Цена свободы – любовь

Юлия Флёри, 2020

Они встретились на пересечении двух миров. Мужчина и женщина. Так банально… И что же дальше? Искорка азарта и интереса в его глазах, скорая свадьба, «они жили долго и счастливо» в перспективе? Примерно так. Вот только перспектива отчего-то не задалась. Может, потому что не каждая готова стать просто дорогой игрушкой? Да и покорение мужчины – это вовсе не вершина, а всего лишь ступень на пути к ней. А главное, была ли любовь? Так ли случайна их встреча? Так ли невинно вспыхнувшее вдруг чувство?.. Содержит нецензурную брань.

Глава 2

— Алия! Алия, ты где?! — Пронёсся по дому зловещий шёпот.

Прислужница стрелой ворвалась в кухню и одёрнула девушку за руку.

— Допрыгалась, змея?! Доигралась?!

Алия свободно улыбнулась и посмотрела на прислужницу свысока.

— Чего тебе? — Неторопливо проговорила, забавляясь тем, как та раскраснелась от злости и возмущения.

Чужие руки с себя резким движением сбросила, а свои скрестила на груди, принимая невозмутимый вид. Улыбаться она перестала и теперь сверлила девушку твёрдым, как сталь, и острым, как меч, взглядом.

— Что случилось? Ну! Говори!

— Тот русский, что мы видели на базаре. Он пришёл за тобой. — Выкрикнула прислужница и будто в приступе ужаса закрыла ладонями лицо.

Алия подошла к крохотному кухонному окошку и одёрнула занавеску. Отец во дворе старательно отвешивал поклоны перед сельским главой и тем самым солдатом.

Не иначе как шайтан дёрнул в тот день посмотреть на русского дважды. Алия увидела его издалека. Он шёл по площади и сканировал происходящее вокруг ненавистным взглядом. По крайней мере, так ей тогда показалось. Сильный, крепкий, высокий. Он сразу выделялся между снующими туда-сюда местными людишками. Те по большей части спешно перебегали ему дорогу, рискуя вот-вот попасть в немилость, вжимали голову в плечи, будто кто грозился снести её. А он важно ступал, расправив плечи, точно мощные крылья какого-нибудь мифического бога. Без всякого интереса ворочал головой, будто с долей презрения скользил по бесчисленным лицам, фигурам. Он считал их всех низшим сортом людей. Он поставил себя выше остальных, а они, трусливые и мелочные, не имели и мысли этому его самомнению возразить. Приклонялись, подносили дары, а сами и не умели скрыть того, что, словно под гипнозом, глазели на его оружие. На кинжал, что был спрятан в ножнах, на рукоять пистолета, что прочно засел в кобуре. А русский оружие даже не прятал. Чтобы все знали: пришёл «хозяин». Только не для неё!

Внутри, словно неминуемое извержение вулкана, зрел протест. Такой, что самой в нём захлебнуться впору, если не выплеснет, если не выльет… если не выдавит из себя, точно занозу. И она пошла. Наперекор обычаям, ему наперерез! Как шальная торопилась, не понимая, что задыхается. Только бы заставить опомниться, заставить понять, что не ему одному подчиняется этот мир! Зубы стиснула, понимая, что не успевает, едва не бегом вперёд бросилась. И смогла, успела! Главной базарной площади достигла первой.

— Алия, ты с ума сошла? Куда бежишь? За кем гонишься? — Задыхаясь, проговорила Зулейка сдавленным шёпотом. Шею поверх платка растирала, по сторонам в поисках ответа на свой вопрос оглядывалась.

— Тише ты, тише, молчи! — Шипела в ответ Алия и прислужницу раз за разом одёргивала.

Она смотрела на русского. Тот сейчас оказался метрах в десяти от них. А потом один взгляд и ровный шаг сбился. Сквозь землю Алия пожелала провалиться тогда самой себе, ведь, в голубых, словно небеса, глазах, не было ни ненависти, ни презрения. В них тогда вообще ничего не было. Умиротворяющая пустота. И видела она, осознавала, как эта его пустота из глаз уходит, как в них разгорается огонёк. Огонёк интереса, азарта… желания… Дыхание спёрло, глаза неотвратимо жгло, и сердце застучало часто-часто. Никогда прежде она не видела таких красивых мужчин. Никогда прежде она не видела тех мужчин, что так умело выставляют себя напоказ. Никогда прежде она не видела мужчин, которые порождали желание взглянуть на них дважды…

Алия не придумала ничего лучше как бежать. Сейчас, немедленно! Сбежать, скрыться, исчезнуть, точно мираж в пустыне. И только в узкой улочке вдалеке от базара смогла опомниться. Или это сделала за неё Зулейка.

— Ты… ты что сделала, глупая?! — Зло кричала она, больно одёрнув Алию за руку. — Ты навлечёшь беду на всех нас! Выставлять себя напоказ, да перед кем?! Всё равного по нраву ищешь?! Так, бойся, глупая, что однажды ты его найдёшь! И вот тогда я буду смеяться, а ты плакать!

— Я ничего не сделала! — Задрала Алия подбородок, словно пыталась дотронуться им до небес. — И перестань кричать. — Добавила спокойнее, ровнее.

— Всё, всё отцу твоему расскажу!

— Я ничего не сделала. — Жёстко процедила Алия сквозь зубы и направилась в сторону дома, напрочь забыв о том, зачем из него уходила.

К шайтану всё! Зулейка потом купит овощи. А ей самой сейчас нестерпимо сильно хочется оказаться там, где не увидят чужие глаза, где не услышат чужие уши. Но и дома Алия места себе не находила. Приготовление обеда не привнесло спокойствия, и травяной чай показался пустой водой.

— Ты бледная. Ступай отдохни. — Махнула Зулейка на неё рукой и вытолкала из кухни.

Вскоре удалось уснуть, но сон был тревожным, слишком живым, что ли, наполненным, объёмным. С голосами и фигурами. Он мучил её, высасывая силы. Ниточку за ниточкой вытягивал энергию, чтобы потом опустошить вовсе. Проснулась Алия, когда первые сумерки опустились на землю. Осмотрелась по сторонам, обтёрла ладонью мокрый лоб.

— Не иначе, как шайтан выходил из тебя, Алия. — Недобро глянула на неё Зулейка. — То стонала ты, то плакала, то дрожала, точно окунувшись в горный ручей. — Поднялась прислужница и протянула чёрный балахон.

— Это ещё зачем?

— Русский приказал всем быть на своём празднике, Алия. — Покачала Зулейка головой. — Глава сказал надеть никаб. Чтобы у чужаков не возникло и мысли продемонстрировать свои тайные желания.

— Вот уж не думала, что эти русские имеют тайные мысли… Вся их жизнь утонула во грехе.

— Ты понимаешь, что вызвала на себя гнев Аллаха? — Нахмурилась Зулейка.

— Это чем ещё? — Искренне удивилась Алия, пытаясь спросонья разобраться с одеждой.

— Ты знаешь. И я знаю. А вот отцу не сказала, ему незачем знать.

— А пусть бы даже и узнал, что тогда?!

— Ты не почитаешь родителей своих. Это тоже грех!

— Я устала от тебя, Зулейка. Помолчи. — Алия устало закрыла глаза и старательно выдохнула. — Мне не за что его уважать. — Тихо проговорила. Так тихо, чтобы только она сама это слышала. Проговорила и горько усмехнулась.

— Нам нужно идти. Мы должны посетить праздник. — Зулейка растянула губы в ядовитой улыбке. — И это не приглашение — приказ!

Алия раздражительно качнула головой, но вместо ответной язвительности лишь выставила раскрытую ладонь перед собой и примирительно поджала губы.

— Иногда я тебя ненавижу.

— Я тебя тоже. — Услышала слова, которые Зулейка даже не пыталась скрыть и старательно стиснула зубы.

На чужом празднике легче не стало. Стоило Алие появиться, как подозвал к себе отец и отчитал при всех. Мерзкий старик по-прежнему считал, что ему всё позволено! Он её никогда не любил, никогда! Она была слишком похожа на своего деда. Она была слишком непокорна, чтобы простой пастух смог указывать ей, как жить, но пока Алия была зависима от него… Проклятые правила и насквозь проржавевшие устои не позволяли ей уйти. Ненавистная нищета не позволяя получить достойное образование и обрести такую желанную свободу.

А ведь она могла блистать, но, к сожалению, не могла себе этого позволить… Пытливому уму приходилось довольствоваться малым. Ничтожными урывками, чужими знаниями. С самого детства она с жадностью слушала рассказы матери. Теперь, когда мамы не стало, довольствовалась тем немногим, чем могла и хотела поделиться Зулейка. Мама умерла. В ту ночь Алия проклинала всё на свете и сжимала кулаки в ненавистном желании туда же отправить и отца. Но пока отец жив, она вынуждена томиться под его опекой, словно птица в клетке. Словно благородный ястреб в унылой клетушке размером с мышиную норку. И вот он очередной раз посмел ей пенять… Да будь оно всё проклято! И плевать, кто подберёт ключик к этой клетке! Пусть хоть русский, пусть хоть кто ещё, только бы поскорей!

Свои же мысли пришлось проглотить, едва ими не подавившись, когда Алия снова увидела его. Не такого, как там, на рынке. Другого. Хмурого, грозного, с печатью тяжёлых раздумий на лице. В вечернем свете он выглядел старше. Он выглядел жёстче, он казался каким-то недосягаемым. Тень усталости на лице, страшный отпечаток войны. И это не шрамы. Это понимание. Это принятие мира таким, каков он есть.

Русский сидел за столом и с недовольством на лице переговаривался с кем-то из своих людей. Он страшно скалился и громко смеялся над услышанными словами. Он не считал нужным заручиться поддержкой присутствующих. Хозяин как он и есть! Сам решал, кому говорить, а кому молчать. Даже вечно бурчащий глава смолкал перед ним и заискивающе заглядывал русскому в лицо, словно верный пёс. Такое его положение снова задело. Будто он её лично унизил, будто её лично перед фактом поставил!

Он одним своим присутствием держал в страхе добрую половину присутствующих. Другие не понаслышке знали, кто перед ними и держались ещё тише, ещё более отстранённо. Женщины, сидящие за столом рядом с Алией, тихо перешёптывались и только платок, что скрывал лицо, шевелился от их тяжёлого дыхания. Одна другой они наперебой рассказывали, как страшен русский пёс в гневе, сколько крови испробовал его кинжал, сколько невинных девушек он измазал грязью своего желания. И от этих слов, от этих рассказов ненавидеть его хотелось ещё больше. Эти голоса будто становились всё громче и громче. Они окутывали и обволакивали, точно ядовитый кокон. Они жалили, как тысячи пчёл, и вслед за ненавистью пришла боль. Незнакомая, непонятная. Она то порождала пламя, то окатывала нестерпимым холодом.

С отвращением к самой себе пришло понимание того, что это странное чувство… когда он смотрит на неё… это чувство хочется испытать вновь.

Щёки тут же вспыхнули, во рту пересохло. И ещё был страх. Страх того, что кто-то это её желание заметит, прочтёт в глазах, он тоже был, но он был слабее! Он был ничтожно мал и Алия посмотрела. Посмотрела и замерла: не человек… сам Шайтан сидел перед ней! Иблис! В глазах его адское пламя, на губах разрушающая бессмертные души улыбка. Та, что заставляет сойти с пути истинного. И губы его, что произносят сладкие речи, что шепчут, суля неземные блага, манили взгляд. Показалось, что она слышит его голос, что верит его обещаниям. Слабой, безвольной себя почувствовала.

— Ты что делаешь, Алия? Ты лишилась разума. — Как сквозь туман пробивался невыносимо мерзкий голос Зулейки. — Опусти глаза, сейчас же! Перестань, я прошу тебя! — Безумный шёпот вторгся в мозг и не желал уступать. — Все увидят, ты слышишь?! Сейчас все увидят… — Прозвенело в голове, и он отпустил. ОН ОТПУСТИЛ! Ведь вырваться самой у неё не хватило сил.

Алия всё так же сидела за столом. Те же голоса вокруг, те же недовольные взгляды. А у неё самой кулаки сжаты и зубы стиснуты до боли в челюсти. Спёртое дыхание, и нарастающая боль в голове. Она усиливается с каждым новым приливом крови. Ноет, щемит, распирает.

— Я хочу уйти. — Пробормотала Али как в бреду. Так, что сама себя не слышала.

Попыталась встать, а Зулейка, обеими руками перехватив, усадила обратно.

— Отец тебя засечёт. Вот увидишь — засечёт! Не смей вставать!

— Мне нехорошо. Дышать нечем.

— Знаю я причину твоих недомоганий. Задыхайся сейчас! И того гляди, чтобы кровью умыться не пришлось.

Алия болезненно поморщилась и глянула на прислужницу с отвращением.

— Когда уже отсохнет твой мерзкий язык?

— Ты рискуешь пробудить в нём зверя. Знаешь ведь, как это бывает. — Зулейка посмотрела со значением и Алия перетерпела тошнотворный приступ, а вот посмотрела, наоборот, раздражительно и зло.

— Я, наверно, не доживу до того дня, когда ты исчезнешь с глаз моих!

— Что ты делаешь с собой, а?

Алия, как только она в селении умела, задрала подбородок.

— Не причитай, Зулейка! Змеиное шипение удаётся тебе куда лучше!

В ответ на эти слова прислужница позволила себе рассмеяться и погладить ладонь Алии.

— Отошла, значит… Это хорошо.

Вскоре Алия всё равно ушла. Одной из первых, к слову. А, оказавшись в доме, словно от назойливых мух принялась отмахиваться от тех взглядов, которые до сих пор ощущала на себе. Они будто застыли, зависли в воздухе, они словно прикасались к ней, словно что-то шептали.

— Я сошла с ума. — Проговорила самой себе в темноте комнаты и крепко зажмурилась, опасаясь услышать ответ.

Но ответом ей стала тишина. Даже чуть позже вошедшая в комнату Зулейка молчала. Правда, не смог смолчать вернувшийся с праздника отец. Он кричал так, что совсем скоро у Алии зазвенело в ушах. Он кричал так, что сосуды в его глазах напрягались и лопались, уродливо заливая их кровью. Он кричал. А потом подошёл и ударил её. Впервые в жизни.

— А мне не больно! — Взорвалась криком и она… тоже впервые. Прокричала и возвысилась над стариком. Смотрела с ненавистью, проклиная. Его и весь его род. Смотрела так, что он услышал её мысли. Услышал и понял. — Мне не больно… — Проговорила с отвращением. — Больно было появиться на свет в твоей семье. — Проговорила, как выплюнула и сверлила взглядом до тех самых пор, пока не убрался.

Алия пригладила ладонями растрепавшиеся волосы и сделала несколько шагов по направлению к выходу из комнаты, но, приблизившись, развернулась и решительно тряханула головой.

— Ты только посмотри, Зулейка! — Зло рассмеялась она. — Он боится расстаться со своей никчёмной жизнью! — Выкрикнула Алия в пылу гнева. Услышала скрежет собственных зубов и ужаснулась той ненависти, что кипит внутри.

— Не гневи Аллаха, Али. Он выгонит тебя на улицу, и никто не заступится за тебя. Никто. Никто не возьмёт замуж. Никто не подаст руки, куска хлеба. Ты будешь побираться на площади. Этого ты хочешь?

— Он не посмеет поступить так со своей единственной дочерью! — Точно фурия метнулась Алия по комнате.

— Я уже ни в чём не уверена. Ты давно переуступила границу дозволенного и стремительно движешься вперёд. Что ты ищешь? Чем так манит тебя чужая и далёкая неизвестность?

— Чем манит? Да хотя бы тем, что я не хочу быть как ты! Не хочу быть как моя мать, как любая, как каждая женщина в нашем селении! Бессмысленное существование в угоду какому-нибудь ничтожеству… В этом суть? В этом их цель?

— Цель, суть, смысл? Ты говоришь как те, другие… Как те же русские. А на самом деле и цель, и смысл в том, чтобы быть счастливой женщиной, чтобы детей родить, чтобы быть любимой.

— Так, что же ты, Зулейка? Неужто добровольно отказалась от всего того, что сама же сейчас и перечислила? Где твой любящий муж, где твои дети, где?! Где это всё?

Алия торжествующе посмотрела на поникшую прислужницу.

— И вместо того, чтобы быть счастливой, ты сидишь здесь, напротив меня и что? Учишь жизни, которой и сама не знаешь? Быть послушной, покорной… безмолвной куклой! Кто-то одним махом лишил тебя всего того, о чём мечтает женщина.

— Твой разум заполонил гнев, Алия. Это не ты сейчас говоришь. Твоими устами говорит шайтан. Ты пожалеешь об этих словах потом.

— Да когда-нибудь наступит это «потом» или нет? — Всплеснула Алия руками в явной издёвке. — Пять лет уже слышу от тебя эти слова!

— А мне кажется, ты не слышишь. — Грустно улыбнулась Зулейка.

Она легла в постель и отвернулась, оставляя Алию наедине со своими мыслями, претензиями, вопросами. Алия хмурилась и смотрела на спину прислужницы. Она не могла заставить её говорить с собой. Или могла? Она… она имела на это право? И если да, то чем же она лучше всех тех, на кого без зазрения совести тычет пальцем? Кто она такая, чтобы претендовать на чужие мысли, на чужую волю? И именно оттого, что права такого не имела, пришлось вернуться к своей кровати и нервно устроиться сидя на ней.

Отец злился на Алию за то, что своим поведением она выказала неуважение к русским. К тем, кто за неё сражался. На самом же деле отец боялся, что защитники могут в один миг превратиться в завоевателей и вместо того, чтобы дарить жизнь, захотят её отнять. Его жизнь, жизнь Зулейки… Это в их власти. А власть портит людей. Так говорила её мать всякий раз, когда Алия спрашивала, какого это, иметь влияние на чужие судьбы. «От тех, кто имеет власть, надо держаться как можно дальше» — неизменно добавляла мама, грустно улыбаясь. Алия готова была с матерью поспорить, но не имела на то права, не имела опыта.

Но этого боялся отец. Алия же не боялась ничего и никого. Ей так казалось. Она хотела верить в это. А ещё хотела быть счастливой. Разве это так много? Разве она не имеет на это права? И путь к собственному счастью только этим утром виделся ясным и чётким. Что могло измениться всего за несколько часов? Разве что-то измениться могло? «Нет, не могло» — чётко и предельно ясно Алия дала ответ. Вот только глупое сердце протестующе застучало. Девушка горько усмехнулась… Пожалуй, именно так же стучало сердце её матери, когда та сделала самую большую ошибку в своей жизни. Али закрыла ладонями лицо и предельно решительно качнула головой.

— Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. — Прошептала в ночной тишине и вздрогнула, заметив, как пошевелилась Зулейка. — Скажи, — обратилась к прислужнице севшим голосом, — ведь он придёт, как обещал?

Ответа не последовало и Алия нервно прикусила губу. Спать расхотелось. Злость распирала изнутри. И мысли об этом русском всё никак не желали оставлять её. Они извивались, словно змеи, путались в плотный клубок и угрожающе шипели. А опасны были тем, что избавляться от них не хотелось. Не успев толком сформироваться, они расползались, точно патока, и лишали воли, разума, всего того, чем Алия так дорожила. Лишали её свободы. Раз и навсегда. На-всег-да!

И вот сейчас тот, что лишил покоя, стоял во дворе её дома. Он и ещё один рядом с ним. Русский с безразличным видом слушал всё то, что глава говорит её отцу. Он словно знал все эти мудрёные слова наизусть. А, может, ему было просто плевать на то, что прозвучит, что будет сказано. Главное — смысл, который был ему известен. Впрочем, как и исход беседы. Русский, как и мысли о нём, был похож на огромную змею. Выжидал, когда же выдадут положенное и можно будет утолить своё любопытство, свой голод, свой интерес. Русский улыбался. Ему было забавно участвовать в подобных обрядах. Не иначе как забава его сюда и привела.

Совсем скоро они вошли в дом. Теперь видеть их Алия не могла, а приглушённые голоса, словно эхом доносившиеся сквозь стены, ничего передать не могли.

Зулейка вошла в кухню с потемневшим лицом, со сцепленными до судороги зубами. На Алию бросила короткий ненавистный взгляд, но от проклятий воздержалась.

— Просили подать чай. — Бросила коротко и заставила Алию посторониться. — Не высовывайся, я сама справлюсь. — Остановившись с водой в руках, устало выдохнула. — Кто знает, что ему нужно… Может, ещё и обойдётся.

Зулейка ещё что-то говорила, но по её лицу Алия поняла, что в то, будто всё обойдётся, прислужница не верила и сама.

Время шло, беседа затягивалась. Припав ухом к стене, Алия слышала невнятные препирания отца, сухие уговоры главы. Русский молчал, ни звука не проронил и его спутник. Он снова выжидал. На этот раз момента, когда можно будет одним словом поставить точку. Сама Алия так бы и поступила, и отчего-то была уверена в том, что так и случится. Зулейка не возвращалась. Вероятно, так и стояла с чаем недвижимой статуей, напряжённо вслушиваясь в чужой спор, повлиять на который не имеет права.

В какой-то момент всё стихло. Алия не выдержала и вышла из кухни. Теперь всего одна стена отделяла её от мужчин, всего один поворот. Девушка собралась с духом и выглянула. Гости устроились на диване, к проходу спиной. В беседе будто не участвовали, а лишь наблюдали. Лениво и не торопясь. Отец сидел хмурый и угрюмый. Видимо, предложение русских пришлось ему не по душе. Интересно, отчего?.. И лишь глава нервно поглядывал то на отца, то на незваных гостей. Оказавшись меж двух огней, он пытался угодить каждой из сторон и сейчас выкручивался, силясь раздавать слащавые улыбки, пытаясь выразить умиротворение на суровом лице.

Момент и русский обернулся, словно почувствовав её взгляд. Тонкие губы тронула лёгкая улыбка.

— Что ты за неё хочешь? — Подал он голос уже в следующую секунду. Голос ласковый, обманчиво мягкий. — Ведь понял уже, что не уступлю. — Тут же добавил и послышалась уверенная усмешка. — Давай, старик, соображай. Хочешь миром, хочешь — войной, а всё равно из этого дома она со мной уйдёт.

Отец что-то пробормотал и Алия нахмурилась, не расслышав.

— Что он сказал? — Недовольно бросил русский главе и тот поторопился подобрать слова.

— Он сказал, что его дочь вольна сама выбрать себе жениха.

Русский насмешливо фыркнул.

— Сама выбирать? Как интересно… Выбирать из кого? — В голосе засквозила тихая ярость. Настолько явная, настолько опасная, что Алия, будто свечка вспыхнула: раскраснелись щёки, застучала пульсация в висках.

Русский тоном уколол и тут же расслабился. Примирительно улыбнулся. Это стало понятно, когда, вспомнив о наблюдателях, он полуобернулся.

— Значит, она выберет меня сама. — Добавил угрожающе тихо. Боковым зрением отметил, как девушка снова спряталась, и только тогда взглядом вернулся к мужчинам.

Сердце Алии не то, что в груди, в горле застучало, будто стремясь выпрыгнуть! Потому что не знала, представить не могла, что ответит, если её напрямую спросить. Если он сам спросит, что ответит, Алия не знала… Если тему затронет отец, она сможет себе позволить задрать вверх носик и надменно усмехнуться. Она сможет устоять от сомнительного предложения, даже если глава поставит её перед выбором. Но русский… он имел на Алию какое-то влияние, улавливаемое даже на расстоянии. Он мог внушить взглядом трепет и огонь своего желания, он заставлял первой отвести глаза, усомниться в собственной силе. Он мог, он хотел подчинить себе её волю… а она хотела поддаться. Это понимание как-то вдруг посетило и неприятно обожгло гордость. И только холодная как лёд голова, оценив все вероятные плюсы, категорически отказывалась принимать положительное решение.

Алия вернулась в кухню и принялась старательно рвать зелень. На мельчайшие листочки, на практически прозрачные частички. Закончив с ней, опустила всё ещё дрожащие руки в ледяную воду и так замерла. Она боялась того, что произойдёт сегодня.

— Он хочет тебя видеть. — Сдавленно проговорила белая, как полотно, Зулейка и сползла по стене к полу. — Он хочет с тобой поговорить. — Добавила, едва опомнившись. — И ты прекрасно знаешь, что должна ему ответить. — Напомнила неприятным, царапающим тоном и Алия поёжилась.

Если чего и боялась, так это тихих угроз Зулейки. Та знала, о чём говорит, о чём пытается предупредить. И от этого понимания становилось просто жутко.

— Надень платок и спрячь лицо. Таких, как он, твой сегодняшний вид только подстегнёт к действию.

— Как он? — Дёрнулась Алия, торопливо обтирая похолодевшие ладони.

— Он убийца, глупая. Он живодёр. Он знает только голос силы, слышит только зов крови. Он уничтожит тебя, растопчет. Живая игрушка. Кто о такой не мечтает? Молодая и глупая. Не знаешь жизни, не знаешь правил в ней, потому русский напишет свои. Жестокие и неотвратимые.

— Зачем ты так говоришь?

Алия нахмурилась, а Зулейка бестолково пожала плечами.

— Потому что я видела, как ты на него смотришь…

— Или потому что верно исполняешь свой долг? — Алия зло огрызнулась, но прислужница и не думала обидеться.

— И я видела, как он смотрит на тебя. — Ровно продолжила Зулейка. — Не жди добра от этих взглядов. Они завораживают, они манят ласковым теплом. А потом сжигают дотла.

— Я не нуждаюсь в твоей опеке!

— Ты нуждаешься в защите, а тот, кто может её дать, находится далеко отсюда.

Алия в жесте беспомощности сжала кулаки.

— Лучше подай платок. — Эмоционально сдалась она и устало выдохнула. Бесцельно оглядывалась по сторонам, но желаемого не находила.

С мыслями Алия сумела собраться, лишь когда Зулейка помогла покрыть волосы, скрыть лицо. На выходе из кухни обернулась к прислужнице в некотором замешательстве, но той добавить было нечего. Она упрямо смолчала.

Войдя в комнату, Алия на короткий миг растерялась. Русский стоял с хмурым лицом, за его спиной с неприятной ухмылкой второй. Отец весь бледный, глава в понятном напряжении. Сватовство не задалось, и только от неё зависел исход.

— Проходи, дочка, садись.

Глава улыбнулся и указал на место рядом с русским. Алия приблизилась, а тот даже не шелохнулся. Каменным изваянием стоял. Напряжённый, злой. И всё его возбуждение горячей волной расходилось по комнате, с головой накрывая всех присутствующих. Не смогла опуститься на низкий диван и Алия. Так и осталась стоять среди мужчин.

— Мы пришли в ваш дом, желая породниться, желая создать прочный союз двух любящих сердец. — Выступил глава с предложением и напряжение усилилось.

Алия замерла и вскинула на русского взгляд. Тот стоял с невозмутимым видом, высоко задрав небритый подбородок.

— Посланник Аллаха сказал: «Для двух любящих сердец нет ничего достойнее брака». — Продолжил тот лукаво и не в меру торопливо.

Отец не решался поднять на Алию взгляда. Молча стоял, недвижимо, опустив грешную голову в пол. Русский же не сводил своего с главы, подначивая говорить всё больше, всё краше, решив попросту не оставить девушке выбора.

— То, что ты станешь частью такого благородного рода, будет честью для всех нас, дочка. — Пути к отступлению отсекал. Словно всё уже решено.

Только сейчас Алия увидела принесённые русским дары. Своё материальное положение он определил достаточно чётко. Глава, подхватив этот её взгляд, довольно развёл руками и обратился к отцу.

— Дочь твоя ни в чём не будет нуждаться. Для неё все блага и богатства. Любовь и уважение жениха, будущего мужа. Всё его внимание, весь интерес. Принцессой будет ходить в его большом светлом доме. — Отец выслушивал молча. Признаков заинтересованности не подавал. — Чисты его намерения, благородна цель. — Выдал глава в итоге и будто сдулся. Всё его красноречие вдруг оборвалось, внимание неожиданно рассеялось.

Алия, растеряв всю робость и присущую мусульманским женщинам покорность, повернула голову к русскому, а он посмотрел на неё. В глазах читался вопрос наперевес с издёвкой. Мол, такого она от него не ждала, а удивить тот всё же сумел. Там же читался вызов, который Алия должна была пропустить, не заметить, не сметь уловить!

— Я хочу остаться с ней наедине. — Заявил русский и лицо главы стало землистого цвета.

Это противоречило традициям, но вопрос таковым не являлся. Слова больше походили на приказ. Верно расценив забегавшие глаза, русский усмехнулся.

— Та, которую я хочу видеть у себя в жёнах, привыкла к другому обращению. Чиста и невинна. Тиха, как водная гладь. Но чтобы принять решение сейчас, она хочет услышать что-то такое, что даст ей гарантии. Материальные блага для этой семьи значения не имеют — я уже понял. Может, подойдёт кое-что другое? Что-то такое, что обычно навсегда остаётся между мужем и женой. И у меня есть эти слова и заверения. Но я хочу сказать их наедине.

— К сожалению…

— Только что от отца Алии я услышал, что она сама примет решение. К сожалению, сейчас на чаше весов, что с моей стороны, практически ничего нет. И разве я не имею права с этой несправедливостью бороться? Я привык отстаивать свои права. Сейчас как раз та самая ситуация, когда эта черта характера мне пригодится. Я хочу поговорить с будущей женой наедине. И если кто-то боится за моральный облик невесты или беспокоиться о моём невежестве, пусть станет на входе в комнату.

— Ну, только если так… Ведь формально вы одни не останетесь… — Замямлил глава, оглядываясь на хозяина дома.

Мужчина уступил. Давая согласие на подобные вольности, беззвучно кивнул и направился к узкому коридору. Следом направился и глава. Русский посмотрел на своего друга.

— Илья, ты тоже. — Отдал короткий приказ и они остались одни.

Некоторое время ничего не происходило. Русский примерялся к ней, не иначе. Присматривался, принюхивался, пытаясь определиться, с какого бока зайти, в какой угол зажать, чтобы и трепыхаться не смела. Это всё отражалась в его глазах. Интерес, азарт и… сомнение… Ведь шанс у него был всего один, другого не представится. Он мог взять нежностью и лаской. Мог. И она, возможно, могла бы на уговоры поддаться. Но срок этой ласки только пока вблизи стоит, а как за порог шагнёт — и следа от чар не останется. Русский улыбнулся тому, что эту его мысль Алия раскусила и прищурилась, выжидая, на какой шаг ещё пойти сможет.

— В непривычной обстановке чувствую себя полнейшим дураком. — Признался он в итоге, усмехаясь. — Казалось бы, знаю, с чего принято начинать знакомство с девушкой, а вот как к тебе подступиться, не уверен. Меня зовут Александр — Саша. Тебя Алия, это я тоже знаю. Разговаривать со мной ты, вероятно, можешь, но мне отчего-то кажется, что именно сейчас не станешь. Ведь характер даётся человеку от рождения, а чтобы обуздать твой, одной наглости не хватит. Ещё минуту назад уверен не был, а вот сейчас могу сказать наверняка: просто у нас не будет. — Заключил он с толикой сожаления, но вызывающая улыбка, что разошлась на лице, не позволила эту его эмоцию распознать.