Сборник. Том I. 2016-2017

Юлия Гнездилова

Сборник произведений лучших выступающих «Мастерской творцов», год первый. Здесь вы найдете и прозу, и поэзию, и начинающих талантов, и опытных творцов.

Константин Козин (Константин Gaap)

Константин, создавая прозу, выходит за грань человеческого разума… это чудовищно интересно, но также страшно. Темы придумываются не из воздуха, а пишутся с реальных историй прототипа персонажа, добавляя капельки темной культуры, знание ада и тайных орденов.

Константин — лирик. Музыка — ключевой инструмент в написании прозы. Без музыки не могло бы родиться ни одно произведение, ибо она решает все. Новый трек — новая эмоция.

Как психический больной не может сконцентрироваться на одном, так каждая страница и абзац в рассказе меняются, не давая сконцентрироваться на одном… без особых причин в сюжете.

Игры с тьмой

Этой ночью в назначенный час мы собрались на опушке леса, у большого костра.

Адепты отличались от мастеров тем, что у них не было красных кушаков. Все были одеты в балахоны цвета той фракции, которую он представлял: в черных балахонах — темные, в белых балахонах — светлые, в серых — предсказуемо. Мы претенденты, в большинстве случае были одеты в темные одежды, ибо темный цвет — эталон красоты. Были среди нас те, кто ярко одет: с пакетом на голове и в разных кроссовках, с зонтиком кислотно-розового цвета и до невозможности много бижутерии.

— Приветствую вас, претенденты в адепты ковена «Исток пути», — к нам вышел из тени мастер в сером балахоне — присаживайтесь вокруг костра.

Страх сковал мое тело, я боялся сделать неправильное движение, я боялся сказать что-то неправильное или неуместное, усесться на чужое место или раньше времени сесть.

— Молодой человек, присаживайтесь, не бойтесь — мастер указывал рукой на свободное место на бревне.

Я кивнул, опустив голову вниз, пытаясь раствориться во мраке. Казалось, что я в центре внимание, и на меня обернулись все претенденты в адепты и завидуют из-за того, что Мастер ко мне лично обратился. Я смущенно робко улыбнулся.

— Итак. Всех приветствую еще раз. Сейчас будет собеседование трех мастеров. И я жду короткое эссе о себе от каждого претендента в адепты в ковен «Исток Пути».

Паника!

Кто-то начал рассказывать о себе, о том, как он стал темным/светлым, или как тяжкий путь привел к просветлению и как он не сдался, а только стал сильнее.

Я задумался над своим текстом:

— Покупая очередную колоду карт, я намеревался увеличить свою силу магии. Заговаривая очередной амулет, я становился еще на один шаг сильнее и защищеннее от окружающего агрессивного мира. Квартиру завесил темными шторами, чтобы солнечный свет не разрушил энергетику, которую я копил довольно много времени. Энергетика в комнате — это как дорогое вино, которое хранится в темных катакомбах древнего замка — я представлял себя в виде безупречного оратора, который ходит с бокалом вина вокруг костра и не принужденно рассказывает о себе — приглушенный свет, сырость и холод — такая обстановка в моей комнате, которой я дорожу. Даже плесень в углу комнаты хорошо гармонирует со старым дореволюционном шкафом, который достался от моей бабки — ведьмы. И все, что находится в моем храме — реликвия. На этом старом стуле, который я принес из хосписа — я мысленно перенес себя в комнату хосписа — мылись безнадежно больные люди, в этом предмете хранится тысячи энергетических узелков. С помощью стула я, как Джон Константин, мог перемещаться в ад. В точности как Иисус, шаг в шаг, ходил по аду, наблюдая за горем лже грешников. Этот предмет мне достался от Чернокнижника — я держал над собой черную книгу в кожаной обложке — как он утверждал, обложка сделана из кожи его кровного врага. Кстати, я остановился в катакомбах, которые были полностью выложены из человеческих костей. Чернокнижник еще умел призывать себе союзников, создавать камни здоровья и ослаблять врага — с гордостью я освещал тех, с кем сталкивался в жизни — кстати! Он обучал меня.

Пламя охватило помещение, в котором я нахожусь. Паника окружающих людей, мне доставляла удовольствие. Я пробиваюсь через народ, против течения, расшвыривая каждого по стенкам неуклюже и жестоко. Вновь и вновь заглядывал в палаты, где в панике люди забивались в угол комнаты и кричали, ударяясь головой об стену. Сфинктер выпускает из человека страх. Резкий запах разносится по палатам.

Смерть не держит договор»

Прохожу дальше. Аромат меняется от терпимого до приятного. Захожу в надзорную палату. Наблюдаю. Человек лежит прикованный на сетчатой кровати. Под ним тлеет матрац — у меня дома есть кровать, конечно, она ржавая, но какая это реликвия! На ней закоптился великий человек! Кстати… он серый. Пообщавшись с ним, я узнал про ваш ковен — Пристальный взгляд на меня. Но я как истинный актер… выдерживаю паузу. Говорю! — его звали — Семен.

Слезы. Кто-то подбегает ко мне, и спрашивает: «как он умер?». А я купаюсь в лучах славы. Меня все любят и лелеют, ибо я знал одного из Грандмастеров. Меня принимают в ковен. Я становлюсь Грандмастером.

— Представьтесь! — человек в сером балахоне и в красном кушаке указывает на меня рукой.

— И-и-и-иван — страх сковывает меня. Я должен стоять с бокалом красного в руке и говорить про свою кровать, на которой кто-то когда-то погиб.

— Продолжай!

Кто-то задевает меня за рукав, где должна находиться рука. Пугается. Резко убирает руку от рукава, как будто бы это не он.

— И-иван. И я темный.

По шагам Данте

Яркое пламя охватило комнату, и комод вспыхнул как спичка. Дверь обхватило ярко-алое пламя, перекрывая проход. Впечатавшись в кровать, я наблюдал, как огонь взбирался по голым стенам вверх. Вспыхнул потолок, местами раскаленный он взбухал, и огненным дождем закапала краска, сжигая мебель. Стекло, словно шоколад в руках, потекло от инфернальной температуры и стекало на подоконник.

Тело отказывалось слушаться. Губы расплавились, и не было возможности открыть рот, чтобы позвать на помощь, и только томное мычание давало знать об ужасе, которые творился в адской комнате.

Сосед по палате открыл глаза и, не осознавая, что произошло, встал на пол, словно тростинка, брошенная на лавовую руду, вспыхнул. Доли секунды, и обугленное тело упало на пол, продолжая гореть. Конвульсия охватила тело, пока дух не оставил его.

Остальные соседи спали умиротворенно. Огонь, словно хитрая змея, подбирался к ним, обхватив ножку кровати пламенем. Одеяло, свисавшее с кровати, тлело. Задымился матрас. Момент — и адское пламя охватило соседа, и он, словно не чувствуя боли, лежал и горел.

Вонь плоти разошлась по помещению.

Рвотные позывы не заставили долго ждать.

Тело зашевелилось.

Вскочив на кровать, я схватился за кувшин и окатил голову страдальца. Обугленное лицо пробормотало:

— Что ты творишь?

— ПОЖАААААААР!

Обожженный безногий сосед с особой усердностью сполз с постели. Его пальцы, словно нож в масло, вонзались в пол. Крики боли разносились со всех сторон. Проползая под осколками обугленной двери, сосед бросил пустой взгляд в сторону меня.

«ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ????» — кричал сосед.

Пару движений, и его унесло прочь бурным потоком. Река Стикс уносила замороженное тело прочь за горизонт, где пасть Люцифера пожирала грешников.

В окне виднелись люди. Они носились хаотично по острым, как лезвия, скалам. Легкое дуновение ветра поднимало тела в воздух, ударяя о выступы. Куски плоти разлетались как моросящий дождик, окропляя свежей кровью вновь прибывших в адский комбайн.

Металлический привкус доносился легким бризом из окна.

Шкаф тонул в магме. Из него доносились глухие удары, и каждую секунду звуки усиливались.

«Пам Пам Пам Пам-Пам-Пам Пам Пам Пам»

Это были мольбы о помощи, но только я ничего не мог поделать.

Звуки усиливались.

Страх сковывал.

Гримасы на лице цепенели.

Но словно во сне я не мог остановиться, все повторял ударами пальцев по столешнице.

«Пам Пам Пам Пам-Пам-Пам Пам Пам Пам»

Боялся вспыхнуть как спичка. Боялся наблюдать за всем происходящим. Боялся своей тени и того, что вокруг меня рыщут демоны и тлеют трупы. Боялся оказаться в шкафу и долбиться в него, моля о помощи. Боялся…

— ПОЖААААР!!! — закричал я, не осознавая своих действий.

Я слышал цокот копыт. Я слышал, как тысячи людей орали от ужаса. Я боялся…

Два демона ворвались сквозь пламя. Сдерживая мое тело, попутно обжигая его ледяной хваткой, облизываясь, они возвышались надо мной. Один из них воткнул трезубец мне в спину.

Еще пару минут мучительной боли и глаза мои стали закрываться, огонь стал тухнуть, крики становились тише, трупы стали меньше вонять, только пальцы чеканили по столешнице: «Пам Пам Пам Пам-Пам-Пам Пам Пам Пам».

Под топотом копыт

Яркий свет ударил в глаза, оглушив мое сознание.

По правилам места, где я находился, меня скинули с кровати. Девушки-бабушки как пчелки-трудяги налетели на мою постель, пытаясь заправить ее.

Каждый день, в течение шести лет, утро начиналось с одной и той же процедуры. В коматозном состоянии я сидела на полу загаженной камеры. Свинцовая краска зеленого цвета, сбитая со стен, комами лежала в углу. Хлипкий пол вот-вот должен был надломится под моим телом. Потертая мебель и невыносимая вонь, вновь и вновь угнетала меня бренностью.

Подошла огромная женщина. Злостно смотря на меня, ехидно улыбнувшись, оголяя свой кровавый оскал, потирая руки кровавой тряпкой.

— Дурук, морику? — оглушающим угнетающим криком, она пронзила мой разум.

— Одевайся!!! — пчелки-трудяги подлетели ко мне.

В лицо кинули лохмотья — засаленные и порванные вещи отдавали кислятиной. Не было выбора. Нехотя, с брезгливостью, надела лохмотья.

Каждый день я не могла прийти в себя. Каждый день одно и то же. Я знаю, что сейчас залетят в комнату бабульки-девчульки, схватят меня за руки, поволокут пыточную. Все так и произошло. Лица бабулек издевательски украшали доброжелательные улыбки, писклявый голос сдавал их намеренья:

— Курочка моя! Пойдем!!!!

Я попыталась ухватиться за ножку кровати.

Старушки обернулись в титанов, выворачивая мне руки, хватаясь цепкими руками, выдернули меня из уголка.

Я сопротивлялась.

Укусила старуху за руку, она взвыла как волк, бросив меня на пол. Через мгновение ее заменила другая старуха. Схватив меня за ногу, поволокла дальше. Я всеми силами пыталась ухватиться за все, до чего могла дотянуться: углы, косяки…

По длинному коридору, где мерцал тусклый свет лампы, многие бедняжки бегали туда-сюда бездумно. Кто-то выглядывал украдкой из-за углов, в ожидании возможности улизнуть отсюда или выкрасть последние крохи еды.

У большой железной двери стояли десятки девчат, ожидая звонка.

На все помещение разнесся животрепещущий крик — Несси. Через мгновение в полуобморочном состоянии Несси выносили из закутка. Она пыталась указать мне жестами, чтобы я билась до конца.

Я до сих пор не могла понять, осознать, что они хотят от нас?

Десятки рук вцепились, раздирая на мне вещи. Загнав в холодный чан, включив брандспойт, обдали ледяной водой. Я терпела. Похотливые руки трогали все части моего тела. Я сидела тихо. Резкие движения приводили к оплеухе. Вырвали с прежнего места, усадили на стул и начали зашвыривать меня тканью со следами свежей крови. Кинув в меня лохмотья, приказали одеваться.

Как всегда!

Выйдя из пыточной, я поковыляла в большую комнату. Все как один смотрели на часы, ожидая звонка. Этих девчат я называла: «щенята Павлова».

Звонок не заставил долго ждать. У всех обильно полилась слюна изо рта, двери открылись, толпа двинулась, унося меня по течению.

Крутые повороты и грязные стены не пугали. Резко обрывающая лестница — вот, что было самое страшное, но я потихоньку преодолевала ее. Высота лестницы была умопомрачительно гигантская. Аккуратно перебирая ноги, я двигалась к цели, каждый раз кто-то да толкал меня, намериваясь столкнуть.

На лестницу вышел Он! Его синий костюм окропленный кровью каждый раз пугал меня. Ибо на этом костюме была и моя кровь. Его квадратное бородатое лицо с татуировкой слона приводило меня в неописуемый страх.

Он остановился на первой лестнице. Грозно гаркнул! Я боялась ускорить шаг, чтобы не навернуться с лестницы. Опустившись на пятую точку, я скатилась по лестнице, словно с горки. Но это совсем не принесло мне радости. Напоследок махнув рукой в сторону монстра, я побежала в зону приема пищи.

Подошла к миске с пайком, уселась на хлипкий ржавый стул. Словно свиньи, все доедали свою еду. Стол и пол были невыносимо грязными. Грязь из-под ног перемешивалась с едой, которая падала из ртов. Вид тараканов и прочей живность уже не приводил меня в страх — свыклась.

Взглянув в миску, я обескуражено поняла, что нам давали на завтрак опарыши. Схватив последний кусок черствого заплесневевшего куска хлеба, я жадно начала поглощать его, запивая затхлым подобием чая. Жирная погнутая алюминиевая ложка не фиксировалась в руках, потому я решила есть руками. Все те, кто сидел за столом, грозно повернулись в мою сторону, захохотали, вгоняя меня в краску.

— Баг ду ба! — вскликнула большая женщина.

— Я не могу ее удержать! Смотри, она выскальзывает из моих рук — чуть не плача, я попыталась объяснить, но толи язык был мой не поворотлив, толи она не понимала мой язык.

Резким движением руки, она всунула ложку в руку, чуть не переломав мне пальцы рук.

С горем пополам запихав еду в рот, я закончила прием пищи.

Опять схватили за руки бабульки-пчелульки, утянули меня по лестнице вверх.

Все словно послушные болонки выстроились вряд вдоль обшарпанной стенки, продвигаясь к окну, где выдавали пилюли, от которых у меня тряслись руки и ноги, а голова не могла соображать.

Я показала всем своим видом, что отказываюсь пить таблетки. Чудовище в белом халате все кричала и клала таблетки мне в руку. Я отбросила их. Женщина рассвирепела! Дав указание служанке, она встала у выхода, покачивая головой как маятник.

— Тики-таки, тру-баба, — говорила она.

Через мгновение появился Он. Натягивая на руки накрахмаленные резиновые перчатки, он встал надо мной. Я пыталась не показывать виду, что слон страшен. Но это было не убедительно. Он рассмеялся, что-то говоря женщине в белом.

Я решила бежать. Прыгнув влево, кувыркнувшись через голову, я ринулась к выходу. Но его рука остановила меня, одним ударом уложив на лопатки. Сильной рукой он пытался разорвать мою челюсть. Пчелки-бабульки, сочувственно, как рабыни, держали мои руки что есть мочи. Только Он вскинул хобот верх, завизжал, указывая, что он властелин. Его слюни разлетелись по всей комнате.

Женщина в белом запихивала в мою глотку коричневые таблетки. Достав помойное ведро с водой, влила ее в мой рот. Он закрыл рот, зажал нос, ожидая, чтобы я проглотила таблетки.

Проверив рот, Он перевернул меня на живот. Старухи всё продолжали держать мои руки, склонив мою голову — послушная моль. Он стянул с меня лохмотья, напоминавшие штаны, оттянул трусы. Мне говорили, что тут происходит насилие над людьми, но чтобы это происходила на глазах у всех, я не знала. Его потное тело водрузилось на меня. Я билась до последнего, понимая, что, если я остановлюсь, он надругается надо мной.

Грозный слон рассмеялся после того, как женщина вытащила из-за спины два шприца. Учуяв запах спирта, я предположила, что они были пьяны. Каждый раз, как они насиловали нас, от них разило спиртом.

Он схватил меня за шкварник как котенка, отволок за железную дверь, бросил меня на пол.

После надругательства ноги отказывали, разум плыл. Я постаралась на руках отползти в угол, чтобы меня не затоптали. Три, два, семь.

Резкие толчки привели меня в чувства. Тело отказывалось вставать. Опять взяв меня за шкварник, поволокли, не церемонившись. Я не могла отбиваться от слона. Он словно тряпичную куклу волочил меня. Пнул меня с лестницы, я кубарем покатилась в низ, разбив нос.

Подняв голову, я увидела, что лежу в ногах у девочки-бабуси. Она смотрели на меня с сожалением, помахивая ладошкой на прощание:

— Мама приедет?

Доведя до места, одели в белый халат. Грудь сдавили, тело скрутили. Дверь открылась.

Яркий свет бил в глаза. Толчком в спину меня загнали в комнату, где стояла дюжина монстров в белом. Их лица были строги и угрюмы. Словно великаны они возносились надо мной. Оглянувшись в сторону, придумывая план побега, я заметила, как Он грозно наблюдал за мной, ударяя копытом по пыльному полу.

Он кровожадно улыбнулся, схватил мою руку и резким движением уложил на стол. Люди в белом поменяли выражение лица на кровожадную ухмылку. Слюни потекли с острых как лезвие зубов. Один из них, с большими глазами, обошел меня.

Я попыталась встать, но Он крепко ухватил меня за голову:

«Лежать, лежать, лежать…»

Загрохотал громом эхо.

Великан, с большими глазами достал огромные щипцы. Я поняла, пытки продолжаются.

Я пыталась вырваться. Все как один засмеялись и резким движением вцепились в мое тело, смотря в мою пасть, наблюдая. Тот, что с большими глазами, вырвал мой зуб, пытаясь дотянуться до моего языка, чтобы вырвать и отдать на съедение дюжине монстров. Я теряла сознание, но горечь слез говорила о том, что я могла испытывать эмоции.

Вдруг моё оглушение прекратилось. Смех людей перерос в гул. Тот, что с большими глазами, достал огромнейшую иглу, вонзил в мою десну, объясняя молодым, как надо зашивать рты, чтобы люди не видели шрамы на губах.

Все наблюдали за процессом, ожидая, когда они смогут попрактиковаться на мне. Только Слон, стиснув мой рот, помогал главному.

Хруст. Зуб разлетелся. Осколки усыпали мой рот, разрезая мои щеки и язык. Слон, как назло, не давал мне выплюнуть их. Будто с издевкой наблюдал за мной, получая удовольствия, видя мою боль и страх.

Кровь хлестнула из моего рта. Старший все пихал и пихал рвань в мой рот, для того, чтобы я не орала. Но его попытки были тщетны, я с легкостью выплевывала тряпье.

Через какое-то время они плюнули попытки зашить мой рот. Слон столкнул меня со стола, схватил за шкварник, поволок по полу. Девушка со стеклянными глазами швырнула в мое лицо тапки.

Волоча меня по грязи, оставляя кровавый шлейф, Он что-то насвистывал. Доведя меня до блока, кинул меня в сырой комнате, чтобы старухи отмыли мое окровавленное тело.

Он схватил Несси.

Несси не поднялась в наш блок. Говорят, что они растерзали ее на столе, обглодав кости с потрохами.

Прием

— Это было будто сегодня! Я его видел, как живого. Он ангел, сошедший с небес! Он прозывался Израил. И сказал мне, Господи милостивый, что я должен помогать людям — целить.

— Как?

— И я задался тем же вопросом! Я растерялся — Николай огляделся по сторонам, — я растерялся! — воскликнул он — я растерялся!

Конец ознакомительного фрагмента.