

— Вы действительно не очень хорошо выглядите.

Наклонившись, чтобы посмотреть на стрелку тонометра, я ощутила запах перегара. Только теперь до меня дошло, что женщина изрядно выпила и её состояние обусловлено чересчур большой дозой алкоголя.

— Валентина, а может, вам нужно поспать? Вы много выпили.

— Откуда ты знаешь? — смутилась женщина.

— Запах.

— Сто восемьдесят на сто. — Валентина положила рядом с собой тонометр и откинулась на подушку.

— Это очень большое давление. Его надо бы сбить.

— Перед глазами всё плывёт.

— Так, может, всё-таки «скорую»?

— Я не хочу «скорую». Посиди со мной ещё пару минут.

— Но только если пару… — нерешительно ответила я и представила Жана, который одиноко сидит в квартире и листает альбом с фотографиями.

— А ты была во Франции?

— Да.

— И как там Париж?

— Он потрясающий, этот город любви. Мне до сих пор не верится в то, что я там была, это как сказка, как сон.

— Я тоже хочу побывать в Париже.

— Так обязательно слетайте, если, конечно, средства позволят. Вы не пожалеете. Вы просто влюбитесь в этот город, и это будет любовь с первого взгляда.

— А твой француз живёт в замке?

— Почему? Нет. Он женат и живёт со своей семьёй. Я не была у него дома и не испытываю по этому поводу ни малейшего сожаления. В Париже мы жили в дорогом отеле. В номере был настоящий камин. Тогда мне действительно казалось, что я живу во дворце. Там было всё стилизовано под старину. Думаю, что за тот номер он заплатил приличные деньги. В отеле останавливается дорогая публика. Вечером, за ужином, мы слушали фортепьянную музыку и пили отменное французское вино. А что касается того, богат он или нет… У него нет миллионов, дворцов и лимузинов. Он совершенно обычный француз, работающий в крупной компании. Что ещё я могу сказать про него — он очень много работает, его ценят и уважают.

— Да кому нужно это уважение. С деньгами-то у него как? Он тебе помогает? Он спонсор или альфонс?

— Ну то, что не альфонс, совершенно точно. — Это сравнение вызвало на моём лице улыбку.

— Это радует, а то у нас своих альфонсов полно. Ещё не хватало, чтобы на наши харчи французские дармоеды наседали. Значит, он спонсор.

— Да и не спонсор он вовсе. Он же меня не содержит. Просто оплатил мне поездку во Францию, покупает цветы и подарки. По вашим суждениям, все мужчины делятся ровно на две категории, это спонсоры и альфонсы. Для меня это не так.

— Ты хочешь сказать, что есть золотая середина? Есть мужчины, которые не помогают и не требуют твоей помощи?

— Есть мужчины, которые просто любят, а мы просто любим их.

— И ты в это веришь?

— У меня сейчас именно такие отношения. Для меня важна только любовь.

— А почему ты не попросишь у него квартиру в центре Москвы?

— Зачем? Да мне кажется, что у него и нет таких денег. Он не настолько богат. Я с ним вовсе не из корысти, а потому, что очень сильно его люблю. Иногда даже кажется, что я без него умру.

— Но ведь он же женат.

— А что, разве женатого нельзя любить?

— Женатого должна любить его жена. — Слова Валентины вновь задели меня за живое, наверное, потому, что тема, которую она затронула, была самой больной темой в моих отношениях с Жаном. — Получается, что ты ему отдаёшь всю себя, а он только половину.

— Почему половину?

— Потому что другую половину он отдаёт своей жене. Она же у него не святым духом питается. Её муж и морально, и материально заботится о том, чтобы поддерживать их семейный очаг. С тобой такого очага у него нет. Значит, ту половину, которую он тебе не даёт, он должен восполнять деньгами. А то ишь как хорошо устроился.

— Да он никуда не устроился. Мы просто друг друга любим.

— Ой, Томочка, да ты уже не маленькая девочка. Пора уже снять розовые очочки и вылечиться от нездорового романтизма. Да с таких, как он, деньги надо тянуть, а не шашни крутить, чтобы после того, как все закончится, с пустой задницей не остаться.

— А почему это должно кончиться?

— Не смеши. Уж мы-то знаем, что вечной любви не бывает. Придёт время, страсти остынут, и ему надоест мотаться в Россию.

— Я могу приезжать к нему в Париж. — В моём голосе уже не было былой уверенности.

— Ему не только надоест мотаться в Россию, но и оплачивать твои поездки в Париж. Настанет момент, когда ему просто станет жалко на это денег. Он взвесит все «за» и «против» и подумает о том, что российская любовница сильно бьёт по карману. Намного проще обзавестись французской. И удобнее, и дешевле. Ну, что ты так на меня смотришь? Я правду тебе говорю. С любовницами не обращаются так, как с жёнами. Если отношение к жёнам отличается завидным постоянством, то любовниц часто меняют. Ты должна быть готова к разрыву и заранее позаботиться о том, с чем ты останешься после прекращения ваших отношений. А может быть, он разведётся?

— Нет, — покачала я головой.

— Ты уверена?

— Вполне. Он никогда не скрывал от меня своего положения, и я знала, на что иду. И вообще мне сейчас не хочется об этом говорить и рассуждать о ближайшем и далёком будущем. Мне хорошо, и я хочу пребывать в этом состоянии как можно дольше. Мне не стыдно за свои отношения и за то, что я живу одним днём. Меня сейчас всё устраивает.

— Наверное, ты права. Может быть, так и надо?! Просто любить и ничего не требовать взамен. А мне всегда казалось, что если просто любить, то тогда мужик тебе на шею сядет.

— Не знаю. На мою шею пока никто не садится.

— Может быть, потому, что мужик французский? Может, французские мужики не любят у баб на шее сидеть?

— Понятия не имею. — Я нервно посмотрела на часы и перевела взгляд на Валентину. — Я не могу вас осуждать, потому что вам действительно одни альфонсы попадались, но, может быть, вы не там мужчин ищете?

— А где их нужно искать?

— Не знаю, но только не в ресторане. Хотя иногда бывают и исключения из правил. Вот я нашла своего француза на курорте, хотя говорят, что курортные романы недолговечны и заканчиваются там же, где и начинаются, но есть примеры и достаточно крепких семей, которые образовались сразу после возвращения с курорта. Тут не предугадаешь.

— Это верно.

— Вам не лучше?

— Я не умру, — обнадежила меня Валентина.

— Конечно, не умрете.

— Я не умру, потому что мне ещё предстоит увидеть Париж. Я не умру, пока не увижу этот город. Ох, Париж… Париж… Город моей мечты.

Соседка замолчала и закрыла глаза. Я испуганно наклонилась, но, услышав чересчур громкий храп, облегчённо вздохнула и, оставив тонометр рядом с ней, вышла из спальни.

Спустившись к себе, я попыталась освободиться от какого-то неприятного осадка, оставшегося у меня после разговора с изрядно выпившей Валентиной, и, достав ключ, открыла входную дверь. Войдя в квартиру, я громко вскрикнула…