Просторы любви. Премия имени Н.С. Гумилёва

Юлия Цхведиани

«ПРОСТОРЫ ЛЮБВИ» – сборник рассказов о сложных отношениях между людьми, о любви и дружбе, о подлости и предательстве. О чем бы ни писала Юлия Цхведиани, чуткий наблюдатель нашей подчас парадоксальной действительности, – о любви и разочарованиях, о судьбах своих героев, о многочисленных путешествиях – ее творчество пронизано искренностью, добротой, иронией и самоиронией, жизнелюбием.

Благодарности:

НП"ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА"

Директор издательства: Бояринова О.В.

Руководитель проекта: Крючкова А.А.

Редактор: Петрушин В.П.

Вёрстка: Измайлова Т.И.

Обложка: Крушинина В.А.

Книга издаётся в авторской редакции

Возрастной ценз 18+

Печать осуществляется по требованию

Шрифт Business Elegance

ISBN 978-5-7949-0968-5

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА

Издательство

Московской городской организации

Союза писателей России

121069

Россия, Москва

ул. Б. Никитская, дом 50А/5

2-ой этаж, каб. 4

В данной серии издаются книги номинантов

(участников) конкурса им. Н.С. Гумилёва,

проводимого Московской городской организацией

Союза писателей России

Электронная почта: [e-mail]

Тел.: + 7 [phone]

© Юлия Цхведиани, 2022

ISBN 978-5-7949-0968-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОСТОРЫ ЛЮБВИ

If only

Бог дал мне еще один шанс, и вот я опять в той стране, где живут одни синьоры и где все приезжие тоже сразу же становятся синьорами.

Наши друзья-итальянцы из Турина порекомендовали мне в этот раз отдохнуть на Лигурийском побережье, недалеко от Лазурного берега Франции. Места — сказочные, красота — необыкновенная! Друзья гарантировали чистейшее море, свежий целительный горный воздух, отсутствие испепеляющей жары и изысканную Лигурийскую кухню. Этот участок побережья итальянцы называют Ривьерой цветов.

Вот так, следуя рекомендациям, в конце лета я оказалась в этом райском уголке Италии, в уютном и гостеприимном домашнем отеле. И не пожалела об этом ни одной минуты.

Планов, как провести время, у меня было множество. Ну, во-первых, конечно, ознакомиться с местными достопримечательностями: проследовать по дороге Виа Аурелия, заложенной еще в древнеримские времена, побывать в Черво, в соборе Святого Джованни Батиста, в самом представительном соборе в стиле барокко в Лигурии, посмотреть знаменитую муретту в Алассио, покупаться в Диано Марина, прогуляться по улочкам старого города знаменитого Сан-Ремо. Затем доехать до Лазурного берега Франции и там уже посетить блистательную Ниццу, живописную Виллу Эфрусси де Ротшильд, Канны, Сен-Поль-де-Ванс, Монако, и, если останется время, то хотя бы недельку провести в «сладком ничегонеделании» — «Dolce far niente», как говорят итальянцы.

Каждый раз не устаю удивляться великолепию итальянского и французского побережья. Сколько ума, таланта, терпения, любви, веры, вкуса и даже фанатизма надо было вложить в эти соборы, замки, сады и виноградники, цепляющиеся за горы, в маленькие городки, кажущиеся только на первый взгляд столь похожими друг на друга. А ведь у каждого городка своя долгая, зачастую весьма драматичная судьба, полная мифов и легенд.

После добросовестного выполнения всей туристической и дегустационной программы наступила неделя морских и солнечных ванн, SPA процедур, отсыпания, лени, чтения любимых книг, вечерних концертов и просто наслаждения. Но, как всегда, бесконечно звонил телефон, важные производственные дела не могли и не хотели ждать… Приходилось то и дело отвлекаться от счастливого погружения в «ничегонеделание».

Наконец, порядком устав от всей этой «чехарды», я отключила телефон и… начала присматриваться к окружающим меня гостям нашего отеля. На небольшом песочном пляже, принадлежавшем нашему отелю, уютно расположились немногочисленные его гости. В основном это были англичане, американцы, французы и, конечно, итальянцы. Русских почти не было. Лето подходило к концу, миновал веселый праздник Ferragosto, шумные итальянцы с семьями начинали разъезжаться по домам. Начинался бархатный сезон.

Рядом со мной на соседних шезлонгах расположилась американская семья: муж, жена и двое маленьких детей. Тучный мужчина преклонного возраста, весь покрытый веснушками и с большими залысинами. По всей видимости, когда-то он был огненно-рыжим, о чем свидетельствовал волосяной покров его рук и ног. В соответствие с американскими традициями на нем были длинные бриджи в ярком гавайском стиле. Боясь сгореть на солнце, он бесконечно намазывал себя кремом от загара, не снимал ни солнцезащитные очки, ни бейсболку и, следуя движению солнца, то и дело передвигал шезлонги под зонтиком.

Его жена, высокая женщина неопределенного возраста с шикарной вьющейся каштановой шевелюрой и хорошо сохранившимися формами, тоже беспрерывно обливала себя различными спреями от ярких солнечных лучей.

Вокруг них бегали дети — девочка лет семи и мальчик лет десяти. Взрослых они называли бабушкой и дедушкой, а иногда Риком и Саррой. Все вместе они плавали в море, их веселые голоса доносились до всех отдыхающих, потом дети с бабушкой направлялись к открытому бассейну с подогреваемой морской водой. Тогда мужчина облегченно вздыхал, ложился на шезлонг, снимал свои солнцезащитные очки, и было видно, какие у него большие голубые глаза. Иногда он надевал очки с диоптриями и с наслаждением возвращался к чтению какого-то детектива. К одиннадцати часам он обычно строил вместе с детьми замок из песка, дети бегали к морю и приносили ему в ведерках воду. Строго по расписанию, к часу дня, семья шла к обеду, чтобы позже, переждав жару, снова в полном составе вернуться на море.

На третий день, жена, видимо, отправилась за покупками в город, и мужчина остался с внуками один. Детские звонкие голоса отвлекали меня от чтения, но не раздражали.

Время от времени я наблюдала за ними, по большей части вынужденно, по-соседски. В какой-то момент, когда девочка побежала очередной раз за водой, с ее головки слетела панамка; ветер подхватил ее и понес в сторону моря.

— Твою мать! Как достала меня эта панамка! — совершенно неожиданно воскликнул «американец» на чистом русском языке, и затем, уже на английском языке, сказал внуку: — Ну, лови же ее скорее!

Мальчик ловко подхватил головной убор и привычно, как-то даже по-взрослому водрузил его на голову девочки.

Сначала я решила, что мне все это послышалось, но потом любопытство взяло верх, я повернулась к мужчине и спросила:

— Вы говорите по-русски?

— Да, а вы слышали, как я выругался! Прошу у вас прощения. Я не самый ловкий дед. А вы, что, из России?

— Да, я из Москвы.

— Ну, надо же, я тоже когда-то жил в Москве, на Профсоюзной улице, метро «Академическая».

— А я, представляете, сейчас именно там работаю, как раз на «Академической».

— С ума сойти, вот как иногда бывает!

— А я очень удивилась, услышав чистую и даже специфическую русскую речь от «американца». Ведь никто из вас за эти три дня не произнес ни слова по-русски. А потом вы ведь прекрасно говорите по-английски!

— Так я живу уже в Штатах более 40 лет, жена моя — американка; я выучил английский еще в молодости, когда все это давалось очень легко.

Дети с удивлением смотрели на деда, терпеливо дожидаясь, когда он прекратит это непонятное для них общение. Мужчине же хотелось общаться. Он попросил внука занять сестренку. Мальчик с радостью согласился. Они с сестрой уселись под зонтик, взяли планшет и погрузились с головой в какую-то электронную игру.

Мужчина продолжил разговор.

— А где вы живете в Москве?

— Я всю жизнь живу на Ленинском проспекте, рядом с Нескучным садом.

— Знакомые все места…

— А были ли вы в Москве с тех пор? У нас большие перемены. Многое в городе теперь выглядит иначе. Построили новые дома, отреставрировали старые в центре города, разбили парки, присоединили десятки деревень. Я, правда, редко бываю в новых районах. Работа, видите ли, семья, дом, дача.

— Ну, это как у всех. Нет, я не был в Союзе с тех самых пор…ой, простите, теперь надо говорить в России. Мечтаю показать Москву внукам. У меня оставались друзья в Москве, раньше я поддерживал с ними отношения, потом как-то все рассосалось. Извините, меня зовут Игорь, Гарик. А вас?

— Меня Юля.

— Очень приятно. Представляете, перед самым моим отъездом в Америку, я встречался с одной прекрасной девушкой, которую тоже звали Юля. Я ее долго потом вспоминал. Блондинка с длинными роскошными волосами, с осиной талией и карими раскосыми глазами. Она была немного похожа на Марину Влади. В роли колдуньи. Был такой французский фильм по Куприну. Она, верите или нет, тоже жила где-то рядом с Нескучным садом…

Я начала присматриваться к мужчине внимательнее; ведь, судя по всему, он говорил явно обо мне! Это же невероятно! Более сорока лет прошло… Неужели он? Господи, точно он! Синеглазый, когда-то хрупкий, кудрявый, «золотой мальчик»! Он всегда был открытым, веселым, то и дело пел и все никак не мог наговориться. Но он меня не узнаёт, еще бы.… Где та осиная талия, те пышные длинные волосы? Я очень изменилась, поправилась, короткая стрижка, возраст, наконец… Но он тоже изменился до неузнаваемости. Превратился в какого-то рыжего борова. А, плевать! В конце концов, сниму темные очки и признаюсь! Мужчина тем временем продолжал что-то вспоминать из своей прошлой московской жизни:

— Эх, жаль! Вы сидели рядом почти три дня, говорили на английском и итальянском языках с персоналом. Я думал, что вы немка или шведка, судя, простите, по вашим формам. Могли бы мы с вами еще поболтать, а то завтра утром мы улетаем домой, передаем детей их родителям.

Воспоминания меня накрыли с головой. Я не могла себя больше сдерживать.

Мне захотелось, чтобы и Гарик оказался на одной со мною волне чувств и воспоминаний. Я сняла очки, развела руками, как бы извиняясь за то, что предстаю перед ним не в самом презентабельном виде по такому невероятному случаю и тихо произнесла:

— Гарик! Ты будешь смеяться, но это я — та самая Юля…

Последовала немая сцена узнавания. Мы, два полных взрослых человека, фактически голые, встали, подошли друг к другу и крепко обнялись. Два чужих человека, молча стояли, обнявшись, и тихо, как два сентиментальных болвана, роняли слезы. Почему мы расплакались? Сразу и не ответишь… Наверное, от того, что так быстро пролетели эти более чем сорок лет, что прошла целая жизнь, что, слава богу, все-таки живы и что довелось опять встретиться…

При этой сцене публика на пляже от недоумения зажужжала, внуки стояли, открыв от удивления рты, и деликатно молчали.

— Юлечка! Слушай, какое счастье, что я выругался, а то бы так и просидели рядом и не узнали бы друг друга. Постой! Я сейчас все придумаю и организую. Первым делом отведу ребят на обед. Ты идешь? Покормлю, отведу их в номер, чтобы переждали жару. Я и так сам с ними сгорел дотла… Включу им телевизор, пусть смотрят мультфильмы… Сам же спущусь в холл и буду тебя ждать. Один день, всего один только день и даже не день, а остаток дня! Давай посидим, вспомним все вместе. Боже мой, как же я рад тебя видеть! Да ты и не изменилась совсем, сейчас я тебя окончательно узнал!

— О чем ты говоришь? Не сняла бы очки, ты бы меня и не узнал! Давай, давай, иди с детками обедать, я тоже пойду обедать, а через два часа встретимся в холле.

В моей душе творилось что-то невероятное. Я поднялась в свой номер, приняла душ, легла на кровать и провалилась в воспоминания сорокалетней давности.

Мы познакомились через друзей. Случайное знакомство. Семья Гарика готовилась к отъезду в США. Он уже редко посещал занятия в институте. Был на седьмом небе от предвкушения новой жизни. Уезжали они в Нью-Йорк по приглашению какого-то богатого родственника. Все для них было готово. Квартира, работа, учеба. От них требовалось только знание английского языка. Гарик бурно прощался с московской жизнью. Семья продавала остатки своего имущества, и Гарик погуливал на эти деньги. Носился по всей Москве, встречался со всеми, прощался со всеми, ходил в театры и кино, на выставки, в кафе. Он наслаждался тем временем и пытался навсегда запомнить московскую жизнь. Тогда-то мы и познакомились в какой-то компании. И начали с ним встречаться. Он все время говорил мне: «Знаешь, Юлька, я, ведь ничего не могу тебе предложить. Дядя даже невесту мне нашел в Нью-Йорке. Между прочим, очень красивая и богатая девушка. Я должен на ней жениться».

А мне ничего и не надо было от него. Я сама была в это время влюблена в другого молодого человека, и это его даже подзадоривало. Мы прекрасно проводили время. У нас было много общего — взгляды, увлечения, друзья. Я тоже тогда мечтала уехать куда-нибудь из России — на все четыре стороны. Легкое воздушное беззаботное общение двух молодых людей в течение какого-то месяца. И этот месяц подходил к концу. Я все больше привязывалась к Гарику, а он все больше влюблялся в меня…

И был один день, который навсегда запомнился мне, и я более чем уверена, что и Гарику — тоже. Он-то и вспомнился мне в этот жаркий августовский день в Италии сорок лет спустя. Гарик, я уверена, тоже вспоминал именно этот день.

…Было самое начало октября. Стояла ясная прохладная осенняя погода. Нас, студентов, направили сгребать в большие кучи желто-оранжевые, опавшие, но еще не окончательно пожухшие листья на склоне Ленинских гор. Эдакий «субботник» посреди рабочей недели. Мне вспомнился вкус этого прозрачного осеннего воздуха. Запах опавшей, но еще свежей листвы. Ни единого дуновения ветерка. Мы наработались, немного замерзли и пили из термосов чай. Девочки, забывшие дома перчатки, с горечью осматривали свои озябшие и натруженные руки с буквально на глазах надувавшимися на них мозолями. Мальчишки сбежали первыми, не дождавшись дворника, принимавшего у нас работу. Наверняка пошли пить пиво в парк Горького. Девочки, как более дисциплинированные, стояли у больших куч с желтыми листьями и ждали разрешения покинуть место столь ответственного и нужного Родине труда.

Мы договорились с Гариком, что он подойдет к месту ударной комсомольской расчистки Ленинских гор, и мы пройдемся по Нескучному саду. Пришел дворник, поворчал для вида, расписался в какой-то бумажке у старосты нашей группы, собрал грабли и отпустил всех девочек по домам. Девчонки постепенно расходились. Я ждала Гарика, а он опаздывал. Наконец, я осталась стоять одна среди десятка желтых холмов. Я представляла, как вдруг поднимется ветер, подхватит эти мириады разноцветных осенних листьев, а заодно с ними и меня, и я закружусь с ними в одном неимоверном вихре. Поднимусь высоко в небо, полетаю, а затем вновь плавно спущусь на мягкое желто-оранжевое лиственное одеяло.

— Привет, извини, немного опоздал. Замерзла, комсомольская труженица?

Я была рада появлению Гарика.

— Как же тут красиво! К этим желтым краскам добавить бы еще немного красного цвета, но тогда бы уж точно я отсюда никуда никогда не ушел!

— Да, красного цвета хорошо было бы добавить!

Гарик улыбнулся и посмотрел на меня своими искрящимися лазурными глазами. Он сам, огненно-рыжий, и был той каплей красного цвета, которой не хватало в этом желтом океане.

— Вот смотри, что мы сейчас сделаем. Ты беги к самой большой куче с одной стороны, а я — с другой. И падаем на спину. Мы будем лежать на куче желтых листьев голова к голове. Я возьму твои руки в свои, согрею их, и мы будем петь, нет, мы будем просто орать мою любимую песню.

Мы разбежались, развернулись и одновременно рухнули на ложе из желтых ароматных листьев. Я подняла вверх руки, Гарик нежно взял их в свои теплые ладони и тихо-тихо начал петь песню популярной тогда группы «Christie»:

«If only you were not so far away

I would come to you,

I surely would…¹

Я подхватила, и дальше мы запели уже громче вдвоем:

If only I had silver wings, I’d fly

If it could be so, I’d be with you…²

И под конец, уже не сдерживая эмоций и не отдавая себе отчета ни где мы, ни что мы, крича уже слегка охрипшими голосами, мы вновь и вновь повторяли один и тот же припев:

If only, if only

There was a way,

If only, I knew the reason,

But I don’t, so I just sing this song for you.³

В тот день мы прощались, у нас оставался лишь один, последний вечер.

Вот, собственно, и все. Мы вспоминали тот последний наш день, день надежд и безумных жизненных планов. Мы были так молоды, беспечны, и впереди у нас была целая жизнь. И вот…

Прошло два часа. Мы встретились в холле. Гарик заказал вина и фруктов. Мы не знали с чего начать и молча рассматривали друг друга. Начал Гарик:

— Теперь меня зовут Риком. Я женился на той самой дальней родственнице, которую присмотрел мне дядя. Она врач-ортопед. Я счастлив, имею свой небольшой бизнес, связанный с недвижимостью, у нас прекрасный сын, работает врачом в клинике. Двое внучат. Дом, две машины. Все очень хорошо. И есть лишь одно обстоятельство, которое всегда меня немного тревожит. Всю мою жизнь за меня спланировали другие, хорошо спланировали, но без моего участия. Думаю я, как и прежде, на русском языке, так и не смог перестроиться. По инерции интересуюсь всем, что у вас творится, но новости обсуждаю лишь со своими русскими друзьями. Дома — все американцы, их ничего не интересует из российской жизни. Иногда у меня создается странное впечатление, что я проживаю удачную, но не совсем свою жизнь…. Вот, если бы только…

Гарик отпил вина и продолжил. Все, что он говорил дальше, не имело для меня уже никакого значения. Я смотрела в его подслеповатые голубые глаза и видела в них уплывающие в какую-то даль и исчезающие, как в тумане, наши прожитые годы.

Я тоже что-то рассказала ему. Он также с грустью воспринимал ненужную ему информацию. Обещали при любой возможности связываться друг с другом.

Тем временем вернулась жена Гарика, мы формально познакомились, заказали еще вина, выпили за встречу и попрощались.

Спустя два месяца я оказалась в Нью-Йорке. Сидя на скамеечке в Центральном парке и наблюдая за детьми, которые пускали игрушечные кораблики в пруду, я с теплотой вспомнила о нашей с Гариком встрече в Италии, но так и не позвонила ему.

Когда-то в нашей жизни уже был прекрасный день… Затем, много лет спустя, еще несколько часов трогательных воспоминаний… И этого более, чем достаточно…

2014

Вечерок

В самый разгар лета супружеская пара Новиковых, Олег и Вера, сидя на веранде своего загородного дома, наслаждались чаепитием. Более тридцати лет Олег и Вера прожили вместе. Дети их выросли и, как подросшие птенцы, выпорхнули из гнезда. У них начиналась своя жизнь, а у Олега и Веры — своя.

Супруги наслаждались своим домом, садом, окружавшей их природой. На маленьком чайном столике, на ажурной белой салфетке, стояли красивые фарфоровые чашечки, чайник и блюдечки с ломтиками лимона, вареньем и домашним печеньем. Только что прошел теплый летний дождь, воздух был необыкновенно чист и прозрачен. От земли поднимался густой пар. В саду, засыпая, тихо пели птицы. Верная собака устроилась между домочадцами. Она была рада и счастлива, что хозяева дома. Особый, вечерний запах цветов был дурманящим. Ароматный чай с мятой и листом смородины, домашнее варенье, свежеиспеченные бисквиты с корицей и имбирем создавали уютную домашнюю атмосферу. Ничто не нарушало этой пасторальной идиллии. Супруги лениво перебрасывались фразами ни о чем. Просто сидели, любуясь прекрасным видом своего цветущего ухоженного сада.

Раздался звонок. Это сосед Виктор зашел к ним в гости. Хозяева любезно предложили ему присоединиться к их чайной церемонии.

— Угощайтесь, Виктор, чай только что заварили. Вишня в этом году уродилась мелкая, мы всю ее пустили на варенье, сварили вкусное, ароматное. Бисквиты я только сегодня испекла, получились, как мне кажется, удачные. Присаживайтесь поудобнее, мы вам всегда рады, — скороговоркой проговорила Вера.

Сосед часто наведывался к супружеской паре, ему нравилась спокойная и дружеская атмосфера их дома. Сам он работал патологоанатомом в городской больнице, но никогда, слава богу, о своей работе не рассказывал. Он вообще почти ничего о себе не рассказывал, казался милым, симпатичным молодым человеком.

Его большой дом с серым забором стоял по соседству. Участок представлял собой свалку каких-то ненужных вещей. Еще несколько лет назад этот дом принадлежал родителям его жены. Они рано ушли из жизни. На участке еще доживали их старые сливы, яблони, а также множество уже почти диких кустов малины и крыжовника. Виктор уставал на работе и с удовольствием приезжал на дачу. Жена редко составляла ему компанию, она любила комфорт, который ей лень было воссоздавать в доме. Сосед одиноко блуждал по заросшим дорожкам, время от времени пытался что-то перекопать, явно скучал, потом забирался в дом, что-то там готовил себе в одиночестве при тусклом свете. Участок приводить в порядок он не хотел, дом ремонтировать не имел возможности, говорил всем, что дача существует исключительно для отдыха. И тем оправдывал свою бездеятельность.

Когда ему становилось совсем уж тоскливо, он как ни в чем не бывало приходил на чай к своим соседям. Приносил хозяйке полевые цветы, которые собирал на своем участке, мило улыбался. Вере это очень нравилось, она украшала цветами веранду. Его всегда радушно принимали. Болтали в основном о политике, о кризисе в мировой экономике, о погоде, о том о сем.

У соседа были свои странности. Любимым его развлечением было представлять, к примеру, всевозможные обстоятельства смерти соседей. Фантазия его особенно разыгрывалась, когда он, напившись чая, отведав пирожных или печенья, удобно устраивался на мягком диване, запрокидывал голову и, делая вид, что рассматривает сад, углублялся в свои мысли.

Время от времени он переводил взгляд на Веру, внимательно рассматривая ее.

«Вот что привлекательного находит в ней Олег? Худая, можно даже сказать, сухая пожилая женщина. На лице и у губ морщины, ввалившиеся подкрашенные глаза, вот зачем она так ярко их подкрашивает… Волосы и брови тоже крашеные. Зубы свои, но уже пожелтевшие и со множеством пломб. Ничего естественного не осталось. Родила двух детей, грудь, наверное, висит, попа вся в складках, ноги и руки — жилистые, костлявые пальцы рук и ног с признаками начинающегося артрита. Маникюр и педикюр яркие, не по возрасту, губы тоже ярко красит. Нет, никак не скрыть ей своего возраста. Утром, наверное, изводит себя зарядкой, ест только полезный творог и проросшие семена… Голос какой-то заискивающий. Мажет обильно лицо жирным кремом. На ночь пьет кефир, страдает запорами, наверняка лечит геморрой. Бегает, прыгает, лыжи, сауна. Вечно мерзнет, ноги ледяные — сухие, колючие палки. Спит в своей спальне, при этом к сексу, скорее всего, еще не вполне равнодушна. В целом выглядит бодрой, молодится, все хохочет, готовит по выходным пироги и блюда европейской кухни, в доме чистота и порядок. Должно быть, активная. Работу свою любит, зарплата приличная, одета модно. Почему же она выслуживается перед Олегом? В чем-то, значит, грешна. Детьми и внуками особенно не озабочена, эгоистка, любит себя, увлекается музыкой, кино и книгами. Хороший собеседник. В молодости была пикантной барышней. Но когда это было? Ладно, начинаем разбираться. Сейчас мы мысленно развернем мирно и слаженно работающий механизм этого дома, заменим будничное, прозаическое существование под тихим и удобным названием „как у всех“ на нечто внезапное и неожиданное!»

Олег тем временем продолжал комментировать последние коррупционные скандалы. Виктор делал вид, что внимательно слушает, и автоматически кивал в знак согласия. Вера встала и направилась в сторону кухни, чтобы дать распоряжения прислуге по организации ужина. Потом она вернулась, села напротив мужчин, извинительно улыбнулась и внимательно и даже с оттенком некоего подобострастия продолжила слушать мужа.

Олег же сел на своего любимого «конька» и помчался по колее столь увлекающих его политических перипетий. Остановить его было невозможно. Виктор в качестве собеседника его вполне устраивал. Он практически всегда молчал, абсолютно со всем соглашался, время от времени вставлял отдельные реплики. Засиживался он обычно подолгу, дожидаясь на всякий случай ужина. Если приглашали, то он охотно присоединялся. Но когда в доме были посторонние люди, он удалялся по-английски. Эту его черту хозяева ценили.

— Олег, Виктор! Надо бы прогуляться до ужина, уж больно вечер хорош. Виктор, может быть, вы останетесь с нами на ужин? У нас сегодня легкий овощной салат и белая рыба со шпинатом. Угостим вас итальянским белым вином, — предложила Вера.

— Верочка, но мы и так сидим на воздухе, я сегодня играл в теннис, плавал, устал — в самом деле, посидим дома, и Виктор вот тоже не возражает.

Виктор, погруженный в свои фантазии, дважды кивнул. Наступила пауза. В тишине было слышно жужжание пролетающей пчелы.

«Скоро ужин, — тем временем рассуждал про себя Виктор, — значит, сегодня разделаемся с хозяевами быстро. Итак, Вера, здоровая, жилистая, своей смертью не умрет. Поможем.

Вариант первый.

Несчастный случай. В саду Веру кусает оса, Олег в это время катается на велосипеде, прислуга не может найти необходимый антигистаминный препарат, у Веры развивается мгновенная аллергическая реакция на яд перепончатокрылых, возникает отек Квинке, шоковое состояние и — мгновенная смерть. Возвращается Олег, Вера лежит в саду, на траве, кожа ее сине-багрового оттенка».

Вера между тем принесла мужчинам аперитив в красивых фужерах.

«Вариант второй.

Тоже несчастный случай. Утром Вера выходит из своей спальни в длинном халате и мягких ночных тапочках и спускается с лестницы, чтобы приготовить горячий кофе и принести его в кровать Олегу. Пояс халата цепляется за кусок кованой лестницы, Вера оступается и кубарем катится на первый этаж. Перелом позвоночника, тяжелое повреждение скелета и спинного мозга — мгновенная смерть. Олег в наушниках слушает музыку. Не дождавшись обещанного кофе, он встает, выходит из спальни, но поздно. Вера лежит на полу в гостиной с полным отсутствием дыхания и сердцебиения».

Вера обменялась с Виктором взглядом, они вежливо улыбнулись друг другу.

«Вариант третий.

Тоже несчастный случай. Вера бегает утром в лесу со своей маленькой собачкой. Там же гуляет деревенский житель с огромными дворнягами без поводка, те набрасываются на маленькую собаку и Веру и кусают женщину за лицо. У Веры шок, коллапс. Мужчина бросает ее в лесу в этом ужасном состоянии, а у Веры от жуткой боли развивается сердечный приступ, затем обширный инфаркт и — смерть. Прибегает домой, вся израненная, собака, Олег поднимает людей на поиски, находит Веру в лесу мертвой, все лицо покрыто муравьями. Брр!!! Ну, хватит с нее!

Через три дня пышные похороны, венки, цветы, много людей, коллеги, друзья, все грустят. Веру хоронят в закрытом гробу. Олег в элегантном темном костюме с черным галстуком, еле сдерживается, чтобы не заплакать. Потом поминки в дорогом ресторане, первые скорбные слова: «Хорошая жена, мать, хозяйка, великолепный специалист, душевный человек, отличный друг. Как мы все без нее…»

Через час за столом начинается легкий шум, улыбки, воспоминания о смешных случаях, связанных с Верой. Еще через пару часов все родные и близкие расходятся по домам.

Проходит два месяца, я захожу, и что я вижу… Молодая красивая женщина, блондинка с длинными вьющимися волосами, сидит на веранде в кресле-качалке с книгой в руках, на ее плечах вязаная белая шаль. Уже ранняя осень, и становится прохладно. Все тот же маленький столик с белой салфеткой, те же фарфоровые чашечки, но чай уже зеленый с мятой, никакого печенья, варенья, только блюдце с сухофруктами и орехами. Олег весь светится. Представляет мне новую хозяйку. Прогуливаясь по дорожкам сада, делится со мной своим новым счастьем.

— Старик, я как заново родился. Ты ведь представляешь, что значит молодое гибкое тело, этот запах свежей юной кожи, аромат ее волос, нега ее губ, ни грамма косметики, а как она грациозна…

Это наваждение какое-то, это как свежий весенний дождь! Ночью я схожу с ума, она лежит в лунном свете, кажется, недоступная, но такая желанная; мраморное прохладное трепещущее тело, юная твердая грудь, а изгиб бедер… Сначала я нежно до нее дотрагиваюсь, слегка поглаживая шелковистую кожу, целую ее губы, длинную тонкую шею, девичью грудь, упругий живот… Потом все загорается, обжигающая страсть, безумие, восторг! Ну что я тебе рассказываю, ты ведь молодой, у тебя у самого все это есть. Ты знаешь, я буду дарить ей каждый день цветы, пока смогу, я хочу ее всем показывать — пусть все завидуют. Она такая красивая, я с ней поеду путешествовать, будем вечером сидеть где-нибудь в ресторане у моря, пить шампанское, будут гореть свечи, я приглашу ее танцевать, мы сольемся с ней под чарующую музыку. А ночью мы пойдем к морю, где будем плавать обнаженными…

Теперь скажи мне как врач, я что, сошел с ума? Она такая скромница, ничего у меня не просит, ее все устраивает, сидит, бедняга, одна дома, читает и ждет меня к ужину. Вечером накрывает стол, зажигает свечи и рассказывает мне, как она без меня скучала. За что мне такое счастье на старости лет?

Эпилог.

Через год Олег застает свою красавицу дома в моих объятиях, от обиды и неожиданности на фоне эмоционального перенапряжения у него случается геморрагический инсульт, проще говоря, банальное внутримозговое кровоизлияние. Как врач, я пытаюсь ему помочь, но тщетно. Занавес. Конец первого действия».

Вечер завершался. Духота почти сошла на нет. Ощущалось свежее дыхание ночи. Испарения от травы превратились в легкий стелющийся туман, запахи от цветов усилились. Вера прошлась несколько раз по саду, нарезала букет свежих роз, поставила их в вазу, зажгла уличные фонари и стала украшать стол к ужину.

— А как вам нравится наша российская демократия, особенно в свете так называемого Болотного дела? — риторически спросил Олег и, не дожидаясь ответа, продолжил свои рассуждения по этому поводу.

Виктор, довольный собой, глубоко вздохнул и покачал головой в знак полного согласия с рассуждениями и выводами Олега. Теперь его внимание полностью переключилось на хозяина дома.

«Олег. А что Вера находит в этом седом самовлюбленном демагоге и краснобае? Олег живет только во имя себя. Директор какой-то конторы, самолюбив и тщеславен, работает с удовольствием, видимо, достиг хороших результатов. Наворовал достаточно за свою жизнь. Сидит, барин, разглагольствует о демократии, сукин сын. Хочет казаться молодым, наверняка спит со своей секретаршей. В реальности — редкие седые кудри, пышные усы, прикрывающие импланты. Диабет второго типа, вечная жажда, близорукость, повышенная возбудимость и реактивность, нервозность, колит, почечная колика. На гладко выбритых щеках пунцовые пятна. Фигура неплохая для его возраста, однако слабые мышцы живота и дряхлеющая кожа, следит за своим весом и питанием, бегает по утрам, занимается плаванием и теннисом. Одевается в соответствии с модой. Наверное, это заслуга Веры. Спит в отдельной спальне, причина — храп. Бережлив, возможно, даже жаден, деньги откладывает на старость, Веру не балует, о доходах своих ее не информирует. Часто посещает врачей, имеет дорогую страховку, проверяет у себя все подряд. Боится рано умереть. Построил дом, наверняка имеет хорошую квартиру в городе. Детей обучал в престижных вузах, сейчас детьми и внуками не интересуется. Верой дорожит, так как она решает все бытовые проблемы, с нею удобно, есть о чем поговорить. Но не любит ее, она его тоже не любит, терпит. Играет роль заботливой хозяйки и внимательной жены. Почему? У нее тоже есть любовник, встречи носят в основном саморазрушительный характер, за эти эпизоды мимолетного счастья ей бесконечно стыдно. Каждый раз ей кажется, что она возвращается к Олегу как в тихую, уютную заводь. Он зануда и педант. Скучный малый. Эмоции свои не растрачивает, бережет для чего-то лучшего».

— К столу, к столу, все готово, — позвала Вера.

Виктор прошел в столовую. Сел за красиво сервированный стол. Хозяин налил в бокалы холодного белого вина и начал рассказывать о происхождении этого сорта вина и о том, как хорошо оно подходит к белой нежирной рыбе. На столе ярким пятном выделялись свежие овощи. Виктор сравнил их с декорациями для написания натюрморта.

«Как же все-таки у них уютно и всегда пахнет вкусной и дорогой едой. Сегодня рыба, отлично! Но рыба быстро остывает, покончим и мы по-быстрому с Олегом.

Вариант первый.

Несчастный случай. Олег дома, напарился в сауне, а потом решил принять холодный, контрастный душ. Мгновенный спазм сосудов головного мозга, Олег падает в душе, ударяется виском — мгновенная смерть. Вера приносит ему чай с чабрецом, а он… Ему уже не до чая.

Вариант второй.

Еще один несчастный случай. Олег катается на велосипеде; пытаясь выглядеть молодым, надевает наушники с плеером, не слышит и не видит мчащуюся сзади машину, резко сворачивает. Происходит наезд, Олег сбит машиной насмерть. Неизвестно какой — водитель скрылся с места преступления. Вера видит на земле изуродованное тело мужа…»

— Верочка, как все вкусно. Это правильно, что Виктор молчит, в рыбе косточки, эту речную рыбу надо есть очень осторожно!

— А как вам вино? — спросил Олег. Виктор любезно дважды кивнул.

«Третий вариант.

Еще один несчастный случай. Утром звонит секретарша Олега, просит срочно приехать в офис. Там он узнает, что все деньги, что он хранил в офшорном банке, заморожены на 18 лет, а вместо них выдают какие-то непонятные облигации. Олег покрывается красными пятнами, банальный инсульт. Позже выясняется, что у его компании огромные долговые обязательства. Вера приезжает на работу Олега, а там работают две бригады: одна — по расследованию причин скоропостижной смерти Олега, другая — по расследованию источников нажитого капитала. Через три дня пышные похороны, венки, цветы, много людей, коллеги, друзья, все грустят. Олега хоронят в шикарном гробу. Вера в элегантном черном костюме с черной газовой косынкой, еле сдерживается, чтобы не заплакать.

Потом поминки в дорогом ресторане, первые скорбные слова: «Хороший муж, отец, хозяин, великолепный специалист, душевный человек, отличный друг. Как мы все без него…»

Через час за столом начинается легкий шум, улыбки, воспоминания о смешных случаях, связанных с Олегом. Еще через пару часов все родные и близкие расходятся по домам.

Прошло два месяца, я прихожу в гости к Вере, и что я вижу… На веранде в кресле-качалке сидит другой мужчина, курит трубку, запах дорогого табака далеко распространяется в прозрачном осеннем воздухе. Становится прохладно. Все тот же маленький столик с белой салфеткой, те же фарфоровые чашечки, рядом с чайником стоят шикарная бутылка коньяка и домашние шоколадные мини-пирожные.

Вера помолодела, и вся светится. Представляет мне своего нового знакомого. Прогуливаясь по дорожкам сада, делится со мной своим новым счастьем:

— Виктор, вы не представляете, я как будто заново родилась. Леонид — сценарист, творческий человек. Очень успешный сценарист, но очень ранимый. Его чем-то очень обидела жена. Я случайно оказалась в нужное время в нужном месте. Мы тут же сошлись. Моя жизнь перевернулась, я веду теперь исключительно светский образ жизни, у нас каждый день кинопремьеры, спектакли, какие-то приемы, ночные клубы, я чувствую себя молодой женщиной. Я ушла с работы, перестала готовить, мы все покупаем или заказываем в ресторанах. На готовку нет ни времени, ни желания. Да и Леониду этого не нужно, он живет своими сценариями. Может не замечать ничего вокруг, когда пишет. Я обновила полностью весь свой гардероб, у меня теперь много вечерних платьев. Мы собираемся поехать с ним отдыхать на Лазурный Берег. Иногда он пропадает, просит несколько дней уединения. Потом возвращается, измученный, но счастливый, бросается мне в объятия. У меня весь дом в цветах. Он привозит их машинами со своих премьер. Теперь скажите мне как врач: я что, сошла с ума? Он такой скромник, ничего у меня не просит, его все устраивает, сидит с удовольствием дома, читает книги и пишет свои сценарии. Потом мы срываемся с места и едем куда-нибудь в сумасшедшее, веселое, беспечное общество. За что мне такое счастье на старости лет?

Эпилог.

Через год Вера приезжает домой и застает меня в своей кровати в объятиях Леонида. От обиды и неожиданности на фоне эмоционального перенапряжения у нее случается геморрагический инсульт, проще говоря, банальное внутримозговое кровоизлияние. Я, как врач, пытаюсь ей помочь, но тщетно. Занавес. Конец второго действия. Ну, так ведь намного интереснее, чем вся эта банальная жизнь!»

Тут Виктор, довольный собой и своими безумными фантазиями, а также ужином, заметил, что за окном стало совсем темно. Он резко поднялся и тепло поблагодарил соседей за чудесный вечерок, за гостеприимство, за вкусный ужин.

— Вера, вы прекрасная хозяйка! Олег, я полностью разделяю ваши взгляды на наше государственное устройство. Но, увы, что мы можем здесь поделать? Надеюсь, что я не нарушил ваши планы на этот вечер.

— Виктор, возьмите, пожалуйста, для вашей Леночки вишневое варенье. Я так много его наварила в этом году, уверена, что всем хватит!

— Очень вам признателен, спасибо, и до новых встреч.

Виктор попрощался и направился в свой мрачный дом. Там он сел на старый диван под тусклой запыленной люстрой, включил телевизор и задремал под монотонные звуки какого-то дурацкого ток-шоу.

— Олег, тебе не показалось, что Виктор сегодня был каким-то особенно молчаливым? Он как-то странно смотрел то на меня, то на тебя. Я его сегодня едва вынесла, не знаю почему. Все это время у меня было ощущение, что у нас в гостях энергетический вампир. Своим профессиональным взглядом он как будто бы раскраивал нас на своем столе из нержавеющей стали. Пойдем, дорогой, я успокоюсь, почитаем на ночь и ляжем спать. Я так не люблю, когда он приходит, но что делать, соседей надо терпеть.

— Верочка, дорогая, а я не считаю, что в нашем возрасте надо кого-то терпеть. Я имею право провести выходные дни с тем, с кем я хочу. Но, как и ты, сказать ему не могу. Пойдем, дорогая, ты, наверное, безумно устала. Смотри, Вера, он оставил свой мобильный телефон, но я не побегу отдавать его сегодня, завтра ему отдам.

Новиковы поднялись к себе в спальню. На стене висел портрет, написанный каким-то малоизвестным художником в их молодые годы. Юноша и девушка крепко обнимали друг друга и смешно улыбались. Рядом висели многочисленные фотографии детей и внуков.

Виктор проснулся от звука какой-то рекламы.

«А почему бы не попить чайку, тем более что есть варенье», — подумал он. Налил себе чаю, зачерпнул ложкой густое варенье прямо из банки. Ему было лень идти за блюдцем, да и посуду он мыть не любил.

В тот момент, когда он засунул в рот полную ложку варенья, ему вдруг страшно захотелось чихнуть. Он и чихнул, но как-то неловко, чтобы не разлетелось варенье, а затем резко и глубоко вздохнул.

Все произошло мгновенно. Мелкая вишенка с косточкой попала не в то горло. Виктор попытался запить ее, но горячий чай только усугубил дело. В панике он колотил себя кулаком по спине, по груди, по затылку, но все тщетно. Как мог он подавиться этой чертовой косточкой?!

Виктор начал задыхаться. Напрасно он метался по комнате в поисках мобильного телефона, в конце концов он схватил ручку и написал на лежащей с зимы газете: «Меня убили Новиковы».

От охватившего его ужаса и невероятности происходящего он потерял сознание, а скоро и вовсе перестал дышать. Ночь была тихой-тихой. Только время от времени тишину ночи прерывали голоса птиц. Ласковые и напевные, они не могли никого разбудить. Дачники спали крепким-крепким сном.

2014

Давайте поговорим о любви…

1.

После совместной прогулки три не очень молодые женщины обедали в кафе, болтали и немного жаловались друг другу на своих мужей. Они могли себе это позволить, во-первых, так как каждая прожила со своим мужем более тридцати лет, их дети сами уже были родителями, и, во-вторых, женщины дружили на протяжении всей жизни. Никаких новых тайн друг другу они не открывали, вся их критика спутников была ожидаема и знакома.

Одна из них была врачом-терапевтом, вторая — искусствоведом, третья — преподавателем в гуманитарном институте. Врач, Вера, была самой стройной высокой, стильно одетой, брюнеткой с серыми глазами. Она носила туфли на высоких каблуках, темные солнцезащитные очки. Яркий макияж не делал ее лицо моложе, наоборот, подчеркивал солидный возраст, от которого уже было трудно спрятаться. Ни яркая косынка, ни броская модная сумка, ни обтягивающие брюки — ничего не могло скрыть надвигающийся пенсионный возраст. Тем не менее, про таких женщин говорят, что годы их не берут…

Не берут, так не берут…

Надежда, крашеная блондинка с голубыми глазами, дама с высокой полной грудью, всем своим видом доказывала, что именно только она всех в состоянии научить жизни. Ее твидовый костюм классического покроя на все времена, ортопедическая правильная обувь «для тех, кто уже умер», блузка с жабо и камеей, безымянные пальцы, унизанные кольцами с огромными фиолетовыми полудрагоценными камнями — все это должно было демонстрировать мощь постсоветского высшего образования.

А вот Любовь, проработавшая всю жизнь в музее среди шедевров мирового искусства, не пыталась подчеркивать свой возраст нарядами и косметикой. Она предпочитала натуральность. Бог наградил ее благородной черно-белой эффектной сединой, густыми волосами, короткая стрижка делала ее очаровательной. Фигура ее не поменялась за долгие годы, она по-прежнему была изящной женщиной, но не сухой. Карие глаза в длинных черных ресницах были главным украшением лица, тем, что сразу притягивало людей, а спокойный взгляд, милая улыбка, неброские наряды делали это притяжение доступным.

Женщины дружили со школы, они любили и принимали друг друга такими, какими они являлись, со всеми недостатками и достоинствами. Что и говорить — Вера, Надежда, Любовь…

Вера первой решила изменить тон встречи:

— Девчонки! Все эти жалобы мы уже тысячу раз жевали. Давайте поговорим еще о чем-то сокровенном, новом для каждой из нас. Хочется интриги, секретиков. В кои веки можем открыться друг перед другом. Я готова быть первой.

Надежда строго посмотрела на самую легкомысленную подругу:

— Ой, ой! Неужели новый поклонник? Тебе скоро пора будет подбирать жениха внучке, а у тебя в голове опять мужчины. Ни пандемия, ни размер пенсии тебя не останавливают. Ну давай, выкладывай! Кто это? Надо было с этого начинать, а потом бы ты жаловалась на своего Вадика.

Вера кокетливо добавила:

— Сейчас очень модно сопровождать встречи с друзьями ролевыми играми. Надь, ты же у нас всегда с молодежью, ты это прекрасно знаешь. Я предлагаю вот такую игру. Девочки! Мы только что осудили своих мужей, наговорили, бог знает чего… А теперь, пусть каждая из нас расскажет один случай из своей жизни, который окончательно убедил бы нас продолжить жить со своими мужьями. Наденька, Любочка, как вам, слабо такое откровение?

Люба посмотрела на Веру, улыбнулась и добавила:

— Все рассказы должны быть короткими и исторически укладываться в последние пять лет.

Надежда окинула подруг взглядом строгого преподавателя, надела свои очки:

— Вот, какие же вы, старые дуры! Ну ладно… Период старческих маразматических воспоминаний надо продлить на пятнадцать лет без указания дат и в расчете на вашу богатую фантазию. Это мое условие. И еще одно — никого не перебивать, вопросы не задавать, а потом забыть все рассказанное навсегда. А так как у вас истории явно длиннее, чем у меня, предлагаю заказать горячее, еще чайничек вашего модного имбирно-облепихового чая, десерт, кофе. А я, пока вы будете откровенничать, напрягусь и вспомню что-нибудь «бомбическое» из жизни скромного рядового преподавателя.

Женщины так и сделали.

2.

Первой, что было вполне естественно, вызвалась открываться Вера.

— Хорошо, пятнадцать лет разбег, пусть будет пятнадцать. Вадика моего вы прекрасно знаете, он известный доктор, самовлюбленный, амбициозный и тщеславный. Что это значит? Это значит, что, кроме своей карьеры, книг, написанных совместно со своими аспирантами и аспирантками, званий и статуса, его ничего не интересует. Ни я, ни сын, ни внуки. Когда-то он меня очень любил, возможно, что и сейчас, но уже по-другому, как свою собственность. Я ему стольким помогла в карьере, но не будем об этом, то все в прошлом. В нем уживаются сразу несколько человек.

Первый человек — «великий» ученый, хирург, обожаемый молодежью. Он моя гордость.

Второй человек — «гений» со своими заслуженными «небольшими слабостями» — молодые поклонницы, возможно, что любовницы (надо с этим мириться), модные наряды и аксессуары, изысканные блюда и марочные дорогие вина, эксклюзивный отдых после международных форумов. Очень редко я принимаю участие на этих праздниках жизни. И этот второй человек — моя большая печаль.

Третий — только для меня и для внутрисемейного использования. Этого человека можно сравнить с равнодушным красивым декоративным павлином. Вадим размеренно ходит по уютному дому и саду, расправив свой прекрасный хвост, медленно поворачивая голову то влево, то вправо, не замечая на самом деле ничего, выдавливает с трудом из себя мелкие советы и указания по ведению мною медицинской практики, по выживанию семьи. Он все время что-то анализирует, обдумывает глобальные проблемы, он созерцает мир, ему на все мелкие проблемки и на всех домашних наплевать. Его масштаб велик! Он — главная птица, созданная природой.

Денег он не жалеет, но тратит только на то, что работает на его имидж, а остальные затраты вызывают у него большие вопросы. Красавец павлин украшает дом и сад, мою жизнь. Что и говорить, с ним я живу в шикарных декорациях.

Так вот, в таком-то году, когда еще не было мобильных телефонов, я случайно посетила его на работе. Мне сообщили, что внезапно умер его родственник. Я решила немедленно его известить об этом несчастье, дозвониться до него было невозможно, на машине я приехала к нему в институт.

Был конец рабочего дня. Как ни странно, секретарь сидела на месте, разбираясь с какими-то документами, а телефонная трубка лежала рядом на ее столе, а не на месте. Я спросила, где Вадим Ильич, она как-то лукаво на меня посмотрела и сказала, что он в данное время на приеме в таком-то кабинете. Я подошла к дверям этого кабинета, никого рядом в коридоре не было, пустой ряд стульев. Я постучалась, раздался женский смех и над дверью сразу же высветилась надпись «идет прием». Я прислушалась. Все сразу стало очевидным, там занимались сексом прямо на рабочем месте. Я не стала ждать окончания утех, вернулась к секретарю и попросила передать Вадиму печальную новость. Секретарь на меня посмотрела точно с той же лукавой улыбкой.

Я давно подозревала, что он может изменять мне, но то, что об этом знают большинство сотрудников его института, этого я не знала. Все они часто бывали у нас дома, всегда улыбались мне, пили за наше семейное счастье, не моргнув глазом. Их жены всегда сюсюкались со мной. Неприятное ощущение пошлости сдавило меня.

Мне стало очень обидно и уж совсем не по себе. Было не сложно выяснить, что Вадик развлекался с женой своего любимого ученика, последователя, соавтора и ассистента, Гарика — отъявленного карьериста. Такие прихвостни обязательно добиваются всего. Я даже думаю, что жену свою он подложил в угоду Вадику. Гарик слишком часто захаживал к нам и всегда очень расхваливал жену. Вадик внимательно его слушал, снисходительно кивал, по-дружески улыбался. А Гарик, его самый любимый и надежный ассистент, всегда жаждал занять место Вадима. Я решила ему рассказать о нашем «совместном горе». Вы думаете это имело какое-то значение для него? НИКАКОГО! Такому человеку как Гарик не свойственны любовь, ревность и любые другие эмоции. Он только возненавидел меня как человека, знающего больше, чем положено.

Но я же врач, моя задача лечить людей, в том числе и себя. Вот я придумала терапию. Сейчас я вас девочки очень удивлю. Я позвонила нашему приятелю, который тогда был весьма популярным актером. Он когда-то в юности был в меня влюблен. Мы встретились с ним как верные друзья. Назовем его Петром.

— Петь, представляешь, в нашей семье — трещина! Я должна ее залечить. Помоги мне. Я кое-что придумала, вот посмотри, это мой рецепт.

Я протянула ему сценарий моей, что греха таить, мести мужу. Петр прочитал пару страниц и согласился. Он артистически произнес:

— Я готов участвовать в этом трагифарсе. Только сама не переиграй меня. А то я очень гордый и должен быть на сцене главным.

И мы вдвоем начали разыгрывать эту трагикомедию. Петя по комплекции был точно таким, как Вадик. Высокий, стройный, брюнет. Даже размер обуви один и тот же. Я вытащила из его гардеробной любимый летний костюм, пару сорочек, галстуки, три любимых легких свитера, летнюю шляпу, три пары обуви и часы. Все эти вещи я показала владельцу магазина итальянской одежды, где они были куплены. А через пару дней он предоставил мне точно такой же набор. Я сказала директору, что это для известного актера Петра, для съемок в сериале. Директор был польщен. Мы договорились о том, что я через две недели верну эти вещи целыми и невредимыми и заплачу ему за прокат небольшую сумму. Купить пришлось только часы.

Лето было в разгаре. Прекрасная погода, все цветет, тепло, а настроение у меня «так себе». Наконец, весь комплект одежды и обувь я отдала Петру. Он померил и сказал, что абсолютно все сидит на нем как влитое.

Тайком я узнала, что бывший пациент Вадима пригласил его в знак благодарности на свой концерт. Я подсмотрела на места в концертном зале, конечно, это был первый ряд партера для VIP. Муж мне ничего не сказал, а значит, он собирался взять с собой молодую любовницу. Не буду говорить вам как, но я достала на этот концерт два билета рядом с местами Вадика. Утром он надел свой любимый костюм, галстук, сказал, что будет поздно, сложная операция, что он обязан следить за состоянием прооперированного больного. Я его пожалела на словах, поохала и поахала.

Вечером мы оказались сидящими рядом, два известных человека, одетые как близнецы, две женщины, одна с огромным букетом цветов в вечернем платье, с укладкой, в бриллиантах (это я), а другая в джинсах и свитере (это она). Мужчины сидели рядом. Смотреть на эту умору было невозможно. В антракте я вежливо поприветствовала Вадика, выразила удивление и спросила о состоянии больного пациента. Вадик ответил, что все у больного в порядке и представил мне девушку, сказав, что это его медсестра, что сегодня она ему особенно помогала.

— Представляешь, Верочка! В конце дня пригласили на концерт, мы быстро собрались и пришли, надо же как-то стресс снимать. Кстати, Нина — жена Гарика. Тоже с нами работает, все мы пашем в одном цеху. Ниночка! А это моя жена, Верочка, вот, случайно встретились, а с товарищем артистом я не знаком.

— Вадик! Это же мой старинный друг, Петр, мы с ним часто ходим в театр и на концерты, когда у тебя дежурства и тяжелые больные.

— Ты мне раньше никогда о Петре не говорила. Рад с вами познакомиться.

Далее началась самодеятельная программа Пети. Вдруг выскочил мужчина, который оказался телевизионным режиссером, осуществляющим видеозапись этого концерта, и попросил нас встать вместе: Вадик, я с цветами, Петя. Девушку в джинсах он попросил отойти подальше, чтобы не портить съемку. Так мы и попали в эфир, я с цветами и с «близнецами». Я после выступления музыкантов подарила виновнику торжества, скрипачу, букет и улизнула с Петром, оставив Вадима в полном недоумении. Домой мы вернулись почти одновременно. Я как ни в чем не бывало предложила съесть салатик, выпить чаю. Вадик смотрел на меня с большим удивлением, но молчал, ничего не спрашивал.

— Вадик! В субботу у нас намечается праздник, годовщина нашей свадьбы. Давай пригласим друзей и коллег. Ты не против?

— Верочка! Хорошо, что ты напомнила, я совсем закрутился, забыл о нашем празднике. Давай отпразднуем, конечно, я — за. Организовывай, дорогая.

Я пригласила человек тридцать, главным образом, коллег Вадима. Погода была прекрасная, гости приехали, расположились за столом, накрытым в саду на свежем воздухе. Все обсуждали казус на концерте, нашу троицу показывали весь день по телевидению во всех новостных программах.

Вадим был в джинсах и в любимом голубом летнем свитере. На голову он надел свою эффектную летнюю шляпу, которая очень ему шла. И вот, на пороге появляется Петр, точно в таком же свитере, джинсах, в такой же, как у Вадика, паре обуви, а главное — на его голове красовалась точно такая же шляпа. Это была уже моя арт подготовка. Красавец опять притащил мне огромный букет ярких роз. Я познакомила всех с Петром, представлять его было не нужно, так как он вполне был известен как артист.

Мы сели таким образом, что Вадик и Петр оказались опять рядом, опять два близнеца. Вадик снял свою шляпу, Петр повторил его действия. Друзья и коллеги не могли скрыть слез от смеха. Я делала вид, что ничего не происходит. После первого тоста Петр встал и попросил разрешения у публики в стихотворной форме выразить свое поздравление. Он читал стихи о любви к женщинам, о семейном счастье, о дружбе с таким вдохновением, так талантливо, что никто не мог его прервать в течение получаса, наконец, он сам произнес тост во имя нашей долгой и счастливой жизни. Аплодисменты не смолкали минут пять. Однако гости присматривались к одинаковым часам на руках «близнецов». Вадик явно нервничал, с завистью смотрел на Петра, которому доставалась вся слава. Тем временем, гости выдохнули, расслабились и начали срочно есть, боясь, что концерт будет продолжен.

Вадик извинился, сказал, что ему жарковато, и побежал сменить свитер, чтобы не выглядеть смешным. И Петр тоже через пару минут извинился, встал из-за стола, взял шляпу и пошел к своей машине, сказав, что за сюрпризом.

Вадик переоделся мгновенно, сменив голубой свитер на бежевый. Довольный собой он сел за стол и стал развлекать гостей. Помощники по дому в этот момент заменяли тарелки с закусками на блюда с горячими яствами. Гости вальяжно курили и выпивали. Вадик успокоился, опять надел шляпу и закурил сигару.

Я подготовилась к такому повороту, тихо встала и побежала к машине Петра. Дав ему соответствующие инструкции, я заняла место хозяйки. Через пять минут показался Петр в бежевом свитере и шляпе. Он как раз затянулся сигарой той же марки, что была у Вадима. В руке у него был пакет.

Он сел на свое место, а у гостей случилась истерика. Петр сделал вид, что ничего не произошло и вытащил из пакета книгу стихов Иосифа Бродского, которую принес нам в подарок. Гости немедленно потянулись к горячим блюдам, опасаясь, что стихи Бродского будут звучать еще час.

Но Петр и не собирался читать стихи. Он ходил по саду точно так, как ходит Вадик, он его пародировал, но как…

Я еле сдерживала свои эмоции. Через несколько минут, умирая от смеха, гости продолжили дружественный обед, но смотреть на пару в шляпах без слез никто не мог.

Мы с Вадиком провожали наших гостей. Когда к мужу подошел Петр, несколько врачей, наших друзей, схватились за сердце. Вадик торжественно произнес:

— Петр! Мы очень рады вас видеть у нас дома, ждем вас еще, с вами было очень весело.

— Вадим и Верочка! Я с огромным удовольствием провел этот вечер с вами. До встречи!

Так прошел наш праздник.

Мы встретились с Петром через неделю в кафе.

— Ну как терапия? Помогло? Постельных сцен не будет?

— Нет, Петенька! Я считаю, что моя рана зарубцевалась без секса на стороне. Очень классно сработано, спасибо огромное.

— Ну, Верочка! «Спасибо» на хлеб не намажешь. Очень жаль, постельные сцены — двойной ценник. С тебя тысяча баксов, шмотки и часы я себе оставляю, думаю, что это не большая жертва с твоей стороны, семейное счастье безусловно дороже.

Я была поражена не тем, что он попросил у меня деньги за свою помощь, а как он их попросил.

На следующий день я отдала ему долг, заплатила за шмотки в магазине и успокоилась.

Мне показалось, что Вадим сделал выводы. Он стал смотреть на меня другими глазами, а потом и совсем успокоился, только ворчит сейчас по-стариковски. Пусть мой красавец павлин спокойно пасется, обдумывает новые методы оперирования, расправляет свой хвост, ворчит, он — лучший, он выиграл. Все ему прощаю.

3.

— Любочка, давай теперь ты, вперед!

Люба вздохнула и начала свой рассказ.

— У меня нет таких возможностей нанимать артистов. У меня все намного проще.

Раз уж Верочка поделилась своими секретами жизни с Вадиком, то я вам тоже кое-что расскажу про свой секрет. Это теперь мой Вениамин — известный консультант по истории живописи, не успевает оказывать свои услуги по всему свету, у нас ведь только сейчас появились деньги, а тогда в таком-то году Венечка, мой писатель, все время изучал, копался в жизни художников-передвижников, особенно в тот период он застрял на Константине Маковском.

Судьба Маковского действительно любопытна и трагична. Он был необычайно талантлив, успешен, востребован, состоятелен, большой любитель женщин, отец девяти детей от разных жен, известный коллекционер русской старины. Много любил, был всеми обожаем, трагически погиб. Но жить с Венечкой и Маковским каждый день на протяжении многих лет было очень сложно. Я наизусть знаю все картины Маковского. Веня, сидя за столом, в библиотеках и в музеях совсем ленился ходить, безумно поправился, был жутким занудой, он ничего другого не замечал, пятнадцать лет тому назад в его голове жил только любимый художник.

Дочь училась, я работала, мы встречались только за ужином. Квартиру необходимо было ремонтировать, все окончательно рушилось, вышло из строя. Обсуждать простые темы быта с Венечкой было невозможно. Он, умоляюще закатывая глаза, театрально произносил:

— Неужели вы, извините меня за грубость, две курицы, не понимаете, где я и где ваш ремонт санузла, где я и где ваши обои, смесители, кафель и прочее. Мне ничего этого не надо. Делайте, что хотите, дайте мне спокойно жить и работать. Я обязан завершить этот труд, столь значимый для истории России. Оставьте мне два квадратных метра, стол, стул, бумагу, несколько книг и настольную лампу, я должен писать! Спать я готов как собака на полу на простой циновке.

Мы с Катюшей в конце концов плюнули на все, я взяла кредит, начался ремонт в нашей квартире. Веня ночью валялся в коридоре, как и мечтал, не обращая внимания на разруху. А нас на пару месяцев приютила моя сестра. Она предоставила мне весь свой необъятный гардероб модной одежды. Каждое утро, надев новый наряд, я гордо шла на работу в музей. Я почувствовала себя свободной независимой женщиной, не надо было ни готовить, ни стирать, ни убирать, у меня появилось столько свободного времени. Мы с Катюшей ходили в театры и кино. А старшая сестра с мужем были рады помочь нам.

И вот, в один из таких прекрасных летних дней мне позвонил мой старый знакомый, назовем его Иваном, к тому времени он, как оказалось, был увлечен скульптурой. Зная меня давно, он привел свою группу в наш музей, чтобы его ученики прониклись духом конца девятнадцатого — начала двадцатого веков. Все они готовились к весенним экзаменам. Они смотрели картины, скульптуры, слушали музыку, читали книги. Иван был уверен, что это им поможет. Из пятнадцати заявленных экскурсантов пришло только пятеро.

Иван выглядел прекрасно, высокий стройный брюнет с густой черной шевелюрой и короткой модной бородкой. Одет он был странно, неожиданно шикарно, как артист перед выступлением на сцене. Скульпторы и художники, как и многие творческие личности так обычно не одеваются, они предпочитают либо эпатажную одежду, либо совсем демократически простую. На Иване красовался шикарный строгий костюм, дорогая обувь, аксессуары. И все это свидетельствовало о его востребованности. Я очень старалась, специально подготовилась по тематике скульптуры того периода, потом по их запросу рассказала им о передвижниках, очень пригодились и мои глубокие познания о бедном Маковском.

Однако, было обидно, что пришло мало человек, и Иван, чтобы как-то исправить эту ситуацию, пригласил меня прогуляться с ним где-нибудь в центре, выпить кофе на свежем воздухе. Он был неотразим, я не могла ему отказать.

Так внезапно начался наш роман. Он приглашал меня на новые выставки и на прогулки. Сначала мы болтали с ним без умолку о выставках, о лете, о природе, о чем-то немногом из личной жизни, вспоминали юность. Кафе и рестораны он не очень любил, говорил, что ему жаль время тратить на городскую еду.

Я поинтересовалась, что это вдруг его потянуло на скульптуру и каким проектом он сейчас занят.

— Я, Любочка, еще недавно успешно служил в театре, но, понимаешь, произошел казус, я поругался с руководством. Я, если ты помнишь, был более-менее успешным артистом, меня даже в сериалы приглашали на главные роли, но денег в стране не было, гонорары обещали копеечные. Я решил, что пора качать в театре свои права, пришел к главному режиссеру поговорить о ролях, а он, оказывается был у властей не в милости, сам «на бобах», он разозлился на меня. Я и остался без работы. Стал перебиваться различными халтурами, друзья помогали, но халтура у артистов — то она есть, то ее нет. Видишь, я отлично приоделся на последней.

Люди на глазах богатеют. Мне тоже надо было как-то выживать. А значит, нужна была новая идея. Вот сижу я как-то в парке Горького без работы, без денег, смотрю на цветочки на клумбах и вдруг, бинго! Мне представилось, что около каждой клумбы можно поставить статую, как в Питере в Летнем саду, но не античных героев, полководцев и голых баб, а наших простых граждан — современных рабочих, летчиков, космонавтов, ученых в очках с книгами, баб-колхозниц и городских женщин с детьми. Аллеи у нас в парке бесконечны. Сейчас надо быть ближе как к власти, так и к народу. Сейчас, когда мы все уже почти встали с колен, надо обретать самость, надо идти своим путем в будущее, всем показать, кто мы, русские люди, есть на самом деле, надо воспитывать в молодежи гордость, силу, любовь всего нашего, ценить российскую историю. Надо воспитывать патриотов, чтобы всей загранице показать, кто мы.

Я чуть не упала от его перспектив.

— Помилуй, и кто же мы? Кто будет лепить это новое счастливое человечество?

— Мы всем им покажем. А лепить наших современников будут детки, которых ты видела. Я организовал курсы для детей-подростков, они сами завезли материал и лепят со скоростью звука. А я им подсовываю работы Мухиной, Коненкова. Есть у нас с кого брать пример. У некоторых хорошо получается. Я уже договорился с управлением парка, что они на летний период разместят эти работы и заплатят приличные деньги. Детей похвалят за инициативу, дадут рекомендации для поступления в институт. Они очень трудолюбивые. Я и сам немного леплю, но миниатюры. Но это — для эстетов. Покажу тебе потом. Следующая работа…

Он говорил и говорил…

От его бесконечного восхваления существующей действительности мне становилось просто дурно.

— Да, большие у тебя, Ванечка, задачи перед человечеством.

Я уже не строила никаких иллюзий, с таким «талантливым» скульптором мне было явно не по пути. Ловко он пытался прогнуться под главные постулаты власти. Однако Ванечка был красавцем, и наши отношения вяло, но продолжались.

Я даже не пыталась ему рассказывать о мизерных зарплатах работникам музеев, о кредите на ремонт, об очень умном муже, который пишет книги и публикует их на средства из нашего семейного бюджета, о том, что дочь из-за всех сил старается учиться только на отлично, чтобы не платить репетиторам для подготовки к поступлению в МГУ.

Я решила его не разочаровывать — не видит человек проблем, ну и бог с ним. Иван мне все пытался внушить, что в наше время самое главное это принять жизнь какой она является. Необходимо только в нее встроиться.

— Посмотри, Любочка! Начало лета, все расцвело, зелено, полно ароматов, какая красивая чудесная молодежь, границы открыты, деньги — дело наживное. Надо благодарить бога за то, что мы свободны, самодостаточны, талантливы и успешны. Я вообще свободен, я не женат и никогда не был женат.

А про себя я думала, я разве успешна? Что моя семья может себе позволить — после выплаты всех долгов за ремонт, через год отдых с Катюшей в Турции или в Египте.

Иван был прав в главном, мы здоровы, молоды и уже только поэтому счастливы. Он одурманен ТВ новостями, тщеславен, нищ, он старается выжить, и каждый это делает, как умеет.

Иван подкупал меня своим вниманием, он проникал все глубже и глубже в мою жизнь.

— А зачем такому занятому человеку, как ты, Ванечка, развлекать меня, чем я тебе приглянулась?

Он говорил мне то, что я никогда не слышала от Венечки:

— Любочка, дорогая! Какие у тебя глаза — бездна, я тону в них, как тонко пахнут твои волосы, какая ты женственная, близкая мне духом. Как много я узнал о тебе, о твоей жизни, в высшей степени достойной. Как мне повезло встретиться с тобой. Я тебя так долго ждал.

Он так проникновенно со мной разговаривал, с таким артистическим мастерством, что я ему реально верила. В конце концов, я оказалась женщиной, падкой на комплименты.

И, наконец, секрет открылся. В один из вечеров Иван начал интересоваться моими связями в музее. Я ответила ему, что много лет там работаю, что я на хорошем счету, всю жизнь изучаю искусство.

— Любочка! Я хочу предложить тебе одно небольшое дело. Моя одна ученица увлекается скульптурой, она нигде не училась, она самородок, на мой взгляд талантлива. Ей очень хочется попасть со своими произведениями в круг известных скульпторов, например, на какую-нибудь выставку современного искусства. А ты смогла бы ее продвинуть как искусствовед. Тебе все поверят. Может быть, и твой муж сможет написать о ее творчестве книгу. Мы потом продадим ее работы, а ты будешь в доле. Мы тебе честно отдадим двадцать процентов от их стоимости.

Я обалдела от того, насколько он ничего не понимает в вопросах экспонирования.

— Ваня! А где можно посмотреть ее работы, сколько ей лет?

— Ей девятнадцать лет, она уже в третий раз не поступила во ВГИК, в меня влюбилась и начала лепить. Она лепит ощущения. То, о чем ты так любишь рассказывать. Ее родители ничего об этом не знают, они эгоисты, только откупаются от нее, эти очень богатые люди живут во Франции. Она сейчас больна, я ее вытащил из нехорошей компании и обещал ей, что привезу к нам домой настоящего искусствоведа, а она мне обещала, что ляжет в больницу. Ее там обязательно вылечат, и тогда я женюсь на ней. Любочка! Поедем ко мне домой, у меня дома несколько ее работ. Ей надо обязательно сказать, что она талант, что впереди ее ждет великолепная карьера. Прошу тебя, просто умоляю. Я сейчас поймаю машину.

Было еще не очень поздно, я решилась поехать с ним посмотреть произведения современной художницы-импрессионистки.

— Иван! Скажи мне, а ты любишь эту девушку? Как же ты со своими взглядами поедешь жить во Францию?

— Любочка! Если бы ты была свободной, я женился бы на тебе, но ты же замужем. Женюсь на Даше. Во Франции жить тоже можно. Так во всяком случае говорят некоторые мои друзья.

Мы приехали в девятиэтажку спального района Зюзино. В двухкомнатной квартире творилось что-то невообразимое. Квартира никак не выглядела квартирой нормального мужчины. Кругом была грязь, разор, пахло краской, глиной и чем-то кислым. Я не знала, где можно сесть, чтобы не помять какие-то брошенные мужские и женские шмотки. Иван открыл дверь на кухню, оттуда вырвалось никотиновое облако. Выглянула длинноногая высокая девочка с длинными черными слипшимися волосами, в мужской майке и трусах-стрингах. Я огляделась. В открытом шкафу на вешалках висели в целлофановых пакетах две сорочки, один-единственный костюм, еще два-три свитера лежали на полке. Внизу стояли две коробки с обувью. Остальное белье в скомканном виде валялось по всей квартире. Иван представил девушку.

— Это Дашенька, скульптор, она временно живет у меня. Но я надеюсь, что, когда я получу гонорар за скульптурную композицию в парке Горького, мы переедем в приличную квартиру. Кроме того, продадим скульптуры Дашеньки.

Да уж, оказывается в творческом мире тоже творится полный ужас. Одна показуха. Он нищий. Все его деньги уходят на эту девочку, с которой он живет и планирует на ней корыстно жениться, морочит ей голову.

— Даша! Я обещал и привез тебе настоящего искусствоведа. Покажи специалисту свои лучшие работы.

Даша порылась на балконе и вытащила три разукрашенные статуэтки. Руки девочки в области локтей были перетянуты грязными бинтами. Зрачки ее были расширены. Настоящая наркоманка.

— Вот эта скульптура называется «Мечта», вот эта — «Ласка», вот эта — «Оргазм».

Я посмотрела на эти «шедевры». Это были размалеванные фигурки больного неопытного ребенка, яркие и безвкусные. Что я могла сказать Ивану, который все деньги тратит на наркотики своей возлюбленной.

— Иван! Даша — молодец, ей надо подучиться, у нее все впереди, есть желание, а это самое главное. Давайте вернемся к этому вопросу через год. Иван! Отправьте меня на такси домой, пожалуйста.

Мы вышли из дома. Говорить было не о чем, он все сам понял. Мне было его очень жаль, а как было жаль себя. Вот так я вляпалась! Но какая была игра! Увы, the game was over⁴…

Я, молча села в такси, у меня было ощущение, что на мою голову вылили ведро помоев.

Мой муж, Венечка — да он просто чудо, немного занудный, но умный талантливый писатель, он тоже выиграл!

Вот так!

4.

— Ну что, Наденька? Ты разделалась со своим горячим? Теперь твоя очередь, дорогая.

Надя посмотрела на подруг и произнесла:

— Ну и ну, ничего себе… С верой в любовь мы покончили, что у нас остается? Правильно, только надежда!

Значит секс на стороне вы опускаете, он у вас за скобками, так? Или вы прибережете его для следующего раза? Ладно, ладно, ешь спокойно, Любочка, я шучу.

Моя история короткая. Два слова про Валеру. Он у меня звездит на почве своих организационных способностей в строительстве. У него три бригады рабочих из Средней Азии. Он сам может все. Ему доверяют строительство и ремонт своих квартир и домов очень богатые люди. На эти средства мы и живем.

Вечерами он, после ужина, смертельно уставший, дрыхнет на диване под звуки из телевизора, это он с понтом смотрит новости. Потом перемещается на кровать, немедленно засыпает, безумный храп сопровождает его всю ночь. В шесть часов ура он встает, выпивает чашку чая с бутербродом и уезжает на свои объекты. Сроки строительства всегда горят, суббот у нас не бывает. Есть воскресенья, когда он пытается помочь мне по хозяйству. Все хорошо, но нет того, что называется «а поговорить?».

Так вот однажды, как ты Верочка первоначально и хотела, в таком-то году, я поздно возвращалась с работы. Вышла из института, чувствую, что сил нет, подняла руку, чтобы поймать такси. Через какое-то время такси останавливается, я сажусь, говорю водителю адрес, от усталости глаза мои уже почти закрылись.

Водитель ни с того, ни с сего задал мне вопрос:

— Барышня, вам, плохо? Вы устали?

Его голос показался мне знакомым, у преподавателей очень хорошая память на лица и на голоса. Я посмотрела на него и… О, боже! Мой старый знакомый. Назовем водителя Николаем.

— Колька! Это ты? Водитель такси? Как же это может быть? Ты же был артистом, как мне казалось.

— Наденька! А я тебя сразу узнал, ты такая же бойкая и смелая. Ходишь одна по ночам. Ты здесь работаешь, в этом институте? Наверное, ты замужем, есть дети…

— Да, я замужем, две дочери, доцент. А ты как поживаешь?

— А что я? Я подрабатываю в такси на жизнь, а так я — детский писатель, пишу современные сказки. Знаешь, работа в такси предоставляет на самом деле мне огромное множество сюжетов. Я — не литератор, это душа моя просится наружу. Я опубликовал первую книгу.

Ехать мне было недолго, Николай буквально всучил мне свой номер телефона и просил ему позвонить, когда у меня будет свободное время, желательно утром или днем. Я оставила ему деньги на сиденье машины и выскочила.

Выглядел он стареющим «гусаром». Мне его было жаль. Я помнила его шикарным парнем, героем, игравшим главные роли в каких-то проходных фильмах. Я решила позвонить ему, встретится и порасспрашивать его о жизни. Кроме того, он обещал мне показать свою книгу.

Я не стала долго ждать и позвонила ему на следующий день. Он как раз был у меня свободным.

Коля явился ко мне домой точно к 12 часам. Муж и девочки были на работе. Он снял жакет, пошел в ванную комнату вымыть руки, потом попросил меня показать ему нашу квартиру.

Я устроила ему экскурсию. Он долго рассматривал разные сувениры, привезенные из европейских и азиатских стран. Очень похвалил меня за полный порядок в доме. Я проводила его на кухню, предложила кофе или чай, попросила рассказать мне о том, как получилось, что он начал писать, почему стал детским писателем, почему он так полюбил сказки.

— Все, Наденька, очень просто. Я начал очень успешную карьеру артиста, был даже узнаваем, но попал во временной провал и упал на самое дно. Безденежье толкнуло меня к новым встречам и новым идеям. Я познакомился с милой девчонкой, бесшабашной красоткой. Она в тот момент представилась мне полной неудачницей по жизни. Это нас особенно сблизило. Она провалила вступительные экзамены в творческие ВУЗы три раза, три года подряд. На самом деле она и не готовилась ни к каким экзаменам, Дашенька думала все в жизни можно брать нахрапом. У ее родителей олигархов денег куры не клюют. Они ее избаловали, сами уехали жить во Францию, а ее оставили одну на выживание в Москве за непослушание и своеволие. Даша на этом сама настояла. А дальше покатилось… Деньги тратились на ночные клубы, наркотики, на какие-то дрянные вещи. Денег очень скоро стало не хватать, тогда она продала свою квартиру и переехала жить ко мне. У меня начался период катастроф и ужаса. Сначала она возомнила себя скульптором, импрессионистом. Слепила десяток своих ощущений оргазма, конечно, под действием наркотиков. Меня тоже окунула в эту тему, я потратил кучу ее денег, как говорят сейчас, на промоушн ее работ и своих новых идей. Но наше передовое, вполне конъюнктурное творчество, не утвердили. Мы помыкались, помыкались, и я решил, что надо ее вылечить от ЛСД и алкогольной зависимости. Я отправил ее в Казахстан к известному местному доктору. Он обещал вернуть ее здоровой.

Ее родители узнали о наших злоключениях, о том, что она наврала им, что учится во ВГИКе, что она продала свою квартиру, что прогуляла все деньги и что находится на лечении в Казахстане.

Со мной связался какой-то их охранник, дал мне, извиняюсь за выражение, по морде, сказал, чтобы моей ноги не было рядом с Дашей, и чтобы я забыл навсегда о ее существовании.

Я еле оклемался после его «собеседования». Пошел зарабатывать в такси, а в свободное время писать сказки про зверей. За это никто по морде не даст. Но и это оказалось непростым делом. Вот у меня бедные зайцы и утки прячутся от охотников, а на помощь к ним спешит благородный старый медведь. Ему помогает старый лис. Вот так и пошло…

Я тебе принес книгу, которую издал на свои деньги. Это пока дешевое издание, без картинок, но я и ей нашел способ реализации. Я продаю их по воскресеньям в электричке за пятьдесят рублей. Полтинника никому не жалко, товар — бойкий. Я в плюсе. Посмотри…

Николай вручил мне маленькую книжечку с яркой обложкой, страниц на сорок, напечатанную на самой дешевой бумаге в какой-то подвальной типографии. Меня покорило название книги «В лесу жить легче и веселее»…

— Ну, а как ты, Наденька живешь? Я смотрю, все у тебя в порядке, ты работаешь и путешествуешь. Как я тебя любил в молодости. Ты — самая добрая из тех, кого я раньше знал.

Я посмотрела на Николая, мне так его было жаль… Каким же он оказался дураком! Он ведь был когда-то красавцем, ухоженным, самодовольным и амбициозным парнем. Передо мной сидел мужчина в грязном заношенных свитере голубого цвета и джинсах, с потухшим взглядом. Он был по-прежнему стройным высоким и еще даже не седым, но уж очень выглядел жалко.

Я что-то ему рассказала, показала какие-то фотографии, спросила его, в чем он нуждается.

— Можно у тебя по старой дружбе одолжить тысяч сто на новый тираж моих сказок в настоящем издательстве, они должны будут выйти большим тиражом, как у Акунина, с картинками. Я тебе отдам потом долг и твою долю — двадцать процентов от реализации. Знаешь, какое название новой книги? «Верная дружина Царя зверей». Это про благородного медведя и всех обитателей леса. Плохие там — браконьеры из Китая. Разлетится книга «на ура». Вот увидишь.

— Коля, извини меня. Я денег в долг никому не даю, нет у меня такой привычки. Я желаю тебе больших творческих успехов!

— Хорошо, Наденька! Я что-то и так засиделся у тебя, у тебя очень тепло и уютно, столько еще хотелось тебе рассказать… Но встретимся как-нибудь обязательно.

Николай накинул свой жакет и стал меня обнимать и благодарить за гостеприимство. Я его поцеловала из жалости. И, вдруг, он произнес:

— Наденька! А я совсем забыл, а денежку за книжку дашь?

Я дала ему пятьсот рублей, он взял, а я резко захлопнула за ним дверь.

Да, могу точно вам сказать мои дорогие, что мой труженик Валера — идеальный муж. Он победил, мне таких собеседников не надо.

И еще. Как же нас всех, таких разных, мог один Ромка так развести, он же Петр, Иван, Николай…

Это удивительное совпадение…

Вера, Надежда и Любовь чокнулись друг с другом бокалами шампанского и дружно рассмеялись…

Лизино счастье

Лиза сидела на скамейке в сквере, рядом с главной набережной одного из самых фешенебельных курортов Атлантики — «звездного» Биаррица, в разгар туристического сезона, в августе, в пять часов вечера — в лучшее время, когда жара спадает, но по-прежнему тепло. Все было точно так, как на картинке туристического рекламного проспекта: яркое солнце, синее небо, белые вскипающие волны. Лиза наслаждалась прекрасным видом: «Какой же он красивый, этот Биарриц! Могучий океан с его никогда не успокаивающимися волнами, что белоснежными коврами ложатся на золотистый песчаный берег, крик чаек, медленно планирующих над водой. И сам городок, утопающий в зелени тамариска, на фоне невысоких гор Атлантических Пиренеев, склоны которых покрыты пышно цветущими разноцветными кустами гортензий».

Лиза с интересом и волнением следила за серфингистами. Они то появлялись, то вновь скрывались в синей лазури.

За день до этого Лиза почувствовала себя неважно, побаливала голова, пощипывало в области сердца, давала о себе знать накопленная за год усталость. Она пожаловалась подруге, вечной спутнице в ее путешествиях. Посовещавшись, женщины решили не вызывать доктора. Все вокруг настраивало на оптимизм, да и жаль было тратить чудесный солнечный день на ожидание врача. Лиза приняла лекарства, которые взяла на всякий случай из Москвы. Вот этот случай и приключился. Слава богу, самочувствие несколько улучшилось. Лиза все же решила много не ходить, не плавать, не делать резких движений, а просто посидеть в легком пляжном платье на лавочке под чудесными тамарисками и подышать свежим морским воздухом, вкушая его, как молодое игристое вино.

Подруга меж тем мужественно боролась с волнами на Гранд пляже. Вода обдавала ее с головы до пят, она подпрыгивала, чувствуя себя подростком, смеялась и оглядывалась по сторонам, стесняясь своего легкомысленного поведения.

Это была давняя мечта Лизы — побывать в Биаррице. Остановились они с подругой в отеле, который по случайному совпадению оказался на маленькой площади Чехова, названной так в честь двухнедельного пребывания на этом курорте великого русского писателя. Правда, то был отель «Виктория», и стоял он на этом самом месте более ста лет назад.

В их нынешнем отеле был великолепный ресторанчик, отмеченный множеством международных наград. Все складывалось весьма удачно.

Лиза задумалась о том, как ей повезло в жизни. Можно даже назвать ее счастливой. У нее хорошая семья, любимый муж, дети. Она занимается интересным делом, ей нравится ее работа, она достаточно зарабатывает, чтобы позволить себе путешествовать по всему миру. Дети выросли, внуки подрастают, все хорошо, только вот силы куда-то уходят и уходят…

К скамеечке приблизились два элегантно одетых пожилых джентльмена. Они вежливо попросили на английском языке разрешения присесть рядом. Лиза подвинулась. Ее уединение было нарушено. Один из них, разглядывая Лизу, сказал:

— Это наша любимая скамеечка, мы тут обычно до ужина коротаем время. Но вы нам не помешаете, напротив, мы рады такому приятному соседству. Вы нам и раньше уже приглянулись.

Лиза улыбнулась.

«Удивительные люди эти европейцы, — подумала она. — Они пребывают в полной уверенности, что все должны говорить на иностранных языках и понимать их».

На английском, правда, Лиза говорила почти свободно.

— Чем же это? — не без кокетства полюбопытствовала она.

— Все очень просто. За многие годы здесь, в Биаррице, нам надоело смотреть на всех этих одинаково худых и модных длинноногих красавиц. А вы вот живая, с прекрасными женскими формами. Разве это не счастье для мужа прижаться к вам, обнять вас, уютно и спокойно улечься спать с такой привлекательной женщиной? Извините, конечно. А что эти манекенщицы? Разве смогут они дать столько тепла и покоя?

— Ладно, ладно. Не надо дальше углубляться. Я принимаю ваши комплименты. А вы сами откуда? — Лиза миролюбиво решила переключить их внимание.

— Мы из Мадрида. Долгий путь. А вы?

— А я из России, из Москвы. Еще дальше.

— Мы почему-то так и подумали. Вы типично русская женщина. Здесь много разных русских женщин, много других дам, похожих одна на другую, о которых никогда не скажешь, кто они по происхождению. Некий единый модный стандарт. Одеты все одинаково. Прически у всех одинаковые. А вот вы — другая!

— А где ваши жены? — попыталась сменить тему Лиза.

— В спа-салоне, в гостинице — там работают известные косметологи. Наши девочки никак не желают стариться.

— Вот видите, все женщины хотят выглядеть молодо, быть стройными и привлекательными. Это здорово — оставаться молодыми, стараться не поддаваться течению времени. Увы, не всем это удается.

— Вам удается!

Лиза грустно усмехнулась про себя этому, на ее взгляд, незаслуженному комплименту. Нет, ничего-то она не делает в этом направлении, напротив — много работает, полнеет, не занимается спортом, переживает за всех своих близких.

Наступила пауза. Лиза решила продолжить беседу со стариками, они показались ей общительными и симпатичными. Один из них, элегантный Диего, был за главного, всегда заговаривал первым и вел беседу; второй, более скромный, Хайме, поддакивал и вставлял отдельные реплики. Они были знакомы в течение многих лет — друзья, и это чувствовалось.

— Вот скажите мне, пожалуйста, что именно вас так привлекает в этом курорте? «Многие туристы приезжают сюда из года в год?» — спросила Лиза.

— Ну, это очень просто.

И мужчины наперебой начали отвечать.

— Это сочетание многих факторов, — начал Диего.

— Первое — необыкновенная красота. Редко где еще вы найдете такие завораживающие виды океана и цветущих горных склонов, — продолжил Хайме.

— Я с вами полностью согласна.

— Второе — изысканное сочетание высокой французской и испанской кухни. Где еще вы сможете отведать столь умело и красиво приготовленные блюда? Фуа-гра, устрицы, рыба, морепродукты, мясо, вино, десерты — все прекрасно! Местный шоколад… А как они умеют оформлять и подавать эти блюда… К примеру, на тарелочках в виде осколков средневековых черепичных крыш — как вам такое?

— Да, мы с подругой не можем устоять, все пробуем и каждый раз открываем для себя все новые и новые кулинарные шедевры.

— Третье — гольф, мужской и женский. Каждый второй отдыхающий практически не расстается со своими клюшками. Какая эстетика и здоровье в этой игре! Вы умеете играть в гольф?

— Увы, я не умею, мечтала когда-то, но у нас в России эта игра только начинает получать распространение, — едва успела вставить Лиза.

— Четвертое — виндсерфинг. Это же лучшее место в Европе для смельчаков, которые готовы поспорить с волнами!

— Пятое — уникальная возможность проскакать во время отлива вдоль всего побережья соседнего городка Англет на лошади, — вставил свое слово Хайме.

— А сквош, а баскская пелота! — тут же перебил его Диего.

— Да, это уже точно мне не по силам, но смотреть на молодых серфингистов или на всадников — большое удовольствие. Позавидуешь их молодости, я согласна с вами. Жаль, что мы в нашей стране еще далеки от всех этих развлечений.

— Слушайте дальше: шесть — это, конечно, казино. Многие любят азартные игры. Я лично с удовольствием проигрываю небольшие деньги! — не унимался Диего.

— Если честно, то я тоже несколько раз играла в лучших казино мира — в Монте-Карло, в Лас-Вегасе, и, представьте себе, выигрывала, — похвасталась Лиза. — Но я очень азартна, мне нельзя увлекаться игрой.

— Подумать только, да вы много и со вкусом путешествуете! — прокомментировал Диего.

— Да, я всегда мечтала путешествовать и так и не могу остановиться, срываюсь с места при первой же возможности. У каждого свои увлечения. У меня — путешествия. Слишком долго у нас были границы на замке.

Тут Лиза решила рассказать своим случайным собеседникам о том, как они с подругой путешествовали по стране басков. Как уже на второй вечер своего пребывания в Биаррице оказались свидетельницами праздничного фейерверка по случаю традиционного местного праздника.

— Мы, по совету портье в отеле, забронировали столик на веранде симпатичного рыбного ресторанчика, так, чтобы нам все было видно, как на ладони. Все жители города и его многочисленные гости высыпали на пляж в ожидании полуторачасового счастья. Праздник действительно получился незабываемым, как, впрочем, и изысканный ужин. На следующий день мы прогулялись по набережной Биаррица, ознакомились с достопримечательностями, а вечером наведались в соседний городок Байонну, где с большим удовольствием выпили в исторической кофейне по чашечке самого вкусного шоколада с горячими тостами и сливками. Купили там шоколадные шедевры в качестве подарков детям. Посетили собор в Байонне, слушали там хоровое пение и классический концерт, посмотрели там экспозицию о Туринской плащанице.

Лизе хотелось продемонстрировать иностранцам свою осведомленность.

— А знаете ли вы историю шоколада в Байонне? Местные сефарды совершенствовали искусство его приготовления с XVI века. Именно они преуспели в деле распространения шоколада по всей Европе и тем самым прославили Байонну, а потом, спустя четыре века, три четверти сефардского населения Байонны были отправлены в лагеря смерти, и все они погибли.

Все трое сочувственно помолчали, но день был сказочно хорош, и грех было предаваться грустным мыслям.

Старикам пришлось вежливо выслушать Лизины восторги по поводу их с подругой поездок в элегантный город Сан-Себастьян — настоящую жемчужину испанского побережья. И в столицу Наварры — древнюю Памплону, известную всему миру по знаменитому энсьерро, в ходе которого смельчаки что есть духу уносят ноги от мчащихся по улицам города разъяренных быков. Не забыла Лиза упомянуть и о посещении кафе, в котором «дядя Хэм» — Хемингуэй — обдумывал свой роман «И восходит солнце».

Хотела Лиза еще рассказать старикам про живописный королевский По и загадочный религиозный Лурд, про Бильбао с богатейшим музеем Гуггенхайма, про Сен-Жан-де-Люз, про Сен-Жан-Пье-де-Пор, про Фонтараби… Хотела, но вовремя пожалела своих слушателей, они прекрасно знали эти места.

— Да, вы отлично провели время! — тут же оживились старики и вновь перехватили инициативу.

— Седьмое, как вы уже сами убедились, — это возможность удивительных путешествий по стране басков.

— Восьмое: Биарриц — это отличное место для встречи друзей!

— Девятое — чего только не происходит в Биаррице и в соседнем Сан-Жан-де-Люзе летом. Это же культурная Мекка. Фестивали, мировые кинопремьеры, вернисажи, концерты, литературные вечера…

— И, наконец, десятое — шопинг. Наши жены мечтают попасть сюда, чтобы потратить кучу заработанных нами денег. Где еще покупать самую модную одежду, как не в Биаррице? Ну, не достаточно ли вам, чтобы навсегда влюбиться в эти места?

Старики облегченно выдохнули, но тут же продолжили:

— А были ли вы в музее Биаррица? Там вам расскажут о терапевтическом эффекте океанских волн и сказочного воздуха города! Недаром говорят: «Биарриц — король пляжей и пляж королей». Здесь, между прочим, «железный канцлер» Отто Бисмарк, как юноша, без памяти влюбился в русскую графиню Орлову. Говорят, что здесь всегда жила и живет любовь.

Лиза уже была наслышана о многочисленных русских знаменитостях, таких как Набоков, Чехов, побывавших в Биаррице, но вот о том, что в лучшем королевском отеле — «Du Palais» — когда-то ежегодно осенью проходили знаменитые «Балы Петрушки» в честь Дягилева и его «Русских сезонов», она слышала впервые.

— Как, вы и Дягилева знаете?!!

— Милая русская дама, «Русские сезоны» — достояние всего человечества. Я уверен, что мы в Испании и во Франции больше о них знаем, чем многие ваши соотечественники. Мы тут давно за ними наблюдаем и думаем, далеко не все из них могли бы быть для нас интересны. А в русской церкви вы были? Жаль, что сейчас она в запустении…

— Это верно. Выглядит церковь Александра Невского внутри довольно обветшало.

Наступила пауза, после которой Лиза заключила:

— Жаль, конечно, что многое мне уже недоступно — гольф, серфинг, лошади. Но остальное я могу понять и оценить. Да, согласна, здесь, в Биаррице, прекрасно.

— Ну, раз все так здорово и консенсус, как говорил ваш последний партийный лидер, достигнут, не съесть ли нам мороженого? Мы угощаем. Какое мороженое вы предпочитаете? Лимонное — это правильно! Дорогой друг Хайме, сходи, пожалуйста, купи нам всем мороженого.

Хайме послушно поднялся и направился к киоску.

— Мой друг в этот раз приехал сюда со своей новой женой. Никак не может отделаться от воспоминаний. Лет десять он приезжал с Софией, своей первой женой. Она разбилась на машине два года назад. Я пытаюсь его развлечь. Ходим по ресторанчикам, в казино, гуляем по набережной. Он все больше молчит. Новая жена не стала для него новой жизнью, она намного моложе его. Разные у них поколения, а это большая проблема.

— А дети?

— Дети не понимают наших проблем. Так, приезжают к нему по праздникам. Я даже не ожидал, что он так долго не сможет отойти от своего горя. Старики ведь с возрастом становятся эгоистичными. Думают о своем здоровье, о еде, о врачах, а он себя сам в могилу загоняет. Посмотрите, какой он грустный! Заговорите с ним, пожалуйста, о чем-нибудь, хоть даже о русском спорте.

— Думаю, мне удастся найти и более интересную тему. Сейчас еще моя подруга подойдет. Будет веселее.

— Спасибо, Хайме, спасибо тебе за мороженое. Я бы еще и кофе выпил, но не хочется покидать эту скамеечку. А как зовут вас, милая незнакомка?

— Лиза.

В ходе всей этой беседы Лизу не оставляла одна мысль: «Совсем другие люди, из другого мира. Любезные, аккуратные, всем интересуются, все знают. Как мало у нас стариков, которые живут в нормальных человеческих условиях, а на пенсии путешествуют в свое удовольствие по всему миру. Испанцы, а во Франции чувствуют себя как дома. Уважают чужие обычаи и культуру. А наши бедные старики… Какой там Биарриц, какие там путешествия, гольф, лошади, сквош… Конечно, есть и у нас обеспеченные люди, но это какой-то незначительный процент от всего населения».

Тем временем к скамеечке подошла подруга. Старики оживились. Она им представилась, но тут же и попрощалась, сказав, что ей нужно переодеться после морского купания. Договорились встретиться с Лизой в номере отеля.

Диего тоже посмотрел на часы, начал прощаться — торопился к ужину. Хайме же попросил разрешения задержаться, ему хотелось еще немного посидеть в компании Лизы.

Лиза с удовольствием осталась сидеть на скамейке с Хайме. Они минут пять ни о чем не говорили, просто сидели и молчали. Каждый думал о чем-то своем. Затем Хайме неожиданно спросил:

— А вы, Лиза, счастливы? Любили вы когда-нибудь фанатично, страстно? Можете, впрочем, и не отвечать.

Лиза никак не ожидала подобного вопроса от случайного собеседника. Да и ответить на него так вдруг не была готова. Еще час назад ей казалось, что она абсолютно счастлива. Но как только старик спросил ее о счастье с таким пристрастием, она растерялась.

Впрочем, Хайме, не дожидаясь ответа, тут же продолжил:

— Я безумно любил свою жену. Она трагически погибла два года назад. Жить в одиночестве было трудно, и я недавно женился на очень хорошей женщине. Но забыть свою первую жену так и не смог. Мне так хочется сделать счастливой жену, я все для этого делаю, но воспоминания о первой не покидают меня. Меня мучает совесть. А главное, даже вдвоем с новой женой я бесконечно одинок. Может быть, мало времени еще прошло, но сколько мне жить осталось — кто знает? — Он замолчал, задумавшись о чем-то, но через минуту добавил: — Вот мы с Диего болтали с вами, а я все время смотрел на вас — грустная вы, взгляд ваш обращен в себя, вы не выглядите отдохнувшей. Вы явно чем-то озабочены и этим похожи на меня.

Лиза посмотрела на старика: как он похож на ее покойного отца. И ведь он прав, абсолютно прав. Она бесконечно устала. Надо быть честной по отношению к себе. Никакой отпуск не смог восстановить ее утраченные силы. Год был просто сумасшедший, было много дел на работе.

— Спасибо вам, Хайме, за вашу проницательность и наблюдательность. Я не вправе давать вам какие-либо советы. Вы — душевный человек, все как-то образуется. Потребуется время. А мне не хватит и года, чтобы рассказать вам про всю свою жизнь и ответить вам, счастлива я или нет. Приходите завтра, у нас это будет последний день, но я буду в это время сидеть здесь, поболтаем, что-то я вам расскажу, а что-то — вы мне. Иногда лучше пооткровенничать со случайным человеком, чем с близким другом. Буду вас ждать.

Лиза с нежностью взяла в свои теплые руки сухую старческую ладонь.

Старик встал, улыбнулся, попросил разрешения у Лизы поцеловать ее в щеку и попрощался до завтра.

«Так счастлива ли я, любила ли я кого-нибудь страстно, самозабвенно? Как забыть про все проблемы, про детей, которые пока не встали до конца на ноги, про их здоровье и нездоровье? Про одиночество вдвоем, про то, что до конца никто тебя не понимает, да и кому это нужно — кого-либо понимать, да еще и до конца? Существует ли рядом с тобой человек, который старается сделать тебя счастливой?.. Вот и поговорили… о русском спорте. Все люди страдают одинаково: в Испании ли, в России… Так каков же мой ответ?» — и Лиза глубоко-глубоко вздохнула… Красив закат в Биаррице!

Через какое-то время подруга забеспокоилась: «Что-то долго Лиза не возвращается. Ну и болтушка же она! А ведь надо еще принять душ, переодеться. Уже зажглись огни в ресторанчике, почти не осталось свободных мест, красивые отдыхающие за столиками пьют вино и ведут светские беседы. Придется спуститься за ней в сквер. Сколько же можно болтать с чужими людьми! Даже обидно…»

Сквер опустел. Лиза одиноко сидела на скамейке, наклонив голову, почему-то солнечные очки сползли со лба на лицо. Поза была не совсем естественной. Подруга подошла ближе и вскрикнула…

Перепутанные страницы

2014

В весенний воскресный день вместо поездки на дачу у Марины было запланировано посещение кладбища. После зимы надо было привести в порядок могилы родителей, посадить цветы, покрасить ограду. Выполнив все задуманное, женщина обычно садилась на скамейку и с облегчением закуривала. Курить она бросила давно и только на кладбище позволяла себе расслабиться. Она глубоко затягивалась и получала от этого особое удовольствие. Ей нравилось быть там одной. Она неспешно, про себя, рассказывала покойным родителям все свои новости, что-то им обещала, в чем-то раскаивалась. От вида ухоженных могил родителей на душе становилось легче и спокойнее.

В этот раз ближайший вход на кладбище был закрыт на реконструкцию. Марине пришлось входить и выходить через центральный, дальний, выход. Она редко им пользовалась, пришлось прогуляться по центральной аллее. По старинному кладбищу проходила экскурсия, местный гид рассказывал посетителям о восьмидесяти известных людях, похороненных здесь в разное время. Марина никогда не любила гулять по кладбищам, смотреть на чужие могилы, читать надписи на памятниках. А ведь кому-то из лежащих там людей, может быть, и хотелось, чтобы кто-то подошел к его могиле, рассмотрел лицо на фотографии, прочел надпись, медленно склонился и положил пусть не цветок, так хотя бы веточку распускающейся сирени…

Женщина медленно шла, волей-неволей обращая внимание на недавние, современные памятники справа и слева от дороги. Все они были ужасно безвкусными — массивными, помпезными и, наверное, очень дорогими.

Центральная аллея с годами явно становилась все уже и уже.

Среди кладбищенских небоскребов Марине вдруг попалась на глаза маленькая неухоженная могила. На постаменте валялась наполовину отрезанная пластиковая бутылка от кваса, а из нее торчали, топорщились сухие палки, бывшие когда-то цветами. На скромном памятнике был высечен портрет молодого человека. Марине показалось, что лицо было ей знакомо. Это и заставило ее подойти поближе. Да, она не ошиблась, ей был знаком тот человек. Она постояла несколько минут, еще раз взглянула на портрет мужчины с длинными вьющимися волосами, глубоко вздохнула… Затем вышла из ворот кладбища, села в машину и поехала домой.

Остаток дня она провозилась с обедом, со стиркой и глажкой. Вечером вернулись с дачи муж и дочери. Вместе поужинали, посмотрели по телевизору какой-то фильм и разошлись по своим комнатам спать.

Марина взяла шаль, уютно устроилась на диване в гостиной и закрыла глаза. «Еще один ушел. Восемь лет, как его нет, а я и не знала», — тихо, сама себе, проговорила она.

Год 1980

Это была странная встреча. Марина окончила институт и отпраздновала защиту своего диплома. В сентябре надо было выходить на работу по распределению в издательство научного журнала. У нее в запасе оставалась целая половина лета. В Москве проходил очередной международный кинофестиваль. Она с трудом достала билет в кинотеатр «Октябрь». В перерыве между фильмами, стоя в очереди в буфете, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Коренастый мужчина лет сорока, с длинными светлыми вьющимися волосами, одетый в джинсы и джинсовую куртку, стоял в компании известных в ту пору писателей-сатириков, часто мелькавших в телевизионных передачах. Они подсмеивались над словами длинноволосого мужчины, сопровождавшего свой рассказ активной жестикуляцией. При этом он явно работал на публику и, главным образом, пытался привлечь к себе внимание Марины.

Марина купила пирожное и чашечку кофе и расположилась за ближайшей стойкой. Мужчина резко отделился от компании и подошел к ней. Он заговорил с Мариной о чем-то малозначимом, наверное, первом, что пришло ему в голову. Это не имело никакого значения. Главное, что они как-то сразу условились встретиться на выходе из кинотеатра после окончания сеанса.

Так оно и случилось. Вся честная компания, включая Марину, поехала догуливать вечер в Дом писателей. Марина, столь далекая от общества артистов, писателей и режиссеров, оказалась вовлеченной в головокружительную гулянку творческих личностей. Сначала ей было лестно оказаться в таком обществе. Множество острот, шуток, анекдотов. Общество это было странным и экстравагантным, далеким от того, что было привычным для Марины, — от постных, интеллигентных геофизиков, которых она так хорошо знала. Мужчины, почти не закусывая, выпили безумное количество водки, перешли на скабрезные анекдоты, матерные слова, сплетничали и измывались над многими известными личностями. До поры до времени это как-то еще можно было терпеть, но уже через пару часов все выглядело пошлым и отвратительным. Марина пожалела о своем согласии провести время с незнакомыми людьми. Она тихо поднялась, поблагодарила нового знакомого, которого все называли Лютиком, за приглашение на ужин и направилась ловить такси. Лютик был уже прилично пьян, однако сумел выпросить у нее номер телефона. Она дала, скорее чтобы отвязаться и уйти.

На следующий день Лютик позвонил Марине и пригласил ее на очередной просмотр фильмов в рамках кинофестиваля. Марине Лютик не понравился, но что-то в его облике определенно было. То ли какой-то особенный взгляд, то ли способность этот взгляд время от времени неожиданно обратить внутрь себя самого — отстраниться от окружающей действительности. Создавалось впечатление, что внутри него в это время происходит какой-то сложный мыслительный процесс. Кроме того, он обладал способностью убеждать и подчинять себе других людей.

Лютик настойчиво уговаривал Марину посмотреть новые фильмы известных итальянских режиссеров. Марина согласилась и пришла в назначенное время. Он был рад встрече.

Фильмы действительно оказались очень интересными. После просмотра Лютик предложил прогуляться, зайти куда-нибудь в кафе, поужинать и обсудить фильмы. Всю дорогу он их анализировал и, надо отдать должное, оказался очень тонким и умным критиком. Позже в кафе он рассказал Марине о себе. Он представил себя поэтом-песенником, работающим в паре с очень популярным композитором. Их шлягеры распевали все модные в то время вокально-инструментальные ансамбли. По образованию он был профессиональным переводчиком, автором текстов кавер-версий зарубежных поп-хитов, которые были на пике славы.

Приемчики по обольщению девушек у него были отточены до совершенства. Он с чувством продекламировал Марине пару своих лучших стихотворений, потом резко повернулся к ней, прижал к себе и шепотом признался, как она ему безумно нравится. Марина не была настолько наивной, чтобы тут же поверить его словам, но ей все же было приятно. Она внимательно всматривалась в его одутловатое лицо, морщины, наметившиеся залысины, серые большие отекшие глаза, прокуренные усы, в короткую седеющую бородку. Нет, ничего красивого в нем не было. Полюбить это испитое лицо было совершенно невозможно.

— А вы женаты? — неожиданно для себя спросила она. Лютик и бровью не повел.

— Дважды был женат, у меня сын переходного возраста от первого брака. С женами я не общаюсь. Сыну помогаю. Жениться в третий раз не собираюсь. В данный момент я обольщаю и растлеваю юных девушек. Лично ты мне очень подходишь для разврата. Но учти, я несколько преувеличиваю твою роль, на деле она не будет столь значительной.

— Да, достойное вы отвели мне место. Хорошо, что хоть сразу признались. И много у вас таких девушек для разврата?

— Хватает. Я никогда не скрываю своих намерений от любимых женщин. Каждая из них мечтает быть моей музой. Я могучий мужик… Правда, иногда напиваюсь, становлюсь хамом и дебоширом, но в целом я идеален. Денег у меня то нет совсем, то полным-полно. И тогда все иезуиты нашего цеха крутятся около меня и пользуются моей добротой. Обычно мы оттягиваемся в Писдоме — Доме писателей или в Домжуре, он же Дом журналистов.

— Вы знаете, я несколько по-другому воспитана. Меня родители не ориентировали на растление. Скорее на успешный брак. Я планирую поступать в аспирантуру.

— Что тебе твои родители? Ты уже взрослая девочка. Успеешь поскучать во время учебы в аспирантуре, никому на самом деле это не нужно, так — лишь карьеристкам. В счастливом браке тоже успеешь побывать, может быть, даже дважды и трижды… А пока — живи себе на полную катушку, гуляй, развлекайся, наслаждайся сексом… Пока ты молода, красива и востребована.

— Нет-нет, у меня совсем другие жизненные ориентиры.

— Ох, да ты, оказывается, страшная зануда! Смотри, не затошни меня своими жизненными ориентирами. Короче, я предлагаю тебе свою пылкую кратковременную любовь на моей территории, интересную, зажигательную компанию и веселое, отвязное времяпрепровождение. Собственно говоря — полный разврат. Думай, решай… Я уверен, что у тебя все получится. Не пожалеешь! Например, в эту субботу мы всей компанией едем на дачу к Репе. Там будет классная музыка, жратва и выпивка из «Березки». Потом мы поедем ко мне домой и там же заночуем. Я буду тебя растлевать — готовить к счастливой семейной жизни. Утром в понедельник я тебя отпущу, так как у меня полно дел в издательстве, кроме того, мне надо будет что-то сочинить, то есть, как говорят в Одессе, заработать пару копеек. Мой номер телефона у тебя есть, надумаешь, звони. Буду очень рад, если поедешь!

— Вряд ли. Спасибо вам за приглашение. А кто такой этот Репа?

— Вот, видишь, любопытство уже берет верх. Репа, к твоему сведению, пишет музыку ко всем лучшим музыкальным спектаклям Москвы и окрестностей.

— Ясно. Ну, до свидания, спасибо за сегодняшний день. А как вас лучше называть, вы же не Лютик на самом деле?

— Называй меня Котиком, если не хочешь Лютиком, или просто Виленом. Но я не люблю это имя. Более того, я его люто ненавижу. Родители, ветераны партии, назвали меня так в честь Ленина. Они, конечно, очень хорошие люди, но тут были явно не правы, а я теперь по их вине страдаю. У меня есть литературный псевдоним, но я тебе его скажу, как только переспишь со мной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Если только бы ты не была так далеко, Я бы пришел к тебе, я бы, конечно, пришел!

2

Если бы только у меня были серебряные крылья, я смог бы летать! Если бы это было так, я был бы с тобой!

3

Если бы только, если бы только

Был способ. Если бы только я знал причину!

Но я не знаю, и поэтому могу лишь спеть тебе песню!

4

Увы, игра закончена…