Крик души, или Никогда не бывшая твоей

Юлия Шилова, 2008

В глухой деревне, за прилавком сельского магазинчика красавице Анжеле остается только мечтать о принце на белом коне, который увезет ее далеко-далеко… И вот чудо свершилось! У дверей магазина останавливается белый «Мерседес», на пороге появляется шикарный мужчина. Жизнь Анжелы круто меняется – импозантный красавец приглашает ее в Москву, модный фотограф делает портфолио – Анжелу ждут карьера модели и обложки самых модных глянцевых журналов. Но тут судьба опять делает крутой вираж: ее покровителя убивают, и Анжеле стоит неимоверных усилий не потерять голову от навалившихся несчастий… Ранее роман Юлии Шиловой «Крик души, или Никогда не бывшая твоей» издавался под названием «Никогда не бывшая твоей»

Глава 5

Пробравшись между деревьями, я вышла на просторную поляну и увидела несколько незнакомых машин. В свете фар о чем-то оживленно беседовали мужчины. Вернее, они не просто беседовали. Разговор шел на повышенных тонах. Это было похоже на какую-то «стрелку», сходку, которую устраивают подальше от человеческих глаз. Река, лес, удаленность от жилья… Они чувствовали себя свободно, не таились, не оглядывались по сторонам, похоже, при необходимости готовы были достать оружие. Впервые за последнее время у меня сработал здравый рассудок, и я притаилась за деревом. Выходить на поляну и просить у незнакомых мужчин помощи слишком рискованно. Сначала надо понять, кто эти люди и для чего они здесь собрались.

По-прежнему шел дождь. Странно, но я к нему уже привыкла. Мокрый облегающий джинсовый костюм стягивал мою фигуру, словно тугой корсет. Мокрые спутанные волосы лезли в глаза. А еще кровь, сочившаяся из ран. Кровь, перемешанная с дождем…

— Все, мужики, по-моему, пора разбегаться, — сказал тот, что стоял у довольно дорогого джипа. — Дело сделано. Я думаю, ни у кого нет претензий. Андрей должен считаться пропавшим без вести. Никто и никогда не должен знать о том, что он мертв. Если всплывет его смерть, мы все попадем в жуткую ловушку. Мы лишимся того, что имеем. Конечно, жалко, что мы не можем похоронить его по-человечески. Так сложились обстоятельства, и мы ничего не можем изменить. Конечно, мы могли купить место на кладбище и похоронить его под другим именем, но на любом кладбище так много любопытных глаз… Мы будем его навещать здесь. И никаких памятников. Лишние подозрения нам ни к чему. Каждый из нас может найти это место с закрытыми глазами. Мы его чувствуем… Чувствуем тот свет, который пробивается из земли там, где захоронен Андрей.

Мужчина встал на колени и припал губами к земле. Поцеловав ее несколько раз, встал и даже не отряхнул брюки. Его примеру последовали остальные.

— Яков, а что решим по поводу родственников? — спросил тот, что встал с колен последним.

— Как договорились. Для родственников он будет тоже пропавшим без вести, — ответил Яков. — Жена, дети, мать, теща — пусть все остаются в неведении. О смерти Андрея знаем только мы пятеро, и в этой тайне никогда не будет шестого. Предлагаю посадить на месте захоронения Андрея пять елочек. Посадим плотным кольцом. Это будет добрый знак того, что мы, пятеро его близких друзей, всегда о нем помним, любим его и по-мужски скорбим. Только давайте побыстрее, мы и так уже промокли до нитки.

Мужчины достали лопаты, а я вытерла пот со лба и постаралась сдержать захлестнувшие меня эмоции. В моей ситуации лучше всего быть ниже травы, тише воды, не подавать никаких признаков жизни, потому что это совсем не те люди, которые могут помочь. Свидетельницей одного преступления я уже была со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь я стала свидетельницей каких-то загадочных похорон человека по имени Андрей. Получается, что я вновь ненужный свидетель, а ненужных свидетелей, как правило, убирают. Все это я хорошо понимала и, несмотря на паническое чувство страха, могла оценить ситуацию именно так, как она того заслуживала. И в то же время я понимала, что совершенно не знаю, где нахожусь и как мне выбраться к людям. Перспектива остаться в лесу одной вселяла в меня дикий ужас, чувство полной безысходности бросало в озноб.

Пока мужчины сажали деревья, я не сводила глаз со стоящего неподалеку джипа, принадлежавшего Якову, и пыталась рассмотреть, есть там кто-нибудь или нет. Передняя дверь была открыта. Когда практически все мужчины оказались ко мне спиной, я метнулась вперед, пулей влетела в джип, перелезла на заднее сиденье и притаилась.

Я не знала, что меня ждет дальше. Ясно было одно — джип обязательно привезет меня к людям, и я должна выбраться из него незамеченной. Точно так же, как я в него забралась. Буквально вжавшись в кожаное кресло, я старалась не дышать. Мне было страшно. И именно в этот момент я с особой теплотой подумала о своем поселке и о той спокойной жизни, которой я в нем жила. Вспомнилась соседка Варвара. Мы жили в соседних домах и выросли в одном дворе. Она раньше меня уехала покорять Москву, но вернулась ровно через два месяца. Вернулась совсем другим человеком. Из тихой, милой, доброй девушки за небольшой промежуток времени она превратилась черт знает в кого. Сломанная, нервная, озлобленная, она не желала ни с кем обсуждать свою несостоявшуюся жизнь. Но самое ужасное — ей казалось, что теперь всю жизнь на ней будет клеймо неудачницы, хотя в общем-то по большому счету деревенским было совершенно наплевать, куда и зачем она ездила. Варвара пришла проводить меня, когда я уезжала в Москву. Я стояла с дорожной сумкой, слушала наставления наших деревенских и ждала автобуса. Варвара стояла рядом и беспрестанно курила. Я чувствовала, что она хочет мне что-то сказать, но она молчала. Она просто курила. Она очень нервничала, и сигарета то и дело падала у нее из рук. Она тушила ее ногой и доставала из пачки очередную…

Очнувшись от воспоминаний, я сжала кулаки так, что руки пронзила боль. Надо ждать… Ждать, когда мужчины наконец разойдутся и сядут в свои машины. Оказалось, что ждать пришлось совсем недолго. Не прошло и нескольких минут, как мужчины распрощались и разошлись по своим машинам. Машин ровно пять, мужчин пятеро. Значит, я просчитала все правильно. В джип, в который я забралась, больше никто не сядет.

Я молила бога только об одном — чтобы случайно не чихнуть, не застонать от боли и панического страха. Яков помахал рукой товарищам, завел мотор и посмотрел в зеркало заднего вида. Я буквально вжалась в кресло и ощутила, что просто облилась холодным потом. Когда машина наконец тронулась, я уткнулась носом в кресло и принялась мечтать. Да, как ни странно, но даже в этой чудовищной ситуации я принялась мечтать, потому что мечтать я могла везде и сколько угодно. Я мечтала о том, что Яков, выбравшись из этого страшного леса, поедет не в какой-нибудь загородный коттедж, в котором он проживает с семьей, а направится к самому центру города и там вольется в сумасшедший поток уличного движения. В конце концов, город не лес, в городе не так страшно. По крайней мере я смогу закричать, выскочить на любом светофоре прямо посреди шумного проспекта и побежать туда, где толпится народ, броситься на шею первому встречному, выплакаться, рассказать ему о том, что со мной произошло. Хорошо бы выскочить из машины где-нибудь у вокзала, потому что у вокзала всегда толпится народ: одни рвутся в город, а другие, наоборот, спешат побыстрее из него выбраться. Ни привокзальная сутолока, ни радость людей от долгожданных встреч, ни слезы от чересчур тяжелых расставаний не помешали бы мне найти плечо, на котором бы я смогла выплакаться.

«Только бы этот гребаный Яков ехал в город, — как заклинание твердила я про себя. — Только бы он поехал в город».

Я уже и сама не понимала, какие чувства вызывал у меня город, в который я приехала. Еще совсем недавно мне казалось, что мое место здесь и я смогу жить только в Москве. До недавнего времени мне нравилось в ней буквально все, я испытывала пьянящую радость, любуясь ее сказочной красотой, жадно впитывала звуки огромной разношерстной толпы и будоражащий ритм. Мне даже казалось, что у меня есть какое-то родство с этим городом. Словно мы одной крови… Просто судьба закинула меня в глухую, бесперспективную деревню. Но есть же такое понятие, как зов крови. Вот я и приехала в Москву. Что-то меня звало, что-то сработало внутри. Я приехала, чтобы завоевать этот город. А потом я встретила Александра, пообещавшего сделать из меня известную модель. Это была судьба, вернее, шанс, который дала мне судьба. Не использовать его было бы по меньшей мере глупо. Я помню, как я растерялась, когда лицом к лицу столкнулась с городом, о котором грезила с самого раннего детства. Помню, я встала посреди шумной площади и… поняла, что мне просто некуда идти. В кармане — только адрес дальних знакомых. Я смотрела на большие многоэтажные дома как зачарованная. Город казался мне просто волшебным. «Господи, как же ты красива, Москва… Как ты красива…» — шептала я и смотрела по сторонам восхищенным взглядом. А когда я села в автобус и за окном замелькали различные рестораны, казино и красивые рекламы ночных клубов, я смахнула слезы: «Именно такое королевство достойно настоящей принцессы». Проще говоря, оно достойно меня. А я… Я всегда была принцессой и всегда чувствовала в себе королевскую кровь. Даже помогая матери на ферме… Даже стоя за прилавком опостылевшего деревенского магазина. Я всегда знала, что это не мое, что это случайно. Что это просто нелепое недоразумение, глупая ошибка судьбы, неразбериха и какая-то путаница. Я никогда не танцевала на местной дискотеке и никогда не ходила в местный кинотеатр, потому что всегда знала — меня ждут яркие огни настоящих дорогих увеселительных заведений.

Как же быстро все изменилось. Как же быстро… Я боялась не только московских заведений, я боялась и самой Москвы. Здесь могут запросто убить человека только за то, что он далеко не бедный и у него есть «мерседес» последней модели. Тут могут запросто похоронить лучшего друга не где-нибудь на кладбище, а прямо посреди леса и держать родных в неведении по поводу его судьбы… А еще тут живут страшные люди, у которых есть такие же страшные деньги, и живут они по очень страшным правилам. Прямо как отрывок из сказки, которой дети по ночам пугают друг друга. «…В страшном, страшном городе стояли страшные, страшные здания, а в этих страшных, страшных зданиях жили страшные, страшные люди. Страшными, страшными ночами эти страшные, страшные люди делали страшные, страшные дела, от которых жизнь в этом страшном, страшном городе становилась еще страшнее…» Наверное, эта страшная сказка из детства была как раз про Москву.

Мои размышления прервал звонок мобильного телефона Якова. Он быстро вытащил мобильный из кармана и решительно произнес:

— Слушаю. — Затем небольшая пауза. — Скоро буду. У меня свои дела. Что я делаю? Зоя, я тебе уже тысячу раз говорил, что я зарабатываю деньги. Ну и что, что уже глубокая ночь! У меня рабочий день не нормирован. — Яков ухмыльнулся и дернул плечом. — Почему? Что почему?! Почему у меня рабочий день не нормирован?! Какие дела могут быть ночью?! Отвечаю. У человека, который зарабатывает нормальные деньги, дела могут быть в любое время суток. И ты, между прочим, Зоинька, на эти самые денежки живешь и ни в чем себе не отказываешь. Катаешься как сыр в масле, покупаешь различные шмотки и жрешь дорогие спиртные напитки в неограниченных количествах. А я, между прочим, не работяга на заводе и у станка не стою! Поэтому ты вопросы типа где я сейчас нахожусь и что делаю не задавай. И еще, Зоинька, тебе бы спать пора, а ты, я смотрю, маешься от безделья и пропиваешь деньги, которые я зарабатываю непосильным трудом. Ах, ты еще смеешься! Ты что ржешь, как лошадь?! Прекрати ржать, я сказал! Я бы на твоем месте не смеялся. Ты считаешь, что нам деньги с неба падают, что я ни хрена не делаю?! Зоя, ты зачем так нажралась?! Девочка, ты хоть сама понимаешь, как далеко зашла?! Ты стала алкоголичкой!!! Ты же перестаешь быть человеком, становишься неодушевленной вещью.

Опять пауза. Мне даже показалось, что Яков окончил разговор, но я ошиблась.

— Дорогая, я не обзываюсь. — Перепады в его настроении настораживали. С оглушительного крика он перешел на мягкий, совершенно спокойный тон. — Я же тебе сказал, что не обзываюсь. Я уже давно не в том возрасте, просто называю вещи своими именами. Милая, ты оскорбилась, что я назвал тебя вещью. Но если ты и впредь будешь жрать спиртное в таких количествах, ты и в самом деле скоро станешь для меня использованной вещью. У тебя еще есть шанс исправиться. А пока ты не вещь. Если ты в самое ближайшее время не закончишь жрать свои джины, виски и бренди, я тебя зашью, как делают с самыми безнадежными алкоголиками. Все, дорогая, скоро увидимся. Постарайся уснуть. Ты же знаешь, я не люблю, когда мне в лицо дышат перегаром.

Джип помчался еще быстрее. Я сидела ни жива ни мертва и боялась, что хозяин джипа услышит, как сильно стучит мое сердце. Мне казалось, что стучит оно чересчур громко. Правда, я никогда не слышала, как стучит чужое сердце на том расстоянии, на котором сидит от меня Яков. Я попыталась слегка приподняться и посмотреть в окно. Впереди была темная трасса. Никаких признаков жилья. Если я все правильно поняла, Яков едет к Зое. Зоя, его жена, страдает от постоянного отсутствия своего супруга и глушит свою боль, называемую одиночеством, тем, что пьет по ночам. Интересно, где живет эта малоприятная семейка? Конечно, малоприятная. Зажравшаяся жена-алкоголичка и муж, по всей вероятности, братской национальности, который морочит жене голову. Где же живет эта семья? Где? Хорошо, если в Москве. А если опять где-нибудь за городом? Бог мой, мне совсем это не нужно. Мне нужно в город. Туда, где много народу. А если правду сказать, у меня появилось дикое желание приехать на вокзал, купить билет, укатить в свою деревню, забыть все, как страшный сон, полный кошмаров.

Наконец мы выехали на центральную трассу, и я почувствовала себя значительно лучше, даже подумала, что моя паника была преждевременной. Сейчас мы обязательно приедем в Москву, и, наверное, в самый ее центр, потому что такие люди на таких джипах живут в центре. Приедем на Арбат, Яков остановит машину, и мне… мне будет нужно как-то из нее выйти. Было бы хорошо, если бы он кого-то встретил, с кем-то поговорил. Я бы за это время успела выскочить из машины. Господи, какая чушь у меня в голове! Кого он может встретить посреди ночи? Значит… значит, я должна выйти заранее. Я должна выйти до того, как Яков доедет до своего дома, ведь как только мужчина подъедет к своему дому, он тут же громко хлопнет дверцей и быстро уйдет. А я останусь в машине. Неизвестно, на какой срок. Можно, конечно, разбить стекло, но такая дорогая машина обязательно нафарширована сигнализацией, и как только она сработает, сразу вернется хозяин. Хорошо, если у меня получится убежать, а если нет? В лучшем случае — тюрьма, в худшем — он меня просто убьет. Нет уж, лучше выскочить на светофоре и где-нибудь в людном месте… Хорошо сказать, но как это сделать? Может быть, постучать этого Якова по спине, просунуть голову между спинками сидений и произнести жалобным голосом: «Яков, будь человеком. Останови, пожалуйста. Мне нужно здесь выйти»?

Конец ознакомительного фрагмента.