Заблудившаяся половинка, или Танцующая в одиночестве

Юлия Шилова, 2009

Красота, любовь и счастье. У нее было все это, но так недолго. Кто скажет, как удержать три драгоценные дара, как пронести их через всю жизнь? Сила взаимной любви, казалось бы, способна перевернуть мир, но наталкивается на жестокую преграду – чужую страсть и злобу. Что победит в этой схватке? Иногда отчаяние и страх охватывают Нину, и уже не верится, что ей суждено счастье. Оно возможно! Но только при условии, если любимый будет рядом…

Глава 4

Не знаю, сколько времени мы пролежали под кроватью, я просто потеряла ему счет. Я лежала лицом вниз и, только когда наступила полнейшая тишина, потихоньку подняла голову. Именно с этой наступившей тишиной мне показалось, что застыло и само время, а может быть, оно не застыло, но с этой минуты начался совсем другой отсчет. Мы с Серегой посмотрели друг на друга. Первым пришел в себя Сергей:

— Ты как?

— Не знаю, — судорожно пожала плечами я.

Сергей взял меня за руку и посмотрел мне в глаза.

— Нина, послушай меня внимательно. Ты сейчас лежи, пожалуйста, здесь и не вздумай вылезать. Я скоро вернусь.

— Ты куда? — Я сжала руку Сергея как можно сильнее. Он понял, что я очень боюсь остаться одна.

— Я ненадолго. Хочу посмотреть, что случилось. Сейчас вернусь.

— Я с тобой.

— Я не могу тобой рисковать. Я должен убедиться, что в доме никого нет.

Посмотрев на Сергея беспомощным взглядом, я тихонько всхлипнула.

— Ты говоришь, что в доме никого нет… Как же так, ведь столько народу было?! День рождения все-таки. Там Ленька, твой друг, мой одноклассник… Послушай, музыка не играет. Почему не играет музыка? Ведь было очень весело. Все танцевали. Когда мы с тобой уходили, все танцевали. Я хорошо помню, что все танцевали. Ленька заигрывал с соседкой по столу. Кормил ее с ложечки и украдкой смотрел на мою реакцию. Сереж, почему не играет музыка?

— Наверное, потому, что закончился диск.

— А почему никто не поменяет диск?

— Не знаю. Наверное, потому, что менять некому.

— Как это — некому? А где все?

— Нина, я ничего не знаю. Я же был здесь с тобой. Сейчас все узнаю.

— Ты хочешь оставить меня одну?

— Я ненадолго.

— Почему в доме так тихо? Почему никто не смеется? — Я почувствовала, что еще немного, и у меня начнется истерика. Меня слегка затошнило и помутнело в глазах.

— Наверно, потому, что все спят…

— Спят?!

— Спят. Нина, лежи здесь, я пойду посмотрю, может, кому-нибудь еще можно успеть оказать помощь.

— Помощь?!

— Вот именно, помощь.

Я вцепилась в Сергея мертвой хваткой и затряслась как в лихорадке.

— Сереж, я здесь одна не буду! А вдруг ты уйдешь и больше не вернешься?! Вдруг эти люди сюда вернутся?!

— Какие люди?

— Те, у которых автоматы… Которые стреляли по кровати и шкафу.

— Обычно они не возвращаются…

— А вдруг вернутся?!

— Именно поэтому я и прошу тебя остаться здесь.

— А если с тобой что-нибудь случится?

— Тогда ты дождешься, пока прибудет милиция, и только тогда вылезешь из своего укрытия.

— Я с тобой…

Поняв, что со мной бесполезно спорить, Сергей освободился от моих настойчивых рук и вылез из-под кровати. Я выползла следом за ним и тут же почувствовала, как затекло мое тело. Ноги были ватными, казалось, я просто разучилась ходить. Мы были совершенно голые, но просто не замечали этого. Когда мы открыли дверь и вышли из спальни, я вскрикнула и чуть было не лишилась рассудка. Везде была кровь. Вся комната, в которой еще совсем недавно шло шумное веселье, была залита кровью… Кровь была на лицах, на костюмах, на вечерних платьях, на рубашках, на руках… Было тихо, только у кого-то звонил мобильный, а этот кто-то даже при самом большом желании не мог ответить на вызов…

— Все спят. — Я не узнала свой собственный голос. Он стал каким-то глухим и грубым. — Все крепко спят…

Я подошла к спящему Леньке, голова которого лежала на столе рядом с простреленной головой девушки, совсем недавно оказывавшей ему знаки внимания. Автоматная очередь пробежала прямо по их затылкам. Взяв Ленькину руку, я попыталась нащупать пульс, но после всего, что произошло, его не могло быть.

— В живых никого не оставили, — гробовым голосом сделал заключение Сергей и, взяв лежавший рядом с Ленькой мобильник, стал нажимать на кнопки.

— Ты куда звонишь?

— В милицию.

— В милицию?

— Конечно. Если бы это был не мой дом, мы просто хлопнули бы дверью и уехали, но так как я хозяин, я просто обязан вызвать милицию.

Пока Сергей объяснял дежурному, что здесь произошло, и называл свой адрес, я взяла другой мобильный телефон, который не замолкал ни на секунду с того момента, как только мы вошли в зал. Сама не зная зачем, я нажала «ОК» и, проглатывая слезы, произнесла:

— Да, слушаю.

— А кто это? — послышался детский голос.

— Это Нина.

— А где моя мама?

— Мама сейчас не может подойти к телефону.

— А папа?

— Папа сейчас тоже не может подойти.

— Родители обещали приехать ровно в двенадцать, а уже первый час. — Детский голос был близок к истерике. — Мама позвонила, сказала, что они скоро приедут и чтобы я ложилась спать, но я не могу лечь спать, мне очень страшно. Я жду своих родителей.

— А у тебя есть бабушка?

— Есть.

— А где она?

— У себя дома.

— А где ее дом?

— В другом районе.

— Позвони бабушке и скажи, чтобы она срочно к тебе приехала.

— А зачем?

— Затем, чтобы тебе не было страшно.

— А где мои родители?

— Они задержатся. Только обещай мне, что сейчас ты позвонишь бабушке. Обещаешь?

— Обещаю, — растерялся ребенок.

— Вот молодец. Как только папа с мамой освободятся, они сразу к тебе приедут.

Почувствовав, что я больше не могу врать, я выключила телефон, бросила его на пол и, обхватив голову руками, громко, по-бабьи, заревела. Я чувствовала, как оттаивают мои мысли, которые еще совсем недавно были будто замороженные. Я сразу поняла, что сейчас осталась жива по счастливой случайности, что, если бы мы с Сергеем не решили уединиться в спальне, я бы уже лежала вместе со всеми с простреленной головой.

Подошел Сергей, обнял меня и попытался успокоить:

— Нина, сейчас сюда приедет милиция. Успокойся, пожалуйста, скоро здесь будут сотрудники милиции…

— И что будет?

— Да ничего не будет.

— Что она сделает?

— Ничего она не сделает.

Взволнованный Сергей вытер мои слезы и посмотрел мне в глаза. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что он с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться вместе со мной.

— Если бы ты только знала, сколько сегодня у меня погибло друзей… Если бы ты только знала…

— А кто их убил? Кто были эти люди?

— Я не знаю. Я вообще ничего не понимаю…

— Сережа, ты веришь в Бога?

— Верю, — тихо сказал Сергей.

— И я верю. Вот только не пойму, почему Бог это допустил. Ведь он же всегда за справедливость. Как же можно было такое допустить?

— Бог их накажет.

— Он должен был этого не допустить…

— Зачастую люди сами не ведают, что творят, и идут против воли Божьей. Бог никому ничего не должен. Он их накажет, вот увидишь, он их накажет…

— Послушай, ведь даже подумать страшно, что все эти люди ехали сюда для того, чтобы встретиться с собственной смертью. Наряжались, надевали вечерние платья, костюмы, покупали цветы, дорогие подарки, целовали своих детей и говорили, что скоро вернутся… А почему же мы с тобой остались живы? Почему?

— Мы остались живы по великой случайности.

— А разве можно остаться живыми по случайности? Можно умереть по случайности, но чтобы остаться живыми…

— Выходит, что можно.

Я посмотрела на свои руки и увидела, что они в крови: я пыталась нащупать хоть у кого-нибудь пульс, везде натыкалась на кровь… Милиция примчалась очень скоро и была поражена тем, что увидела. Я стояла совершенно голая, смотрела на людей в форме полными слез глазами и не понимала, что я раздета. Не понимала. Когда один из сотрудников милиции предложил мне одеться, уже одевшийся Сергей взял меня под руки и отвел в спальню, чтобы я смогла привести себя в божеский вид.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил он, бережно помогая мне одеться.

— Паршиво.

— Нам придется всю ночь давать показания. Дождемся, пока дом покинет милиция и увезут трупы. Потом я отвезу тебя. Ты сможешь?

— Что?

— Сможешь давать показания?

— Я не хочу ничего давать. Я ничего не видела.

— Так и говори, что ничего не видела, что когда случилась трагедия, ты была под кроватью.

Давая показания, я говорила чистую правду и искоса наблюдала за тем, как из дома начинают уносить тела погибших. Я говорила, что ничего не видела, потому что все время находилась под кроватью, и что сегодня я уцелела по счастливой случайности, потому что захотела остаться наедине с понравившимся мне мужчиной. Когда меня спросили, замужем я или нет, я робко ответила, что замужем, и точно так же робко продиктовала свой домашний адрес. Когда люди в форме принялись рассматривать ту кровать, под которой мы прятались, они были очень удивлены, потому что она вся была иссечена пулями. Как в нас не попали, оставалось загадкой. Милиционеры непонимающе качали головами и говорили, что мы оба родились в рубашках и что сегодня у нас второй день рождения, у нас не было шансов спастись. Странно, но у нас не было ни единой царапины. В их глазах читалось даже какое-то недоверие.

Меня еще о чем-то спрашивали, искали хоть что-то, за что можно было зацепиться, давали листок и просили нарисовать те три пары ботинок, которые я видела. Но у меня ничего не получалось, потому что после того, как я увидела иссеченную пулями кровать, я стала плохо соображать. Помню только, говорила, что поехала со своим одноклассником на день рождения, и что когда я ехала в эту компанию, никого, кроме него самого, не знала.

— А как же виновник торжества по имени Сергей? — Оперативник прищурил глаза и посмотрел на меня пронзительным взглядом. — Как же он? Вы были знакомы с ним ранее?

— Нет, — покачала я головой. — Сегодня я увидела его в первый раз.

— В первый раз?

— В первый.

— Вы видели человека в первый раз в жизни и пошли с ним в постель?

Оперативник неприятно усмехнулся и посмотрел на меня все тем же подозрительным взглядом. Видимо, в наших «органах» так всегда. Независимо от того, кто ты — потерпевший или преступник, — ты заслуживаешь только подозрительного взгляда, напрочь лишенного хоть какого-нибудь сострадания.

— Да, пошла. А что, в постель нужно идти со второго раза?

— Мне кажется, что в постель люди должны идти только тогда, когда они достаточно хорошо друг друга знают и между ними есть определенные чувства.

— Вы рассуждаете по старинке. Сейчас на подобные вещи смотрят иначе.

— Возможно. Наверное, именно то, что вы смотрите на подобные вещи иначе, чем я, вас и спасло. — Оперативник по-прежнему не сводил с меня своих недружелюбных глаз. — Скажите, а вы не знали, чем занимался ваш одноклассник?

— В смысле?

— В смысле того, где он работает и какими делами крутит?

— Нет. Мы про это не говорили. Я же вам объясняю, мы очень давно не виделись.

— Слишком давно не виделись, а когда встретились, вам было совсем неинтересно узнать, чем занимается ваш старый друг?

— Я об этом как-то не подумала… А что, он занимается, вернее, нет… — Я замолчала, а затем продолжила: — Он занимался чем-то противозаконным? — Мне было тяжело привыкать к тому, что теперь я должна говорить о своем однокласснике в прошедшем времени.

— Это мы хотели бы уточнить у вас.

— Но я не располагаю такой информацией… Простите, но мне кажется, я ничем не могу вам помочь.

Когда так называемая беседа наконец-то закончилась — оперативник понял, что я не могу внести хоть какую-нибудь ясность в это дело, — я оперлась о стенку и закрыла глаза. В висках пульсировала кровь, перед глазами один за другим возникали люди, насквозь пробитые автоматной очередью. Мне даже стало казаться, что я вижу, как их расстреливают… Вижу эти пули, похожие на черные молнии. Я все это вижу, все это чувствую и принимаю чужую боль…

— Нина, ты в порядке?

Я открыла глаза и увидела стоящего рядом с собой Сергея.

— Разве я могу быть в порядке после того, что произошло?

— Ты держишься молодцом. Народ потихоньку вывозят.

— Леньку уже увезли?

— Леньку увезли.

— Жалко, я ведь с ним даже попрощаться не успела.

Когда мы остались с Сергеем вдвоем, он подошел к столу, который просто ломился от давно уже остывших блюд, налил себе полный стакан водки и выпил его одним махом. Засунув в рот соленый огурец, он посмотрел на меня заметно покрасневшими глазами и произнес:

— Ты не смотри, что я водки выпил. Я обещал тебя домой отвезти, значит, отвезу. Можно ехать. Начало светать.

— Но ведь ты же выпил водки?! Целый стакан!

— Я могу выпить бутылку…

— Это много.

— Ничего страшного. Я могу вести машину в любом состоянии.

Я вновь посмотрела на столы и неуверенно спросила:

— А со всем этим что делать?

— Оставить все как есть.

— Ты сюда скоро вернешься?

— Не знаю, смогу ли я вообще сюда вернуться… Пока я к этому не готов.

— Ты предлагаешь оставить все как есть?

— Вот именно.

— Но ведь все протухнет… Представляешь, что будет в этой комнате, когда ты решишь сюда вернуться?

— Ты хочешь убрать? У тебя есть силы, чтобы все убрать и перемыть посуду?

— У меня нет таких сил, — честно призналась я и опустила глаза.

— Даже если бы они у тебя были, я бы тебе никогда не позволил. Я оставлю ключи соседке. Она постарается сделать все возможное, чтобы этот дом как можно меньше напоминал о той страшной трагедии, которая в нем произошла…

— Что ты будешь делать с домом в дальнейшем?

— Не знаю. Я об этом еще не думал.

— Даже если ты и захочешь его продать, его вряд ли кто купит. После такой трагедии его не продашь даже за гроши.

— Я не могу его продать. Здесь прошло мое детство.

Окинув прощальным взглядом некогда гостепри-имный дом, мы вышли на улицу. Пока Сергей отдавал ключ соседке, я не без боли в сердце смотрела на припаркованные к дому машины и с ужасом понимала, что они уже никогда не дождутся своих хозяев. Остановив свой взгляд на машине Леонида, я тяжело вздохнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы…

— Нин, ну что, поехали?

— Что будет с этими машинами?

— Родственники приедут и заберут.

— А с Ленькиной?

— У Леньки тоже есть родственники.

Уткнувшись головой в мощную грудь Сергея, я застонала и еле слышно произнесла:

— Мне страшно.

— Уже нечего бояться. Самое страшное позади. Все обошлось.

— Мне страшно оттого, что к тебе я ехала с Ленькой, а уезжаю одна. Мне страшно, потому что его больше нет.

Мы сели в Сережкин джип, я почувствовала себя значительно лучше и немного расслабилась. Я и сама не знаю, почему его мощная красивая машина подействовала на меня подобным образом. Возможно, потому что я почувствовала себя в безопасности и поняла — мне больше ничто не угрожает. Джип вызывал на дороге двоякое чувство — как уважение, так и опасение. Его боялись. Ему уступали дорогу… А его хозяин не обращал внимания ни на дорожные знаки, ни на правила дорожного этикета. Он громко сигналил, гнал машины в другой ряд, несся с бешеной скоростью, перестраивался тогда, когда считал нужным, и откровенно кого-нибудь подрезал.

Мы ехали молча, не проронили ни единого слова. Наверное, каждый из нас думал о чем-то своем. Каждому хотелось разобраться со своими чувствами наедине с самим собой. Не знаю, о чем думал Сергей, но я думала о Леньке, о том, что в школьные годы мы были по-настоящему дружны. Между нами не было никаких «личных» чувств. Ни детских, ни юношеских и уж тем более повзрослевших. Мы просто дружили и испытывали друг к другу братские чувства. У нас были, если так можно сказать, товарищеские отношения. Хотя… В эту встречу мне показалось, что Ленька испытывает ко мне нечто большее, чем просто дружеские чувства… Я уже давно стала женщиной, а женщина всегда чувствует душу мужчины. Он смотрел на меня глазами, в которых была грусть, тоска по чему-то давно ушедшему, которое уже никогда не вернется… Может быть, у него это со школьной скамьи? Может быть, он это просто умело маскировал? Может быть, я значила для него больше, чем просто одноклассница? От этих мыслей у меня стала разламываться голова, и я почему-то вспомнила тот давний случай, когда Ленька набрал мой номер телефона и сказал, что он женится. Он не приглашал меня на свадьбу, не говорил о том, что счастлив и как ему повезло… Он просто сказал одну-единственную фразу: «Нина, я женюсь», и ничего более. Я пожелала ему счастья, сказала, что очень за него рада, и положила трубку. А ведь этот звонок что-то значил. Я просто не поняла тогда.

— О чем думаешь? — нарушил ход моих мыслей Сергей.

— Обо всем и ни о чем…

— Ты думаешь о Леньке?

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь. Ленька был отличным парнем.

Увидев Москву-реку, Сергей съехал с основной трассы и поехал по боковой дороге в сторону реки.

— Давай немного посидим у воды…

— Давай, — с радостью согласилась я. Сама не знаю, чему обрадовалась. Может, просто не хотелось расставаться.

Поставив машину у самой реки, мы подошли к воде и сели на корточки. Я бросила небольшой камешек и смотрела на расходящиеся круги.

— А ты знаешь, Ленька был в тебя влюблен… — Голос Сергея был крайне взволнованным.

— Откуда ты знаешь?

— Он мне об этом говорил.

— Тебе?!

— А почему это тебя так удивляет? Мы с ним были друзья. Нормально, когда друзья друг с другом делятся.

— А почему он говорил тебе, а не мне?

— Не знаю. Наверное, боялся…

— Чего боялся?

— Говорить о своих чувствах.

— А разве можно бояться говорить о своих чувствах?

— Выходит, что можно.

— Я этого не понимаю.

— Ты хочешь сказать, что, если бы ты что-то к кому-то чувствовала, обязательно сказала бы это вслух?

— Конечно.

— Я не разделяю твою точку зрения.

— Жизнь и так коротка. Только на первый взгляд кажется, что она очень длинная, а ведь она очень даже короткая. Такая короткая, что оглянуться не успеешь, как она закончится. Я считаю, что если есть чувства, то их никогда нельзя скрывать и прятать.

— По-твоему, чувства нужно выставлять напоказ?

— Не обязательно. Я просто за то, что их нельзя прятать. Если они есть, о них необходимо говорить.

— Ты рассуждаешь о взаимных чувствах. А если нет взаимности? Что тогда? Если тот человек, которому ты хочешь сказать о них, не думает их принять? Если эти чувства не вызовут ничего, кроме раздражения? Это же удар по гордости и самолюбию. С чувствами надо быть осторожными, потому что взаимность — довольно редкая штука. Очень редкая.

— И все же о чувствах нельзя молчать, — стояла я на своем. — Даже если они не нужны тому человеку, к которому ты что-то чувствуешь.

— Ты хочешь сказать, что, если бы Леонид сказал тебе о своих чувствах, ты бы их приняла?

— Нет. Я бы их не приняла.

— Тогда зачем говорить, если изначально знаешь, что они не нужны?

— Не знаю. Но я должна была о них знать. Я имела на это право.

— И что было бы, если бы ты о них знала?

— Возможно, в моей жизни что-то было бы иначе… Что-то бы изменилось. Пусть не кардинально, но изменилось.

— Это ты сейчас так говоришь, потому что Леньки нет в живых и ты чувствуешь какую-то необъяснимую вину. Если бы он был жив, все было бы совсем по-другому. Скажи, ты замечала Леньку в школе?

— Конечно, Леньку трудно не заметить.

— Я совсем не это имел в виду. Ты к нему что-нибудь испытывала?

— Ты имеешь в виду чувства?

— Чувства…

— В школе мне нравился совсем другой мальчик. Максим Андриенко. Я была в него влюблена все школьные годы. По-детски страдала, мучилась. А Ленька… Ленька был просто товарищем.

— А что этот Максим?

— Ничего. Он меня даже не замечал, не проявлял ко мне интереса.

— Почему? Разве тебя можно не заметить?

— Выходит, что можно. В детские годы я была некрасива и даже, можно сказать, неинтересна.

— Получается, что ты тайно любила своего Максима, а Ленька тайно любил тебя…

— Получается именно так.

— А почему тебе нравился этот Максим?

— Не знаю. Разве люди нравятся за что-то? Теперь, спустя годы, мои юношеские чувства кажутся мне смешными.

— Тебе за них стыдно?

— Стыдно?! Быть может, и в самом деле стыдно. То, что казалось серьезным, теперь представляется просто смешным. Конечно, стыдно… Стыдно за слезы, за бессонные ночи, за душевные обиды. Стыдно, что я не замечала того, кто очень во мне нуждался и готов был положить к моим ногам целый мир. — Я вновь бросила в воду камешек и посмотрела на небо. — Интересно, сколько уже времени?

— Одиннадцать.

— Сегодня была самая кошмарная ночь в моей жизни.

— В моей тоже.

— Почему сегодня ночью всех убили? — спросила я, с трудом выговорив эти слова.

— Не знаю, — покачал головой Сергей. — Будет расследование.

— Меня не интересует результат расследования. Я хочу услышать твою гипотезу.

— Мою гипотезу… Я сам ничего не понимаю. Думаю, что убили всех из-за кого-то одного, скорее всего это было заказное убийство.

— Откуда убийцы знали про день рождения?

— Наверное, они были близко знакомы с тем, кого хотели убить.

— Но кого именно хотели убить?

— Не знаю…

Я обхватила голову руками и села прямо на землю.

— Неужели смерть одного человека можно приравнять к смерти многих?

— Я не понимаю, что произошло…

— Зачем расстреливать всех, да еще на дне рождения? Ведь они могли застрелить того, кто им нужен, в подъезде его собственного дома. За смерть одного человека наказание намного меньше, чем за смерть многих. Получается, что люди, хладнокровно расстрелявшие столько народу, просто уверены в своей безнаказанности. Получается так?!

— Получается так. Они были уверены, что не оставят свидетелей, а когда нет свидетелей, очень трудно найти убийц. Они и не предполагают, что двое остались живы.

— Ты хочешь сказать, что мы свидетели?

— Да.

— Да какие мы, к черту, свидетели, если ничего не видели?! Ничего, кроме трех пар ботинок!

— Этого достаточно…

Меня охватил страх, и я тяжело задышала.

— Ты хочешь сказать, что нам угрожает опасность?

— Не знаю, но думаю, тебе не надо выходить из дома без особой надобности хотя бы первое время. И держи со мной связь. Я оставлю тебе номер своего мобильного. Если заметишь что-нибудь подозрительное, непонятное, ты просто обязана мне позвонить.

— Но откуда бандитам знать, что мы были в доме?!

— Я тебя предупредил так, на всякий случай…

— На какой еще «всякий случай»?! Да мы же ничего не видели, кроме ботинок! Обыкновенных, ничем не примечательных грязных ботинок стандартного фасона, которые продаются в любом магазине! Правда, я заметила, что у одного были короткие брюки и виднелись непонятного желто-розового цвета носки. Такие носят женщины и маленькие дети… Я вообще не понимаю, как мужик может надеть такие. Может, он голубой?!

— Из голубого вряд ли получится киллер…

— А может, это была женщина?

— Из женщины тоже.

— Ну да… Ботинки-то были не меньше сорокового размера. Сережа, ведь это все, что мы видели…

— Я видел больше.

Я почувствовала, как учащенно забилось мое сердце, оно готово было выскочить из груди.

— Эти люди были в масках.

— Каких?

— Ну, понятное дело, не в карнавальных. Они были в черных масках.

— В тех, в которых совершают убийство?

— Вот именно, в тех, в которых совершают убийство. А еще они были в робе. В солдатской робе защитного цвета с темно-зелеными разводами.

— Я тоже видела военные брюки. Отец такие на рыбалку надевал. Они продаются в охотничьем магазине. Сережа, но ведь это еще ничего не значит. Мы не видели их лиц, не видели особых примет. Почему нам угрожает опасность?!

— Я не говорю, что она нам угрожает. Я просто хочу, чтобы ты была осторожной. Ты была на месте трагедии… — Сергей говорил так холодно, что по моей спине пробежала дрожь. — Ты была там, где совершено убийство, пугающее своим масштабом. Но не нужно паниковать. Просто береженого Бог бережет. Возможно, мы никому не нужны и до нас никому нет никакого дела. — Сергей обнял меня за плечи и поцеловал в шею. — Я уверен, что все будет хорошо. Самое страшное уже позади. Если мы остались живы, значит, так было угодно Господу Богу. Значит, теперь будет все хорошо. Значит, мы должны жить.

— Сергей, скажи, а Ленька занимался чем-нибудь криминальным?

— Не замечал. Мы с ним очень большие друзья. Если бы что-то было, я бы обязательно знал.

— А может, кто-то из гостей был бандитом?

— До этого дня рождения из гостей я не был знаком только с одним человеком. С тобой. Со всеми остальными очень хорошо был знаком и могу с полной ответственностью заявить, что все эти люди никогда не принадлежали к преступному миру и не занимались чем-то противозаконным. Все они мои близкие друзья.

— Тогда я вообще ничего не пойму.

— Я тоже.

В машине мы молчали, а когда въехали в Москву, Сергей посмотрел на меня грустным взглядом и тихо спросил:

— Ты в каком районе живешь? Тебе куда?

— К Леньке. Я оставила машину на стоянке рядом с его домом.

— А может, заедем ко мне? Выпьем по чашечке кофе? Тебя муж еще не ищет? — При слове «муж» Сергей немного смутился и опустил глаза.

— Не знаю. Я не говорила ему, когда вернусь.

Сергей испытующе посмотрел на меня и положил теплую ладонь на мое колено.

— Может, заедем ко мне? — повторил он свой вопрос.

— Я боюсь.

— Чего именно?

— В первый раз, когда мы решили с тобой заняться любовью, всех перестреляли. Страшно подумать, что может быть во второй раз, если мы… — Я немного помолчала и добавила: — Понимаю, это черный юмор.

— Чтобы ничего не произошло, мы не будем заниматься любовью. Мы просто выпьем кофе. Едем?

Я улыбнулась и подумала, что все написано на моем лице, отражено в моих глазах. Даже если бы я знала, что мне угрожает очередная опасность, я бы все равно занялась любовью с человеком, которого очень сильно хотела. Никогда не думала, что можно кого-то так сильно хотеть.

Сережкина квартира была в старом московском доме и казалась большой благодаря высоким потолкам.

— Прости за беспорядок. Не рассчитывал, что у меня будут гости. Это раньше коммуналка была. Я ее целый год расселял. Думал, вместе с этим расселением сам на тот свет отправлюсь. До ремонта руки еще не доходят.

Сергей повесил пиджак на стул и направился на кухню.

— У тебя очень даже мило.

— Да брось ты. Квартира почти голая. Сначала надо сделать ремонт, а потом уже думать о мебели. На расселение ушло столько сил и средств, что пока у меня передышка. Но ничего, скоро соберусь и отгрохаю такой ремонт, что тебе и не снилось. Приедешь на новоселье?

— Приеду, если пригласишь.

— Приглашу. Мне больше и приглашать некого. Всех, кого я мог пригласить, убили.

Я опустила глаза, кашлянула и спросила:

— Сережа, а где у тебя можно помыть руки?

— В ванной. Вон та дверь. Только не пугайся. В ванной тоже бардак.

Я вернулась на кухню совершенно голая. Сказать, что на лице Сергея было удивление, значит, не сказать ничего. Он покачал головой и улыбнулся:

— Господи, какая же ты быстрая…

— А зачем медлить?

— Ты уверена, что, если мы сейчас ляжем в кровать, не взорвется этот дом?

— Я хочу тебя…

— А как же кофе?

— К черту кофе! Я могу попить его дома.

— Но ведь и сексом ты можешь заняться дома, есть с кем. — В голосе Сергея слышалась ревность.

— Я не хочу дома. Я хочу здесь и сейчас.

— А ты сумасшедшая…

Сергей улыбнулся, восхищенно оглядел мое тело и отнес меня на кровать. Я обвила его шею руками и стала страстно целовать мочку его уха. Я никогда не знала раньше, как можно быть пьяной от страсти, но сейчас я познала, что это такое… Для того чтобы быть пьяной, не обязательно пить алкоголь, достаточно сильно захотеть мужчину. Я парила, я ничего не слышала, ничего не видела, я могла только чувствовать и кричать от наслаждения. Мне даже показалось, что еще немного, и остановится мое сердце… Уж слишком часто оно билось и слишком сильными были мои оргазмы, они буквально выворачивали меня наизнанку, доводили до сумасшествия и полного истощения.

Когда все закончилось, я долго приходила в себя.

— Сереж, а что это было? — наконец спросила я устало.

— Секс, — не менее усталым голосом ответил он.

— А разве секс бывает таким?

— Секс бывает разным…

— У меня раньше такого не было.

— У меня тоже.

— У тебя тоже?

— Тоже.

— Тогда почему это произошло?

— Наверное, потому, что мы с тобой идеально подходим друг для друга.

Все же мы выпили кофе. Мы пили его молча, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Заметив, что на улице темнеет, я удивилась:

— Сколько же часов мы прозанимались с тобой сексом?

— Не знаю. Целую вечность. Тебя, наверное, муж дома ждет. — В голосе Сергея опять прозвучала ревность.

Я не ответила и уткнулась в чашку, пытаясь раздуть большую белую шапку пены.

— Ты очень вкусно варишь капуччино.

— Спасибо. Для меня это не составляет труда. Я всегда варю его разный. Иногда добавляю ваниль, иногда гвоздику, иногда корицу, а иногда всего по чуть-чуть.

По дороге на Ленькину автостоянку мы оба старались казаться непринужденными, болтали о всякой ерунде и не говорили о том, что произошло между нами совсем недавно. Я смотрела на светящуюся панель, разглядывала огромный кожаный салон и понимала, что чем ближе мы подъезжаем к стоянке, тем меньше я хочу расставаться с человеком, с которым познакомилась совсем недавно.

— Нина, ты любишь своего мужа? — спросил взволнованно Сергей и жадно закурил сигарету.

— Конечно, люблю. — Я слегка растерялась, поэтому и поспешила ответить.

Уже у самой стоянки Сергей написал номер своего мобильного телефона и протянул мне листок:

— Возьми. Вдруг захочешь позвонить.

— Хорошо, если захочу, обязательно позвоню.

— Так захочешь или позвонишь?

— Позвоню…

— Я буду ждать. — Сергей взял меня за руку. — Нина, я буду ждать… А может быть, ты дашь мне свой номер?

— Не могу…

— Почему?

— Ты же знаешь, я замужем. А мобильный отключен.

— Почему?

— Да так, с мужем поругалась. Я сама тебе позвоню.

— Как знаешь.

Я чмокнула Сергея в щеку и вышла из машины. Он открыл окно и не сводил с меня глаз.

— Ну, я пошла…

— Иди.

— А ты езжай.

— Нет. Я подожду, пока уедешь ты.

— Езжай…

— Я подожду…

— Как знаешь.

Сев в свою машину, я посмотрела в окно на Сергея и почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

Конец ознакомительного фрагмента.