Ночная охотница

Юлия Петрова

Настя, фантазерка и мечтательница, заканчивает восьмой класс общеобразовательной школы. Накануне пятнадцатилетия мозаика ее жизни состоит из тех же элементов, что и у миллионов других девчонок ее возраста: первые ухаживания мальчишек, отношения с друзьями, переживания из-за отношений родителей, попытки определиться с призванием. Однако все меняется, когда наступает ночь, и Настя улетает на огромной птице охотиться на фурхов – зверей, в которых превращаются злые людские мысли.

8

Не было отца и утром, когда Настя проснулась. Мать молча собиралась на работу, и девочка почему-то не решилась задавать вопросы. Какие уж там вопросы, когда у родительницы железобетонное выражение лица. Ясное дело — сейчас не время — не время для вопросов, разговоров, утешений.

На уроках Настя читала, решала, писала, отвечала, но чувствовала себя при этом, как робот-автомат. Мысль о папе и маме сверлила мозг, причиняя боль, похожую на зубную.

На литературе Зоя Михайловна долго репетировала с Настей «Снежинку», ведь до конкурса чтецов оставалось всего два дня. Учительница все повторяла, что вот именно сегодня девочка не вкладывает душу в произведение. Настя думала: «Ничего удивительного, что не вкладываю, я не могу вкладывать то, что находится не на месте».

Домой она почти бежала, хотя и знала, что в это время там никого не может быть — папа и мама работают. Настя долго не садилась за уроки — ходила из комнаты в комнату, смотрела на знакомые с детства предметы, пытаясь убедить себя в том, что это тот же самый дом — их дом — папы, мамы и ее, Настин. Почему-то казалось, что квартира изменилась, стала какой-то чужой, враждебной, колючей.

«Вечно тебе кажется и воображается», — зло подумала о себе Настя.

Вечером оба родителя вернулись домой — папа, и через полчаса мама. Они занимались своими делами — мать хлопотала на кухне, папа в зале перебирал какие-то бумаги, потом смотрел телевизор. Внешне все выглядело так, как будто ничего не случилось, если не считать, конечно, того, что единственными словами мамы за вечер были: «Идите за стол. Ужин готов».

Ночью прилетела птица. Настя обрадовалась ей как родной. Напевая в мыслях попсовую песенку, она натянула свои любимые джинсы и выхватила из шкафа самую нарядную кофточку с пайетками. Лишь когда утих восторг от первых минут полета, Настя задала себе вопрос, куда это она так нарядилась сегодня. Ответ она предпочла не произносить даже мысленно, лишь хихикнула едва слышно.

Девочка твердо решила, что ни за что не позволит отобрать у нее мешок. Фурхов было в этот раз так же много, как и в прошлый, но, отлавливая их, Настя не забывала оглядываться по сторонам, готовая в любой момент сорваться с места и улететь. Именно поэтому она успела заметить тень, мелькнувшую у нее за спиной, бросила фурха, которого только что схватила за шкирку, чтобы сунуть в мешок и, резко развернув птицу вправо, взмыла ввысь.

Белая птица и не думала отставать. Насте казалось, что весь мир исчез, что остались только они с Лехой, эта сумасшедшая гонка, да свист в ушах. Разумеется, полный мешок фурхов, являлся в этом состязании не только призом победителю, но и помехой: лететь с ним было тяжелее. Теперь Насте приходилось изворачиваться, нырять в подворотни, резко сбрасывать скорость и высоту, затем менять направление, чтобы не попасться.

Настя могла полететь домой и скрыться там. Она знала, что рано или поздно придется это сделать. Однако пока что ей хотелось, чтобы гонка продолжалась бесконечно — чтобы Леха пытался ее поймать. И не важно, что ему нужен мешок, а не она.

Насте удалось немного оторваться от погони. Она свернула в какой-то двор на окраине города и спряталась в ветвях огромного дуба. Конечно, слово «спряталось» не слишком подходило к ситуации — девочку было видно с любой стороны двора. Однако она решила, что если замрет, то, возможно, Леха и не станет смотреть на дерево.

Белая птица с всадником на спине влетела во двор. Леша сразу же устремился к гаражам справа от пятиэтажки, видимо, уверенный, что Настя воспользовалась этим выходом. Несколько секунд — и двор снова оказался пуст.

Пять минут спустя птица с мешком исчезли, оставив девочку в темноте ее собственной спальни. Мысли, впечатления, эмоции нахлынули, как будто с нетерпением ждали, пока Настя останется одна, как будто подсматривали в щелку платяного шкафа, когда улетит птица.

Девочка не понимала, довольна она или расстроена. Она выиграла в этот раз. Однако совсем не поговорила с Лехой, не увидела его глаза с теплыми искринками, не позволила ему коснуться себя. Она долго лежала с закрытыми глазами в постели и представляла, как они катаются с Лешей на его белой птице — он впереди, Настя, обхватив его за талию и положив голову ему на спину, позади. Когда прозвенел будильник, полет все еще продолжался, только уже во сне — сладком сне, от которого совершенно не хотелось пробуждаться.

На следующий день должен был состояться конкурс чтецов. Настя немного волновалась — все-таки выступать предстояло на сцене центрального Дома культуры перед учителями и учениками из всех школ города. Они снова и снова обсуждали с Зоей Михайловной, как передать атмосферу зимней сказки, как воспроизвести мелодию парения невесомой снежинки.

Вечером Настя повторяла стихотворение, пытаясь понять и прочувствовать его максимально глубоко. В одном месте произведения она передавала голосом движение, бурную жизнь, в другом — усталость жизненного пути. Ей хотелось, чтобы, даже не слушая слова, а лишь ощущая эмоциональный фон, мелодию, ритм ее голоса, слушатели могли сказать: «Да, жизнь снежинки скоротечна, но насыщенный событиями период ее полета — это настоящее чудо».

Настя крепко спала всю ночь. Утром девочка все еще думала о «Снежинке». После пятого урока 8 б выстроился колонной, следующей за блоком 8 а. Длинная вереница, состоящая из учеников 7—9 классов с учителями во главе, двинулась к Дому культуры, расположенному на соседней улице.

Когда они вошли в зрительский зал, там уже было много народу. Зал гудел, как растревоженный улей с пчелами. Зоя Михайловна отвела Настю за кулисы — туда, где готовились к конкурсу чтецы.

Настя нашла в коморке стульчик, уселась на него и постаралась сосредоточиться. Доносящийся из зала гул мешал и сбивал с толку.

Вскоре один за другим на сцену начали выходить чтецы. Девочка из 7 а так звонко прокричала произведение Есенина, что Настя сразу сообразила — это она от страха верещит изо всех сил. Незнакомый мальчик из другой школы наоборот рассказал стихотворение так, что его вряд ли услышало даже жюри, члены которого сидели за столами прямо перед сценой. Видимо, в жюри вошли учителя литературы из разных школ — Настя видела, как прошла и села за один из этих столов Зоя Михайловна.

Девочка подошла к занавесу и осторожно заглянула в щель — зал был полон. Здесь собрались чтецы из всех трех школ города, их одноклассники в качестве групп поддержки, учителя. Настя возвращалась к своему стулу, но вдруг замерла на полпути. Ведь если сюда пришли ученики 7—9 классов из всех школ, то вполне вероятно,…да, так оно и есть,…где-то в зале сидит Леша. Восьмиклассница вернулась к занавесу. Она внимательно осмотрела ряды, но того, кого она привыкла видеть верхом на белой птице, не нашла.

Настя думала о том, что когда она выйдет на сцену, Леша ее увидит и узнает, конечно. Может быть даже он подойдет к ней, после того как она выступит. «Зачем это ему? — спорила девочка сама с собой. — Ведь у меня сейчас нет в руках мешка с фурхами». «Да вот хотя бы чтобы спросить, куда это я скрылась в прошлый раз», — отвечала Настя-оптимистка Насте-скептику.

За всеми этими размышлениями она не заметила, как подошла ее очередь выступать. Десятиклассница, у которой был список чтецов, и которая следила за порядком, едва нашла Настю.

— Нефёдова! Кто здесь Нефёдова? Через два человека — на сцену!

Оказавшись на ярко освещенной сцене, Настя продолжала вглядываться в зал в поисках Леши. Тщетно. Девочка набрала в легкие воздух, чтобы выдать ставшие уже родными слова:

Светло-пушистая,

Снежинка белая,

Какая чистая,

Какая смелая!

И тут она поняла, что не помнит, следующее четверостишие. Вообще ничего не помнит. Лишь первые строчки не вывалились из чердака памяти, зацепились каким-то образом в сознании. Настя беспомощно посмотрела на Зою Михайловну — лицо учительницы казалось непроницаемым. Девочка понадеялась, что как только начнет выступление снова, произнесет первые строчки стихотворения, остальной текст каким-то чудом всплывет в памяти.

Чуда не случилось. Настя осеклась, остановилась и попыталась начать в третий раз. И опять с тем же результатом. В зале зашумели. Да, такого на конкурсе еще не было — конкурсантка не знает произведения, с которым должна выступать. Настя ушла за кулисы.

Девочка очень быстро накинула куртку, стараясь не замечать направленных на нее взглядов. Она почти бегом пересекла зрительный зал и выскочила в фойе. Здесь было пусто и спокойно, только в дальнем конце помещения прохаживалась, заложив руки за спину, безразличная к Настиной трагедии гардеробщица.

Девочка вышла на улицу. Светило солнце, с крыши ДК капала вода. Подтаивал снег, таяла последняя неделя зимы. Настя подумала о том, что совсем скоро в воздухе будет витать ни с чем несравнимый аромат предвкушения весны, потекут ручьи, весело защебечут птицы. Только ее, Настю, это уже никогда не будет радовать, потому что теперь до скончания веков она будет помнить, как опозорилась на конкурсе чтецов. Каждый раз при виде ее одноклассники станут хихикать и показывать пальцем. Может быть, ей даже придется перейти в другую школу. А Зоя Михайловна… Она надеялась на Настю, верила в нее, а та…

Спираль депрессивных мыслей раскручивалась все быстрее, быстрее. Восьмиклассница почувствовала, как защипало в носу, глаза наполнились слезами. Настя стояла на узенькой дорожке справа от Дома культуры, уверенная, что здесь, под елями, ее никто не увидит.

Вдруг в самый разгар приема приторной невкусной микстуры из стыда, чувства неполноценности и вины Настя улетела в сугроб, прямо под елку слева от дорожки. Мало того, на нее посыпались комки снега. Настя настолько растерялась, что даже не пыталась встать.

В следующий миг показалась смеющаяся Димкина физиономия. Сосед по парте напевал дурным голосом:

— У Настьки случился провал в памяти, с кем не бывает. Может, ей на голову упал кирпич, может, ее подменили инопланетяне, может, она забыла дома ту извилину, на которую было записано стихотворение, может, она решила посмотреть, как Зоя Михайловна падает в обморок, может, это был такой актерский ход для привлечения внимания. Но скорее всего, Настя просто уста-а-а-а-ала быть па-а-а-аинкой, — провыл Димка, забрасывая Настю снегом. Впрочем, в лицо он старался не попадать.

Настя не сообразила, как это произошло, но вдруг обнаружила, что хохочет. Хохочет, валяясь под елкой, как ненормальная. Димка помог ей встать.

— Расслабься, у меня тоже такое было. Географичка грозилась двойку в четверть влепить, если не подготовлюсь к уроку. Я реально учил весь вечер. Вышел к доске — и ничего не помню. Это от волнения.

— Ага, бедненький Дима на географии разволновался, — Настя опять принялась хохотать.

Она думала, мальчишка сейчас запульнет в нее снегом, обидевшись на «бедненького Диму», но он стоял, не шевелясь, и как-то странно смотрел на нее смеющуюся.

Потом они медленно брели по аллее вдоль елок и дальше — к выходу из территории ДК.

— Ну, пока Дим. Спасибо, что вывалял меня в снегу. Мне, правда, стало легче.

— Всегда готов… вывалять.

Прохожие на противоположной стороне улицы вздрогнули от Димкиного хохота.

Дома Настя забралась с ногами в кресло, обхватила колени руками и принялась рефлексировать. Ей хотелось понять, как это все-таки так вышло, что она забыла стихотворение, которое отлично знала. Через час она пришла к выводу, что Димка прав — это перенапряжение. Неприятности в семье, фурхи, Леха — калейдоскоп впечатлений и эмоций. Вот сознание и взбунтовалось.

Было по-прежнему совестно, что она подвела Зою Михайловну и одноклассников, но отчаяние отступило. Настя набрала Ленкин номер.

— Сильно там все смеялись?

— Кто и где? — искренне изумилась Лена.

— Наша параллель после моего выступления.

— А что там случилось с твоим выступлением? Меня Вовка уговорил улизнуть потихоньку. Мы в кафе ходили.

— Вау! Поздравляю, ваши отношения развиваются.

Ленка довольно захихикала.