Спящий режим

Юлия Ивановна Калимуллина

Каждую ночь мы видим сны, приятные и тревожные, радостные и непонятные, красочные и безмятежные, пустые и пророческие. Самые яркие запоминаются надолго. Они могут удивить, расстроить, напугать, а могут и помочь решить проблему. Для чего они нужны? Зависят ли сновидения от образа жизни, профессии, фантазии?Предлагаем вам сборник рассказов, навеянный ночью. Погрузитесь в грёзы, на грани реальности и сна.В конце книги оставляем чистые страницы для записи собственных сновидений.

Надежда Матузова

Сны

Сны сидели у костра и грелись. Погода выдалась промозглая, только и радости было: то один бочок к огню повернуть, то другой. Их мало заказывали, почти никто не исчезал в темноте. Только Сон без Сновидений беспрерывно шастал туда-сюда, раздражая остальных. Он был никчемный, никакой, но этой ночью пользовался большой популярностью.

Сны скучали. Они любили, когда их ждали, на них смотрели, о них вспоминали и о них рассказывали.

Компания была небольшая: Смешной Сон, Вещий Сон, Страшный Сон, Больной Сон, Летающий Сон, Плачущий Сон, Сон без Сновидений. Эротический Сон как всегда шлялся по бабам.

Когда Сон без Сновидений в очередной раз сорвался с места и убежал, Вещий Сон нарушил молчание. Он был самый старший, даже можно сказать древний.

— Этой ночью, видно, работы будет немного. Давайте хоть поговорим. Мы так редко собираемся вместе, — сказал он. Смешной Сон рассмеялся и одобрительно закивал головой, Страшный Сон скорчил рожу, по которой было непонятно, согласен он или нет, Плачущий Сон всхлипнул и прошептал, что готов поделиться, Летающий Сон всплеснул руками как крыльями, Больной Сон молчал… Все оглянулись на него и увидели, что Больной Сон…спит.

— Пусть немного отдохнет, — решил Вещий.

Договорились, что каждый расскажет что-нибудь из своей практики. Долго молчали, выбрать было трудно.

— Ну, ладно, раз я предложил, начну. Память уже подводит, поэтому расскажу совсем свежий, — Плачущий всхлипнул, — не реви, — обратился он к Плачущему.

— Это было год или два назад. Уже несколько ночей я приходил к молодой женщине, и каждый раз приносил ей одни и те же цифры: 213 35 57. Она ничего не понимала, поэтому приходилось приходить опять и опять. Я же Вещий, меня же надо разгадывать. Но могу приходить только раз в неделю, с четверга на пятницу. Поэтому у нее было много времени, чтобы обо мне подумать. Сначала она решила, что это номер телефона. Пыталась дозвониться, ставила цифры и в прямом и в обратном порядке, но… таких номеров не существовало. Потом она сложила все цифры и получила 8, но, что это такое, было непонятно. Я ведь и сам не знаю, что приношу людям, поэтому помочь не мог. После того, как я побывал у нее в третий раз, ей пришла в голову идея, что это особые вехи в ее жизни. Когда ей было 2 года, из семьи ушел отец, когда 13 лет — умерла мама. Но… ей самой было 29 лет, и она могла только гадать, что произойдет с ней в 35 и 57 лет. Это объяснение тоже не годилось. Она воспитывалась в детском доме, потом ее взяла приемная семья, где ей не очень сладко пришлось. Теперь она была замужем и очень удачно, как ей казалось до недавнего времени. Но буквально за пару месяцев до моего прихода, у мужа участились командировки и работа за полночь. Она подозревала, что у него кто-то появился. Прямо спрашивать было невозможно, следить самой тоже… вот если нанять частного детектива? Но ситуация разрешилась простым способом. Как-то консьержка, отдавая ей ключи, сказала:

— А твой-то гуляет. Мне «коллега» из соседней парадной сказала. И даже квартиру назвала — 3557. А дом у них был 21 корпус 3. Так что все было совсем неподалеку.

— Ну, а дальше что? — Спросил Летающий.

— Не знаю, я ведь с ней больше не виделся, — ответил Вещий.

Помолчали.

— Не хочу вас пугать, — вздохнул Страшный, — поэтому просто немного аналитики. Я уже давно пытаюсь вести подсчет, чего мои клиенты больше всего боятся. Из-за каких сюжетов даже боятся засыпать? Тенденция есть… основная составляющая их — невозможность дышать. Большинство клиентов просыпается, я же их и бужу. Но есть такие, что задыхаются во сне. А видят они перед этим разное: кто — под водой, кто — под землей, кого-то душит убийца… —

— Друг, такая хорошая ночь, — обратился к нему Смешной, — давай вот без этого. Не обижайся.

— А я и не обижаюсь, — сказал Страшный, — я сам их боюсь, но работа такая.

— Давайте лучше я, — начал Летающий, — у меня такая хорошая клиентура: дети, которые растут и подростки, которые созревают. Все долго помнят ощущение полета и долго ищут его потом в бессонной жизни, пытаются пить, курить, принимать наркотики. Но… это все не то. Самое чистое ощущение полета только в детстве и юности. Это переживание восторга, легкости, свободы. Таких снов ждут, вызывают, но я прихожу редко и не ко всем. Так у меня в должностной инструкции написано, я бы и хотел чаще, но… Мне и самому нравится с ними летать, видеть землю, а иногда и не Землю под собой.

— Да, — вступил Смешной, — мы ведь только ключики. Открываешь дверку в подсознание и сам не знаешь, что там увидишь. Иногда просто обхохочешься.

— Или обрыдаешься, — возразил Плачущий, — я ведь часто плачу вместе с ними. Такого, бывает, насмотришься. Кстати, не всегда плачут от горя, бывает, от радости, осознания, что счастье, которое переживают в этот момент должно вот-вот закончиться. Во сне же все мимолетно. Так что мои места пребывания вокзалы, кладбища, больницы, тюрьмы, в общем, все какие-то казенные учреждения. Но, бывает, и мне везет. Тут недавно девушка плакала от избытка чувств, увидела во сне море, раскинула руки и заплакала.

Шумно прибежал Сон без Сновидений и начал жаловаться, что в эту ночь он прямо с ног сбился и очень устал. На него зашикали: —

Тише ты, Больной спит.

— А почему бы и нам не поспать пока вызовов нет, — подытожил Вещий. Сны угомонились. Все беседовавшие заснули вокруг костра, и только проснувшийся Больной грелся и поддерживал огонь. Он чувствовал себя лучше. В эту ночь ему не пришлось ни с кем вместе болеть.

Сюрприз

Я уже различал утренние звуки: на верхнем этаже в туалете сливали воду, плакал ребенок. За стенкой рядом бранились вечно пьяные супруги. Утро наступило, но я… боялся проснуться. Для меня это было фатально. Я боялся столкнуться с неизбежностью, с тем, что произошло вчера, с его последствиями. Как только я открою глаза, оно накроет меня, как осенние листья в октябре устилают газон под моим окном, как снег покрывает в декабре могилы на кладбище… Вот именно, могилы… Я заставил себя открыть глаза.

— Главное, не торопиться, — отдал я себе приказ, — все делай медленно и осторожно.

Я повернулся на бок. Да, все, к сожалению, было на своих местах и стол и стулья и… окровавленный труп. Этот сукин сын, этот плешивый кот ворвался вчера в мою квартиру с ножом в руках. От него он и погиб, но… как докажешь, что это была самооборона. Свидетелей не было.

В своей жизни я прочел и посмотрел множество детективов, и понимал, что у меня два пути — позвонить в полицию или попытаться избавиться от трупа, что в условиях моего проживания было практически невозможно сделать днем и в одиночку.

Вид мертвого тела вызывал тошноту. Я взял свой рыбацкий плащ и накинул на лежащий труп. Стало немного легче. Его вид уже не мешал думать и пытаться выстраивать панически бьющиеся в моем мозгу мысли. Доминанта «что делать», казалось, была внутри и вокруг меня.

Эх, какие были замечательные планы на сегодняшний воскресный день. Я собирался поехать на рыбалку, давно уже не получалось. А тут все сложилось. Всю неделю я представлял себе свое любимое прозрачное озеро, рыбацкий домик, такой маленький, как будто был построен для гнома, забор, который его окружал, и издалека выглядел как крашеный, а на самом деле был испещрен граффити теми, кто в этом домике побывал. Ничто, мечталось, не мешало погнаться за удачей и поймать если не золотую, то хотя бы обычную рыбку и не одну.

Зазвонил телефон. Номер был незнаком. В обычной ситуации я бы не взял трубку с неизвестным номером, значит, и сейчас не возьму. Но сбрасывать нельзя, иначе звонящий поймет, что я слышу его звонок. Придется терпеть.

Телефон звонил долго. Но я его перетерпел.

А потом пришло письмо. Это было именно письмо, а не смс, оно было таким большим, что заняло все свободное пространство, так что воздуха не хватило. «Я все знаю», — вот каким оно было.

А потом пришло еще одно: «Если поможешь мне материально, я помогу тебе». До его прихода я сидел на кровати в каком-то оцепенении, ничего не хотел: ни есть, ни пить, ни пи́сать. Я уж думал:

— Все, жизнь кончена — ни плакать, ни любить… Но нет… я разозлился. Злость — это сильная энергия.

Встал: туалет, ванная, кухня… кофе. Тем временем пришло третье письмо с адресом, временем и суммой. Вот тут уже голова стала злой и ясной, и я был в состоянии проработать свой план.

Теоретически я представлял, каковы характеры шантажистов. Это люди, которые хотят нагреть руки исподтишка. Сами на открытую конфронтацию не пойдут, героев среди них нет.

Теперь я знал, что делать.

Первым делом я сел за компьютер и попытался отследить IP адрес того, кто мне писал. Это оказалось довольно просто. А когда я нашел в сетях его фото, то понял, что по поводу шантажиста я могу не тревожиться. Это была довольно известная в наших кругах личность, которая промышляла компьютерным гоп-стопом. Вскрывал телефоны «терпил» и посылал сообщение «я все знаю». У кого-то из них рыльце было точно в пушку и они хватали наживку. Но как его угораздило вскрыть меня… надо будет подумать над дополнительной защитой, а с этим недоростком разобраться… но это потом. Сейчас надо было толком рассмотреть пострадавшего.

Наверняка кто-то из вас, читатели, знает, что такое встречать Новый год одному: со всех сторон веселье, крики, тосты, залпы… А ты… В общем, я вчера изрядно наклюкался. Когда отгремели основные фейерверки, решил ложиться спать. Только добрался до подушки, как в дверь квартиры постучали. Не позвонили, а именно постучали. Я не особо удивился, в Новый год все возможно. Пошел к двери и открыл. Мимо меня промчался невысокий вихрь. «Карлик?» — на это еще моего ума хватило. А дальше понеслось. Это точно был не ребенок, судя по тому, какие звук он издавал, хрипел и отхаркивался как взрослый мужчина. Он вбежал в комнату. На нем был маскарадный костюм, маска, а в руках нож. Да, не просто нож, а что-то типа кортика — обоюдоострое лезвие.

И кинулся ко мне. Я даже не успел ничего сделать, как этот человек споткнулся, упал и, подергавшись какое-то время, затих. Так же тихо из него полилась кровь. Я бросился в туалет. Тошнило меня долго и нудно, и когда я вышел оттуда и дополз до кровати, у меня не было ни времени, ни желания рассматривать того, кто ко мне ворвался. Я свалился на диван и заснул.

Я подошел к трупу и осторожно снял с него свой плащ. Нет, это был не плешивый кот и не сукин сын, как я его обозвал. Это была обезьяна. И судя по тяжелому перегару — вчера она была сильно пьяной.

На нем (а это именно был ОН, а не она, судя по мужским причиндалам, для которых в штанишках пиратского костюма была сделана прорезь) была маска, изображавшая пирата, и шапка, которая свалилась при его падении.

Мне немного полегчало. Но… я начал соображать, откуда обезьян мог прийти вчера. У соседей по парадной такой экзотической живности не водилось. Мог, конечно, прийти с хозяином в гости. Но… оружие было настоящим, и это, действительно, был кортик.

Через несколько минут я уже звонил в полицию.

Как вы понимаете, было первое января, и в полиции мне сначала не поверили, потом поржали, но приехали быстро. Видимо, хотели развлечься. Меня опросили как свидетеля, дали визитную карточку и укатили, сказав, что, скорее всего, вызовут после праздников.

Но не тут-то было. Вызвали меня на следующий день. Как я понял из оговорок и недомолвок, в одном из соседних домов в новогоднюю ночь был убит старый адмирал и ограблена его квартира, что вполне объясняло наличие кортика. Наличие же обезьяны не объясняло ничего. Старик жил один, животных не держал.

Распрощались со мной уже более деловито, оформив подписку о невыезде.

Придя домой, я захотел накопать подробностей. В моих сообществах эта тема не обсуждалась, в Даркнет я принципиально не захожу, чтобы чего не подхватить. Я решил использовать моего шантажиста, а заодно и получить с него должок. Решил писать со своего телефона, чтобы он понимал, кто пишет. Кратко изложил суть, написал время и место встречи и пообещал, что если он нароет информацию, то между нами будет все ровно.

На встречу я пришел заранее, чтобы понаблюдать, придет ли он один или с парой-тройкой плечистых ребят. Парнишка пришел за пять минут, позамерзал около получаса, и решил уходить. Я пошел за ним. Через пару улиц я его догнал. Он аж вздрогнул, когда увидел, кого он вскрыл. Я сказал, что прощу все, если он найдет мне инфу в полицейских чатах. Мне не к лицу, а ему с уже и так подмоченной репутацией можно. Иначе пригрозил, что «стукну» на него. Особо я попросил отмечать необычные факты. Парень согласился.

Уже к вечеру я знал, что никаких необычностей в этом убийстве не наблюдается. На кортике нет ничьих отпечатков, кроме лапы животного.

И я с ужасом понял, что потихоньку из свидетеля и даже пострадавшего превращаюсь в подозреваемого…

Праздники кончились. Несколько дней прошли в томительном ожидании. Ни алкоголь, ни знакомые девочки не помогали, только оторвешься от бутылки или от тела, и сразу накатывает тревога.

Позвонил парнишка-шантажист. У полиции появилась новая инфа. У адмирала была приходящая домработница, которая смогла составить более-менее точный список пропавших предметов. И вот что-то из этого списка засветилось. Преступники тоже люди, поиздержались в Новый год и пытались сбыть награбленное.

Полиция потянула за эту ниточку, но параллельно разрабатывала и меня. Пришли с ордером на обыск. Конечно, без предупреждения, поэтому рылись и в грязном белье (знал бы, сунул в стирку), и в помойном ведре, которое выдавало мои алкогольные пристрастия.

Потом опять пригласили, показали несколько фото, где я должен был опознать знакомых. Но все было по нулям. И вот финал-апофеоз, меня должны были опознавать среди нескольких подставных лиц. Нашлись какие-то свидетели, которые в новогоднюю ночь не водку трескали, а припадали то ли к своему окну, то ли к дверному глазку. Слава Всевышнему, на меня никто пальцем не показал.

Затем наступило затишье. Если кто с полицией дело имел, то знает, что если следствие закончено. И ты ни при чем, никто тебе ни извинений не принесет и вообще ничего не скажет.

Я сам месяца через два позвонил следаку и узнал, что моя подписка о невыезде аннулирована, так как следствие закончено. Остальное узнал от неудавшегося шантажиста. Оказывается, квартиру адмирала грабанули трое человек. Работали по наводке, откуда-то у них была инфа, что старика не будет дома. Но когда вошли, отступать было некуда. Было это сразу после полуночи. А до этого они зарабатывали у празднующей публики вполне лояльным способом. У них была мартышка (или мартыш — не знаю, как правильно в мужском роде), которую они наряжали то Дедом Морозом, то пиратом. Девать его было некуда и они так и заявились на квартиру с обезьяной, наряженной по иронии судьбы в костюм морского разбойника. Кстати, со стариком разобрались без применения оружия, а вот обезьяна, почуя мертвого человека, чрезвычайно взволновалась, схватила то, что было под рукой (а это оказался кортик) и выбежала на улицу. Стало холодно, и ей больше приглянулся наш дом. Ну вот так она оказалась в моей квартире. Остальное вы знаете.

Вывод: никогда и ни в каком состоянии не открывайте дверь, не узнав, кто или что находится за ней.

Слежка

Когда бóльшая часть жизни позади, некоторые события вызывают странное чувство. Думаешь: а было ли это? Не придумал ли ты все? Не приснилось ли тебе? И правда, многое похоже на сон, но все же надеешься, что это с тобой произошло на самом деле.

Мне было тогда лет 16. Последнее школьное лето. Наша семья только что переехала в большой незнакомый город из маленького и горячо любимого. Новая квартира, новый двор, новая школа, в которой еще не училась. Знакомых ноль. Занятий — тоже. Конечно, помочь родителям в разборке вещей — святое дело. Обустроить свою комнату — с удовольствием. Но что делать еще? В моем родном южном городе проблема решалась просто, даже когда все друзья в отъезде — взяла купальник, пошла на море — искупалась и позагорала. Практически священнодействие, социально одобряемое времяпрепровождение. Здесь же постигло недоумение — город морской, а море далеко. Вода рядом, а купаться в грязной реке не хочется, да и не очень принято. Поэтому что-то вяло почитывала по школьной программе, развлекалась разглядыванием людей из окна, но летом в городе, да еще и в рабочий день — малолюдно.

Повеселее было, когда родители посылали за хлебом и молоком. Хотя маленький магазинчик был прямо в нашем доме, но надо было спуститься по лестнице, которая до революции, наверно, считалась «черной», во двор-колодец, дойти до арки, выйти со двора, обойти дом и войти во вкусно пахнущий хлебом магазин. Здесь можно было, стоя в очереди, наблюдать за продавщицей. На какое-то время это развлекало, но она со всеми общалась примерно одинаково, ни с кем разговоров не заводила, до конфликтов дело не доходило — быстро и это надоедало. Тогда я начала разглядывать покупателей. Иногда было их много: человек 5—6 — очередь минут на 15. Тогда я успевала осмотреть всех, предположить, сколько кому лет, кем работают и так далее. Короче, скоро это превратилось в своеобразную игру. Я, стоя в магазине и наблюдая за людьми, начала строить догадки, за какими продуктами человек пришел. Бывало, что мое мнение совпадало, но чаще бывало — нет. За совпадения я начала выставлять себе баллы. Были, конечно, практически 100-процентные предположения, так как ассортимент магазина был небольшой. Большинство приходило сюда за хлебом, и за молоком как я. Иногда брали консервы. Чаще колбасу и сыр.

Как-то родители уехали по делам, старший брат уже успел познакомиться с девушкой и ушел с ней гулять. Я осталась дома одна. Скучища! Поручений никто мне не оставил. Я решила тоже выйти на улицу. Подошла к магазину, зашла в него, но покупать ничего не надо было. Я просто остановилась, вертя головой. В помещении кроме продавщицы было 4 человека. Трое стояли в очереди, а одна женщина уже засовывала покупки в мешок. Он был прозрачный, и я видела, что он туго набит пачками макарон. Их было несколько. И больше ничего. Я стала строить предположения — зачем женщине столько макарон — любит итальянскую еду? Большая семья? Все соседи попросили? Больше ничего не придумывалось. Я вышла из магазина, пошла в соседний сад, посидела на лавочке, поскучала и вернулась домой.

Через несколько дней родители опять послали меня за хлебом. И, к своему удивлению, я опять увидела там ту же женщину. Она опять брала макароны. Опять мешок был набит под завязку. Было понятно, что за то время, что я ее не видела, даже семья из 4 человек, как наша, не смогла бы съесть все ее макаронные запасы, даже если бы питалась этим каждый день. Мне стало интересно. Передо мной в очереди стояло еще 2 человека, а женщина уходила, и я вышла из очереди, решив немного проследить за ней, что, может быть, дало бы мне разгадку.

Мы вышли из магазина — я шагах в 10 от нее. После того, как мы пересекли улицу и миновали еще 2, я отметила это как странность. В нашем магазине отоваривались люди, живущие рядом. Таких магазинов на пути нашего с женщиной следования попалось еще несколько, но туда она не заходила. Мы прошли еще минут 10. Женщина дошла до крупного проспекта, по которому ходили троллейбусы, подошла к остановке, дождалась одного из них и уехала.

Походы в магазин стали теперь интересным занятием, и я старалась бывать там каждый день, но… мы с этой женщиной не совпадали.

Солнечная погода, как часто бывает в этом городе, сменилась дождями, и я сидела дома, чаще всего, на широком подоконнике с книжкой в руках. И вдруг однажды я опять заметила ее. Она переходила дорогу к нашему магазину. Была с зонтом, лица с моего второго этажа не видно, но ее мешок (пока еще пустой) я узнала. Я быстро соскочила с подоконника, надела резиновые сапоги, схватила зонт и, крикнув маме:

— Я в магазин, — выбежала за дверь.

Подбежала я к магазину, когда она уже выходила оттуда, груженая макаронами. Видимо, очереди в магазине не было совсем, так как в такую погоду народ предпочитал лишний раз на улицу не выходить. Тем интереснее мне стало. Значит, этой женщине так нужны эти макароны, что она даже ездит именно в наш магазин, даже в плохую погоду. И я пошла за ней. Шли мы по тому же маршруту. Но я уже решилась. В кармане были деньги, и на билет на троллейбус мне должно было хватить.

Вдруг женщина побежала. Я поняла, что она торопится на троллейбус, который подходил к остановке. Я тоже припустила, и мы практически бок о бок влетели в его открытые двери. Мы стояли рядом, руки ее были заняты, и она попросила меня передать деньги кондуктору. Вот тут я ее рассмотрела. Лет 35, как я теперь понимаю, а тогда мне казалось почти старушка. Красивая, не накрашенная. Лицо очень усталое. Она почему-то не ставила мешок на пол, а держала на весу, а он был очень тяжелый. Мы выехали на центральный проспект города, проехали его целиком, и троллейбус свернул. Несколько остановок — музей, еще один музей и, троллейбусное кольцо.

Женщина вышла. Дождь уже не шел. Это было веселее. Женщина перешла большую площадь и пошла по довольно узкой улице. В этом районе я еще не была. Дома здесь, как и во всем центре города, были старые, красивые, но требующие основательного ремонта. В конце улицы виднелся какой-то завод, справа за домами я успела заметить реку, серую от непогоды.

Мы миновали еще один музей, и вдруг женщина свернула в арку следующего дома. Я поравнялась с аркой, увидела, что один двор переходит в другой и, если женщина обернется на звук моих шагов, то она меня точно заметит. Я остановилась и смогла только проследить, что она скрылась во втором проходном дворе, повернув налево.

Наши встречи в магазине происходили примерно в одно и то же время — около часу дня. И я решила приехать в этот двор в то время, когда женщина предположительно будет в нашем магазине.

Через пару дней я решила, что пора. Погода уже наладилась. Было жарко. По знакомому уже маршруту я дошла до остановки троллейбуса, дождалась его и без приключений добралась до двора, в котором скрылась женщина. Двор был такой же двор-колодец, как и мой. Налево была только одна парадная. На табличке рядом с дверью значилось несколько квартир: 3, 44, 57. В этом городе такое случалось. Я зашла в парадную.

Лестница на удивление была светлая чистая и… деревянная. Дом был гораздо старше того, где теперь жила я. На каждой двери было по несколько табличек. Переехав в этот город, я уже узнала, что это коммунальные квартиры, где живут по несколько семей. В моем сознании это плохо умещалось, хотя опыт проживания вместе с родителями в ведомственном общежитии у меня уже был. Я поднялась до 2 этажа, плохо понимая, что буду делать дальше. То, что мы называем лестничной площадкой, там было большим светлым пространством и предназначалось для одной квартиры. При желании туда можно было вынести стулья и как на террасе провести время с гостями.

На 3 этаже щелкнул замок двери. Но шагов я не услышала. Вместо этого раздался скрипучий старческий голос, который прокричал:

— Маша, не забудь, макарон побольше купи.

Я бросилась вниз. Выскочила из парадной, из одного двора, второго, побежала по улице — она была прямая, спрятаться негде. Добежала до углового дома и только тут позволила себе оглянуться. Да, моя «знакомая» шла по улице в мою сторону.

Если пойду к троллейбусу, мы столкнемся… я свернула к реке. Река была серая огромная. Прямо передо мной был мост через нее, тоже серый и очень широкий. Я пошла по нему, не зная, в каком районе окажусь.

На середине моста я остановилась. Погода была тоже серой, но без дождя — в этом городе такое часто случалось. Дома по обе стороны реки были старые, красивые. Дворцы, одним словом. Кое-где мелькала зелень, но ее было мало. Вдалеке справа увидела золотой шпиль — я знала, что это знаменитая крепость.

Решила дальше не идти, постояла на мосту и вернулась на площадь. Как по-другому вернуться домой, я не знала, пришлось идти на кольцо троллейбуса.

Теперь я знала имя женщины — Маша. Но, что делать с этим знанием, не понимала. Честно сказать, вся затея перестала быть интересной, и мне как-то стало неловко. Я слишком близко подошла к этой женщине, почти в квартиру ее влезла. Это не всякому понравится.

Я ехала по городу, по центральному его проспекту и приглядывалась к людям. Они были другие — не такие, как в моем родном городе. Одетые на всякий случай в плащи и куртки, с зонтами, бледными лицами, озабоченным выражением лица. На фоне прекрасных больших домов, почти дворцов, они были маленькими, и проблемы их были маленькими. И кто, что несет: кто сахар, а кто макароны — мне теперь было безразлично. Мое внимание поглотил сам город, в котором мне предстояло жить. С его деревянными лестницами в старых домах, большой рекой и большими мостами, длинными проспектами и музеями. Мне нужно было познакомиться с ним и найти в нем свое место.

Блокнот

Развод Ирина перенесла очень тяжело. Начали дрожать пальцы на руках, нарушился сон. Адвокат, которая представляла ее интересы в суде, посоветовала обратиться к психологу или психотерапевту.

— Хорошо, что не к психиатру, — подумала Ирина, — значит со мной еще все в порядке. Но к психотерапевту, которого ей посоветовали знакомые знакомых знакомых, все же записалась.

На первой встрече (теперь Ирина знала, что это называется сессия) было фактически знакомство с ней, ее симптомами, ее ситуацией. Ирина жаловалась на то, что не просто плохо спит, а, когда наконец засыпает, то видит один и тот же удушающий, затягивающий как болото, не отпускающий сон.

Когда встреча подходила к концу, психотерапевт посоветовала ей записывать свои сны, как можно подробнее, даже, если кажется, что они абсолютно одинаковые.

Ирина всегда была ответственной и исполнительной, поэтому, в тот же день отыскала дома еле начатый блокнот, и положила его вместе с ручкой на столик рядом с кроватью.

И… ночь прошла спокойно. Ирина не просыпалась, снов не видела. Наутро она было очень удивлена, чувствовала себя выспавшейся и отдохнувшей. Так повторялось всю неделю до следующего приема у психотерапевта.

Врач не удивилась, сказала, что такое возможно, и попросила блокнот от кровати не убирать.

Так же прошла и следующая неделя.

На очередной сессии было решено, что Ирина уберет блокнот из спальни.

Сказано — сделано. Но… без блокнота ночные проблемы вернулись. Опять навалился кошмар. Ирина шла по лесу, где сгустились сумерки. Она не видела, но чувствовала зверей, которым была нужна она, ее плоть. Еще страшнее было идти по земле, которая кишела змеями. Опять же, гадов она не видела, но почти чувствовала ступнями как они проползают по ее ногам.

На очередной встрече психотерапевт уже, казалось, была немного удивлена и посоветовала чередовать присутствие и отсутствие блокнота рядом с кроватью. — Проверим гипотезу, — сказала врач. Конечно, Ирина надеялась, что та выпишет ей какое-нибудь душеболеутоляющее средство и можно будет спать спокойно. Но — нет. «Иначе не будет толка от психотерапии».

Все опять повторилось: блокнот рядом — все хорошо, он в соседней комнате — страшный сон возвращается.

Ирина уверовала в его магические свойства. Теперь она таскала его с собой везде. К врачу ходить перестала. Ей казалось, что она и днем стала спокойнее, меньше плачет, с бывшим мужем разговаривает спокойнее.

Прошло полгода, наступило лето. Ирина решила на весь отпуск поехать к морю, которое всегда действовало на нее успокаивающе.

Первые недели две она вела почти растительный образ жизни — купалась, валялась на пляже, ни с кем не общалась. Но потом захотелось выйти на люди. Решила вечером пойти в кафе на набережной и вкусно поесть.

Кафе было полно людей. Присесть было некуда. Но Ирине уже очень-очень захотелось здесь остаться. Она еще раз внимательно обвела взглядом столики и за одним, где сидела молодая пара, заметила свободный стул. Сейчас не принято подсаживаться к столу, за которым уже сидят люди, но Ирина направилась к ним и спросила разрешения. Девушка как-то странно на нее посмотрела и кивнула, а парень промолчал. Ирина заказала кофе и десерт. Молодые люди почти не разговаривали, каждый смотрел в свой телефон. Вдруг по мобильнику девушки раздался звонок. Разговор был коротким: —

Да, сейчас приеду, — она встала, кивнула парню, — пока-пока, — и ушла.

Прошло несколько минут, вдруг парень спросил, как ее зовут. Познакомились. И следующие часа полтора они просидели в этом кафе, слушая приятную музыку, разговаривая обо всем и ни о чем.

Они стали встречаться каждый день. Ирина была в прекрасном настроении. Ночью ее оберегал блокнот, который она теперь не вынимала из сумки, (просто сумку ставила рядом с собой), а днем ей было хорошо от общения с новым знакомым.

Степень доверия со стороны Ирины увеличилась настолько, что она (правда в шутку) решила рассказать о ситуации с блокнотом. Парень заинтересовался, сказал, что было бы любопытно взглянуть на него. Ирина полезла в сумку… и поняла, что блокнота нет. Не было его и в комнате, где она жила. Ирина поняла, что видимо где-то когда-то потеряла его.

Пришла новая ночь, но… мысли и чувства Ирины были уже далеко и от блокнота, и от бывшего мужа. Она спала спокойно.

Автопортрет

Она проснулась как всегда ночью для похода в туалет. Спустила ноги с кровати, начала нащупывать тапки. Один повернулся к ней носком, второй слипся, и в него невозможно было засунуть ногу. Во время этой борьбы в голове возникла идея. Эта идея была продолжением рассказа, начатого ею накануне. Но она знала, что думать ночью ей нельзя, мозг сразу активизируется, и бессонница ей обеспечена. За время двухминутного похода в туалет ей удалось не потерять полусонного состояния, но все же было понятно, что мысль о том, что она ничего не забудет до утра, абсурдна и это проверено всей ее долгой жизнью. Свет зажигать было нельзя, мобильник открывать тоже — яркий свет сразу что-то включал в ее голове, и до следующей ночи выключить это было невозможно.

В темноте на ощупь она подошла к столу и нашарила ручку. Это было несложно. Хуже дело обстояло с бумагой. Весь стол ею был засыпан. Но наряду с обычными записками самой себе, там были и важные документы, в том числе и медицинские. Соображалки хватило на то, чтобы по формату бумаги вычислить мелкую записку, и в полной темноте, стараясь левой рукой обозначать границы листка, дабы не писать на скатерти, она правой нацарапала несколько слов. И… успокоенная уснула.

Наутро она разыскала этот листок и удовлетворенно кивнула сама себе оттого, что нашла ночью правильную бумажку, неофициальную. Ее ночные каракули были написаны поверх ее дневных, и она минут пять разбиралась, что же там написано.

Мысль была гениальной и она была очень довольна, что не поленилась записать, пришедшее ей на ум во сне.

Чудесное небесное хранилище писательских идей она представляла себе как длинный коридор со множеством дверей.

Писателей на свете много, чтобы всем хватило.

Ей казалось, что там уже лежат готовые рассказы, повести, романы… надо только пройти по этому коридору, на ходу открывая двери, пробежаться раньше всех, чтобы тебя не опередили, и именно твоя дверь тебе откроется.

Но двери иногда стоят как наглухо заколоченные — ничего там не возьмешь. А иногда открывается несколько подряд, только успевай — подхватывай. И тогда из головы как будто пробка вылетает и как шампанское из бутылки оттуда льются, льются, льются слова, одно за другим, связываются в предложения, складываются в рассказы. И тогда уж все равно, какое время суток — беги и записывай.

Особенно часто двери открываются по ночам или рано-рано утром. И тогда не ленись — хватай то, что там лежит и выкладывай на бумаге, что ты видела и слышала за этой дверью.

Почему-то приходила мысль об отеле, куда писатели могли бы приезжать, чтобы переночевать и иметь возможность во сне или наяву пробежаться этим особым коридором и открыть Дверь.

Сеансы совместного сна

ОН

Я не знал, что мне делать. Она уходила от меня, оставаясь на месте. Вместе мы прожили немногим больше 10 лет, и как мне казалось, хорошо понимали друг друга.

Но в течение последних нескольких месяцев я стал замечать, что пятнышко пустоты между нами, будучи когда-то просто точкой, медленно, но верно становилось все больше.

Внешне все было по-прежнему. Я не мог заподозрить ее в неверности, она все время была со мной, рядом. Я не мог уличить ее в охлаждении чувств, секс был все таким же желанным с обеих сторон — я не мог в этом ошибиться.

Но какая-то песчинка отчуждения попала в раковинку пустоты и росла, расширяла ее, медленно превращаясь в черную жемчужину одиночества. Мы засыпали рука в руке, а просыпались каждый на своем конце постели. И если ночью это было естественно, то днем — непонятно.

Я советовался с друзьями — мужчинами и женщинами, пожилыми и молодыми, но никто, из знавших нас, не мог объяснить мне того, что между нами происходило. Или я не слышал их. Или они говорили бесшумно, не задевая моего слуха.

Тогда я решил обратиться за советом, разъяснениями, как хотите, к незнакомым. Не просто к людям с улицы, а специалистам. Никогда в жизни я не прибегал еще к помощи психологов, астрологов, тарологов и других гадателей. Я знал, что в нашем городе был устроен Медицинский квартал, а в нем находился особняк Психологии. Я никогда его не видел, но знал, что некоторые из моих приятелей обращались туда и были в разной степени удовлетворены последствиями своего обращения.

Я выбрал день, когда жена уехала к своей матери в близлежащий городок, и я не должен был объяснять, куда и зачем иду.

В этом конце нашего города я не был ни разу. Он отличался какой-то упорядоченностью что ли. При въезде в квартал стоял большой щит — это была карта проезда с указателями клиник: Ортопедии, Онкологии, Неврологии и так далее. По всем направлениям человеческих недугов.

Я подъехал к зданию клиники Психологии. Внутри было светло. За стойкой администратора сидела девушка, которая поинтересовалась, назначено ли мне. Я ответил отрицательно. Я даже не подумал, что нужно было записаться заранее.

— Хорошо, — кивнула она, — тогда идите к дежурному психологу, — и указала на дверь в конце коридора. Очереди не было, я постучался и вошел.

Мужчина, встретивший меня, показался скорее приятным, чем наоборот. Я все же был насторожен и встревожен фактом своего обращения сюда.

Мы поговорили минут семь, он уточнил причины моего прихода и вынес вердикт после того как сверился с записями в компьютере: —

Вам нужно в кабинет номер семнадцать. Там как раз есть свободное место.

Я вышел в коридор, нашел кабинет и увидел на его двери кроме номера надпись «ССС».

— Что это? Салон сексуальных услуг? — нервно пошутил я сам с собой. Но… в это название не вписывалась третья буква «С». Я постучал и вошел.

Сначала мне показалось, что моя шутка была недалека от истины, так как все пространство обширного кабинета было разделено светлыми полотнищами на кабинки как в кабинете физиотерапии, в котором в детстве мне довелось побывать. При входе за столом сидела миловидная молодая женщина. Она вежливо поинтересовалась, кто меня направил. Услышав, что я пришел без записи от дежурного психолога, глянула на монитор компьютера и сказала:

— Проходите в третью кабинку.

Там за занавеской на расстоянии примерно полуметра друг от друга стояли две кушетки, накрытые белоснежными простынями. Девушка вошла вслед за мной, указала занять левую кушетку, попросила пару минут подождать и вышла. Вернулась она уже не одна, а с мужчиной лет пятидесяти. Он приветливо со мной поздоровался и занял вторую кушетку. Девушка, обратилась ко мне:

— Это ваш Проводник на сегодняшнем сеансе. Сейчас мы соединим ваши руки, — она показала полоску тонкой бумажной ленты, — сеанс будет длиться минут пятнадцать.

— А в чем его суть? — заволновался я.

— Вы поспите и после этого, если у вас возникнут вопросы, поговорите с уже знакомым вам дежурным психологом. Но ваша проблема, скорее всего, станет вам после сеанса ясна.

Я все же нервничал, пока она соединяла наши с мужчиной руки бумажным лоскутком. Но после этого уже не помнил ничего.

Я просто видел. Видел белый туман, в центре которого появилась черная точка и, постепенно увеличиваясь, заняла все пространство. Наступила чернота. Уже на этом фоне появлялись картинки моей жизни, но я их видел как бы со стороны — не своими глазами.

Картинки были разные. Я видел свою жену и себя в разное время дня и ночи, в разных ситуациях, видел, как она плачет, видел свое лицо, которое показалось мне, малосимпатичным. Образы были яркие, но эмоции не отзывались во мне, я лишь констатировал и анализировал.

Возвращение в реальность произошло мгновенно. Открыл глаза: ни мужчины в кабинке, ни остатков бумажной ленты на моей руке не было. Я встал и вышел. Девушка поинтересовалась, есть ли у меня еще вопросы и необходимо ли мне посещение психолога. Я ответил отрицательно. Я уже знал ответ. Он был страшен для меня, но и в какой-то степени нес облегчение, потому что я понял, что я БОЛЕН. Болен неизлечимо, болезнь прогрессирует, и жена моя знает об этом.

Я только захотел узнать, что же значат эти странные буквы на двери кабинета.

— Это название нашей методики: Сеансы Совместного Сна, — ответила она.

Вышел я с тяжелым чувством. Нужно было адаптироваться к новому для меня знанию.

ОНА

Яма под ногами разверзлась неожиданно. Я почувствовала, что внутри моего мужа появился какой-то кусок льда. Он был со мной рядом, близость наша интересовала его, как и всегда, но иногда голос его становился чужим, каким-то механическим, он переставал понимать мои эмоции, да и свои, похоже, тоже. Вернее, временами их просто не было.

Муж не любил обращаться к врачам, поэтому пришлось мне. Я записалась к психологу в Медицинском квартале.

Методика, через которую мне пришлось пройти, называлась «Сеанс Совместного Сна». Моим Проводником (как мне представили) была симпатичная женщина лет тридцати. Вѝдение (сном его не назовешь) было ужасным. Я видела Болезнь мужа как черную точку, которая появилась в нем и постепенно заполняла все его тело. Это не была болезнь каких-то внутренних органов, это была болезнь его личности, поэтому она черными языками выплескивалась и вовне. Эти языки касались меня — тогда мне было больно или обидно или страшно. Тогда я плакала.

В реальной жизни я плакала тоже. Сказать мужу о своем знании я не могла, была не в силах

Я видела, как он уходит от меня, оставаясь на месте. И это была Черная Тоска.

ОНИ

Когда ушел последний посетитель, они почти одновременно пришли в чайную комнату. Она устало улыбнулась, налила себе кофе, ему чай, присела на стул.

Говорить не хотелось. Работа выматывала. Бродить по чужому подсознанию не просто и для собственного. Их не зря называли Проводниками. Благодаря своим уникальным способностям, полученным от Бога ли или нет, они могли хотя и ощупью, но пробираться туда, куда даже сам человек, обращавшийся к ним за помощью не мог или не смел. Они только видели, ощущали, но благодаря этому они усиливали вѝдение и ощущения клиента. Они были как усилитель при аудиотехнике.

Она часто вспоминала, как все началось. Тогда она как обычный психолог работала с молодым человеком, у которого хватало проблем, но что-то мешало ему говорить откровенно. Ночью после очередной консультации ей приснились его родители, которые рассказали во сне о том, что мешает им наладить отношения с сыном.

На следующей встрече с клиентом эти сведения подтвердились.

Она была удивлена, но и только. Не могла же всерьез подумать, что у нее открылись какие-то сверхъестественные способности.

До этого уже были «звоночки», но они касались только их с мужем, с которым они прожили вместе около 10 лет и хорошо понимали друг друга. Это было как бы не в счет.

Потом она решила проанализировать и собрать в кучу все мелкие необычности, которыми кишела ее жизнь. Так, она могла почти со стопроцентной точностью сказать, кто звонит ей в данный момент (или пишет). Проколы иногда случались лишь в отношении незнакомых номеров.

Тогда она решила проверить свои способности в Клинике Психологии, а там, даже не доведя ее тестирование до конца, ей предложили участвовать в Эксперименте, который затем оказался ее работой.

У Него все сложилось иначе. Почти полжизни он прожил в качестве обычного человека, имея, правда, военную специальность в запасе. Когда наступило тревожное время, он отправился добровольцем в «горячую точку». Его не ранило, а просто контузило. Но контузия было очень сильной, «долбануло не по-детски» как он сам говорил. Он временно лишился и зрения и слуха. При этом каким-то непостижимым образом знал о том, что происходит в госпитале, куда его привезли, и даже выбрал себе среди медперсонала любимицу — Любочку, медсестру средних лет, и прекрасно ее себе представлял. Когда ему сняли повязку с глаз, ее внешность полностью совпала с той, которая ему виделась. Когда прибыл домой, да уже и по дороге, он начал «слышать голоса». Испугался, решил, что тихонько сходит с ума. Обратился в Клинику Психологии в качестве клиента. И вот результат: здоров, но может то, что редко кому дано. Работа ему нравилась. Но сильно выматывала. А ему это и было нужно. После Сеансов Совместного Сна он прекрасно засыпал, что практически не удавалось ему в выходные дни — мешали мысли о войне.

Она тоже плохо засыпала. Ей не всегда удавалось отгородиться от увиденного. Лежа в кровати, продолжала думать о тех людях, которые были у нее на Сеансе. Иногда приходила мысль о том, что Они только дают людям возможность увидеть, а дальше клиенты уже осознают и делают выводы сами. И она часто думала, а правду ли Они помогают людям увидеть…

У него таких сомнений не было.

МЫ

После того, как Она узнала о болезни мужа, у Нее не только не возникло отторжения, а наоборот, откуда-то из живота поднялась всеобъемлющая жалость, хотелось обхватить его всего и плакать над ним, высасывать у него из головы эту черноту и сплевывать ее в черное космическое пространство.

Теперь Ей стало легче переносить изменения в его настроении, даже небольшие грубости тона, которые все-таки царапали, корябали по коже, по слизистой горла, заставляли ежиться.

Он же, поняв, что болен, и что жена знает об этом, принял решение — уйти, куда глаза глядят. Так уходят умирать слоны или старики в племенах, все еще живущих по первобытным законам. Он не хотел быть обузой, не хотел, чтобы чернота заполнила все его тело, выела его глаза, нос, рот и оставила только страшное подобие бывшего человека, которое будет пугать Ее, самую любимую и желанную. Он не представлял свое будущее существование рядом с ней, он хотел уйти, раствориться, умереть. Умереть для нее…

Решиться было трудно. Она стала с ним еще ласковей. Когда чернота не застила ему глаза, он видел Ее Прекрасную, но когда перед ним опускался черный занавес, на ее месте он видел какое-то страшное косматое существо, и тогда у него было только два выхода — или убегать или нападать. Пока он убегал. Придумал для себя такой трюк: как только в его голове начинало темнеть, он отворачивался к стене или окну, где заставало его это состояние, зажмуривался, и буквально через несколько секунд видел перед глазами яркую вспышку — значит, можно было возвращаться в реальность. Но краткие периоды Небытия (так он их называл) начинали увеличиваться, и он начал бояться себя Другого. Надо было уходить.

Она видела, что с ним начало происходить что-то новое. Они уже несколько недель спали в разных комнатах. Как-то она случайно, убирая в его спальне, наткнулась на коробку, в которой лежали сушки, пара банок консервов, кружка, миска. Полиэтиленовый мешок рядом был набит мелкими вещами для разных времен года — теплый шарф, плавки, резиновые сапоги. Спросить напрямую она побоялась, он уже давно на ее вопросы отворачивался к окну или стене и зажмуривался, молчал и лишь спустя несколько секунд поворачивался обратно. Она понимала; он сдерживается, чтобы не сделать чего-нибудь — накричать, ударить. Ответа не давал и Она больше не спрашивала.

ОНО

Решение пришло без долгих раздумий. Она решила стать его Проводником там, где ему страшно и темно. Позвонила в Клинику Психологии. Там сказали, что никогда таких сеансов не проводили, но в качестве пробы, (методика пока имела статус экспериментальной), готовы пойти на это.

В Клинику приехали рано утром. Он на удивление ни о чем не спрашивал, был тих и очень спокоен. А Она волновалась.

Их уложили на соседние кушетки, соединили их руки бумажной лентой и…

Она видела Темноту и знала, что это Он, Он видел Свет и знал, что это Она. Тьма редела, Свет покрылся как бы серым туманом.

Они разделили болезнь на двоих.

«Эксперимент удался», — записали в клинический журнал Проводники.

Куда уходят сны

Когда я была маленькой, мама объяснила мне, что маленькие белые облачка на небе — это человеческие сны. Вот сон к тебе пришел, ты его посмотрела, а потом он уходит на небо и начинает путешествовать по свету. Может и еще к кому-нибудь заглянуть. А может и сразу двоим присниться. Такое у меня было всего один раз в жизни. И я до сих пор не понимаю, как это получилось.

Сны не покидают небо вместе с человеком, когда он умирает. Они остаются. Поэтому мы иногда видим тех, кто нас покинул — это нам снятся их оставшиеся сны.

Когда я стала постарше и начала думать про сны, то решила, что большие серые тучи, из которых не идет дождь, это чьи-то страшные сновидения, сбившиеся в одну кучу. Видно, страшным снам и самим страшно поодиночке.

Когда мне снился такой страшный сон, что я просыпалась среди ночи, бабушка говорила: «Посмотри в окно и скажи: куда ночь, туда и сон». И сон, правда, уходил и в эту ночь уже не возвращался.

А были такие сны, которые приходили не по одному разу. Они не были ужасными, там не было монстров, но они были странными, и этим немного пугали.

Были счастливые сны. Это когда я во сне сочиняла стихи или песню, или слышала неземной красоты музыку, которую наутро никак не могла вспомнить. И это давало ни с чем не сравнимое переживание потерянного рая, о котором остались лишь мимолетные воспоминания.

Были сны, в которых я плакала, были сны в которых я смеялась. И вот, что интересно, если смеешься во сне, то ты и вправду смеешься, и это могут подтвердить те, кто был с тобой рядом в этот момент. А вот если во сне плачешь, совсем не обязательно, что ты проснешься в слезах. Вернее, я. Я ведь о себе…

Новогоднее чудо

Голова была чугунная. Ночь прошла ужасно. Таня никак не могла уснуть — сначала было жарко и нечем дышать, потом в голову полезли разные мысли и приходилось их думать. Пришлось встать и выпить снотворного. Заснула, но все равно просыпалась часто и очень рано проснулась.

Было 12 часов дня, а она уже три раза выпила кофе — свою дневную норму. Чувствовалась тяжесть во всем теле, вроде бы и поспать хорошо, но по состоянию было понятно, что сон пока не придет.

На дворе потихоньку разгуливалась метель.

«Наверно, магнитная буря виновата», — подумала Таня.

Все утро она старалась не отступать от дневного обычного распорядка. После завтрака и необходимых процедур сделала гимнастику для плеча, но по сокращенной программе, так как голова немного кружилась. «Надо пойти пройтись, проветриться». Хотелось дождаться крупных снежных хлопьев, которые Таня очень любила. Как назло с неба падала снежная крупа. Таню всегда удивляло, как из таких мелких частиц наметает огромные сугробы.

Наконец, пошел крупный снег. Таня оделась и вышла на улицу с намерением сделать «дежурный» круг по микрорайону.

Снег повалил стеной. На капюшоне сразу образовалась снежная оторочка, сапогам приходилось шагать по целине. Кроме Тани никто, похоже, в такую погоду не хотел выходить на улицу.

Видимость была, наверно, метра три, даже меньше. Она поняла это тогда, когда прямо перед ней вдруг вырос человек с собакой — не страшной, наоборот, маленькой и смешной. Это было очень неожиданно, она их не слышала, а главное не видела.

Ближе к магазинам стало больше таких «призраков» — людей, засыпанных снегом, как и она. Такая погода всегда напоминала ей про Новый год, хотя до него было достаточно далеко. Далеко, чтобы ставить елку, но близко, чтобы начать думать о подарках. Она тоже зашла в пару магазинчиков, но ничего интересного для покупки не нашла. Наконец, решила идти в обратную сторону.

Ей нужно было пройти ровно одну автобусную остановку, потом свернуть во дворы, выйти на соседнюю улицу, и она уже будет дома.

Она и прошла эту остановку от одной скамеечки под навесом до другой. Мимо пару раз проезжали автобусы, но разглядеть их номера не было возможности. Других машин не было. По мере удаления от магазинов люди стали попадаться все реже и в какой-то момент Таня оказалась одна.

Поравнялась с остановкой и разглядела, что на ней сидит девушка — черты ее лица были не очень понятны сквозь снег. Таня увидела, что у той нет перчаток, голова не покрыта, а пальто очень легкое. Было ясно, что девушке холодно, она явно ждала автобус.

Вдруг из снегопада выплыла большая черная машина — джип, непонятно какой марки. Дверца открылась. Таня остановилась. Из машины вышел мужчина с чем-то большим в руках — это была шуба. Он распахнул ее. Девушка подняла голову, увидела его и встала, пальто соскользнуло с ее плеч. Она шагнула к мужчине, и тот укутал ее шубой. Несколько секунд они стояли под снегом, обнявшись, потом развернулись, сели в машину и все исчезло.

Таня заплакала. Так уже с ней было однажды, когда она поднялась в небо на аэростате, и ее заполнил восторг от чуда отрыва от земли, от смеси страха, удивления и восхищения.

Сейчас на ее глазах тоже произошло чудо. Можно было в это не поверить, если бы на скамеечке под навесом не образовался уже небольшой сугробик — так быстро снегом замело оставленное пальто.