Одна в Америке

Юлия Панина, 2021

Чем может обернуться жизнь в Штатах для семнадцатилетней девушки – участницы программы по обмену студентами? Как на самом деле живет средняя американская семья? Каково это – принимать решения в одиночку среди чужих, непонимающих тебя людей? Это история скитания молодой девушки по американским семьям и школам в попытке увидеть мир и не потерять себя.

Посвящается моим любимым детям

и всем молодым людям,

перед которыми распахнуты двери мира.

Горделиво подняв голову,

он принимал вызов и радовался тому,

что способен принять его.

Айн Рэнд. «Атлант расправил плечи»

Вступление

Иногда оглядываешься назад и с удивлением понимаешь, что вспомнить почти нечего: дни, похожие друг на друга, точно листья одного дерева, сливаются в слабо различимый силуэт — силуэт твоей жизни. Откуда взялось это дерево, почему оно выглядит именно так, ты не знаешь, но сквозь похожую, безликую листву всё же различаешь отдельные плоды — яркие, ослепительные моменты, которые внезапными вспышками озарили всю жизнь, наполнив её смыслом и придав ей ценность.

Что это за моменты?

Оказавшиеся важными перекрёстки, где, отбросив страх и преодолев сомнения, ты самостоятельно сделал выбор.

Как же нам хочется иногда, чтобы ярких воспоминаний было больше!

Только вряд ли мы задумываемся, что за каждый предоставленный шанс выпасть из ежедневной рутины придётся платить, и плата будет непростой… Нам придётся преодолевать страхи, менять своё восприятие мира. Нам придётся меняться.

Эта история именно о таком редкостном опыте — опыте перемен, который с течением времени делается лишь ярче, подобно тому, как древняя реликвия рода с каждым поколением приобретает всё большую ценность.

Если коротко: семнадцатилетняя девушка выигрывает конкурс и едет на целый год в США, чтобы учиться там в американской школе, жить в американской семье. Действие происходит в 1994 году: интернет не развит, средств связи с родными нет, о стране ей практически ничего не известно. На целый год девушка попадает в чужой, незнакомый мир, где ей не на кого опереться, не у кого спросить совета.

Год, проведённый в другой системе координат, становится цепочкой незабываемых событий-маяков, которые продолжают бросать свои прямые лучи на жизнь девушки даже через многие годы.

Кто-то из читателей найдёт на этих страницах ответ на вопрос, как живёт обычная американская семья, будто заглянет в замочную скважину входной двери американского дома; кто-то подчерпнёт достаточно уверенности, чтобы отправить своего ребёнка на год в чужую страну; а юные читатели получат шанс пройти весь путь героини, поднимаясь и опускаясь в эмоциональных переживаниях, словно на аттракционе «Американские горки», чтобы в конце ответить себе на вопрос: хочу ли я получить подобный опыт.

Но как бы там ни было — всем будет интересно!

Глава 1. Когда приземляетесь, берегите голову!

Из узкого проёма иллюминатора Ирина задумчиво рассматривала гладь океана, расстилавшуюся далеко внизу. Мягкий солнечный свет ласкал податливую поверхность воды, кое-где подёрнувшуюся рябью. С высоты облаков вода казалась приветливой и манящей, но Ирину почему-то никак не отпускало чувство острой невидимой опасности, затаившейся глубоко в пучине. Две странные противоположности — величие океана и его пугающая бездна — словно боролись теперь в её сознании. И как бы ни старалась — Ирина не могла примирить их, сплести воедино.

Ирине исполнилось семнадцать. Это был второй полёт в её жизни. Первый случился всего несколько дней назад, когда она впервые села на Ту-134, чтобы в одиночку добраться до Москвы. Ирине было нелегко справиться с волнением, охватившим её сначала, когда она впервые оказалась в салоне самолёта, и позже — при взлёте, — когда её сердце ухнуло, будто провалившись во внезапно распахнувшуюся бездну, но она всё же заставила себя успокоиться, одновременно преодолев и страх, и тошноту. Путь, по которому она должна пройти в полном одиночестве, начался.

Теперь Ирина находилась в надёжных руках огромного американского боинга, который спешил доставить её из Москвы в Нью-Йорк. Из иллюминатора ей приветливо улыбался Атлантический океан.

Десять часов в небе, и она ступит на другой континент — от одной этой мысли голова шла кругом. Однако впереди Ирину ожидали ещё две пересадки: рейс Нью-Йорк — Портленд продолжительностью около семи часов и последний бросок Портленд — Медфорд — полёт, который должен был продлиться полтора часа. Названия городов ей ни о чём не говорили — она слабо представляла себе путешествие, которое ей предстояло.

«Итого девятнадцать часов в небе, это если считать от Москвы, — размышляла Ирина, — прибавим сюда четырёхчасовой перелёт до столицы и получим целых двадцать два часа над землёй! Обалдеть!»

Сколько бы она ни тёрла глаза, ни щипала себя за ухо, океан за стеклом иллюминатора, да и сам тугой, выпуклый иллюминатор, похожий на огромный овальный леденец, никуда не исчезали — значит, всё было взаправду, чудо случилось наяву.

— Ирина, ты только представь, как нам чертовски повезло! — Анины голубые глазищи сияли, как июльское полуденное солнце. — Это же просто с ума можно сойти! Мне все в классе завидуют! Абсолютно ВСЕ!

Аня закружилась в пустом институтском коридоре, куда они с Ириной пришли получить билеты и последние инструкции перед вылетом.

— Жизнь просто ВОС-ХИ-ТИ-ТЕЛЬ-НА! Мы с тобой вытянули выигрышный лотерейный билет! Нас ждут приключения в самой АМЕРИКЕ!!!

Аня училась с Ириной в одной школе. Они иногда пересекались на школьных олимпиадах, но никогда особо не общались. Теперь же обе девушки прошли отбор для участия в американской программе по обмену студентами — не зря они всё-таки с таким рвением учили английский.

Впереди их ждал многообещающий год в загадочной Америке, где в окружении идеальных газонов высились чудесные двухэтажные дома с милыми, добрыми семьями, готовыми предложить девушкам тёплое гостеприимство.

Ирина хохотала, глядя на смешные па своей новоприобретённой подруги:

— Ты прямо как в детском саду! Я сейчас умру со смеху!

После международного боинга и комфортабельного авиалайнера на внутреннем семичасовом рейсе Нью-Йорк — Портленд, самолётик на 72 пассажира, в котором Ирина должна была долететь до аэропорта Медфорда, показался ей игрушечным.

«Надо же, здесь и такие крошки летают! — окинула она салон недоверчивым взглядом уже бывалой пассажирки. — Что ж, надеюсь, ты справишься со своей задачей», — подумала девушка и погладила холодную серебристую обшивку.

Полёт не был из числа приятных — маленький самолёт то и дело бросало из стороны в сторону, так что Ирине не раз приходила мысль о собственной безопасности.

Наконец малютка пошла на снижение.

Сердце Ирины колотилось всё сильнее. Приближался момент истины — она должна была увидеть свою принимающую американскую семью.

«Как-то всё сложится?» — крутилась в голове единственная фраза.

Почему-то на ум пришла стыковка на орбите двух космических кораблей: советского «Союза» и американского «Аполлона». В своё время этот экспериментальный полёт назвали «рукопожатием в космосе». Ирина тоже ощущала себя участницей невероятного эксперимента, в процессе которого должна была произойти её стыковка с совершенно незнакомой американской семьёй.

Земля приближалась. Самолёт плавно опускался на плоское плато, разлинованное правильной формы прямоугольниками. Здания, появившиеся внизу, оказались низкими и редко разбросанными по ровной поверхности — городок был под стать самолётику: такой же маленький и неприметный.

Всё! Шасси коснулось земли!

Самолёт стал плавно тормозить.

— Долетели, слава богу! — донеслось откуда-то сбоку на красивом американском английском.

Ирина увидела их сразу.

Они стояли дружной стайкой прямо на лётном поле всего в нескольких метрах от затормозившего самолёта и держали большой горизонтальный плакат, на котором крупными буквами было выведено: Irina, welcomehome!

Ей показалось, что их было слишком много. Впрочем, это от волнения. Их было четверо: мужчина чуть выше среднего роста, с аккуратно подстриженной седоватой бородкой — американский папа, которого звали Керри; невысокая стройная женщина в больших тёмных очках и с пышной кудрявой шевелюрой — американская мама Грейс; и две девочки: одна примерно Ирининого возраста — Энджел — невозможно толстая, с огромными накрашенными ресницами, бросавшимися в глаза даже из иллюминатора, и Кейт — худенькая, высокая для своих четырнадцати лет, с густыми русыми волосами, доходившими почти до пояса. В потной ладони Ирина сжимала бумажку с их именами, которые твердила весь заключительный полёт, словно спасительное заклинание.

На короткий миг ей вспомнилось удивление, когда она получила документы с именами принимающей семьи. Она всегда считала, что Керри — женское имя. Поэтому на минуту засомневалась — нет ли тут ошибки, — когда в графе отец увидела имя «Керри Джонсон». Она даже задала координаторам вопрос по этому поводу, но её уверили, что ошибки никакой нет, а Керри, как Саша или Женя, может быть как женским, так и мужским именем.

Теперь Ирине стало легче. Напряжение схлынуло, и она принялась с любопытством разглядывать встречающих, пока к двери самолёта подгоняли трап.

Короткая передышка и… Нужно было выходить на арену.

Она выдохнула и вынырнула в новый яркий мир, залитый солнцем и обещающий необыкновенные приключения в пугающе-незнакомой стране.

Яркое солнце заставило Ирину зажмуриться, но она успела разглядеть взметнувшиеся вверх, приветственно замахавшие ей руки.

Через минуту она была уже в объятьях встречающих. Все широко, по-американски улыбались и что-то весело щебетали, одновременно произнося свои имена и засыпая её вопросами о том, как она добралась.

Ирина отвечала зазубренными фразами, с некоторым стеснением осознавая свой тяжёлый, непривлекательный акцент. Уже на конкурсе, который проводили американцы, и потом в американских самолётах, где она отвечала на вопросы стюардесс и пассажиров-соседей, Ирина поняла, что для слуха коренного американца её речь звучит неуклюже, и даже глупо, а это не могло не мучить её — примерную ученицу-отличницу. Поэтому она говорила немного, односложно, всё больше перефразируя сами вопросы, нескончаемой вереницей летевшие к ней от всех членов новой семьи.

Они говорили по-разному. Энджел тараторила, будто опасаясь, что на её вопросы гостья не успеет ответить. Кейт спрашивала, заглядывая в глаза с любопытством, не терпящим промедления, угрожающе поблескивая стальными брекетами. Грейс говорила с некоторой сдержанностью, словно сразу решила показать гостье свой статус. И только Керри казался особенно внимательным. Он старался прорваться сквозь звон женских голосов, обращая к русской девушке торжественно-приветственную речь. Видно было, что он готовился заранее.

Ирина понимала, что прежде всего должна дать ответ главе семейства, однако только глупо улыбалась, глядя в его вопрошающие глаза.

Внезапно воцарилась тишина: Керри, по-видимому, задал важный вопрос, и женщины замолчали.

Повисла неловкая пауза.

Грэйс взглянула на Ирину и медленно повторила вопрос мужа.

Ирина наконец-то поняла, о чем её спрашивают и, выйдя из ступора, попыталась ответить.

— Должна вам сказать: я плохо понимаю мужской английский. Я и женский-то не особо понимаю, но мужской голос превращает для меня английский в какую-то… абракадабру, — в большом смущении, с трудом подбирая слова, объяснила Ирина.

«Это тебе не диалоги на уроках заучивать. Такую тему на экзамен не вынесут, — тараторил её дымящийся от напряжения мозг. — Думай, Ирина, думай!» — тяжёлым ритмом стучало в висках.

Керри заулыбался. Он понял причину её волнения и успокоился. Повернувшись к жене, мужчина произнёс несколько фраз.

— Керри говорит: не волнуйся! — медленно сказала Грэйс. — Всё со временем наладится. Пойдёмте, надо получить багаж.

Багаж, состоявший из небольшого чемодана и среднего размера спортивной сумки, они получили почти сразу и тут же дружной компанией зашагали к парковке.

Машина оказалась на удивление старой, приземистой и ужасно тесной.

«Как же мы в ней поместимся?» — кольнула Ирину досадная мысль.

Однако выбора не было. Её вместе с другими дочками отправили на заднее сиденье.

С трудом втиснувшись посередине, она замерла: неприятное касание чужой, скользкой от пота кожи вызвало отвращение и неожиданное желание бежать без оглядки куда глаза глядят.

По какой-то причине машина продолжала стоять на месте.

Очнувшись от своих мыслей, Ирина заметила общее молчание и направленное на неё внимание.

Ей стало неловко, но она не могла понять, что сделала не так.

— Ты разве не пристегнёшься? — спросила, наконец, старшая Энджел.

— Пристегнуться? А разве здесь есть ремень посередине? — недоумённо спросила Ирина.

— Как? Вы разве не пристёгиваетесь в России? — удивилась Энджел в ответ.

— Не обязательно, — пролепетала, покраснев, Ирина и поспешила найти проклятый ремень.

Керри одобрительно улыбнулся ей в зеркало и нажал на газ.

Грэйс сообщила, что путь до Бьютт-Фолса займёт приблизительно два часа.

«Два часа езды вплотную прижавшись к двум незнакомым людям? Да ещё в такую жару? Вы должно быть шутите!» — внутри Ирина кипела, как позабытый на плите чайник, однако внешне выдавать своё недовольство было никак нельзя.

Она постаралась поглубже упрятать своё разочарование и морально настроиться на дополнительные два часа дороги, которые удлиняли и без того ставший бесконечным и утомительным путь.

«Что ж, буду смотреть на Америку из окна автомобиля», — утешила себя Ирина.

Городские здания закончились, не успев начаться, и очень скоро за окном появился горный ландшафт. В какой момент плоскогорье сменилось лесистыми склонами гор, Ирина не разобрала: её веки то и дело слипались. Духота, излишние переживания и утомление от продолжительных перелётов сделали своё дело, и Ирина провалилась в мягкий обволакивающий сон.

Машина плавно скользила по глади идеальной американской дороги, незаметно укачивая свою усталую пассажирку. Но даже сквозь сон Ирина чувствовала извилистые повороты горной дороги, которые иногда вызывали внутреннее движение, подкатывающее к горлу едва заметной тошнотой.

Потребовалось более полутора часов, прежде чем Ирина проснулась. Пробудил её резкий удар головой о плечо Энджел — во сне она невольно повалилась на бок.

Энджел вздрогнула — похоже, её тоже порядком укачало, так что она не сразу поняла, что случилось.

Ирина улыбнулась американской сестрёнке и попробовала вытянуть хотя бы ноги. Тело её затекло и требовало движений. «Как же долго мы едем!» — думала она. «Невыносимо долго!» — жаловалось её уставшее тело. Но изменить ничего было нельзя. И она с любопытством стала рассматривать окружающий пейзаж.

Горы возвышались по обеим сторонам дороги. И там и там рос густой сочный лес с непривычно толстыми, старыми деревьями. Ей даже показалось, что она попала в какую-то сказку, и вот теперь по приказу злой мачехи её везли в самую чащу.

Постепенно ощущение сказочности привело Ирину к новым, незнакомым до сих пор мыслям. Всю жизнь ей говорили о том, что Сибирь богата лесами, а природа в России — самая богатая в мире. Теперь же она с недоумением рассматривала могучие ели и высоченные сосны, каких никогда не встречала на родине. Родные леса вставали в её памяти тонкоствольной молодой порослью, не несущей и половины того энергетического заряда, который она чувствовала, даже сидя в машине.

Да, ей много говорили о чудесах американской цивилизации, о её благополучии и достатке, но никто ни разу не проронил ни единого слова о нетронутой этой цивилизацией природе. И вот в первый день пребывания на земле, которая должна была стать её домом на следующие 11 месяцев, Ирина увидела необыкновенную, мощную, неописуемо красивую природу.

Но размышления продолжались недолго. «Когда мы, наконец, доедем? Уже никаких сил нет… — Ирина снова поглядела на лесистые склоны. — Неужели в этих горах и дремучих лесах построен городок, пусть и маленький?» — задавалась она уже другим вопросом.

Руководство программы не предоставило Ирине информацию о принимающем городе, а на походы в библиотеку у неё, естественно, не было времени. Поэтому она совсем не представляла себе, что за зверь — Бьютт-Фолс.

Наконец автомобиль повернул в последний раз, и они въехали в небольшое селение с крошечными, как ей показалось, домами.

— Ну, вот мы и прибыли, — весело сказала Грэйс. — Хочешь небольшую экскурсию по Бьютт-Фолсу? — Она обернулась к Ирине.

Но Керри опередил девушку с ответом:

— Конечно!

И машина медленно поползла по улочкам горной деревушки.

Ирине подумалось: ей снится дурной сон о том, что она внезапно оказалась за пределами Америки.

Дома создавали какую-то дикую какофонию. Абсолютно все они были построены на разный лад. Вокруг домов, не имевших заборов, зачастую росла высокая, нескошенная трава. Школа больше напоминала сельскую администрацию — маленькая, приплюснутая, совсем не соответствующая Ирининым представлениям об американской школе.

«Что это? — стучало в её голове. — Куда делась хвалёная американская цивилизация? Где завидные двухэтажные дома? Где газоны?! И это здесь я буду жить целый год?»

Тошнота подступила к горлу, голова закружилась.

В памяти возникли огромные голубые глаза подруги и разговор по дороге домой, когда они шли по любимой тополиной аллее, жмурясь от яркого солнца и сжимая в руках заветные билеты.

— Интересно, в каком доме мы будем жить? — мечтательно произнесла Аня.

— В большом, — откликнулась Ирина, — в Америке всё только большое!

— Ох, даже дух захватывает, как представлю свой новый дом, свою американскую семью! Вот здорово будет!

Справа что-то лопотала Энджел, рассказывая о друзьях, проживающих в домах, мимо которых они проезжали, но Ирина не слышала ни слова. Сердце бешено колотилось от безысходности и сжимающей боли — все её надежды на необыкновенную американскую жизнь в один момент рухнули.

— А вот и Рут! — Энджел закричала в ухо Ирины. — Папа, остановись, давай поздороваемся.

Рут стояла на крыльце своего дома.

Керри затормозил, и Энджел неуклюже вылезла из машины.

— Привет, Рут! Вот мы и привезли нашу русскую гостью! — замахала она белокурой кудрявой девушке, такой же круглой и тучной.

— Привет. Рада за вас, — равнодушно отозвалась Рут.

Хотя приглашения не последовало, Энджел потянула Ирину из машины.

— Пойдём познакомимся!

Неожиданно для себя Ирина отдёрнула руку: она не привыкла, чтобы с ней обращались так фамильярно, тем более чужие люди. Однако Энджел её реакция не смутила.

— Не бойся, пошли скорее! — на круглом лице с густым слоем косметики сияла широченная улыбка.

Энджел не собиралась сдаваться.

— Ну что ж, пойдёмте познакомимся, — пришла на помощь дочери Грэйс.

Распахнув дверцу, она легко выпорхнула из машины.

Меньше всего на свете Ирине хотелось в этот момент с кем-либо знакомиться и выставлять себя напоказ перед любопытными американскими взглядами, но выбора не оставалось.

Тяжело вздохнув, она последовала за Энджел.

Энджел поднялась на крыльцо первая. Её лицо светилось от гордости нисколько не меньше раскалённого июльского солнца. За ней последовала Грэйс. Ирине показалось, что к привычной сдержанности женщины прибавилось чувство превосходства, которое она не без удовольствия демонстрировала.

Ирина уже шагнула было на нижнюю ступеньку, но передумала подниматься — на крыльце и так было полно народу. Кейт, которой, по-видимому, было всё равно, и скромно улыбающийся Керри остались стоять на земле.

Входная дверь скрипнула, и на крыльце появилась мамаша Рут: такая же расплывшаяся, неряшливая на вид и не очень приветливая, как и её дочь, однако переполненная через край нескрываемым любопытством.

— Добро пожаловать! Я — Лола, мама Рут. Значит, ты приехала к Энджел на целый год? — прозвучал её хрипловатый голос, по которому Ирине стало понятно, что та была любительницей выпить.

— Да, — коротко ответила Ирина.

К удивлению девушки, приглашения в дом не последовало — семейство Джонсонов продолжало толпиться вокруг небольшого крыльца.

Грэйс принялась объяснять Лоле, что Ирина ещё не совсем привыкла к американскому акценту, что она очень устала и что-то там ещё, чего Ирина уже просто не слышала. Впервые в жизни она чувствовала себя безмерно одинокой. Мир медленно уплывал из-под её ног, и она изо всех сил старалась не разреветься.

Её взгляд уже проскользнул украдкой в открытую дверь дома, из которого пахнуло неопрятностью, беспорядком и безразличием хозяев.

Ирина изо всех сил боролась с тошнотой.Теперь её иллюзии относительно сказочного года в Америке окончательно рассеялись, а в воображении рисовалась худшая картина её будущего жилища.

Наконец дружеский визит был окончен, все снова загрузились в серебристую старушенцию и медленно покатили дальше.

Всего через несколько минут Ирине открылось жуткое зрелище: обшарпанные лачуги с покосившимися крышами теснились одна к другой, будто бы наперебой моля о помощи. Почти перед каждой громоздилась груда хлама: ржавые жестянки, обломки прогнивших досок, опрокинутые детские коляски с беспомощно торчащими переломанными колёсами — увиденное скорее походило на страшный сон, который Ирине отчаянно хотелось прервать.

«Что это? Зачем мы здесь? — она недоумённо озиралась по сторонам. — Вы же не хотите сказать, что здесь находится ваш дом?» — ужасная мысль пронеслась в сознании ударом хлыста.

Точно подтверждая её догадку, машина остановилась. Ирина замерла.

В голове зазвучал голос инструктора, который давал наставления будущим студентам по обмену на семидневном курсе адаптации:

— Семьи бывают разные. И у каждой — свой образ жизни. Вы должны узнать все правила, установленные в вашей семье, чтобы в будущем избежать возможных конфликтов.

Керри вдруг стал предельно серьёзным и, повернувшись к Ирине вполоборота, сказал:

— Здесь живут наркоманы. Боль и позор Бьютт-Фолса. Мы запрещаем нашим дочерям ходить в этот район.

Это было сказано жёстко и коротко, словно предписание.

Ирина закрыла лицо руками, чтобы Керри не увидел её неожиданную вспышку радости — как только ей в голову могло прийти, что координаторы программы позволят размещать студентов в грязных хижинах!

Уже через мгновение она взяла себя в руки и, открыв лицо, ответила со всей серьёзностью:

— Ясно.

Ясно ей было одно: семейное воспитание, так сказать, уже началось.

Теперь Ирина недоумевала совсем по другому поводу: зачем нужно было показывать столь неприглядный район в самый первый её день на их земле и неужели Керри с Грэйс могли допустить мысль, что она добровольно отправится в эту часть деревни?

«Разве это не очевидно?» — Ирина озадаченно уставилась в спину Керри.

А тот с чувством исполненного долга включил зажигание, развернул машину и поехал в обратном направлении. Через несколько минут они остановились около маленького дощатого домика на самом въезде в Бьютт-Фолс.

Ирина облегчённо вздохнула. По крайней мере, домик выглядел опрятным и радовал глаз своей нежной голубизной. По обеим сторонам от двери домика рос пышно цветущий кустарник, название которого Ирина не знала. Трава перед крошечным крылечком была тщательно выстрижена.

После дома Рут и увиденных ужасов на окраине этот дом показался Ирине желанным пристанищем.

На звук подъезжающего автомобиля из соседнего дома выбежала блондинка средних лет. На ней были белые, до колен шорты и ярко-малиновая футболка, на губах красовалась помада в тон — Ирина заключила, что соседка была в курсе грандиозного заселения и поспешила познакомиться с новой жиличкой.

Соседка с любопытством осмотрела Ирину с головы до ног, однако, не найдя ничего необычного, тут же потеряла к ней всякий интерес и стала обсуждать с Грэйс последние новости Бьютт-Фолса.

Про себя Ирина усмехнулась: «Ну да, я мало отличаюсь от американцев: ни тебе рогов, ни копыт — последние деревенские сплетни куда важнее!»

Тем временем Энджел достала из багажника плакат, с которым они встречали Ирину в аэропорту, и радостно предложила:

— Давайте сфотографируемся!

— Хорошая идея! — поддержал её Керри.

Все тут же устремились к Ирине. Ирина оказалась в центре, уставшая, но улыбающаяся изо всех сил.

Позже на фотографии она увидела, что её наряд, в котором она прилетела — бирюзовая, в полоску футболка и синие, широкие, в складку шорты, — необыкновенно гармонировал с окраской дома, поэтому взгляд невольно выцеплял её фигуру среди белозубо улыбающихся американцев. На снимок также попали белые цветущие шары и две деревянные ступени, ведущие ко входной двери дома, на которой блестел серебряный колокольчик.

— А теперь давайте все в дом, — сказала Грэйс, — Ирина, должно быть, падает от усталости, — и легко преодолев две ступеньки, распахнула дверь.

Ирина переступила порог и сразу же оказалась в гостиной. Она ошеломлённо глядела по сторонам: ни коридора, ни шкафа для верхней одежды, ни просто какой-либо входной зоны не было. Прямо с ходу она оказалась в сердце дома — всего через два метра от неё стоял диван.

Это заставило Ирину почувствовать сильную неловкость — будто она вступила в интимную зону хозяев, не постучавшись.

Видя, что Ирина застыла на месте, Грейс предложила:

— Давай я проведу тебе экскурсию по дому. Это наша гостиная.

— Подождите, я разуюсь, — опомнилась Ирина и нагнулась, чтобы снять босоножки.

— Нет-нет, не нужно. — Грейс остановила её жестом. — Мы не разуваемся у входа.

Почти квадратная гостиная плавно перетекала в кухню с маленьким встроенным гарнитуром и круглым обеденным столом. Помимо дивана и двух кресел с журнальным столиком посередине, в гостиной не было ничего — даже телевизора.

Только теперь Ирина заметила, что под ногами у неё было что-то мягкое, — весь пол был застелен ковровым покрытием. Мягкость ощущалась даже сквозь подошву босоножек.

Всё кругом блестело какой-то надраенностью и вылизанностью — было видно, что хозяева слишком любили чистоту. Стены украшали обои с неброским голубоватым принтом деревенской тематики, а на кухне в качестве декоративных элементов красовались деревянные утки от мала до велика.

Дав ей немного времени осмотреться, Грэйс продолжила:

— А вот здесь комната Энджел.

Она распахнула дверь, которая находилась на небольшом расстоянии слева от входной двери.

— Да, это моя комната, заходи! — И, обогнав Ирину, Энджел забежала внутрь первая.

Ирина увидела тесное квадратное помещение, половину которого занимала двуспальная кровать.

«Двуспальная кровать?! В детской?! У моих родителей и то никакой двуспальной кровати за всю жизнь не было, а тут… А где же учебный стол?» — Ирина озадаченно осмотрела комнату, но кроме комода, стоявшего в углу, и встроенного шкафа под одежду, ничего не увидела. «Как же она тут учится?» — мелькнуло в голове.

— Пойдём, я покажу тебе ванную и твою комнату, — позвала её Грэйс.

Проходя мимо кухни, Грэйс мимолётно бросила:

— Здесь у нас кухня.

Из кухни они свернули налево, в небольшой коридор, из которого выходили две двери: одна в ванную, другая — в спальню Керри и Грэйс.

— Вот ванная, твои принадлежности, — показала Грэйс и, помолчав, добавила воспитательным тоном: — Мы принимаем душ каждый день.

Это тоже прозвучало как указание, но Ирина была рада ознакомиться с правилами семьи сразу, чтобы не выглядеть на фоне обитателей этого выскобленного домика белой вороной.

— Теперь пройдем в твою комнату, — продолжила Грэйс.

Они вернулись в кухню, прошли через заднюю дверь и очутились в небольшом коридорчике. Здесь отчаянно работала стиральная машина, издавая гулкие неприятные звуки. Рядом с ней теснилась молчаливая сушилка.

«Джонсонов не было дома часов пять, а стиральная машина работает?..» — удивлённо подумала Ирина, но промолчала.

Грэйс протиснулась через узкий проход и открыла дверь в крошечное помещение, которое, по всей видимости, было техническим и где ранее, судя по всему, законно проживали обе машины. Теперь же комнатёнку переоборудовали под спальное место, выдворив стиральную машину с сушилкой прямо в коридор. На их же место поместили компактное раскладное кресло и тумбочку. Проходившие в углу две железные трубы должны были заменить гостье вешалку для одежды — на них кто-то с видимой заботой и аккуратностью развесил аж около двадцати плечиков из толстой проволоки.

Техническое помещение не предполагало наличия стандартного окна — благо, что здесь вообще было хоть какое-то окно, пусть даже маленькое, убогое, под самым потолком. Благодаря ему в комнатку попадало немного солнечного света.

— А вот и твоя комната, располагайся, — проговорила Грэйс. — Здесь можешь развесить свою одежду. Переодевайся, отдыхай, обед будет готов через 40 минут.

Она улыбнулась как ни в чём не бывало и пропала.

Ирина ещё раз обвела глазами своё странное обиталище и устало опустилась в кресло.

«Хорошо ещё, что сюда вошло кресло, — саркастически заметила она, — могли бы и вовсе на полу уложить. Как им вообще разрешили взять студента по обмену? У них что, нет никаких требований к принимающей семье? Тут даже шкафа нет. Сами-то бы попробовали пожить в этом ящике! — возмущению не было предела. — Поселили в кладовке, практически без окна, вдали от американской цивилизации, в настоящей *опе. Что я здесь буду делать целый год???»

Ирина закрыла лицо руками. Ей хотелось рыдать. Мысли путались, мозг отказывался поверить в увиденное. Впервые в жизни она почувствовала невероятную жалость к себе. Хотелось зареветь, позвонить домой и пожаловаться маме о том, как все её надежды рухнули и как ей невыносимо плохо и одиноко. Ей казалось, что она неожиданно очутилась за стеклянной стеной, где её никто не слышит, не чувствует, не понимает.

Однако времени на страдания не было. Обед будет через 40 минут, и Ирина должна выйти на всеобщее обозрение улыбающейся.

Встряхнув головой и стиснув зубы, Ирина начала распаковывать чемодан. Понятные ритмичные действия успокаивали. Одну за другой она развесила свои вещи на плечики и вдруг остановилась, внимательно оглядывая знакомую одежду. Здесь, в этой чужой, холодной комнате, вещи показались ей необъяснимо родными. Будто близкие друзья последовали за ней в далёкую ссылку. В сердце защемило — это был первый привет от Родины, который она ощутила со всей остротой.

Навернулись слёзы, но Ирина слишком хорошо понимала: плакать нельзя! Объяснять покрасневшие глаза она не собиралась — это было слишком унизительно и, как ей казалось, бесполезно. Поэтому насухо вытерев лицо, Ирина поспешила в душ.

Вскоре позвали к столу.

На обед Грэйс приготовила в духовке мясо с овощами и большую чашку зелёного салата с помидорами черри.

— Представляешь, Ирина, — голосом, полным восхищения, говорила Энджел, — Грэйс вырастила эти овощи сама! На заднем дворе нашего дома.

Грэйс довольно улыбалась. А Керри смотрел на жену с благодарностью.

— Да, мы отличаемся от других семей в Бьютт-Фолсе. Почти никто ничего здесь не выращивает, — поделилась с Ириной Грэйс. — Все предпочитают закупать овощи в супермаркетах. И я их прекрасно понимаю: не надо вставать в шесть утра, чтобы поливать грядки, не надо ничего сажать, пропалывать. Гораздо проще купить всё готовое. Ведь любое растение требует человеческого труда.

— Непосильного, я бы сказала, — вставила Энджел. — Я бы, например, ни за что на свете не смогла вырастить ни одного овоща. — Она засмеялась.

Грэйс согласно кивнула и продолжила небольшую лекцию о тяготах сельского труда.

Ирина поймала себя на том, что сидит с приклееной улыбкой и согласно кивает. Однако внутри она совершенно не могла взять в толк — чем они восхищаются. Ведь у Ирины дома, в России, каждая вторая семья имела свой огород и выращивала наверняка в разы больше овощей и фруктов, вовсе не считая это героическим подвигом. В магазинах не хватало продуктов, и люди выживали как могли.

«Для нас это — суровая необходимость, — думала Ирина, — а для Грэйс, похоже, предмет гордости перед окружающими».

После обеда все вышли через заднюю дверь во двор, и Энджел с гордостью показала огород Грэйс. Грядка помидоров, ряд кукурузы, две лунки цукини и несколько кустиков баклажан — вот тот хвалёный огород, о котором столько твердили за столом.

Ирина пыталась подобрать слова. На её взгляд, это вообще нельзя было назвать огородом. Какая-то жалкая попытка вырастить горстку овощей для забавы. Героическими усилиями тут точно не пахло. Однако даже небольшой опыт пребывания в американской семье уже говорил девушке о том, что эти люди живут совсем другими представлениями о жизни, а потому ей придется ещё не раз кивать и поддакивать, чтобы не разбивать их сложившиеся мнения своим в корне отличающимся взглядом.

Совершенно осознанно Ирина приняла решение, что не будет вести себя так, как будто «приехала в Тулу со своим самоваром».

— Ну, а теперь, Ирина, иди отдохни, поспи с дороги, — сквозь дымку размышлений услышала девушка.

Слова принадлежали Керри.

Ирина была счастлива снова уединиться.

Оказавшись в своей комнатёнке, она почувствовала себя совершенно без сил.

С трудом разобрав кресло, девушка упала в чистую постель. Её чувства были растрёпаны, сознание — озадачено, а тело — вымотано. Поэтому, как только Ирина коснулась щекой мягкой подушки, тут же провалилась в глубокий сон, который, как в сказке про богатырей, продлился долгих три дня.

В течение этого времени она, конечно, вставала, ходила в туалет, пила воду, но снова впадала в забытьё, не в силах говорить, да и просто держаться на ногах.

Это была полная перезагрузка.

Урок 1.

Не стоит слишком сильно привязываться к мечте: мечтай, но никаких конкретных ожиданий!

Глава 2. Первые знакомства

Наконец после очередного пробуждения Ирина почувствовала в себе привычные силы. Тело перестало безвольно расплываться по кровати, а, наоборот, взбодрилось и настойчиво требовало движения.

Ирина быстро встала, оделась, взглянула на часы и поняла, что так и не перевела их.

За окном было сумрачно.

«Интересно, утро сейчас или вечер?» — подумала Ирина и с этой мыслью отправилась на кухню.

Керри сидел в гостиной на диване и что-то читал. Похоже, он был в доме один.

— А, проснулась! — радостно приветствовал её американский папа, откладывая в сторону чтиво.

Его глаза светились теплотой и искренностью. Пожалуй, из всей семьи он один по-настоящему радовался появлению Ирины. Это читалось во всём его облике. Наверняка именно он принял решение пригласить её в свою семью. Рядом с ним Ирина чувствовала себя свободно и легко, несмотря на сложности в понимании мужской речи.

— Да, похоже, выспалась, — попыталась выразить свою мысль девушка.

— Ну, садись, поговорим с тобой немного, — как можно медленнее произнёс Керри. — Женщины ушли прогуляться. Сейчас около восьми вечера. Кстати, ты проспала трое суток.

— Ого! — вырвалось у Ирины.

— Да уж, — покачал головой Керри. — Мы уже всерьёз забеспокоились — думали, ты заболела.

— У меня просто совсем не было сил, — сказала Ирина. — Всё плыло, как в тумане. Видно, сказалось то, что я поменяла местами день и ночь.

— Прибавь к этому стресс, — добавил Керри. — Нелегко приехать жить в чужую страну, да ещё и в полном одиночестве. Надо быть необыкновенно смелой!

— Да, — смутилась Ирина.

Она была рада, что хоть кто-то попытался понять, какие чувства теснились теперь в её груди.

— Ну, ничего. Ты привыкнешь. Мы все поможем тебе освоиться. Чувствуй себя как дома. Мы все очень рады видеть тебя в нашей семье, — делая паузы и произнося слова по слогам, продолжал Керри.

Ей показалось, что его речь стала намного понятней, по крайней мере она звучала для неё гораздо яснее. Возможно, стресс стал поначалу причиной блокировки какой-то части мозга, теперь же туман понемногу рассеивался, а страх того, что её могут не понять или же, что ещё хуже, не поймет она, утихал.

Лицо девушки уже расправилось, сетка напряжения, которая сковывала все её мышцы с первой секунды появления на трапе самолёта, спала, и она вновь чувствовала себя собой.

— Давай, я расскажу тебе немного о нас. А когда освоишься с языком, расскажешь нам о себе, — предложил Керри.

Ирина кивнула. Ей было интересно узнать о Джонсонах, об их семейных традициях и устоях, правилах и привычках, и она с удовольствием приготовилась слушать.

— Мы живем втроём: я, Грэйс и Энджел. Энджел и Кейт — мои дочери от первого брака. Вместе с бывшей женой мы решили, что Энджел будет жить со мной, а Кейт — с мамой. Поэтому Кейт приезжает ко мне только по выходным — каждые две недели. В остальное время она живет в посёлке Грантс-Пасс. У Грэйс тоже есть сын от первого брака, но он уже взрослый, учится на последнем курсе института и живёт далеко отсюда.

Керри остановился, как бы оценивая, насколько его речь звучит понятно для русской гостьи. К своему удивлению, Ирина поняла всё до единого слова. На его вопросительный взгляд Ирина улыбнулась и сказала:

— Можете продолжать. Я всё поняла.

Керри расцвёл в ответной улыбке и продолжил:

— Я работаю в лесничестве. Грэйс — учитель в средней школе. Она работает там по полдня, поэтому после обеда всегда дома. Это наше совместное решение — таким образом у неё есть время, чтобы заботиться о доме и Энджел. Моя зарплата — это полторы тысяч долларов, а у Грэйс выходит около семисот. Всё вместе — это небольшая сумма, и мы живём довольно скромно. Все расходы расписаны.

Ирине было немного странно слышать такие подробности о доходах, но Керри, похоже, счёл этот момент очень важным.

— Энджел исполнилось шестнадцать, — продолжал он. — Она пойдет в десятый класс. Должен тебе сразу признаться, что мы — очень строгая религиозная семья. Грэйс и я ходим в церковь по четвергам и воскресеньям, а Энджел присоединяется к нам в выходной день. У нас очень суровые правила, что в принципе нетипично для средней американской семьи. Да и вообще, мы — «со странностями». Во-первых, как ты, должно быть, заметила, у нас нет телевизора. Мы с Грэйс считаем, что телевидение — это большое зло. И всё, что оно несёт, это…

Тут Керри произнёс слово, которое Ирина слышала впервые. Она прервала его и попросила объяснить, что оно означает.

Керри усмехнулся и стал приводить различные примеры.

Поняв наконец, что он хотел сказать, будто телевидение — всего лишь способ растления подростков, Ирина вспыхнула от внезапно нахлынувшего стыда.

Внимательно посмотрев девушке в глаза и кивнув, как бы показывая своё одобрение, Керри продолжил:

— Так вот, мы решили отказаться от телевидения совсем. Кроме того, мы запрещаем нашим детям слушать современную музыку. Исключения, конечно, бывают, но прежде чем Энджел или Кейт будут что-то слушать, они должны отдать свои записи на рецензию мне. Теперь это также касается и тебя. Ты — такая же дочь для нас, как и девочки. Относиться к тебе мы будем точно так же, как к ним. Кроме того, мы запрещаем нашим дочерям посещать дискотеки. Всё по той же причине — преждевременное взросление и разврат. Мы также очень пристально изучаем друзей Энджел. Ей разрешено общаться далеко не со всеми жителями Бьютт-Фолса.

Последние слова Керри произнёс нарочито строго. И вдруг, переменив тон, спросил:

— Кстати, ты знаешь, что в нашем городке проживает около пятисот человек, а в школе, в которой вы с Энджел будете учиться, — около ста учеников.

— Сколько? — вырвалось у Ирины.

–Да, да, всего сто человек, — засмеялся Керри. — Насколько я знаю, в двенадцатый выпускной класс в этом году пойдёт восемнадцать ребят, включая тебя и ещё двух студентов по обмену из Испании.

Ирина не ожидала услышать такую новость. В её родной школе выпускных классов было целых пять, а в каждом из классов училось по тридцать учеников. А теперь ей, единственной золотой медалистке одной из лучших гимназий родного города, предстояло учиться в крошечной сельской школе…

Вот тебе и повезло! Она ведь уже в институт поступила, чтобы от одноклассников не отстать! И после года в Америке мечтала сдать экзамены за первый курс! А тут…

— Да не расстраивайся ты так, — будто прочитав её мысли, сказал Керри. — Маленькая школа — это значит все друг друга знают, значит проблем меньше. Энджел вон всё нравится!

Не успел он упомянуть имя дочери, как входная дверь с шумом распахнулась и на пороге появилось знакомое улыбающееся лицо.

— Привет! — радостно воскликнула Энджел. — А мы уж думали, ты никогда не проснёшься!

— Привет, — улыбнулась Ирина в ответ.

— А мы тут немного поговорили о нашей жизни в Бьютт-Фолсе, — вставил Керри. — Похоже, Ирина осваивается с языком и мужской тембр голоса уже перестаёт быть для неё проблемой.

— Правда? — равнодушно бросила Грэйс. — Рада слышать. Если ты голодна, Ирина, то всегда можешь сделать себе сэндвич с арахисовой пастой или разогреть остатки еды от ужина, — говорила она без смены интонации, без остановки, направляясь, судя по всему, в ванную.

— Спасибо, я не хочу есть, — сказала Ирина.

— Ну, тогда пошли немного поболтаем, — позвала в свою комнату Энджел.

Ирина с любопытством направилась за своей новой сестрой.

Захлопнув дверь, новоиспечённая сестрёнка плюхнулась на кровать прямо в спортивном костюме и кроссовках. Ирина с удивлением смотрела на её действия, стараясь выглядеть не слишком шокированной.

— Садись, — указала та на кровать, будто и не заметив смущения гостьи.

Чувствуя себя неловко, Ирина всё же присела рядом — ведь всё равно сесть больше было некуда.

— Как я рада, что теперь нас будет двое, — затрещала Энджел счастливым голоском.

Судя по всему, она была очень жизнерадостным человеком, и улыбка сопровождала её постоянно, в отличие от Грэйс, которая, как успела заметить Ирина, улыбалась крайне редко.

— Знаешь, в нашей семье довольно странные правила. Папа наверняка тебе уже о них рассказал: и про телевизор, и про музыку, и про дискотеки… Но теперь я надеюсь, что с твоим приездом они хоть немного смягчат свои требования.

— Не смягчат, — поспешила разочаровать её Ирина. — Керри первым делом рассказал именно об этих правилах и чётко дал понять, что их выполнение он будет требовать и от меня.

— Правда? — расстроилась Энджел. — А я-то надеялась… Хоть на музыку… Надо же тебе изучать американскую жизнь. Культуру. Ну, ладно, посмотрим. Кстати, о музыке. Тебе нравится «Битлз»?

Вопрос прозвучал неожиданно. Это была одна из немногих музыкальных групп, название которой Ирина хорошо знала. Да и не только название. В школе они даже учили наизусть несколько песен на уроках английского. Поэтому заслышав знакомое слово, Ирина испытала почти что ликование.

— Да, очень, — воскликнула она с необыкновенным оживлением.

— Неужели? Здорово! С нами по соседству живёт Эйприл. Она будет учиться с тобой в одном классе. И она просто помешана на «Битлз»! Завтра зайдём к ней в гости! Она будет рада встретиться с фанаткой своей обожаемой группы.

Они поболтали ещё с полчаса. Потом в комнату заглянул Керри и сказал, что пора ложиться.

Ирина снова оказалась в своей комнатёнке. Мысли роем кружили в её голове. Спать не хотелось. То и дело перед глазами вспыхивали образы, слышались слова то Керри, то Энджел. Впечатлений было через край.

«Религиозная семья, — думала Ирина. — Но не до такой же степени, чтобы запрещать детям смотреть телевизор? Или что, у них в Америке один разврат показывают?»

Она вспомнила родное телевидение. Фильмы, которые так любила, передачи… И тут её словно обожгло: Тальков!

Несколько месяцев назад она случайно зашла в зал, когда по телевизору показывали концерт. Взглянув на экран, она уже не смогла оторваться. Мужчина лет тридцати пел: «Чистые пруды — застенчивые ивы, как девчонки, смолкли у воды…»

Его глаза, полные невыразимой глубины и разрывающей боли, словно открывали дверь в другую реальность. Это был Игорь Тальков.

Ирина впервые услышала это имя, но сразу поняла, что теперь не забудет его никогда.

Позже она спрашивала о нём родных, знакомых, но известен он был мало.

Через какое-то время по центральному телевидению показали ещё одну песню в его исполнении — «Летний дождь». Магия повторилась.

И вот когда у Ирины оставался последний день перед отъездом в Штаты, она нашла в Москве музыкальный ларёк и попросила кассету Талькова. Она сказала, что ей нужен альбом с песней «Летний дождь». Продавец поставила кассету в магнитофон, и Ирина услышала знакомую мелодию. Эту кассету она купила и взяла с собой в Америку, чтобы вспоминать о России, слушать русскую речь в исполнении полюбившегося голоса. Теперь же, внезапно вспомнив, что не выложила её из чемодана, отыскала небольшой свёрток среди оставшихся вещей и бережно достала кассету.

«Не поломалась!» — успокоилась девушка.

На кассете была фотография Игоря Талькова. Он стоял перед окном и смотрел на дождь.

Глядя на фотографию, Ирина вдруг вспомнила глаза отца — понимающие, но всегда таящие невысказанную грусть. Ей стало теплее. Будто родные руки крепко прижали её к себе — совсем как в далёком детстве.

Ирина не помнила, в какой момент её глаза закрылись и она снова провалилась в сон. Возможно, воспоминание о дорогом её сердцу человеке успокоило взбудораженное воображение и позволило уснуть.

Когда она открыла глаза, из окошка радостно лились солнечные лучи. Почему-то хотелось петь и танцевать! Остатки волнений и сомнений испарились под ярким солнечным потоком.

Радостно напевая, Ирина побежала в ванную.

За завтраком все увидели, что она в хорошем настроении и тоже, словно преобразились. Каждый сказал Ирине что-то приятное, Керри и вовсе был в ударе и всё время шутил. И хотя Ирина не понимала и половины его шуток, ей было всё равно — она просто смеялась вместе со всеми.

Был выходной. После завтрака родители занялись своими делами, Кейт собралась к подружке, а Энджел предложила Ирине отправиться в гости к Эйприл. Ирина согласно закивала и уже было устремилась к выходу, но Энджел её остановила.

— Подожди, мне надо накраситься, — сказала она Ирине.

— Накраситься? Зачем? Мы же не на вечеринку идём, — недоумённо уставилась на неё Ирина.

— Видишь ли, у меня такая привычка! Я не выхожу из дома ненакрашенная, — прозвучало в ответ.

Думая, что пять минут погоды не сделают, Ирина зашла в комнату Энджел и завела разговор о каких-то пустяках.

Энджел тем временем достала из комода огромный косметический сундук. Новенький, лакированный, он весело поблёскивал в лучах утреннего солнца.

«Наверняка это подарок на шестнадцатилетие», — отметила про себя Ирина.

Энджел с довольным видом расположилась на кровати и открыла своё сокровище.

Увидев количество косметики, Ирина округлила глаза.

Энджел не обратила внимание на удивление русской девушки. Спокойными размеренными движениями она стала доставать одну за другой косметические принадлежности и раскладывать их перед собой. Лицо Энджел преобразилось: с него исчезла привычная улыбка, а в глазах появилась незнакомая собранность.

— Ты не против, если я посмотрю, что у тебя тут? — спросила Ирина.

— Конечно нет, — безразлично бросила в ответ Энджел, глядя в увеличительное зеркало, встроенное в крышку сундука.

Казалось, окружающий мир отступил на задний план, и Энджел целиком окунулась в свою собственную вселенную. А для Ирины новый мир её американской сестры выглядел тайной за семью печатями.

Ирина с любопытством стала разглядывать незнакомые предметы. Она практически не пользовалась косметикой. В её скудный арсенал, к которому она прибегала в исключительных случаях, входили только помада, тени и румяна. Здесь же, похоже, присутствовал полный комплект профессионала.

Ирина поднимала к глазам один тюбик за другим и читала названия: тоник, праймер, консилер, тональный крем, бронзер — половину слов она видела впервые.

Все эти волшебные средства Энджел одно за другим умело накладывала на своё юное лицо.

После того как она взялась за четвёртый слой, Ирина не выдержала:

— Скажи, зачем ты всё это делаешь? Тебе ведь всего шестнадцать! Ты и без всей этой штукатурки — красавица!

— Нет, ты ошибаешься, я выгляжу намного лучше с косметикой, — просто ответила Энджел, не вдаваясь в какие-либо споры или объяснения.

Ирина взглянула на часы — прошло около получаса с тех пор, как они оказались в комнате Энджел.

«Это становится любопытным! — подумала Ирина. — И сколько же времени занимает у неё рядовой макияж?»

От нечего делать Ирина подошла к большому окну, разделённому белыми деревянными перегородками на одинаковые прямоугольники, и принялась разглядывать его конструкцию. Шесть верхних прямоугольников составляли верхнюю часть окна, шесть нижних — нижнюю. Судя по всему, заключила Ирина, открыть окно можно было, сдвинув нижнюю его часть вверх.

Окно располагалось необычайно низко. Подоконника не было — вместо него вдоль окна тянулась узкая, сантиметров пять, деревянная рейка. Дом был построен почти вровень с землёй, поэтому создавалось впечатление что, сдвинув окно вверх, можно вполне удобно соскочить прямо на землю.

Солнечный свет так гостеприимно струился по зелёной лужайке за окном, что Ирина почувствовала острое желание выскочить из окна немедля.

Борясь с внезапным соблазном, она снова повернулась к Энджел.

На этот раз в руках американки блестел странный металлический предмет, напоминающий маникюрные ножницы.

— А это ещё что? — воскликнула Ирина против своей воли.

— Щипчики для подкручивания ресниц, — невозмутимо прокомментировала Энджел.

— Для подкручивания ресниц? — в тоне Ирины звучала насмешка. Для неё этот предмет представлял собой высшую степень абсурда того действия, которое здесь происходило.

Энджел неторопливо повернула голову и поучительным тоном сказала:

— Не вижу ничего смешного. Никакая тушь не сделает ресницы такими яркими и эффектными, как эти щипчики. Посмотри сама.

И уверенными движениями Энджел приступила к небезопасной процедуре, поднося стальной полукруг щипчиков прямо к линии роста ресниц.

«Интересно, в каком возрасте у тебя выпадут ресницы? — вдруг подумала Ирина. — Не смогут же они терпеть такое издевательство вечно!»

Однако промолчала — ей больше не хотелось вступать с Энджел в словесную перепалку. Она уяснила для себя, что их взгляды на внешний вид и косметику — диаметрально противоположны. Ирина пользовалась косметикой только для больших мероприятий. Ей никогда не нравилось это ощущение закупоренности на лице. Как будто бы от ощущения искусственных частиц на коже её свобода автоматически уменьшалась. А Энджел, похоже, с каждым вновь нанесенным слоем чувствовала себя увереннее и взрослее.

По прошествии пятидесяти минут процедура нанесения макияжа была окончена, и довольная Энджел наконец-то смогла выйти из дома.

Когда девушки очутились на улице, то, не сговариваясь, зажмурились от слепящего солнца.

Несмотря на яркий солнечный свет, на улице всё ещё веяло утренней прохладой. Ирина поёжилась; сильный порыв ветра дохнул ей в лицо, разметав несобранные волосы длинного каре. Она замерла, сделала глубокий вдох и постаралась впитать прохладный горный воздух всей своей кожей — неожиданный прилив счастья закружил голову.

Прикрыв глаза и сделав козырьком ладонь, она с любопытством стала разглядывать окружающий пейзаж.

Беспорядочно посаженные высоченные деревья звучно шелестели посеребрёнными светом листочками. На горизонте, словно окаймляя чашу деревни, виднелась плотная цепочка невысоких гор. Они стояли так близко, что, казалось, протягивали Ирине руку в честь состоявшегося знакомства.

Ирину охватило незнакомое чувство — будто горы улыбались и обнимали, предлагая свою защиту и опору.

Она счастливо улыбнулась и, лёгкая, как ветер, побежала догонять Энджел, которая медленно удалялась по асфальтированной дорожке.

Через пять минут девушки уже стучались в дверь неприметного сельского домика, который отличался от дома Джонсонов разве лишь по цвету — он был бежевым. Никаких растений перед домом не росло, а потому он показался Ирине скучным и унылым.

Дверь открыла высокая худощавая девушка со светлыми прямыми волосами до плеч. Лицо её было несколько вытянуто, отчего красавицей Ирина её бы не назвала.

— Привет, Эйприл! Знакомься — это Ирина, наша гостья из России. Вчера она сказала, что любит «Битлз», и я решила познакомить её с тобой. Кто же в наших краях любит «Битлз», если не ты, — протараторила Энджел со своей привычной весёлостью.

При слове «Битлз» лицо Эйприл изменилось до неузнаваемости: из негостеприимного, замкнутого подростка она в один миг превратилась в самую доброжелательную девушку на свете.

— О, привет, девочки! Я так рада этой новости! Заходите скорее в дом.

И она поспешно провела их в свою комнату.

Комната Эйприл располагалась в мансарде дома. Лестница на второй этаж вела практически от входной двери, поэтому интерьера самого дома Ирина почти не разглядела. Единственное, что ей сразу бросилось в глаза, это уже знакомое ковровое покрытие, которое устилало не только пол, но и саму лестницу.

Когда Ирина переступила порог спальни Эйприл, то на секунду потеряла дар речи. Повсюду — на стенах, на двери, на зеркале — были наклеены плакаты группы. В углу комнаты стояла тумба, полная пластинок «Битлз». Ирина почувствовала, что сдувается, как воздушный шарик. Внезапно она поняла, что никогда не любила «Битлз», не была их фанаткой, ей просто понравились несколько песен этих ребят. Но что, спрашивается, ей делать теперь? Что говорить этой странной девочке, которая и на порог бы их не пустила без кодового слова «Битлз»?

— Ну, смотри на моё богатство! Какой альбом тебе больше нравится? — сразу же накинулась на гостью Эйприл.

— Я… Я не знаю… Мне нравится у них песня Yesterday и ещё одна Allyouneedislove.

В общем, через 10 минут невнятного блеяния Ирина полностью потеряла уважение Эйприл. Доверительный тон хозяйки сменился на некую смесь высокомерия и презрительного снисхождения. У Ирины было только одно желание — бежать из этого дома куда подальше. К счастью, у Эйприл тоже не осталось желания терпеть у себя незваных гостей, и она быстро нашла причину, по которой ей требовалось куда-то срочно идти.

Оказавшись на свежем воздухе, Ирина на минуту остановилась, чтобы отдышаться. Ей казалось, что она только что побывала на невероятно трудном экзамене, который, несмотря на все старания, всё же с треском провалила.

Сердце бешено колотилось от страха, что она не знает правильных ответов, которые были единственным средством завоевать сердце этой странной девушки — одной из лучших учениц класса, где ей предстояло учиться.

Интересным, однако, оказалось то, что Энджел вела себя так, будто не заметила всей стремительно разыгравшейся на её глазах драмы. Она продолжала о чём-то весело болтать, не обращая внимания на странные остановки и движения Ирины.

«Да, а ум-то у тебя птичий!» — глядя на Энджел, с досадой подумала Ирина.

Ей стало ясно, что откровения с этой сестрёнкой будут невозможны — она просто не сможет понять ни единого переживания, о котором могла бы ей поведать Ирина. И от этого Ирине стало ещё грустнее.

Вернувшись домой, Ирина увидела странную картину: Грэйс лежала на коврике посреди гостиной и невозмутимо качала пресс. Её совершенно не смутило появление девушек, и, не повернув головы на стук двери, она продолжала усердно поднимать ноги.

Энджел легонько толкнула Ирину в бок и показала на дверь своей спальни. Чтобы ненароком не помешать Грэйс заниматься важным делом, Ирина последовала за сестрой.

Плотно прикрыв дверь, Энджел почти шёпотом произнесла:

— Она такая правильная — эта Грэйс. Каждый день делает зарядку. А меня уже который год стыдит, что я не занимаюсь. — Потом вдруг посмотрела Ирине в глаза и добавила: — А я не виновата, что у меня нет силы воли. Ну, не могу я ноги поднимать по тридцать раз, как она. Не могу, и всё. Вернее, не хочу, и всё! — В последней фразе Ирина прочитала накопившуюся в душе Энджел злость, которую та, возможно, не находила, кому выплеснуть. — И вообще — я есть люблю. Ну, ты, наверное, заметила. — На её лице опять заискрилась улыбка, а в голосе зазвучал знакомый оптимизм.

Энджел не умела долго сердиться.

— Я тоже не могу заставить себя делать зарядку, — поделилась в ответ Ирина, а про себя подумала: «Однако воли мне не занимать. Если поставлю цель что-то выучить, то уж костьми лягу, а выучу». И громко вздохнула.

Энджел будто бы обрадовалась Ирининому вздоху.

— Здорово! — почти закричала она. — Выходит, я не одна такая безнадёжная!

Ирине одновременно было и грустно, и забавно наблюдать за непосредственными и какими-то детскими реакциями Энджел. Она ощущала себя совсем взрослой рядом с этой маленькой наивной девочкой, не скрывавшей своих чувств. Если бы только Ирина знала, НАСКОЛЬКО она ошибалась, но правда раскрылась ей гораздо позже. А пока она чувствовала себя взрослой и очень мудрой по сравнению с Энджел.

В гостиной послышалось шуршание и голос Грэйс:

— Я закончила.

— Как кстати, — сказала Ирина, — я хочу тебе что-то показать.

И она побежала в свою комнату. Через минуту Ирина снова стояла рядом с Энджел, спрятав руки за спиной.

— О! Что это с тобой такое? — выпучила на неё глаза Энджел.

Ирина и сама чувствовала, что сияет, как надраенный медный чайник, но ничего не могла с собой поделать.

— Я было подумала, что русские вообще не улыбаются!

— Смотри, что у меня есть! — перебила её Ирина и показала привезённую с собой кассету.

— Музыка? — обрадовалась Энджел. — А вот и мой магнитофон! — Она перенесла магнитофон с комода на кровать. — Это русская музыка?

— Да, это я привезла с собой, чтобы не очень скучать по родине.

— Давай скорее послушаем — мне так интересно! — Глаза Энджел загорелись, но в следующую секунду снова погасли. — Но сначала кассету должен прослушать Керри.

— Что? — непонимающе уставилась на неё Ирина. — А, Керри… Так ведь это песни на русском языке. Он же ничего не поймёт. Какой же толк ему слушать?

— Точно! — опять ожила Энджел. — Давай её сюда.

Она вставила кассету в магнитофон и нажала «Пуск».

Ирина ожидала всего, но не того, что произошло в следующую секунду — внезапно тишину комнаты прорезал звук колокола.

Его появление здесь, в чужом мире, на чужой земле, показалось Ирине совсем неуместным. С каждой секундой он звучал всё отчётливее и смелее, затопляя всё окружающее пространство, подчиняя и захватывая сознание девушки и унося его куда-то далеко-далеко — на родную землю.

Потом послышался знакомый хриплый голос Игоря Талькова:

«Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,

Я тщетно силился понять,

Как ты могла себя отдать

На растерзание вандалам…»

Эту песню Ирина слышала впервые.

В недоумении читая названия песен альбома на цветной вставке из подкассетника, она не находила ни одного, которое могло бы подходить под льющиеся из магнитофона слова.

«РА-ССИЯ», — грянул припев песни.

Подкассетник выпал из рук Ирины, а из глаз вдруг градом хлынули слёзы.

Она будто ослепла, не замечая больше ничего вокруг.

Внезапно её обжёг представший перед внутренним взором зов Родины, устремившей свой луч прямо к её томившемуся от одиночества сердцу.

Эта песня не просто брала за душу, она рассказывала Ирине — кто она и где её место, она давала почувствовать ту самую сокровенную связь, какую, должно быть, чувствуют мать и сын, когда матери приходится провожать сына на войну.

Ирина будто провалилась в раскрывшееся сердечное пространство, и благодарное сердце вылилось наружу обильным потоком столь долго сдерживаемых слёз…

Энджел сидела на кровати не шевелясь, выпучив глаза, не понимая, что происходит.

— Тааак, и что вы тут у нас слушаете? — заглянул в комнату Керри.

Видно, он решил вмешаться в слишком вольное поведение девочек. Но стоило ему увидеть глаза Ирины, он тут же изменился в лице. Всезнающий Керри вдруг растерялся.

Да, да, просто растерялся. Он никак не ожидал увидеть подобную реакцию, и теперь, уже чувствуя себя неловко, как будто вторгся в чью-то запретную зону, он пытался найти вежливый способ покинуть комнату. Но в голову его явно ничего не приходило, и он просто сделал шаг назад и закрыл дверь.

Ирина увидела Керри, но ей было не до него. Её сознание словно парило на неведомых ей прежде высотах. Она жадно впитывала каждую каплю всепроникающей, сильной песни. Словно в её сердечной пустыне пошёл проливной дождь…

Песня закончилась, Ирина очнулась и выключила магнитофон. Она не желала больше сюрпризов. Если песни на кассете не соответствуют тем, что записаны на обложке, то она очень хотела бы прослушать их в полном одиночестве, чтобы снова пролился этот чудный тальковский дождь, чтобы родина снова встала исполином в её сердце.

— Можно я возьму магнитофон? — спросила она у Энджел, вытирая слёзы.

— Конечно, возьми, — не найдя, что ещё добавить, ответила ошарашенная произошедшим Энджел.

Ирина взяла магнитофон и ушла к себе. До конца дня она слушала незнакомые песни, плакала и, как ей казалось, взрослела.

Что-то менялось в её сознании, в восприятии реальности, в отношении к новому миру, в который она прилетела с другого конца земли. Возможно, это прорастала в ней Родина, давая глубокие корни и оставляя кровоточащие раны.

Ирина не знала — ЧТО с ней происходит, но ни за что на свете не хотела выходить из состояния светлой грусти, вселенской тоски и глубокого чувства родства — как будто от этого зависел теперь смысл всей её будущей жизни.

Урок 2.

Родина — это не просто кем-то придуманное слово, это живая связь, которая даёт силы жить.

Глава 3. Путешествие по южному Орегону

Оставшиеся до школы дни каникул пролетели незаметно. Керри и Грэйс приобрели новый автомобиль — подержанный, но всё-таки в великолепном состоянии, блестящий синенький Ford. На нём они устроили Энджел и Ирине поездку по южной части Орегона.

Прежде всего Джонсоны хотели показать Ирине озеро Кратерное (Craterlake) — пожалуй, самую известную на весь мир достопримечательность Орегона. Это озеро образовалось в кратере древнего вулкана, и чтобы добраться до него, необходимо было преодолеть довольно внушительный подъём по склону горы.

Дорога к озеру петляла среди насыпей из застывших комков лавы: по этакой ужасающей сизо-чёрной пустыне. Ни растений, ни других горных пород — только угольно-чёрные, безжизненные комья бушевавшей когда-то стихии. Картина далеко не из приятных. Особенно когда из-за поворотов не видно других автомобилей.

Ирина смотрела в окно на мёртвый ландшафт, и ей представлялось, что произошёл конец света и они остались на всей земле одни — в своей маленькой машинёшке, одинокие и несчастные.

Ей поневоле хотелось, чтобы они поскорей миновали этот участок дороги.

Однако в одном месте вулканической трассы они даже задержались — остановились для памятного снимка. На возвышенном участке из крупных комьев было выложено некое подобие здания: когда-то здесь велись съёмки фантастического фильма.

Наконец подъём закончился, и автомобиль выскочил на плоское плато, широкое и полностью заасфальтированное. Из объятий чёрной пустыни их внезапно вынесло в самое сердце цивилизации. Ирина с удивлением смотрела по сторонам. На редкость людное место кишмя кишело туристами: стоянка почти полностью была заставлена автомобилями; на краю плато в окружении худощавых елей возвышалась каменная четырёхэтажная гостиница, выстроенная неким подобием полукруга, вытянутого сообразно окружающему ландшафту; перед парковкой, зазывая гостей, красовался довольно крупный сувенирный магазин.

«Всё-таки умеют американцы удивлять! Сначала ни одного признака жизни на огромном промежутке дороги, а потом откуда ни возьмись все удобства цивилизации!» — подумала Ирина.

Однако девушку не интересовали предлагавшиеся удобства. Из-за огромного скопления народа найти уединённый уголок для снимка — без фотографирующихся на заднем фоне туристов — оказалось крайне сложно.

Озеро было одновременно диковинным и неприступным. Яркая, густая синева, утопленная в глубине горы, казалась натянутым гладким атласом, вызывающим у Ирины непреодолимое желание пробежаться по его ровной поверхности. Но спуститься к воде не представлялось возможным: острые зубцы скал и задравшие кверху нос утёсы с осыпающимися каменистыми склонами охраняли казавшуюся священной воду.

Ирина попыталась удалиться от обустроенной туристической зоны, огибая озеро по краю кальдеры. Она подошла к краю одного из выступов.

Выбеленный солнцем и дождями ствол погибшего дерева возвышался над грудой камней, будто древний страж, повидавший на своём веку всякое. Внизу, за ниспадающими шлейфами мелкой гальки, бирюзовое мелководье словно забирало яркую синеву озера в кольцо. Теснясь к одному из берегов, над поверхностью воды, подобно спине огромного кита, высился хребет покрытого зелёной растительностью острова.

Ирина повернулась и взглянула на окна гостиницы.

«Кажется, я начинаю понимать, зачем люди останавливаются в этой гостинице — должно быть, здесь можно наблюдать невероятно красивые рассветы или закаты», — пришла ей в голову неожиданная мысль.

Однако очарование озером длилось недолго. Дикие неприступные скалы не позволяли отойти от островка цивилизации далеко, а раскалённое солнце нещадно палило непокрытую голову девушки. Укрыться было негде. Ирина поспешила обратно, обнаружив семью Джонсонов в прохладном зале сувенирной лавки — они тоже спасались от жары.

— Вот это палит! — жаловалась Энджел, осторожно вытирая салфеткой пот, тонкими струйками стекавший по её тщательно нанесённому макияжу.

Энджел была верна своему правилу «не появляться на улице ненакрашенной» даже на природе.

Ирина с любопытством стала рассматривать местные сувениры. Их было превеликое множество. И теперь девушка вполне понимала почему: на раскалённой солнцем, крошечной, обустроенной в диком ландшафте площадке было абсолютно нечего делать! Десяток-другой фотографий — и вот туристы уже изнывали от скуки. Ведь озеро далеко, в глубине — ни потрогать, ни искупаться, ни сменить ракурс для фотографий. И тогда они с удовольствием обращались к лавке с сувенирами! Тут тебе и кружки, и ложки, и тарелки, и футболки, и прочее, прочее, прочее — всё, чтобы развеять твою скуку. И конечно, будоражащие душу снимки озера: на закате, с высоты птичьего полёта, в окружении стаи белых облаков, в зимнем обрамлении, когда серые склоны покрывает шелковистая белизна…

И хотя красота озера неоспорима, место это, заключила Ирина, — больше бизнес, причём приносящий владельцам немалый доход.

Отдохнув в лавке, Джонсоны вернулись к машине.Теперь жара была им не страшна: в отличие от своего предшественника, почти что новенький автомобиль был оборудован кондиционером.

Испытав на себе действие высоких летних температур южного Орегона, Ирина не раз мысленно благодарила Керри и Грэйс за своевременное приобретение комфортабельного авто.

Переночевав в дешёвом отеле подальше от туристической зоны Кратерного озера, они отправились к следующей цели своего путешествия. Однако куда именно, Ирина не знала. Она намеренно не интересовалась маршрутом — ей хотелось, чтобы путешествие от начала до конца оставалось для неё сюрпризом.

Почти целый день они петляли по горному ландшафту штата, а потом неожиданно для Ирины выехали к Тихому океану… К бесконечному простору, перед которым человек теряет всякую значимость, сокращаясь до размеров едва заметной точки.

С самого первого мгновения океан завоевал любовь и восхищение Ирины — девочки, которая никогда до этого момента не бывала даже на море.

Он очаровал её необыкновенной мощью, абсолютно неподвластной чьей-либо воле; стремительной, уверенной волной, несущейся к известной лишь ему цели; и своей открытостью, как Ирина чувствовала, человеческому сознанию.

Они выехали на шоссе, вьющееся лентой вдоль морского побережья, уже под вечер, когда открывшаяся им громада воды тонула в летних сумерках.

Облака плотной ватой обложили надводное пространство, лишив Ирину возможности наблюдать закатный спектакль уходящего солнца.

Океан выл и стенал, заключенный в тесный бесцветный склеп, но Ирине казалось, что она видит самое прекрасное зрелище на земле. Её не смущало ни отсутствие солнца, ни бушующий ветер, грозивший перейти в ураган, ни тяжёлые, подступившие к самой воде тучи.

Семья остановилась на побережье, в доме с шикарными — во всю стену — раздвижными стеклянными дверьми, которые позволяли наблюдать за океаном в любое время суток при любой погоде.

Это было важно, потому что они сняли дорогой особняк всего на одну ночь.

Подъехали к дому Джонсоны затемно, поэтому их хватило только на то, чтобы занести вещи в дом и наскоро приготовить ужин.

На берег Ирину уже не пустили — неосвещенное побережье таило в себе непредсказуемоть и опасность. Зато Ирине досталась комната с видом на океан, и, лёжа в кровати, она долго слушала звуки неугомонной волны и не верила своему счастью. Ей казалось чудом провести ночь на расстоянии лишь нескольких метров от самого большого океана на земле.

Рано утром Ирина уже сидела перед стеклянной стеной, заворожённо наблюдая, как океан начинает свой день.

Было пасмурно. Солнце по-прежнему не могло прорваться сквозь густые, налитые свинцом тучи, затянувшие голубизну неба сплошным полотном. Будто почувствовав себя полноправной хозяйкой, небесная мгла безмолвно диктовала свою волю, окрашивая волны в мрачную серую палитру. Но океан сопротивлялся. Пытаясь сбросить тяжелые серые оттенки, он яростно взбивал воду в сахарно-белую пену, меняя минорные тона на мажор.

Это была борьба: тяжёлая, но не безысходная.

Ирина чувствовала в этой борьбе надежду. Словно океан учил её не сдаваться ни при каких, даже самых непреодолимых обстоятельствах.

Она смотрела на него не мигая, стараясь навсегда запечатлеть в своей памяти буйство сопротивляющейся стихии, ещё точно не зная, но будто предчувствуя, что ей пригодится неожиданно преподанный океаном урок.

А потом, несмотря на ветер и тучи, Ирина и Энджел побежали вниз по стальной лестнице на пустынное песчаное побережье, чтобы прикоснуться к суровому и сильному телу океана. Они носились по берегу, позабыв обо всём на свете, то и дело прямо в одежде забегая по колено в холодную тихоокеанскую воду.

В этих широтах океан оставался прохладным даже в самую жаркую пору — когда температура воздуха достигала сорока градусов. Но и прохладный, он вызывал к себе всё те же чувства — любви и восхищения.

Ирина вдыхала полной грудью свежий пьянящий воздух необъятного простора и чувствовала, что за спиной у неё вырастают крылья. И она летела вперёд не в силах остановиться! Ветер спутывал её волосы, набрасывал пряди на глаза, словно играя и забавляясь своей игрой, а Ирина ощущала себя маленькой девочкой, которая превратилась в чистую искромётную радость.

Никогда до этого момента Ирина не испытывала такого всеохватного счастья. Каждая клеточка её тела ликовала от непонятно откуда вырвавшейся свободы.

Она бежала по берегу, но ей казалось, что ноги уже не касаются земли и она несётся прямо по воде к манящей магнитом ровной линии горизонта. И в этот момент, ей чудилось, что в жизни возможно всё! Стоит только поверить и устремиться к поставленной цели.

Керри тоже вышел на песчаное побережье. Он с улыбкой смотрел на девушек, и в его взгляде сквозила зависть к их молодости и буйной энергии, которую они могли позволить себе выплеснуть вот так: не думая ни о чём и ни о ком.

Потом на берегу появилась Грэйс. Она молча взяла Керри под руку, и они медленно побрели вдаль по береговой линии, разделяя общение с океаном друг с другом.

Последней остановкой в их недолгом, но насыщенном путешествии оказался дом родной сестры Грэйс. Он находился в стороне от селений, в густом лесу, в одной из долин, затерявшихся меж лесистых гор Орегона.

Одноэтажный домик стоял в самой гуще высокого лиственного леса, почти полностью скрытый от человеческих глаз. Казалось, его строили, с поразительной точностью вписывая в окружающий ландшафт. Перед ним не было никакого двора в привычном смысле этого слова. Почти на расстоянии вытянутой руки от крыльца росло громадное дерево, ветви которого широким зонтом накрывали крышу. В нескольких шагах от дерева прямо из дикой, нетронутой травы выпирал тёмный кусок скалы, похожий на проросшую из земли большую шляпку гриба. Неровный деревянный заборчик неуверенно ограждал несколько высоких яблонь, на которых висели крупные зрелые плоды. В общем, абсолютно всё в этом обособленном уголке одновременно и удивляло, и забавляло Ирину.

Цель некоторых сооружений была ей непонятна: например, выложенная местным камнем невысокая стенка, подпиравшая одну сторону небольшой возвышенности, на которой всё так же густо росли деревья. Или же доходившие ей до пояса широкие столбы, сложенные из булыжников и огражденные железной сеткой.

В одном месте она наткнулась на большую кучу недавно наколотых дров.

«Надо же, люди отваживаются жить в полном одиночестве, вдалеке от общества, в самой чаще леса. Наверняка здесь и дикие животные встречаются!» — думала Ирина, обходя странное хозяйство и поёживаясь от холода — слишком густая тень вызывала у Ирины ощущение, будто она находится в холодном подвале. Перепад температуры между затенёнными и залитыми солнцем участками был разительный.

На следующее утро Ирина, будто в подтверждение своих мыслей, увидела у дома оленей. Встав на задние ноги, они преспокойно лакомились крупными яблоками.

— Вот же напасть! — досадовала Бет, сестра Грэйс. — Житья от этих оленей никакого нет, того и гляди все яблоки съедят!

И она стала отгонять животных, махая на них руками и громко крича, видимо, изо всех сил стараясь испугать, однако это ей почти не удавалось — олени чувствовали себя полноправными хозяевами и не спешили уходить.

Только теперь Ирина поняла, что небольшой деревянный забор был призван охранять яблоневый сад именно от этих незваных гостей, однако, судя по всему, справлялся с этой задачей слабо.

В общем, путешествие удалось на славу, и на короткое время Ирина позабыла, что ей придётся учиться целый год в крошечной деревенской школе. Позабыла, что ей придётся перешагнуть через миллион своих страхов, встретить кучу незнакомых людей, научиться преодолевать препятствия, — и всё это без какой-либо поддержки со стороны, опираясь только на саму себя.

Урок 3.

Природа — источник радости и красоты, который исцеляет душу.

Глава 4. Первый день в школе

Но вот настал первый учебный день.

Энджел открыла перед Ириной тяжелую стальную дверь школы, за которой копошились ученики старших классов. Все они что-то складывали в свои кабинки, разместившиеся прямо в коридоре у входа.

Энджел начала представлять Ирину своим знакомым и ребятам выпускного класса. Все равнодушно улыбались и продолжали заниматься своими делами. И только одна девушка, испустив радостный вопль и лучась переполнявшими её эмоциями, стрелой бросилась к Ирине. Это была смуглая брюнетка с выразительными чёрными глазами и тоненькой изящной фигуркой, в ослепительно белой обтягивающей футболке. Небрежно собранные в хвост угольно-чёрные прямые волосы смотрелись стильно и придавали облику девушки уверенность. На фоне окружающих оплывших силуэтов американцев она выглядела диковинной жемчужиной. По сильному акценту девушки Ирина догадалась, что перед ней студентка по обмену из Испании.

— Меня зовут Белен, — частила испанка, сверкая белозубой улыбкой. — Я не очень хорошо говорю по-английски, но надеюсь, что выучу его через год.

И хотя испанке сложно было подбирать слова, а сильный акцент мешал понимать, что именно она говорит, Белен нисколько не стеснялась, а продолжала бойко тараторить и всё время очаровательно улыбалась.

«Вот бы и мне так!» — завидовала ей Ирина.

Увы! Сколько ни старалась, она не могла улыбаться и вести себя раскованно. Напротив, всё её тело будто снова заковали в тяжёлые кандалы, и при каждом движении она чувствовала страшную неловкость.

Через некоторое время появился и брат Белен — красавец Хосе. Такой же жгучий брюнет с восхитительной белозубой улыбкой, однако совсем не похожий на сестру. В отличие от Белен, у него были мягкие волнистые волосы, спадавшие красивым каскадом до плеч, и светло-карие глаза. Бронзовое тело парня было хорошо сложено и накачано — похоже, он серьёзно увлекался спортом.

— Привет! — дружелюбно приветствовал он Ирину, пока Белен что-то усиленно объясняла ему по-испански.

В приветственной улыбке парня Ирина прочитала открытость и простоту.

Похоже, Хосе совсем не знал английского. Женская половина изо всех сил пыталась разговорить парня, однако тот лишь улыбался, молчал и время от времени бросал вопросительные взгляды на Белен, которая с жаром выполняла роль переводчицы.

Наконец прозвенел первый звонок нового учебного года.

И вот Ирина оказалась в американском классе выпускников.

Девушка с любопытством разглядывала ровесников.

Девчонок оказалось намного больше, чем ребят. Взгляд невольно делил их на две группы. Одна группа, судя по всему, была равнодушна к спорту и по внешности напоминала Энджел: девушки с бесформенными тучными фигурами, полными лицами и завитыми в вертикальную химию волосами чуть ниже плеч. Вторая группа — ярые поклонницы спорта: ухоженные, с точёными фигурками, как правило, с длинными, до пояса, распущенными волосами, в обтягивающих футболках и джинсах. Ирина удивилась столь яркому, бросающемуся в глаза различию.

Мимо продефилировала Эйприл, одарив Ирину высокомерным взглядом, дававшим недвусмысленно понять, что та для неё не существует.

Некоторые девочки проходили мимо Ирины с равнодушным видом, как будто в классе и не было никакой новенькой. Другие, напротив, проявляли огромное любопытство, которое удовлетворялось только парой-тройкой ответов на их стандартные вопросы: как тебя зовут, откуда ты, на сколько приехала. После этого следовал возглас «Здорово!», и они погружались в разговоры друг с другом о прошедшем лете и о последних новостях городка (ведь Бьютт-Фолс был городком, а не деревней!).

Ирина чувствовала себя новой картиной — яркой и броской, повешенной на самом видном месте некоего жилища, которая, однако, не сумела вызвать ни капли интереса у его законных обитателей. И эти самые обитатели занимались примитивнейшими делами, обходя стороной заморское сокровище, которое могло бы чудесным образом расширить их кругозор. По непонятной причине им совсем не было до картины никакого дела.

Поначалу Ирина недоумевала, видя такое поведение ровесников. В её родной школе все только бы и говорили, что о новичках из других стран. Вопросы сыпались бы как из рога изобилия, каждый норовил бы пригласить новичков если не к себе домой, то на какое-нибудь мероприятие — уж точно. Здесь же необычность её присутствия будто бы не замечали.

И… странная вещь — сознание. По прошествии какого-то времени Ирине самой стало казаться, что ничего необычного в её приезде действительно нет. Она просто новая ученица в классе, и ей нужно самостоятельно вливаться в коллектив. Она даже начала чувствовать неловкость, что не может поддержать разговоры соседей, не может обратиться к кому-либо с пустяковым вопросом.

Белен находилась в этом же классе, однако ей повезло больше: в её принимающей семье была выпускница Мэган — общеизвестная красавица Бьютт-Фолса. Невысокая, подтянутая, с великолепной фигурой, длинными, завитыми в вертикальную стружку волосами, доходившими почти до пояса, — она представлялась Ирине некоторым идеалом, которого Ирина никогда не мечтала достигнуть. Теперь же Мэган рассказывала своим подружкам о том, как они провели последние дни лета вместе с Белен.

А вот Хосе, брат Белен, находился классом ниже, так как был на год младше сестры, а значит, его ситуация, учитывая слабый уровень владения языком, могла быть ещё неприятнее, чем у Ирины.

Наконец пришла преподаватель, и в классе воцарилась тишина. Это был вводный урок, когда двенадцатиклассники первый и последний раз собирались все вместе.

Уже со следующего урока они разойдутся по разным классам, будут учиться с ребятами разных возрастов, разных классов, изучать разные предметы. Это одно из проявлений американской свободы: в старших классах ты волен сам составить себе учебную программу. Да, у тебя есть набор обязательных предметов, но это твоё дело — проходить их в 9-м, 10-м, 11-м или 12-м классе. Набор этот достаточно небольшой, так что каждому ученику предоставляется очень широкий выбор необязательных предметов. И здесь уж молодые люди творят кто, как говорится, во что горазд. Поэтому на каких-то предметах ты видишь ребят, которые намного младше тебя и выглядят «не в своей тарелке», зато на некоторых сам оказываешься в каком-то смысле посмешищем: эдакий пенсионер среди малолеток.

В общем, местный колорит ещё тот! Особенно если ты — студент по обмену и у тебя трудности с общением. Звонок — и ты в новом коллективе! Не то что имён — лиц запомнить невозможно.

Ирине тоже предоставилась возможность выбрать предметы на первое полугодие. Однако выбор оказался совсем невелик, поэтому она просто взяла все самые сложные предметы, надеясь на то, что они принесут ей хоть какую-то пользу.

Классную преподавательницу звали Джилл Саммерс. В школе она вела историю. Ей было около сорока пяти. Полная, почти круглая женщина, несмотря на лишний вес, производила очень приятное впечатление. Ирине сразу понравились её глаза. Это были глаза неравнодушного человека, доброго и жизнелюбивого, способного проникать в душу собеседника, что было бо-о-ольшой редкостью в Америке, как уже успела подметить Ирина.

Джилл Саммерс поприветствовала класс и пригласила Ирину и Белен выйти к доске.

— Ребята, наверняка вы заметили, что в классе у нас необычные новенькие. Они прилетели к нам издалека. Но если с представителями испанской национальности вам доводилось встречаться неоднократно, то студентов из России вы точно никогда не видели.

Её льющийся приятный голос успокаивал Ирину. Находиться рядом с миссис Саммерс было комфортно и легко. Ирина даже как-то выпрямилась от её слов.

— Вы даже не представляете, какие невероятные истории может рассказать вам Ирина. Да и Белен, я уверена, полна загадок и тайн, поэтому не теряйте даром время и попробуйте разузнать у них что-нибудь новое. Может, об их быте, может, о природе, а может, об истории их стран. Вам повезло, девочки сэкономили вам кучу денег: вам не придется ехать в Испанию или Россию, чтобы узнать об этих странах. Эти страны сами отправили к вам своих представителей. Отнеситесь же к ним внимательно, помогите освоиться в новой культуре, расскажите, чем живёте именно вы. Садитесь, девочки, — закончила свою речь миссис Саммерс.

Ирина вернулась на место в приподнятом настроении. Она увидела, что речь учительницы пробудила от спячки несколько учеников, и теперь они с интересом рассматривали её, Ирину.

Но… прозвенел звонок, и уже через несколько минут ей предстояло идти на другой предмет, а значит — в совершенно новый круг разновозрастных подростков.

День пролетел стремительно. Ирина была выжата, как лимон. Волнение и постоянно сменяющиеся лица дали о себе знать.

В коридоре они встретились с Энджел.

— Ну, как прошёл твой день? — весело спросила её американская сестрица.

— Фу, — выдохнула Ирина, — наконец-то он прошёл.

— Ну, тогда побежали домой! — засмеялась Энджел так, что можно было подумать, что шесть уроков для неё — сущая ерунда.

Ирина поверила Энджел и чуть ли не рванула в настоящий забег до дома, едва они оказались за порогом школы. Ей больше не хотелось ни пересекаться с учениками, ни заводить дежурных разговоров.

Но Энджел преспокойно шагала по тропинке, привычно переваливаясь с одной ножки на другую.

Ирина обернулась и с досадой сбавила темп.

«Это ж надо так тащиться, как черепаха! Зачем тогда «побежали» говорить? Издеваешься ты надо мной, что ли?!»

Ирина была почти в бешенстве. Она пристально посмотрела в глаза Энджел, но встретила лишь непробиваемую дежурную улыбку, за которой не было и намёка на понимание.

Ирина тяжело вздохнула и поплелась рядом с сестрой.

Надо сказать, Энджел вообще не признавала слово «быстро». Всё, что она ни делала, она делала о-о-очень медленно. Поэтому сто метров, которые им нужно было преодолеть, длились для Ирины целую вечность.

Наконец они всё же добрались до дома.

В доме была только Грэйс. Она равнодушно спросила, как всё прошло в школе, получила привычный ответ «Окей» и занялась своими делами.

Ирина прошла в свою комнату, переоделась и упала на кровать.

Её душили слёзы. Казалось, весь мир перевернулся с ног на голову и перестал её замечать. Её — как человека. Никому не было до неё никакого дела. Никого не интересовало, что она чувствует, думает, хочет, боится…

В этой напомаженной, расцвеченной фальшивыми улыбками стране Ирине было чудовищно холодно. Беспросветное чувство одиночества и тоски снова навалилось на её плечи неподъёмной тяжестью. Ирине казалось, что её фигурку просто стёрли ластиком и она перестала существовать.

Вечером пришёл Керри. Он сразу заметил, что с Ириной что-то не так, но не стал задавать ей вопросов в присутствии Грэйс и Энджел. Когда же все пошли на привычную вечернюю прогулку, он задержал Ирину и попросил поговорить с ним.

Они присели в гостиной, и Керри начал говорить. Он сказал, что понимает, как, должно быть, трудно дался Ирине этот первый день в школе. Говорил про ребят, про учителей, про английский — в какой-то момент Ирина перестала понимать, о чём именно он говорил, она просто вдыхала тепло, которое исходило от единственного человека, который по-настоящему переживал за неё и старался искренне ей помочь.

Ирине хотелось разрыдаться, выговориться этому человеку, но она не могла: разрыдаться было стыдно, а выговориться не позволял уровень владения языком.

И она просто сидела на диване, опустив голову, закусив губу, и односложно отвечала на вопросы американского папы.

— И ещё, — добавил Керри уже в конце разговора. — Я давно хотел тебе об этом сказать. У тебя какая-то невероятная кассета. Я никогда не слышал подобной музыки. Да, я не понимаю язык, но я не глухой. Энджел никогда в жизни не принесёт в дом ничего подобного. Можешь слушать любую музыку — всё, что посчитаешь нужным, всё, что захочешь, я не буду контролировать твой выбор. Я полностью доверяю тебе.

Ирина взглянула на него с благодарностью. Эти слова легли бальзамом на её израненное сердце. Она вдруг почувствовала в себе силы бороться, встать в полный рост и позволить себе быть самой собой, даже если никто вокруг и не заметит, чего ей стоит это движение.

Медленно потекли школьные дни.

Незнакомых слов и на уроках, и в домашних заданиях встречалось очень много. Ирине приходилось постоянно обращаться к словарю, а это занимало уйму времени. Особенно сложно было отвечать на уроке устно. Учителя были благосклонны к студентам по обмену и не требовали от них безупречных ответов, но Ирина не могла позволить себе отвечать двумя-тремя словами и готовилась к урокам серьёзно.

Девушка почти перестала видеться с Энджел. На уроках они не пересекались — у них были выбраны разные предметы, учиться часто заканчивали в разное время, домой приходили поодиночке. Да и вообще теперь у Ирины появилась свобода возвращаться из школы в своё время и в своём темпе: насколько она уяснила, у американцев не было привычки ждать друг друга, поэтому Ирина чувствовала себя нормально, если ей вдруг случалось обгонять Энджел, разговорившуюся с кем-нибудь по дороге из школы.

Дома Ирина всё время училась, а Энджел встречалась с немногочисленными подругами и занималась бесконечными косметическими процедурами.

Грэйс полностью освободила девочек от домашней работы: пылесосила, мыла полы, готовила обед. Единственное, что Энджел и Ирина помогали ей делать, — они убирали со стола. Но поскольку девушки мыли посуду попеременно, то эта небольшая обязанность никак не могла обременить.

Чтобы поддерживать отношения с девочками своего класса, Ирина пошла в школьную волейбольную команду. Спорт — это было то самое, за что в школе уважали. Ирина знала про волейбол больше в теории, чем на практике, но всё же игра была ей знакома и нравилась.

Поначалу ей было неловко, что она новичок, но надо отдать должное девочкам: они никогда не смеялись над её слабыми подачами или же над неудачами, когда она пыталась отбить мяч. Ирина даже была удивлена, что это те же самые девушки, которые просто игнорировали её в школе. Видимо, когда кто-то приходил к ним в команду, они начинали относиться к этому человеку серьёзно и даже помогать ему, ведь конечный результат зависел от игры всей команды, а значит, команда была настолько слаба, насколько слабым был её самый неопытный игрок. И девочки научились это понимать.

Так что с приходом в волейбольную команду жить в школе Ирине стало веселей. Теперь ей улыбались в коридоре, всегда здоровались — и делали это не формально, а по-настоящему.

Дни текли за днями, и Ирина всё больше и больше убеждалась в том, что уровень знаний в школе Бьютт-Фолса чрезвычайно низкий.

Предметы были ей по большей части неинтересны. Единственные уроки, которые она считала для себя по-настоящему полезными: слепая печать на компьютере и история.

На уроке слепой печати она была одна своего возраста, все остальные ученики учились в девятом классе. Навык овладения компьютерной грамотностью и слепой печатью американские ученики получали первым делом, что впоследствии значительно облегчало им процесс обучения.

Ирина же в свои семнадцать лет была знакома с компьютером мало. В России она видела компьютеры только у мамы на работе, да и то как нечто экзотическое.

Поэтому овладение слепой печатью давалось ей с большим трудом, тем более что в доме Джонсонов на компьютер налагался запрет, а значит, запоминать клавиши Ирина могла только в классе. И хотя ей было очень нелегко, она хорошо понимала, что этот важный навык позволит ей впоследствии значительно сократить время на работу с текстами, а потому упорно работала на уроке, не обращая внимания на то, что была самой слабой из учеников.

История же увлекала её потому, что этот предмет вела Джилл Саммерс, в которую невозможно было не влюбиться. Она была единственной из преподавателей, интересовавшихся жизнью Ирины. Она спрашивала о России, о русской школе, о том, как в России преподают историю и, конечно, о том, что Ирина думает об Америке и американской школе. Часто они задерживались в кабинете Джилл после уроков, чтобы поболтать.

Сама Джилл была в не менее тяжёлой ситуации, чем Ирина. Она жила в туристическом городке Ашленд и добиралась на машине до Бьютт-Фолса целых два часа.

Учитывая, что уроки начинались в восемь утра, Джилл приходилось подниматься в пять. Мало того, после школы она ехала в обратную сторону всё те же два часа. По дороге неизменно останавливалась в кафе Макдоналдс, ужинала и возвращалась домой около семи часов вечера.

Постоянное употребление картошки фри, кока-колы и гамбургеров начало сказываться уже не только на фигуре, но и на здоровье. Джилл то и дело мерила давление и пила какие-то таблетки.

Однако состояние здоровья и повседневная тяжесть от четырёхчасового пути за рулём никак не сказывались на её оптимистическом настроении. Она всегда улыбалась и находила добрые слова для своих учеников.

Для Ирины миссис Саммерс была настоящей американской загадкой. По какой-то причине этот тяжёлый образ жизни поддерживала вся семья Джилл. Ужин готовил либо муж, либо одна из четырёх (!!!) её дочерей. А по выходным маме давали отсыпаться и занимались домашними делами без её участия.

Урок 4.

Будь готов к тому, что на чужой земле НИКТО не проявит к тебе внимания, сочувствия или понимания.

Глава 5. Дела семейные

Однажды Ирине показалось, что у неё заболел зуб. Она поделилась своими опасениями с Грэйс.

— Ну, ничего страшного в этом нет. У тебя есть медицинская страховка. Я запишу тебя на приём к стоматологу, — невозмутимо ответила Грэйс.

Упоминание о свидании с зубным врачом прозвучало для Ирины угрожающе — она боялась всего, что было связано с зубами. Однако деваться было некуда, тем более когда за дело взялась ответственная и непробиваемая Грэйс.

В назначенный день они с Грэйс отправились в Медфорд к уважаемому всей семьёй Джонсонов зубному доктору.

Здание бросилось Ирине в глаза ещё издали. Этакий дорогущий жилой коттедж, отделанный самыми высококачественными строительными материалами. Шоколадная плитка под гранит, крыша в стиле шале и затейливая архитектурная форма — красавец коттедж выделялся среди вереницы зданий на широкой прямой улице.

Увидев его, Ирина подумала: «Какое красивое дорогое здание! Интересно, что это?» И была крайне удивлена, когда Грэйс припарковалась на стоянке около коттеджа.

Вокруг здания был разбит идеальный газон, а у парадного входа красовались два огромных вазона с цветами.

Внезапно Ирина поймала себя на мысли, что дрожь, с которой она ехала все два часа в машине, куда-то пропала. Она больше не чувствовала, что идёт на врачебный приём. Ей казалось, что она попала в какое-то чудесное место, где приятно проведёт время.

По крайней мере, всё вокруг говорило ей именно об этом.

Доктором оказался приятный высокий мужчина около пятидесяти. Он был полноват. На его макушке сквозь белые, как снег, волосы просвечивала лысина. В умных глазах светилась тихая улыбка; небольшие щетинистые усы, казалось, скрывали насмешку.

Почему-то он с первого взгляда вызвал у Ирины полное доверие. Повода для волнения у неё больше не осталось.

Доктор с нескрываемым любопытством смотрел на Ирину, одновременно слушая комментарии Грэйс.

— Ну что ж, проходите, — обратился он с улыбкой к Ирине и распахнул перед ней дверь.

Из приёмной, которая ничем не напоминала больницу, Ирина неожиданно оказалась в зубоврачебном кабинете — белоснежные стены, медицинские шкафчики по углам, а в центре кабинета огромное раскладывающееся кресло.

Рядом с креслом стояла улыбающаяся медсестра.

— Смелее, — подбодрил доктор Ирину, — я лечу совсем небольно. Правда, Бэт? — обратился он к молодой медсестре.

— Абсолютно! — с готовностью подтвердила медсестра.

Ирина уселась в кресло, невольно озираясь по сторонам.

А доктор вдруг начал вести непринужденную беседу о России.

— А где именно в России ты живёшь, Ирина? — начал он тоном закадычного друга.

К своему удивлению, Ирина почувствовала в словах мужчины живой интерес. Позабыв о цели визита, она начала подробно отвечать на его вопросы.

Тем временем медсестра разложила кресло, подготовила инструменты и стала объяснять, как будет проходить лечение.

Процедуру они осуществляли вдвоём: доктор лечил, а медсестра ловко осушала полость рта пациентки слюноотсосом. Обезболевающее лекарство лишило Ирину чувствительности, и ей оставалось лишь спокойно наблюдать за точными движениями профессионально работающей пары.

Во время лечения доктор не прекратил вести с Ириной беседу. Только теперь задавал вопросы, которые требовали от Ирины лишь кивка или отрицательного движения головой.

После того как доктор закончил и снял маску, он сказал:

— Ирина, возможно тебе придется заглянуть ко мне ещё пару раз. Надеюсь, ты не против?

Ирина замотала головой, уверенная, что её зубы в надёжных руках.

В приёмной доктор что-то подробно объяснял Грэйс, но так, чтобы Ирина не слышала.

В машине Грэйс передала девушке содержание их разговора.

— Ирина, доктору не понравились пломбы, которые у тебя стоят. Кроме того, он заметил несколько небольших дырок, которые нуждаются в лечении. Он оценил сумму твоей зубной страховки и предложил использовать её полностью: заменить русские пломбы и поставить пару новых. Я очень доверяю этому специалисту. Поэтому я думаю, что нужно согласиться.

— Хорошо, — кивнула Ирина.

Она тоже доверяла этому дяденьке, который походил скорее на доброго родственника, чем на строгого врача, и больше ничего не боялась.

Каждые две недели семья Джонсонов выезжала в Медфорд за покупками. Это было большое событие, так как из маленькой деревушки (Нет-нет! Что вы! Бьютт-Фолс — городок!), которую можно было пройти пешком из одного конца в другой примерно за час, они выбирались в город с широкими дорогами, огромными торговыми центрами, множеством кафешек и красивых, по-настоящему «американских» домов.

Грэйс брала с собой длиннющий список продуктов, которые нужно было закупить, чтобы пополнить домашние запасы.

Поскольку доход семьи был небольшой, Грэйс расписывала расходы на целый месяц вперёд и никогда не отступала от запланированных трат. А в огромных продуктовых супермаркетах, полки которых ломились от товаров, можно было легко оставить целое состояние, поэтому список очень выручал.

Обычно женская половина семьи бегала с продуктовой тележкой из одного угла в другой в поисках строго определённых брендов и названий продуктов, при этом Грэйс не позволяла никому задерживаться у притягательных торговых витрин. А Керри в это время не спеша прогуливался перед входной зоной в супермаркет. Он не любил продуктовые магазины и старался избегать всего, что с ними связано. Видимо, Керри уже давно отдал эту сферу в полное распоряжение Грейс.

После покупки продуктов они шли в крупный торговый центр и обычно искали распродажи, чтобы недорого купить какие-нибудь вещи.

Согласно условиям программы, по которой Ирина приехала в Штаты, ей выдавали 100 долларов в месяц на личные расходы.

С первого дня в Америке Ирине стало ясно, что привезённый из России гардероб совершенно не подходит под здешние условия.

Ирина любила юбки, платья, классически связанные джемпера, здесь же все одевались проще: джинсы, футболки, толстовки, свитера, ботинки и кроссовки. Всего этого в 94-м году в России просто не было. Поэтому каждый раз, когда ей присылали стипендию, Ирина покупала для себя подходящие вещи. Грэйс и Керри не могли себе позволить тратить на неё семейный бюджет — у них и так всё было расписано до единого цента. Так что они лишь изредка покупали ей пару носков или дешёвую футболку на очередной распродаже. Но Ирина не обижалась, так как видела и понимала, как живёт семья. Не понимала она только одного: зачем они взяли студента по обмену, раз у них и самих было трудно с деньгами.

Ещё одним ярким событием выезда в Медфорд всегда становилось посещение какого-нибудь кафе. В Бьютт-Фолсе и сходить-то особо было некуда, да и Грэйс превосходно готовила — пусть и один раз в день — на ужин. Утром все завтракала сухими хлопьями с молоком, а на обед доедали остатки от вчерашнего ужина.

Когда семья оказывалась в городе, всем хотелось съесть чего-нибудь эдакого. Учитывая, что денег было немного, походы всегда ограничивались посещением фастфудов Тако Белл либо Макдоналдс. Но Тако Белл всем нравился больше. Это была сеть ресторанов быстрого питания мексиканской кухни. Там можно было отведать мексиканские тако или буррито.

Кукуруза, фасоль, авокадо, помидоры, говяжий фарш, сладкий соус чили и мягкий сыр — вот за что Ирина любила мексиканскую кухню. И не только она! Вся семья уплетала мексиканские тако за обе щёки.

Воскресенье было особым днём недели.

Вся семья наряжалась с особой тщательностью. Со стороны казалось, что они идут на праздник, потому что только в этот день женщины надевали платья и туфли, а Керри — свой единственный парадный костюм.

Нарядившись, все вместе торжественно шагали в протестантскую церковь.

К удивлению Ирины, здание церкви было маленьким и неброским. Понять, что это церковь, можно было лишь по небольшому деревянному кресту на его фасаде. В основном люди приходили туда семьями, с детьми, но из школы Ирина встречала там только одну девушку, и то — ровесницу Энджел.

Люди всегда приходили в церковь в приподнятом настроении, улыбались, шутили. После проповеди хором пели песни про Иисуса, забавно при этом пританцовывая на одном месте. Прихожане явно подзаряжались, посещая это церковное мероприятие, но у Ирины сложилось впечатление, что их хорошее настроение было в первую очередь вызвано общением друг с другом. Здесь были люди, которые не пили, не курили, не сквернословили, а некоторые, так же как и семья Керри, не смотрели телевизор.

Ирине не очень нравились церковные мероприятия с песнями, но она с любопытством слушала проповеди и наблюдала за окружающими её людьми. Кроме того, в семье это была целая традиция, и ей нравилось, как все дружно готовились к походу в церковь и как после церкви приходили домой в особом расположении духа. Керри начинал беседовать о школе или же расспрашивал Ирину о России, на рассабленном лице Грэйс появлялась редкая улыбка, Энджел же выглядела абсолютно счастливой. Атмосфера в доме в этот день становилась заметно теплее.

Интересно, что о России в семье Джонсонов Ирину расспрашивал только Керри. Грэйс была полностью равнодушна к этой теме. Да и к Ирине, по правде говоря, она тоже была равнодушна.

Сначала это обижало девушку, но потом она поняла, что у Грэйс был непростой характер — замкнутая и строгая, она не всегда ладила даже с Энджел, чего уж можно было ожидать Ирине? Поэтому в какой-то момент Ирина смирилась и стала принимать ситуацию как есть.

Что касалось Энджел, то Ирина нисколько бы не удивилась, если бы та даже не смогла показать Россию на карте — настолько далека она была от других стран и континентов, довольствуясь ограниченными представлениями своего крохотного мира.

Когда в школе было объявлено про первую дискотеку, Энджел пришла в комнату Ирины с грустным лицом.

— Ирина, ты хотела бы пойти на школьную дискотеку? — спросила она.

— Конечно да! — ответила Ирина. — Это же интересно — сравнить дискотеку, к которой я привыкла дома, с местной.

— Тогда, может, ты попросишь Керри отпустить тебя? — с мольбой в глазах спросила Энджел.

— И ты правда веришь в успех? — Ирина вытаращила на неё удивлённые глаза.

Ей казалось, что эта тема давно исчерпана.

— Но ведь он разрешил тебе слушать твою кассету, — возразила ей Энджел.

Ирина в молчании уставилась на неё, не находя, что ответить.

Наконец, после затянувшейся паузы Ирина кивнула.

— Хорошо, я спрошу, мне нетрудно, но на положительный ответ я совсем не рассчитываю.

— Тогда иди прямо сейчас в гостиную. Он там один и в хорошем настроении. Вдруг нам повезёт? — В глазах Энджел затеплилась надежда.

Ирина со вздохом отправилась к Керри.

— Привет, — с улыбкой сказал ей американский папа. — Что-то хочешь спросить?

— Да, не спросить, а попросить, — начала с подступившим волнением Ирина. — Керри, у нас скоро будет в школе дискотека. Не мог бы ты разрешить мне сходить хотя бы один раз, чтобы сравнить, насколько она отличается от того, к чему я привыкла дома.

Керри как будто подменили. Улыбка тотчас сошла с его лица.

— Я уже не раз говорил тебе, что там абсолютно не на что смотреть! — в голосе обычно доброго Керри теперь звучали жёсткость и непреклонность. — Наркотики, разврат и алкоголь! Ни за что на свете я не пущу тебя на это дьяволькое сборище! Кроме того, если бы я разрешил пойти тебе, то должен был бы разрешить и Энджел, а это абсолютно исключено! Прости Ирина, но я не могу тебе этого позволить!

Ирина не собиралась настаивать. Она и сама отлично понимала, что просить Керри о дискотеке значило просить его изменить своим принципам, а этого он сделать не мог. Поэтому она спокойно встала и пошла обратно к Энджел.

— Я же говорила, — сказала Ирина, пожав плечами.

— Очень, очень жаль, — огорчиласьЭнджел и вдруг заплакала.

— Ты чего? — испугалась Ирина.

Она никогда не видела вечно жизнерадостную Энджел в слезах.

— Как я устала от всего этого! — говорила та, всхлипывая. — Постоянный контроль, ничего не разрешают. Даже поговорить не с кем. Я ведь тоже человек! У меня есть право на личную жизнь!

— Да, наверное, это нелегко, — попыталась утешить её Ирина. — На дискотеках бывает здорово. Но скажи, там что, действительно так опасно, как описывает Керри? Наркотики, там, и прочее.

Внезапно Энджел прекратила рыдать и подняла на Ирину прозрачные голубые глаза. Теперь вокруг них красовались разноцветные пятна поплывшей косметики.

— Я должна тебе кое-что рассказать, — в голосе Энджел сквозила несвойственная ей серьёзность.

— Да, — с готовностью откликнулась Ирина и приготовилась внимательно слушать.

— Только обещай, что ты ни за что на свете не расскажешь это Керри! Даже если он будет очень просить тебя об этом. Да вообще никому в Бьютт-Фолсе не расскажешь.

Ирине показалось, что Энджел выглядит теперь лет на десять старше — настолько изменились её взгляд и осанка.

— Обещаю! Не расскажу ни единой душе в Бьютт-Фолсе, — глядя американке в глаза, пообещала Ирина.

— Я влюбилась, — откровенно призналась Энджел. — Вернее влюбилась не сейчас, а уже давно. Мы встречаемся около полугода. Его зовут Майк. И он… Он живёт в том самом диком районе, который Керри строго-настрого запретил тебе посещать. Майк… Он наркоман.

От неожиданности Ирина уронила стакан, который незадолго до этого взяла с тумбочки. Стакан с грохотом упал на пол, вдребезги разлетевшись на осколки. Но Ирина не бросилась лихорадочно убирать стекло — она отстранённо смотрела перед собой, пытаясь осознать то, что только что услышала.

— Наркоман? Да где же ты его нашла? — наконец спросила она с опешившим видом.

— Как где? В школе, разумеется! Я ведь больше никуда не хожу. Мы встретились с ним в прошлом семестре на уроке литературы. Он сначала мне улыбался, потом начал записки писать. И как-то всё незаметно закрутилось.

Конец ознакомительного фрагмента.