Под мягким светом лампы

Юлия Тарасюк

Действия происходят в вымышленном старинном английском городке Оденбург. Ты узнаешь историю молодой женщины, которая, устав от суеты обыденной жизни, нашла свое призвание в служении людям. Девушка с твердым характером и несгибаемыми принципами проведет тебя по закоулкам своей души, где она проживает все свои потери и борется против устоев общества.Приятного чтения под мягким светом лампы…

IV. Неожиданное предложение

Вечер уже пах сыростью. Андре — молодой с еще юношеской фигурой слегка сутулился, еще не переняв то достоинство, которое было присуще его отцу. Но парень был настолько открыт и услужлив, что все жители дома, в том числе и домашние питомцы, были от него в восторге, притом что для его юных лет он практически не совершал промахов. Поистине большое будущее ждет этого парня, который не боится работы и искренне любит других людей.

Андре подошел пружинистой походкой и открыл Агриппе двери заднего сиденья, куда она с легкостью плюхнулась. Они тронулись и первые пару минут ехали молча. Но Андре обладал природным талантом к непринужденному общению и искренней заинтересованностью делами других людей. Их консьерж мог гордиться таким сыном, и пусть они оба думали, что парень продолжит дело своего отца, у Агриппины было иное мнение. Слишком он талантлив для этой должности, хотя и отец его был очень умен, вынослив и трудолюбив. Поэтому если эта работа так и останется ему по душе, а он будет счастлив, выполняя свои обязательства и живя бесплатно в одной из квартир на первом этаже, пусть будет так.

— Прекрасная сегодня погода, не правда ли? — начал разговор Андре. — Вы заметили, как сегодня бренчал воздух? А как искрилось солнце?

«Романтик», — подумала Агриппа и задумчиво ответила:

— Да, сегодня прекрасный день.

Они общались на «Вы». Для Андре это было делом профессиональной этики и чести, для Агриппины — делом порядочности и признаком обоюдной равности.

— Я сегодня по заданию отца отправился на рынок, а потом заглянул к своей бабушке в пансион. Вы знаете, она себя там отлично чувствует. К ним приходят дети из детских домов, рисуют их портреты, они вместе лепят, играют в шашки и домино. Детям нравится играть с ними, потому что старики поддаются, но делают это так искренне, — рассмеялся Андре. — Наивные ребята, но не стоит их разочаровывать с первых ступеней жизни. А еще там почти у каждого есть свое животное. Они тоже из приюта или же старички переселяются сюда уже со своими питомцами. Те ночуют рядом с хозяевами. Знаете, как это помогает? Если что неладно с человеком, они начинают выть и скрести двери. Таким образом, дежурные узнают о проблеме и успевают вмешаться и помочь.

— А сколько стариков живет в пансионе?

— Около тридцати. Вы бы видели, какой там парк! Ухоженный зимой и летом газон. Низкое ограждение, которое прячется за аккуратно подрезанными кустами, фруктовыми и хвойными деревьями, поэтому там нет впечатления изоляции. Из соседних деревень им приносят домашние продукты. И хоть у некоторых стариков — диета, они с благодарностью принимают помощь, понимая, что внимание к ним абсолютно искреннее.

— А персонал? На них нет жалоб? Как они справляются?

— Многие из персонала там содержат и своих престарелых родителей, дедушек и бабушек бесплатно. Там сложная система вычислений вознаграждений для работников, чтобы и им было хорошо, и проект был прибыльным для владельцев. Их пансион приглашают к участию в разных социальных проектах, вот как с детьми или животными. Детский дом получает долгосрочную выгоду в том, что дети социализируются, учатся состраданию и уходу за старшими. Часто эти дети потом идут работать в такие пансионы, понимаете? У них с детства заложен подход к пожилым людям, если хотите, привычка или модель поведения.

— Хорошо продумано. Отвезите меня следующий раз туда, когда будете посещать свою бабушку, я хочу сама увидеть, как там живется, возможно, я буду чем-то полезна.

— О мисс, это было бы так великодушно.

— Прошу вас, Андре, — Агриппина сделала болезненную гримасу. — Ничего в этом нет настолько великодушного. Мне думается, что это просто правильно и порядочно интересоваться людьми, которым нужен уход и внимание.

— Вы умаляете свои душевные порывы, если откровенно. И если хотите знать, вы даже немного меня обижаете.

— Предположим, вы сами решаете, обижаться вам или нет, — перебила его Агриппа.

— Так вот, — невозмутимо продолжил Андре, будто не слышал ее слов. — Примите свою сущность, откройтесь миру, похвалите себя, в конце концов, за ваши устремления. Вы когда меня хвалите, замечали, что я конфужусь?

— Нет, — задумчиво ответила она. — Напротив, вы так искренне улыбаетесь…

— Ну вот, — обрадовался Андре, — а я ведь тоже служу людям и делаю это не из-за денег или квадратных метров, а просто из своих принципов или воспитания, или просто потому, что я такой. Я люблю людей, они мне нравятся, все такие разные: кто хмур, кто весел, кто имеет сомнения и робость, а кто чересчур самоуверен, понимаете? Это как сложный музыкальный инструмент — орган или арфа, и Бог играет на нем свою мелодию. Вы меня понимаете, мисс? Если бы были две одинаковые струны или клавиши, стоило бы использовать одну из них? Поэтому-то все разные. Иногда вам может казаться, что вы с человеком одинаковы, но нет, вы просто звучите в унисон.

— Добрались! — неожиданно для Агриппины прозвучал решительный голос Андре, когда она уже погрузилась в свои мысли. — Когда вас забирать?

— Приезжайте за мной не позже, чем через три часа и предварительно наберите перед выездом. Я позвоню вам, если захочу вернуться раньше, — ответила Агриппа и вышла из машины.

Квартира Анны-Марии и Вильяма находилась в похожем доме, как и у Агриппины, но немного проще и без консьержа. Она быстро поднялась на третий этаж и позвонила в звоночек. Дверь распахнулась, и Агриппа из тускло освещенного коридора попала в уютное гнездышко друзей. Она обнялась с подругой, обменявшись приветствиями, после чего Анна пригласила ее в зал, пока она принесет из кухни напитки.

Агриппа зашла в комнату и увидела в кресле напротив Вильяма еще одного человека — Фрица. Это оказалось для нее сюрпризом — так часто они еще никогда не виделись, и от этого встреча предвещала быть непредсказуемой. Обычно их плавный поток разговора мог теперь ввергнуться в другое русло или вообще сорваться водопадом в неизвестную местность.

— Сюрприз тебе, сестренка! — в голосе Фрица чувствовалась издевка.

— Приветствую! — обратилась она к мужчинам и присела на ближайший диван лицом к ним, но на достаточном расстоянии, чтобы они могли договорить и уже тогда расширить свой круг общения.

Агриппине показалось, что Фриц еще не успел настроиться на ее приход, потому что он знал — Агриппа почти всегда отказывает в приглашениях, если недавно общалась с кем-то. Он не ждал ее визита. Анна их обоих не предупредила. Воспоминания об откровенности перед ней и ее вспышке гнева сейчас раздражали его.

Агриппине стало некомфортно, в ней боролись два чувства: то, которое ей с самого начала твердило об уютной обстановке ее гостиной и о недочитанной книге на прикроватной тумбе. Другое же чувство восставало против почти вселенской несправедливости, ведь она была званой и искренне ожидаемой гостьей, и не важно, что тут есть тот, кто не ждал ее. Резким движением она откинула от себя журнал и устроилась на диване удобней, уставившись в камин, видневшийся между креслами мужчин. Они почувствовали этот взгляд и приостановились, чтобы сменить тактику разговора. В эту минуту ситуацию спасла Анна-Мария, со смехом вошедшая комнату, неся поднос с чашками дымившегося глинтвейна, который враз окутал ароматом корицы и апельсина недовольные мысли.

Агриппа не стала отказываться от принесенного угощения, соскользнула на теплый плед, лежавший на полу возле дивана, и Анна-Мария уселась на ее прежнее место, подогнув под себя ноги. Вильям же взял две чашки и одну передал Фрицу.

— Пейте, друзья, — сказал Вильям. — Анни прекрасно делает глинтвейн. Здесь больше запахов, чем самого вина, так что уверяю вас, что вы сможете преспокойно добраться домой на своих авто. Коих у вас, пардон, нет.

И захохотал. В этом был весь Вилли — шутить, когда не только не до смеха, но и хочется придушить кого-нибудь из попавшихся под руку. Агриппина вновь почувствовала пробежавший по телу легкий озноб, который означал почти последнюю степень раздражения. «Надеюсь, сегодняшняя встреча закончится повеселее», — подумала она, делая осторожный первый глоток.

Сразу же рот наполнился ароматным паром, и в носу защекотало. Агриппа погрузилась в настоящее мгновение, проживая его всеми органами чувств. Приятный мерцающий свет огня, аромат горячего вина и пряностей, треск поленьев, тепло, разлившееся по телу. В одно мгновение все стало таким родным и близким, люди в этой комнате стали настолько едиными в своей сущности и она вспомнила, о чем ей еще недавно рассказывал Андре. Каждый человек — отдельная клавиша или струна. Все так. Даже Фриц, сидящий вполоборота к ней, перестал ощущаться таким колким и холодным, теперь его было несказанно жаль, что он надломлен и одинок. Когда ты перестаешь скрываться, тогда твое ощущение одиночества не настолько сковывает, и выясняется, что каждый считает себя одиноким. Сейчас ей было искренне жаль Фрица, он много пережил: от ранней потери родителей до почти полной потери индивидуальности, живя с красивой куклой, заполнявшей все пространство.

Первой заговорила Анна-Мария:

— Помните нашу поезду к морю? Фриц, жаль ты не согласился. Мы так прекрасно провели время. Почему я это вспомнила, — встрепенулась она, взглянув на удивленное лицо своего мужа. — Да просто там служащий кафе носил между столиками глинтвейн. Мы еще посмеивались, для чего местным жителям летом пить глинтвейн. Мы просто забыли, что южная зима — для нас настоящее лето.

— Да, — отозвалась Агриппа, — мы часто забываем, что есть люди, которые хотят что-то другое в отличие от того, чего хотим мы.

Фриц как-то быстро обернулся, и на миг Агриппа увидела, что складка боли прошлась поперек его лица, и судорожно дернулся уголок его рта.

— Ты предлагаешь ценить различия, Агриппа? Тебе кажется это таким легким, или ты хочешь проповедовать, как это прекрасно, хотя на самом деле ты сама тяготишься различиями. Не правда ли?

— Давай откровенно, Фриц. Как всегда. Ничего нового. Нам всегда нужно сцепиться зубами в шеи друг друга, чтобы потом скулить в унисон про свои раны. Различия важны, и это тяжелое испытание принимать их и вживлять в свое сознание, потому что человек отвергает эту идею, как иногда материнская утроба отторгает зарождающее в нем дитя.

— Но ведь мы любим других людей как раз за то, чего нам не хватает, — мягко возразила Анна-Мария. Она была такой нежной в этот момент. Ее полноватая фигура и легкий румянец придавали ей вид классической добродушной кормилицы. — Вот мне нравится в Вилли его сдержанность и утонченное чувство юмора, которые у меня напрочь отсутствуют. Я люблю повеселиться, но шучу как какая-то прачка в конце рабочего дня, — затряслась от сдерживаемого смеха она.

— Анни, — только и произнес с нежностью Вильям.

Вот уж действительно достоинство и сдержанность, чего не скажешь о других присутствующих тут с их прирожденным чувством спора, вспышками злости и какого-то первобытного раздражения.

— По твоему мне бы стоило полюбить Фрица? — напрашивалась Агриппа.

— Нет, вы как раз очень похожи, словно двойня.

— Давайте без ваших женских сентиментальностей, — ответил Фриц, — любовь оставим в стороне, пока на собаке не зажили раны.

— Фриц, дорогой, мне действительно очень и очень жаль, — тонко протянула Анна-Мария.

— И чего же тебе жаль, Анни? — уставшим тоном спросил он, — ее жаль, меня жаль, что мир рухнул без наших отношений, жаль? Себя, может, жаль, что не сбылись твои розовые мечты о том, что каждый должен иметь пару и родить кучу детей? Так?

Щеки Анны-Марии раскраснелись то ли от стыда, то ли от негодования.

— Знаешь, что? — вспылила она. — Я просто хотела выразить тебе свое сожаление…

— Опять со-жале-ние, — по слогам произнес Фриц. — Ужалить или пожалеть?

— Свое сожаление, — сделав голос более твердым, продолжила она. — В том, что твое сердце сейчас болит. Я хотела бы, чтоб ты не страдал, а радовался жизни.

— Вот послушай, ты не хочешь, чтобы я страдал. Но страдаю я, а не ты, или же ты настолько чувствительна, что страдаешь из-за моего страдания, потому что не знаешь, как вести себя с человеком, впавшим в уныние в то время, когда ты сама наслаждаешься жизнью. А кто точно может сказать, где сейчас происходит настоящая жизнь: в твоей душе или моей? Мы чувствуем свою руку лишь, когда она болит.

Анна-Мария притихла, ей и вправду было неловко, поскольку Фриц был абсолютно прав. Она тяготилась присутствием в нем той негативной энергии, которую она пыталась избежать, как спешно, бывает, проходят мимо бездомного.

— Послушай, Фриц, — присоединился к разговору Вильям. — Твое душевное состояние может прямо сейчас выразиться как угодно. Ближе нас у тебя нет людей, прости, но это так, и только тут тебя примут таким, даже если тебе сейчас захочется, как ребенку затопотать ножками, заплакать и затребовать немедленно счастья. Мы ведь все в нем нуждаемся и чуждое отвергаем.

— Ты мне предлагаешь поучаствовать сейчас в психотерапевтическом сеансе? — зло и насмешливо ответил Фриц, но тут же спохватился, будто ему стало стыдно. — Ты рассудливейший из тех людей, кого я знаю в этом мире, но, извини, плакать и рыдать я сейчас не хочу, да и вряд ли когда-нибудь буду по этому поводу. Нет слез, понимаешь? Разве что от счастья отречения и освобождения. Но у меня пустота внутри, будто всю воду из колодца вычерпали, а подземные воды пересохли. Так и стою захаращеным колодцем посреди пустыни.

Вильям поднялся с кресла и подошел к камину. Взяв кочергу, он немного поворочал почти догоревшие головешки и подкинул свежих поленьев. Анна-Мария к тому времени отошла от обиды, Агриппа вспоминала сегодняшнюю прогулку, и на ее губах отсвечивала чуть заметная улыбка. Она была спокойна и умиротворена. Все эти разговоры — как протекающая мимо вода, что смывает с камешков налет и шлифует их. И после этой встречи все немного очистятся, скинув свою внешнюю оболочку. Сейчас они все тут обнажены до души, и теперь никому не страшно и не больно. Все сплелось в один клубок чувств разноцветными нитями, где, потянув за одну, ты уронишь весь клубок и размотаешь другие нити.

Агриппа не спеша допила глинтвейн и заглянула на дно чашки — она любила рассматривать причудливые узоры, созданные точечками опавшей на дно корицы, гвоздики и бадьяна. Она еще раз вдохнула в себя уже поблекший аромат с любовью приготовленного вина и прислушалась к себе. Голова была ясной, а взгляд вылавливал в окне украдкой падающие снежинки.

— Где вы будете встречать Рождество? — внезапно спросила она.

— Ой, мы об этом еще не задумывались на столько, чтобы начать планировать что-то. Но, похоже, мы останемся дома, — робко закончила Анна-Мария. — Да, Вилли?

— Возможно, — ответил тот. — Но так же можно присоединиться к хорошей компании, если нам предложат что-нибудь свежее.

— Например, горы, — воодушевился Фриц.

— Отличная идея, — бодро подала голос Агриппа и посмотрела на Анну-Марию.

Та в свою очередь перевела взгляд на мужа, как бы спрашивая его разрешения. Вильям утвердительно с добродушной улыбкой кивнул в знак согласия. И все весело с чувством облегчения засмеялись. Анна-Мария предложила еще глинтвейна, но Агриппина попросила заварить ей кофе, и хозяйка дома вышла на кухню.

— Я знаю прекрасное местечко, — с блеском в глазах продолжил свежую тему Фриц. — Мы там были проездом с экс-супругой. И я тогда пообещал себе, что скинув оковы брака, я отправлюсь на вершины тех гор и там выпью бокал шампанского. Боже, как это быстро случилось, воистину, мысли материальны.

— Не все, — возразила Агриппа. — Часто мы не получаем того, что желаем. Будто мы ставим на крутящийся барабан свои мечты, толкаем его, а указатель, еле вращаясь, останавливается на каком-либо из желаний. Пока докрутишь барабан до других желаний, они поблекнут и надписи изотрутся, а поверх них уже написаны новые, иногда вообще противоположные желания.

— О чем ты мечтаешь, Агриппина? — спросил Вильям.

— О чем мечтаю? Я же говорю, мечты — это нескончаемое колесо, где ты снова и снова проверяешь и перепроверяешь, что хочешь получить и можешь получить это наудачу.

— Я бы не стал так обобщать, — продолжил Вильям. — Барабан — не слишком точная ассоциация, тут все намного глубже. Не хотелось бы пересказывать всем известную теорию о космическом разуме, но, наверное, так оно и есть. Поля, — он перешел на более ласковое прозвище Агриппины. — Ты ведь чувствовала иногда, как изнутри, словно толчком пробудилось желание, и уже через несколько месяцев ты его получаешь в подарочной упаковке с подписью «От доброго волшебника».

Да, тут Агриппине отозвались воспоминаниями все ее сбывшиеся мечты, которые и правда, зарождались как искры из тлеющих останков костра и воспламеняли огонь жизни вновь. Ей даже не приходилось ничего особо для этого делать, не нужно было карабкаться на голые стены или пробираться через колючие заросли к новой дороге. Звонил звонок, она открыла дверь и все что нужно было — это взять подарок, принесенный судьбой.

Вслух это она говорить не стала, так как не хотела разгонять флер воспоминаний, облекая их в грубую материальность слов. Вильям в это время что-то продолжал рассказывать, пока не донесся из кухни голос Анны-Марии:

— Сколько бы я не желала переехать в уютный домик неподалеку отсюда, который год моя мечта избегает встречи со мной. Может, кто-то из вас знает, где живет добрый волшебник? Я бы сама к нему сбегала за подарком.

— Я знаю, — громче, чтобы смогла услышать Анна-Мария, сказал Фриц. — На фондовой бирже или на должности топ-менеджера моей компании. Еще волшебник живет в утренних часах после бессонной рабочей ночи, а так же под грузом ответственности на высоких должностях. Как тебе такой вариант? Подходит?

И все трое почти минуту слушали тишину, с интересом ожидая, что ответит Анна.

— Не все имеют то, что имеют, добывая это тяжким трудом, — ответила Анна-Мария, войдя в комнату с напитками на подносе.

— Почему тяжким? — парировал Фриц. — Вот, к примеру, я. Не скажу, что моя работа легкая, быть на посту одним из управляющих директоров не так-то просто, но она мне нравится. В моем случае ответственность — это еще и власть. Она позволяет мне удовлетворять амбиции. Я не хочу работать просто продавцом, но даже если бы я и работал на этой должности, поверь, я был бы лучшим продавцом в городе. У меня достаточно силы на продвижение себя, веры в себя и в мою работу, я уверен, что своей деятельностью я приношу пользу, и это дает мне энергию двигать колесо, которое уже само катится, просто его нужно слегла направлять и время от времени модернизировать. И если вначале пути я нес скрипучее колесо на себе, то сейчас это колесо современного болида с персональным креслом для меня.

— Ты у нас такой умница. Я восхищаюсь тобой, — Анна-Мария осеклась, украдкой глянув на своего мужа. — Но Вильямом все равно больше, — и улыбнулась своей широкой обезоруживающей улыбкой.

В разговор вступила Агриппина:

— Часто удел человека решает не столько упорный труд и пробивание себе дороги в горных массивах, сколько одно или несколько полезных знакомств, которые проведут к вершинам, откуда ты сможешь увидеть истинно свою дорогу, по которой сможешь идти дальше сам. Если ты, Анни, сейчас словишь момент и предложишь Фрицу свою роль на должность менеджера, он поставит тебя в приоритетные кандидатуры. Ведь это и есть то знакомство, которое поможет тебе уже через год поменять квартиру на дом. Но дело в другом. Ты — иного склада. И эта работа тебе не по душе. Ты ищешь чего-то другого, где бы ты могла реализовать себя как личность. То есть ты выбрала подарок, но боишься отправить письмо с пожеланием, потому что не знаешь, где находится почтовый ящик.

— И что же мне делать? — расстраиваясь, проговорила Анна-Мария.

— Слушать себя, — сказал ей муж, ласково улыбаясь, желая подбодрить ее. — Настрой свой внутренний радиоприемник на свою волну. Понятно, что ты не знаешь, какая из них твоя — слишком много внешних волн пытаются занять эфир, это волны твоих родителей, тетушек и бабушек, твоих подруг из колледжа, общественные радиоэфиры. И поэтому ты растерялась. Тебя в детстве никто не научил верить себе, впрочем, как и всех нас. Ты была очень ранимым и мягким ребенком, и каждый пытался оставить свой след. Но не печалься, мой друг, ты не размякла, ты, наоборот, выпрямилась и теперь сама ищешь свою форму. Не стоит стесняться своей натуры, ведь цветы не стыдятся своей ранимости. Их хотят сорвать, потому что они красивы. Так и твоя душа, за которую я тебя и полюбил. За твою нежность и уязвимость, ты будто цветок на моем пути, который я взял с собой, при этом ты можешь цвести так, как тебе хочется, ты даже можешь увянуть, это твое право. Но я буду нести тебя столько, сколько ты захочешь.

У Агриппины на глазах собрались капли, грозившие соскользнуть по щекам, когда она уже слышала робкие всхлипывания Анны-Марии:

— Какое еще мне счастье нужно и зачем его искать, если со мной есть такой человек, — пролепетала Анна. — Дорогой мой человечек… Как нежно…

— Не стоит ведь фокусироваться только на человеке и зацикливаться на этапе жизни, — невозмутимо продолжил тему Фриц. — Анна, не стыдись сейчас за то, что ты хочешь чего-то большего. Мы когда видим в горах прелестный пейзаж, что делаем — останавливаемся, фотографируем, любуемся минуту-две и двигаемся дальше. Так и в наших жизнях. Залюбовались, зафиксировали на камеру и пошли дальше, ведь и там за перевалом будут новые пейзажи, будет сменяться погода, создавая свои декорации.

— И в продолжение разговора о горах и Рождестве, давайте обсудим, куда мы поедем? — спросила Агриппа.

— Итак, в Альпах есть прекрасное уютное местечко, затесавшееся в горах. Предлагаю отправиться туда за два дня до самого праздника и пожить там недельку: покататься на лыжах, попариться в турецкой сауне или любой другой, еще там есть термальные бассейны, — начал разрисовывать поездку Фриц, и по ходу его ознакомительного рассказа слышались женские мечтательные вздохи. — А вечером мы будем жарить гриль на террасе своего домика. Хотя, может, вы захотите поселиться в гостинице? Тогда и там мы сможем найти себе приличный мангал и столик на дворе или балконе. Как вам? — потирая руки, закончил он свою речь.

— Восхитительно! — согласился Вильям, оформляй билеты для поездки, пусть наши дамы подыщут подходящее жилье, и будем укладывать вещи.

В этот момент зазвонил телефон Агриппы, и она взяла трубку. Андре сообщил, что собирается выезжать и поинтересовался, не желает ли она еще остаться на какое-то время у друзей. Как быстро пробегает время, подумала она. Самое жуткое, что с каждым годом оно ускоряет свое течение, угрожая ринуться водопадом куда-то вниз. Агриппина согласилась ехать, как только он приедет.

Сообщив о своем намерении, она поднялась, чтобы не спеша приготовиться к выходу. Она помогла занести на кухню посуду и остановилась в коридоре у зеркала.

— Анни, спасибо, что пригласила меня. Это чудесно, что мы решили отправиться в горы. Я давно мечтала о зимней поездке.

— Отдохнем и побудем ближе к небу, — засмеялась Анна-Мария.

Мужчины тоже вышли в коридор, чтобы попрощаться и проводить Агриппину до машины и выкурить по папиросе заодно. Вильям помог ей надеть куртку и подал шарф. Женщины еще раз поблагодарили друг друга за гостеприимство и визит, выражая желание встретиться в ближайшие дни где-то в центре.

Агриппина, Вильям и Фриц вышли за дверь и не спеша стали спускаться. Пока мужчины обсуждали какие-то свои рабочие моменты, она мысленно была в горах и уже думала, как сможет провести свое время там и какие дела сделать, пребывая вдали от дома.

Выйдя на улицу, они увидели подъезжающую машину с Андре за рулем. Агриппина сначала обняла на прощание Вильяма, как хозяина дома, а потом и Фрица. Она была искренне рада тому, что вечер завершился гармонично, и не было необходимости считать время, которое могло тянуться как резина, когда каждый взгляд на часы отдается в голове глухим звоном.

Когда машина остановилась возле парадного, Андре пружинисто вышел из открывшейся двери, будто фокусник, и радостно поприветствовал мужчин, крепко пожимая им руки. Они обменялись любезностями, расспросили о делах и настроении. Все улыбались, были рады видеть друг друга и так же рады прощанию, потому что каждый устал по-своему. Андре открыл для Агриппины заднюю дверку, куда она охотно забралась как в нору. В машине было нагрето, и мягкий свет заливал приборную панель. Помахав рукой остающимся, Андре в мгновенье ока очутился на своем водительском месте и поправил кепи на голове.

— Прикажете домой или дальше веселиться? — глядя в зеркало заднего вида спросил Андре.

Еще не совсем привыкшая к такого рода шуткам от Андре, Агриппина вновь поморщилась, что не ускользнуло от него.

— Простите, я сказал бестактность, — смущаясь и опуская глаза, произнес он и почти сразу улыбнулся.

Агриппину иногда это настолько удивляло, вплоть до легкого возмущения, может ли этот человек хоть когда-нибудь испытывать злость, раздражение и обиду?

Они мягко тронулись, завернули в ближайший проулок и, развернувшись, поехали в направлении дома. Агриппина почувствовала усталость в теле и уме, она хотела поскорее оказаться в душе и запрыгнуть в постель. Но поездка тоже ей доставляла удовольствие, это походило на дальние путешествия автобусом, которые она предпринимала раз в полгода. Когда за окном машины ты видишь спящие подсвеченные магазины и рассеянный свет на мощеных тротуарах, ощущаешь себя сказочным героем в волшебной стране.

Агриппина попросила Андре не спешить, иногда быстрый ход автомобиля вызывал у нее чувство опасности, а это сейчас конфликтовало с ее благодушным настроем. Тихо играло радио, пел женский хрипловатый голос и про себя Агриппа подпевала эту старую джазовую песню.

Когда машина мягко остановилась, она искренне поблагодарила Андре за его пунктуальность и добрый нрав. Через десять минут она уже крепко спала в освещенной ночником спальне.