Тихий ветер

Юлия Ларосса, 2022

Одна трагедия изменила мир. Наступила новая эпоха. Сильные государства лишились былого могущества, утратили земли и объединились с теми, кто уцелел. Границы сдвинулись, народы смешались. На карте мира возник Пантеон – уверенно набирающая мощь страна, которую возглавил властолюбивый и жестокий Якоб Кайзер. Он навис смертельной угрозой над человечеством и начал самую долгую и кровопролитную войну в истории. Вивьен, дочь генерала Великославии, отправляется на фронт и самоотверженно работает в госпитале. Все идет своим чередом, но однажды девушке доверяют жизнь важного пленного. Он – вражеский офицер, имя которого окутано тайнами, жуткими легендами и проклятьем войны.

Часть 2

Надежда

Глава 12

Верность слову

Ветеранов Третьей мировой не будет.

Уолтер Мондейл

— Ну вот и готово! — провозгласила я, протянув собственноручно сшитую куклу малышке пяти лет, и не сдержала улыбки, глядя на её восторг.

Только что прошёл тёплый дождь и на короткое время унял жару. Детвора бегала по лужам, и когда я слышала её весёлый смех, сердце сжималось от минутной радости и тревоги. Во дворе госпиталя, как всегда, было людно. Солдаты смешались с медработниками и местными жителями. Люди сновали вокруг, словно в бесконечном круговороте.

Мой перерыв на обед вот-вот закончится, но я ни капли не жалела, что потратила его не на еду, а на маленькое счастье вот этой малышки. Безнадёжно глупо, но пока я шила для неё куклу, проговаривала молитву как заклинание. Отчаянно просила для неё мира и защиты.

Но в голове настырно жужжали мухи над гниющей плотью моей мёртвой души и остатками совести.

— Спасибо!

Она восторженно захлопала в ладоши, прижав новую игрушку к груди.

— Беги, покажи своим подружкам! — подзадорила её я, и она тут же умчалась.

Я смотрела ей вслед и чувствовала, как улыбка от добра, сделанного для этой малышки, превращается в концентрацию печали.

Девочка чудом осталась жива после последнего налёта стравщиков. Ей повезло, как и другим детям, живущим в этом городке.

Но этого нельзя сказать о тех, кто больше не смотрит на небо снизу, а созерцает нас сверху. Как же иначе? Все детки — это невинные ангелы, которые даже не понимают, что сейчас творится.

Спустя пять налётов стравщиков, шесть грузовиков с ранеными и убитыми солдатами, два ночных дежурства и одну мучительно-бессонную ночь я призналась себе, что совершила жуткую и непоправимую ошибку.

Репортёры твердили о смерти Чёрного Полковника. Взахлёб рассказывали, что Якоб Кайзер остался без своего «любимого офицера», тыча в объективы камер фотографию с избитым и посиневшим лицом Валенти.

А я не знала, о чём сожалеть больше и на что надеяться: чтобы проклятый полковник всё-таки не выжил или чтобы добрался до своего полка и освободил моего брата.

Стоило прикрыть глаза, как начинали проплывать красочные картины горячих сводок новостей о том, что Герман Валенти бессмертен. Я будто видела, как он радостно улыбается, стоя рядом с Кайзером и глядя в объектив жутко чёрными глазами.

Поэтапно могла назвать всё, что будет со мной после первого сообщения о том, что полковнику удалось бежать. Отца расстреляют. Брата признают изменником вместе со мной. А Якоб Кайзер будет продолжать свой смертельный марш, беспощадно убивая и уничтожая всё и всех вокруг.

Я погубила не только себя. Я уничтожила миллиарды судеб.

Даже не заметила, как слеза скользнула по щеке и упала на ладонь. Слеза бесполезной скорби и раскаяния.

— Вив!

Обернувшись на оклик, я увидела Анну, которая, ловко маневрируя среди толпы, бежала ко мне. Сердце подпрыгнуло в груди и набрало бешеный ритм. Что-то случилось!

— Вивьен, там…

Она едва могла дышать от быстрого бега.

— Ну что же там?! — схватила я её за плечи, уже утопая в океане паники.

— Твой брат Клаус! Он вернулся! — выдохнула она.

Анна ещё что-то добавила. Что-то радостное. Восторг переполнял её и выплёскивался наружу.

Слух отказал. Замёрзло сознание. Душа застыла, а неверие боролось с разумом.

— Он в штабе… у Строда, — закончила она.

Я сорвалась с места и, не чувствуя земли под ногами, помчалась к зданию, где обосновалось командование западного фронта. Но у входа на моём пути неожиданно возник Пакош.

— Да, он вернулся! — Даниэль удержал меня за руку. — Целый и невредимый. Лишь пара синяков и ссадин.

— О, хвала небесам! — всхлипнула я, совершенно не веря ему. — Я должна его увидеть!

Я попыталась вырваться, но он не отпустил.

— Клауса допросят, и он найдёт тебя, — счастливо улыбаясь, пояснил Даниэль. — Подожди ещё чуть-чуть.

— Допросят?! — испуганно воскликнула я.

— Это стандартная процедура, — спокойно пояснил лейтенант. — Мы должны быть уверены в том, что он задержался по пути из осторожности, а не провёл это время в компании комитаджей. Ты ведь понимаешь, о чём я?

Я отрешённо слушала его, ощущая, как радость быстро отливает от берега моего сознания. Ведь знала, где именно задержался брат и как ему удалось вернуться.

* * *

Меряя шагами свою комнату, я ждала покаяния. С минуты на минуту оно придёт в суровом облике родного брата, который, безусловно, знает правду. Он знает всё о моём проступке.

Принимая решение о его спасении, я в последнюю очередь думала о том, как он воспримет это. Я боялась только одного — потерять его.

Я не знала, что иду на сговор с самым опасным и сильным врагом после Кайзера. Не знала, что, спасая его, гублю себя и тащу за собой всех. Но если бы знала, как поступила бы?..

Я застыла, заслышав быстрые и решительные шаги в коридоре. Страх окутал меня. Пронзил тело остриём копья. Вытеснил воздух и пережал лёгкие, прекращая работу сердца. Только на миг. На бесконечно долгий миг.

Дверь открылась и сразу захлопнулась. Я вздрогнула и медленно обернулась.

Клаус, с перекошенным от ненависти лицом, взирал на меня. Его синие глаза дико блестели под сдвинутыми бровями. Пальцы разжимались и сжимались в кулаки.

— Клаус…

— Как ты могла?! — прохрипел он, решительно приближаясь ко мне.

«Как я могла? Должно быть, рассчитывала, что буду мертва к твоему возвращению, брат. А ещё меня преследовали кошмары, в которых тебя истязали лучшие садисты Кайзера. Поэтому я и рискнула».

Я хотела много чего сказать. Но молчала. Любые слова станут жалким оправданием, которое не нужно никому.

Брат замахнулся и ударил меня ладонью по щеке, наотмашь.

Резкая боль пронзила правую сторону лица. Я ахнула, пошатнулась и с трудом устояла на ногах, благодаря тумбочке, за которую успела ухватиться. Непрошеные слёзы хлынули из глаз. Я старалась их спрятать. Прижала тыльную сторону ладони к горящей щеке и не поднимала голову.

— Как только мне вернут оружие, я сам убью тебя, мразь! — злобно прошипел Клаус, нависая надо мной. — Сестры у меня больше нет!

Брат вылетел из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.

Беззвучное рыдание сотрясло плечи. Я опустилась на пол. Страх не слабел, его тиски продолжали сжимать всё внутри.

Это самый худший страх в жизни человека — страх предателя. Его шипение злорадно вилось в сознании, подобно гремучей змее.

Мне конец.

Глава 13

Моя казнь

Время остановилось. Оно превратилось в тягучую смесь заслуженного страха, оправданного презрения к самой себе и бессмысленного сожаления. Оно выдирало мои внутренности и заполняло раскалённым ожиданием расплаты.

Я ждала. День, ночь, снова день. Сон как пытка. Изматывающая работа — и опять пытка. Прослушивание новостей стало особенным видом истязания. Я напряжённо замолкала каждый раз, когда начинались сводки новостей, и делала лишь несколько вдохов до тех пор, пока диктор не замолкал.

На восьмом выпуске я перестала испытывать облегчение, не услышав сенсационного сообщения о том, что Чёрный Полковник Герман Валенти жив и снова вернулся на службу. Хотелось побыстрее покончить с этим. Устала ждать.

Клаус избегал меня. И, кажется, это взаимно. Каждый раз, видя его вдалеке, я чувствовала, как потеют ладони. Судорожно вглядывалась в его форму: есть ли у него кобура на поясе? С оружием он или ещё не время? Новый вид пытки, который также изрядно мучил.

От других я узнавала новости о брате. Его не посадили в карцер, но допросы не закончились. Каждый раз, когда он покидал управление, я замирала в мрачном ожидании.

Нервное напряжение стало пугающе привычным состоянием. Плохой сон или его отсутствие вошли в норму. Вздрагивание при каждом звуке моей фамилии тоже превратилось в обыденность.

Госпиталь стал единственным местом, где наступало облегчение. Только ныряя в работу, чувствовала себя живой, совсем чуть-чуть прежней, но всё так же жутко осквернённой. Изматывала себя работой, призрачно надеясь, что умру от истощения раньше, чем наступит время для казни.

Я заканчивала утренний обход новоприбывших солдат и вяло улыбалась их приветливым заигрываниям. Рядом возникла Марта Флеген.

— Мессарош, я закончу за тебя.

Она перехватила мою руку, когда я намеревалась послушать лёгкие одного из молодых новобранцев.

— К тебе приехал отец.

Я замерла, не проронив ни слова. Пальцы обмякли и стали безвольными.

Майор заметила это и понимающе улыбнулась. Моё состояние она приняла за обычное волнение, которое должно присутствовать у каждой дочери, если её отец — генерал. Флеген забрала у меня фонендоскоп и, взяв за плечи, приподняла со стула.

Мои глаза встретились с добрым взглядом женщины, которая одну жизнь назад была моим преподавателем, помогала писать дипломную работу и не «топила» на защите. Теперь она — мой учитель в прифронтовом госпитале.

Я боготворила её профессионализм, уважала такт и мудрость. Такое впечатление о себе она создавала не только у меня. Майор имела репутацию отменного и рассудительного специалиста.

Сейчас, я смотрела в её потухшие от усталости глаза и ясно осознавала: она утонет вместе со мной. Я погубила и её тоже!

— Тебе нужно поторопиться, если хочешь увидеть его. У генерала не так уж много свободного времени, — мягко посоветовала она и понимающе улыбнулась, приняв выступившие слёзы на моих глазах за признак тоски по отцу.

Вот сейчас всё и закончится.

Наконец-то.

Я поплелась в сторону штаба, не чувствуя ног. Я оказалась в том самом кошмаре, когда хочешь идти быстро, стараешься со всей силы, но тело не слушается. Ты становишься облаком, невесомым духом. Летишь навстречу опасности, ведь иного пути нет.

Я хотела покончить с этим как можно скорее. Слишком долгой была пытка ожидания расправы. Её время пришло, и мне не страшно. Почти.

У кабинета подполковника постовой отдал честь и, открыв дверь, доложил о моём прибытии. Вздохнув поглубже, я вошла в комнату, освещённую ярким утренним солнцем июля. Дверь закрылась. Повисла напряжённая тишина, которую разрывало моё судорожное дыхание.

Отец стоял ко мне спиной: широкие плечи, сцепленные позади руки — осанка, которой позавидовал бы король.

Шли минуты. Отец оставался неподвижен. Лишь генеральские погоны на его плечах подмигивали мне при каждом вдохе, улавливая блики солнечных лучей.

Время обернулось вспять.

Я снова шестилетняя девочка, которая допустила оплошность. Мне стыдно и страшно. Отчаянно хочется, чтобы в комнату вошла мама и прикрыла меня собой, чтобы остановила гнев отца и смягчила его.

Но мамы нет. Мне уже давно не шесть. И мой проступок шалостью назвать нельзя.

Выдающийся полководец могущественной страны Великославии, генерал Бадер Мессарош медленно повернулся. Синие глаза под седыми густыми бровями посмотрели прямо на меня. Резко, строго, по-чужому.

Я с трудом удержалась, чтобы не отступить назад и не опустить взгляд. Он знает. Он всё знает!

— Здравствуй, Вивьен! — тихо произнёс отец.

Я вздрогнула. Судорожно втянула в себя воздух и, моргнув, почувствовала, как горячая слеза скатилась по щеке.

— П-прости, — обречённо прошептала я.

Вторая слеза скользнула по лицу.

Он резким жестом оборвал меня.

— Я здесь проездом, и оказывается, что не зря, — слишком бодро начал он и шагнул ко мне. — Мне сообщили, что моя единственная дочь совершенно себя не жалеет и пропадает в госпитале дни и ночи. Так нельзя, Вивьен.

Дыхание перехватило судорогой. Я ошарашенно уставилась на него.

— Что? — выдохнула я.

Он остановился напротив, всё так же держа руки за спиной.

Как же он постарел с начала войны! Волосы, привычно зачёсанные назад, стали совсем седыми. Глубокие морщины превратили суровое лицо в угрюмую маску. Он очень похудел и, казалось, стал ещё выше.

— Твой брат мне всё рассказал. Я не смог остаться в стороне, пока моя дочь истязает себя и совершает ошибку.

Холодный ужас окатил меня ледяной волной, от которой всё замёрзло внутри.

— Помимо вреда своему здоровью, дочь, — очень осторожно продолжал Бадер, глядя мне в глаза, — ты можешь навредить другим. Ведь усталый врач в лучшем случае бесполезен, а в худшем — смертельно опасен.

Кабинет подполковника оборудован камерами видеонаблюдения и прослушкой. Вот в чём дело! Он не может говорить со мной открыто, не может выдвигать обвинения.

Голос генерала ровный и спокойный, слова — разумны и отчасти правдивы. Но вот глаза… Они выдали настоящие чувства, которые вызывала я — его дочь. Бадер стоял достаточно близко, чтобы я могла задыхаться от ненависти и презрения, которое горело внутри него и отражалось во взгляде.

Для него я тоже умерла.

— Я… я уволена? — упавшим голосом произнесла я.

Генерал чуть помедлил с ответом. Крепко сжал челюсти, чуть скрипнув зубами, и шумно втянул воздух.

— Ты временно отстранена от практики и возвращаешься домой, — озвучил он свой приговор. — Отдохни там и наберись сил. Думаю, что трёх месяцев тебе будет достаточно для того, чтобы восстановиться. Согласна?

В то время, когда призывали в ряды военных санитаров студентов-первокурсников, меня — дипломированного специалиста — отправляли в увольнительную.

Для всех остальных — это исключительно отцовская поблажка. Но в действительности от меня избавлялись.

— Так точно, генерал! — выдохнула я.

Глава 14

Стравщики

Хватило двух часов и сорока двух минут, чтобы попрощаться с настоящим и отправиться в неизведанное будущее. И вот я уже ехала на заднем сиденье военного внедорожника, который раскачивался, проезжая кочки и ухабы бездорожья.

За окном лесные чащи менялись на горизонты полей с урожаем, изувеченным бомбардировками. Они плыли перед глазами, пока я вспоминала трогательные моменты прощания с людьми, которые были не просто коллегами, а атмосферой жизни, целым этапом и яркими воспоминаниями.

Анна заплакала и сжала меня в крепких объятиях. Майор Флеген обняла и поблагодарила за добросовестность и отдачу «в нашем бесконечно важном и нелёгком деле».

Даниэль Пакош долго и пытливо смотрел в глаза, будто ожидая от меня каких-то особенных слов. Но я не оправдала его надежд. Поэтому он прижался губами к моей щеке и тоскливо пожелал «безопасного и быстрого пути». Брат явно не рассказал ему, и лейтенант продолжал питать ко мне нежные чувства.

Что же будет, когда всё откроется? Что станет с отцом? Оправдают ли Клауса? Почему же они решили отправить меня домой? Боялись, что я усложню их положение ещё сильнее? Или думали, что я буду шпионом комитаджей?

Смахнув слезу, я шмыгнула носом и сощурилась, увидев замаячивший впереди закрытый переезд. Мы остановились в конце длинной шеренги из автомобилей.

Согласно графику, в этот час проезжал санитарный поезд, который перевозил солдат в наш госпиталь. Издалека послышался знакомый рокот колёс вагонов, и я чуть подалась вперёд, всматриваясь вдаль.

Молчаливый солдат, который управлял этим автомобилем, нетерпеливо выстукивал пальцами ритм по кожаному рулю. Он также смотрел в сторону железнодорожного состава, уже появившегося из-за горизонта небольшого соснового леса.

Я насчитала двадцать два вагона, стремительно катившихся по рельсам. Сотни солдат высунулись в маленькие окошки, чтобы вдохнуть свежего, хоть и пыльного воздуха. На большинстве из них виднелись бинтовые повязки.

Но вдруг знакомый холод проник в грудную клетку и тисками сдавил сердце. Я узнала жуткое, нарастающее завывание, которое посеяло панику и ужас. Водитель резко вскинул голову и тут же нажал на педаль газа.

— Стравщики! — заорал он.

Солдат принялся выворачивать руль, направляя машину обратно, в сторону леса.

— Держитесь!

Я инстинктивно вжалась в сиденье авто, вцепившись двумя руками в боковой поручень над дверью. Нам конец!

Авто рвануло с места, но небо уже заполнили смертоносные чёрные силуэты. Их узкие крылья напоминали ласточек, которых увеличили в миллион раз и насытили смертельными бомбами.

Машина прыгала по ухабам, несясь по полю, вспаханному боевой техникой. Устрашающий звук падающих бомб уже рвал барабанные перепонки. Позади нас раздавались взрывы, которые чередовались с дикими криками о помощи и воплями боли.

Я оглянулась и окаменела от ужаса. Самолеты, как стервятники, кружили над поездом и сбрасывали на вагоны бомбы.

— Они бомбят раненых! — закричала я.

— Суки! — зарычал водитель, не сбавляя темп.

Поезд горел вместе с людьми. Чёрный дым вздымался в синее небо. Кому-то удалось выбраться, но пулемётчики из самолётов тут же их расстреливали. Некоторые автомобили не успели скрыться и тоже пылали вместе с водителями и пассажирами.

Три машины мчались в лес, вслед за нами. Роботы-пилоты это заметили. Два стравщика развернулись и направились в нашу сторону. Не прошло и минуты, как они уже были над нами.

Словно зачарованная, я подняла голову к небу и смотрела, как на нас летела череда бомб.

Слов молитвы уже не вспомнить. Да и не спасут они меня. Уже слишком поздно.

* * *

Запах гари выедал лёгкие. Дышать становилось всё труднее. В ушах стоял незнакомый звон, заглушающий все остальные звуки. Я чувствовала, что мои глаза распахнуты, но видеть ничего не могла — дым разъедал их и лишал зрения.

Я лежала на траве. Попыталась привстать, но голова закружилась, и я снова рухнула на землю. Из носа текла кровь. Я ощущала тёплые струйки, стекающие по губам и попадающие в рот. Солоновато-металлический привкус крови нельзя спутать с каким-то другим. Волосы слиплись по бокам. Из ушей также льют кровавые потоки.

Ещё раз попыталась приподняться. Получилось. Преодолевая боль, стала ползти сквозь дым и гарь. Под пальцами чувствовалась рыхлая, распаханная земля.

Почему я здесь? Что произошло? Меня контузило, но как? До меня доносились чьи-то выкрики, потом жуткие вопли. Нас разбомбили? Мы в госпитале? Стравщики уже улетели?

Мозг лихорадочно пытался воспроизвести в памяти последний час жизни, но, кажется, ему мешала смерть, которая уже выжидала моего поражения.

Глаза отказывались усваивать реальность. Жёлтый туман медленно застилал всё вокруг.

Я потеряла сознание.

* * *

Чернорубашечники окружили меня.

Я потерянно смотрела на их чёрную форму снизу вверх, едва приподняв голову. Перед глазами всё плыло. Зрение то появлялось, то исчезало. Я лежала лицом на земле. Ощущала её сырость, вдыхала запах.

Носки чёрных ботинок. Совсем рядом. Обманчиво, словно где-то вдалеке, услышала смех мужчин.

Комитаджи перевернули меня на спину.

Боль пронзила всё тело. Я закричала. Или застонала. В области рёбер боль была особенно сильной. Всхлипнув, я задохнулась. Страх накатывал смертельными приливами. Я сглатывала собственную кровь, которая настойчиво заполняла рот.

Чёрная военная форма солдат даже сквозь боль и контузию проникала в сознание ужасной панической мыслью: «Вот и конец».

Словно кто-то играл с уровнем громкости, то прибавляя, то убавляя её. Я слышала обрывки фраз чернорубашечников, которых явно изрядно веселило моё положение. Им нравился мой страх и беспомощность.

Удерживаясь за края сознания, почувствовала, как меня взяли за ноги и потащили по траве. Перед глазами задвигались верхушки сосен. Небо уже по-вечернему темнело.

Острый всплеск новой боли в затылке. Кажется, это был камень. Он ускорил приход ночи в моё сознание. Я погрузилась в неё, радуясь забвению. Оно спрятало меня от муки и страха.

И очень хотелось, чтобы это было навсегда.

Глава 15

Пробуждение

Очень больно просыпаться.

С каждой секундой пробуждения разума я чувствовала нарастающую боль. Она пронизывала всё тело, пропитывала его насквозь. Она говорила, что я ещё жива.

Что со мной случилось? Веки будто склеились, ноги и руки превратились в булыжники, голова разрывалась на части.

Но что это?..

Пение птиц за окном? Ветер в листве? И вода будто бьётся о камни. Неужели это солнечные лучи на моём лице?..

Где же я?

Картинка стала ясной лишь на секунду, потом свинцовые веки вновь закрылись.

Я не сдавалась, сделала попытку ещё раз — теперь увидела светлые стены и овальное, огромное зеркало. Снова темнота. Ещё раз — и удалось разглядеть массивный белый комод, большой шкаф…

Отяжелевшие веки вновь скрыли обзор.

Нет, я не в госпитале. И не дома. Отчего же я решила, что могу быть дома?

Кабинет подполковника Строда. Поникший, суровый отец. Так холодно под его взглядом. Чувство вины охватывает огнём всё внутри, беспощадно испепеляет прошлое.

«Ты временно отстранена от практики и возвращаешься домой».

Он уволил меня. Отправил домой с фронта. Заслуженно. Хотя должен был казнить. Тоже заслуженно.

Я снова сосредоточилась на прошлом. Вспомнила салон военного автомобиля, который быстро вёз меня к железнодорожному вокзалу. Пыльную дорогу и ухабы. Сгоревший лес и едкий запах дыма. Несобранный урожай, развороченные поля, пропитанные кровью, порохом и пеплом.

Небо. Оно несёт угрозу.

Стравщики! Они разрезают облака и скидывают смерть. Бомбы. Крики. Взрывы…

Комитаджи. Чернорубашечники. Они волокут меня по земле.

Я в подвале.

Кричу…

Я умерла.

На этот раз веки распахнулись без усилий.

Если я умерла, почему же чувствую боль? Вижу белую постель и бинты на правой руке?

Я осторожно скосила взгляд к источнику света. Огромное окно вдоль всей стены открывало волшебный вид на сосновый лес и вершины гор. Одна створка была приоткрыта и впускала свежий воздух. Рядом с постелью стояла тумбочка, на которой расположились флакончики с этикетками знакомых названий и стакан воды.

О нет! Я не умерла. Моя участь намного хуже. Я попала в плен!

Но почему я не в подвале и не привязана к стулу?!

Всё просто, глупая. Твоя редкая фамилия — та же, что и у генерала Великославии. Кайзерцы приняли тебя за важную пленницу. И твоя жизнь немного ценнее остальных, до тех пор, пока они не поймут, что взять с тебя нечего. Ведь ты ничего не знаешь, кроме списка препаратов, которыми лечат раненых в госпитале.

Страх, паника и отчаяние объединились и изгнали боль. Я перестала брать её во внимание. Единственное, что мне осталось, — это попытка сделать всё, чтобы убежать или убить себя. Любое самоубийство лучше того способа смерти, который они уготовили для меня.

Далеко не с первой попытки, но я села.

На мне белая сорочка, похожая на больничное одеяние. Её ткань пропиталась кровью из ран на теле. На шее висел мой кулончик, как одинокий символ прошлого. У меня сломаны рёбра — бандаж сдавливал туловище. Каждый вдох отдавался острой болью. На сгибах рук несколько проколов — мне делали инъекции.

Рядом с кроватью, на стуле, аккуратно висело платье, в котором я ехала домой. Изодранное, окровавленное и грязное, оно агрессивно выделялось на фоне чистого, белоснежного постельного белья и всей обстановки. Перебинтованная голова очень сильно кружилась, вызывая тошноту. Это явно контузия.

Сбросив простыню, я попыталась встать на ноги. Третья попытка оказалась успешной. Хватаясь за мебель и стены, я поплелась к окну. Дыхание участилось, боль усилилась. На лбу выступила испарина. Голова закружилась сильнее.

Я шла к источнику свежего воздуха, который проникал через приоткрытое окно, — словно корабль после абордажа пытался добраться к причалу. Но чем ближе я подходила, тем сильнее чувствовала обречённость. Дом стоял на скале. Внизу плескалась горная река. И выпрыгнуть из окна — лёгкий путь к перелому ног.

Упершись двумя ладонями в равнодушное стекло, я глубоко дышала, преодолевая муку. Глаза наполнились слезами. Моргнула — и они потекли по щекам.

Нет. Не время раскисать!

Решительно вытерла рукой мокрые следы с лица и, оттолкнувшись от стекла, двинулась к выходу из комнаты. Надавив на ручку, открыла дверь и застыла на пороге. Откуда мне знать, вдруг здесь кто-то есть?

Затуманенный болью взор обшарил просторную комнату, похожую на гостиную. Высокий потолок, серый мраморный пол, окно вместо стены с одной стороны и череда зеркал с другой; белый ковёр с густым ворсом, два кресла и диван, обтянутые белой кожей, расположились у пустого камина; зона кухни и столовой была разделена барной стойкой. Из этой комнаты вели ещё две двери: одна, массивная, стального оттенка, была похожа на входную, вторая — из дерева, выкрашенная в светло-серый цвет, — вела в соседнее помещение.

Беззвучно ступая босыми ногами, я пошла ко второй двери. Надавив на ручку, толкнула дверь, но та не подалась. Закрыто. И если там никто не спрятался, значит, в доме, кроме меня, никого нет.

Головокружение усилилось. Прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза, я постаралась разогнать уже знакомую желтоватую пелену. Ещё немного, и свалюсь на пол.

Приоткрытое окно впустило новый звук, напоминающий двигатель автомобиля. Я резко открыла глаза.

Входная дверь на другом конце комнаты дёрнулась и открылась настежь. В проёме стоял высокий мужчина, безликий из-за яркого дневного света за его спиной.

Я вжалась в стену, приковав взгляд к тому, кто замер на пороге этого дома. Я почувствовала себя призраком: беззащитным, беспомощным и почти эфемерным. Силы покинули меня, они все ушли на то, чтобы подняться с постели. Но я старалась держать глаза широко распахнутыми, прогоняя туман забвения.

Впустив поток ветра, мужчина шагнул в дом, и медленно закрыл за собой дверь. Источник света за его спиной исчез, и внушительный тёмный облик наполнил комнату, обретая ясность.

Чёрный цвет расшитого тонкими золотыми нитями офицерского мундира ненасытно поглощал свет и мир вокруг. Его облик внушал страх и панику. Ордена мрачно отливали тёмной злостью, ловя блики солнечного света.

Мужчина осторожно поднял руку и снял изогнутую кверху фуражку. Он заметил меня сразу же, я поняла это, когда встретилась с его глазами — чёрными, как два огромных оникса.

Не может быть!

Пришлось часто заморгать, чтобы хоть как-то вернуть ясность.

— Вам следует вернуться в постель, — подобно грому прозвучал грудной, раскатистый голос из моих кошмаров, в которых я каждый раз принимала новое решение.

— Вы?… — мой хриплый свист-выдох казался безжизненным.

Взгляд, который, казалось, хранил в себе секреты самого ада, снова был устремлён на меня.

Руки дрогнули. Ладони вспотели. Ещё чуть-чуть, и рухну на пол. Сознание кружилось всё сильнее и обещало вот-вот покинуть меня.

Он знал о моём происхождении! Он хочет использовать меня, чтобы выведать тайны или надавить на отца.

— У вас ничего не получится! — из последних сил прошептала я.

Комитадж поднял согнутые руки, показывая мне, что безоружен.

— Я не собираюсь допрашивать вас, — спокойно заговорил Чёрный Полковник и шагнул в мою сторону. — Я всё расскажу вам, но сейчас позвольте помочь.

— Не подходите ко мне! — лихорадочно шептала я, сползая по стене. — Не трогайте меня…

— Увы, мне придётся, — успокаивающе мягким голосом продолжал он.

Жёлтая пелена утратила свою прозрачность. Голос комитаджа стал затихать и вскоре совсем исчез вместе с окружающим миром.

Глава 16

Молчание

Первое, что я услышала, очнувшись, — барабанная дробь дождя по стеклу. Никогда не замечала, что его так хорошо слышно из комнатки в госпитале. Я вслушивалась в умиротворённое звучание и пыталась вспомнить, как закончилось дежурство и успела ли я добраться до своей комнаты или снова уснула в ординаторской. Но ни в одном из этих мест нельзя услышать дождь, ведь они находятся под землёй. Где же я уснула?!

Открыла глаза.

Сводчатые балки незнакомого потолка принялись избавлять меня от временной амнезии. Робкий свет раннего вечера или утра струился из панорамного окна.

Я сморщилась, натужно выдавливая реальность из нескольких прожитых часов недавнего прошлого. Что за комната такая? И этот лес. Откуда он?..

Я в логове Чёрного Полковника, которому помогла бежать. Я в плену у вражеского офицера. Того самого комитаджа, которого боятся бравые солдаты, даже в его армии.

Попыталась резко сесть в постели, но жуткая боль в рёбрах и затылке остановила. Тошнота подступила к горлу. Пришлось прикрыть глаза. Медленно опустившись обратно на подушки, я осторожно выдохнула.

— Вам больно из-за сломанных рёбер.

Голос прозвучал словно из моих кошмаров. Я распахнула веки и посмотрела в сторону, откуда он прозвучал.

— Судя по ужасу в ваших глазах, теперь вы знаете, кто я.

Мужчина стоял в другом конце просторной комнаты, внушительно возвышаясь в дверном проёме.

Комитадж снял мундир и остался в чёрной рубашке, закатав рукава по локти. Его запястья были спрятаны в карманах форменных брюк, а темноволосая голова слегка наклонена к левому плечу.

На фоне светлой обстановки комнаты тёмный силуэт дышал мрачностью, многообещающей угрозой. И если бы Князь Тьмы существовал, то он выглядел бы именно так.

Сквозь сумрак мне удалось заметить, что ссадины на его лице не сошли до конца. Но достаточно было лишь одного взгляда, чтобы понять, кто стоит перед тобой. Классические черты лица, без единой неправильной линии и пропитанные средневековой суровостью…

Это его я видела в газетах и в выпусках новостей. Это он — тот самый Чёрный Полковник, который стоял по правую руку от Якоба Кайзера и взирал на окружающий мир с надменным превосходством.

Ровные губы опасного мужчины, чьё имя порождает жуткие легенды, растянула слабая улыбка. Он шагнул вглубь комнаты, приближаясь.

— Ваши солдаты с такой самоотдачей разбивали мне лицо, не зная, что помогают остаться неизвестным. — Бархатистые раскаты его голоса наполняли комнату, отключая другие звуки. — Тот подполковник решил, что лучше держать моё имя в секрете. Он рискнул, а я воспользовался этим. Ведь у безымянного пленного офицера больше шансов найти союзника на вражеской стороне, чем у знаменитого полковника, которого будто выиграли в лотерею.

Чернорубашечник пошёл в моём направлении, захватив белый стул у стены, и, подойдя, поставил его напротив огромной кровати, на которой беззащитно лежала я.

За окном бушевала непогода: ветер гнул ветви деревьев и хлестал дождём в стекло — словно качественная декорация одного из самых напряжённых моментов в моей жизни. Серьёзность происходящего и страх заставляли отчаянно желать пробуждения. Мысленно сжавшись, я очень хотела проснуться и оказаться в своей квартире, мрачно дожидаясь битвы за родной город Велич.

— Я хотел назвать вам своё имя, — снова зазвучал низкий голос Чёрного Полковника. — Но понимаю, почему вы отказались.

Как бы я поступила, зная, кому помогаю бежать?

Этот вопрос отразился в угольных глазах комитаджа и откликнулся во мне. Слишком часто я задавалась им после того, как узнала, с кем именно вступила в сговор.

Я смотрела на него, но от напряжения не могла проронить и слова. Память воспроизводила всё то, что я когда-то слышала про этого человека, про изощрённые способы пыток в его армии, про коварство и стратегии, предугадать которые не удавалось никому.

Неужели я действительно нахожусь в плену у человека, который помог Чёрному Диктатору захватить половину оставшегося мира?

Полковник приблизился к прикроватной тумбочке и включил ночник, погружая интерьер в неяркий свет. Он двигался бесшумно, подобно пантере, с такой же хищной, пугающей грацией.

Вернувшись к стулу, он встал рядом с ним и посмотрел в мою сторону.

— Вы позволите? — учтиво спросил офицер, приподняв брови.

Я вздрогнула от звука его тихого голоса, но не нашла в себе сил ответить. Чёрный взгляд будто проложил путь из моего очередного кошмара и вторгся в реальность. Знакомое чувство холода опять пронзило меня.

В комнате послышался его вздох. Он сел, закинув ногу на ногу и положив руки на закруглённые подлокотники.

— Вы любите дождь?

Я опешила. Что?!

— Я, например, очень, — светским тоном продолжил Чёрный Полковник и задумчиво посмотрел в окно. — Больше, чем снег или солнечную погоду. Звук дождя навевает неповторимое чувство уюта.

Комитадж замолчал, позволяя стуку дождя заполнить возникшую тишину. Он снова посмотрел на меня с лёгкой вежливой улыбкой, явно намереваясь расположить к такой же манере беседы.

— И не важно, сидишь ты под крышей дома с чашкой ароматного чая или застигнут в лесу. Вы так не считаете?

Улыбка сошла с его губ, и он отвёл глаза.

Я выжидающе следила за ним, ощущая себя максимально уязвимой лёжа в кровати. Разум пытался вступиться и доказать, что если бы он хотел воплотить в реальность свои насильственные мечты, то уже сделал бы это. У него другие планы на меня, в которых я должна здравствовать и не пытаться сбежать.

— Меня зовут Герман. — Ониксовые глаза снова обратились ко мне. — Как я могу обращаться к вам?

Мы знакомы, чёрт возьми!

Вежливый тон офицера не успокаивал, а наоборот, усиливал напряжение и панику внутри меня. Ощущение своего бессилия и ничтожности заставило меня сцепить челюсти и продолжать молчать.

— Я полагаю, что соблюдение элементарных норм вежливости не способно навредить, — не унимался комитадж. — А вот пренебрежение ими — основа многих конфликтов.

Чёрный взор выжидающе смотрел на меня. Словно безлунная ночь попала в плен его зрачков и стала такой же безвольной, как и я. Чёрствые губы растянула улыбка, и он склонил голову в ожидании моего ответа.

Но я лишь сильнее сжала зубы и почувствовала, как предельно натянулась повреждённая кожа на губах, причинив новую боль.

Молчание в комнате нарушил глубокий вздох Чёрного Полковника. Длинные пальцы провели по смолистым волосам, которые в сумраке комнаты казались такими же мрачно-тёмными, как и глаза. Зловещее сочетание. Словно предвестник моего горестного и явно мучительного будущего.

— Я знаю ваше имя, лично знаком с вашим братом и наслышан о вашем отце.

Сердце маршировало в грудной клетке, выбивая ритм пульса в ушах. Я чувствовала мерзость от собственного страха, но побороть его не могла.

— Ну что же. — Он чуть поджал губы. — В таком случае я должен сообщить, что намерен обращаться к вам по имени.

Вежливое, но угрожающее заявление.

Загадочные глаза внимательно изучали меня, пока я чувствовала, как мои нервы таранят грань сдержанности.

— Вы не пленница здесь, Вивьен.

Я вздрогнула, и он заметил это.

Моё имя голосом полковника — жутко-необычное сочетание. Словно впервые его услышала. Имя приобрело новые грани звучания, будто пропиталось чёрным ядом.

— Вы — моя гостья. Как только вам станет легче, я помогу вам вернуться домой.

Вновь в ответ молчание. Лишь пальцы сжали белую простыню.

— Я в долгу перед вами, — продолжал вражеский офицер, продолжая впиваться в моё сознание угольным взглядом. — А должником я долго не бываю.

Не могу верить его словам! И надеяться тоже не имею права.

Чёрный Полковник поднялся на ноги и посмотрел на меня с высоты своего внушительного роста.

— Моя репутация — это то, что тактически вкладывали в сознание людей. В ней есть несколько граммов правды, но всё остальное — выдумка, выгодная двум сторонам этой войны.

Уже у двери он обернулся и обронил:

— Вопреки всему я верну вас к семье. Я сдержу слово. Как и в тот раз.

Молчание стало обетом против судьбы, которую она для меня выбрала.

— Отдыхайте, Вивьен, — вздохнул офицер Чёрной Армии и с лёгким поклоном скрылся за дверью.

Глава 17

Леннарт Хофер

Я прислушивалась к движениям за стеной, понимая, что потихоньку схожу с ума. Паника и страх будоражили сознание и мешали думать. Вглядываясь в сумрачный лес, я пыталась придумать план действий.

Словам комитаджа верить нельзя. Любой офицер, заимев такую пленницу, как я, способен выстроить и не такой хитроумный план, чтобы выведать информацию или использовать этот случай. Вернее, использовать меня.

Голова шумела от представления жутких возможностей, которые были в руках кайзерцев: шантаж, подавление, уничтожение репутации… Разоблачение, в конце концов.

Закрыла глаза, пытаясь прогнать новое желание разрыдаться от безвыходности.

Что мне делать? Бежать? Абсурдность мысли даже не давала возможность представить её воплощение. Плутать по лесу в поисках знакомых троп, не ориентируясь и лишаясь сил с каждым движением?

В комнате, которая постепенно погружалась в ночь, было тихо и темно. За огромным окном шёл дождь, и его лёгкая барабанная дробь внушала тоску по прежнему миру.

Разлепив веки, я опять уставилась в горизонт соснового леса, который раскинулся тёмно-зелёным полотном. Казалось, что я в доме, находящемся в параллельной вселенной, такой болезненно-далёкой от той, где жила раньше.

Сквозь деревья мелькнул маленький блик света. Я поймала его боковым зрением и присмотрелась. Луч света вновь появился на секунду и снова исчез. Через пару мгновений он стал ярче и ближе. Я напряглась, когда поняла, что это — свет фар автомобиля, который приближался к дому.

Это за мной! Они мчат сюда, чтобы начать свои пытки. В ушах зашумела кровь, и скорость пульса начала зашкаливать. Что предпринять? Как спастись? Думай!

Вот уже слышны мужские голоса за стеной, звучат их тяжёлые шаги. Они приближались. Лёгкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

Я вжалась в подушки и с ужасом смотрела, как в комнату входили двое мужчин. Чёрный Полковник сопровождал пожилого человека в очках и с коротко подстриженными седыми волосами. Он был в тёмно-синем костюме и белой рубашке — значит, к комитаджам не относился или скрывал это.

— Вивьен, это мой близкий друг и врач — Леннарт Хофер, который поможет вам быстрее поправиться, — сухо представил незнакомца черноглазый офицер.

Доктор смотрел с пониманием и нескрываемой добротой. Его губы растянулись в улыбку:

— Рад знакомству с вами, коллега.

Я молча сглотнула и подтянула простыню повыше.

Мне тоже ставили задачу вылечить пленника для допросов. Но я не справилась.

— К сожалению, пока у нас не получается диалог, друг мой, — устало вздохнул полковник и взялся за ручку двери. — Я оставляю вас и надеюсь, что ты преуспеешь в этом.

С этими словами он закрыл за собой дверь. И я готова поклясться, что с его уходом свет вернулся в комнату.

Доктор Леннарт прошёл вглубь комнаты. Склонившись над прикроватной тумбочкой, он включил светильник и присел на рядом стоящий стул.

— Полагаю, вы уже знаете, какие инъекции я сделал вам и какие таблетки прописал? — любезно поинтересовался он.

Я смотрела на него не моргая и сильнее сцепила пальцы, сжимающие уголки простыни.

— Откровенно говоря… — тяжело вздохнул доктор и снял очки в золотистой оправе. — Впервые в жизни не знаю, с чего начать разговор. И понятия не имею, как убедить вас, что мы с Германом не причиним вам зла. Мы хотим сделать всё, чтобы вернуть вас обратно к родным.

Я продолжала молча смотреть на него и мерзко вздрагивать от каждого его движения.

— Понимаю вас, — опять заговорил мужчина. — На вашем месте я бы тоже не поверил человеку, чьё имя очерняли во всех масс-медийных источниках на протяжении нескольких лет.

Он положил на колени свою сумку из тонкой коричневой кожи и открыл её.

— Сейчас я сделаю вам инъекцию «Инкрементума», — настойчиво продолжал доктор. — Как вы наверняка знаете, он способствует быстрому срастанию костных переломов. Вчера я уже делал вам такой укол. Поэтому через пять дней вы сможете передвигаться почти безболезненно.

Я наблюдала за тем, как Леннарт Хофер достал знакомую ампулу с препаратом и набрал его в шприц. Выпуская воздух, он дождался, пока на конце иглы показалась прозрачная капелька лекарства, и вопросительно посмотрел на меня.

— Вы позволите?

Какие же они вежливые, чёрт возьми!

Я встретилась взглядом с умными тёмно-серыми глазами. Острая необходимость встать на ноги как можно быстрее заставила меня протянуть ему раскрытую руку, подставляя вену.

— Благодарю! — улыбнулся доктор.

Сбрызнув дезинфицирующим спреем внутреннюю сторону локтя, Леннарт легонько проткнул мою кожу и влил в вену «Инкрементум».

— Вот и всё! — закончил он, пряча шприц обратно в сумку. — Теперь, пожалуйста, покажите мне свой ушиб на затылке.

Я медленно отвернулась от него, показывая место, которое саднило. Доктор осторожно снял повязку и задумчиво разглядывал повреждения.

— Рана неглубокая. Практически затянулась. Под волосами её почти не видно, повязку я уберу, — пояснил он, и я снова повернулась к нему лицом. — Ещё пять дней пейте «Санитатем», и сойдут все остальные ушибы. Вчера я вколол вам «Сатиетас», чтобы поддержать силы в вашем организме. Но сейчас вам нужно полноценно питаться. Как только почувствуете голод, не игнорируйте его, пожалуйста.

Леннарт снова улыбнулся и поставил флакон со знакомой этикеткой на прикроватную тумбочку, рядом с микстурой от нервного истощения.

— Не забывайте принимать и успокоительное. Простите мою бестактность, ведь я говорю с вами как с пациенткой, а не как с коллегой. Привычка, знаете ли.

Исключительно профессиональная привычка. Мне очень захотелось поправить его и убедить, что незачем извиняться. Ведь это не оплошность, а заслуга. Но я осталась безмолвна.

— Вы, кстати, профессионально лечили моего дорогого друга, — заметил Леннарт Хофер и стал закрывать на сумке блестящий замок. — Спасибо вам! Вы спасли человека, который близок мне, как родной сын.

«Я лишь выполняла свой долг!» — подумала я, однако снова промолчала.

— Герман рассказал мне о вас, — уже поднявшись на ноги, продолжал он. — Ещё до того, как вы попали… сюда. И должен сказать, что также восхищаюсь вашей отвагой и решительностью.

Леннарт слегка поклонился и попятился к двери.

— Забыл сказать, — вдруг остановился врач. — Я немного усовершенствовал состав «Инкрементума», добавив туда снотворного и успокоительного. Через несколько минут вы уснёте, а завтра почувствуете себя гораздо лучше.

Только сейчас я заметила, что становится всё сложнее открывать веки после каждого моргания.

— Поправляйтесь скорее, чтобы вернуться домой.

«Вы лишили меня дома и тех, кого я всю жизнь называла родными!»

Но я вновь не проронила ни слова.

Доктор скрылся за дверью, и я откинулась на подушки, с наслаждением прикрыв глаза.

— Герман, я закончил, — раздался по ту сторону двери голос пожилого врача.

Я напрягла слух, пытаясь как можно дольше бороться с химическим сном.

— Как она? — будто тревожился комитадж.

— Её физическое состояние не так опасно. Стоит беспокоиться о психологическом.

— Я понимаю, Леннарт.

Голоса смолкли на несколько секунд.

— Мои прогнозы — за пару недель она сможет безболезненно двигаться, окончательно придёт в себя и будет готова к путешествию.

Что ещё за путешествие?!

Я с трудом подняла голову и всмотрелась в просвет, который остался из-за неплотно закрытой двери.

— Она красивая, — мрачно прозвучал голос Леннарта.

— Слишком, — таким же тоном добавил Чёрный Полковник.

Сдавшись, я уронила голову обратно на подушки.

— Ну хватит уже! — почти вскрикнул комитадж. — Говори вслух, Леннарт!

— Ты совершил глупость, Герман! — словно прорвало доктора. — Да, ты спасёшь ей жизнь, но погубишь себя вместе с ней! О твоей гостье скоро узнают. И ты сам понимаешь, что это произойдёт слишком быстро.

Чёрт возьми, о чём они беспокоятся?!

— Я узнал её только после того, как отогнал стервятников, — спокойно сказал полковник. — По-твоему, мне следовало позвать их обратно и дать замучить девушку до смерти? Или оставить умирать в подвале? Такую участь она заслужила?

Я расслышала тяжёлый выдох доктора.

— Твой отец был для меня не просто другом. Он был моим братом, хоть и не по крови.

— Я благодарен тебе…

— Но я знаю, почему ты в этом дерьме! — резко оборвал его Леннарт. — А ты знаешь, почему и я здесь.

— Ну, за эту жертву я спасибо тебе не скажу, — так же жёстко бросил Чёрный Полковник. — Если бы ты хотел мне помочь, то подал бы в отставку.

— Чёрта с два! Ты слишком благороден, чтобы принимать от меня такую помощь!

Это из-за снотворного мозг не соображает, о чём они сейчас толкуют?

— Но я бы очень хотел, чтобы вчера ты совершил первый неблагородный и нечестный поступок — однако разумный, Герман!

Я уже не могла открывать глаза и огромными усилиями цеплялась за эту реальность, желая дослушать загадочный и явно не предназначенный для чужих ушей разговор.

— Война всегда расставляет жертвенный приоритет! И в этот раз ты выбрал не тот! — продолжал свою поучительную речь Леннарт Хофер.

— Думаешь, я здесь из-за того, что сделал правильный выбор? — печально прозвучал низкий голос комитаджа.

— Прости, — виновато произнёс его собеседник.

— Довольно, прошу тебя! Я спас её! И ты не сможешь заставить меня жалеть об этом! Я поступил согласно чести…

— На войне нет места чести, Герман, — оборвал его врач. — Бесчестие — это главный признак войны.

Почти погрузившись в сон, я всё ещё слышала их слова.

— Прости за то, что втянул тебя во всё это. Но я не смог бы справиться один, — негромко произнёс черноглазый полковник.

— Я знаю, — словно усмехнувшись, ответил тот. — Только позаботься о тех кайзерцах, которые нашли её. Они могут навредить нам.

— Сейчас они под арестом. Потом придумаю что-то. Не беспокойся, прошу тебя.

Послышались их удаляющиеся шаги, будто один другого провожал к выходу.

— Помни: если что-то пойдёт не так, ты помогал моей сестре, — настойчиво сказал полковник.

Я так и не услышала, что ему ответил доктор Леннарт Хофер, уверенно отдаваясь в мягкий плен сна.

Глава 18

Открытия

Я должна покончить с жизнью.

Эта мысль пришла с пробуждением, до того, как открыла глаза.

Перематывая в голове подслушанный разговор и глядя на солнечные блики за окном, я не изменила своего решения. После долгих пыток они поймут мою бесполезность, потом обратятся к шантажу. Отец будет вынужден принимать тяжёлые решения, пытаясь спасти свою страну. Его жизнь, судьба и честь окажутся на кону.

Я не хотела этого, отчаянно надеясь, что комитаджи не перешли ко второму плану действий. Какие шансы, что они не успели сообщить генералу Мессарошу о его непутёвой дочери, которая теперь находится «в гостях» у ожившего Чёрного Полковника? Которого к тому же она якобы признала мёртвым.

Крах за крахом. Испытание за испытанием.

Моя семья не заслужила этого. Мой долг — сделать всё, чтобы избавить их от этого. Сейчас на побег я не способна. Ждать выздоровления не могу — даже в этот момент Чёрный Полковник может уже плести свою адскую стратегию и готовить сообщение для генерала Великославии.

Попытаться убить его или хоть как-то навредить его здоровью, увы, тоже не смогу. Моя слабость против его силы — это как убить Ахиллеса без оружия и меткости Париса.

Моя жизнь должна была закончиться там, в автомобиле, которому всё-таки удалось увернуться от бомб стравщиков.

Почему же я не умерла тогда? Почему должна хромать по незнакомому вражескому дому, пытаясь найти хоть какое-то подобие смертоносного оружия?

Мои босые ноги с упоением ощущали холодные полы и отвлекали от жгучей боли, с которой я почти свыклась, блуждая по комнате, явно служившей сразу гостиной, столовой и холлом.

Я только недавно обнаружила, что нахожусь здесь одна, и точно не знала, сколько будет длиться это одиночество. Нужно поторопиться!

Проклятый комитадж спрятал все ножи и ножницы. Я дёргала ящики столов на кухне, но все они были заперты. Мимолётом заметила, что весь дом выдержан в скандинавском стиле, без лишних элементов мебели и декора. Бело-серые оттенки окутывали мебель, фасадные стены заменяли окна, а потолок испещряли деревянные балки.

Окна были заблокированы, могли открываться лишь на проветривание. В смежную комнату проникнуть не удалось, а лекарства, оставленные доктором, были непригодны для попытки самоубийства.

Остановившись, чтобы передохнуть и попытаться восстановиться от ноющей боли, я не могла понять, как такой важный офицер выбрал для себя затерянный в лесу и прозрачный дом? Ведь ни в одной из тех комнат, где я была, не скрыться от огромных окон.

Взгляд упал на толстый шнур, который соединял гигантские жалюзи. Я решительно поковыляла к нему. Пришлось немного повозиться, чтобы вытянуть его из соединённых пластин.

И вот, завязывая петлю, я спокойно раздумывала о том, что собиралась сделать. Возможно, это лекарства так действовали или я действительно смирилась с тем, что жизнь утратила смысл.

Выбор невелик: либо сейчас перекидываю толстый шнур через самую низкую балку, надеваю петлю на шею и спрыгиваю с табурета, либо дожидаюсь, пока меня начнут пытать, вдавливая иголки под ногти или заживо сдирая кожу. В таком случае я умру от боли, пока мой отец будет пытаться исправить ошибки никудышной дочери.

Не с первого раза, но мне удалось перекинуть петлю через балку в гостиной. Наконец, я, преодолевая боль, взобралась на высокий стул и, не сдержав стон муки, взглянула на своё отражение сквозь кольцо петли. Зеркальная стена вдоль всей гостиной, скрывающая кухню, показала меня, словно кадр из военной драмы — пленница в белой больничной сорочке решает стать жертвой этой проклятой войны. Умереть, чтобы исправить ошибки прошлого.

На минуту задумавшись, я оглянулась на прожитые годы. Довольно неплохо, если не брать в расчёт предательство ради жизни брата и спасение вражеского офицера. Насмешка судьбы — я помогла ему бежать из плена, чтобы самой оказаться у него в плену.

Хитроумная доля, я приняла твой урок и уже давно признала ошибку.

С готовностью набросила петлю на шею.

Никогда не задумывалась о мыслях суицидника перед тем самым, роковым и последним шагом. Сейчас я оказалась в этой роли. О чём же думала? О смерти? О том, что таится в этом слове? О загробном мире?

Нет. Мои мысли пропитаны сожалением о том, что я так и не узнаю, когда и как закончится эта война.

Петля царапала кожу на шее. Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. В последний раз. И шагнула вперёд.

Резкая боль сдавила горло и перекрыла дыхание. Паника, которую подпитывала жажда выживания, заставила ноги барахтаться в поисках опоры, а пальцы — ослабить смертельную петлю.

— Какого дьявола?!

Где-то очень далеко, в другом мире, раздался громоподобный мужской возглас, и в тот же миг воздух наполнил лёгкие. Мир перевернулся. Я оказалась в невесомости.

Вот и всё? Я умерла? Так быстро?

Свирепый кашель раздирал горло. Я пыталась перестать кашлять из-за жуткой боли и вкуса крови во рту, но тщетно. Возможно, это и есть мой ад?

Но кого я вижу перед собой? Чьи холодные пальцы касаются меня? И чей голос становится всё громче?

— Что вы наделали? Зачем?! Я же хочу помочь вам!..

Чёрный Полковник. Он нависал надо мной. Его глаза-ониксы прорывали жёлтую пелену обморока и втаскивали меня в реальность.

— Нет! — просипела я и замахала руками, пытаясь отогнать это проклятое видение.

Конец ознакомительного фрагмента.