Магия Фан. Жесть

Юлия Кудрявцева, 2023

Перед тобой – сборник рассказов, вдохновлённых песнями Елены Войнаровской и Ольги Пулатовой.Благодаря этой части ты погрузишься в пучину мрака, пусть порой и с проблесками надежды. Мистические или технологичные, но неизменно беспощадные миры уже ждут. Да, умирают тут далеко не все, но иногда смерть – более милосердный итог, чем прочие.

Чёрные камни

О людях, попавших в шторм,

Связанных в лодке бумажной.

О волосах, не любивших шпилек,

О слабости злой и бесстрашной.

Ольга Пулатова

Волна накатывает на берег и пронизывает холодом, кажется, до костей. Седовласый мужчина, лежащий на берегу, закрывает лицо руками, но это помогает слабо — он весь промок настолько, будто бы сам стал морской водой. Это был бы лучший исход, ведь так холод и страх навсегда отступят, как уйдёт и тоска по далёкому дому вместе с грустью о погибших товарищах.

— Уилл, Матиас, Сергей, Том, Андрей… — бормочет он имена друзей, пусть те больше никогда не отзовутся. — Рик, — вспоминает он собственное имя. — Ричард.

Пока волна отступает, Ричард медленно поднимается. Колени подгибаются, в ладони впиваются острые грани камней, от чего в полумраке на берег капает кровь. Но он помнит, что нельзя сдаваться, иначе…

* * *

Тамара просыпается от будильника, но глаза не открывает. Его мелодия подобна грому, оглушительной волне, сбивающей с ног. Как же там будет спасаться тот мужчина? Кто он? Ей хочется как можно дольше помнить этот сон, ведь кажется, что там, на холодном морском берегу, всё по-настоящему. Более по-настоящему, чем её собственная скучная студенческая жизнь.

Будильник звонит второй раз. От некогда любимой мелодии Тома морщится и всё-таки открывает глаза, а после встаёт, но лишь затем, чтобы взять в руки скетчбук. Образ мужчины настолько яркий, что до сих пор сохраняется в памяти, будто бы там, среди чёрных камней, остался кто-то хорошо знакомый. И пусть Тамара уверена в том, что видит пожилого мужчину в первый раз, относиться к нему с безразличием не получается.

— Какие красивые глаза, прямо как грозовое небо, — бормочет Тамара. — Прямо как у мамы. Наверное, поэтому он и показался мне знакомым. Давно я ей не звонила, кстати…

Наплевав на то, что до первой пары остаётся меньше получаса, Тамара берёт в руки смартфон и набирает номер матери.

Длинные гудки длятся слишком долго.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — сообщает ей механический голос. «Опять телефон где-то оставила, и он разрядился?» — думает Тома, но в глубине души переживает. А что, если сон был предупреждением? Он ведь такой яркий, живой, даже немного пугающий. Тамара до сих пор чувствует солоноватый запах моря, а пронизывающий всё тело ветер и сейчас будто бы охлаждает воздух в комнате и колышет волосы.

Слишком тревожно. Она вскакивает со стула и начинает расхаживать по комнате туда-сюда. Звонит ещё раз — результат тот же.

Больше ждать Тома не может.

Буквально подбежав к шкафу, Тамара берёт первое, что попадается под руку — серые джинсы и голубую — прямо как её собственные глаза — рубашку. Мама поэтому её и подарила месяц назад, на день рождения. Сказала, что она точь-в-точь такого же цвета, какого были и глаза, унаследованные от отца. Единственное, что осталось от него на память: ни фото, ни личных вещей, даже волосы у Томы мамины: каштановые и до невозможности прямые. А у того мужчины из сна они были длинными и волнистыми, о чём неожиданно вспоминает Тома, но не понимает, чем ей это поможет.

«С мамой беда», — стучит, бьётся в голове навязчивая тревожная мысль.

Тамара одевается быстро и уже через пять минут выбегает из общежития в солнечный сентябрь, так контрастирующий с её настроением и недавним сном.

Вокзал, электричка, стук колёс, растягивающий время во что-то вязкое и бесконечное. Наконец, нужная станция. Как бы Тома не уговаривала, мама не хотела переезжать в город: жила в деревянном домике на окраине деревни, вела скромное хозяйство и была этим довольна. Сейчас Тамара в очередной раз жалеет о том, что мама живёт так далеко от цивилизации, пусть ей и помогают немногочисленные соседи.

Путь до дома смазывается в одно мгновение. Тамара чувствует себя натянутой струной, готовой вот-вот порваться или взорваться подобно шипучему драже. Ассоциация кажется настолько странной и неуместной, что Тома улыбается.

Дом встречает её промозглой темнотой. Свет нигде не горит, печь давно не топлена, разряженный мобильник лежит на столе в прихожей. Мамы нигде нет.

Тамара обходит дом, чтобы убедиться в этом, заглядывает в каждый закоулок, даже поднимается на чердак, который некогда до невозможности её пугал. Да и трудно не бояться, когда на тебя падает что-то большое и мрачное. Пусть это и оказался старый плюшевый мишка с неё ростом, на чердак Тома с той детской поры не поднималась.

Где включать свет, она так и не находит, но благо, штор на небольшом круглом окне под потолком нет, поэтому хоть что-то рассмотреть можно. Мишка так и сидит рядом с люком. Вздрогнув, Тамара проходит мимо. Мишке, по виду, лет тридцать, не меньше. «Чей он, интересно? — думает она попутно: — Мамин?».

Чердак оказывается просто огромным! Томе даже кажется, что он в несколько раз больше дома под ним. Она осматривается, с удивлением понимая, что видит очень много вещей, связанных с морем. Откуда? Мама ни о чём таком ни разу не рассказывала.

Взгляд цепляется за удивительно чёрную ракушку, выглядывающую из-под тёмно-серого от грязи обрывка паруса.

— Томочка, здесь ты? — спрашивает снизу мама.

«Значит, с ней всё в порядке», — с облегчением думает Тамара, чувствуя, как что-то бывшее с утра неподъёмным грузом, исчезает, просто растворяется. Подхватив ракушку, она пружинящей походкой идёт в сторону выхода с чердака.

— Здесь. Иду, мам! — отвечает Тома насколько может весело и бодро.

Разговор им предстоит непростой.

Тамара входит на кухню следом за матерью. Она уже не та испуганная девчонка, которая примчалась при первом же подозрении на опасность.

— Ма-ам, ну я же просила тебя следить за телефоном, — протягивает она с претензией.

— А чего за ним следить? Сам пусть за собой следит. Связь, тем более, ловится не везде, — говорит мама совершенно спокойно и даже весело.

— Я же волнуюсь…

— А ты не волнуйся, Томочка, твоя мама и не такое видела.

— Какое «такое»? — напрягается Тома.

— Хочешь чаю? Травяного. Специально в лес вот ходила, набрала. Как знала, что ты сорвешься и примчишься сегодня. — Мама смеется, но Тамара чувствует исходящее от неё будто бы даже осязаемое напряжение.

— Что-то случилось? — спрашивает она, заглядывая матери в глаза удивительного цвета.

— Нет-нет, всё в порядке. Мой руки и садись за стол! — резко отвечает та и идёт к печи.

Тома оставляет смартфон с ракушкой на тумбочке и подходит к рукомойнику. А из головы отчего-то так и не идёт тот седой мужчина — Ричард.

— Мам, а у нас случайно нет предка-моряка? — спрашивает она невзначай.

К удивлению Тамары, мама вздрагивает и начинает осматриваться, особенно внимательно вглядываясь в окно.

— С чего ты так решила, дочь?

— Ну… — сначала Тома хотела рассказать и про сон, но после решила повременить с ним. — Там, на чердаке, столько всего морского. И даже смотри, какая ракушка!

Вытерев руки, Тамара подходит к тумбе и берёт в левую руку чёрную ракушку.

— Я таких и не видела никогда. Чёрная-чёрная, прямо как…

— Как что? — испуганно перебивает её мама.

— Мне сегодня приснился пожилой мужчина. Он шёл вдоль морского берега, а там было много острых камней. Цвет похожий.

— Чёрный? — спрашивает мама подавленно.

— Да, чёрный. А что такого? — не понимает Тамара.

— Пора, — бормочет мама себе под нос, так что Тома едва может разобрать голос.

— Ч-что пора? — холодок, отступивший в поезде, возвращается, так что Тамара вздрагивает.

— Пить чай, конечно же. Он как раз настоялся. — Пусть мама и пытается казаться бодрой, Тома этим не обманывается.

Тамара чувствует, что мама что-то недоговаривает, но давить на неё не хочет. И так женщина пожилая, многое испытавшая за свою жизнь. Вон, даже седые волоски появляться начали, что Тома замечает только сейчас. Она садится за стол, оставляет ракушку рядом и берёт в руки тёплую кружку. Аромат чая, до того витавший в воздухе лёгким флёром, наполняет ноздри.

— Что это за травы? — с улыбкой спрашивает Тома.

— Пей, девочка, пей, — сухо отвечает мама.

Тамара делает один глоток, потом ещё и ещё. На вкус тоже никак не удается определить, что там за травы такие необычные, но останавливаться не хочется. Хочется пить и пить — до дна. Томе не удаётся остановиться даже тогда, когда она понимает, что мама никогда не обращалась к ней «девочка» — только по имени или «дочка». А это её «девочка» звучит слишком отстраненно для матери.

— Мужчина, которого ты видела во сне — мой отец, — неожиданно сообщает она.

Томе уже сложно воспринимать информацию, глаза слипаются, а в голове появляется какой-то туман, но она слушает родной голос изо всех сил.

— Их корабль напоролся на рифы, когда мне было пять. Вся команда погибла и только он смог спастись, заключив договор с морским дьяволом. В качестве залога отец использовал меня. — Мама смеётся, но этот смех далек от привычных звонких колокольчиков. — Теперь, чтобы жить самим, нам нужны жизни кровных родственников. Мне жаль, Тома. Я думала, что успею родить ещё кого-то, но времени больше нет. Прощай.

Это «прощай» становится последним, что Тамара слышит от матери. Голова стремительно тяжелеет, глаза слипаются, в ушах шумит ветер. Тому тянет зевнуть, но даже этого она сделать не успевает. Тьма накрывает её подобно савану.

Тамара приходит в себя, но в первые секунды даже не понимает, где она. Здесь холодно, оглушительно шумит море и до щиплющей боли пахнет солью. А ещё — острые камни впиваются в колени и ладони.

Тома поднимается, но чувствует необычайную слабость, как будто бы ей не двадцать, а все восемьдесят. Да и руки какие-то слишком тонкие и бледные…

Тут появляется Ричард. Он уже совсем не старик, а вполне себе мужчина в самом расцвете сил. Дедушка, как теперь знает Тамара, широко улыбается, смотря на ослабевшую Тому.

— Ну здравствуй, внучка, — с сильным акцентом произносит он. — Очередная.

Ричард начинает лающе смеяться. Глаза его сверкают безумным блеском, а волосы теперь такие же тёмные, как у мамы.

Только сейчас Тамара понимает, что то, что она во сне приняла за чёрные камни, на самом деле обломки костей, пропитанные кровью. Она вздрагивает и начинает пятиться от безумного родственника. Хочется оказаться как можно дальше от этого острова. И как Ричард провёл здесь столько лет?

Тома спотыкается и едва не падает. Равновесие удаётся сохранить, но идти с каждым шагом это всё тяжелее делать.

— О, ты ещё можешь двигаться? Екатерина хорошо о тебе позаботилась, я рад. Мне хоть какое-то время будет не так скучно. — Ричард, которого никак не удаётся считать собственным дедом, опять начинает смеяться.

Обессилевшая Тамара падает на колени и закрывает глаза, по её щекам текут такие же солёные, как морская вода, слёзы.

* * *

— Мне правда жаль, Тамара. Я хотела бы тебя спасти, — бормочет Екатерина в своём, реальном, мире, заворачивая иссохшееся тело Томы в грязно-серую парусину. На голове женщины больше нет седых волос.

Наклонившись, она целует дочь в морщинистый лоб. На подобную пергаменту щёку падает одинокая слеза.