На отшибе всегда полумрак

Юлия Касьян, 2023

В маленькой квартире обычной пятиэтажки найдено тело молодойженщины с многочисленными ножевыми ранами. На лице жертвы чернеетдлинный разрез, создающий ужасающее подобие страшной улыбки, агубы хладнокровно прошиты черными нитями. Кто мог совершить такоекошмарное преступление, выходящее за грань даже самой извращеннойфантазии? Пытаясь разгадать замысел этого жестокого злодеяния,высокомерный и тщеславный детектив Ален Расмус одержимо блуждает влабиринте загадок и тайн, окружающих не только это убийство, но и схожеесобытие, произошедшее десять лет назад. Поймать обезумевшего маньяка –половина дела: узнать его мотив – куда труднее. Что если жертвы… заслужилисвое наказание?

Глава 5

Прибыв в приют святой Марии, Ален и Агнес поднялись на третий этаж в кабинет заведующей. Из-за стола им навстречу поднялась крупная высокая женщина в строгом платье ниже колен, с темными, почти черными волосами, уложенными в каре.

— Проходите, детективы, я ждала вас. Меня зовут Самира Мом, и я заведую данным учреждением.

— Здравствуйте, я — детектив Агнес Крус, а это — детектив Ален Расмус, — Агнес показала на Расмуса.

Тот кивнул и сразу начал бесцеремонно рассматривать многочисленные фотографии девочек рядом с женщинами в строгих платьях, которыми была увешана вся стена.

— Спасибо, что сразу приняли нас. Мы расследуем смерть Линды Смит и хотели бы побеседовать с вами и ее дочерью Милли, — продолжила Агнес.

Заведующая глубоко вздохнула, кивнула и, вернувшись в свое кресло, жестом указала на стулья для посетителей. Агнес тут же села, а Расмус остался стоять у стены.

— Мы оповещены о печальной кончине матери Милли, — проговорила заведующая. — Девочке уже сообщили.

— Спасибо, — сказала Агнес.

— Чем я могу вам помочь?

— Расскажите, как девочка попала к вам в учреждение? — спросил без церемоний Расмус.

— Ох, у нас в приюте сто пятьдесят детей, и каждый ребенок с тяжелой историей. Кого-то родители бросили в больнице, кого-то — на ступенях приюта или оставили на улице.

— Нас интересует Милли Смит, — перебил Расмус и был награжден неодобрительным взглядом Агнес.

— Да, да, конечно. У Милли тоже было непростое детство. Она попала к нам из городской больницы, после того как ее подлечили. Но девочка оказалась истощена не только физически, но и эмоционально. Она была одинока, сбита с толку, напугана, о ней никто не заботился, она недоедала, не посещала школу, и сейчас мы пытаемся заполнить огромные пробелы, просто дыры, в ее развитии. Ее мать отстранилась от воспитания и содержания ребенка. Милли нуждалась в заботе, которую получает у нас в приюте.

Заведующая тяжело дышала, ее большая грудь вздымалась в такт словам.

— Девочка почти не разговаривает, хотя прошло уже почти полгода, как она у нас. Наши специалисты делают все возможное, чтобы вернуть ее к нормальной жизни, но пока мы движемся очень медленными шажками.

— Мы можем с ней побеседовать? — спросил Расмус.

— Запретить я вам не могу, вы же представители власти.

— Кроме того, мы расследуем убийство, — вставил несдержанно Расмус.

— Убийство? — удивилась заведующая, ее глаза широко открылись. Она сцепила руки и встряхнула головой, словно стряхивая с себя эту информацию. — Я думала, ее мать умерла от болезни, вызванной пагубными привычками, которые заполонили ее жизнь.

— Мы не можем разглашать детали следствия, но она умерла не от естественных причин, — ответила Агнес более мягко, чем сказал бы Расмус.

— О, святая Мария, — испуганно пролепетала заведующая и прижала левую руку к груди.

— Вернемся к разговору с девочкой, — напомнил Расмус.

— Да, еще раз повторю, что не могу вам запретить, но я бы рекомендовала провести беседу только вашей коллеге. Без вашего присутствия.

— Это почему же? — удивился Расмус.

— Ну у нас приют для девочек, и Милли, как и многие наши постоялицы, не очень доверяет мужчинам. Откровенно говоря, она им совсем не доверяет и очень боится. Поэтому если вы хотите услышать от нее хоть слово, хотя и этого обещать не могу, то предпочтительнее, чтобы вы обождали в коридоре или саду и не попались ей на глаза.

Расмус демонстративно задумался, провел крупной рукой с выступающими венами по небритому лицу.

— Хорошо, так и поступим, — сказала за него Агнес.

— И еще, при разговоре будем присутствовать я и наш психолог миссис Пимс. А вы, детектив, можете пока побеседовать с внештатным специалистом по поддержке и адаптации детей мисс Иллаей Стоун. Она тоже занимается с Милли, и, возможно, поможет вам в чем-то.

Расмус кивнул.

— Где я могу ее найти? — сухо спросил он.

— Подождите во внутреннем саду, я ее позову. А мы с вашей коллегой пойдем к Милли.

Детектив Расмус принялся расхаживать по внутреннему двору перед приютом. По периметру здания цвели яблоневые и вишневые деревья, под окнами красовались аккуратные клумбы с разноцветными яркими тюльпанами. Напротив здания на огороженном сеткой поле играли одетые в одинаковую форму девочки, периодически настороженно поглядывая в его сторону. Он попытался им улыбнуться, но они все разом отвернулись и с визгом побежали к противоположному краю.

Среди звуков звенящего в воздухе задорного смеха и болтовни Ален расслышал ровный стук каблуков и обернулся. По ступеням к нему направлялась молодая, лет тридцати, девушка с каштановыми кудряшками, которые весело блестели на солнце, как шоколадные завитки. Светло-карие глаза ее улыбались и светились какой-то детской добротой, маленький курносый нос был чуть присыпан веснушками, уголки четко очерченных губ были приподняты к солнцу. Детектив замер, невоспитанно уставившись на ее милое лицо, пока она не окликнула:

— Детектив?

— Да? — опомнившись, произнес Расмус, сам не ожидавший от себя такого поведения. — Прошу прощения, меня зовут Ален Расмус, и я детектив Центрального полицейского управления Пятого округа. — Он неуклюже попытался достать из кармана удостоверение.

— Не надо, поверю вам на слово, — усмехнулась она. — А я — Иллая Стоун, занимаюсь адаптацией детей в этом приюте.

— Приятно познакомиться, миссис Стоун, — выдавил, к своему удивлению, Расмус и протянул ей руку.

— Мисс Стоун, — уточнила она и вложила свою небольшую ладонь с бежевыми аккуратными ноготками в его крупную лапу.

Ален почувствовал бархатистость кожи, хрупкость пальцев, и его как током ударило. Пожав нежную ладонь, детектив быстро убрал руку.

Удивление мимолетно появилось на ее лице и также быстро исчезло с него.

— Пройдемся по территории? — спросила она.

— Да, конечно. Расскажите, чем вы занимаетесь в приюте?

— Я специалист по социализации детей, по поддержке в адаптации к окружающему миру и принятии себя и окружающих. В приюте я внештатный работник, посещаю детей примерно один-два раза в неделю.

— А если сказать проще, чем вы занимаетесь? — уточнил он скорее из любопытства, чем для дела.

— Помогаю детям принять себя и приспособиться к внешним обстоятельствам и окружающему их обществу. Стать его частью.

— То есть вы психолог или психотерапевт? Что-то такое? — сумбурно переспросил он. Мысли его разлетались в разные стороны от сладкого аромата, который исходил от нее, а может, от цветущих деревьев, окружающих их.

— О нет, — серьезно ответила девушка. — Если бы я была психологом или, не дай бог, психотерапевтом, я бы так и сказала. А я специалист, оказывающий помощь в адаптации. Да, по квалификации я — дипломированный психотерапевт. Но психотерапией давно не занимаюсь. По крайней мере, с детьми.

— И в чем разница? — бесцеремонно прервал ее Расмус. Она улыбнулась.

— Разница в сути. Я думаю, вы не обладаете излишком времени, чтобы вдаваться в подробности. Поэтому объясню просто и кратко. Я не лезу детям в душу и не тревожу их память. Этим пусть занимаются другие специалисты. Если дети желают, то могут рассказать мне все, я всегда к их услугам. Но в основном говорю я, показываю им этот мир, даю советы и подсказки, как выжить в нем. К примеру, пересаживая растение из горшка в клумбу, мы не можем просто положить его на землю и ждать, что оно само все сделает. Мы должны выдернуть сорняки, выкопать ямку, оставив достаточно места для корней, налить воды, потом поместить внутрь цветок, засыпать землей и так далее. Вот и я помогаю детям приспособиться к новой земле, а взрослым даю советы, что нужно сделать, чтобы цветок прижился.

— Теперь стало немного понятнее, — неуверенно констатировал детектив. — И вы занимаетесь с Милли Смит?

— Да, именно поэтому я и беседую с вами, — чуть насмешливо произнесла Иллая.

И Расмус, вместо того чтобы испепелить ее в ответ взглядом, лишь улыбнулся.

— Мы расследуем убийство матери Милли. Скажите, почему девочка сбежала из дома? Может, она вам что-то рассказывала? Вдруг ей известно, кто желал ее матери смерти?

— Вы задали мне сразу три объемных, не связанных друг с другом вопроса одним махом, — констатировала задумчиво специалист.

— Да? — Расмус широко улыбнулся. — Вы предпочитаете все раскладывать по полочкам?

Она пожала плечами и продолжила:

— На первый вопрос я не дам ответа, не имею права, поскольку это может рассказать только сама Милли. Но я сообщу общеизвестные факты и выскажу сугубо личное мнение.

— Я бы очень хотел выслушать ваше мнение, — произнес детектив.

В его голосе промелькнула игривая нотка, но он остановил себя и прервал улыбку, и нотка растаяла в воздухе, а девушка сделала вид, что не заметила ее.

— Насколько я знаю из данных, которые мы получили от службы опеки, мать Милли употребляла алкоголь и наркотики, водила в дом мужчин, удовлетворяла все свои низменные потребности. А вот свой основной долг, долг матери, она не исполняла. — Ее мягкий голос стал жестче, словно в нем натянулась невидимая металлическая пружина. — Женщина забывала кормить ребенка или, может, не забывала, а просто не хотела. Она не водила Милли в школу, не покупала ей вещи, не мыла ее, не лечила. Как девочка продержалась тринадцать лет с такой матерью, не знаю. Она сильная и добрая девочка, которой не повезло с родителями, вот и все. Вот мое мнение. Причин для побега было достаточно. Что стало спусковым крючком, лучше вам спросить у нее, но не думаю, что она когда-то и кому-то об этом расскажет. Может, больше не могла терпеть такое отношение. А может, случилось что-то еще. Но девочка сделала свой выбор, и я ее в этом поддерживаю. Тут ей намного лучше, тут ее кормят, одевают, учат, учитывают ее интересы, о ней заботятся, — закончила Иллая решительно.

— Понятно. А другие мои вопросы?

— Может ли она подсказать вам, кто желал ее матери смерти, я не знаю. Она здесь уже около шести месяцев, и за эти шесть месяцев мать ни разу не приезжала к ней, не писала и не звонила. Я полагаю, она была рада, что избавилась от дочери. Поэтому — еще раз повторю, это только мое мнение — Милли вряд ли сможет вам помочь. Но ваша коллега сейчас разговаривает с ней, и вы сможете уточнить ответ на этот вопрос у нее.

Девушка остановилась у поля, где девочки играли в мяч.

— Спасибо вам, Иллая, — зачем-то сказал детектив.

— Не за что, всегда готова помочь. Как детям, так и доблестным детективам, — снова мягко сказала она и с улыбкой, чуть внимательнее посмотрела на Алена.

Они развернулись и направились обратно к зданию приюта.

— А вы давно занимаетесь с детьми? — спросил Расмус, чтобы не прерывать беседу, которая по какой-то странной причине, доставляла ему удовольствие.

— Вы хотите убедиться в моей компетенции? — с вызовом спросила Иллая.

— Нет, что вы! Я бы не посмел. Просто хотел продолжить разговор, — признался он смущенно.

— Вот оно что. Скажу откровенно, у меня сегодня еще очень много дел, и мне пора возвращаться к девочкам. Но иногда, — она чуть улыбнулась, — вечерами, я бываю свободна для простой беседы за чашечкой кофе, но не в качестве допрашиваемой, конечно.

Он не ожидал такого ответа и застыл, утопая в янтаре ее глаз. На верхней ступени лестницы появилась Агнес и позвала его. Мгновение очарования прервалось, и девушка, шагнув на первую ступень, мягко добавила:

— Вам тоже пора, детектив, до встречи.

Она, легко постукивая каблучками, взбежала по лестнице и исчезла за дверью. Расмус смотрел ей вслед, не произнося ни слова, словно надеясь продлить встречу.

— Ален, ты чего замер? — еще раз окликнула его Агнес.

— Иду я, — уже обычным для себя сухим тоном проворчал он.

Было обеденное время, и напарники в полном молчании заехали в закусочную, купили по комплексному обеду и сели за стол.

— Ну, что узнала? — спросил наконец Расмус, забрасывая в рот куски тушеной говядины. Агнес неторопливо поедала рис с курицей и ухмылялась.

— Агнес, — нетерпеливо окликнул ее детектив.

— Как тебе мисс специалист? Очаровательна? Ты хоть слюни подбирал? — веселилась напарница.

— Прекрати, иначе я за себя не ручаюсь, — выдавил Расмус, пытаясь скрыть улыбку. — Мы просто беседовали о деле. Да, она приятная девушка, умная, любящая свою работу и детей.

— Вот, вот.

— О деле, Агнес, — пробурчал он, опустив взгляд, и безуспешно пытаясь остановить уголки губ, ползущие вверх, и выступающий на лице румянец.

«Где женщин учат вычислять чувства мужчин по одному взгляду? Наверное, пока мы в школе мастерим табуретки, они проходят специальные курсы по управлению мужским сознанием. И взрослые особи передают молодым секреты бытия. А все Ева, наверняка началось все с нее, — подумал Ален, внимательно глядя на Агнес. — Вот они, эти хитрые коварные женщины».

— О деле, — сказала напарница как ни в чем не бывало, отодвигая тарелку с недоеденным рисом. — Девочка замкнутая, за всю беседу толком не произнесла ни слова. Иногда кивала или качала головой. В общем, ничего нового. Она ничего не знает или не хочет рассказывать. Про жизнь с матерью совсем отказалась говорить, просто смотрела в окно или на свои руки. А эта психолог, миссис Пимс, нет чтобы помочь, так она только повторяла: «Все хорошо, если не можешь, не говори. Мы с тобой», — передразнила женщину Агнес. — Мне лично показалось, что Милли очень боялась матери и как-то даже облегченно вздохнула, когда я спросила, знает ли она, что ее мама умерла. Но это только мое ощущение. Да и кто ее осудит? Куда смотрит наша опека, Ален?

— Никуда, вот и ответ, — гневно буркнул Расмус, делая пометки в планшете. — Надо бы навестить представителей опеки, — дожевав мясо, кинул он.

Прихватив контейнер с лимонными кексами и большой бумажный стакан черного ирландского кофе, детектив вышел из-за стола.