Дахштайн

Юлия Макс, 2023

В двадцать один год получить в наследство целый особняк в Праге. Мечта? Дэниэль – тринадцатый потомок чернокнижника доктора Фауста, обречен служить дьяволу и еще не знает об этом. Однако об этом знают ведьмы, Люцифер и тайный ватиканский орден. Все они начинают охоту за его душой и его наследием. Сможет ли Дэн противостоять злу и выжить? Что если искушение настолько сладко, а сотворенные грехи настолько черны, что не оставляют права на искупление?

Глава 2

Mundus vult decipi, ergo decipiatur.

Мир жаждет быть обманутым, так пусть он будет обманут.

Два дня спустя

Подземный архив Ватикана

Мужчина, сидевший за столом, окруженный книжными стеллажами и обложенный папирусами, походил на живую статую. Его лицо застыло. Он слушал собеседника, чей нервный баритон раздавался из динамика телефона. Лишь некогда яркие синие глаза мужчины недовольно сузились, прежде чем он ответил:

— Ты должен был найти мальчишку, а не доводить миссис Чейз до срыва.

— Он в Праге. Все сложилось, как и должно было.

— Пришло время вручить Дэниэлю его наследство. Я вылетаю ближайшим рейсом…

Дэн

Новый день на киностудии принес странные новости. Все началось с короткой планерки и репетиции серии с пани Черновой. Элишка великолепно играла, а я, вместо того чтобы наслаждаться, прокручивал сон с рыжеволосой девушкой, которая вновь появилась с наступлением ночи. Тогда все казалось таким реальным. Я слышал прерывистое дыхание, когда сжимал тонкое горло, ощущал сладковато-дымный аромат ее локонов.

«Черт!» — я помотал головой и сел за аппаратуру, но не успел сделать ни одной правки, как раздался звонок с проходной.

— Мистер Чейз! Вас хотят видеть два пана. Говорят, они из адвокатской конторы.

— Эм… — растерялся я, перебирая в памяти сразу все свои нарушения правил на чешских дорогах. Стоп. Это же адвокаты. Не дорожная полиция. — Можете впустить, я встречу.

— Дэн, ты чего? — мечтательно улыбаясь, подошел Фил.

Похоже, игра мисс Черновой зацепила друга, и он уже строил планы на новый служебный роман.

— Сейчас узнаем, — кивнул я на сторожа, который вел двух мужчин в одинаковых похоронных костюмах. Отличие составляли лишь круглые очки на переносице одного и портфель в руках у второго.

— Дэниэль, Филипп, прошу, не задерживайтесь! Вы нужны на площадке, — крикнул главный, спеша на съемку.

От нас зависело многое, и когда спрашивали, в чем состояла работа на площадке, мне хотелось ответить: «Абсолютно во всем». Режиссер должен был продумывать ответы на вопросы: как выглядят герои в кадре, что происходит с их мыслями и эмоциями в этот момент, какая музыка будет звучать и когда. И это только часть. Еще нужно обсудить со всеми членами команды, как это реализовать. Умножьте все вышеперечисленное на сто страниц сценария и получите приблизительное представление об объемах работы режиссера.

— «Людей в черном» напоминают, — шепотом прокомментировал друг, чем отвлек меня от размышлений.

Мужчины молчали, ожидая моих действий. Я смутился, впрочем, как и всегда, когда мне было не по себе.

— День добрый, господа. Чем обязан? — кивнул я им наконец.

— Мистер Чейз, полагаю? Дэниэль Чейз? — официальным тоном уточнил «портфель».

Я сдавленно кивнул. Сколько ни старалась ба, но меня трясло каждый раз, как я видел людей в строгих костюмах. Грета Чейз провела не один день в разговорах со мной, пытаясь убедить, что страх — это нормально и естественно, как и мужество с ним встретиться.

— Можно ваше удостоверение личности? Хотелось бы говорить с вами конфиденциально, — произнес мужчина в очках.

Я замялся, а Фил выступил вперед, закрывая меня от них, точно адвокаты представляли для меня угрозу.

— По какому праву он должен вам что-то предъявлять?

— Филипп останется, — вставил я и оглянулся на друга, чтобы увидеть его легкий кивок. Чуть приободренный, я снова вернул внимание мужчинам.

Они переглянулись, словно общались на языке жестов. «Портфель» взял слово:

— Мы долго искали вас, мистер Чейз. На это ушли годы, поэтому очень хорошо, что вы оказались в Праге. Такая удача!

Коридор наполнился шумом: группа сценаристов вышла с планерки, мешая мне слушать адвоката.

— Прошу вас, пройдемте в кабинет, — попросил я, распахивая дверь в святая святых нашего шефа.

Пока они садились, я, стараясь не пялиться, исподтишка рассматривал юристов. Тот, что с кожаным портфелем, присев, поставил его на пол, а руки положил на стол, ладонями вниз. Мое внимание привлекла массивная серебряная печатка на левой руке, которая очень выбивалась из сдержанного образа мужчины. Я не успел рассмотреть, что же на ней изображено, потому что, заметив мой интерес, юрист накрыл руку с перстнем второй.

— «Каплан и Ко», — представился он. Мне протянули визитку, перегнувшись через стол. — Мы представляем нотариальную контору, которая существует с шестнадцатого века. Сейчас мы лишь выполняем последнюю волю вашего предка.

Он вытянул из безупречно гладкого кожаного портфеля пачку скрепленных документов и протянул мне.

— Что это? — прозвучало слишком заинтересовано, и это не укрылось от их внимания.

— Читайте, — улыбнувшись уголком рта, попросил мужчина в очках.

Так я пробежал глазами первую страницу и нахмурился. Бабушка настояла на изучении немецкого языка, и я зубрил его, хоть он мне и не нравился. Весь текст первой страницы был на немецком, и я смог уловить суть.

— Дэн? — заинтересованно протянул Фил и сунул нос в документы.

Я сжимал листы дорогой плотной бумаги и думал. Фамилия бабушки по отцу — Фауст. Ба сменила ее на американскую, когда вышла замуж, да и не в почете тогда было все немецкое. То, что я, судя по бумагам, являюсь потомком знаменитого доктора Иоганна Фауста, о котором ходит столько небылиц, и представить не мог. Ну, фамилии одинаковые, такое часто встречается. В документах был мой университетский тест ДНК на этническое происхождение, который я сдавал в рамках научной работы соседа. Это было буквально перед отлетом в Европу. С ума сойти! Невероятно! Это как если бы я прямо сейчас полетел на Луну.

Я положил листы на стол, пальцы дрожали от волнения. Мне необходимо было успокоиться и еще раз прочитать странное завещание Фауста, — кто бы мог подумать, моего предка. Фил хмурился, он предпочел не нависать надо мной, а сесть рядом. Подтащил стул к продолговатому столу для собраний, взял листы у меня из рук и шепотом спросил:

— Ни черта не понимаю. Что в них?

— На двадцатой странице можете прочесть полное завещание, для удобства переведенное на английский, — отозвался мужчина в очках, обращаясь к Филу.

Я послушно нашел указанную страницу, вчитываясь и стопорясь от невероятности событий. Я тринадцатый потомок, указанный в бумагах. Предок, судя по написанному, завещал мне старый особняк в Праге. Ох, неужели? Нет, не может быть! Быстро посмотрел адрес. Да, это был он. Знаменитая достопримечательность — мистический Дом Фауста.

Фил за моим плечом восхищенно присвистнул.

— Что, того самого Фауста? Вот круто! Но… как же налоги? Они, должно быть, бешеные.

«Портфель» заулыбался, словно ставил на этот вопрос и выиграл:

— Нам дали четкое распоряжение уплатить налог за наследника. На последних страницах документа это указано.

— Вот это уже отлично, — искренне улыбнулся Митсон, пнув меня под столом, чтобы я отмер и хоть что-то ответил.

— Да уж! — только и смог прошептать я.

Я ощутил необратимость происходящего. Словно наследство известного чернокнижника ложилось грузом мне на душу. Непонятная тревога скрутилась пружиной в животе, в горле пересохло, и меня начал душить кашель.

— Мистер Чейз? Вы принимаете наследство? Может, есть какие-то вопросы? — сдержанно поинтересовался мужчина в очках.

— Почему именно сейчас?

— Ваш возраст. Вы должны вступить в права наследования в возрасте двадцати одного года. Таково условие.

Я кивнул, принимая его объяснение. Моя голова была одновременно пустой и забитой мыслями, которые пока не складывались во внятные формулировки.

— Вопросы еще точно появятся, так как я не прочитал документы полностью. К тому же не каждый день человеку сообщают, что он наследник Фауста.

Юристы сдержанно хмыкнули, а я судорожно соображал, как поступить. Голодное детство оставило глубокую зарубку на психике. Я стал запасливым, словно хомяк, у которого зима длилась вечно. Плевать, как и почему Фауст завещал особняк в центре столицы. Он должен стоить сотни тысяч долларов. Посему я подавил желание послать их вместе с документами и растянул губы в наигранной улыбке.

— Я принимаю наследство, — заверил я их, убежденный, что глупо отказываться от целого дома в Праге.

После моих слов адвокаты повеселели и ответно заулыбались так, будто были детьми и увидели Санту, не меньше.

— Тогда прошу вас, поставьте подпись на двух экземплярах. И можете позвонить на неделе, мы договоримся о встрече, где ответим на все возникшие вопросы.

Я послушно поставил размашистую подпись, взяв предложенную ими перьевую ручку. Какая-то зазубрина на ней поцарапала палец, и маленькая капля из прокола упала на завещание.

— Черт! Прошу прощения. У вас кровожадная ручка, — неловко пошутил я.

— Пустяки! Это вы извините. Придется менять поставщика канцтоваров для фирмы, — пошутил один из адвокатов, лучась довольством.

Не пойму, чего они так обрадовались? Может, Дом Фауста должен городу денег за коммунальные услуги или еще что? Что-то не так, а я уже расписался, идиот!

— Оставляем вам копию. И вот, — адвокат выудил из недр кожаного портфеля связку ключей и протянул мне.

— Ключи от Дома Фауста?

Я внимательно рассмотрел связку, но это были совершенно обычные ключи.

— Да. Нужно же вам познакомиться с ним, — подмигнул мне второй, говоря об особняке так, будто он был живой.

Проводив странных распорядителей «Каплан и Ко», мы с Филом вернулись на съемочную площадку. Рабочий день пролетел, словно его и не было, а я все крутил в руках связку ключей.

— Ну что, Дэн? Мы посмотрим на твое наследство?

Митсон еле сдерживал любопытство и уже раз сто перечитал мой экземпляр завещания.

— Потом, друг, потом, — отмахнулся я, уже зная, что пойду туда один.

Не хотелось демонстрировать Филу свои страхи и опасения, он и так много лет оберегал и поддерживал меня. Плюс я эгоистично желал познакомиться с наследством в одиночку. Целый особняк. Нереально! Такое стечение обстоятельств казалось мне почти невозможным. Подобные совпадения бывают разве что в кино и ни в коем случае не происходят в жизни, по крайней мере, не в моей.

Спустя час я стоял напротив Дома Фауста. Вернее, уже моего дома. Особняк чернел окнами, словно огромными паучьими глазами. Ухоженный, по крайней мере, снаружи, он притягивал, заставляя рассматривать вычурные барельефы, потемневшие от времени и оттого еще более мрачные. К особняку номер пятьсот два на Карловой площади слева и справа прижимались другие дома. Казалось, соседи Фаустова Дома совсем не рады такому обстоятельству: стыки стен, где заканчивалось одно строение и начиналось другое, почернели и пошли трещинами.

«Просто взгляну на интерьер», — убедил я сам себя и шагнул ко входной двери. Только старинные двери обладали той самой эстетикой, которая недоступна современным образцам: наполовину деревянная, наполовину стеклянная. Стекло на правой створке оказалось грязным, а дерево на левой — бордовым, словно вымазанным давно засохшей кровью. Дерево начало рассыхаться, и на краске появились светлые прожилки. Я поднес связку ключей к замку, гадая, какой из них мог бы подойти, и случайно взглянул на свое отражение, чтобы тут же отшатнуться. В стекле был не я, а девушка из снов.

Я сделал шаг назад и чуть не навернулся с несчастных трех ступенек. Вернув телу равновесие, снова посмотрел на дверь. Никого, только фрагмент моего бледного лица.

— Эй, ты бы курил меньше! Тормоз! — меня сильно задели плечом, и я снова чуть не упал. Парень, прорычавший это, вел за руку спутницу. И тут я решил, что моя крыша точно поехала: у девушки были ярко-рыжие волосы и такое же ничего не выражающее лицо, как и у моей незнакомки из сна.

— Дэн?

Я обернулся. Элишка Чернова через дорогу от меня приветливо махнула рукой, смущенно улыбаясь и теребя кончик русой косы. Она выглядела невероятно элегантно в бордовом приталенном пальто, из воротника которого выглядывал черный свитер. Ноги в кожаных лосинах обуты в ботинки на толстом каблуке, наверное, размера тридцать пятого — очень изящные.

Я пересек разделяющее нас расстояние и ощутил, что настроение стремительно улучшилось.

— Тоже гуляешь?

Она кивнула, и на щеках появился милый румянец.

— Хотела понять, почему все так Прагу любят. — Элишка рассмеялась. — Но пока не поняла. Город как город.

Я притворно схватился за сердце, смешно, как мне казалось, гримасничая.

— Ты меня убиваешь! Как можно не любить ее? Пойдем! — взяв за ладошку, я потянул девушку в сторону Староместской площади.

Попутно шутил и рассказывал, как заблудился здесь в первый раз, свернув не туда на узких улицах. Элишка забавно морщила нос и смеялась над моими злоключениями.

— Слушай, а что ты там делал? Возле того старого дома?

— Эм… Ждал друга, а он не пришел, — соврал я.

— О! Так я помешала. Ты можешь позвонить ему, я совсем не против компании.

Я замялся, проклиная свой язык и Фила, хотя тот не был виноват. Пока нет. Пришлось звонить.

— Дэн? Все-таки хочешь, чтобы я сходил с тобой в Дом Фауста? — весело спросил Фил в трубку.

— Я сменил местоположение. Фил, подтягивайся к Пражским курантам. И я не один, а с мисс Черновой, — выпалил я.

На другом конце восхищенно зацокали, а я подавил раздражение, сжимая смартфон вспотевшими пальцами.

— Друг! Ну надо же! Вот это удача. Буду через двадцать минут, а может, и раньше.

Я скривился, но быстро взял себя в руки и повернулся к Элишке, уже широко улыбаясь.

— Фил скоро будет.

— Отлично! — восхитилась она, а я приуныл, ссутулившись.

— Красивые часы, — девушка достала мобильный из кармана пальто, чтобы сделать фото. Тонкие пальцы с овальными ноготками, окрашенными в цвет верхней одежды, быстро набрали пароль и защелкали камерой смартфона. Я заставил себя оторваться от ее рук, находя их самыми сексуальными из тех, что видел в жизни. Ветер, мерзавец, донес до меня запах духов Элишки: легкая сладость вишни и что-то древесное. Отступил на шаг и возмутился, уцепившись за ее последние слова.

— Красивые? Они уникальны! Самые старые астрономические часы из существующих в мире, которые до сих пор работают. Только представь, они почти никогда не останавливались.

— Да ладно! — ахнула она.

— Лишь несколько раз. Поэтому существует предание: если останавливаются «орлои»^[6] — быть беде. Мастеру, который их создал, выкололи глаза, чтобы он не смог создать копию для другого заказчика. По легенде, конечно же.

Элишка коснулась рукава моей куртки и приоткрыла рот от изумления, а затем придвинулась ко мне, словно желая быть ближе и лучше слышать.

— Знаешь, никогда не любила легенды, но ты преподносишь их с такой страстью, что история цепляет.

Я польщенно улыбнулся, чувствуя, как сердце радостно колотится в груди, а само присутствие Элишки ударяет в голову, будто бокал шампанского.

— Обожаю историю и легенды. Моя бабушка привила любовь к ним.

Этот момент можно было назвать восхитительным — симпатичная девушка ловила каждое мое слово и в особо кровавых местах рассказа хватала в испуге за ладонь. Я чувствовал себя совершенно счастливым, но всего лишь полчаса.

— Вот вы где!

Фил приобнял меня и Элишку за плечи, сияя довольной улыбкой.

— Привет, — кивнула мисс Чернова.

— Так и знал, что найду вас возле какой-то архитектурной вычурности вроде этих часов. Эли, он тебя еще не заболтал своими историями?

— Он хорошо рассказывает, — Элишка сняла руку Фила со своего плеча. Меня это порадовало.

— Пойдем, выпьем чего-нибудь за знакомство? — друг лучился энергией, и мы слаженно кивнули.

— Как насчет «Абсентерии» — предложил Фил, бросая на меня предостерегающий взгляд. Он знал, что собутыльник из меня никакой. Алкоголь я переносил только в мизерных количествах.

— Ой, нет. Я точно не буду его пить, — девушка скривилась от отвращения.

— Кафе или ресторан?

— Кофейня, — уверенно заявила Чернова, чем понравилась мне еще больше. Кофе был и моей страстью.

— Тогда вперед. Дэн — кофейный маньяк и знает, где разжиться вкусным напитком.

Я засмеялся.

— Если честно, самый вкусный кофе рядом — в «Старбаксе» на Малостранской площади, поэтому предлагаю прогуляться туда.

Так мы дошли до Карлова моста, где Элишка застыла, рассматривая Староместскую мостовую башню.

— Тоже любишь готику? — спросил Фил, незаметно подмигивая мне.

— Не особо, — она пожала плечами, — но то, что вижу сейчас, мне нравится. А здесь всегда такие возбуждающие аппетит запахи?

Я кивнул. Пахло отлично. Свежий осенний бриз Влтавы смешивался с запахом корицы и ванили горячих трдельников, что продавали на каждом шагу. К этому запаху примешивался аромат жаренной свинины на вертеле, которую выставляли прямо на улице, завлекая клиентов в рестораны. Гастро-рай, как выразился Фил в первую нашу вылазку в город.

Мы вышли на мост, вливаясь в толпу туристов: громче всех галдели китайцы, итальянская барышня певуче восхищалась чем-то, перебрасывались репликами немецкие парни. Прелесть Карлова моста в том, что его можно рассматривать вечно и каждый раз находить новые детали, не замеченные ранее.

— Дэн? Расскажешь что-то интересное об этом месте?

Я помотал головой, показывая себе на уши. Слишком людно, а кричать я не любил.

— Позже. Давайте дойдем до противоположного конца.

Пока мы протискивались сквозь человеческое море, я задумался, рассматривая Элишку и Фила. Они шли немного впереди, друг взял девушку за локоть и что-то объяснял, наклоняясь близко к ее лицу, а Чернова не возражала. Похоже, у меня нет шансов. Сердце уныло ухало в груди. Появилось желание исчезнуть, чтобы побыть в одиночестве, но я спрятал руки в карманах и продолжал упрямо идти позади. Так мы шли какое-то время.

Я разозлился. Сколько можно спускать Филу то, что он околдовывает девушек, которые мне нравятся? Я догнал ребят и пристроился сбоку от Черновой. Мы как раз достигли Малостранской башни на другом конце моста.

— Ты еще хочешь услышать историю про мост? — спросил я, почему-то ожидая, что Чернова меня сейчас небрежно пошлет, чтобы остаться с Митсоном наедине.

— Конечно! — радостно улыбнулась Элишка.

— Мост, на котором вы стоите, таит в себе множество легенд. — Я оживился и добавил в голос таинственности: — Вот самый занимательный факт о его создании: первый камень заложили в тысяча триста пятьдесят седьмом году девятого июля в пять тридцать один. Дата непростая, ее вычислил пражский астроном по приказу монарха. Король Карл четвертый верил в магию чисел и в то, что мост будет вечен. Числа читаются одинаково с обеих сторон, как палиндром.

— Восхитительно! Кажется, Карл оказался прав. И от статуй невозможно оторвать взгляд.

«Не от статуй. От тебя», — промелькнуло у меня в мыслях, и я потер губы, словно запечатывая слова внутри.

— Не все из них оригинальны, лишь несколько, остальные хранятся в казематах Вышеграда, — хрипло продолжил я.

— Оу! А почему?

Девушка и правда заинтересовалась. Элишка смотрела прямо на меня, и я ответил тем же. Ее кофейные глаза, опушенные черными густыми ресницами, околдовывали, и я на секунду забыл, о чем рассказывал.

— В Средние века их вытесали из песчаника, не самого прочного камня, — наконец произнес я.

— Хм. Даже я этого не знал, хотя курс по истории Праги мы слушали вместе, — Фил, как обычно, хлопнул меня по плечу, многозначительно подмигивая.

Ну уж нет! Я хотел съязвить насчет его посещаемости лекций, но запнулся, случайно заметив в толпе рыжие, словно пламя, волосы. По телу пронеслись сотни мурашек, дыхание сбилось, а сердце, замерев на мгновенье, зашлось во взволнованном стуке.

— Дэн? Идешь? — крикнул Фил, догоняя Чернову, которая ушла вперед, фотографируя мостовую башню.

Черт! Я действительно схожу с ума? Или меня так проняло из-за дурацкого сна?

Выйдя на Малостранскую площадь, мы, наконец, нашли любимый мной «Старбакс». Сделали заказ и заняли столик с видом на остановку красных трамваев.

— Эли, что тебе заказать? — Фил включил джентльмена. Не успела девушка ответить, как в игру неожиданно для себя вступил я.

— Стой! Не говори. Я попробую угадать: латте на соевом с сиропом?

— Почти. А сироп какой? — лукавая улыбка коснулась губ Черновой.

— Соленая карамель, — выдал я свой любимый вкус, и Элишка удивленно кивнула.

— Откуда ты узнал? В студийной анкете я этого не писала.

— Не пугайся. Угадал случайно. Соленая карамель нравится и мне, правда, не с латте, а с капучино.

Кофе приятно обжигал небо и нес вкус карамели и немного шоколада. Я прикрыл глаза, наслаждаясь напитком. Рядом счастливо простонала Элишка.

— Вкусно!

Фил взял себе эспрессо величиной с рюмку и цедил, иногда непроизвольно морщась от крепости. Он не любил ни кофе, ни горячий шоколад. Его привлекал только чай, но сейчас Фил не хотел выбиваться из нашей компании и мужественно пересиливал себя.

— Эли, а ты всю жизнь прожила в Братиславе?

— Да, но у меня русские корни по материнской линии, — девушка перекинула русую косу на плечо, а я залюбовался тем, как переливались на солнце ее волосы.

— Ты знаешь русский?

— Знаю, конечно. Я гостила у бабушки каждое лето, пока была маленькой.

Фил от удивления выпучил глаза и замахал руками.

— Вау! Мне кажется, что русский тот же китайский: никогда не выучить!

Я тоже восхищенно подался ближе к ней, чувствуя, как губы сами собой расплываются в улыбке.

— Элишка, ты знаешь стихи русских поэтов? Всегда хотел услышать их на языке оригинала.

— Несколько помню: Есенина, Маяковского, Северянина точно, — усмехнулась эта потрясающая девушка.

— Северянина, — выдохнул я и затаил дыхание.

Был у него один стих, что запал мне в душу, и я мечтал услышать его на русском вживую. Когда-то наткнулся на видео, в котором его цитировали русские. То, что произошло далее, нельзя назвать иначе, чем волшебство или судьба. Из сотни стихотворений она начала цитировать именно то, которое я любил всем сердцем:

– Мы живем, как во сне неразгаданном,

На одной из удобных планет.

Много есть, чего вовсе не надо нам.

А того, что нам хочется, нет…

В храме пахнет свечами и ладаном,

И струится загадочный свет.

Верим в то, во что верить не надо нам,

Ну а веры действительной нет.

И однажды покажется адом нам,

Душный шепот душевных бесед.

Говорим лишь о том, что не надо нам,

А о том, о чем хочется, нет.

Только жизнь ощущаю наградой,

Хоть в течении множества лет.

Снова делаю то, что не надо мне,

Ну а то, что мне хочется, нет^[7].

При первой встрече я назвал Чернову воробышком. А девушка предстала лебедем, когда тот, красуясь, распахивает крылья перед зрителями на озере. Когда Элишка закончила, за столом воцарилась тишина. Фил знал этот стих — я когда-то цитировал его, но на русском он звучал иначе. Глубже. Правдивее. Я ни слова не понял, но узнал бы его из сотни других стихотворений по особой ритмике текста. Ощутил то, что вызывали у меня эти строчки: задумчивость и трепет внутри.

Мы с Филом не сговариваясь захлопали, привлекая к себе внимание соседних столиков.

— Это было красиво! Я ни черта не понял, но красиво, — теплота в голосе друга понравилась девушке, и она искренне улыбнулась, вновь демонстрируя ямочки на щеках.

Ее чуть заметное в начале прогулки смущение исчезло, хотя легкий румянец то и дело украшал лицо. Мне хотелось рассматривать Элишку постоянно, подмечать эмоции и настроение. «Она мне нравится. Сильно», — понял я.

— Ребят, я в дамскую комнату.

Когда Элишка удалилась на достаточное расстояние от стола, друг наклонился ко мне:

— Дэн, она прелесть! Еще и недотрога. Люблю охотиться за такими.

Вот как он умудряется всего парой слов испортить настроение? Дар, не иначе.

— Не надо! Только не с ней, Фил, — прошипел я и принялся, зло цокая ложкой о чашку, размешивать взбитую пенку в остатках кофе.

Друг пораженно приподнял брови:

— Она тебе нравится!

К моим щекам прилила кровь.

— Да, нравится! Оставь ее.

— Эх. Мне Эли тоже по душе, но раз ты запал, так и быть, уступлю.

Фил врал, и я видел это. Слишком хорошо знал его. Когда друг говорил неправду, у него краснели кончики ушей, чем он себя и выдавал.

— Спасибо, — буркнул я.

— Могу помочь. Уйдешь в уборную, а я распишу тебя Черновой в лучшем свете.

— Не нужно! — отрезал я, понимая, что оставить их одних не могу. Фил применит свой тестостерон, и Элишка вмиг согласится на все. Чертов мачо.

— Дэн? Ау! Ты чего, обиделся, что ли?

— Нет.

— А вот и я, — девушка вернулась.

Зазвонил мой мобильный, но я успел заметить, что Чернова накрасила губы нежным вишневым блеском, это ей очень шло. Посмотрев на входящий, я задрожал, зная эти девять цифр наизусть.

Примечания

6

Pražský orloj (чеш.) — пражские куранты, или «орлой», средневековые башенные часы, установленные на южной стене башни Староместской ратуши в Праге. Третьи по возрасту астрономические часы в мире и старейшие, которые все еще работают.

7

Стихотворение Игоря Северянина «Странно».