@ Актер. Часть 3, 4

Юлия Ковалькова

Почти 10 лет Интерпол шел по следу международных охотников за бриллиантами, но не смог найти их главаря.10 лет назад Андрей Исаев стал сотрудником Интерпола, Алекс Ресль – одним из наиболее перспективных актёров театра и кино, а высокопоставленный российский чиновник чуть не потерял дочь, которая сходила с ума из-за актера.Что связывает эти события?Казалось бы, ничего. Но Интерпол по-прежнему ищет главаря, Андрей будет вынужден ввязаться за друга в бой, а девушка просто исчезнет.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги @ Актер. Часть 3, 4 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

ЧАСТЬ IV. Когда сбрасываются маски

Она хитрей змеи, хотя скромней голубки,

Чиста как херувим, как сатана лукава…

У. Шекспир, «Страстный пилигрим»

В людях мы видим только две вещи: то, что хотим увидеть, и то, что они хотят показать.

Х/ф «Takes life. Seriously»

ГЛАВА 1

@ В те же дни. Москва и Салоники.

Да, Исаев нашел ее. Однако этому предшествовало несколько связанных и не связанных с данным фактом событий.

Все началось с того, что после похорон Чудотворец в гостинице, в деталях изложил Апостолу новый план по поимке Элизабет, после чего с гостеприимством хорошо воспитанного человека разлил по рюмкам коньяк, протянул Ли его снифтер и с другим устроился в кресле напротив. В целом, картинка была домашней, уютной, даже заманчивой и красивой, если бы речь сейчас не шла о физическом устранении двух человек, одним из которых должна была стать Лиза.

— Спасибо, — Ли принял рюмку. — Думаешь, твой план сработает?

— Ты сомневаешься? Кстати, а почему? — Чудотворец покачал бокал, удерживая его таким образом, чтобы ножка снифтера находилась между его безымянным и средним пальцами.

— Потому что Исаев — это не Радек. Благодаря тебе я видел досье этого русского. Но в отличие от тебя я видел его в деле. И это, поверь мне, не тот человек, который позволит дергать его за нитки или в качестве «спасибо» за твою виртуальную «помощь» станет таскать из огня каштаны.

— Тут ты прав, Ли, но… не совсем! — Чудотворец приложил к наружной стенке бокала палец и посмотрел хрустальную гладь на свет. Ничего необычного или неосторожного. Просто если отпечаток просматривается, то перед вами алкоголь высшей марки. — Знаешь, такой коньяк любил Коста, — мимоходом заметил Он. Затем сухо усмехнулся, изгоняя из головы не самые радужные воспоминания о покойном. — Так вот, относительно этого «но». Исаеву наконец надо узнать, как выглядит Элизабет, которую он ищет.

— Сказать тебе, что я об этом думаю?

— Скажи, — Чудотворец откинулся в кресле и надкусил кончик сигары.

Апостол неторопливо вращал бокал, наблюдая за тем, как по его стенкам стекают вниз коньячные капли:

— Я думаю, что, даже если предположить, что Домбровский не сохранил ни одной фотографии дочери, он мог бы уже десятки раз наведаться в лабораторию при МВД, создать там ее фоторобот и передать его Исаеву.

— Нет. Мысль, Ли, конечно, правильная, но нет. Домбровский никогда так не сделает.

— Почему?

— Потому что так он подставит Элизабет. Официальный фоторобот всегда сохраняется в банке данных, так легче и проще искать других людей, используя нормальные, жизненные, а не картонные образы. А Домбровский предпочитает вести розыск дочери камерно. Так что… — и Он красноречиво пожал плечами.

— Тогда получается, что Исаев играет практически втёмную, — Ли, порывшись в кармане, вытянул сигаретную пачку и бросил в рот сигарету.

— Получается так. И, кстати, именно из-за этого он пробуксовывает. И мне придется сдернуть его с мертвой точки.

— Это опасно, ты понимаешь? — Ли, выдернул сигарету изо рта и наклонился вперед, изучая Его лицо. — Ты понимаешь, что этим ты можешь поставить себя под удар?

— Понимаю. Но что, если у меня, — Чудотворец посмотрел на огонек сигары, — есть, скажем так, один человек, которому Исаев все еще может довериться?

— Да? — Ли иронично сощурился. — И как зовут этого человека?

— Элизабет называла его «Никак». Хотя по-гречески он κανείς, или «Ка неис», или Никс — то есть Большой Человек, или бог ночи, или дух, или просто никто. У нас с ней все еще есть свои собственные секреты.

— Хорошо. Как ты хочешь. — Апостол отпил из рюмки и покатал на языке коньяк, который по вкусу вдруг стал напоминать ему ржаной хлеб, который он ненавидел. Правда, в этот момент сам Ли подумал о том, что если покойному Костасу нравился подобный отличный напиток, то за это ему можно простить многое. Но не всё. Например, невозможно спускать с рук предательство, общую извращенность и отчаянную нелюбовь к детям, которых Ли в общей массе своей жалел, но не особо, если вспомнить историю с той же Элизабет. А с другой стороны, не будь Костаса, и Чудотворец не стал бы тем, кем Он был.

— А что будет с тем, другим? — внезапно вспомнил Апостол. — Я имею в виду того младенца, человека Домбровского?

— Как ты сказал, младенца? — оценив его шутку, Чудотворец чистосердечно расхохотался. И Ли подумал, что у Него чудесный смех: низкий, грудной, обаятельный. — А этот «младенец» станет запасной частью моего плана. А пока… пусть он пока спокойно спит, — Чудотворец иронично отсалютовал рюмкой, допил коньяк и вернул снифтер на стол. Впрочем, его глаза глядели властно и холодно.

Так смотрит в свое будущее человек, который давно для себя все решил и точно знает, что впереди еще будут убийства.

— Не рискуй понапрасну, — помолчав, тихо попросил Его Ли. Чудотворец, не меняя мимики, также холодно ему подмигнул.

«Тебя заносит. После того, как тебя бросила эта сука, тебя, мой дорогой, все больше и больше заносит. Напрасно ты тогда, три года назад доверился ей. А ведь я тебя предупреждал», — мог бы добавить Ли, но не стал этого делать. Он и так уже знал, что у него с Чудотворцем одна на двоих дорога.

Это было одно обстоятельство дела.

Другое выглядело иначе.

После встречи с Исаевым в «Альфе» (от которой Домбровский едва отошел, хотя его сознание до сих пор мучительно скручивалось в фразу, брошенную ему напоследок Андреем: «Что вы сделали ради собственной дочери?») — так вот, после той памятной встречи Максим Валентинович отправил Одинцова налегке в МВД и сейчас находился в одной из московских гостиниц. Сегодня он и Мари должны были проститься. Женщину ждал Лондон, его — дела Интерпола в Москве.

Сжав хрупкие пальцы Мари и рассматривая их, словно их изучая, Домбровский тяжело и долго молчал. Женщина тоже хранила молчание. И она же не выдержала первой.

— О чем ты думаешь? — Бошо накрыла его руку ладонью. Теплый жест, известный парам как «я тебя понимаю».

— О Лизе, Мари. Я все время думаю о Лизе. Я никак понять не могу, почему она не подошла ко мне там, на кладбище? Или ее там не было? Тогда зачем она прислала мне это письмо? Чего она испугалась? Что я не смогу ее защитить? Что с ней произошло? Неужели моя дочь — часть той сволочной преступной сети, о который ты мне говорила?

Мадемуазель Бошо действительно рассказала Домбровскому о подозрениях Нико, о том, что Лиза могла несколько лет назад войти в ОПГ «Пантер» и даже стать одним из ее «престижнейших» членов.

— Возможно, ее принудили? — Пытаясь утешить любимого человека, Мари-Энн потянулась к нему и коснулась губами его виска.

«Еще такой молодой, а волосы совсем седые».

— Ты не знаешь ее, — Домбровский прикрыл глаза и покачал головой. — Поверь, ее невозможно заставить. Ее нельзя к чему-то насильно склонить или взять на испуг. С Лизы всегда скатывалась любая грязь, как вода с капустного листа. Просто она — такая. Или, по крайней мере, такой была, пока в ее жизни не появился… этот!

Женщина тяжко вздохнула:

— Ты опять этого актера имеешь в виду? Максим, ну пожалуйста, ну не надо.

— Нет, надо, Мари. — Разговор у них шел на смеси английского, русского и французского. Впрочем, Домбровский прекрасно понимал женщину, та тоже отлично его понимала, порой даже его предчувствовала, и этого им было достаточно. — Да, я имею в виду этого чеха. Или, как сегодня Исаев настоятельно просил его называть, Александра. Нет, ты себе представляешь? Александра! — Домбровский издевательски хмыкнул. — Вот же имечко родители ему выбрали.

— А что не так? — слабо улыбнулась Мари.

— Вообще-то, это имя означает «защитник».

— Ты что, Святцы читал? — не поверила Мари-Энн.

— Да нет. Это меня на сей счет однажды просветил Саня Фадеев. У нас с ним по молодости лет как-то вышел дурацкий, но довольно-таки забавный спор на тему того, почему мы выбрали такую профессию? И что это было, долг, наше призвание или вообще судьба? Так вот, по его словам, Александр — это «защитник», а Максим — «величайший». Каково, а? — Домбровский иронично посмотрел на Мари.

— Ну, второе мне очень нравится.

— Я рад. — Домбровский вроде скривил рот, но сильней сжал руку своей француженки. — Только этот Александр — не Александр, а потрясающе красивый и испорченный сукин сын, причем, единственный в своем роде, кто заставил мою дочь плясать под его дудку.

— Нико найдет твою дочь. Просто доверься ему, — утешая, женщина нежно погладила мужчину по скуле, по волосам. Она уже много раз ему повторяла, что Никас был когда-то по-настоящему увлечен Лизой. Но говорить это снова, сейчас, когда Домбровский разгневан, устал и расстроен? Нет. Для этого лучше выбрать другое, более подходящее время.

— Я не верю ему, — неожиданно отрезал Домбровский, и обескураженная Мари вскинула на него глаза. — В этом деле я верю только Исаеву. Знаешь, — и зрачки в зрачки, как отражение двух зеркал, когда ты видишь себя в глазах другого и понимаешь, что человеку, который любит тебя, можно и нужно довериться, — если бы я мог выбирать между этими тремя, я имею в виду чеха, Никаса и Исаева… если здесь вообще можно выбирать! то я бы предпочел, чтобы выбор Лизы пал на Андрея.

И эта правда была ошеломляющей, особенно с учетом того, что Домбровский не раз и не два грубо указывал Исаеву его место.

— Почему? — удивилась Мари-Энн. — Почему ты за него? Ты же всегда был против него.

— Потому что Исаев, — Домбровский в скупом жесте нежности прижал ее пальцы к губам, — во многих аспектах похож на мою дочь. И он не сдаст ее и не предаст. Кстати, ты в курсе, что у Исаева была связь с одной женщиной? Сейчас она живет в Лондоне, ее зовут Наталья Терентьева. Так вот, он до сих пор оберегает ее.

И Мари-Энн, которая никогда не доверяла исключительно ощущениям, в этот момент остро почувствовала, как кто-то сверху — кто-то, кто сплел их судьбы в одну тугую тонкую нить, готовится одним ударом рассечь этот гордиев узел.

Это ощущение поселится в ней, когда Домбровский из-за телефонного звонка прервет их разговор. Это чувство останется с ней, когда он отвезет ее в «Шереметьево». Это ощущение будет с ней, когда она станет по телетрапу идти одна к самолету. Но реально оно выстрелит в тот момент, когда (Мари-Энн этого не увидит) находящийся от нее за тысячи километров Нико, к которому стекалась вся информация о действиях и деяниях «Пантер», получит отчет о найденном под Лозанной изуродованном теле мужчины.

«Одиннадцать пятнадцать утра».

Еще ночью грек был в Салониках, а теперь уже в НЦБ Интерпол, в Лондоне. Посмотрев на часы и отметив время, Никас прошелся по своему кабинету, на автомате рассматривая его простейшую обстановку, когда о хозяине не скажешь вообще ничего (стандартный письменный стол, кожаное кресло, пара стульев, закрытый шкаф, где Нико хранил кое-какие папки, и сейф, в котором он держал оружие). Однако кабинет имел стеклянную, длинной в стену, панель, из-за которой ты можешь видеть других сотрудников, время от времени перемещавшихся по коридору, зато они не видят тебя (стекло с твоей стороны затонировано). Вспомнив о том, что его ждет, Нико перевел прицельный взгляд на монитор компьютера, после чего вернулся за стол и, устроившись в кресле, принялся неторопливо отщелкивать «мышью» присланные ему фотографии. Тело убитого — сплошная рваная рана. Вместо лица — месиво. Правый локоть трупа неестественно выгнут и вывернут (Нико знал этот прием, когда одним ударом жертве ломают руку). При этом на левой стороне грудной клетки — единственный не тронутый убийцами участок кожи, где имелись две характерные родинки.

«Понятно… Радек».

Нико знал его приметы, как свои пять пальцев. Это он тогда, доказав связь Радека и «Пантер», упрятал Радека за решетку, а позже перевел его в «Орбе», где тюрьма была понадежнее. Но приметы приметами, а факты — весьма упрямая вещь, и с ними ты не поспоришь. Так что набрав помощнице:

— Леа, не принесешь мне кофе? — Нико углубился в таблицу, густо усыпанную специфическими маркерами криминалистов.

Дактилоскопия, ДНК. Анализ группы крови и резус-фактора. Слепки зубов. Макетное воссоздание простреленной черепной коробки. Да, ошибка исключена, это был Радек. По слухам — недоучившийся художник, по профессии — ловкач и криминальный авторитет. А по призванию — обаятельный странный упрямец, который даже на суде отрицал, что он русский, хотя это доказали лингвисты. Внезапно вспомнилась фраза Радека, брошенная им тогда, в зале суда:

— Я не знаю, когда я сдохну. Но мне кажется, что рождаться и умирать — это легко. Трудно бывает лишь жить.

И ведь он жил, этот русский, жил на полную катушку, жил щедро, грешно и творчески. Делал ошибки и совершал поступки. Играл в войну между бесчестьем и честью, возможно, выбрал чью-то улыбку, ради которой пошел на смерть. А может, Радек ушел задолго до собственной гибели из-за того, что когда-то давно убил что-то в себе. Но все эти философские рассуждения — тоже, по сути, догадки, приправленные изощренными словесными кружевами, из-за чего на душе становится муторно и холодно, а после к тебе приходит состояние пустоты. И Нико с головой погрузился в отчет, где были куда более ценные сведения.

Во-первых, на трупе или рядом с ним не нашли документы. Вопрос, почему? Обыватель ответил бы: «Чтобы не оставлять следов». Профессионал возразил бы на это, что тот, кто выбросил тело Радека на побережье Лозанны, хотел, чтобы следствие сфокусировалось не на деталях, а исключительно на опознании трупа.

Во-вторых, имелся анализ одежды, оставшейся на теле убитого. Судя по заключению, всё новое, качественное и купленное в Греции и Швейцарии. То есть тот, или та, или те, кто помог Радеку сбежать из тюрьмы, не только знали его вкус и размеры, но и путешествовали между этими странами.

В-третьих, на трупе уже бывшего Радека был найден карандашный рисунок, испачканный его кровью и грязью гниющей у побережья реки. И надо сказать, медэксперты и здесь провернули неплохую работу. Очистив рисунок от наслоений и кровавых следов, они сумели воссоздать найденные на нем отпечатки пальцев убитого и еще двоих неизвестных мужчин, которые до текущего дня в базе Интерпола не значились. И можно было объявить этих людей в розыск (αχά, ну да, он, Нико, обязательно это сделает!), но что-то подсказывало ему, что этих двоих Интерпол не найдет. Их отпечатки фальшивые.

А вот рисунок был точно сделан Радеком (эксперты сравнили его с офортами и шаржами, которые тот рисовал в «Орбе»). И теперь, кликом «мыши» сдвинув в центр найденное на трупе изображение, Нико уже минут пять как смотрел на обычный портрет весьма необычной девушки. Особенной девушки, у которой было множество масок, еще больше лиц и имен, но ее настоящим всегда оставалось Лиза. Помедлив, Нико щелкнул в центр рисунка, увеличил зум и вывел на монитор ее лицо полностью.

«Красивая? Может быть. Эффектная? Kαθόλου, вовсе нет. Но здесь она просто до невероятного искренняя».

Сердце на мгновение пронзило иглой, и Нико машинально ослабил тугой узел галстука. Такой он не видел ее никогда. Но такой он ее и запомнит. В этот момент кто-то постучал в его дверь. Он обернулся, прикрывая изображение на мониторе краем плеча:

— Да?

Дверь распахнулась. На пороге с улыбкой на губах и с подносом в руках стояла Леа. Двадцать четыре года. Очень хорошая внешность. Блондинка. Родилась в одной из самых состоятельных семей Франции. Ей было шесть, когда ее родители развелись, после чего отец Леа перебрался в Сенегал, где, как сплетничали, очень быстро женился на женщине с темным прошлым. На что его бывшая еще быстрей сошлась с молодым альфонсом, который теперь успешно проматывал ее состояние. Словно в противовес своим безголовым родителям Леа, окончив школу, поступила в Национальную французскую жандармерию, где получила предложение поработать на Интерпол. Так Нико и познакомился с ней. Полгода назад, поддавшись порыву, а может, и обстоятельствам (одиночество, исступленная безответная любовь к другой женщине и чисто мужская неудовлетворенность), он с ней переспал, после чего предложил ей должность своей помощницы. И любовницы.

Но самое интересное заключалось даже не в этом, а в том, что Леа, кажется, влюбилась в него, хотя пыталась ему этого не показывать. И все же «это» проскальзывало в ее жадных и влажных взглядах, в стыдливо опущенных веках и в том, как она всегда пыталась коснуться его хотя бы краем одежды, думая, что он этого не заметит.

— Хорошенькая, — подойдя, Леа кивнула на монитор и пристроила поднос с кофе на стол. — Кто это?

Он перехватил у нее чашку.

— Так, одна прекрасная незнакомка, — отшутился он.

— Да? — Короткая пауза и далее уже с ощутимыми нотками ревности: — А между прочим, она на меня чем-то похожа.

«Похожа?» — он окинул Леа внимательным взглядом. Да, некоторое сходство имелось. У обеих одинаковый разрез глаз и линия губ. Но на этом их общность заканчивалась. У той, что сейчас стояла перед ним с подносом в руках, улыбка была обычной. А у той, другой — полуулыбка Моны Лизы, точно она знала что-то такое, чего никогда не знал и не видел он. И та, другая, была в сотни раз ему ближе.

— Нет, вы не похожи. Ты красивей ее. — А вот это была чистая правда, и Леа вспыхнула от удовольствия. Секунда — и, наклонившись, она жарко шепнула ему на ухо:

— Ты знаешь, что я тебя обожаю?

— Да ладно, — он игриво шлепнул ее по бедру.

Леа присела на стол, покрутила подносик в руках — и:

— Придешь сегодня ко мне на ужин?

— Ты этого хочешь?

— Да, очень хочу.

— Хорошо, я приду.

Леа кивнула и, подхватив поднос, летящей походкой устремилась к двери. Закрывая ее за собой, она жизнерадостно ему улыбнулась. Он усмехнулся про себя: «Как мало, оказывается, надо, чтобы сделать некоторых женщин счастливыми». Но мозг Нико уже работал в другом направлении, и едва за Леа захлопнулась дверь, как он развернулся к компьютеру. Сейчас ему предстояло «осчастливить» еще одного человека. Но не женщину, а мужчину, который в свое время отказался ему помочь и, тем не менее, был ему нужен. Открыв почтовый файл, Нико подумал с минуту и начал бегло печатать:

«Андрей, привет.

Возможно, в прошлый раз ты и я плохо расстались, и мы, не поняв друг друга тогда, теперь не сумеем договориться о совместной работе. Но все-таки я, хотя и предвижу некоторое недовольство со стороны м-ль Бошо (если предположить, например, что ты сдашь меня ей), хочу оказать тебе посильную помощь. Если ты вспомнишь (а ты это помнишь), то в нашу последнюю встречу я говорил тебе, что у девушки, которую ищешь ты, может быть много лиц. Вот то единственное, которое подлинное. Этот портрет нарисован человеком, который мог быть одним из лидеров известной тебе группировки и которому, как я считаю, Л. помогла сбежать из «Орбе». Если тебя интересуют детали побега, запроси эту информацию у своего бывшего шефа. Надеюсь, это приведет тебя к истине».

«Вернее, это то, что послужит тебе хорошим толчком. А теперь то, что придаст тебе нужную скорость».

«Удачи в поисках, Андрей. Но чисто по-дружески предупреждаю, что я постараюсь тебя опередить (смайл).

Тем не менее, с неизменным уважением,

Нико».

Вложив очищенный медэкспертами портрет Лизы в письмо, Никас нажал на «отправить». Понаблюдав, как на мониторе качнулись миниатюрные песочные часы, гоня его послание по компьютерным проводам к Исаеву, он поднял трубку и набрал своему куратору в Интерполе:

— Да, привет. Что ты хотел? — сухо отозвался мужской голос.

— Καλημέρα (Добрый день). Хочу к вам зайти. Есть разговор.

Через двадцать минут Нико вернулся к себе с «добром» на командировку в Россию и «окей» относительно того, что выводы, которые Нико сделал о Лизе, никогда не лягут в базу данных их системы. Он не собирался давать ни шанса тому или тем, кто мог запустил «красный циркуляр» по Элизабет Эстархиди. И он не выполнил просьбу м-ль Бошо не посвящать в эти дела. Но Бошо не была его начальником, только наставником, может, другом, так что формально он ничего не нарушил. Но с этого дня их пути расходились…

В это время в Москве было почти три часа дня.

Что до Исаева, тот даже не обратил внимание на замигавшую на мониторе его ноутбука единицу в резервной почте, адрес которой он на всякий случай оставлял в Интерполе для связи, когда увольнялся оттуда. В этот момент Андрей был занят тем, что активно ругался с Вовкой Петровым относительно несделанной им презентации.

Презентация (или, если воспользоваться сленгом Вовки, «преза») должна была рассказать новым заказчикам о диверсификации «Альфы», ее услугах и всех тех качественных вещах, после которых клиент не задает вам вопросы на тему того, почему работа с вашей компанией стоит так дорого?

Погуляв по офису Андрея (гладкие голубые стены — чтобы не отвлекаться; стопка компакт-дисков на подоконнике — преимущественно книги, классика и клубные DJ-сеты; письменный стол с приставкой — можно нормально выпить кофе; в левом углу треножник с бумагой формата А1 и стопкой фломастеров — удобно рисовать схемы), Вовка обессиленно рухнул в кресло Исаева и изрек:

— Хорошо, давай я напишу, что у нас многолетний опыт и высокая квалификация?

— Вов, — Андрей поморщился, — это же общие слова.

— Тогда давай я добавлю: мы гарантируем быстрое прибытие на место группы реагирования.

— Ага. То есть если переиначить это словами заказчика, то сначала мы доводим своих клиентов до того, чтобы у них все рухнуло, зато потом ужасно как быстро отреагируем?

— Знаешь, что? У тебя ум критический, на который не угодишь, — пожаловался Петров и пригладил свою стильную стрижку.

— У меня не ум критический, а подход к делу критический, — напомнил Исаев.

— Погоди, погоди, — ни с того, ни с сего оживился Вовка, — слушай, Дрон, — словно вспомнив о чем-то, слегка загадочно начал он, — а что, если мне… ну, Ирину Игоревну насчет помочь нам с презентацией попросить? Она же у тебя в маркетинговом агентстве работает?

«Ну да, сначала Орк, потом ты. Кто следующий?.. Перебьешься!»

— Вова, — Исаев упер подбородок в узкие ладони, обозревая своего не в меру смышлёного заместителя, который, видимо, после рассказа Ладо решил ТОЖЕ сблизиться с Ирой. — Скажи мне, пожалуйста, а что в твоем понимании вообще означает «помочь»?

— Ну как? Ну, помочь. То есть помочь сделать. А в твоем понимании это что значит? — и Вова наивно захлопал ресницами.

— А в моем понимании, помочь — это дать совет или деньгами выручить. А в твоем толковании «помочь», по-моему, означает «сделать за тебя» или «с тобой». И прежде чем устраивать тут мозговой штурм и морочить мне голову, я бы на твоем месте встретился с заказчиками, с которыми мы работали, чтобы попробовать описать нашу проблематику и услуги на их языке. А не… где это? — Исаев выдернул из стопки презентационных бумаг лист и картинно поднес его к глазам: — Вот! А не пулять в меня такой ерундой: «Миссия нашего охранного предприятия заключается в том, чтобы обеспечить безопасность населения, а также предотвратить действия, которые могут нанести ущерб предприятиям и частным лицам, бла-бла-бла. И для выполнения этой задачи мы применяем… Господибожемой! современные технологии, позволяющие вовремя предупредить противоправные действия по отношению к нашим заказчикам!» Вов, это какие же такие технологии мы с тобой применяем? Технологии «быстро встал и работать пошел»? Или технологию «наш Петров и без презентации уболтает любого»?

— Ты, можно подумать, не уболтаешь, — намекнул на Самойлову Вовка.

Вместо ответа Исаев молча полез в ящик стола, вытащил из него пакетик с неочищенным фундуком, после чего аккуратно пристроил один орех на коврик для «мыши» и неуловимым движением ладони расколол его надвое.

— А вот это сейчас к чему? — выпрямился в кресле Петров.

— А это тебе, — беспечно усмехнулся Андрей. — На, для стимуляции мозговой деятельности ядрышко съешь.

— Да не хочу я. Ладно, пойду я что-нибудь наваяю. И кстати, — вспомнил, поднимаясь, Петров, — я, между прочим, пока ты в отпуске был, тоже не куковал, а с парой наших клиенток встречался. И они слили мне информацию о новых услугах, которые в ближайшие дни собираются выводить на рынок наши конкуренты. Вот так.

Последнее прозвучало, как «ну что, съел? У меня тоже все на мази». Впрочем, насчет того, что после встречи с Петровым клиенты, и особенно женщины, могли слить тому хоть всю свою подноготную, Исаев даже не сомневался.

— Ну и чего ты тогда молчал? — Андрей наклонился, высыпая в ведро под столом скорлупу. — Это же интересно. Рассказывай.

— А кофе?

Исаев поднял глаза. Секунда, другая — и кончилось тем, что Вовка и без кофе в деталях вывалил Исаеву все, что выдали ему клиенты, после чего снова поднялся:

— И между прочим, я действительно хотел, чтобы Ира мне всего лишь с презентацией помогла, — безмятежно добавил он, явно собезьянничав эту интонацию у Андрея.

Исаев быстро достал из пакета второй орех, сложил пальцы, прищурился и щелчком загнал второй орех прямо в Вовку. Причем весь процесс «избиения зарвавшегося младенца» занял йоту секунды. Петров, не успев увернуться, крякнул (следом в коридоре весело захихикала наблюдавшая за этим секретарша Фадеева). Орех, подпрыгивая, ритмично застучал по ламинату, а Вовка демонстративно захлопнул за собой дверь, чтобы через два часа с небольшим прислать Андрею на почту абсолютно внятную презентацию.

За это время Исаев успел провернуть небольшое камерное совещание с дознавателем, переодеться в костюм и съездить по делам в Министерство Юстиции. Вернувшись в свой кабинет, он первым делом пристроил пиджак висеть на спинке стула, закатал до локтей рукава, плюхнулся в кресло и с интересом полистал Вовкину презентацию.

«Идейно. Норм., пойдет», — отправляя Петрову ответ, Исаев наконец обратил внимание на единицу в резервном ящике.

«Ну и кто же нам пишет?» Андрей открыл файл, удивившись имени отправителя (nikas.milo@interpol. хх. ххх), и быстро пробежал глазами послание. Затем, уже медленней, перечитал его еще раз. На автомате проведя большим пальцем по верхней губе, Исаев прищурился. Затем, помедлив, открыл вложенный файл, увеличил портрет — и резко вдохнул, заметив эту характерную полуулыбку.

Он видел ее только у одной девушки, и эту девушка он хорошо знал. И эта девушка много раз была в его доме. Но самое оглушительное для Исаева состояло в том, что разгадка тайны была настолько элементарной, что в истину было просто невозможно поверить. Андрей нервно хмыкнул и закусил губу, подумав о том, что если сейчас его предположение подтвердится, то он был дураком, потому что отгадка личности Лизы все это время лежала перед ним на поверхности.

***

В этот момент Андрей задал себе, пожалуй, самый резонный вопрос: что он вообще знал о ней или (чего уж там теперь?) об этой Лизе-Алисе-Элисон Грейсон, кроме того, что это милая, остроумная и чертовски умная девочка? Только придуманную ею легенду, общую для чеха и для него, хотя Алексу лже-Элисон наверняка рассказывала о себе намного больше. И эта легенда заключалась в том (Андрей не заметил, как раздраженно забарабанил пальцами по столу, набирая ударами темп), что ее «родители» много лет назад переехали в Эдинбург, а потом перебрались в какую-то богом забытую дыру в Шотландии.

«Кстати, узнать бы у Алекса, как эта „дыра“ называется. А вообще, было очень удобно „сослать“ родителей куда подальше, чтобы не знакомить их с работодателем в лице Алекса!»

Далее, придуманная ею биография говорила, что ее папа, которому лже-Элисон дала имя Валентин (видимо, чтобы не уходить далеко от семейной истории), называл ее Алисой, поскольку очень любил русский рок. И самый прикол был в том, что «ее папа» и правда его любил. Исаев своими глазами видел у Домбровского на столе компакт-диски с записями «Чайфа» и Сукачева.

Следующим номером программы, который отколола эта актриса («Ее бы в пару к Алексу в театр, отбоя от зрителей не было бы», — мстительно подумал Андрей), стали умело слитые ею в небытие несколько лет собственной жизни. «Ребя-ата, — Исаев прямо-таки передразнил ее интонацию, — ничего интересного со мной тогда не происходило».

Затем эта поганка без перехода, прямо сходу открыла перед Алексом и Андреем новую главу своей жизни и рассказала, что сначала она поступила в университет «Ковентри» (а это так, на минуточку, один из престижнейших ВУЗов Великобритании). После чего втерла им, что на втором году обучения в «Ковентри» она взяла академический отпуск, чтобы… «Как это она загнула мне тогда? — окончательно разозлился Исаев. — Ах да, „попутешествовать по миру“!.. Посмотрел бы я на эти ее „путешествия“, где так здорово преподают чешский. И кстати, узнать бы еще у нее и у „ее папы“, какими другими иностранными языками она владеет».

И, наконец, после «Ковентри» лже-Элисон (а это было три года назад) поступила в Манчестерский университет, который, к слову, также является одним из ведущих английских ВУЗов, где ее и нашел Алекс. Или, скорей уж, это она на него вышла. Ну, а поскольку этот чешский лопух («И я тоже хорош!») не стал проверять, откуда у ее родителей, проживавших в «богом забытой шотландской дыре», такие деньги на ее обучение в «Ковентри» и «Манчестере», она засадила Андрею и Алексу еще одну байку о том, что ее «родители долго копили на ее образование». А поскольку Алекс, этот дважды лопух, не сфотографировал ее водительские права, чтобы переслать их Андрею («А я, дурак в квадрате, не удосужился их у нее попросить, хотя мог пробить в Интерполе ее ID»), то «милую девочку» остается только еще раз поздравить! Но не совсем. Потому как теперь у Андрея появилась к ней целая куча вопросов.

Во-первых, какого черта он повелся на ее когда-то вскользь брошенные ему нелестные слова о том, что она «не хочет с ним тесно сближаться?» И не в ее придуманной антипатии дело. Она раз пятнадцать была у него в гостях вместе с bro, она и Андрей прекрасно общались, перешучивались и перезванивались (вспомнить хотя бы ту недавнюю историю с сыром). Но это она пыталась отогнать его от себя, чтобы он не прищучил ее. И он на это повелся.

Далее, хотелось бы знать, кто на самом деле оплачивал проживание, траты, грубо говоря, кто содержал Элисон на момент ее обучения в «Ковентри» и «Манчестере»? Потому как «ее папа» вообще считал, что она безвылазно сидит себе в Греции, и только два года назад, когда Элисон покинула (или была вынуждена покинуть) Манчестерский университет, возникла эта бизнес-школа в Швейцарии. Это — два.

Три. Почему она бросила «Ковентри», «Манчестер» и бизнес-школу, так и недоучившись? А ведь ей нравилось там, он еще помнил ее фразу на этот счет, когда она вместе с Алексом в первый раз была у него дома. И, кстати, куда делся шрам на ее запястье, о котором несколько раз упоминал Домбровский? Она носила открытые платья, и Андрей бы точно заметил вспухшую линию на ее руке. Но шрама не было. Это — четыре.

Пять. Почему Лиза-Алиса-Элисон, три года назад подписав с Алексом контракт на ее PR-услуги, первые полтора года категорически отказывалась ездить с чехом в командировки? И почему она до сих пор избегает мелькать в телевизоре? Боится, что отец увидит ее? Сомнительно. Для отца у нее была припасена внешность чужой тому Элисон. Есть другой ответ: она кого-то боялась. Или до сих пор кого-то боится.

Отсюда вытекает вопрос номер шесть. Почему по словам Алекса лже-Элисон еще в первый год работы на него предложила ему купить и зарегистрировать на его имя телефонную симку для нее плюс снять на его же имя квартиру ей в Праге для деловых встреч, за которые, правда, сама же аккуратно платила? У нее были средства? Чудесно, откуда? Тем более, что Андрей несколько раз замечал, что она предпочитает расплачиваться только наличными.

И, наконец, седьмой вопрос. Хотя это уже не вопрос, а факт чистой воды. Только последний месяц Алекс и его, черт ее раздери, пресс-атташе более-менее регулярно вместе куда-то ездят. А до этого (и это в течение двух с половиной лет!) Элисон находила время увидеться с Алексом только два-три раза в месяц. Хотя (опять же, по словам чеха) регулярно звонила ему и общалась с ним по «Фейстайм» (причем, как мы помним, сим-карта и телефон были куплены и зарегистрированы на имя Алекса). Ссылаясь на заботу о родителях, в основном, о матери, Элисон не всегда сразу отвечала на звонки, но всегда перезванивала и предельно честно и четко выполняла свои обязанности. А что, если часть PR-дел для Алекса исполняла не она, а кто-то другой? Ей было вполне по силам оплатить услуги какого-нибудь небольшого, но толкового PR-агентства.

И вот здесь любой нормальный человек сделал бы следующее. Позвонил бы телохранителям, приставленным в Чехии к Алексу, и потребовал, чтобы те поймали ее, потуже ее спеленали и, как посылку с зеленым горошком, доставили бы в Москву, где ее ожидала бы очная ставка со всеми отсюда вытекающими, но… Но нормальным человеком в обывательском смысле слова Андрей Исаев не был.

Проблема в том, что он поверил ей. И несмотря ни на что, продолжал ей верить. Опираясь только на собственное чутье, интуицию и что там еще в нем сидело, Андрей действительно верил в то, что Лиза не навредит чеху. Скорей уж, она бы его защитила, как защищала его, выдирая его из «Панкраца». Но теперь она сама нуждалась в защите. Потому что Никас Мило при всех его видимых плюсах и минусах совсем не тот добрый самаритянин, которым хочет казаться. И письмо Андрею он отправил не просто так. Он землю роет, чтобы ее найти. И он найдет ее, если ей не помочь. Так что Исаев все-таки поднял трубку и набрал русскоговорящему телохранителю Ресля.

Парня звали Вадим. Именно он был старшим в группе, которая сейчас страховала чеха.

— Привет.

— Добрый день.

— Вадим, где объект?

Объектом значился Алекс. А Лиза, как подозреваемая, была на их сленге ведомой.

— В настоящую минуту вместе с девушкой находится в аэропорту Гавела и регистрируется на рейс, вылетающий в Санкт-Петербург.

— С какой… девушкой? — моргнул Исаев и выпрямился в кресле.

— С Элисон Грейсон. А что, есть проблемы?

Андрей на секунду прикрыл глаза.

«Проблемы? Ага, есть. И еще какие!»

— Кстати, ты в курсе, — броневиком врезался в его мысли Вадим, — что у объекта отношения с этой девушкой?

— Мм, я в курсе, что у объекта отношения с этой де… — на автомате начал Исаев, и тут до него дошел смысл вопроса. — Какие еще отношения?!

— Ну, — замялся Вадим, — я бы сказал, что тесные.

— Насколько тесные? Они в песочнице вместе, что ли, играют? Не любовные же?

— Ну, вообще-то, так точнее. Да, любовные.

«Ах ты, господи…»

— И как давно? — потерянным голосом поинтересовался Андрей, в понимании которого ситуация час от часу становилась лишь хуже.

«И что теперь делать-то? Давай, быстро соображай. Что, снимать Алекса и лже-Элисон с рейса? Но будет скандал. К тому же, в аэропорту всегда много людей. И bro точно в это полезет, он не даст так просто забрать ее у него и… Да к черту! Зачем ты себя-то обманываешь?! Bro не будет стоять в сторонке и, как малахольный, визжать: „Помогите! Полиция!“ Это он с виду у нас милый эльф. А на деле это тренированный спортивный чувак, причем, без особых комплексов. И он полезет ее защищать, и в аэропорту будет драка. И вот этого он мне уже не простит. А с другой стороны…»

— Что «как давно»? — между тем не понял Вадим.

— Связь у них как давно?! — рявкнул Исаев.

— Со вчерашнего дня. Она, как я выяснил, вчера сняла номер в гостинице. Он остался у нее ночевать, а утром…

«Все, bro, я тебя поздравляю. Я не знаю, как ты умудрился с ней переспать и знаешь ли ты, что это Лиза. Но если сюда добавить „радость“ Домбровского от этого известия, то тебе светит уже не СИЗО, а форменная крышка».

–… утром они вместе пошли в кафе, потом он ей цветы купил, и она поехала к нему домой, откуда они вместе отправились в аэропорт. Кстати, у них даже сумка одна на двоих… Андрей!

— А?

«Давай, убивай меня до конца, чтобы я больше не мучился».

— Посадку на их рейс объявили. Так мне останавливать их или нет? Но если что, мы с коллегами билеты на тот же рейс уже взяли.

— Понятно. Не надо их останавливать… — («Дам им день, может, два, пока сам во всем окончательно не разберусь.») — Приедете в Питере, поставьте в их номер в гостинице видеокамеру. И вообще, глаз с них там не спускайте.

— Не понял. Ты что, хочешь, чтобы я за их ночными сеансами любви наблюдал? Слушай, тут давай уже без меня, потому что я…

«Ты придурок?!!»

— Мать твою! Вадим, я знать хочу, что к ним никто не ворвется, что им не навредят и что их никто не тронет! — пожалуй, впервые за многие годы взорвался Андрей и бросил трубку, не услышав, как при этих словах Вадим изумленно и обиженно фыркнул.

Знаете, есть такое понятие: «Авторский блок»? По-другому это можно выразить так: «Писателю больше нечего сказать читателям». Так вот, сейчас у Исаева был как раз такой блок. Сказать ему было попросту нечего. Зато очень хотелось прийти в себя и еще больше — закурить. Что он и сделал: достал пачку, выбил щелчком сигарету, открыл окно и, собирая в голове распотрошенные мысли, уставился на оживленный в это время проспект. По тротуару шли люди. Молодой парень, не допив, бросил под ноги банку с какой-то розовой слабоалкогольной гадостью. У входа в метро мялась бабулька, продавая тюльпаны с рук. А Исаев все гонял и гонял в голове вопрос: «За что мне все это?» Нет, он, конечно, хотел, чтобы у bro все было хорошо. Но не такими же средствами? А с другой стороны, может, он себя накрутил, и Элисон вовсе не Лиза?

«Ладно, хватит ныть. Пора собирать доказательства. Если я их еще, конечно, найду». — Андрей ввинтил бычок в пепельницу и набрал Вовке.

— Что, опять презентацию делать? — обреченно поинтересовался Петров.

— Нет, другое делать будем. Зайдешь ко мне?

Через минуту Вовка стоял на пороге.

— Садись.

«Хорошенькое начало», — подумал Петров. Между тем Исаев принялся ясно и недвусмысленно обрисовать ему ситуацию.

— Это она? — Вовка посмотрел на портрет Лизы, к тому времени распечатанный Андреем на принтере.

— Она. А, может, и не она. Вот поэтому ты сейчас следственный эксперимент проведешь.

— А что сам?

— А я, как лицо заинтересованное, могу начать подгонять услышанное к мной увиденному. А мне голые факты нужны.

И вот здесь надо кое-что пояснить.

При всей своей кажущейся легкомысленности Петров был в «Альфе» далеко не статистом. Во-первых, он очень быстро, практически сразу въезжал в любую самую сложную ситуацию. Вот и сейчас он задал Исаеву только один вопрос:

— Фадеев в курсе?

— Нет, но скоро будет.

По сути это означало карт-бланш для Петрова («Вов, если шеф придет с этим к тебе, ты не подставляешься. Либо валишь все на меня, либо говоришь ему только то, что сам слышал, что знаешь»).

Во-вторых, у Петрова был какой-то невероятный дар доставать из, казалось бы, самого безнадежного свидетеля максимально подробное описание подозреваемого. Происходило это примерно так:

— Ну так как все-таки выглядел этот мужчина?

— А я помню? — собеседник уныло пожимает плечами. — Я видел его неделю назад.

— И он был афроамериканцем.

— Да вы что? — смеется свидетель. — У него была обычная славянская внешность.

— И лицо смуглое, как у южанина.

— Да нет, говорю же, обычное. Белый он.

— Альбинос?

— Да нет, — свидетель морщится, — ну такой, знаете, бледный, словно он без солнца годами сидел.

— И волосы у него русые?

— Ну, наверное, — свидетель задумчиво чешет в затылке. — Слушайте, ну я честно не помню.

— А может, он блондин, как и я? — Петров был светловолосым.

— Нет, это точно. Они у него гораздо темней.

— Как у вас?

— Да нет. У меня, жена говорит, как раз нормальные русые волосы. А у того они с рыжиной.

— То есть он ярко-рыжий, как морковка?

— Да нет, скорей уж, как мой спаниель. У нас с женой кокер, — свидетель смущается, — коричнево-рыжий такой. Вот я и подумал тогда, что у того мужика волосы с ним цветом похожи.

И из сумбурного, на первый взгляд, диалога шаг за шагом вставали ясные, точные и точечные черты подозреваемого. Овал лица, форма носа, линия подбородка и губ, цвет кожи, глаз и волос. Далее так же, на примерах, формировались рост, вес и осанка. Потом из глубин памяти свидетеля поднимались на свет речь, жесты и тембр голоса подозреваемого. А дальше начиналось то, что Исаев искренне считал верхом детективного искусства. За сухим словесным портретом появлялся абсолютно живой человек с присущими ему особенностями. И Вовка, который в принципе не умел рисовать, выдавал такой фоторобот, что у тех, кто смотрел на изготовленное им изображение, даже вопросов не возникало, кого надо искать.

Но если начать рассуждать о том, насколько хорошим оперативником был тогда сам Андрей, то его секрет, пожалуй, заключался всего в одной вещи. В свое время Фадеев, заметив, как его крестник умеет «слышать» людей и «фотографировать» их в своей памяти, заставил того побарахтаться в каждом направлении сыска. Так у Андрея возникло то, что называется вИденье, от английского «vision». (К сожалению, в русском, при всем богатстве этого языка настолько емкого слова нет.) Через много лет, когда Фадеев доверил Исаеву сначала отдел, затем департамент, а потом и полфирмы, Андрей стал подбирать людей не под себя, а так, чтобы каждый из них (дознаватель, сыщик, криминалист) знал в своем профессиональном отрезке на порядок больше его. И все-таки ближе всех к Исаеву по опыту, хватке и по характеру был только Владимир Петров.

— Ладно, блокнот и ручку давай, — вздохнул Вовка. — И пареньку этому, почтальону Ване звони. Будем надеется, — взгляд на часы, — что нам повезет, и он окажется дома.

Им повезло. Ваня снял трубку уже на третьем гудке.

— Привет, Иван, это Андрей, — начал Исаев. — Ты меня помнишь?

— Забудешь вас, — снисходительно усмехнулся Ваня. — Ну как, вы Лизу нашли?

— А ты что, опять где-то видел ее? — моментально «включил маячок» Андрей.

— Да нет. Просто я решил, что раз вы звоните мне, то… ну… — и Ваня смутился.

«То ты мог бы попробовать вымутить из меня встречу с ней? Ну что сказать, вот и еще один поклонник у нашей Лизы нашелся», — невесело пошутил про себя Исаев. И вслух:

— Вань, а мне опять нужна твоя помощь. Тут ко мне… — взгляд на Петрова, — одноклассник Лизы из Киева прилетел. Так вот он говорит, что Лиза не может выглядеть так, как ты мне ее описывал.

— Чего, чего? — возмутился Ваня, и в эхолове телефона что-то мягко стукнуло. Видимо, Иван отложил на диван ноутбук или книжку.

— Он вообще говорит, что Лиза не брюнетка, — нажал на самолюбие почтальона Андрей.

— Врет, — рассердился Ваня.

— Тогда… — («Прости меня и за это, Ваня.») — может, ты с ним поговоришь? А то я никак не могу его убедить, что он не прав. Кстати, его Владимир зовут.

— А по профессии он кто?

И тут Исаева осенило:

— Уличный художник. Портретист.

— С ума сошел? — одними губами зашептал Вовка и выразительно постучал себя по лбу. — Я рисовать не умею!

Андрей поднял вверх указательный палец, заставляя его замолчать.

— Давайте, — и Ваня тяжко вздохнул, хотя в его интонациях Исаев ясно услышал удовольствие от того факта, что его, Ваниному, мнению доверяет такой взрослый и, главное, такой умный дяденька.

— Сейчас я Володе телефон передам. — Но вместо этого Андрей накрыл ладонью трубку и едва слышно прошептал Вовке: — Короче так. Рисуй то, что скажет Ваня, прямо на ее портрете. Прямо на этом портрете, ты понял? — после чего обернулся, прихватил с треножника фломастер и бросил его Петрову.

Перехватив его на лету, Вовка ошалело уставился на Исаева. Глаза в глаза. Секунду, еще одна…

— Ну, ты прям бог! — восхитился Петров, раскусив идею начальника, и придвинул портрет к себе. — Только ты, бог, ради чистоты эксперимента от стола отойди и не рисунок не гляди.

Исаев кивнул, передал Вовке трубку и подошел к окну. И началось то самое таинство:

— Иван, но у нее же не настолько черные волосы…

— Вот именно, Вань. И, по-моему, насчет ее носа ты тоже преувеличиваешь…

— Ладно, Иван, и тут убедил. Но с чего ты решил, что у нее рот такой?..

И наконец:

— Ваня, а у тебя скайп есть?

— А вам зачем? — в трубке Петрова поинтересовался Ваня.

Андрей, разумеется, его не слышал, зато услышал Петрова и при слове «скайп» моментально обернулся:

— Только на почту ему рисунок не посылай, — шепотом предупредил он. Петров закатил глаза, типа, без тебя знаю, и далее уже Ване:

— Да представляешь, ты мне так красочно ее описал, что я даже портрет Лизы нарисовал. Хочешь посмотреть, что у меня получилось?

«Только, ради бога, не говори сейчас: «Нет».

— Во вы даете! — искренне восхитился Ваня и после паузы, невиннейшим тоном: — А вы мне на «мыло» его пришлите, а я посмотрю.

«И оставлю его себе, а при случае кому-нибудь покажу… Да, Ваня. Канешн», — мысленно фыркнул Вовка.

— Так мне, чтобы этот портрет имейлом тебе переслать, надо сначала рисунок отсканировать, потому что через телефон передать его качественно не получится. А поскольку у нас тут сканера нет, то мне придется ехать в гостиницу и возвращаться сюда через всю Москву. А у меня завтра ранний поезд в Киев, — профессионально соврал Петров и добил Ваню: — Но если ты не хочешь взглянуть на то, что у меня получилось, то… жаль.

— Подождите, я сейчас скайп включу, — разволновался Ваня, и в телефонной мембране Петрова что-то зашуршало (это Ваня потащил ноутбук с дивана), затем щелкнуло. — Тэк-с, а номер у вас какой?

— Планшетник доставай, — прикрывая рукой трубку, прошептал Андрею Петров и принялся диктовать номер: — Девятьсот шестнадцать…

Исаев вывел окно скайпа и пристроил iPad стоять на столе. Через минуту на дисплее появилось розовощекое лицо Вани. Отогнав взглядом Андрея, Вовка еще раз вежливо поздоровался с почтальоном, любезно поинтересовался, как у того дела, и, можно сказать, вручил ему изображение Лизы.

— Потряс… Клево… Она! Блин, и как это у вас получилось? — восхищенно выдохнул Ваня. В эту секунду Вовка поймал себя на той мысли, что испытывает законную гордость от того, что его «шедевр» удался.

Зато Исаев подумал о том, что первое ясное изображение Лизы теперь у него в кармане.

Закончив разговор с почтальоном, Петров перевернул нарисованное им изображение лицом вниз и передал планшетник Исаеву. Поблагодарив Ивана, правда, слегка раздосадованного от того, что портрет Лизы на почту ему все-таки не пришлют, Андрей отключил скайп и развернулся к Вове.

— Теперь с тобой давай, — велел тот. — Только еще один портрет подгони.

Андрей распечатал на принтере еще один исходный портрет Лизы, вручил его Вовке, после чего прихватил стул и отошел с ним к противоположной стене, где и уселся.

— Итак, поехали, — скомандовал Вовка. — Какой овал лица у твоей Элисон?

— По нашей криминалистической таблице, это пример 3—12.

— Не-не-не, — покачал головой Петров, — ты мне задачу не упрощай, а давай, как в жизни… Так какой у нее овал лица? Как у Марьи, или как у жены Ладо, или как у секретарши Фадеева, или как у твоей сестры, или… — на этот раз обошлось без дурацких шуток, — как у Ирины?

Андрей задумался:

— Как у Маши. Но подбородок — вот здесь и здесь чуть легче, — он показал на себе.

— Понял. Скулы?

— Высокие.

— Можешь пример из жизни подсказать?

— Не могу. Но могу попытаться пример в Интернете найти. — Пришлось вставать и идти за планшетником, затем искать в Сети подходящие фотографии. — Вот здесь максимально похоже.

— Цвет глаз?

— А они у нее, — Андрей усмехнулся, — серые. Как у меня.

«Может, поэтому Алекс тогда чуть ли ни с первого дня доверился Элисон?» — пришло ему в голову.

— А нос?

— Прямой. Точеные крылья, узкие ноздри. Тонкая лепка, изящный хрящ.

— Рот?

— Широкий. Нет, не так. Я тебе лучше в Интернете пример покажу, — через минуту Андрей протянул Вовке iPad. — Вот идеальная картинка. Но я не знаю, как ты все это свяжешь, потому что там, на портрете, с формой рта художник ей явно польстил. А я узнал ее именно по этой улыбке.

«Прикольно, — подумал в этот момент Петров. — Потому что Ваня высказался о ее губах почти теми же словами».

— Теперь лоб. Высокий?

— Оставь, как на портрете. Только длинную челку вот так и так дорисуй, — Андрей в очередной раз показал на себе.

— Готово. Теперь давай ей прическу подкорректируем. Волосы пышные или нет?

— Нечего корректировать, она у нее что на портрете, что в жизни. Только там из-за карандашного наброска у нее цвет волос светлый, а в реальности они у нее каштановые. А знаешь, что? — Андрей осекся и медленно провел большим пальцем по верхней губе. — А я так полагаю, что это вроде краски, которая очень быстро наносится и также быстро смывается. Нечто вроде оттеночного шампуня… Слушай, Вов, — Андрей поднял голову, — а ты веришь, что у отца и дочери могут быть одинаковые жесты? Элисон и Домбровский, например, когда о чем-то думают, оба пальцами по подбородку барабанят.

— В принципе, верю. Но никто не даст гарантию в том, что эта привычка — не совпадение. И, кстати, позволь встречный вопрос: откуда такие познания о косметике? — изогнул бровь Петров, продолжая работать над изображением.

— Да пришлось как-то раз топтуном поработать.

— А может, ранняя седина-с?

— Да. Две. Причем обе от вас… Ну что, готово?

— Нет. — Петров мотнул головой. — Не торопи Айвазовского.

— Айвазовский маринистом был. Он море рисовал, — усмехнулся Исаев.

— А мне плевать, у меня тут свое творчество… Ну все. На, смотри, она — не она? — и Вовка протянул Андрею получившееся изображение.

Исаев взглянул на картинку и помрачнел. Затем молча поднялся. Покопавшись в кармане пиджака, достал из него мобильный…

— Что? — напрягся Вовка. Андрей покачал головой и также молча, без слов, нашел в телефоне несколько фотографий Алекса с Элисон, перебрал их, наконец, выбрал единственный снимок, где она была снята одна, анфас и с той самой полуулыбкой. После чего протянул мобильный Вовке. Петров взглянул на фото, потом на созданный им фоторобот и медленно, чуть ли не по слогам выдохнул:

— Офигеть…

Дело в том, что подправленный им портрет Лизы совпадал с фотографий Элисон если не на сто, то, как минимум, на девяносто процентов.

— А теперь показывай то, что ты со слов Вани нарисовал, — попросил Исаев. Петров приподнял пачку бумаги, и Андрей вытянул первое экспериментальное изображение. На первый взгляд оно походило на портрет Элисон примерно так же, как самум — сухой, знойный ветер в пустыне Аравии, на тихую заводь подмосковной речки.

И все же, определенное сходство присутствовало. Так что подозрения Исаева подтвердились. Во-первых, грек оказался прав, и по фотографии, переданной Андрею Домбровским, опознать Лиз, действительно, возможным не представлялось. Во-вторых, девушка на портрете, изображение которой было дорисовано Вовкой со слов почтальона, оказалась той самой Лизой, которая к Ване и подходила. А Ваня не мог предугадать, что Андрей фактически подсунет ему готовый карандашный набросок Лизы, где Вовкой будут изменены кое-какие детали и добавлены кое-какие штрихи. И в-третьих, Петров, который до сегодняшнего дня в принципе не знал о существовании Элисон Грейсон, никак не мог подшаманить ее изображение. И в общем, аргумент в пользу того, что Элисон — эта Лиза, Андрей получил. Но это была всего лишь первая группа косвенных доказательств.

Второй Исаев занялся на следующий день. Освободившись от более критичных дел в «Альфе», он впервые воспользовался переданным ему Домбровским административным паролем и через защищенный файрвол вошел в систему Интерпола.

Расклад Андрея был не самым сложным.

На сегодняшний день у него имелось три изображения дочери бывшего шефа. Первое — это портрет Лизы, нарисованный неизвестным Андрею художником, плюс два других, смуглой Лизы и Лизы-Элисон, созданные Вовкой как фотороботы. И если предположить, что Никас опять же окажется прав, и Лиза, во-первых, помогла этому художнику сбежать из «Орбе», а, во-вторых, у нее и правда было множество масок, то ясно, что у нее могли также существовать маска номер три, маска номер четыре, пять, шесть и так до нужного Лизе количества. Но в настоящий момент Исаеву требовалось не столько найти их все, сколько убедиться в том, что как минимум три из них принадлежат Лизе. Потому что два совпадения — еще вероятность, но три — это уже закономерность.

И здесь можно было начать с того, что сделать так, как предложил ему Нико. То есть задать Домбровскому вопрос, кто тогда сбежал из «Орбе»? Но представив себе полемику с бывшим шефом на этот счет Исаев мысленно показал греку с Домбровским фак и поступил по-другому. Используя тот самый административный пароль, который давал ему шансы обойти если не Домбровского с его компанией, то Никаса точно, Андрей задал в «поисковике» системы Интерпола запрос по ключевым словам: «Побег, Пантеры, Орбе».

Через минуту Исаев, подобравшись в кресле, уже читал справку, как заключенный, предположительно русский, сбежал из тюрьмы, воспользовавшись помощью пока неизвестных закону подельников. Как те подогнали к «Орбе» бронированный трак и обеспечили отход заключенному, поливая охранников ураганом из резиновых пуль. Как некий снайпер разнес решетку окна одним выстрелом из арбалета. И что на обломках стрелы не нашли ни следов ДНК, ни отпечатков пальцев. Скопировав информацию об этом на виртуальный жесткий диск в своей голове, Андрей откинулся на спинку сидения и нырнул в свои мысли. Могла ли дочь Домбровского сидеть за рулем трака? Теоретически — да. И — нет, однозначно, если она руководила той операцией. «Катерпиллер» могли поджечь, протаранить, взорвать, а уничтожение или ранение лидера боевиков обычно приводит к срыву всей акции. И дело не в том, что лидер контролирует ее тактику. Штука в том, что он осуществляет финальный расчет за ее выполнение. Нет лидера — не будет денег.

Тогда, может, Лиза находилась в той боевой группе, которая фактически осуществила захват обозначенного периметра «Орбе»? Но, во-первых, здесь ее также могли «положить». А во-вторых, тут требовалась не столько сноровка, сколько физическая сила.

Тогда третий вопрос: могла ли Лиза произвести тот роковой выстрел из арбалета? И здесь возникал однозначный ответ: да, могла. Женщины с давних времен управляются с этим видом оружия, участвуют в соревнованиях по стрельбе и наравне с мужчинами разыгрывают чемпионские титулы. Но тогда возникает другой вопрос: где пряталась Лиза, когда занималась подготовкой операции в «Орбе»? На это ответа пока не нашлось.

Зато подкатило другое.

Поскольку внешность смуглой Лизы или Лизы-смуглянки, взявшей Ваню под уздцы у подъезда, вполне успешно себе прокатила, то почему бы не пойти дальше и не предположить, что дочь бывшего шефа могла еще раз ею воспользоваться? Но чтобы сузить поиски, резонным было приклеить эту внешность Лизы к известным Исаеву перемещениям Элисон Грейсон и поискать Лизу-смуглянку в Лозанне, Праге, Москве, а может быть, и в Салониках. Но в Москве и Подмосковье больше семи аэропортов и аэроузлов. Салоники и Прага — это центры туризма. А в Лозанне, куда недавно по заданию Алекса ездила Элисон, она, скорей всего, воспользовалась бы близлежащим к центру города аэроузлом «Блешерет». Ну, а поскольку начинать лучше с простейшего, то Андрей поставил на более-менее камерный «Блешерет» и запустил фоторобот смуглой Лизы в базу видеозаписей этого аэропорта.

Пошли минуты, одна, другая, третья… Механизм поиска перебирал лица прибывших в «Блешерет», задерживаясь только на тех, что были максимально близки к заданным Исаевым меткам. Но, ощупав лица этих людей, алгоритм «поисковика» отступал, чтобы снова вернуться к розыску той, чье лицо идеально совпало бы с параметрами фоторобота. Прошло еще пять, затем десять минут. И — ничего. Среди прилетавших в Лозанну Лизы-смуглянки не было.

«Это значит, что или я делаю что-то не так, или заданные мной метки настолько конкретные, что система Лизу просто не видит… Ладно, тогда пойдет по другому пути. Для начала найдем Элисон Грейсон». — Подъехав на кресле к столу, Исаев ввел в систему поиска фотографию Элисон, взятую с его телефона, после чего снова откинулся на спинку кресла и принялся ждать. Но ждать не пришлось: система выстрелила мгновенно.

Элисон Грейсон, прилетевшая рейсом из Праги, прошла «зеленый» коридор «Блешерета» в ХХ часов десять минут. После чего (Исаев переместился глазами на кадры, снятые при ее выходе из аэропорта) взяла такси марки «Мерседес» за номером ХХХ и… через два часа опять вернулась в аэропорт! Причем, вернулась только затем, чтобы зайти в дамскую комнату, где, извините, и раствориться. Потому как система видеокамер «Блешерета» показывала: Элисон оттуда не выходила. И в общем, понятно, что ни один аэропорт, отель или торговый центр не покажет тебе, что творится там, за дверями туалета, потому что это приватность, частная жизнь, личное дело и все такое. Но Исаев сейчас не решал вопрос, чем занималась там Элисон. Его интересовало только одно: кто вышел оттуда вместо нее?

«Еще одна маска Лизы? Хорошо, предположим. А раз так, то давайте-ка будем отталкиваться от того, куда она по прилете отправилась из аэропорта?.. Ну-с, и куда тебя понесло?» — и Андрей ввел в компьютер запрос на получение записей видеокамер, фиксирующих дорожный трафик Лозанны. И — опять неудача. Даже у административного пароля Интерпола не хватало прав, чтобы без согласования с властями Швейцарии пробиться в систему, отслеживающую безопасность артерий города.

Поставив локти на стол и утопив в ладонях лицо, Исаев принялся перебираться в голове, где Алекс в тот день планировал остановиться в Лозанне? «Вспоминай, ты это знал. Bro говорил тебе, что он остановится… остановится… точно! В отеле «Лозанн-Палас». Элисон там забронировала ему бизнес-сьют. А раз Алекс должен был заселиться в этой гостинице, то и Элисон должна была находиться рядом с ним.

Значит, «Лозанн-Палас»… Ну что, поехали». Исаев выпрямился, и через секунду его пальцы уже летали по клавиатуре, выходя на регистрационную базу «Лозанн-Палас». Взлом защитной системы, подбор пароля, окно запроса — и вот оно, приложение, в которое заносились паспортные данные всех постояльцев «Паласа». Вот Александр Ресль, а вот мисс Элисон Грейсон. И тут же отсканированный разворот паспорта, но только одной Элисон, поскольку Алекс в тот день в свой номер так и не заселился.

Андрей машинально разглядывал ее паспорт, и это вдруг навело его на еще одну мысль.

«А что, если проверить номера рядом с апартаментами Элисон? По идее, если Лиза тогда готовила операцию в „Орбе“, то она должна была где-то остановиться. И хотя она могла выбрать любой другой отель, пансион или даже снять где-то квартиру, ей было в сотни раз проще занять номер рядом с ее же апартаментами в „Лозанн-Палас“ и там держать арбалет, деньги и поддельные документы».

И снова поиск. Но номер слева от Элисон занимала одна известная британская журналистка, и притвориться ею Лиза никак не могла. А вот в номер шестьсот шестнадцать через три часа после прибытия Элисон в «Лозанн-Палас» заселилась некая Карла Каллен. «Так, ну, ну», — и Андрей в два клика «мыши» развернул к себе скан разворота паспорта Карлы и подался вперед, изучая ее фотографию. После чего прищелкнул пальцами и довольно хмыкнул. Черные волосы, тонкий хищный нос и словно прорисованные углем черты… Но сомнений не возникало. Это была Лиза.

«Ну что? Привет, маска Лизы-брюнетки под номером три».

Ощущая законное удовлетворение от того факта, что, несмотря на весь свой ум, женские хитрости и неженскую изобретательность дочь Домбровского все же попалась, Исаев уже через секунду прямо-таки с удовольствием читал разворот ее немецкого псевдо-паспорта:

«Имя, фамилия: Карла Каллен.

Гражданство: Германия.

Родилась: ХХ. ХХ. 19ХХ.

Цвет глаз: черный.

Рост: 168.

Адрес, где проживает: Вильгельмштрассе, Шпандау, Берлин».

Но ее личные данные Андрея не особо интересовали. Все поддельное, кроме роста и того, что она, по всей вероятности, хорошо знает немецкий язык. Но на паспортном снимке Лиза-брюнетка выглядела поживее. Так что, недолго думая, Исаев снял копию с фотографии немецкого паспорта Лизы, перевел фотоснимок в формат фоторобота, вернулся в систему «Блешерет» и запустил новый поиск. Через девять секунд алгоритм Интерпола нашел ее. Причем, не то чтобы в совсем неожиданном месте, но при выходе из дамской комнаты. Исаев сверил время на записи и убедился, что Элисон входила туда в своем качестве, а через двадцать минут оттуда возвращалась уже Лиза-брюнетка.

«Расчудесно, — усмехнулся Андрей. — Итак, у нас начинает прорисовываться закономерность. И заключается она в том, что наша умная девочка весьма осторожна, но не боится идти на риск. Это раз. Два. Она использует только такие образы, которые можно легко изменить подручными средствами. И три: если не знать ее фамилии в поддельных паспортах или систему, по которой она подбирает ник, то ее практически невозможно поймать. Но самое интересное даже не в этом, а в том, что это имя, вернее, эту фамилию, Каллен, я уже где-то слышал. И было это несколько лет назад, то ли при просмотре какого-то сериала, то ли при обсуждении фильма, но точно в приложении к мелкой».

Подумав, Андрей еще раз перевел взгляд на часы. Двенадцать ноль две. По идее, «мелкая» должна быть сейчас на занятиях в академии. И, мысленно перекрестившись («Сергевна, душа моя, только не подведи»), Исаев нажал на вызов.

«Мелкая» или, лучше сказать, младшая сестра сразу же взяла трубку:

— Андрей, ты в себе? У меня лекция, вообще-то, — вместо «привет» прошипела она.

И Исаев тут же представил ее себе. Выше среднего роста, миловидная, с модной стрижкой девчонка, которая была на девять с хвостиком лет моложе его, которой Андрей и дядь Саша заменили рано умершего отца, и которая c девятнадцати лет всей одежде на свете предпочитала узкие джинсовые юбки.

Но в целом она и Андрей были очень похожи. Одинаковый разрез глаз и взгляд на принципиально-важные вещи. Одинаковый, временами властный характер. Общее для них понимание, что такое родная кровь и семья. У них совпадали даже родинка у виска и форма узких ладоней.

— Привет. Диана, у меня к тебе только один вопрос, — начал Андрей.

— О господибожемой, ну хорошо, подожди, я сейчас попробую отпроситься. — И совсем другим тоном: — Герман Романович, простите, я на минуточку выйду?

После чего в телефоне послышался раскатистый бас:

— Конечно, Исаева. Ну как можно вам отказать? — потом чей-то смешок и невнятная ремарка, далее Дианино ироничное: «Пасечников, а ты бы помолчал, хорошо?». Затем звук ее быстрых шагов, хлопок двери и наконец:

— Говори.

— Диана, только один вопрос: откуда я знаю фамилию Каллен?

— Так, быстро и честно: во что ты у меня снова вляпался?

«Начинается…»

— Ни во что.

Топтунов, которых приставил к ней брат, Диана пока не заметила. Иначе не слезла бы с Андрея еще неделю назад, пытаясь получить у него ответ на вопрос: «Во что именно?»

— Ты что, опять какое-то запутанное дело ведешь? — зато мгновенно предположила сестра.

— Предположим, — осторожно отозвался Исаев.

— Ах, предположим? — Легкая пауза. — Ну, понятно. А Вовка Петров в этом деле с тобой?

Вообще-то у Дианы давно был любимый бойфренд, но Вовке она доверяла.

— Да, со мной, — Андрей не заметил, как поморщился.

Ровно та ситуация, когда ты знаешь, что твой зам и сестра всего лишь дружат. Но как-то странно, что «мелкая», повзрослев, теперь пытается опекать тебя.

— С тобой? Тогда хорошо, — между тем выдохнула Диана.

— Так что насчет фамилии Каллен? — напомнил Андрей.

— А насчет фамилии, то я не имею ни малейшего представления, откуда ты ее знаешь. Ты таких книг не читаешь и не читал, но для меня это главный герой одной очень хорошей истории.

«Хорошими историями» Исаева-младшая считала романы, фэнтези, истории о попаданцах в другие миры и всю ту, с ее слов, «клевую продукцию о вампирах», которую Андрей называл про себя не иначе, как бульварное чтиво.

— Да? Как интересно… А, поконкретней, это что за герой? — тем не менее, закидывая удочку, вежливо поинтересовался он.

— Эдвард Каллен? А это вампир…

«Опять нелюдь какой-то».

–… главный герой саги «Сумерки». Эту серию книг английская писательница Стефани Майер написала. И кстати, если бы ты тогда пошел со мной на этот, между прочим, любимый мной фильм, — напомнила о грехах брата сестра, — то он бы тебе точно понравился. И ты бы знал тогда, что Каллен — это сильный, стойкий, хороший…

«Ого! Так, так…»

–… книжный персонаж, который способен читать мысли людей и считает, что убийствам нет оправдания.

«Вот оно! Так, и что же у нас получается? А получается, что фамилия Каллен была взята Лизой из девичьего романа… — И тут у Исаева выстрелило. — Так, стоп. Стоять. А что, если в других масках Лизы тоже может быть скрытый смысл?»

И Андрею был понятен подобный подход. Сходу выдумать «хороший» ник сложно. А если довериться только фантазии, то он окажется либо слишком простым, либо вычурным. Вот почему проще брать уже готовые имена. Исаев и сам при последней поездке в Прагу использовал имя Дмитрий Никитин, поскольку когда-то в детстве его обыграл в шахматы этот мальчишка.

— Так, у тебя все? — тем временем вмешалась в ход его размышлений Диана. — Кстати, тебе от мамы привет. Но ты, пожалуйста, ей сам позвони, только набери уже завтра. Сегодня она на даче. Ну все, пока.

— Подожди. Последний вопрос.

— Так ты же сначала сказал, что он у тебя только один? — насмешливо осведомилась сестрица.

— Слушай, — пропустил мимо ушей ее ремарку Андрей, — а фамилия Грейсон тебе ни о чем таком книжном не говорит?

— Говорит. Но вообще-то, это фамилия вашей Алисы.

Диана виделась с Элисон десяток раз, но тесной дружбы между ними так и не возникло. Так, чисто приятельские отношения, когда ты неплохо знаешь компанию брата, где все намного старше тебя, а тебе — всего двадцать плюс, и у тебя свои увлечения.

— Я знаю, что это фамилия Элисон, — в свой черед встрял в мысли сестры Андрей. — Я у тебя о другом спрашиваю.

— Да поняла я, поняла. Значит, так… — Диана замешкалась, раздумывая, как преподнести ему это. — Ну, в общем… — придумав, безмятежным тоном начала она, — есть такая книжная героиня, Ана, но не Грейсон, а Грей. И это из… из… — тяжкий вздох, когда ты все еще не уверена, выдавать ли такое, — короче, это главная героиня из… — («Ладно, на.») — «Пятидесяти оттенков серого».

Пауза, долгая и неприятная, когда ты понимаешь, что все-таки влипла, и — «на тебе!» от старшего брата:

— Диана, ты что, и ТАКОЕ читаешь?!

В ответ она мазанула себя большим пальцем по верхней губе и сердито прищурилась:

— Так, а что тут такого?

— Что «такого»?!!

Дело в том, что в свое время добравшись в «Пятидесяти…» до второй главы Исаев больше этот роман в руках не держал, но специфика творчества данной писательницы его навсегда «впечатлила».

— Я тебе устрою «что тут такого»! Все матери расскажу, — пригрозил Андрей.

— Ага. Ну, в таком случае спешу напомнить тебе, что я — совершеннолетняя. И в отличие от тебя с твоими девушками, я с таким количеством мальчиков никогда не крутила, — в ответ бодро наехала на него Исаева-младшая.

— Чего, чего? — ощутив справедливый укол, Андрей даже выпрямился.

— А еще я хочу напомнить тебе, что ты, между прочим, выдернул меня с важной лекции. И если Романыч влепит мне «неуд» за сессию, то я тоже знаю, что рассказать нашей маме.

— Ах ты…

— Ну, ну?

— Значит так. После лекций — живо, бегом в «Альфу» ко мне!

— Это еще зачем?

В планах Дианы были посиделки с бойфрендом.

— Затем. Будешь кое-какие списки вместе со мной просматривать.

— Какие списки?

— Приедешь, увидишь «какие».

Просто к тому времени Андрей уже понял, как появляются книжные маски Лизы. Сестра помолчала, после чего заинтересованно:

— А Вовка Петров в «Альфе» будет?

— Нет, Вовки Петрова здесь не будет. Тут будем только ты и я, — отрезал Исаев.

— Ну ладно, ладно, — угадав, что ей светит в ответ на очередную просьбу: «Андрюшечка, а подкинь мне, пожалуйста, еще десятку взаймы», если она сейчас не сдаст позиций, пошла на мировую Диана. — Хорошо, не волнуйся, не злись на меня, я к тебе приеду. Да, Ире привет от меня передай!..

А вот Иру Исаева-младшая правда любила. Больше того, считала, что брату с той несказанно повезло. Но в целом: ну не лиса?

–… А еще я тебя очень люблю!

И это тоже была чистейшая правда. Тем не менее, Исаев вздохнул:

— Ты из меня веревки вьешь?

«Ну да, их из тебя совьешь».

— Нет, не вью. Ну все, чмок, чмок. Я пошла на лекцию. — И Диана, ловко избежав продолжения неприятного разговора о «Пятидесяти…», тут же бросила трубку.

Так и не закончив процесс воспитания младшей сестры, Андрей устроил себе небольшой перерыв, а заодно отправил Петрова до конца рабочего дня разбираться со складом в Братеево. Вернувшись с обеда, Андрей набрал Ире («Привет, как дела?.. Да, тебе от Дианы привет… Так какие у нас планы на вечер?») и, завершив с ней разговор, уже с совершенно другим настроением просмотрел входящую почту. Ответил на кое-какие письма сам, кое-что перепулил подчиненным. После чего Исаев поднялся, дошел до двери кабинета, запер ее до щелчка, вернулся к столу и с административным логином снова вошел в систему аэропортов Москвы, анализируя общий поток пассажиров, прибывших в столицу за двадцать четыре часа до того, как Ваня наткнулся на подступах к его дому на Лизу.

Единственное, что Андрей сделал сразу — это отсек от списка прилетевших в Москву детей моложе пятнадцати лет. Элисон с ее ростом не смогла бы достоверно сыграть подростка. Но список все равно получился огромным. И просеивать его можно было если не до бесконечности, то, по крайней мере, с неделю. Так что взвесив все «за» и «против», Исаев решил рискнуть и исключил из него женщин с детьми («дочь Домбровского подставит под раздачу ребенка? Ну нет.»); семейные пары (подготовка подобных пар требует отработки легенды, а также напарника, которого, как уже понял Андрей, у Лизы не было); мужчин возрастом от тридцати и старше (опять же рост и телосложение Лизы) плюс женщин с фамилиями вроде «Давиташвили-Багрицкая» (чересчур привлекает внимание, да и слишком напыщенно).

В итоге, список сократился до тысячи двухсот человек. Распечатав его на принтере, Исаев положил список на стол и, идя сверху вниз, принялся читать, а, лучше сказать, пропускать через себя каждую фамилию в нем, пока где-то на середине пути не наткнулся на Мину Мюррей, прилетевшую в Москву рейсом из Берна. И тут Андрея кольнуло. Берн — это фактическая столица Швейцарии. И хотя в тот день из Берна в Москву прилетело еще двадцать семь человек, главным было то, что Мина, а вернее, Вингельмина Мюррей фигурировала в романе Брэма Стокера «Дракула». Причем экранизировался этот роман раз пятнадцать, но, как самый стильный и внешне эффектный, во времена детства Лизы прославился фильм, снятый Френсисом Фордом Коппола, где главные роли исполняли Гэри Олдмен и Вайнона Райдер, воплощавшая на экране ту самую Мину.

Андрей выпрямился в кресле, раздумывая: «Она — не она? А с другой стороны, чем черт не шутит?» И, введя в строку поиска: «Идентификация: Мюррей, Мина. Вылетела в Москву ХХ апреля. Рейс 425, место 15А», Исаев отправил запрос в систему видеозаписей того аэропорта, где и подчерпнул эту фамилию, то есть в «Шереметьево».

Пара-тройка минут, и в монитор хлынули кадры и фотографии. Посадочный талон Мины Мюррей, скан ее паспорта, опять же немецкого. («То есть Лиза — Элисон — Карла Каллен — предполагаемая Мина Мюррей хорошо знает немецкий язык, о чем не знает Домбровский?» — не без ехидства подумал Исаев.) Здесь было также с десяток снимков Мюррей, снятых камерами наблюдения в вестибюлях «Шереметьево», когда эта «фройляйн» уже приземлилась в Москве, и… («Опля, нате вам!» — впервые за день искренне развеселился Андрей) перед вами — девушка с фоторобота Вани. Причем практически в чистом виде, если не считать кардинально менявших ее слегка кривоватого носа, алых губ и ярко-синих глаз.

И хотя, откровенно говоря, веселого было мало, Лиза не уставала если не покорять Исаева, то уж радовать — это точно. Ну, а дальше — дело техники. Раскусив, наконец, ее логику перемещений по странам, Исаев прокрутил в голове карту близлежащих к центру Москвы крупных отелей, где, как и в крупных аэропортах, было проще скрыться. Выбрав «Фор сизонз», два подходящих к случаю «Арарата» и «Шератон» на Тверской, Андрей начал планомерно, одну за другой, вскрывать системы бронирования номеров этих гостиниц. По его расчету, Лизе не было смысла регистрироваться на рейс под одной внешностью и фамилией, а затем заселяться в отель под другими. Просто всегда существует риск, что ты можешь оказаться в гостинице с теми, той или с тем, с кем ты летел в одном самолете.

Через полчаса с хвостиком карточка Лизы-Мины была найдена в «Шератоне». Фройляйн Мюррей заселилась в номер за восемь часов до того, как Андрей получил от Лизы письмо с индульгенциями для чеха, и из которого спустя пять часов после передачи письма она выписалась, чтобы взять такси и отправиться в «Шереметьево». Откуда, кстати, вылетела в Измир. А это — так, на минуточку! — бывший греческий город Смирна, расположенный на побережье Эгейского моря, и от Афин и Салоников Измир отделяет всего ничего.

Так была найдена еще одна маска Лизы. Вместе с двумя другими (Элисон — Карла) их уже получалось три, и здесь можно было бы остановиться. Но Исаев уже закусил удила. К тому же у него в мозгах гвоздем засела фраза, которую ему не так давно сказал Одинцов насчет того, что на похоронах в Салониках ничего такого не случилось. Но Андрей-то понимал, что как раз «случилось». Просто есть такая вещь, как дочерний или сыновий долг. В свое время Андрей и Диана проводили за черту жизни отца, и Лиза, какой бы она ни была, наверняка сделала то же для матери.

И вот тут можно было обратиться к тому же Олегу или Нико и с их помощью достать список людей, пришедших на похороны Лидии. Но грек явно играл в свою игру, Одинцов все равно слил бы эту просьбу Домбровскому. И хотя разговаривать с бывшим шефом после недавнего скандала в «Альфе» было не комильфо, Исаев наплевал на условности и, предварительно пожелав себе терпения, позвонил Домбровскому.

Тот на удивление быстро взял трубку:

— Привет. Я тебя слушаю.

«Попросить, что ли, у него прощения за то мое выступление? — промелькнуло в голове у Андрея. — А с другой стороны, своих слов я все равно назад не возьму, так что извинения не имеют значения».

— Добрый день, — в итоге равнодушно поздоровался он. — Максим Валентинович, у вас есть список тех, кто был на похоронах вашей бывшей супруги?

— Есть. А тебе он зачем? Лизы… — Домбровский запнулся, затем вздохнул, — там все равно не было. Или ты думаешь, что, будь она там, я бы ее не узнал?

Но такое ощущение, что Домбровский солгал. Вернее, не столько солгал, сколько не сказал то, что чувствовал: Лиза там была.

Повисла пауза. Исаев молчал, показывая, что не хочет вдаваться в очередную полемику и все, что ему нужно, это всего лишь список.

— Хорошо, — наконец сдался Домбровский, — я его тебе перешлю. Кстати, так, чисто для справки: его составил этот твой Никас. Личный имейл у тебя какой?

Андрей продиктовал.

— Лови. И ты… — Домбровский замялся, — короче, так. Ты знаешь, Исаев, что извиняться не в моих правилах. Но давай договоримся вот о чем. Во-первых, я тебе все-таки говорю: «Извини, Андрей». Я тогда погорячился. Во-вторых, если я снова услышу от тебя обвинение, что я не люблю свою дочь, то прости меня еще раз, но я дам тебе в морду. И в-третьих, если я могу тебе чем-то помочь, то объясни мне, чем. Итак, говори. Я тебя слушаю.

«Ч-чего?» — в этот момент ошарашенный Исаев чуть не свалился со стула. И это говорит ему — кто? Домбровский, сухарь и педант? А с другой стороны, если вдуматься, этот «сухарь» пошел на должностное преступление, чтобы достать тебе административный пароль и этим прикрыть тебе тыл.

— Максим Валентинович, вы меня удивляете, — откашлявшись, признался Андрей. — И, честно, спасибо. Вы тоже зла на меня не держите.

— Я не буду на тебя зла держать, когда ты мне дочь найдешь, — невесело усмехнулся Домбровский. — Кстати, ты мне не расскажешь, когда это произойдет?

«Как только она и Алекс приедут из Питера. Тогда я сам с ней поговорю, узнаю, кого она так боится, и вместе с Алексом попробую ее убедить, чтобы она перестала играть в прятки и вернулась к вам».

— Давайте так. Я думаю, вы увидитесь с Лизой на днях, — в итоге пообещал Андрей.

— На днях? Хорошо… — Судя по шороху в трубке и щелчку зажигалки, Домбровский прикурил сигарету. — Так, а тебе-то чем помочь? — выдыхая дымок, продолжил он. — Только луну с неба не проси и не говори мне ничего про этого своего чеха.

— Включая спасибо за то, что вы выпустили его из СИЗО? — закинул Исаев удочку.

— Включая спасибо за то, что я вообще его выпустил. Потому что… — глубокая затяжка и выдох Домбровского, после которого он, по всей видимости, разогнал дым рукой, — и это без шуток, Андрей, я с него шкуру спущу, если он только рискнет подойти к моей дочери.

«Мда… А жаль! Но в принципе, прогнозируемо. Хотя bro вообще-то рискнул не то что к ней подойти, а увезти ее в Питер. Или она его туда увезла? Впрочем, какая разница, кто кого туда вытащил. Жаль, что у нас с вами сейчас не получатся мирные переговоры на этот счет».

— Так еще раз, чем тебе-то помочь? — напомнил о себе бывший шеф.

— Сейчас, я думаю, — предупредил Андрей.

— Думай, думай. Только не долго. У меня через десять минут совещание.

И Исаев решился, выплеснул то, что давно не давало ему покоя:

— Максим Валентинович, в Лондоне сейчас находится одна девушка. Ее зовут Наталья Терентьева.

— Терентьева? — Домбровский внезапно хмыкнул. — А, ну, ну. И что Терентьева?

— Да ничего. Но я хотел бы приставить к ней охрану. Но через «Альфу», боюсь, это не получится. Скажите, а вы не можете это сделать? Только незаметно.

— Незаметно? Так, уже интересно. А что, в «Альфе» ресурсы закончились? Или эта Терентьева может по затылку тебе настучать за такую заботу о ней?

«Так. Он в курсе моего бывшего романа с Наташкой», — Андрей помрачнел.

— Забудьте, Максим Валентинович! — отчеканил он.

— Да нет, почему… Погоди, не галди. — Растеклась еще одна пауза. Домбровский о чем-то раздумывал, потом, видимо, с кем-то проконсультировался, раз поставил Андрея на «холд». И, наконец: — Значит, смотри, какая штука, Исаев. Ее данные у меня есть. Но боюсь, что с ее охраной я, как лицо официальное и поэтому действующее только в своей юрисдикции, помочь тебе не смогу. Но я могу лично проследить за ее безопасностью. Тебя это устроит?

«Не очень. Но это лучше, чем ничего».

— Хорошо, я согласен, — в итоге сказал Андрей.

— Тогда договорились. Ну что? Звони, когда будут новости. Хотя, сам понимаешь, я жду от тебя только одну новость — о Лизе.

— Я позвоню вам на днях.

— Звони. Я буду ждать. Ну все, пока, — и Домбровский нажал на «отбой».

Отложив телефон на стол, Исаев достал сигареты, с задумчивым видом размял одну из них в пальцах… Домбровский его удивил! Затем, машинально пожав плечами («хотя… чего не бывает?»), Андрей вошел в личную почту и открыл список бывшего шефа, а вернее, Никаса. Тридцать пять фамилий. Преимущественно — мужчины, в основном, одинокие, и только трое из них с супругами. В списке также фигурировали Домбровский, Одинцов, охрана бывшего шефа, Нико, оперативники грека и полицейские. Здесь также присутствовала пожилая родственница со стороны Эстархиди и несколько служащих кладбища, причем двое из них — довольно щуплые молодые люди. Один (Кристос) — глухонемой, другой (Илиас) — слабослышащий.

«А вот это уже интересно, — подумал Андрей. — Пообщаться бы, конечно, с этими ребятами, потому что не бывает таких „копачей“. Но не лететь же ради этого в Грецию?»

Но в целом — ничего, ни одной более-менее нормальной зацепки, чтобы понять, в кого на этот раз преобразилась Лиза.

Поднявшись с кресла, Андрей принялся расхаживать по кабинету туда-сюда, пытаясь выстроить в голове схему, которую дочь Домбровского в тот роковой для нее день могла построить в своей. И надо сказать, что, откинув эмоции и ненужные ахи и охи, Исаев соображал ясно, четко, даже цинично.

Итак, первым, что накрыло Лизу при известии о смерти матери, был шок. Затем к ней пришла неимоверная боль (схоронивший отца Андрей и сам знал, как это бывает). Следом загнанная в угол Лиза (а Исаев прекрасно помнил слова из ее письма: «Папа, пожалуйста, не ищи меня») начинает лихорадочно, затем спокойно и взвешено разрабатывать план, как незаметно прийти на похороны матери. Причем незаметно в первую очередь для отца, поскольку Домбровский, действуя по наитию или чисто на автомате, искал бы пропавшую дочь в любой увиденной им там девушке или женщине.

Но на кладбище присутствовали только приглашенные в частном порядке люди, включая родственницу Эстархиди. И все эти люди так или иначе знали друг друга. А поскольку периметр у захоронения — это не поле, а относительно небольшой, просматриваемый участок, то кто-то, например, тот же Нико узнал бы Лизу, прикинься она той пожилой женщиной. Про супружеские пары, присутствовавшие на похоронах, и говорить не приходится. Любой психически здоровый мужчина, если долго и постоянно живет под одной крышей с супругой, опознает свою половину на раз. Что касается «силового» замещения супруги фальшивкой в лице Лизы, это бы тоже не прокатило. И не столько из-за характера Лизы, несклонной к насилию (Исаев прекрасно помнил отчет про использование резиновых пуль при нападении на «Орбе»), сколько из-за того, что жены друзей Эстархиди были ниже ее ростом на, соответственно, пять, шесть и одиннадцать сантиметров.

«Здесь затык и там затык… Ладно, попробуем рассуждать по-другому. — Андрей сделал пару шагов к двери. — Что предпринял бы я, будь у меня рост и телосложение Лизы? Кем я бы прикинулся, чтобы обмануть бдительного отца — кстати, бывшего силовика! — и присутствовавших на похоронах, да хоть того же Нико? А я… — шаг от двери к окну, — в первую очередь смешался бы с теми людьми, кого на похоронах обычно не замечают. Это нищие и попрошайки у церкви, это — любопытные, и это в нашем случае греческие карабинеры. Но фальшивку Нико с его опытом раскусил бы в момент. И тогда у нас остаются — кто? Правильно, работники кладбища. Сама профессия обязывает этих людей не выделяться. Но тогда возникает резонный вопрос: смогла бы Лиза, худощавая и не самая физически крепкая девушка, достоверно сыграть роль „копача“? Однозначно, нет. Тогда другой вопрос: могла ли Лиза прикинуться кем-то из этих двоих молодых людей с проблемами речи и слуха?»

И вот тут надо кое-что пояснить.

В свое время изучая невербальные признаки лжи, в частности, жесты обмана, Исаев по той же причине заинтересовался языком слабослышащих и узнал о мире глухих то, что неизвестно большинству из нас. Например, ему в память врезалось то, что глухонемых не существует. Люди с проблемами слуха издают речевые звуки. Больше того, они называют нас не «слышащими», а «говорящими», но не могут научиться разговаривать сами, шевеля губами, как мы, потому что не слышат «образец» для речи. При этом чувства глухих людей настолько обострены, что «здоровые мы» можем этому только завидовать. В «стране глухих» острее чувствуют вибрации. У слабослышащих крайне развита сверхчувствительность, и поэтому даже в кромешной для «здоровых нас» темноте эти люди различают малейшие отблески света. К сожалению, в плохом смысле у слабослышащих это «компенсируется» тем, что примерно к пятнадцати-семнадцати годам у них формируется особая, своеобразно-нервная мускулатура лица, и очень большая часть этих людей имеет сутулость, сколиоз, впалую грудную клетку.

Но если вдруг задаться целью выучить язык мира глухих, то это, как ни странно, можно сделать за очень короткое время. Дело в том, что в «стране глухих» существует не один, как думает большинство из нас, а два типа перевода. Первый, наиболее распространенный, это дактильный тип (так его называют на русском) и здесь показывают слова буквами с помощью специального жестового алфавита. Но есть и другой тип — калькулирующий, где игнорируются жестовый алфавит и грамматика.

И еще одна важная вещь. В «стране глухих» особые культура и психология. Глухие — это сообщество с взаимовыручкой, где люди поддерживают друг друга во враждебной, не всегда понимающей и принимающей их среде. Но они говорят правду в глаза, без лести и ухода от прямого ответа. Для них это естественно, и глухие искренне не понимают «здоровых нас», обижающихся на честность1.

И вот теперь, если предположить, что Лиза сумела собраться и за короткое время найти в Интернете, на форумах и тематических сайтах те факты о слабослышащих, которые в свое время нашел там Андрей, и выучить на греческом калькулирующем пару простейших жестов, таких, например, как «здравствуй», «извини», «мне нужна твоя помощь» или даже «у меня умер дорогой мне человек», то ей было вполне по силам сыграть глухонемого. Однако здесь тоже возникала пара вопросов. Во-первых, смогла бы Лиза изобразить девятнадцатилетнего юношу? Ответа на этот вопрос Исаев не знал. «А с другой стороны, — подумал Андрей, — почему бы и нет, с ее-то опытом примерять на себя различные маски?»

Больше того, миниатюрной девушке без округлых форм изменить фигуру и внешность под подростка легко. Тугой эластичный бинт вокруг груди, мешковатая рубашка навыпуск, подростковые джинсы и разбитые кеды. В отсутствии подручных средств два ватных шарика за нижнее небо, прижатые с внутренней стороны к слизистой щек. Парик. Родимое пятно, уродующее лицо. Плюс коротко стриженные и неухоженные ногти, которые можно восстановить при помощи современной косметологии — и готов нервный, чуткий, не реагирующий на речь «нормальных нас» глухонемой парень.

Но был и другой вопрос: кого из этих двоих, Илиаса Дмитрииу или Кристоса Меллиса, сыграла бы Лиза? Но у Дмитрииу, согласно справке Нико, имелся вполне себе живой и здоровый отец, который работал там же, на кладбище. Так что Лиза, выбери она себе роль мальчишки, могла стать только Кристосом.

Однако, согласно логике ее перемещений из страны в страну, дочь Домбровского должна была вылететь из Измира в Афины в обличье женщины. Но Исаев не знал, какой ник она себе выбрала, чтобы, например, зарегистрироваться на рейс «Измир-Афины». А если она решила сломать собственную систему и, минуя Афины, сразу приехать в Салоники в обличье глухонемого мальчишки? Но для Лизы это был бы слишком рискованный шаг, потому что сложно долго продержаться в чуждом образе глухонемого.

Но поскольку других зацепок у Исаева все равно не было, он запустил фотографию Кристоса Меллиса в систему наблюдения аэропортов Измира, Афин и Салоников. А пока «поисковик» Интерпола перебирал файлы записей, Исаев снял с приложений двух последних аэроузлов перечень пассажиров, прилетевших в Салоники и Афины за сорок восемь часов до похорон. Но если перечень, когда Андрей искал Мину Мюррей, был огромным и включал в себя тысячу двести фамилий, то текущий список растянулся на двадцать листов мелкого шрифта.

Кончилось это, правда, тем, что «поисковик» Интерпола равнодушно сообщил: люди, подходящие под фоторобот Кристоса, а также сам Кристос Меллис не регистрировались ни на один рейс в Измире и ни в Афины, ни в Салоники не прилетали.

«Может, Лиза действительно сломала собственную систему и в обличье Меллиса отправилась из Измира в Афины или Салоники морским путем? Но в Салониках один порт, а в Афинах их целых три, это, дай Бог мне памяти, Пирей, Рафина и Лаврион. Или дочь Домбровского как раз следовала системе и прилетела в Афины под какой-нибудь очередной женской маской? А может, я себе лгу, и она побоялась приехать на похороны матери?.. Нет, я с ней точно с ума сойду!»

Исаев и сам не заметил, как начал опять заводиться. Что и говорить, приятно, конечно, сыграть в «кто кого» с умным соперником. Но одно дело, когда ты считаешь, что у тебя все тузы на руках, а другое, когда на последнем ходу тебя напрочь вырубает неизвестный тебе козырь противника. Ну, а поскольку все это «действо» проистекало в течение уже четырех часов и Андрей периодически отвлекался на вопросы оперативников, на входящие письма, дядь Сашу, пришедшего обсудить с ним дела «Альфы», и на звонки Вовки Петрова, залипшего на складе, то Исаев даже повеселел, когда ему позвонили с ресепшен.

— Андрей Сергеевич, к вам Диана Сергеевна пришла, — отрапортовала секретарь Даша.

«Вот кто будет сейчас заниматься списками вылетевших из Измира», — подумал Андрей и скомандовал:

— Даш, заводи.

Вид у сестрицы, самостоятельно открывшей дверь, был бодрым и деловым. И не успел Исаев открыть рот, чтобы сказать: «Привет», как Диана распорядилась:

— Так, давай быстренько, что ты хотел, чтобы я просмотрела? А то мне, — взгляд на часы, — еще к сессии надо готовиться.

«Это тебе к бойфренду надо, а не готовиться к сессии», — моментально прочитал родную кровь Андрей. Но вслух этого не сказал, зато не без злорадства подумал, что после просмотра списка на двадцать листов у Дианы вряд ли останутся силы на любимого Диму.

— Присаживайся, — Исаев был настолько любезен, что даже отодвинул Диане стул. И, едва сестра села, как — шлеп на стол кипу бумаг с монументальным списком. — Вот, собственно, что надо очень внимательно прочитать. Только очень внимательно, ты слышишь меня? Потому что из него нужно выбрать книжные фамилии по типу Грей и Каллен.

— Ничего себе, — взвесив в руках стопку бумаг, прикусила губу Диана.

— Давай, давай, — подбодрил ее Андрей. — Сама знаешь: раньше сядешь, раньше…

— Выйдешь, — закончила за него сестра, бросила на него еще один тоскливый взгляд и погрузилась в список.

Пока Диана боролась с перечнем, Андрей, сняв запонки, закатал до локтя рукава и, вернувшись за стол, запустил фотографию Кристоса в систему регистрации пассажиров порта Измира, а также портов Афин и Салоников, но в итоге очень захотел виртуально дать Лизе в глаз, поскольку ни там, ни там, ни там никакого Кристоса Меллиса не обнаружилось.

По привычке откинувшись на спинку кресла, Андрей машинально понаблюдал за сестрой, после чего задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. «А может, — промелькнуло в его голове, — закончить свистопляску со списком? Нет, ну реально, сколько можно искать иголку в стоге сена?»

Но сдаваться вот так, на последнем рывке?

«Нет уж, фигушки, Лиза! Пусть сначала Диана закончит со списком, а потом мы с ней еще раз вместе просмотрим его. Потому что либо я ничего о тебе не понял, либо ты была на похоронах матери».

— Нет, не могу, — в этот момент вздохнула Диана и, отодвинув ненавистный перечень в сторону, устало потерла глаза. — Андрей, нет здесь ни одной вампирской фамилии. И нет ничего, похожего на фамилии Грей или Грейсон… А кстати, — некстати оживилась сестра, — я так и не поняла. Ты что, Элисон ищешь?

— Подожди, — не давая Диане дойти до логичной, в общем-то, мысли, что в том-то и дело, он ищет «ее», перебил Исаев сестру. — А книжные?

— Книжные? Ты имеешь в виду чисто книжные фамилии из романов? Подожди-ка, — Диана наморщила лоб, секунд пять подумала и как-то резко обрадовалась. — Точно, была одна! Так, где она? — Диана судорожно порылась в листах и наконец потянула из стопки тот, что шел предпоследним. — Ага, вот. Смотри: Анна Кристос Уитни!

— Как, как? Кристос?! — подался вперед Андрей.

— Андрюш, да не Кристос тут главное, — недовольно покосилась на брата сестра. — Здесь главное, что она — Уитни. Только я тебе повторяю, эта фамилия не из вампирской саги. Это из романа Сидни Шелдона. Наша мама одно время его книгами увлекалась. Ну, и я втянулась в какой-то момент. Хотя… — Диана пожала плечами, — мне его творчество не особо понравилось, но этот роман зашел. Но это, собственно, не роман, а, скорей, детектив.

— Как называется? — внес конкретику Андрей.

— «Если наступит завтра».

— А он о чем?

— Ну, о том, что жила-была одна хорошая девушка, но обстоятельства и плохие люди вынудили ее стать воровкой. И она ею стала, причем такой, классной. И специализировалась она на кражах, но не денег, а…

— Драгоценностей? — закончил Андрей за сестру. Глаза в глаза — его, прищуренные, в момент ставшие незнакомыми, взрослыми, и ее, изумленные, даже испуганные. Потом:

— Ну да, драгоценности, — протянула Диана. — А ты откуда знаешь?

— Догадался, — попытался утихомирить ее Исаев. Не тут-то было!

— А все-таки?

Увы, временами сестра бывала настойчивой до неприличия.

— Диана, пожалуйста, вот сейчас просто посиди, помолчи минуту и в компьютер ко мне не заглядывай, хорошо? Я хочу кое-что проверить.

— Как скажешь, — и слегка обиженная Диана съела на стуле вниз, закинула голову, демонстративно уставилась в потолок, а потом и вовсе закрыла глаза.

Покосившись на сестру («Господи, что за поза?»), Андрей запустил в систему наблюдений центрального аэропорта Афин запрос: «Идентификация: Уитни, Анны Кристос». Секунда, еще одна, и «поисковик» Интерпола выдал ему отсканированный паспорт Уитни и кадры, на которых эта девушка была запечатлена в анфас и профиль. Андрей подался вперед. На первый взгляд, ничем не примечательная южанка. Продолговатое лицо, волосы цвета воронова крыла, стрижка типа короткого каре или «мне что попроще, до подбородка». Темные глаза — и такие же, кстати сказать, темные круги под ними плюс упрямо сжатые в нитку губы. Но сомнений не возникало. Это была Лиза.

Посмотрев на нее, Исаев от души пристукнул ладонью по столу, выключил монитор, рывком поднялся и отошел к окну, на ходу доставая сигареты.

«Боже мой, как же все просто… Как же все просто и сложно».

Разминая сигарету в пальцах, он испытывал самые противоречивые чувства. С одной стороны, — чего скрывать? — удовлетворение от того факта, что игра подошла к концу, а с другой, отчаянное неприятие правды, потому что последняя для него загадка Лизы стала ее первым намеком на ее связь с «Пантерами». И хотя Нико об этом предупреждал, но что, если ты — ты! — не хотел этому верить?

«Лиза, зачем тебе это было надо, скажи? Почему ты на это пошла? Кто и зачем втянул тебя в это?»

— Андрей? — сообразив, что брат расстроен, зол, раздражен, Диана тоже начала подниматься. — Ты что, расстроился, что я эту Анну нашла? — Она успела сделать к Исаеву пару шагов, когда тот обернулся:

— Слушай, Диана, а фамилия Меллис в каких-нибудь других романах тебе не попадалась?

— Не помню… Хотя нет, помню! Там же, у Шелдона фигурировал какой-то грек, Джордж Меллис, кажется. Но он по книжке садистом был, детей и женщин мучил, еще людей убивал и тоже воровал деньги и драгоценности.

А Андрея как кипятком ошпарило.

«Значит, грек, говоришь… Слушай, Лиза, а ты не этого ли грека боишься? И кстати, кто этот грек?.. Хотя нет, невозможно! Ладно, насчет грека мы с тобой еще поговорим, а пока мне придется кое-что донести до Дианы».

— Диана, послушай меня внимательно, — помедлив, начал Исаев. Говорил он ровно, спокойно, но сестра, до этого ни разу не видевшая у него подобного выражения лица, буквально приклеилась к полу. — Ты должна мне пообещать, что такие фамилии, как Грейсон, Грей, Каллен, Уитни и Меллис, на некоторое время станут только нашим с тобой секретом. Это ни с кем нельзя обсуждать.

— А с мамой? — всполошилась Диана.

— С мамой я сам поговорю. Ты же просто забудешь эти фамилии. Теперь так. Если ты хоть кому-то о них расскажешь, включая сюда твоего бойфренда, подружек твоих и того, кто попробует раскрутить тебя на этот разговор, то этим ты подставишь под удар себя и меня. Да, я знаю, что ты умеешь держать язык за зубами, — посмотрев в осунувшееся лицо сестры окончательно снизил градус Исаев, — но в данном конкретном случае я тебя очень прошу помнить о том, что я сказал. Хорошо?

— Так, а Ире? Ире ты тоже ничего не расскажешь? — заискрила глазами Диана.

— А с Ирой я сам разберусь.

— Значит, так. Если ты опять, как тогда… — сестра впилась зрачками в его грудную клетку, в то место, где у него был шрам от того, пока единственного ранения, — то я… — Диана сжала кулаки, — я тебя убью! Ты понял меня?

— Я тебе обещаю, что все будут живы.

— Нет, ты мне поклянись!

— Чем поклясться? — невесело усмехнулся Исаев.

— Нет, он еще шутит… Дурак какой! — Диана злобно пнула ножку стола и вдруг обессиленно разрыдалась.

Утешать сестру, в итоге вообразившую себе черт знает что, пришлось минут двадцать, если не больше. Исаев сам вытер ей слезы и сопли, сходил ей за стаканом воды, погладил по бурно вздрагивающей спине, раз сорок ответил на ее «ты хоть понимаешь, что я тебя люблю?» своим «я тебя тоже». В конце концов, вытерев салфеткой красный нос, Диана успокоилась и засобиралась домой. Вызвав ей такси, Андрей проводил ее до дверей «Альфы», отметил взглядом топтуна, которого приставил к Диане. Затем усадил ее в такси и попросил только об одном:

— Приедешь, позвони мне, чтобы я не волновался.

— Да, конечно, — Диана тут же послушно закивала головой, как китайский болванчик.

Андрей захлопнул дверь машины и, понаблюдав за тем, как такси вместе с мотоциклом топтуна влились в общий поток, вернулся к себе в кабинет. А теперь то, что уже не имеет значения, но тебе, что называется, интересно.

Снова устроившись за монитором компьютера, Исаев вышел на сайт Манчестерского университета, подобрал логин и пароль, взломал закрытый раздел и через пару минут был на странице с данными выпускников. Новый запрос: «Грейсон, Элисон. Год: 20ХХ» — и перед тобой ее фотография (ровно такой он увидел Элисон в первый раз), ее табель с оценками («а она и правда хорошо училась») плюс фотоальбом первого года ее обучения, где также присутствовал ее снимок. Далее короткая справка: мисс Элисон Грейсон ушла из «Манчестера» в 20ХХ году, не потребовав рекомендаций и документов для перевода в другой ВУЗ. Причина: семейные обстоятельства. Ну, а поскольку, как, сверив дату ее ухода из «Манчестера» с датой начала ее работы на Алекса, понял Андрей, ясно, что за «обстоятельства» у нее появились. Хотя был и другой вариант: кто-то другой мог заставить ее оттуда уйти, и в это же время в ее жизни опять появился Алекс.

А вот с «Ковентри» Исаеву повезло меньше. Взлом сайта не привел ни к чему, кроме того, что Андрей попал в раздел новостей, хранящихся в виртуальной библиотеке «Ковентри». Там он подчерпнул информацию о том, что через пару дней после того, как Элисон Грейсон перевелась из «Ковентри» в «Манчестер», университетская база «Ковентри» подверглась хакерской атаке и была обрушена. То есть стала нулем — ничем, что было бы можно восстановить, и унесла с собой в небытие ученический портрет «той» Элисон, а также данные еще двадцати ее сокурсников.

«Кажется, я понимаю, что произошло, — дочитав отчет о форс-мажоре в „Ковентри“, Андрей покачался на кресле. — На момент зачисления в „Ковентри“ Лиза начала делать пластику. И тот, кто курировал ее, наставлял, держал на коротком поводке — я не знаю! не хотел, чтобы разница в ее внешности между ее поступлением в „Ковентри“ и ее переходом в „Манчестер“ была заметна. Только ее ID этот „никто“ не смог изменить, и Элисон Грейсон пришлось остаться Элисон Грейсон».

Но в целом, все это вместе с другими масками Лизы — только косвенные доказательства против нее. А из прямых, ставящих точку, могли быть два: ДНК и отпечатки пальцев, поскольку ни то, ни то — ты, будь ты в криминальной среде хоть сам господь бог! — никогда не подделаешь. И в общем, понятно, что Лиза теперь требовалось Андрею в Москве. Встретиться с ней, поговорить, если будет упираться, то снять ее отпечатки и припереть ее к стенке. Но в первую очередь НОРМАЛЬНО поговорить, чтобы она поняла: врагов здесь нет, зато есть конкретный вопрос: какого она во все это ввязалась?

Так что в восемь вечера, закончив с делами и даже встретив на выходе из «Альфа» взмыленного Вовку Петрова, Андрей перешел на стоянку, где оставил свой «Кавасаки». Через час Исаева ждал разговор с Ирой. Неприятно начавшись, их диалог также неприятно закончился. Самойлова наотрез отказалась, как она выразилась, «уходить в глухой тыл» и потребовала, чтобы Андрей для последней встречи с Лизой-Элисон использовал ее квартиру.

— Ты понимаешь, что я на это никогда не пойду? — Андрей устало привалился к стене ее кухни, наблюдая, как Ира в бессильном жесте защиты складывает на груди тонкие руки.

— Нет, ты пойдешь! — тем не менее, жестко заявила она.

— Так, интересно. — Исаев склонил голову набок. — И почему же?

— Потому что в противном случае я в твою квартиру с полицией и дядей Сашей приду. — И судя по виду Самойловой, она бы это проделала.

Андрей помолчал. Потом бросил ей:

— Ладно, уговорила, — после чего поднялся и пошел в прихожую.

— Ты куда? — не поняла Ирина.

— Домой. Куда же еще мне от тебя идти?

Образовалось пауза. Исаев, который до смерти ненавидел, когда Самойлова так давила (и кстати, она об этом знала!), присев на корточки, уже завязывал на кроссовках шнурки, когда из кухни донеслось:

— Не уходи. — И через секунду: — Пожалуйста.

Слез в голосе Самойловой не было. Но в этих словах заключались такие боль и сожаление, что Исаев, предварительно обозвав себя в душе «слабовольным козлом», скинул кроссовки и отправился с сигаретами остывать на балкон. Там-то ему и пришла в голову мысль о фальшивой предсвадебной вечеринке.

Ночь, как водится, принесла в их души успокоение. Правда, Ира больше делала вид, что спала. Андрей сразу же провалился в сон, едва ощутил на груди ее невесомую руку. Под утро случилось окончательное выяснений отношений, переросшее в примирительный секс и то, когда двое бешено умирают друг в друге. После Андрей еще долго и бережно ласкал ее, слыша ее тихие мурлыкающие стоны, пока Ира, случайно бросив взгляд на часы, не вскинулась:

— Господи, Андрюш, у меня же через сорок минут совещание!

Дальше Исаев, заложив руки за голову, с улыбкой и интересом наблюдал за метаниями Самойловой между ванной и спальней, за сброшенным ею на ходу полотенцем — и кстати, кинутом точно в него («Кончай смеяться, это тебе в „Альфу“ можно к одиннадцати!») и последующим метанием Иры между шкафами (чулки, кружевные черные «танго», лифчик с манящим розовым бантиком между чашечками и строгий офисный костюм, из-за ворота жакета которого предательски проглядывали метки от поцелуев на шее). Собравшись, она наклонилась к нему и глядя ему в глаза, попросила:

— Пожалуйста, будь мягким с Лизой. Хорошо?

Дождавшись его ответа:

— Да, конечно. — Самойлова как-то особенно судорожно поцеловала его и скрылась в прихожей.

Поднявшись с кровати и опираясь ладонями о подоконник, абсолютно голый Исаев понаблюдал, как Самойлова, торопливо махнув Ладо, молниеносно села в его «Гелендваген», и как машина Ладо так же быстро отъехала.

Андрей любил ее, и ему было с ней хорошо. Но он (и это не для красного словца) удавил бы любого, кто попробовал бы причинить ей вред, или умер бы сам, но защитил бы ее. Но пока они вместе, он сделает все, чтобы жить — ради нее. А после них не будет уже ничего, только ржавчина и равнодушный пепел.

И еще кое-что. Придя в «Альфу», Андрей первым делом включил компьютер и отправил греку всего одну фразу: «Спасибо, с уважением, А.И. (Андрей Исаев)». После этого он поднял трубку и позвонил Алексу с предложением встретиться на «вечеринке».

***

Андрей не узнает, что случилось потом. Едва чех с ним попрощался, как на пороге ванной номера возникла Лиза, придерживая на груди простынь. Алекс, успевший к тому моменту отложить мобильный на столешницу раковины и взять в руки гель для бритья, обернулся:

— Привет. Как спалось?

— Привет, ничего. Это из театра? — еще сонно улыбаясь, поинтересовалась она. И, кстати, она не лгала: звонок разбудил ее, и ей действительно показалось, что Алексу звонили оттуда.

— Нет, это Андрей. Предлагает нам вернуться в Москву. У них с Ирой вечером намечается party по поводу свадьбы. Если хочешь, то мы поедем, — чех принялся энергичными движениями наносить пену на нижнюю часть щек.

— А ты? Как ты хочешь? — помолчав, спросила она.

— Я бы съездил. Все-таки, — мазок пеной по подбородку, — друг.

— Хорошо. — Подставив лоб под его поцелуй, Лиза вернулась в номер и медленно опустилась на кровать.

«Сказать все Алексу? — пойманной птицей трепыхалось в ее голове. — Но если Исаев сначала приставил к Алексу телохранителей, а теперь предлагает ему вместе с мной вернуться в Москву, то Андрей наверняка уже знает, кто я такая».

В этот момент в ванной хлопнула дверь. Лиза подняла голову, наблюдая, как чех, поддернув на коленях серые спортивные трикотажные брюки, опускается перед ней на корточки.

— Что? — не поняла она.

Он взял ее руку, поднес к губам. Не сводя с нее глаз, поцеловал онемевшие пальцы. Слегка прикусил холодный мизинчик:

— Боишься. Да?

— Да, — кивнула она, думая о своем и рассматривая его радужки, такие же зеленые, как у нее. Знак их судьбы… Или — беды?

— Не бойся. Если ты хочешь, я теперь всегда буду рядом с тобой, — внезапно с подкупающей искренностью тихо признался он.

А она вдруг вспомнила другую, много лет назад брошенную им девочку — себя саму, которую он тоже пообещал любить, но так и не сдержал слова.

«Ты и сейчас меня не простишь, потому что теперь все намного сложней. Ты даже не знаешь, чем я стала… Господи, Алекс, я же так сильно любила тебя — и до сих пор люблю, но давно уже без всяких приставок „я тоже“. Мне бы быть с тобой вместе, любить тебя, одного, всю свою жизнь, засыпать с тобой и просыпаться. Если хочешь, то верить, что у нас есть завтра. Если хочешь, рожать тебе детей. Если захочешь, то просто быть вместе, вдвоем, и за одно это никому на свете тебя не отдать, но… Но чем снова увидеть в твоих глазах брезгливость и отвращение, пусть уж лучше тебе все расскажет Исаев… У нас нет завтра… Алекс, я снова теряю тебя!»

Сердце забилось, оборвалось и полетело вниз. Боль была настолько острой, что хотелось заплакать. Вместо этого, до крови прикусив нижнюю сторону щеки, она обвила его руками за шею и прижалась к нему тесней, понимая, что для нее короткая сказка лже-Элисон Грейсон закончена.

***

«Спасибо. С уважением, А.И»

Не веря глазам, Нико, который три часа назад заселился в одной из московских гостиниц, перечитал письмо.

«Что, только это?!» Вообще-то он считал, что Андрей в благодарность расскажет ему то, что узнал о Лизе. Но ничего, кроме «спасибо». Как чисто приятельский жест. Как поощрительный, но отчужденный хлопок тебя по плечу. Как унижение. И — как же неприятно осознавать, что ты перестал быть для кого-то кумиром.

«Когда я его упустил? Почему я с ним просчитался?» — Нико перевел взгляд на окно. Темная туча за стеклом налилась тяжкой моросью. По стеклу брызнули первые капли дождя. Грек поморщился и стиснул руку в кулак. Андрей Исаев ускользнул от него, как стекает вода между пальцами…

«Спасибо?» — Чудотворец еще раз прокрутил в голове ответ Исаева Нико. Затем озлобленно чертыхнулся:

— Сволочь!

Нюх, звериное чутье, пестуемая годами интуиция кричали о том, что Исаев раскусил стратегию Элизабет, а значит, найдет ее в считанные часы.

«Ладно, — в конце концов разъяренно подумал Он. — Я, мой милый мальчик, дам тебе сорок восемь часов на то, чтобы одуматься, а потом возьмусь за самое слабое звено в колоде Домбровского. И, кстати, оно — рядом с тобой, Андрей. Так что подумай, мой милый мальчик! Хорошенько подумай…»

ГЛАВА 2

@ В день «предсвадебной вечеринки». Пушкин — Москва, Теплый Стан.

Всю дорогу от Пушкина до Москвы Алекс (кстати, довольно чувствительный к переменам в чужих настроениях) пытался понять, что происходит с Элисон.

То она утром смотрит на тебя такими глазами, что внутри разливается потрясающее тепло, и ты начинаешь верить, что она хотя бы чуточку в тебя влюблена, а если нет, то, по крайней мере, даст тебе шанс на развитие отношений с нею.

То при выходе из гостиницы она неожиданно отнимает у тебя свою ладонь, и ты ощущаешь себя чужаком для нее. Но ровно через секунду она делает шаг вперед, разглядывая спину охранника, который ей не понравился, словно пытается тебя защитить, и от этого тебе становится смешно, но вообще-то — крайне неуютно и холодно.

То при посадке в такси до «Пулково» она внезапно переходит на официальный тон и предлагает тебе выбрать любое место в салоне. А когда ты, удивленно поглядев на нее, взглядом просишь ее: «Пожалуйста, перестань?», она бросает тебе: «Ладно, как Вы хотите». В конце концов вы все-таки вместе садитесь на заднем сидении, но едва ты прикасаешься к ней, как она отворачивается.

В итоге ты, подзадолбавшись от эмоциональных качелей, на которые она тебя с утра и подсаживает, собираешься нажать на нее и получить вразумительный ответ на вопрос: «Почему у нас опять начинаются эти игры в «шаг вперед — два назад?» Но она вдруг сама принимается искать твою руку. А найдя, сжимает так крепко, точно ребенок, который боится, что тебя у нее заберут. В этот момент ты, поняв, что ей по-настоящему плохо, вздохнув, посылаешь свою решимость разобраться с ней до Москвы, как просила она, обнимаешь ее за плечи и притягиваешь к себе. А она, опомнившись, резко отодвигается.

И вот тогда в твоей голове окончательно оформляется то, что не складывалось с утра. По сути, ты ничего не знаешь о ней, кроме того, что с ней может быть до нереального хорошо в постели. Тут вы вообще похожи на двух оголтелых девственников, которые, неожиданно для себя найдя в другом свою половину, теперь самозабвенно друг в друге и растворяются. Но это не так (слишком узко и плоско), потому что в действительности ты ЗНАЕШЬ ее. Знаешь, что она любит, чего не любит, как она думает, как спит, прижавшись к тебе, и как заразительно умеет смеяться. Знаешь родинки на ее теле (успеть выучить), ее привычки (успел присмотреться) и даже то, что у нее шрам на левом боку (выяснить бы еще у нее, откуда он?)

Но самое главное, что ты наконец понял: существует две Элисон. Инь и янь, нирвана и сансара, настоящее и наносное. Общее у этих Элисон только одно — характер. А вот дальше начинается сумбур неопределенности.

Первая Элисон открыта и (ты же чувствуешь!) к тебе тянется. То, как порой она глядит на тебя, вообще на раз завязывает твои внутренности в зачарованный узел. Зато другая Элисон — это холодный и беспощадный расчет, когда она одним своим взглядом умудряется тебе сообщить: «Поверь, малыш, я могу быть той еще сукой». И это в ней убивает тебя, потому что все это — искусственное. Кто-то научил ее быть такой. Вопрос: кто? зачем? Но самое незабавное состоит в том, что эта, другая Элисон по какой-то причине с утра пытается взять над тобой верх. А поскольку не получилось, теперь старается не подпускать тебя ближе. Что доводит тебя до сумасшествия. И если сначала ты раз десять пытался до нее достучаться, то, получив от нее, кстати сказать, довольно хреново сыгранное «я не понимаю, ты о чем вообще говоришь?», ты начинаешь придумывать беды, за которые она тебя так наказывает.

«Алиса, Элисон, miminko, я же в тебя…» Но ты пока тоже не готов произнести это вслух.

И не потому, что не понимаешь, что с тобой происходит — это-то как раз лежит на поверхности. И не потому, что это слово было истерто до дыр двумя десятками Ань, Ян и Терез — или кто там еще у тебя был для твоих «трахтибидох, а потом ты исчезнешь»? (Что, по ходу, напоминало отчаянную, но бездушную случку.) А потому, что ты уже понял: посчитав, что ты ей лжешь, или играешь, или вот так пытаешься ее к себе привязать («Ты же звезда, тебе же нужны только влюбленные в тебя глаза?» — ее слова, сказанные тебе еще год назад?), она ударит тебя наотмашь и ударит заранее.

Ровно это произошло сегодня утром в гостинице.

…После того, как она едва не расплакалась, он попытался с ней поговорить, но она начала вырываться. Чуть ли не силой ее удержав, он пошел по другому пути: для начала закрыл ее эмоции близостью. Ласка, осторожный напор, кровь, разлетающаяся по венам. Прелюдия, ее тихие и протяжные стоны и ритм, когда каждая клетка ее тела просит: «Пожалуйста, сделай так еще раз!» Но после того, как она, рассыпавшись в звезды, пришла в себя окончательно, он отнес ее в ванную, поставил под душ и предложил им стать официально парой.

— Я не смогу переехать к тебе, — тут же отбрила его она.

— Я тебя не об этом прошу. — («Хотя об этом тоже.») — Я прошу тебя, наконец, прекратить валять дурака и позволить нам везде появляться вместе.

Молчание. Зато ее пальцы мнут губку так сильно, что откуда уже сыплется пена. И, следом:

— Мне надо напомнить, что у тебя для этих вещей подписан контракт с моделью? И если ты сейчас его разорвешь, то заплатишь огромную неустойку.

«Ty vole!» («Ну офигеть!»)

— Элисон, — он вздохнул, — заканчивай этой цирк, а?

— Хорошо. Я НЕ МОГУ сделать то, что ты от меня хочешь.

— Ага. Тогда давай разбираться, почему? — приготовившись выслушать всё, он уселся на бортик ванны.

Новая пауза, ее тяжкий вздох, словно ей не хватало воздуха, и ее взгляд, закрытый от него ее серыми радужками, точно стальными ставнями:

— Давай поговорим об этом после вечеринки у Исаева.

— А что, после нее у нас что-то такое изменится? — не без иронии поинтересовался он. — Или ты считаешь, что Андрей должен предварительно нас благословить?

— Не знаю… Дай мне шампунь!

Он перегнулся, снял со столешницы раковины бело-желтый тюбик:

— На, держи.

— Спасибо.

Поглядев, как она энергичными движениями взбивает волосы, на потоки воды, устремившиеся вниз по ее груди к животу и ногам, он дождался, когда она промоет глаза и, отфыркавшись, поглядит на него.

— Элисон, — он аккуратно отобрал у нее лейку душа, — может, ты все же внесешь конкретику?

Очередное молчание. Делает вид, что отжимает волосы.

— Элисон?

Если бы он только знал, как она сейчас ненавидела это имя. Но, к сожалению, он не знал и продолжил ее «добивать»:

— Элисон, послушай меня. Я знаю, как я к тебе отношусь, и кто ты для меня.

— Да? И кто же?

— Ну не пресс же атташе? — пошутил он.

— Ха! Меня это как раз устраивало.

— А меня уже нет. Что будем делать?

— Так, — и сердито, на русском: — Я тебе все сказала!

После этого она закрылась от него совсем, если не считать той истории в такси, когда по дороге в аэропорт она сама начала искать его руку. Но в целом — вот он, первый удар от нее, после которого ты, как оплавленная пластиковая игрушка. И если раньше ты мог бы смириться с этим и как-то жить (да по хрен, тебя и не так опускали), то теперь это просто мучительно.

Впрочем, он знал, как это бывает. Понял еще тогда, с Лизой. Он не понял другого: она тоже знала, как это, влюбляться в того, в кого не надо, не стоит, когда ты думаешь, что это только преподнесённый тебе в детстве урок, а оказалось, это на всю жизнь. И каково это, ждать ответ на непринятые им звонки и письма, которые, как перелетная птица, улетают к нему с той лишь разницей, что она еще может вернуться к тебе, а он — никогда больше. И как это, расставаться с мечтой, а потом годами носить в сердце нож, который вываривает твою душу до ледяного: «Я больше никогда и ни в кого себе не позволю!..»

Она все это прекрасно знала!

Она только одного понять не могла: когда она предала свою клятву никогда не сближаться с ним и позволила себе быть счастливой?

В аэробусе на Москву все стало значительно хуже. Она уже знала, что для нее это билет только в один конец. А он пока еще верил в то, что она прекратит над собой издеваться:

— Алиса, давай поговорим?

Но она, бросив оценивающий взгляд на охранников, приставленных к ним Исаевым, уселась в кресло рядом:

— Знаешь, если честно, то я бы очень хотела сейчас помолчать.

— Элисон, если честно, то хватит… Ну услышь ты меня, в конце-то концов?!

Но она, сглотнув, закрывает глаза, словно ее и впрямь придавил удушливый валик аэрофобии.

И — все. Ни звука, ни слова за час с небольшим, пока вы не приземляетесь в «Шереметьево». Ей нужно было его задеть, обидеть, отогнать от себя. Но это была только первая часть ее плана.

Тем временем в Москве с утра развивались другие события.

Навязав Алексу приглашение на псевдо-посиделки, Исаев выждал примерно с полчаса и позвонил Вадиму:

— Привет, как дела?

— Привет, ничего. Объект жив, здоров и по-прежнему рядом с девушкой. Сидят в номере. Но она сейчас, по-моему, здорово взвинчена.

— Ты как это увидел? — не понял Андрей и спохватился («Ах да, у bro ведь камеры наблюдения в номере стоят…») — Они поругались или что?

— Не могу тебе точно сказать. Но, судя по всему, она заведена, а объект, как бы это сказать… в общем, довольно успешно склоняет ее к интиму.

— Это что за «угадай-ка»? — удивился Исаев. — Как бы, вроде, по-моему… Ты что, их не слышишь?

— Андрей, я в охране профессиональной работаю, а не в прослушке сижу! Я уже задолбался от этого музыкального сопровождения, — раздраженно напомнил Вадим. — И, откровенно говоря, я прошлым вечером, когда они на ужин пошли, влез в их номер и отключил у телепередатчиков звук. Мне, поверь, хватает и того, что я с завидной регулярностью с камер вижу. Как думаешь, мне сильно нравится вхолостую на их секс любоваться?

— Думаю, что не сильно.

— Не сильно? Это, Андрей, еще мягко сказано! Я бы на просмотр этого… гм… кинофильма подальше от греха собственной мастурбации своего напарника посадил. Но ты просил провести эпизод с камерами кулуарно. К тому же напарник мой — русскоговорящий чех, а объект — личность, в Чехии известная. Так что я замкнул просмотр этого «счастья» целиком на себе и теперь ощущаю себя как та девственница перед фаллоимитатором. И дико стыдно, и жутко хочется… Так, погоди-ка, объект из номера вышел. Отправился к лестнице. Я тебе перезвоню. — Вадим бросил трубку.

Андрей отложил телефон на стол. Подумал, хмыкнул. Подождав две минуты, он собрался было переключиться на разбор входящих писем, как в трубке загорелся определитель: «Вадим».

Исаев пристроил мобильник к уху:

— И?

— Смотри, какая штука. Объект спустился к ресепшен и на три часа дня заказал такси до «Пулково». Ты случайно не в курсе, куда он собрался?

— В курсе. — («Но лучше бы ты звук с передатчиков все-таки не отключал, потому что теперь, видимо, мне придется играть в эту самую «угадай-ку.») — Я так полагаю, что объект и девушка закажут или уже заказали себе билеты на рейс до Москвы так, чтобы сесть в «Шереметьево», и до семи, максимум до восьми вечера быть здесь, на Теплом Стане.

Вадим помолчал, затем удивленно:

— А… откуда такие подробности?

— А это просто. Это я их в Москву пригласил.

— Нормально! А насчет «Шарика»?

«А у Лизы система. Она у нас выбирает только крупные аэропорты, где легко будет смыться».

— Ну, считай, у меня свои каналы добывать информацию.

— Упс! Ну ты даешь, — ухмыльнулся Вадим. — А я-то решил, что ты, как провидец, все события предугадываешь. — После чего Вадим резко взял деловой тон: — Так, я правильно понимаю, что нам с напарником тоже билеты на Москву брать?

— Брать, брать. И с девушкой и объектом одним рейсом лететь. А теперь смотри, что я хочу. — Исаев побарабанил пальцами по столу, покатал в голове кое-какие мысли. — А хочу я вот что. Как только вы вчетвером приземлитесь в «Шарике», ты с напарником… кстати, его имя и параметры мне не напомнишь, чтобы я в памяти не рылся?

— Алеш Новак, служил в URNA…

«Точно. Чешское подразделение быстрого реагирования».

–… По URNA — все навыки ближнего боя. Отличный стрелок…

«Надеюсь, этого нам не потребуется».

–… Ростом с тебя, весом раза в полтора тяжелее.

— Ага. Так вот, как только вы приземлитесь в Москве, ты и Новак меняете тактику слежки. Один из вас должен постоянно находиться с объектом, другой — рядом с девушкой, куда бы она не пошла. Куда бы она не пошла, ты понял, Вадим? Мне нужно, чтобы она и объект гарантированно добрались до одной квартиры на Теплом Стане. Адрес, где их будут ждать, я тебе сейчас скину.

Понятно, что под адресом Андрей имел в виду место жительства Иры.

— Сделаю. А теперь вопрос на засыпку, — предупредил Вадим. — Кого приставить к девушке? Могу встать я, но можно приставить Алеша…

«Так, дилемма», — подумал Исаев.

–… Но я бы все-таки пристроил к ней Алеша. Парню не тридцать пять, как мне, а двадцать девять, и он у нас в дополнении ко всему еще и быстро бегает. Это я к тому, что если вдруг с этой девушкой придется поиграть в догонялки. И еще один момент, — Вадим чуть замялся. — Короче, Новаку эта девица не особо нравится. Как он недавно выразился, напоминает ему своими улыбками его сучку-бывшую. Так что Алеш, как ты понимаешь, никакую фору давать ей не будет. Но если с девушкой что-то не так, то давай лучше ею займусь я.

«И тогда к bro придется приклеить этого Алеша… А поскольку тот и тот — чехи, то кто гарантирует, что у Новака с языка „случайно“ не сорвется история со скрытыми камерами в номере? Особенно с учетом того, что, по словам Вадима, Новаку Лиза не нравится. А с другой стороны, возникает вопрос: знает ли Лиза по своей деятельности в банде — и это помимо того, что она, по всей видимости, в ряде случаев использует снайперский арбалет — приемы защиты и нападения? А вот этого, к сожалению, не знаю я. Но давайте исходить из того, что Лиза может их знать».

— Ладно, давай рискнем, — Исаев вздохнул, размышляя о том, что вообще-то не мешало бы припаять к ним там еще кого-нибудь третьего. Но раз Лиза, опять же по словам Вадима, на взводе уже с утра, то лучше будет не провоцировать ее лишний раз. — Давай рискнем, — повторил Андрей. — Ставь рядом с ней Алеша.

— Я тебя понял. Ну что, до связи?

— Удачи.

— Пока.

Следующим пунктом у Исаева значился телефонный разговор с Орком. Тот как раз сидел в офисе Иры, ждал, когда Самойлову отпустит начальство. Исаев кратко ввел Орка в курс дела («Девушку зовут Элисон Грейсон, но она русская. Не думаю, что она может осознанно причинить кому-то вред, но может выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы попытаться сбежать»), после чего прикинул с Ладо, где и как расставить у квартиры Иры троих оперативников. В итоге, сошлись на том, что оптимальным будет перекрыть вход в подъезд, верхний и нижний этажи и лестничную клетку.

— Но по-хорошему, надо бы ее от аэропорта вести, — заметил Орк.

— По-хорошему, надо бы, — согласился Андрей. — Но какие гарантии, что она, увидев, что «хвост», топающий за ней, основательно удлинился, не сделает ноги еще в аэропорту? Огромный периметр, ей там затеряться, что тебе об асфальт два пальца.

— Да ладно? Такая резвая девочка? — не поверил Ладо.

— Такая. Я, можно сказать, сам ее в деле видел.

— Оружие или нож у нее могут быть? — помолчал, внес конкретику Орк.

— Знаешь, если они у нее и были, то в аэропорт она их не понесет. У нее и парня, с которым она летит, сумка одна на двоих. А до «Пулково» и от «Шереметьево» ее будут вести.

— Тогда вроде норм. Хотя… — Ладо сделал паузу, — что-то мне кажется, что ты, Андрюх, не особо уверен насчет нее.

— Вот и мне кажется, что что-то я с ней упустил, — помедлив, признался Исаев.

Что он упустил, а в чем был прав — выяснится очень скоро. А пока аэробус приземлился в Москве. Алекс, вскинув на плечо тяжелую сумку с вещами, пропустил вперед Элисон. Вместе с Вадимом и Алешем их на глазах распадающаяся пара перешла к телетрапу. Пока Алекс в сотый раз за сегодняшний день искал и отметал в голове варианты, как образумить Элисон, та первой прошла стойку таможни, рамки досмотра и поставила отметку в паспорте. В вестибюле, когда она снова ускорила шаг, Ресль окликнул ее:

— Подожди.

Она нехотя обернулась к нему.

— Нужно Ире хотя бы букет купить. Мы же с пустыми руками едем.

Она дождалась. Это был ее «раз». Продолжая играть, Лиза пожала плечами:

— Здесь нечего покупать, цветы не очень. Завядшие, сам посмотри.

— Тогда где их лучше купить? — Алекс волей-неволей, но принял подачу.

Это было «два».

— В «Лейпциге». Рядом с домом Исаева есть чудесный торговый центр.

Откровенно говоря, «самым чудесным» в этом ТЦ были трюки, которые периодически откалывал там Андрей, когда избавлялся от слежки (как в случае с «жучками» Домбровского) или когда разыгрывал пути отхода (как было с людьми Чудотворца). Впрочем, Лиза о фокусах Андрея не знала. Зато она знала другое. В прошлый раз, «сделав» у дома Исаева Ваню, она направилась в «Лейпциг», чтобы сменить там масть. Но, осмотревшись, в тот день она изучила этот ТЦ вдоль и поперек. И сейчас его необъятная территория должна была стать той точкой отрыва, которая поможет ей выбраться из западни, в которую ее загонял Андрей. Дальше, если ей повезет, будет и «три», и «четыре».

И ей повезло. Алекс, к несчастью, пока играл на ее стороне.

— Хорошо, — словно предчувствуя свою судьбу, он долго глядел ей в глаза. — Давай сделаем, как хочешь ты.

Для нее это выстрелило, как «три». Первая часть ее плана сработала.

Так началось противостояние, ее — с одной стороны, с другой и с ней — Андрея и Алекса. Но в ту секунду ей стало страшно. Ей показалось, что Ресль понял, кто она, и вот-вот сорвет с нее маску. Хотя на деле с чехом происходило другое: Алекс сейчас просто искал с ней мира.

— Пойдем, возьмем такси. Руководи, — и он ей улыбнулся.

Сердце забилось в горле так сильно, словно он сделал ей больно. Но он и сделал ей больно. Он снова прощал ее, а она снова ему лгала. Использовала его и врала, чтобы избежать расставленной на нее мышеловки. Использовала его и раньше, как тыл, когда планировала побег из дерьмового мира, созданного для нее Чудотворцем. Использовала, чтобы хоть раз, без вранья, отчаянно позволить себе любить. И чтобы узнать, хотя бы раз в жизни, что значит быть с мужчиной, которого так любишь ты и которого нет дороже.

Кто виноват, что их судьбы снова соединились? Кто виноват, что, сходясь с ним в Праге и в Питере, она фактически не оставила им двоим выбора? И кто виноват, что сейчас она, храбрая, умная, распрекрасная, стоит и боится смотреть ему прямо в глаза? Все это — она…

Прощание навсегда — это, наверное, самое страшное. Но в эту секунду она осознала, что всё, конец. Она отпустит его. Он из другой жизни — из той, где грязь, кровь и смерть бывают только на сцене. У него иная судьба, и он еще будет счастлив. У нее же — неизбежность и путь, возможно, ведущий в небытие. А прощание… То, настоящее, оно не сейчас. Оно было утром в гостинице, когда она молча, без слов признавалась ему в любви и также безмолвно плакала.

«Я сделаю все, чтобы ты забыл обо мне. Поверь, больно больше не будет. Просто я люблю тебя навсегда», — и она ему улыбнулась.

Дальше стало чуточку легче. Убивая эмоции, но, прежде всего, жалость к себе, ты становишься немного сильнее. Она даже вполне дружелюбно позвала его за собой:

— Пойдем, там стойка такси.

И теперь всю дорогу до «Лейпцига» она старалась бойко трещать ни о чем, заполняя малейшие паузы. Обращала внимание чеха на то, как изменилась Москва. Рассказывала что-то о каждой дорожной развязке. Указывала Алексу на какие-то «интересные здания», у которых «о, сейчас тебе расскажу! потрясающая история». Она не могла сделать лишь одного: позволить ему дотронуться до нее. Иначе тогда с ее стороны точно будет град слез, и Алекс (который в ряде случаев вообще, как Исаев) сначала испугается, как все мужчины, а затем лаской и волей дожмет ее до признания со всеми отсюда вытекающими.

Но Ресль (чего она не ждала), прислонившись плечом к двери такси и полностью развернувшись к ней, молчал, рассматривая ее лицо, и вроде как с интересом слушал. Минут через двадцать, хорошенько замылив Алексу мозг, она, бросив взгляд на таксиста (этот тоже слушал ее), перешла на чешский язык и переключилась на более важные вещи. Вроде бы мельком перечислила Алексу все пресс-релизы, которые зависли у нее из-за поездки в Пушкин. Со словами «ах, да, чуть не забыла!» «на всякий случай» напомнила ему, где у нее на МакБуке хранятся письма, касающиеся его контрактов, где — переписка с «одним отличным PR-агентством, я с ним по тебе работала», и где в сейфе, в ее пражской квартире спрятаны выписки из банков, в которых он держал свои кровно заработанные.

Алекс тем временем продолжал с интересом, даже с любопытством смотреть на нее. Но едва она сделала паузу, чтобы перевести дух, произнес таким ровным голосом, что у нее по спине побежали мурашки:

— Miminko, а зачем ты мне все это рассказываешь?

— Ну, просто чтобы ты все это знал, — почти моментально нашлась она.

Но ему и «почти» хватило:

— Я ошибаюсь или правильно понял, что ты сейчас со мной расстаешься?

«Правильно. И — жалость какая, что ты не дурак».

— Нет, конечно. Зачем мне это?

— Тогда зачем мне все это знать?

— А ты у нас безалаберный, — отшутилась она и до боли закусила губу, поймав себя на этом, уже ставшим привычном «нас». Поздно.

— У нас? — глядя на нее дышащими зрачками, он наклонился к ней. — Или у тебя?

— Не выпрашивай! — кляня себя на чем свет стоит, сорвалась она.

Вместо ответа — еще один задумчивый взгляд на нее. Глотая эмоции, она отвернулась к окну, и тут же почувствовала, как он в темноте нашел ее руку. Она попыталась забрать ее, выдернуть, выдрать. Но он просто стиснул ее ладонь и прижал к сидению. Таксист, покосившись на них, нащелкал какую-то музыкальную станцию, после чего сосредоточился исключительно на дорожных просветах. Алекс продолжал молчать, Лиза — глохнуть в рекламных роликах и «убей меня» Лободы, ощущая при этом, что Алекс, хочет она того или нет, ввинчивается ей под кожу.

Только при подъезде к «Лейпцигу» он опять наклонился к ней, и она почувствовала его невесомое дыхание у себя на виске. При этом он точно ослабил хватку, но его пальцы, поглаживая ее запястье, сопровождали легким нажимом почти каждую сказанную им фразу:

— Алиса, я не знаю, чем я обидел тебя и где я еще согрешил, — нажим.

— Вы подъехали, — отвлек их таксист.

— Сейчас, — не сводя с нее глаз, бросил он и продолжил: — Но имей в виду, без разговора я тебя не отпущу. Я, как мне кажется, неплохо тебя знаю и вижу, — новый нажим, — что творится что-то такое, о чем ты не говоришь. Ты чего-то боишься? Но ты не ломовой мужик…

— Кто? — хмыкнула она.

— Мужик, ломовой вол, тягач — не знаю, придумай сама, но ты не одна, чтобы со всем этим разбираться.

«А может, сказать ему все?» — промелькнуло в ее голове.

— Молодые люди, может, на улице продолжите? — разозлился таксист.

— Посидите три минуты спокойно, и я вам сверх заплачу.

— Алекс, хватит.

— А ничего, если чересчур много натикает? — и без помощи Лизы съязвил водитель.

— А мне без разницы… Так вот, ты, — снова нажим, — обещала мне разговор после того, как мы выйдем от Иры.

Она невольно свернула пальцы в кулак. Это Алекс считал, что она дала ему слово, а она солгала.

— Алиса, да?

«Нет».

— Элисон, хорошо? — тут он вообще слегка потряс ее руку.

«Хорошо, пусть будет еще одна ложь».

— Ладно.

— А раз «ладно», то тогда давай для начала не будем портить настроение ни себе, ни другим и пойдем купим цветы… Так, где там наши охранники? И кстати, надо бы еще у Андрея спросить, на фига он вообще приставил их к нам? — отпуская ее и протягивая таксисту две пятитысячных, машинально заметил Алекс.

И вот здесь можно было решить, что именно эти слова оказались для Лизы лишними. Но вся беда заключалась в том, что она вдруг осознала, что тот, по кому она в детстве сходила с ума, за два года научился читать ее, как раскрытую книгу. Что стал на раз раскрывать ее эмоции, как лепестки. И что он за три дня превратил ее в то, что год за годом выбивал из нее Чудотворец. Он сделал ее слабой.

Но после того, как он бросит ее (а кто простит ей ложь и тем более ее прошлое?), ей останется только мысленно попросить прощение у отца, которого за нее растерзает Зверь, и просто шагнуть под поезд…

Ей повезло. Апрель, мокрые от дождя улицы и грязь на двери такси. Спрятав в карман намеренно испачканную кисть руки, она не позволила Алексу помочь ей выбраться из машины. Затем был короткий проход через улицу к крыльцу торгового центра, три широких ступени, раздвижные стеклянные двери, забитый посетителями ТЦ вестибюль, поворот налево и через десять метров — вывеска цветочного магазина.

— Вот, — кивнула она на выставленные в витрине букеты, плюшевых зайцев, дельфинов и прочую дребедень. Но сама так и осталась стоять на месте.

Алекс по инерции сделал шаг вперед и обернулся к ней:

— Так, а ты?

— А я при выходе из машины измазалась, — она с кривоватой улыбкой («Господи, я не могу… Помоги, дай мне сил уйти от него!») показала ему выпачканную руку.

— А почему молчала? Здесь же по идее должен быть туалет. — Алекс поискал глазами указатели и, заметив характерные треугольники, сделал приглашающий жест в сторону лифтов: — Пойдем, я тебя провожу.

— Нет, давай мы не будет терять время. Ты иди цветы покупай, а я пойду отмываться.

У нее все-таки дрогнул голос. Просто если она сделает то, на что ее могут вынудить, ей вовек не отмыться.

— Элисон, — судя по виду Алекса, тот тоже сомневался, отпускать ли ее одну, — а может, я все-таки тебя провожу?

— А смысл? — уже нервничая, она пожала плечами. Впрочем, со стороны этот жест больше напоминал раздражение, а не то, что она ощущала. — Мы и так опаздываем. А если мы еще будем вместе бегать туда-сюда… Алекс, пожалуйста, иди, покупай цветы.

— А если я не то выберу? — продолжая глядеть на нее, поинтересовался чех.

— Ничего, я тебе доверяю.

Да, самое главное — это, наверно, доверие. Беда только в том, что чем больше ты доверяешься человеку, тем сильней у него возникает соблазн предать тебя. В свое время это правило выстрелило у Лизы со Зверем. Но здесь и сейчас была совершенно другая история, которая выворачивала ей мозг пониманием, КОГО она предает.

Ему бы сказать ей: «Нет» или вообще настоять на своем. Но Алекс больше не хотел с нею ссориться. Бросив на нее последний пристальный взгляд, он со словами:

— Хорошо, встречаемся здесь. Если что, я тебя подожду, — скрылся в дверях магазина.

И нить, удерживающая их, оборвалась. Посмотрев на его удаляющуюся от нее спину («прощай и забудь меня, хорошо?»), Лиза направилась к лифтам. И тут случилось то, чего она не то чтобы не ждала, но все же надеялась, что обойдется без этого. За ней шагнул один из охранников, приставленных Исаевым к Реслю.

Высокий, хладнокровный, уверенный в себе молодой человек. Развитой торс, мощные плечи. Сбитые нос и костяшки пальцев. Судя по тому, что еще в Пушкине успела заметить она, этот парень времени зря не терял: по утрам упражнялся в спортзале, а, судя по следам на его лице, тренировался еще и на спарринге. Она запомнила (а он в «Эрмитаже» сам представился ей), что его звали Алеш. И как она поняла, Алеша она раздражала. Но с учетом того, что все эти дни они не особо и контактировали, за антипатией к ней у Алеша лежало что-то, для него очень личное.

И вот здесь можно было фыркнуть: «А Вы куда?», или пренебрежительно бросить ему: «Я там и без Вас разберусь», но она ОЧАРОВАТЕЛЬНО ему улыбнулась и тут же отметила, как Новак от этого дернулся.

— Вы же проводите меня? — развивая успех, она смастерила улыбку уже до небес, прикидываясь тем, чем никогда не была — милой дурой.

— Непременно, — буркнул Новак и отвернулся.

В этот момент она быстро ощупала взглядом его плечи и торс.

«Куда бить? — пронеслось в ее голове. — Шея, корпус? Но если он перехватит удар, он сомнет меня. По прямой, в голову, в переносицу? Предположим, это сработает. Но у парня переломан нос, и есть все шансы, что если он не успеет прийти в себя, то захлебнется в собственной крови».

Между тем Новак, действуя по инструкции, проводил ее к лифтам и был даже настолько любезен, что сам нажал для нее кнопку вызова. Еще одна улыбка с ее стороны, от которой в Алеше все-таки что-то дрогнуло, напомнив старое, трепетное и больное. Поджав губы, он пропустил Лизу в зеркальную кабину, где она, на этот раз СМУЩЕННО поглядывая на него, принялась чистой рукой расстегивать пуговицы на своем светло-бежевом тренче.

Далее был спуск на нулевой этаж. Именно здесь для нее начался обратный отсчет: три… два… сейчас.

В эту секунду створки лифта разъехались, и перед ней и Новаком возник периметр полутемной парковки. Машины в отсеках стояли впритирку, что уже не первый раз навеяло ей мысли о катакомбах. Лиза первой шагнула из лифта, уводя Новака в узкий, выстроенный зигзагом отсек-коридор, разделявший помещения на дамскую и мужскую комнаты.

Оказавшись в нужной ей точке, она бросила взгляд по сторонам (понятное Новаку, в общем-то, действие, которое исполняют все, когда ступают на незнакомую им территорию) и убедилась в том, что в радиусе ближайших пятидесяти метров нет и какое-то время не будет глаз посторонних. Ровно в ту же секунду Новак увидел, как вроде бы невысокий каблук туфли той, что напоминала ему его экс, поехал вбок, и девушка, поскользнувшись, начала оседать на пол.

«Идиотка, на голом месте!» — скрипнув зубами, Новак сделал шаг к ней и, преодолевая внутреннюю неприязнь, успел подхватить ее под локоток, когда ее пальцы обручем впились в его запястье.

«Что за черт?..» Додумать он не успел. Эта стерва с внезапной силой дернула его на себя, одновременно с этим разворачиваясь на «больной» ноге, и расчетливо врезала ему по подбородку коленом здоровой.

Заваливаясь в сторону, Новак еще успел по касательной влепить ей под дых, но удар пришелся не ей в живот, а в развевающую полу ее тренча. Двигалась эта стерва оглушительно быстро. Ровно в то же мгновение она оперлась стопой о его бедро. Компенсируя разницу в росте, приподнялась над ним, неизвестным ему приемом дважды двинула ему костяшками пальцев в висок и соскользнула вниз. И едва его голова непроизвольно откинулась в сторону, обхватила рукой его за шею, одновременно с этим сдавливая локтем и плечом его шейные позвонки.

Последнее, что успел почувствовать Новак до того, как для него померк тусклый фонарь коридора — то, как эта тварь перемещает вес своего тела, чтобы он упал на бок, а не на спину, не давая ему придавить ее и погрести под собой. А потом свет для него потух…

Это была школа Зверя. Чудотворец сам оттачивал ее навыки ближнего боя. «Элизабет, запомни, в схватке побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто быстрей». Выучка Чудотворца — и, пожалуй, единственная ошибка, допущенная Исаевым. Храня в тайне секрет прошлого Лизы, он не стал рассказывать Орку, Вадиму и всем третьим другим о том, чем она могла стать. Да, Андрей догадывался, что она может сбежать, но не хотел верить в то, что она сделает это вот так. И самым горьким для него окажется преданное ею доверие.

Тем временем, уложив сползшего по стене Новака на кафельный пол, Лиза рывком распустила молнию на внутреннем кармане плаща и выдернула из него мобильный. Набрав «Андрей, твой охранник на парковке Лейпцига. Защити Алекса. Лиза», она присела на корточки, отправила свой доработанный в Праге «Нокиа» в карман куртки Новака, после чего поднялась и бегом устремилась к лестнице, ведущей наверх, в зал торгового центра. Изгоняя, как бесов, собственный страх и истерику (прошло всего две минуты, но Алекс мог купить за это время цветы), Лиза заставила себя перейти на быстрый шаг, вынырнула в забитый посетителями вестибюль и бросила взгляд по сторонам. Ни Алекса, ни Вадима у входа в цветочный не было.

На ходу застегивая плащ, она быстрым шагом перешла к распашным дверям и выскользнула на улицу. Теперь каждый пройденный ею метр убирал, отдалял ее от Алекса, разделяя их уже навсегда.

«Лиза!» — будто из далекого детства крикнула его тень.

«Нет!» — она ЗНАЛА, что это ей показалось.

Не оглядываясь, чтобы не сомневаться больше ни в чем, молодая женщина свернула за угол и снова прибавила скорость. Дальше — пол-автобусной остановки или четыреста двадцать метров до дома Исаева, которые ты, вводя дыхание в спринтерский ритм, преодолеваешь за пару минут, и перед Лизой вырос нужный ей подъезд дома Андрея. Но Исаев жил в первом, а ей был нужен четвертый.

Завернув за фасад здания, выстроенного буквой «п» (перекладину буквы образовывали подъезды номер два и три, а «ножки» — как раз эти, противоположные друг к другу подъезды), и убедившись, что нигде не маячат «гонцы» Чудотворца (за годы со Зверем она научилась вычислять их в момент), Лиза добралась до двери черного входа и нащелкала на стальной панели код, отпирающий дверь (озаботилась узнать его еще два года назад, спасибо ее «очаровательной» улыбке, на которую клюнул дворник). Зайдя в подъезд, она снова, бегом поднялась на третий этаж и вызвала лифт, чтобы выйти из него на одиннадцатом.

Дальше было чуть-чуть сложней. Найти в нижнем проеме пластикового подоконника спрятанный ключ и перейти по лестнице с одиннадцатого этажа на двенадцатый. После подняться по узкой, раскачивающейся под ногами железной, прутьями, лесенке, аккуратно открепить бумажную пломбу замка и открыть ключом люк, ведущий на чердак дома. Затем пройти по скрипящим половицам в самый дальний конец помещения мимо прокисших бумажных коробок, превратившихся в труху деревянных паллет и ржавых труб, которые успели натащить сюда дворники. Заканчивая весь этот квест, сдвинуть хлам и поднять с пола заклеенный в непромокаемую пленку рюкзак. В нем находилось ее «четыре» — пачка денег, паспорт, вещи и девайсы для преображения.

Через двадцать минут из двери черного входа на улицу вышла коротко стриженная женщина лет двадцати пяти и с сумочкой, болтающейся у бедра, направилась в сторону автобусной остановки. Дальше будет билет до Эдинбурга».

«Пойми и прости, Андрей. Храни Алекса». — Лиза уходила в ночь, унося с собой воспоминания об ослепительном счастье, оставшемся в ее прошлом.

Она не узнает, как после того, как ее смс-ка долетит до Исаева, тот, побледнев и продергивая руки в рукава куртки, бросит Самойловой, рванувшей было за ним:

— Нет, ты останешься дома.

Она не узнает, что Ира попытается его остановить:

— Я тебя не отпущу.

— Ир, не сейчас. Пожалуйста!

— Андрей!

Она не услышит, как Исаев, впервые за годы потеряв самообладание, рявкнет:

— Все!.. Я сказал.

И как, захлопывая за собой дверь, злой и расстроенный Андрей отдаст Орку приказ:

— Не смей выпускать ее из дома.

Она не увидит, как Исаев, стараясь не думать о том, чем закончится этот конфликт (и так понятно, что в этот раз уютной домашней ссорой Ира не ограничится), бегом понесется к «Лейпцигу», на ходу вызванивая Вадиму:

— Бери Алекса и немедленно дуй с ним на подземный паркинг.

И как в луже у ТЦ будет лежать букет роз, который отшвырнет от себя Алекс, поняв, что Элисон ушла. И как он, выбежав на улицу, будет ее искать:

— Элисон, Алиса — лИса! — накрывая ее тем, услышанным ею эхом.

Ей не дано будет увидеть, как Вадим, в конце концов уговорив Алекса («Вы все равно ее сейчас не найдете»), буквально затащит его в лифт, чтобы, не отпуская уже от себя, спуститься с ним вниз и найти на парковке более-менее пришедшего в себя Новака. И как Вадим вместе с Алексом будут его поднимать. И как Новак, сев на кафель и мысленно матерясь, примется ощупывать наливавшиеся болью шею и подбородок. И как Ресль, еще не понимая, что на самом деле произошло, увидит, как Новак внезапно потащит из кармана куртки «Нокиа» Элисон. Но едва чех сделает движение, чтобы забрать ее телефон, как Исаев, ворвавшийся в эту минуту на парковку ТЦ, отведет его руку и осторожно вынет «Нокиа» из трясущихся от гнева пальцев Новака. И как после этого побледневший Андрей вроде бы выдохнет и опустит ее мобильный в свой брючный карман.

Она никогда не узнает, как Исаев, бросив взгляд на Алекса, который опять привалился к стене, отведет в сторону Вадима и Алеша.

А потом случится короткая разборка между охранниками и Исаевым:

— Андрей, пойми, тут никто не виноват…

— Андрей, мать твою, здесь же все облажались!..

— Понимаю. После поговорим. Да, заодно в травмпункт его отведи, — кивок Вадиму на Новака, вот и весь ответ.

Но едва эти двое, разочарованные и усталые, скроются в лифте ТЦ, как на парковке появится запыхавшаяся жена Орка, Рената.

— Андрей, все целы? — добежав до Исаева, глухим голосом спросит она.

Но самое интересное, что за ней шаг в шаг будет следовать пара оперативников «Альфы».

«То есть Ладо остался с Ирой плюс оставил в квартире, с ней и собой еще одного, а двух других пригнал ко мне?» — промелькнуло в голове у Андрея.

— Просто Ладо мне сказал, что… — продолжала Рената.

— Что происходит? — внезапно и тихо произнес чех, но его на удивление жесткий тон произвел эффект взорвавшейся бомбы.

— Я тебе дома отвечу, — уклонился от прямого ответа Исаев.

Ресль, который все это время предпочитал стоять, прислонясь спиной к шершавой стене коридора, вскинул голову — и, чуть громче:

— Андрей, что происходит?

— Всё дома, я тебе говорю.

— Я тебя спрашиваю, что, черт возьми, здесь происходит?!

Поглядев на мрачного Исаева и бледного, как смерть, Алекса, выговаривающего слова на неизвестном ей чешском, Рената, чтобы не загораживать Андрею обзор, немного сдвинулась в сторону. Рядом с ней за спиной Исаева замерли ребята из «Альфы».

«Ладно, хорошо», — Андрей вздохнул.

— Если в двух словах, то Элисон Грейсон — это Лиза Домбровская. — Исаев тоже перешел на чешский язык.

Алекс посмотрел на него, как на обезумевшего. Открыл рот, пытаясь что-то сказать. Затем сделал глубокий вдох и глотнул воздух:

— Еще… раз?

— Элисон никогда не существовало. С тобой находилась Лиза.

Алекс прикрыл глаза, затем опять привалился к стене, потер ладонью лицо — и, не сводя немигающего взгляда с Исаева:

— Я… я тебе не верю.

— Придется. Это дочь Домбровского.

В этот момент в голове Алекса образовалась белая вспышка.

Девушка, которая с первого взгляда сумела его угадать…

Девушка, словно знавшая его много лет и умевшая заглянуть ему в душу…

Девушка, невероятная, неповторимая, которая все эти годы была рядом с ним, но отвергала малейшие попытки к сближению…

Все медленно и неуклонно вставало на свои места. Но как поверить в то, чего быть просто не может?

— Андрей, у Элисон другая внешность, — Алекс все еще пытался сопротивляться.

— Пластика. Я покажу тебе ее настоящее лицо, я тебе обещаю.

— Лиза была натуральной блондинкой. Элисон — шатенка.

— Краска или оттеночный шампунь.

— У Элисон серые глаза.

— Скорей всего, это линзы.

— Бред, Андрей! Ты сам понимаешь, что это — бред?!

— На ее «Нокиа» есть отпечатки пальцев. Дома сам сравнишь их с теми, что на ее письме, которым она вытащила тебя из тюрьмы.

— И ты… — Алекс, трясясь от гнева, оторвался от стенки. Но в его зеленых глазах возникло что-то такое, от чего Исаев невольно собрался, — зная все это, заманил ее сюда с моей помощью?!

— Андрей! — взвизгнула Рената, когда в лицо Исаеву полетел кулак чеха.

Самое жуткое заключалось в том, что ничего театрального в этом не было. Только отчаяние и чистая ярость к другу, которому ты безоглядно доверял, и который тебя так подло использовал. Исаева спасла только реакция. Отклонившись, он перехватил руку Алекса и машинально вывернул ее, удерживая bro на расстоянии, недостаточном для повторного удара левой. Прием был довольно болезненным, но Ресль даже не охнул, только скривился:

— Отпусти руку… Отпусти, я сказал! Больше не трону.

— Господи боже! — ахнула Рената. — Андрей, за что он тебя?

— Да так, было дело. Оставь, он сейчас успокоится. — Исаев, поймав напряженные взгляды своих, мотнул головой: «Не вмешивайтесь».

Он разжал пальцы. Алекс потер запястье, на котором расцветал кровавый синяк.

— Пойми, я был должен, — извиняясь за сделанное, попросил Андрей. — Ее ищет отец.

— А мне до лампочки, кто ее ищет. Когда я найду ее, я сам с ней поговорю.

— Ребята, вы идите к лифтам, мы минут через пять к вам подойдем, — на автомате, прислушиваясь к долетевшим к ним с лестницы голосам, предложил Исаев. Тем временем пара юнцов, привлеченная разгоревшимся скандалом, спустилась вниз по ступеням. Взглянув на группу взрослых людей, явно необрадованных их появлению, они тут же и уже без смеха отправились к своей машине.

— Хорошо, мы вас подождем, — Рената проводила взглядом «детей».

— Почему ты мне ничего не сказал? — глядя вслед удаляющимся оперативникам, глухо спросил Алекс.

— А я знал, какой будет твоя реакция от этого известия? Может, ты полез бы ее душить, — пытаясь обратить в шутку их первый в жизни серьезный конфликт, усмехнулся Андрей.

— Возможно. Но с этим мы с ней без тебя разберемся.

«Что ты сказал?» — только в этот момент Исаев наконец осознал, ЧТО именно говорил ему чех.

— Ты даже не знаешь, какой она стала, — помедлив, честно предупредил Андрей.

— Еще раз: возможно. Но это уже ничего не меняет. Я больше ее не брошу.

ГЛАВА 3

@ Вечером того же дня и утром следующего. Москва.

— Проходи, — пропустив в квартиру Алекса, Андрей повернулся к оперативникам, которые вызвались их проводить. — Ребята, спасибо вам за все. А теперь по домам.

— Может, нам к Ирине вернуться? — вполголоса осведомилась Рената.

— Не надо.

— Думаешь?

— Уверен. — Андрей потер переносицу (голова разболелась). — Просто если вас кто-то у Лейпцига «снял», то вы приведете к ней хвост. Так что при выходе на улицу в темпе расходитесь по сторонам. Только смотрите, чтобы вас нигде не прищучили.

— Обижаешь, нашальника, — фыркнув, скопировала мужа Рената. — Ладно, уговорил. Но если что, позвони.

— Если что, позвоню.

Сделав рукой жест «пока», Рената прихватила с собой опергруппу и ушла. Исаев запер за ними дверь и развернулся к Алексу.

— Почему ты отказался ехать в «Шереметьево», если считаешь, что сейчас она там? — моментально наехал чех.

Андрей сел на банкетку:

— Потому что я тебе по дороге сюда говорил: я не знаю, как сейчас выглядит Лиза. Я знаю только то, что она выберет маску женщины. Еще я уверен в том, что у нее где-то в Москве — не знаю где, но где-то припрятаны средства маскировки и паспорт на другую фамилию. Причем, фамилия в этом паспорте окажется либо книжной, либо она на слуху. Но тут нам поможет моя сестрица. И еще я уверен в том, что Лиза не станет отсиживаться в гостинице и не рванет в другой российский город, поскольку она понимает: после того, что она оттопырила с Новаком, я могу и даже обязан сдать ее отцу. А тот — уж поверь мне! — забьет на погоны плюс на то, что потом сделает с ним за это его начальство из МВД, и объявит план-перехват. А поскольку свидание с отцом в ближайшие планы Лизы не входит — она преследует какую-то другую, но очень определенную цель — она выберет любой возможный для нее рейс, вылетающий из Москвы начиная с десяти вечера. И, скорей всего, отбывающий из «Шереметьево».

— Почему с десяти вечера? — Алекс пододвинул к себе другую банкетку.

— Потому что на более ранние она чисто физически не успевает. Одна только регистрация занимает час с лишним. — Андрей понаблюдал, как Алекс усаживается ровней. — Но к твоему сведению, сегодня с десяти вечера до двенадцати ночи из «Шереметьево» осуществляются вылеты по сорока четырем рейсам. И из них тридцать восемь придется на внутренние, а шесть — на международные.

— Откуда знаешь? — не поверил Ресль.

— Про что? — не понял Андрей.

— Для начала про Лизу и про то, что она будет действовать так.

— А у нее система, которую я бы назвал «все гениальное — просто». И самое простое для нее — это не изобретать каждый раз велосипед, а использовать свои сильные стороны: ум, быстроту реакции и, уж прости меня, — Андрей развел руками, — чисто женское обаяние. А что касается «Шереметьево», то это крупный аэропорт, а значит, самый простой и лучший способ отхода.

Алекс опустил глаза, покусал кожицу на губе.

«Сейчас начнется», — решил Исаев. Не началось. Чех поднял голову:

— Убедил. Давай про рейсы. Это откуда?

— Работа такая. Когда ведешь объект, все полезные сведения надо в башке держать… А теперь сухой остаток.

— Стреляй.

— Для начала смирись с тем, что сейчас мы все лохи по сравнению с ней. На сегодня мы уже ее упустили, потому что — еще раз! — я не знаю, как она теперь выглядит. Это во-первых. Во-вторых, нам с Дианой придется перебрать весь список пассажирок, зарегистрировавшихся на международные рейсы.

— Почему ты внутренние исключаешь? — Исаев открыл было рот, чтобы ответить. — Ах, да, — кивнул Алекс, потирая запястье. — Ты же сказал, что Домбровский может объявить перехват, а его возможности…

— У Домбровского не возможности, а юрисдикция, то есть право решать вопросы. Рука болит?

— Не очень… И не умничай, а? Его возможности распространяются только на Россию?

— Ну, я не стал бы так ограничивать круг его, как ты выразился, «возможностей». В СИЗО-то он вполне успешно тебя заточил?

— Слушай, — Алекс скорчил гримасу, — ну ведь проехали?

— Ладно, проехали. Но в данном конкретном случае — да, я согласен с тобой, Домбровский не станет подключать НЦБ. Ты не Лиза, и свою дочь он в жизни не сдаст Интерполу. Все члены банды «Пантер» объявлены в международный розыск, и, если что, он попросту не получит ее назад.

— Если ты еще раз назовешь ее преступницей, я тебе двину.

— А разве я что-то такое сказал? — с невинным видом осведомился Андрей.

— Нет, но ты очень громко подумал. Так, дальше что?

— Да ничего, — Исаев поднялся с банкетки. — Раздевайся, вспоминай, где у меня что находится, и займи себя чем-нибудь на ближайшие пять минут, хорошо? Да, если нужно, то лед для руки возьми. Я в заморозке как раз для таких случаев пачку замороженной фасоли держу.

— Спасибо, утешил, — иронично кивнул чех. — А ты куда?

— Куда, куда… С будущей супругой мириться. Я так от нее сбежал, что… — не договорив, Андрей махнул рукой, скинул обувь, прошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

Неловко снимая ветровку (запястье болело адски. Как выяснилось, хватка у bro могла быть зверской), Алекс машинально прислушался к неясному стуку (это Исаев вытащил из кармана «Нокиа» Лизы и убрал его в выдвинутый ящик стола), к легкой паузе (Андрей набирал Ире) и к последующему за этим:

— Ир, привет. Слушай, ну извини… Да не молчи ты в телефон, мне и так уже страшно!.. Нет, мне не весело, Ир… Ну прекрати, я сейчас вообще не смеюсь.

«Прекрасно», — кивнул себе Алекс. Плохо быть тем самым незваным гостем из русской пословицы, который хуже татарина. Но гораздо хуже присутствовать при семейных разборках.

Ресль отправился в ванную, закрыл за собой дверь. Для начала тщательно вымыл руки. Из зеркала на него глядели абсолютно больные глаза с подрагивающими от напряжения радужками. Чтобы не видеть себя, Алекс сел на бортик ванны, опустил запястье правой руки под ледяную воду. Шум воды заодно убивал голос Андрея. Вроде бы стало полегче. Бросив взгляд на часы (пять минут истекли), чех насухо вытер руки висевшим на крючке полотенцем и вернулся в коридор. Из-за двери комнаты по-прежнему слышались отзвуки чисто семейной сцены:

— Хорошо, Ир, я больше не позволю себе разговаривать с тобой в таком тоне. Но и ты запомни, пожалуйста, что если с тобой что-то случится — по моей, кстати, вине! — то я в жизни себе этого не прощу… Черт, да я даже боюсь тебя домой к себе привести, пока это все не закончится… Да, вот такая у нас любовь!!!

Не зная, куда себя деть, Алекс пошел на кухню. Черно-белая напольная плитка, диван красной кожи, устоявшийся запах кофе и легкий — женских духов. Ресль включил свет, подумав, открыл дверцу шкафчика, вытащил пачку арабики. Поставил чайник. Минуты через две, когда вода уже начала закипать, дверь в комнате хлопнула и на пороге кухни появился Андрей. Не сказать, чтобы очень довольный, но судя по выражению его лица, с Самойловой он помирился.

— На тебя кофе варить? — не желая лезть ему в душу, поинтересовался чех.

Вместо ответа Андрей похлопал себя по карманам. Не найдя сигарет, взял с подоконника новую пачку.

— Понимаешь, — Исаев на секунду закинул голову, закрыл глаза, — нам иногда трудно. Я в своем роде адреналиновый наркоман. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Ира тоже любит свою профессию и вряд ли когда-нибудь ее бросит. Но если кто-то захочет ударить по мне, то выберет Иру. И самое страшное, что этот «кто-то» не ошибется: она — мое самое слабое место. Почему я, по-твоему, из Интерпола ушел?

— Жалеешь, что бросил службу?

— Не знаю, — Андрей покачал головой, разглядывая запечатанную пачку. — Но я всегда знал, что мог невольно подставить ее. При этом она лучше, тоньше, чем я, и от этого все намного сложней. Как она только что выразилась, — Исаев криво усмехнулся, — она уже видела, как меня убивают, и еще раз пережить это не хочет. Ладно, — Андрей с треском распечатал целлофан, — в конце концов, это наши с нею дела. В любом случае в Интерпол я уже не вернусь, а ты хотел поговорить о Лизе.

— Сейчас поговорим. Ты кофе будешь? — Алекс обернулся к нему.

— Буду. И, слушай, давай помимо кофе еще что-нибудь перехватим? Там в холодильнике вроде бы сыр и какое-то мясо есть.

— Спасибо, я пас.

Андрей кинул в рот сигарету, сложил ладони, прикуривая:

— Почему?

— Аппетита нет.

— Да ладно тебе! А потом, — щелчок зажигалки, — я тебе расскажу то, что был должен, наверно…

— Теперь ты все знаешь, — продолжил Исаев, когда они перебрались в комнату. Чех прихватил из прихожей банкетку. Андрей вместе с кофе устроился в стареньком кресле.

— И ты считаешь?.. — чех пристроился спиной к окну так, чтобы видеть Андрея.

— Что она была в группировке? Да. Нравится это тебе или нет, но я считаю так. Просто смотри, какая штука, — Исаев отпил из чашки. — То, как она за секунды вырубила Новака — это, вообще-то, прием английского спецназа, который прижился у «Пантер». В свое время, наслушавшись на той «исторической» конференции, где я познакомился с Нико, о навыках и умении «Пантер» разрабатывать операции, я заинтересовался, какие приемы защиты и нападения они используют. Но поскольку Лиза вряд ли могла пройти стажировку в SBS или SAS, то…

— SAS и SBS — это что? — Алекс сдвинул с письменного стола документы Андрея, поставил чашку на край столешницы.

— SAS и SBS? А это подразделения войск специального назначения Великобритании. Так вот, поскольку Лиза в английском спецназе, как мы понимаем, служить не могла, то остаются «Пантеры». Или даже не «Пантеры», а тот, кто в «Пантерах» обучил ее этому. Дальше… Я допускаю мысль, что, судя по ее навыкам, но главное, по тому, что Лиза умеет мыслить неформально и творчески, она играла в этой ОПГ заметную роль, в какой-то момент захотела выйти из игры, но что-то пошло не так. И теперь вся эта свора усердно ищет ее. При этом Лизу разыскивает отец, а, вернее, я. Плюс против нее играет Нико, а за кумиром моей «золотой» юности стоит Интерпол. И единственное, что мне пока непонятно во всей этой ситуации, почему грек до сих пор не задействовал на поиски Лизы ресурсы моей бывшей конторы.

— Ты говорил, он что-то испытывал к ней, — негромко напомнил Алекс.

— Вообще-то я говорил, что у меня сложилось такое мнение после общения с ним. Но не светлые чувства там главное. Там другое… — Андрей помолчал, подбирая слова, покрутил в руках еще теплую чашку. — Понимаешь, Нико почему-то очень важно найти ее раньше меня. Да, то же самое — я имею в виду, я-найду-ее-раньше-всех — хочу и я. Но я получил заказ от ее отца, так что в моем «я хочу» изначально ничего личного не было. Я всего лишь хотел извлечь тебя из СИЗО. А грек так хочет ее разыскать, словно ему кто соль на раны насыпал. И подобный энтузиазм мне совершенно не нравится… Вот такие дела, — заключил Исаев.

Алекс кивнул, посмотрел на свои сомкнутые в замок пальцы и попросил:

— Покажи мне ее.

Андрей отставил чашку на подлокотник кресла, поднялся, пересек комнату. Присев на корточки перед сейфом у письменного стола, набрал код, вытянул из линейки стоявших внизу папок нужную. Вынул из файлового мешка ксерокс карандашного рисунка и протянул его чеху.

Алекс долго разглядывал ее портрет. Чужая, незнакомая девушка. Очень женственная, обезоруживающая, сложная красота, но не Элисон и не Лиза. Казалось, та, что жила в этих двоих, так далеко от него ушла, словно все забыла. Алекс искал в этом новом, непривычном, идеально вылепленном лице, хотя бы в уголках ее губ, то, что осталось от тех двоих. Но нет. Ничего не было.

«Почему ты через столько лет вернулась ко мне, флер-де-лис?» — Алекс машинально провел кончиком пальца по рисунку, повторяя ее черты. А в голове плыло:

«Знаешь, я же тебя вспоминал, хотя лгал, что в памяти ничего не осталось. В пятнадцать — смешно сказать! — на полном серьезе считал, что еще года три, четыре, и я на тебе женюсь. Обручение, причастие, флердоранж. Венчание и обет верности… Во всех деталях придуманная и продуманная картинка, нарисованная себе излишне романтичным мальчишкой. А потом что-то пошло не так, и картинка вылетела из розовой рамки, в которую я поставил ее. Комок, на года вставший в горле — не клинч… Этого я тебе не простил? Похоже, что этого, раз с тех пор „твой“ мальчишка выбросил из головы и „я верю в судьбу“, и прочие крышесносные глупости. А потом я женился на театре, Лиз».

Алекс отложил рисунок на стол. Не замечая взгляда Андрея, поднялся и отошел к окну:

«Знаешь, Лиз, я довольно хреново взрослел. Слишком рано получил слишком многое. «Тебе бывает одиноко?» Сказать, сколько раз я слышал это после того, как расстался с тобой? У меня даже ответ для таких случаев был припасен: «Почти всегда. А ты, милая, видимо, та, кто теперь собирается спасать меня от одиночества?» С этого вопроса все начиналось, этим ответом все и заканчивалось. «Избалованный придурок, который не верит в любовь!»…

Ну какая любовь, Лиза?

А потом стало просто не до романов. Я рвался в профессию, лез на Олимп, зациклился на карьере… Зачем? — Алекс проводил глазами исчезавшие за поворотом огни автомобиля. — Может, хотел тебе доказать, что ты была лишней — так, эпизодом в моей судьбе? Или что ты только часть аудитории, которая всегда глядит на меня? А я там, где свет, мизансцены, декорации, слава и аплодисменты, которые после напоминают брошенный реквизит? Да, я так считал…

А оказалось, единственная на всю жизнь. Не вместе, но все равно рядом. Лиза, Алиса, Элисон… Если вдуматься, ты же тогда, еще три года назад, когда я нашел тебя, сам не зная об этом — ты же дала мне все подсказки! Это я не хотел их разглядеть… Почему? Потому что «сделай мне одолжение, исчезни или просто умри. Последнее для меня предпочтительней».

Хочешь всю правду, до конца? Потому, что после того, как я, юродствующий, сдуру пожелал тебе смерти, я боялся, что однажды наступит день, когда мы встретимся или пересечемся, и я не смогу посмотреть тебе прямо в глаза. Я всегда тебя помнил. На тебя была похожа моя первая женщина… Что потом стало с тобой, девочка Лиза? Через что ты прошла? Кто виноват в этом? Я? Может, и я…

А теперь нет больше ни Лизы, ни Элисон. Зато есть другая, с искореженным прошлым, с чужой внешностью, с идеальным лицом, но такой я не знал тебя никогда. Зато знали другие: грек, этот явно одаренный художник… Кто еще и как сильно любил тебя, флер-де-лис, после того как я из-за детской дурацкой обиды проклял тебя? И кого любила ты? Ведь не меня? Не меня…

Я поэтому правды не заслужил?»

Алекс помедлил и развернулся к Андрею:

— Ты не знаешь, кто ее нарисовал?

— Не знаю. Нико деталей мне не давал, а я у него их не спрашивал. Думал, найду информацию в базе данных Интерпола, но там ничего об этом нет. А что?

— Да так, ничего.

«Нормально», — удивился Андрей, все-таки уловив в голосе bro собственническую ноту. Поймав взгляд Исаева, чех невесело усмехнулся, сел на банкетку и устало потер лоб. Всё запуталось, он запутался. Откуда эта сосущая под сердцем тоска? Все просто: ему нужна та, что ушла. И плевать, кто она.

Алекс взъерошил волосы, тряхнул головой:

— Ладно, бог с этим. Её прошлое — ее право. Давай лучше попробуем ее отыскать. С чего начнем?

— С перечня пассажирок, вылетевших из Москвы. Ты, если не сложно, в принтер бумагу заправляй, а я начну сортировать список.

Исаев уселся за стол, развернул к себе монитор и задумался. Итак, сегодня в ночь из Москвы уходили шесть рейсов. Первый — в Токио, второй в Тбилиси, третий в Найроби. Параллельно с Найроби возникал рейс на Эдинбург, и далее, с перерывом в двадцать минут шли рейсы в Варшаву и Осло. Исключив из списка, как он уже делал, семейные пары, женщин с детьми и подростков, Андрей, пока не вчитываясь в перечень, разделил его на шесть страниц по количеству рейсов и кликнул на иконку «печать». Принтер с шуршанием принялся выбрасывать из лотка страницы. Исаев достал мобильный. Алекс, выуживая из принтера листы, на секунду повернулся к Андрею:

— Ты Диане звонишь?

— Да.

— И ты эти фамилии собираешься по телефону ей диктовать?

Кивок.

— А не проще было их ей на имейл отправить?

— Нет, не проще.

— Почему?

— Потому что, если этот список где-то всплывет, я подставлю Домбровского… Так, погоди. — Андрей оторвался от созерцания чеха и прижал к уху сотовый. — Ди, привет. Слушай, нужна твоя помощь. — Положив на стол готовую стопку листов, Алекс подхватил стул, перевернул его и, оседлав, положил локти на его спинку. — Диан, что? — Андрей бросил на чеха взгляд и поморщился. — Хорошо, заканчивай постирушки, выходи из ванной и сама мне набери. Тебе как, пять минут хватит?.. Ах, ты только за пятнадцать управишься? Ладно, я подожду… Да! Да, маме я вчера позвонил. Тебе от Алекса привет… Хорошо, спасибо, я ему о тебя тоже привет передам. Все, ждем твоего звонка.

Изогнувшись, Исаев отправил телефон обратно в брючный карман, после чего перевел ноутбук в спящий режим и посмотрел на Алекса:

— Диана уборку дома затеяла. Наберет через четверть часа. Я на кухню пойду, покурю. Ты как, со мной?

— Нет. — Вообще-то запах табачного дыма Алекс переносил плохо. Исаев поднялся. — Погоди, а можно, я списки пока посмотрю?

Андрей помедлил, затем согласился:

— Ладно, смотри. Только после прочтения не забудь их съесть и стереть из памяти.

Исаев ушел. Ресль потянулся за распечаткой. Сличив время вылетов рейсов, фигурировавшее на заглавных страницах, он для начала сложил листки так, чтобы рейсы шли друг за другом, подряд, а не вперемешку. Затем взял из пачки первый лист. Пять ничем не примечательных женских фамилий зарегистрировавшихся на Токио. И все бы ничего, если бы не одно «но». Чех с интересом вгляделся в одну из них. Она точно была слишком книжной. В голове промелькнула ремарка Андрея насчет того, что фамилия обязательно окажется на слуху…

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги @ Актер. Часть 3, 4 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Источник: http://www.deafua.net/

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я