Карнавал

Юлия Чернова

В столице праздник, горожане ликуют и смеются. Мирта спешит присоединиться к всеобщему веселью. Не знает, что карнавал – время тайных убийств. Дядя Мирты задушен, она сама начинает дуэль с убийцей. Отделывается легким ранением и выясняет, что дядя был замешан в странной интриге. Гадалка предупреждает Мирту: «Смерть за твоим плечом». Девушка напугана, но не желает сдаваться и намеренно привлекает к себе внимание таинственного убийцы.

Карнавал. Столица охвачена бушующим весельем. Горожане не разговаривают — поют, не ходят — танцуют. Мраморные изваяния и те, кажется, вовлечены в водоворот пляски. На спешно возведенных подмостках жонглеры сменяют акробатов, фокусники — жонглеров, канатоходцы — фокусников.

Зрители наряжены причудливее актеров. Кругом мелькают напудренные парики и черные треуголки, кружевные веера, плащи с капюшонами. В таком плаще мужчину не отличить от женщины, потому забыты обращения «господин», «госпожа». Друг друга называют просто:

— Маска.

Ни одного открытого лица. Маски бархатные и атласные, маски восковые и гипсовые, стеклянные и фарфоровые. Маски с птичьими клювами и кошачьими усами, маски королей и шутов, разбойников и святых.

Карнавал. Время веселья и наслаждений. Время тайных убийств и открытых поединков. По ночам слышны тяжелые всплески, по утрам из каналов вытаскивают погибших. Пока одни погружены в траур, другие — ликуют.

Театр каждый вечер полон, актрис осыпают цветами и драгоценностями, актеров — любовными признаниями. Тех, кто на сцене, вознаграждают рукоплесканиями и криками «браво», для тех, кто за сценой, откупоривают бочки с вином.

— Чтоб ты лопнул! — Мирта в сердцах хлопнула дверью.

Снова взялась за кисти, заканчивая набросок: верхом на ослике ехал пузатый Силен. Нос его был багров, щеки раздувались, тщедушный осел покачивался под тяжестью дородного всадника. Мирта добавила краски щекам Силена и сердито посмотрела на дверь. Точно такая же бесформенная фигура удалялась по коридору театра, вздыхая и придерживаясь за стену.

— Пьяница!

Она подправила выразительный нос Силена. Неверные шаги за дверью постепенно затихли.

— Не убился бы на лестнице, — вполголоса пробормотала Мирта.

Прислонила рисунок к стене и отошла на несколько шагов.

— Почему Силена изображают винным бурдюком? — негодовала она. — Силен из Геркуланума — стройный мужчина с благородным лицом. Ни на какого осла он не громоздится. Напротив, стоит твердо, держит на плечах малыша Диониса. Да еще забавляет маленького бога игрой на цимбалах, — она перебирала кисти в поисках самой тонкой. — Так вот римляне обзывали Клеопатру пьяницей. А все из-за ее перстня с надписью «Опьянение». Но речь-то шла о мистическом опьянении. О вдохновении, если угодно, — добавила она невнятно, приступая к ослиным ушам.

В коридоре простучали легкие шаги, дверь приоткрылась, в мастерскую заглянула танцовщица, успевшая сменить полупрозрачные туники на костюм богини огня — оранжевое платье, алый плащ и алую полумаску. Капюшон она презрела, не желая скрывать напудренные локоны, перевитые бордовыми лентами и украшенные фальшивыми рубинами.

— Мирта, пойдем с нами. Посмотрим факельщиков на площади Грез и покатаемся на лодке. Джованни обещал довезти нас до самой гавани.

— У меня много работы.

Мирта отогнула часть гигантского холста, намотанного на деревянный стержень. Танцовщица понимающе кивнула, узнавая декорацию — сад, залитый лунным светом: на песчаных дорожках чернели тени статуй, серебрилась листва деревьев, мерцали струи фонтанов. Точнее, должны были мерцать. Местами краска осыпалась, и капли воды зависли в черном небе, противореча закону тяготения.

— Надо подновить.

— Успеешь, — отмахнулась легкомысленная танцовщица.

— Нет, краска долго сохнет, — возразила Мирта, едва сдерживаясь. — Мэтр Гиро придет в бешенство, если не справлюсь вовремя.

— Жаль, — танцовщица беспечно улыбнулась и убежала.

Едва дверь захлопнулась, Мирта со злостью погрозила кулаком пузатому Силену.

— Кто пропил последние деньги? Прикажешь петь и плясать в этих обносках?

Половицы в коридоре вновь заскрипели. Вероятно, к Мирте рвались очередные доброхоты, чтобы позвать ее разделить всеобщее веселье. Рассвирепевшая художница схватила банку с краской, готовясь запустить в первое же лицо, озаренное улыбкой.

В дверь постучали. Мирта раскрыла рот. Церемонии в театре были так же редки, как добродетельные актрисы.

— В-войдите, — выдавила Мирта, аккуратно возвращая банку на место.

На пороге явилась пышная блондинка, ведавшая костюмами. Величественная фигура и гордый профиль могли принадлежать какой-нибудь древней жрице. Ее легко было вообразить у каменного алтаря, занесшей кинжал над распростертым пленником. Вероятно, подобные фантазии рождались не у одной Мирты, ибо грозной костюмерше никто не осмеливался перечить. Художники заискивающе показывали ей эскизы костюмов, а швеи подобострастно приглашали на все примерки. Даже примадонна, изводившая капризами парикмахеров и гримеров, не осмеливалась роптать. Только украдкой жаловалась, будто костюм ей не к лицу: цвет — бледнит, фасон — простит, а покрой — старит.

Костюмерша подбоченилась и смерила художницу оценивающим взглядом.

— Так и просидишь весь карнавал взаперти?

Мирта тотчас разразилась слезами, оплакивая ветхую одежду и загубленную жизнь.

— Возьми платье из костюмерной.

Мирта вторично оцепенела от удивления. Грозная костюмерша схватила ее за руку и повлекла за собой.

— Выбирай.

Мирта, словно зачарованная, медленно брела меж рядами воздушных туник — розовых, белых, серых, голубых, бледно-желтых и бледно-зеленых; туник, украшенных искусственными цветами, пышными бантами, блестками и серебряным шитьем.

Нет, для буйного веселья карнавала туники были слишком бесплотны, слишком невесомы. По той же причине Мирта отвергла греческие и римские одежды, а так же откровенные платья Древнего Египта.

Заковывать себя в броню или латы ей не хотелось, пышные фижмы казались слишком громоздкими, пестрые наряды жительниц Африки или Америки — чересчур вызывающими.

Замерев, она разглядывала наряд Изольды — золотистый бархат падал мягкими складками, поверх бархата струилась тонкая газовая накидка. Увы, Мирта не могла похвастаться роскошными формами примадонны и рисковала выскользнуть из платья раньше, нежели выйдет из театра.

— Не нравятся костюмы? — хозяйка сокровищницы оскорбленно поджала губы.

Мирту испугало это царственное неодобрение.

— Нет, почему же?

Впопыхах она схватила одежду, висевшую ближе всего. Костюмерша сдвинула брови, оценивая выбор.

— Наряд пажа? Что ж, при твоей худобе…

Мирта обиделась — всю жизнь полагала себя стройной, а не худой.

С помощью костюмерши она живо облачилась в темно-вишневую куртку и короткие пышные штаны, натянула высокие сапоги. Костюм дополняли тонкие перчатки и бархатный берет. Мирта ловко закрутила и упрятала под берет длинные косы.

Костюмерша оглядела ее придирчивее, нежели художник изучает только что оконченное творение. Милостиво кивнула.

— Неплохо. Только… вряд ли найдешь подходящего кавалера. С тобой начнут заигрывать молоденькие девушки.

Мирта засмеялась. Пусть знатных кавалеров и богатых покровителей ищут актрисы, ей достаточно просто танцевать и веселиться.

— Не забудь… — костюмерша широким жестом обвела ряды масок.

Мирта подошла ближе. На нее взирали десятки пустых глазниц. Античные маски — с трагическими изломами или веселыми изгибами ртов — перемежались с безгубыми масками наемных убийц. Изящные полумаски вельмож чередовались с грубоватыми личинами Бригеллы, Арлекина, Коломбины и Панталоне. Чуть содрогнувшись, Мирта отвернулась от бородатого Сатира и безносой Смерти.

— Можно эту?

Костюмерша величественно повела подбородком, и Мирта, быстро надев маску, взглянула на себя в зеркало. Темно-вишневый атлас скрыл половину лица, надбровные дуги засияли мелкими блестками, на щеках вспыхнули тонкие лучи маленьких звезд.

— Днем мишурный блеск жалок, — заметила костюмерша, — а ночь, подобно театру, превращает стекляшки в алмазы. Бери, если хочешь. В этой маске знаменитая Лентини играла Марию Стюарт. Говорят, — она приглушила голос, — маска приносит несчастье.

Мирта, опасаясь обидеть благодетельницу, сдержала улыбку — известно, нет людей, суевернее актеров. Поспешила к двери. На пороге обернулась, отвесила изысканный поклон — юный паж прощался с королевой. Костюмерша ответила снисходительной улыбкой. Обронила вскользь:

— Шпаги не хватает.

* * *

«Шпаги не хватает, — твердила Мирта, сбегая по ступеням. — Что ж, разумно». Она отстала от подруг и выходила в город одна. А потому с каждой минутой ей все больше хотелось ощутить на боку тяжесть оружия.

Одержимая этой идеей, она поспешила за кулисы. Спектакль еще не закончился. Герой в одиночку отбивался от наседавших убийц. Мирта осторожно прокралась меж машин, приводивших в движение морские волны. Мимоходом оглядела декорации, осталась довольна. Казалось, сцену замыкала гряда скал, зловеще мерцавших в лунном свете. Но, проникнув за скалы, Мирта прекрасно рассмотрела сквозь них переполненные ложи и партер, сцену и мечущегося по ней героя.

Судя по топоту и одышке, победа давалась нелегко. Мирта расслышала сдавленный смешок и уверенно двинулась на звук. Герой совершил очередной пируэт, рухнул на одно колено — сцена затряслась. Рядом снова задохнулись от смеха.

— Ваш ученик делает успехи, — тихонько шепнула Мирта.

Учитель фехтования сверкнул белозубой улыбкой. Мирта затаенно вздохнула, как вздыхала всякий раз, видя эту улыбку. Но, как и прежде, ее волнение осталось незамеченным — учитель фехтования прислушивался лишь к дыханию примадонны.

Мирта легонько коснулась его руки.

— Риккардо, одолжите мне шпагу.

— Зачем? — он вытянул шею, наблюдая за перемещениями неуклюжего фехтовальщика. Фыркнул: — Вот увалень!

— Нельзя за неделю стать искусным бойцом, — рассудительно возразила Мирта, не столько выгораживая актера, сколько напрашиваясь на комплимент.

Надежды ее оправдались, ибо Риккардо мгновенно откликнулся:

— Кто мешал ему проявить прилежание, подобное твоему, и упражняться полгода? Надо любить шпагу…

Мирта прикусила язык, чтобы не выпалить: «Или учителя».

— Зачем тебе шпага? — повторил Риккардо, не отрывая взгляда от сцены.

— К костюму положено.

Теперь он взглянул на нее — впрочем, без особого любопытства. Миртой овладело сильнейшее искушение. «Сказать, что я одинока, нуждаюсь в защите? Вдруг захочет сопровождать?» Она в очередной раз вздохнула — горше прежнего. «Риккардо скорее посмеется: «Какой из тебя фехтовальщик?!» И оружия не даст».

Раздались бурные аплодисменты — герой сразил последнего недруга и водрузил ногу на грудь упавшему.

— Хорошо, музыка заглушает его сопение, — бросил неумолимый учитель и потянул Мирту за собой.

«Не у всех же осанка и манеры герцога,» — думала она, видя силуэт Риккардо на фоне освещенного дверного проема.

Учитель фехтования жил, подобно самой Мирте, в театре, и с учениками занимался прямо на сцене или — если там шли репетиции — в просторных фойе. Стены его клетушки были сплошь увешаны оружием — короткими римскими мечами, кривыми турецкими саблями, тяжелыми двуручными рыцарскими мечами, кинжалами милосердия — ими приканчивали противника сквозь доспехи — и кинжалами, какими отражали удары на дуэли, шпагами и рапирами — разной длины.

Подавая ей оружие, Риккардо сказал:

— Помнится, ты предпочитаешь рапиру.

Мирта не стала объяснять, почему это так. «Шпагой можно не только колоть, но и рубить — шрамы остаются чудовищные. След от удара рапирой — едва заметен».

Пальцы привычно обхватили рукоять. Стальное кружево гарды прекрасно закрывало руку.

— А для левой руки… — Риккардо потянулся к даге с крепким плоским клинком, но Мирта его удержала.

— Лучше стилет.

— Изволь, — он снял со стены кинжал в простых черных ножнах, на мгновение обнажил тончайший треугольный клинок. — Спрячешь в сапоге или под курткой?

Мирта качнула головой и уверенным движением сунула стилет в рукав, ременной петлей ножен туго захлестнула запястье.

— Счастливой прогулки, — засмеялся Риккардо, — и помни, чему я тебя учил. Следи за дыханием.

Мирта, понурившись, выслушала его напутствие. «Приятно получить рапиру. А еще приятнее — заполучить кавалера с этой самой рапирой. Позавидуешь примадонне!»

Она резко опустила на лицо полумаску. Она собралась веселиться и будет веселиться, невзирая на всех примадонн мира!

…Небо расцветилось золотым дождем фейерверка. Огненные искры медленно таяли, прохожие застывали, любуясь небывалым звездопадом. На улицах царило столпотворение. Обыденные свечи и фонари сменились факелами. Ветер раздувал длинные языки пламени. Причудливые тени плясали на стенах домов. Черная вода каналов отражала огонь. На воде мягко покачивались лодки, длинные весла были увиты цветами. Повсюду раздавался нежный, томный звон гитар. Страстные серенады перемежались вкрадчивыми речами. Доносился звук поцелуев.

В переулках шептались и любезничали, на улицах и площадях лихо отплясывали. Цепочка танцоров пронеслась мимо Мирты, вспенилось кружево юбок, черными крыльями распахнулись плащи. Она не успела опомниться, как сама летела в танце. За руку ее держала крепкая розовощекая девушка в наряде Пьеретты. Мирта рассмеялась и тут же поймала за локоть худенького мальчишку, принарядившегося в чистую рубаху. Он не носил полумаски, зато нижнюю часть лица обвязал красным шейным платком.

— Пират! Где зарыл сундук с кладом?! — крикнула она.

Мальчишка радостно взревел (начал страшным басом, но сорвался на фальцет).

— На острове Смерти!

Они промчались через площадь, нырнули в арку, миновали два узких переулка, снова выскочили на площадь. Цепочка все удлинялась. Мирту держала за руку уже не Пьеретта, а загадочная маска, с ног до головы окутанная серебристым плащом. Девушка хохотала и задыхалась. Танцующие взбежали на горбатый мост, и тут Мирта заметила пузатого Силена. Он стоял, покачиваясь, и в тупом упрямстве загораживал путь высокому человеку в черном плаще.

— Дядя! — крикнула Мирта, но он не услышал.

Незнакомец раздраженно выбросил руку вперед, плащ распахнулся, мелькнула рукоять шпаги. Силен, тупо набычившись, не уступал дороги.

В следующий миг оба остались позади. Бешеный вихрь пляски уносил Мирту все дальше. Она попыталась вырваться — напрасно.

На площади цепочка рассыпалась, и Мирта, всерьез испуганная, со всех ног кинулась обратно. На бегу выхватила у какой-то девчонки факел — улица огласилась протестующим визгом, Мирта даже не оглянулась. «Маски меняют личину, но не меняют нрав. Вряд ли человек со шпагой склонен кротко сносить оскорбления».

На мосту она никого не нашла. Вообще, улица неожиданно обезлюдела, погрузившись в темноту и тишину. Только с площади доносился разноголосый гам да мелькали отсветы факелов.

Внезапно у Мирты захватило дыхание. Показалось — у самой воды что-то смутно шевелится. Она перегнулась через перила, низко опустила факел. Ничего не увидела, ослепленная собственным огнем. Стремительно кинулась вниз, сбежала по каменным ступеням и оказалась на узкой отмели, тянувшейся вдоль парапета.

Старый пьяница неподвижно лежал на спине, свет факела отразился в остекленевших глазах. Черный шнурок перетягивал морщинистую шею.

Мирта задохнулась, будто и ей накинули удавку. Этот пузатый кривоногий Силен был ее единственным родичем! Ярость нахлынула сильнее горя: незнакомец носил на поясе шпагу! А в ход пустил удавку — словно с крысой расправился!

Убийца стоял в пяти шагах. Просторный плащ спадал до земли, черная полумаска оставляла открытыми бледные жесткие губы.

Мирта коснулась рукояти стилета, но тотчас отняла пальцы. Убийца слишком далеко, вдобавок, — насторожен. Успеет отскочить и выхватить оружие. Она окажется со стилетом против шпаги — он уже не даст обнажить рапиру.

Конец ознакомительного фрагмента.