Заставь меня остаться

Юлия Гауф, 2023

– Почему ты хочешь работать на меня? Я жду правду, а не типичные фразы в ответ.– Зарплата хорошая, – выдохнула я.– Значит, только деньги. Ну что ж, – Марат опасно сверкнул черными глазами, – у меня к тебе предложение, Алика. Тебе нужны деньги, мне – любовница. Та, которая будет давать по первому требованию, и не делать мозг. Деньгами не обижу. Устраивает?– Любовница? – прошептала я.– Любовница. Можно назвать честнее и грубее. Никаких отношений, за ручки я держаться не собираюсь. Просто секс, а взамен – деньги. Согласна?Нужно уйти, мне нужно бежать отсюда. Раньше я бы так и поступила, еще бы и пощечину влепила, но… не в этот раз— Я жду!– Я согласна, – не верю, что произнесла это. – Согласна стать вашей любовницей.Первая часть дилогии "Порочные чувства" доступна бесплатно.

Глава 4

МАРАТ

Двенадцать тридцать. Алики нет, но она придет, никуда не денется.

— Зачем ты здесь? — спросил у брата.

Рус лишь молча мотнул головой. Ему Алика не обрадуется, у неё с Русом взаимная антипатия, грозящая перерасти в ненависть. Впрочем, едва ли она может ненавидеть кого-то сильнее, чем меня…

— Двенадцать сорок. Думаешь, придет?

— Да, — ответил брату.

И буквально сразу в Зал прощаний вошла Алика.

Я далеко не трус — и отец, и Егор сызмальства приучали меня смотреть своим страхам в лицо. И сейчас мне страшно, но я смотрю на лицо Алики. Боюсь увидеть искривленные при виде меня губы, сжатые зубы — всё, что выдаст в ней отсутствие любви.

Ненависть.

То, что я уже видел на ее лице, когда приходил.

А еще до ужаса страшно посмотреть в ее глаза, заметить их красноту и припухлость от слез. Но я снова вспомнил, что не трус, и посмотрел. Нет там слез. Ненависти тоже нет. Алика собрана, грустна. Она смирилась.

И она равнодушна.

— Здравствуй, Марат. Руслан, — она по очереди кивнула нам.

Сама подошла. Лучше бы… дьявол, лучше бы повела себя как истеричка! Показательно игнорировала, отворачивалась, отказывалась разговаривать. Выкрикнула бы мне в лицо проклятия. Да что угодно, что продемонстрировало бы мне её неравнодушие.

Неужели, потерял? Окончательно?

Пожалуй, я трус. В Алике нет эмоций ко мне, и я больше не могу смотреть на неё.

— Прощание в час дня. Кто-нибудь еще придет? — спросил, не глядя.

— Нет. Я одна. Тебе… вам, — поправилась Алика, — стоит уйти.

— Я не уйду.

— Это насмешка — прощаться с тем, кого сам же и…

— Я хочу быть рядом, — отрезал.

Ну же! Вспыли, закричи! Прогони меня, черт бы тебя побрал!

И снова нет. Алика не стала спорить. Ей и правда всё равно — останусь ли я на похоронах того, кого убили из-за меня, или уйду из-за проснувшейся вдруг совести.

Прощание вышло коротким. Тело я приказал привести в порядок. Знал, что Алика захочет увидеть, убедиться. Она сжала сложенные ладони Веснина, поцеловала его в лоб, и отошла.

А дальше были печь и колумбарий.

Меня не должна мучить совесть, я ненавидел этого человека! Частенько я слышал красивые фразы: «Только Бог решает, кому жить, а кому нет», «Никто не имеет права отнимать жизнь и судить», и всегда они мне ересью казались, устаревшими догмами.

Если есть сила, так почему ею не воспользоваться? Почему я не имею права решать судьбу того, кто погубил моего брата?

Я думаю об этом сейчас. Я думал об этом и тогда, получив звонок от охраны Алики.

Чувствовал, что после нашей ссоры с неё нельзя спускать глаз, напомнил об этом телохранителям. Встревожился из-за её остановки у банка, в котором купила валюту. Но ведь вещи она не взяла. Документы оставила. Просто поехала к стоматологу, так же?

А затем звонок. Вошла в туалет, и исчезла. Нашли практически сразу, и человека рядом с ней опознали. С ней был тот, кого я долго искал, на ком буквально помешался — её отец. И машина рядом.

Это взбесило до чертовой аритмии. Сбежать захотела? Выбрала его, а не меня? Не позволю!

И не позволил. Приказал утащить её, увезти домой, а Веснина доставить в ангар. Твердо знал — сам выстрелю, обойдемся без речей, без обвинений. Я просто оборву его жизнь, едва войду. Именно с этими мыслями я ехал до ангара, распаляясь еще сильнее, и чувствуя… отвращение. Отвращение ко всему — к себе, к этому дню, к Веснину. Даже к Егору, ради которого мне приходится делать такой выбор.

Выбор.

С этой мыслью я резко притормозил у ангара. Выбор, этот чертов выбор. Алика поймёт… или не поймёт? Нет, она не поймёт. Но я смогу солгать ей красиво — почему её увезли, почему её отец пропал. Даже если она уже знает причины моей ненависти, я смогу ей солгать. И она поверит. Сама захочет поверить в мою ложь, потому что так проще. Потому что женщины — таковы, они боятся смотреть в лицо правде.

Я убью её отца. Алика останется со мной. У нас будет ребёнок, семья…

В мыслях всё чётко — те самые воспоминания. И что бы я ни говорил Алике, они — мой груз.

Вошёл внутрь. Мы в промзоне на окраине. В ангаре за серыми бетонными стенами. Ангар огромный, пустой, грязный. В нём четверо. Нет, уже пятеро, ведь я тоже здесь. Да, нас пятеро.

Веснин спокоен. Я видел его всего пару раз в жизни, и запомнил четко — жесткого, волевого мужчину с колючим взглядом. Сейчас я вижу перед собой худого, постаревшего Веснина. Практически изможденного. Осанка уже не та, выправка… от неё остался лишь намёк.

А взгляд всё тот же. Колючий. Направлен этот взгляд на меня.

Он не скулит, не оправдывается. Он просто стоит, и ждет, пока я подойду. Знает, зачем мы здесь?

Разумеется, знает. И первое слово он оставил за собой.

— Моя дочь…

— В порядке, — перебил резко. — С ней всё будет в порядке.

— Хорошо. Убивать будешь? — усмехнулся он.

— Да.

— А разговор нужен? Рассказ? Я бил твоего брата, но пытал его другой. Не я.

— Я знаю, — не сдержался, сжал кулаки. Пытали Егора по приказу Веснина. — То есть, не пытал? Не приказал посадить Егора на стул, связать ноги, руки за спиной? Это не пытка — бить связанного парня? Впрочем…

Я замолчал. И не только я, говорить бессмысленно. Я не мечтал, я просто планировал этот день, эти кадры — я и он. И именно я должен его убить, это справедливо, разве нет? Не утихло. У Егора прошло, перегорело, а у меня нет — смотреть день за днем на брата, который раньше был спортсменом, душой компании, вот уже двенадцать лет сидящим в инвалидном кресле. Без шансов на семью, с потерянным здоровьем. Без будущего, только лишь с прошлым. А больше всего питало мою ненависть то, что Егор простил. Сначала горел, как я, а затем махнул рукой.

И всё эта мразь, стоящая напротив меня. Благодаря Веснину у Егора осталось лишь прошлое. Я имею право его убить, и я хочу этого.

Выбор, чертов выбор.

Я смогу обмануть Алику, она поверит…

Во рту желчь. Горечь. Выбор.

Протянул ладонь, и обхватил пистолет, отданный одним из моих людей. Какой, к черту, выбор может быть сейчас, если я сделал его давно?! Так будет лучше для всех. Я смогу освободиться, Алика… она жила без него год, она рассказывала об их отношениях. Тепло ей дам я. Алика не будет страдать.

«Сначала она захочет обмануться, — мысленно повторил я. — Захочет поверить мне, что бы я ни придумал в оправдание. И будет верить. Сколько? Год, два, пять лет? А что потом? Однажды ей надоест закрывать глаза на очевидное. И она припомнит. Докопается до правды, пусть даже и через десять лет рядом со мной. И что тогда?»

Смотрю на Веснина. Он молчит. Смирился, страха нет, предвкушения тоже. Он просто ждет, а я все крепче сжимаю в ладони оружие. И всё сильнее хочу выстрелить, палец подрагивает. Просто поднять руку, и шмальнуть в его сердце. Это секунда. Он захрипит, осядет на землю, и сдохнет. Без пыток, без боли. Главное — его не будет на этом свете. Одна чертова секунда…

И я потеряю Алику.

Вот в чем мой выбор. Потеряю, да. Рано или поздно, когда её затошнит от моего обмана, и самообмана.

Отпустить Веснина я не могу. Допустить, чтобы он общался с Аликой, отравлял её собой — тоже. Убить… убить тоже не могу. Черт. Хочу! Дико хочу, но не могу. Из-за неё не могу! Я бы сейчас рассмеялся как гребаный псих, это кромешный пиздец, но смех не идет.

Мне нужно домой.

А Веснин… я придумаю, что делать. Потом. Время есть. Пусть, сука, живет. Может, есть эта гребаная справедливость, о которой балаболят блаженные дебилы, и он сдохнет от какого-нибудь рака в ближайшие годы. Сам, без моей помощи.

Я просто вышлю его из страны. Запрещу общаться с дочерью, прилетать сюда. Пусть созваниваются раз в год. Этого хватит. А со своей ненавистью я привык жить. Алика мне дороже…

Горечь во рту ощущается все сильнее, меня сейчас вывернет от своих мыслей. От разочарования в себе. Столько ждать, столько, сука, лет, и поплыть из-за женщины!

— Пусть посидит пока, — прохрипел я, и протянул охраннику ствол. — Увезите.

Развернулся, успел сделать четыре шага к выходу, как услышал ненавистный голос:

— Раз уж ты решил не убивать меня, готов поделиться информацией…

А затем раздался выстрел. Хрип. Я развернулся, и успел увидеть, как Веснин оседает на пол.

А по груди его стремительно разрастается кровавое пятно.