Солнечный луч. На пороге прошлого

Юлия Цыпленкова, 2023

Как же это восхитительно – вернуться домой! Даже если дом – это мир, скованный льдом и снегом, как и память его обитателей. Но за зимой приходит весна, и под натиском солнца снег тает, обнажая землю, готовую к возрождению. Так и человеческая память. Сколь тяжело бы ни было забвение, сколь бы ни велика была толщина ледяного панциря, но разве можно с этим смириться? Если душа так же горяча, как солнце, то даже маленькому лучу под силу пробить брешь и, скользнув в нее, разогнать мрак и высветить истину. У каждой загадки есть свой ответ, и однажды приходит время, чтобы найти его. Дайнани Айдыгера желает узнать все скрытые тайны, но готовы ли жители Белого мира услышать ответы? И способны ли открытия переменить намерения врагов?Этого не узнать, пока не шагнешь на порог прошлого, потому что только за ним начинается будущее…

Глава 8

Айжэм благоухал. Он покрылся ярко-алыми цветами еще вчера, точно в тридцатый день весны, и сегодня я сделала пометку в календаре в той части, где было написано: «Лето».

— Первый день, — сказала я, глядя на портрет мужа, а после опустила взгляд на свой живот и, погладив его, шепнула: — Завтра, малыш, мы увидимся с тобой завтра. — И вздохнула, уже ни к кому не обращаясь: — О-ох…

Я вновь волновалась. Близость неизбежного события тревожила и немного пугала. В конце концов это были мои первые роды, и я не представляла еще, что и как будет происходить. Теоретически знала, конечно. Амбер в свое время, да и Эчиль, Хасиль и прочие женщины немало делились со мной опытом. Но всё это были рассказы, а перед внутренним взором стояла Агыль — та женщина, при родах которой я помогала матери. Я помнила, и как ей было тяжело, и покрасневшие от натуги глаза, и как она вцепилась мне в запястье.

Отчего-то именно это воспоминание теперь было ярче веры не только в Элькоса и шаманку, но даже в Белого Духа. Я стыдилась, винилась перед Создателем, клялась больше не допускать малодушия и вновь тревожилась. Возможно, расскажи я о своих страхах Танияру, мне стало бы легче, но опять не хотелось казаться слабой. Он не стал бы насмехаться, но упрямство оказалось сильнее. И в своих переживаниях я страдала одна.

Впрочем, и разрешиться от бремени хотелось. Вот уже два дня у меня ныла поясница. Как сказала Сурхэм, верный признак. Однако доброго расположения духа это не добавило — мое состояние раздражало. Недомогание испытывала редко, болела я нечасто. А теперь чувствовала себя нехорошо, и это мешало привычной жизни.

— Шанни, душа моя, чего же вы хотите? — спросил меня Элькос, выслушав жалобы. — Теперь это закономерно. Потерпите, в ближайшие дни всё закончится. Его Высочество готовится к встрече со своими родителями.

— А убрать эти ощущения невозможно? — сердито спросила я.

— Ваша названая матушка дала травки, заварите. А я сейчас влезать не стану, дабы не навредить. Это ведь не тошнота. Ваше тело готовится к родам, а мое вмешательство уберет недомогание, но может приостановить процесс. Этого делать не стоит. Выпейте травки.

— Благодарю покорно, — фыркнула я, но вздохнула и проворчала: — Простите. Что-то я сама не своя.

— Волнение вполне понятно и закономерно, — улыбнулся магистр. — Я не обижаюсь.

Травку я тогда пить не стала, рассудив, что могу потерпеть. Слова Элькоса о возможном вреде возымели определенное действие. И хоть я понимала, что мама дурного не посоветует, но облегчать себе самочувствие не решилась. И потому недомогание так и осталось со мной.

— Терпеть недолго, — сказала я себе и, поднявшись из-за стола, погладила поясницу. — Всего лишь до завтра. — И, передернув плечами, покинула кабинет.

В доме сейчас, кроме меня, была только Сурхэм. В очаге тлели остывающие угли — на сегодня готовить наша прислужница закончила. И то, над чем она колдовала с рассвета, уже забрали и унесли на поляну, где стояли столы в ожидании большого праздника.

Люди уже должны были собираться, но начнется празднование наступления лета только после того, как придет дайн. Сегодня с нами за столом должны были сидеть и пагчи с кийрамами. И если пагчи уже были айдыгерцами, то Улбах с женой и выбранные им воины-охотники оставались просто гостями, но гостями почетными.

Ягиры из бывших таганов к ним уже успели привыкнуть, и даже те, кто приезжал торговать или к родственникам, жившим на бывших Зеленых землях, смотрели без особого любопытства. Кийрамы с прошлого лета стали явлением обыденным, а в нашей части Айдыгера еще и почитаемы как союзники. Все помнили, что они шли за Танияром встречать объединенное войско, а после сражались под стенами Иртэгена.

Как помнили и о помощи пагчи, которые привели с собой унгаров. И если последние так больше и не появились на наших землях, то пагчи, как я уже успела напомнить, стали нашими соотечественниками. Жители бывших Зеленых земель спокойно принимали подопечных Дурпака, не пеняли на зеленые глаза и черные волосы, да и на искажение привычных слов внимания не обращали.

А вот тем, кто прежде жил в Белом камне, мирное соседство с пагчи давалось сложнее, да и представители племени не питали к этим тагайни добрых чувств. Вражда, длившаяся многие поколения, никак не желала отпускать бывших противников. Впрочем, пагчи по своей природе были открыты дружбе, но заискивать ни перед кем не собирались.

И однажды между ними вспыхнул конфликт. Не прежняя бойня, но всё могло бы закончиться плохо, если бы не вмешался дайн, к которому успели отправить гонца.

— Довольно! — прогремел тогда голос взбешенного правителя, ворвавшегося в самый центр едва закипевшей драки. — Нет больше Белого камня, как нет земель племени. Они ушли, а с ними старые распри. За что грызетесь? Чего не поделили? Землю? Так ее полный Айдыгер, каждому места хватит. Обидели кого-то? Так идите ко мне, и я решать стану, кто виновен, а кто нет. Но если былое делите, то и идите вслед за былым, я держать не буду! В настоящем есть Айдыгер, вы его верные сыны, а я вам отец и повелитель. И как отец, я запрещаю моим детям драки. А если сцепитесь и кровь прольете, карать буду каждого, кто сойдется! Услышали? Всех!

— Мы услышали тебя, дайн, — ответили противники, и Танияр заговорил спокойнее:

— Забудьте распри, вам некого винить в них, кроме себя самих. Тагайни нападали на пагчи, пагчи мстили тагайни, тагайни мстили пагчи за месть, и так по кругу. Никто из вас не в силах вспомнить, кто начал первым. Хватит. Все мы дети одних Отца и Матери, все почитаем одних и тех же духов. И враг тоже один. А еще мы живем в одном доме, имя которому Айдыгер. Нам не враждовать в нем следует, а укреплять и наполнять силой. Не можете смотреть друг на друга, стерпите. Сначала тяжело, потом привыкнете, а после и друзей надежней не будет. Что ответите?

— Ты прав, Таньер, — ответили пагчи.

— Мы услышали, дайн, — отозвались тагайни.

— Белый Дух тоже слышит вас и ваши души. И я услышал, — подвел итог Танияр.

Это случилось еще перед началом зимы, и пока никто из бывших противников слова не нарушил, даже, кажется, начали потихоньку общаться. По крайней мере, мы слышали, что двоих охотников из бывшего Белого камня на охоте сильно потрепали звери, и они непременно погибли бы, оставшись в лесу к началу ночной метели, если бы не пагчи. Они увидели раненых и принесли в свое поселение, куда прежде чужаков почти не пускали. А когда мужчины достаточно окрепли, проводили их домой.

В домах охотников была великая радость, потому что живыми их уже не чаяли увидеть. Так что пагчи, которых поначалу встретили мрачным молчанием, домой отпустили уже с дарами и благодарностью. А потом пришли и сами охотники, и не с пустыми руками. Они принесли спасителям только что убитую дичь. После этого уже пагчи устроили праздник, и с дарами ушли тагайни. В общем, лед, похоже, начал трещать, чему мы с Танияром были несказанно рады.

— Болит чего? — голос Сурхэм вырвал меня из размышлений.

Улыбнувшись ей, я уселась за стол и подперла щеку ладонью.

— Как и вчера, — ответила я. — Поясница ноет.

— Скоро уж, — покивала головой прислужница. — Может, не пойдешь на праздник?

— С чего бы? — фыркнула я. — Танцевать не буду. А сидеть и есть, что дома, что на поляне — разницы никакой. Но там хоть на других полюбуюсь, а тут с тоски умру. Сейчас маму привезут, и пойдем.

— Поедет ли вещая? — усомнилась Сурхэм.

— Прошлым летом Танияр ее обманом выманил, — усмехнулась я. — Обещал и сегодня привезти, но там уж как мама сама решит. Откажется, значится, завтра с ней увижусь. Но мне бы хотелось, чтобы приняла приглашение.

— Могла бы и Орсун позвать, чего в священные земли ехать? — проворчала Сурхэм. — Кто за дайнанчи присмотрит, пока ты отдыхать будешь? — Я ответила пристальным взглядом и поджатыми губами, и прислужница махнула рукой: — Молчу-молчу, не ругайся. Вещая так вещая, а я своего дождусь.

— Мимо дома назад не проедем, — смягчившись, улыбнулась я.

— Славный дайнанчи будет, — улыбнулась в ответ Сурхэм и встала со своего места. Она повернулась ко мне спиной, и я расслышала тихое ворчанье: — Слова не скажи, сразу смотрит, как рырх голодный. Того и гляди голову откусит, будто я плохое что говорю.

— Су-урхэ-эм, — протянула я с иронией.

— Чего, дайнани? — Она обернулась, и я встретилась с честным, открытым взглядом.

— Что ты там сказала?

— Рта не раскрыла, — по-прежнему честно соврала прислужница.

— Так молчала, что от ворот слыхать, — донесся до нас новый голос, и я радостно воскликнула:

— Мама! Ты приехала!

Я поднялась на ноги и поспешила ей навстречу. Шаманка тепло обняла меня, после накрыла ладонью лоб, благословляя, а затем уже и поцеловала в щеку. Первая. Я умилилась, но мама тут же махнула рукой, останавливая меня. И тогда я просто прижалась к ней и затихла ненадолго, насыщаясь чувством покоя, шедшим от Ашит.

— Как же хорошо, что ты приехала, — сказала я и отстранилась.

— Приехала, — ответила она. — Могла б — вперед саула побежала, лишь бы от твоего мужа избавиться. Килимом был, килимом остался, хоть и дайн. — Я рассмеялась, а мама проворчала: — Он за мной ходил. Куда я, туда и он. И всё говорит и говорит, говорит и говорит…

— Что говорит? — полюбопытствовала я.

— Всё говорит. Что за зиму было, что весной. Про тебя, про ягиров, про саулов, про племена, про брата, про советников своих. Что вы надумали, что сделали, что еще делать будете. Уруш устал слушать, убежал, а мне бежать некуда.

— Вещая меня черпаком ударила, — весело поблескивая глазами, пожаловался дайн. — Но я всё равно ей всё-всё-всё рассказал.

— Как в повозку села, тогда только замолчал, — продолжила ворчать мама. — И за что его Отец любит?

— За то, что честный, — усмехнулся Танияр. — Ни словом тебе не солгал, рассказал всё как было.

— Видеть тебя не могу, — махнула на него кулаком шаманка.

И я рассмеялась, представив, что происходило на священных землях. Бедная, бедная Ашит! Даже не сомневаюсь, что Танияр ни минуты ее не уговаривал. Пригласил, получил отказ и не стал настаивать, но почел своим долгом дать полный и всеобъемлющий отчет! Вымотал душу шаманке одним своим присутствием и голосом. В прошлом году лгал, а в этом был сама честность. Мой муж восхитителен! Впрочем, для меня это уже аксиома.

— Разговорами будем сыты или же едой накормите? — усмехнулась мама, напомнив, для чего ее осаждал дайн.

— Дозволь пригласить за стол, — улыбнулся Танияр.

— Ведите, раз уж выманили, — важно кивнула шаманка, и мы наконец покинули дом.

Элькос ожидал нас у ворот. Магистр мило болтал с ягирами, стоявшими на страже, они даже над чем-то смеялись, и выглядел хамче вполне органично. Во-первых, он решил окончательно отказаться от одежды, которую принес с собой, и уже какое-то время носил одеяния Белого мира. А во-вторых, пользуясь собственным даром, он отрастил себе волосы до плеч и завязывал их в хвост. А если добавить, что из-за седины голова мага была белой, да еще прибавить светло-голубые глаза, то можно было лицезреть истинного тагайни, а вовсе не чужака, поселившегося в Иртэгене совсем недавно.

Впрочем, стоило бы отметить и еще одну перемену, о которой я еще не поминала ни разу. Магистр помолодел. Да-да, вы не ослышались, именно помолодел. Не годами, конечно, но лицо его и без того не выглядевшее на настоящий возраст мага, разгладилось и посвежело еще больше, и теперь я смело могла бы дать Элькосу лет сорок, но никак не его собственные годы. И когда я это заметила, он пожал плечами и ответил:

— Похоже, дело в силе Белого мира, точней, в ее обилии. Я полон энергии, которую практически не могу израсходовать, и она омолаживает меня. Когда-то давно маги в моем возрасте выглядели если и не юношами, то и не так, как я еще недавно. У них было море магии, а у меня здесь безбрежный океан, так что вам придется еще не одно десятилетие терпеть мою персону.

— Боги с вами, магистр, — отмахнулась я. — Это новость добрая, и я ей безмерно рада.

— Не могу с вами не согласиться, — широко улыбнулся хамче, на том разговор и закончили.

Так что сейчас мы лицезрели мужчину, полного сил не только магических, но и физических, который вполне мог еще себе позволить жениться. А учитывая, что брачный закон одаренных в Белом мире силы не имел, то и сдерживать себя при возникновении взаимных чувств смысла не было. Впрочем, сам Элькос на мое замечание ответил: «Там будет видно».

Но вернемся к сегодняшнему дню. Помимо магистра, у ворот стояли и наши гости — кийрамы. Состав был уже знаком: Улбах с женой, его брат с женой и несколько охотников, кого выбрал вожак. На поляну они не пошли, и причиной тут было не то, что они не являются айдыгерцами и не могут себе позволить подобную вольность без хозяев. Всё это чушь. Во-первых, это племя было лишено всяческой скромности. Гонора с чужаками у них было много, а вот скромности пару капель на всё племя. Зверь идет, куда хочет. К тому же кийрамы уже давно стали своими, хоть и не присоединились к нашему государству.

Однако кийрамы оставались кийрамами. Улбах не мог позволить себе встать в один ряд с простыми иртэгенцами. Он обязан был доказать свое особое положение и силу. Драться за превосходство он не мог, иначе это уничтожило бы дружбу между нами, а племя тоже успело оценить ее плоды по достоинству. Так что терять доброе соседство было глупо.

А потому нужно было явиться на поляну вместе с дайном. Вожак с вожаком. Это и почет, и уважение, и сохраненное достоинство… по мнению Улбаха. Впрочем, он не рассматривал и встречу с почетом на поляне, если бы пришел туда, когда появится дайн, который мог пойти навстречу.

— Мы не еду идем выпрашивать, — передал мне слова вожака Танияр.

И потому встречать пришлось бы еще на дороге, что по традициям уже тагайни заняло бы немало времени, потому что пришлось бы пройти половину пути до земель кийрамов. Думаю, вы помните об этом обычае. Именно так мы тогда встречали Улбаха с домочадцами. Но тогда это затянуло бы начало праздника. Да и утро дайн провел, выматывая откровениями мою названую мать.

— К дому твоему придем, — так решил Улбах.

И пришли. Да не просто пришли, а через дальние ворота, сильно увеличив себе путь, потому что пришлось обогнуть всё поселение, чтобы миновать поляну. Но такие мелочи кийрамов не волновали, главное, достоинство вожака не пострадало.

— Милости Отца, — улыбнулась я, здороваясь разом со всеми. — И пусть Хайнудар не оставит своих детей, — это уже относилось к нашим гостям.

— Хайнудар смотрит на нас с улыбкой, — ответил Улбах, а после добавил: — И тебе он тоже улыбается, Ашити. Ты вырастила рырхов сильными, за то и твоему сыну будет дана сила и отвага рырха и хитрость йартана.

Мне хотелось ответить, что все эти качества мой сын унаследует от своего отца, но вместо этого улыбнулась и ответила:

— Благодарю за добрые слова, вожак.

— Пора воздать духам благодарность, — произнес Танияр. — Идемте, люди нас заждались.

И я поняла, что дайн успел приветствовать кийрамов еще до того, как зашел за мной, потому что обычно при встрече двух вожаков следовало крепкое рукопожатие.

— Душа моя, как вы себя чувствуете? — спросил меня Элькос, когда мы направились в сторону ворот из Иртэгена, за которыми раскинулась большая поляна.

Но я рта открыть не успела, вместо меня ответила мама, правда, в своей излюбленной манере:

— Земля еще носит. Что ей сделается?

— Шанни жаловалась на боли в пояснице, — заметил хамче.

— Сама от травы отказалась, — отмахнулась Ашит. — Значит, нравится жаловаться.

Я не нашлась, что возразить, только в беспомощности посмотрела на Танияра.

— Сурхэм заварит, — сказал он, но я отрицательно покачала головой.

— Сейчас не тревожит, а Сурхэм пусть отдыхает. Праздник лета только один раз в году.

— Осталось только костра дождаться, — с ехидством ответствовала мама.

— А и дождалась бы, — задрала нос наша прислужница. — Да только нет такого красавца, с кем бы я в круг огня вышла. Пусть без меня тешатся.

Дайн хохотнул, я спрятала улыбку, а магистр никак не отреагировал. Про традицию в окончании праздника он знал, но предпочел сделать вид, что не понял, о чем говорят шаманка и прислужница. Воспитание и выдержка со сменой одежды не исчезают. Что до самих спорщиц, то они хмыкнули, на том и успокоились, а кийрамы и вовсе в тонкости традиций тагайни не вникали. Или же попросту считали, что это не их дело.

Иртэген опустел. Его не наполняла суета, смолкли человеческие голоса, и только живность, оставшаяся на подворьях, клекотала, блеяла и подвывала. Негромко. Животные продолжали свое повседневное существование, но без людей, потому что хозяевам ныне было не до них.

Впрочем, исчезли не все люди. Ягиры, оберегавшие сегодня столицу, никуда не ушли. Они стояли на своих постах и честно несли службу. Вскоре им разнесут еду, приготовленную для празднества, но полюбоваться на чужое веселье смогут лишь те, кто стоял на стене со стороны поляны. Воины же, охранявшие дом дайна, не увидят и этого, но после непременно послушают со скрытым любопытством и удовольствием.

Что до остальных иртэгенцев… Пока негромкий рокот их голосов мы услышали, еще не покинув пределов нашей столицы. И мне вспомнилось, как год назад вот так же мы шли по пустым улицам. Тогда еще гости, которых заманили на праздник обманом. И если шаманка была почитаема тагайни, то я оставалась всего лишь загадочной пришлой с зелеными глазами пагчи. Впрочем, об этой своей «особенности» я узнала на следующий день, а в этот день, год назад, был лишь праздник и Танияр…

Повернув голову, я посмотрела на мужа, и он, почувствовав мой взгляд, ответил теплой улыбкой. Хорошо… Как же всё хорошо! Год назад — пришлая, сегодня «наша Ашити», дайнани, а главное, жена самого восхитительного мужчины Вселенной, о котором только можно мечтать. А завтра я сделаю ему самый лучший подарок, на какой способна женщина, — рожу его продолжение, его наследника… нашего сына.

— Боги, как же я счастлива! — вырвалось у меня от переполнивших вдруг чувств, и почувствовала, как рука Танияра, лежавшая на моей талии, прижала меня к нему чуть сильнее.

Я вновь посмотрела на мужа, и он негромко ответил:

— Я тоже, свет моей души, я тоже.

Магистр вновь тактично остался глух и нем, а мама едва приметно приподняла уголки губ, так и не повернув головы. Только Сурхэм не стала прятать одобрительной и даже горделивой улыбки. Но она имела на это право, как член нашей пока еще маленькой семьи… Я сказала — маленькой? Ах, какая несправедливость!

Наша семья была вовсе не мала. У нас были Эчиль, Архам и пять его дочерей. Была мама Ашит и магистр Элькос. А еще Юглус и Берик, ставшие нам… мне много ближе, чем простые телохранители. Ну и разумеется, наша дорогая ворчунья Сурхэм. И это только те, кто жил в мире Белого Духа.

Но ведь еще оставались и родственники, скрытые от нас пеленой Мироздания. Мои родители, сестрица с супругом и их дети, род Доло со всеми своими ветвями и ответвлениями. Да даже род Гендриков, из которого происходил Элдер! А еще мой дорогой друг и названый брат Фьер Гард со своим семейством и, конечно же, проныра Нибо Ришем. И пусть только несколько человек знали, что мы существуем где-то неподалеку относительно бескрайней Вселенной, но отрицать и эту часть нашей семьи было непозволительно.

А еще оставались те, кто были нам близки, хоть и не имели ни кровного, ни душевного родства, но оставались нашими друзьями. И они ожидали нашего появления на большой поляне, где праздник лета уже вступал в свои права, и мы поспешили за ним, чтобы не томить наших подданных и попросту милых моему сердцу детей Белого Духа.

И когда мы шагнули на поляну, люди поднялись с уже занятых мест и, развернувшись к нам, склонили головы, приветствуя дайна, дайнани и вещую. Я дарила людям свет своего сердца, щедро лившийся через улыбку. В эту минуту меня переполняли радость и счастье, и не поделиться ими было невозможно. Иначе меня попросту бы разорвало от распиравших чувств.

Сурхэм вскоре отстала. Она устроилась рядом со своей заклятой подругой Тамалык и, кажется, была этому только рада. Еще бы! Им всегда было о чем поспорить, поругаться и продолжить делиться сплетнями. Впрочем, сегодня тишине не было места, как и ссорам. Люди были заметно оживлены. Они этот праздник любили и начинали ждать, едва он заканчивался.

А среди белокурых голов за одним из столов были хорошо приметны и жгучие брюнеты — пагчи, кто пришел на праздник. Но более всего меня порадовало, что они не сидели сплоченной группой среди тагайни, а перемешались с ними, и за тем столом, как и за другими, царило веселье. Туда же шагнули и охотники-кийрамы, как только им махнули рукой. Улбах с братом и женами, разумеется, продолжили путь с нами.

Мы приблизились к тому же столу, к которому подходили и год назад. Но тогда мы лишь приветствовали каана, а ныне занимали главные места. Но и Архам со своим семейством тоже был здесь, правда, теперь как брат и правая рука дайна. И Илан сидел с нами, как советник дайна, и Хасиль с ним. А вот Нихсэту места пока не было, он не являлся ни родственником, ни советником правителя. Но если его брат был прав и этот тагайни покажет себя, то однажды и он окажется рядом со своим повелителем.

Что до Эгчена, то он ушел к ягирам, как велела традиция, но там занял место во главе стола, как байчи и советник. Балчут, глава пагчи, и его жена Учгей расположились за нашим столом, а дети, пришедшие с родителями, уже носились шумной ватагой вместе с детьми иртэгенцев, на равных участвуя в их игрищах. И было безумно радостно видеть это единение народов, некогда тесно соседствовавших друг с другом, а после разделенных по пока неизвестной причине.

Поприветствовав тех, кто находился за нашим столом, мы прошли к своим местам. В центре, разумеется, сидел Танияр. По правую руку от него оказался брат с семьей и прочие тагайни, о ком я уже успела сказать, кроме пагчи. И там же устроились и Кхыл с женой.

По левую руку от дайна села я, рядом со мной мама, а за ней магистр. Улбах с женой устроились между магистром и пагчи. А чтобы мы все были хорошо видны друг другу, как и прочим айдыгерцам, я при подготовке велела поставить наши столы подковой, на вершине которой оказались мы с Танияром.

Не терплю, знаете ли, выворачивать голову. Хоть Совет, хоть празднество, но удобство должно было стоять на первом месте. О, разумеется, я ведь не пояснила, к чему были эти нововведения в установке главного стола. А дело как раз в том, что он главный, и потому все располагались по одной стороне, чтобы не загораживать вид на других сотрапезников. Остальные же тагайни сидели за своими столами лицом друг к другу.

— Милости Белого Духа, люди Айдыгера, — голос Танияр прокатился над поляной, и народ смолк. Дайн сейчас единственный остался на ногах, и видел его каждый, где бы он ни расположился. — Миновала зима, первая зима Айдыгера. Мы пережили ее, порадовались весне и теперь встречаем лето. И пусть оно будет таким же благодатным, как зима. Потому что за эту зиму мы потеряли всего пятерых! Пять человек на три бывших тагана и землю пагчи. Дикие звери не нападали на поселения. Они подходили и уходили, не устраивая засады. И те, кто пал от их зубов, был на охоте. Таких было трое. Могло бы быть больше, но двоих спасли и выходили пагчи… — От стола, за которым сидели представители этого племени, послышались одобрительные выкрики. Балчут просто кивнул с улыбкой, так благодаря дайна. — А одного спасли из ловушки кийрамы. — Улбах остался невозмутим и никак на слова дайна не отреагировал. — Еще один айдыгерец попал в метель, но виной тому буртан, которого оказалось слишком много, а ума и осторожности мало. И еще один замерз, заблудившись в лесу. — Танияр на миг замолчал, обводя взглядом свой народ, а после продолжил: — Запасов хватило всем, никто не просил помощи. Такой доброй зимы мы еще не знали, а потому я говорю, духи благоволят нам, люди Айдыгера. А раз так, то, выходит, что мы делаем, как они желают. Обещаю вам, мы не сойдем с этого дороги и духи будут смотреть на нас с улыбкой! Пришло время праздника, так будем веселиться!

— Будем! — закричали ему в ответ, и праздник начался.

Сначала, конечно же, насыщение под добрую беседу, тем более и соседи по столу, и обилие яств к этому располагали. Признаться, есть мне не хотелось, и я лениво ковырялась в своей тарелке, лишь иногда поднимая шамкаль ко рту. Зато слушала, о чем переговариваются рядом Танияр с братом. Однако вскоре переключила внимание на магистра и маму.

Элькос спрашивал об искусстве шаманов, и Ашит отвечала ему. Скупо, но все-таки отвечала. Похоже, магистр решил использовать момент, когда моей названой матери деваться было некуда. Вопросов он скопил немало, говорить на языке Белого мира научился и теперь удовлетворял свою любознательность.

— Шанни рассказывала мне о призыве души, — говорил хамче. — Это невероятно занимательно. В нашем мире подобным занимаются немногие, и нужен особый дар, чтобы общаться с мертвыми. Мне не приходилось практиковать… делать что-то подобное, попросту не было нужды. Однако же из того, что говорила Шанриз, я понял, что вы используете совсем иные приемы. Быть может, я мог бы поучиться у вас этому ритуалу?

— Можешь, — кивнула Ашит. — Только не получится.

— Почему? — встряла я в их беседу, заинтригованная ответом шаманки.

— Если когда и сможет, то иначе, — ответила мама. — Он не шаман.

— То есть магистр не может овладеть искусством шамана?

Элькос посмотрел на меня, а после опять перевел взгляд на шаманку и уже не сводил его с нее, ожидая пояснений.

— Почему, мама? — повторила я свой вопрос, потому что шаманка вернулась к своему блюду.

Она наколола на шамкаль кусочек мяса, посмотрела на него и усмехнулась. После отправила в рот и некоторое время жевала, будто испытывая наше с магом терпение. А когда проглотила, причмокнула:

— Хорошо, — и только после этого произнесла: — Разные мы. Шаману Белый Дух силу дарит, а он хамче. Ему дано с рождения.

— То есть? — спросил уже магистр.

— То и есть, — усмехнулась Ашит и наколола новый кусок мяса. Макнула его в соус, но прежде, чем отправить его в рот, скосила на меня глаза: — Ты же умная, дочка, умеешь думать.

— Умею, — согласилась я, — но лучше поясни сама.

Однако снова пришлось ждать, пока она прожует и проглотит, и только после этого мама ответила:

— Мои знания — дар Отца. Я родилась, как все, а потом Создатель позвал. — Историю, как Ашит стала шаманом, я помнила, потому кивнула, и мама продолжила: — Не всех Отец зовет, кто-то сам хочет стать шаманом, но у того силы меньше будет.

— Почему? — спросил Элькос.

— Потому что Отец выбирает тех, кто похож на него. Я похожа, мне силы много дал, а кто другой, тому столько, сколько принять может.

Признаться, я была озадачена. Что мама хотела этим сказать? Опять эта теория первородства? Но она сама же высмеивала тех, кто называет себя любимым дитя Белого Духа, и вдруг — кто похож… Я в задумчивости водила шамкалью по блюду, пытаясь осознать, что скрыто за откровением вещей. А она теперь смотрела только на меня, и в глазах я уловила толику иронии. Ашит кивнула и улыбнулась уже открыто и хитро.

— Думай, Ашити, думай, — велела она. — Ты знаешь, о чем я говорю. Думай.

Я нахмурилась. Знаю? Что я знаю? Как Создатель выбирает людей, похожих на него? Чем? Лицом, статью, норовом? Силой? Но у шамана, выходит, сил при рождении нет, как у мага. Их пробуждает Белый Дух и дает знания… То есть… Я вскинула взгляд на названую мать, однако она только кивнула, поощряя меня к дальнейшим размышлениям. Хм…

— Не по запаху же, — усмехнулась я и вдруг застыла, сраженная пониманием.

Разумеется! Когда-то я уже слышала о чем-то подобном, но было это еще у илгизитов. Рахон рассказывал мне о том, как отбирают бальчи — личную гвардию великого махира, так сказать. Второй подручный на запах определял, кто схож с Алтаахом. Но Создатель, конечно же, не мог действовать так грубо. И значит, мерилом было нечто иное…

— Созвучие, — шепотом предположила я. А после продолжила уже более громко и уверенно: — Отец выбирает тех, в ком видит способность принять его дар. Того, кто подходит для знаний шамана.

— Верно, — улыбнулась Ашит.

— И потому тот, кто приходит по собственной воле, попросту не может принять всего, что получает избранный. И поэтому он слабей. Что дается легко одному, то не дается другому.

— Да, — снова кивнула мама. — Говори дальше.

— А магистр рожден иным, — не стала я противиться. — Ты не зря назвала его хамче, потому что он одарен с рождения. Он не может стать шаманом и повторить твои ритуалы по той причине, что его дар имеет собственную направленность и не созвучен тому, что получают шаманы. Но у меня есть вопрос, мама. Есть ли другие хамче? Такие, как магистр, только еще спящие? Быть может, мы можем их пробудить и обучить? И тогда магов станет больше, чем один?

— Да, — живо откликнулся Элькос. — И мне был любопытен этот вопрос. Хотя… — он вздохнул, — признаться, жаль, что я не могу перенять знания шаманов. Я всегда готов учиться.

— У тебя свой путь, — ответила ему Ашит и посмотрела на меня. — У меня нет ответа на твой вопрос. Его спроси, — и она кивнула на мага.

Удивленно приподняв брови, я перевела взор, но и в глазах Элькоса отчетливо читалось недоумение. Откуда пришельцу было знать о реалиях его нового дома? И мама постучала себя пальцем по лбу, предлагая подумать и Элькосу. Он хмыкнул, потер подбородок и усмехнулся.

— Понимаю. Да, в магах я разбираюсь лучше, чем в шаманах. Душа моя, думается мне, что я все-таки единственный. — Он развел руками. — Дар или есть, или его нет. Если он есть, то проявляется независимо от того, умеет ли маг управлять им. Это неконтролируемые вспышки поначалу. В нашем мире с этого момента начинается обучение, чтобы помочь одаренному обуздать его силу. И если бы в Белом мире происходило подобное, то люди знали бы. И если кто-то сумел обуздать свой дар самостоятельно, то он бы начал передавать свои знания, и о хамче не только бы знали, но они бы заняли значительное место в жизни таганов. Скорей всего, сама история пошла бы по иному руслу.

Да, скорее всего, так. Обладая немалой силой, которая превозносит тебя над другими, сложно не использовать ее. Амбиции, высокомерие — эти чувства могут легко поглотить душу. Особенно когда вокруг необразованные люди, которым можно внушить многое, даже веру в собственную божественную сущность. Шаманы — иное дело. Их одаривает сам Создатель, и возгордиться — предать доверие, а таких отступников Отец карал безжалостно.

Имелась еще причина, по которой я была склонна согласиться с магистром, — Шамхар. На страницах его книги о магах не говорилось, и это я уже поминала. Шаманы были, аданы были, знахари тоже были. А вот такие вот хамче — нет. Возможно, и слово само появилось позже. Или же оно видоизменилось, однако смысл остался — одаренный духами, но отличными от магии талантами. Наш хамче и вправду был единственным, и потому сила его была безграничной.

— Даже не знаю, что сказать, — рассеянно улыбнулась я. — С одной стороны, жаль. Магия могла бы дать этому миру немало полезного, с другой — слишком заманчиво может быть превосходство одаренного над неодаренным. К чему это приведет в будущем — сказать невозможно. Наверное, лучше уж людям жить своим умом и полагаться на собственные силы.

— Такова воля Белого Духа, — важно кивнула шаманка.

В эту минуту мне захотелось шлепнуть себе по лбу и обозвать как-нибудь нехорошо и уничижительно. Вот же оно! Я должна была понять с самого начала! Ответ на мой вопрос был на поверхности, но я не думала, потому что сразу же положилась на маму. А она говорила — думай! Не думала… Точнее, думала, но о множестве других вещей и упустила самое очевидное и простое — воля Отца.

Конечно же, в Белом мире не могло быть магов, потому что его Создатель желал, чтобы Его дети жили своим умом, рассчитывали на свои силы и учились на своих ошибках. По той же морали жила и Ашит, о чем столько раз говорила. А я упустила. Магия не то, что позволит людям следовать заветам Отца. Она и благо, и зло. Всё зависит от того, в чьих руках этот великий дар. Но главное, магия не путь развития. Всё, что будет достигнуто, утеряется, едва исчезнет чудесная сила. Главная магия, по мнению Белого Духа, — это разум и труд, а не волшебство.

Дар шамана — это доверие Белого Духа. Одаренные Им люди помогают, когда иного пути нет, но не указывают, не усиливают, не властвуют. Потому приходят, когда нужны, и не лезут, если не звали. И в ответах скупы, и на советы особо не расщедрятся. Как сказал Танияр Эгчену: «Такова воля Отца, и ты это знаешь, иначе вещая не помогала бы нам. Ашит идет не к дочери, но по велению Белого Духа. Только Ему она послушна». Именно так. Как бы мама ни относилась ко мне, но она пальцем не шевельнет, если на то не было веления Создателя. Достаточно вспомнить все мои похищения.

Я посмотрела на шаманку и увидела прежнюю иронию в глазах, но теперь она согласно кивнула, подтверждая все мои соображения. Затем протянула руку и постучала пальцем мне по лбу:

— Думай, Ашити, думай.

— Ты права, мама, — улыбнулась я. — Всё было понятно сразу, надо было только начать размышлять. Но… — Моя улыбка стала шире. — У меня большая голова. Там столько мыслей, что не всегда сразу найдешь нужную.

— Когда захочешь, найдешь, — усмехнулась шаманка.