Беременна (не) от тебя

Юлия Гауф

ГЛАВА 6

РАТМИР

Странная девочка.

Злит, раздражает своей колючестью.

И непохожестью своей на тот образ, что в голове сложился — охотница за деньгами. Что-то не видна по Вике особая расчетливость.

Но ведь вышла за отца, а значит…

… внешность обманчива.

— Можете войти к пациенту, — вежливо, но чуть устало выдыхает врач, и Вика подскакивает.

Ну уж нет!

— Я пойду, — опережаю ее. — Я ведь его сын.

Она в таком раздрае, что молча соглашается, позабыв, что жена в приоритете.

Жена… поверить не могу. Мачеха.

Обхватить бы ее лицо, как той ночью, едва мы номер отеля переступили. К стене прижать, вырывая рваные всхлипы…

Хватит! И чего я о ней думаю постоянно? Были у меня девушки красивее, чем она.

Намного красивее.

— Жив? — вхожу в палату к отцу, видеть которого неприятно, и больно. Родная кровь ведь не водица. — Молчи, врач сказал, что говорить тебе пока нельзя. Ты ведь понимаешь, что я тебе говорю?

Он моргает.

Понимает, в овощ не превратился — уже хорошо.

Или плохо…

Интересно, осталась бы с ним Вика? Осталась бы, превратись он в инвалида?

— Надеюсь, ты осознаешь, что бессмысленно спорить с дедом по поводу наследства. И переживать из-за этого тоже бессмысленно, — говорю, и ненавижу себя за то, что успокоить его пытаюсь.

Отец смотрит на меня в упор, и снова моргает. Медленно и выразительно, словно говоря: понимаю, но не сдамся.

— И жить я буду с вами. Пока. Дом ведь дедов, не так ли? — отец моргает, и начинает пыхтеть. — Успокойся. Я просто присмотрюсь к наследству. Или ты хочешь, чтобы я сразу все маме передал?

Он напрягает скулы, которые пугающе выступают, делая черты лица еще более заостренными, чем они есть. И моргает дважды — не хочет.

Мама ведь приедет сразу, если шанс представится.

Поселится в доме, и унижаться начнет. И перед отцом, и перед Викой.

Чтобы не гнали.

— Хм, а что бы ты сказал, предложи я тебе такой вариант, — сам не знаю зачем, предлагаю я. И всерьез ли предлагаю — непонятно и мне самому. — Ты разводишься с Викой, а я отказываюсь от наследства в твою пользу. Ты бы согласился?

Гляжу в его глаза — отражение моих — и с замиранием сердца ответа жду. И он смотрит также напряженно, не моргая. Уже слезу текут из уголков глаз, а отец все держится.

Да?

Нет?

Сам не знает?

Оскорблен моим вопросом?

— Пошел вон, — неразборчиво и медленно шепчет он. — Вон!

— Подумай над моим предложением, — легко вскакиваю со стула, и оборачиваюсь к лежащему, неприятному мне мужчине. — Мачеха у меня зачетная.

ВИКА

— Тим, — сажусь на кровать рядом с лежащим на ней мужем, и легонько сжимаю его ладонь. — Как же так? Ты… ты обязательно поправишься.

Только бы не разреветься.

Не устроить истерику.

Тимур ненавидит женские слезы, наверное, как и все мужчины.

Но он выглядит таким слабым, беспомощным на больничной кровати. Палата обставлена как номер-люкс, но пахнет ведь больницей. И ни муж, ни я ни на минуту об этом не забываем — где мы находимся, и почему.

— Ты…

— Не говори ничего, — решаюсь приказать Тимуру. — Врачи запретили.

— Ты, — упрямо хмурится муж, и пальцы его подрагивают, — и Ратмир… ты…

Я.

Он знает!

Мышцы сводит от ужаса, как будто я стою перед мчащимся на меня автомобилем, и не могу пошевелиться. Сердце панически бьется в груди, гоня дикую кровь по венам.

Я сейчас закричу.

В обморок упаду от страха и стыда.

— Тим, — бормочу онемевшими губами, — я не… ты все не так…

— Замолчи! — муж делает над собой усилие, и приказывает привычным властным голосом. — Ратмир и ты будете пока жить вдвоем. Держись от него подальше, он вовсе не обиженный сиротка, каким хочет предстать. Поняла?

— Я поняла, Тим, — киваю радостно, что мой обман не раскрылся.

Наш обман.

И нужно бы уйти, дать мужу отдохнуть, восстановиться, но проклятое любопытство заставляет меня открыть рот, и спросить:

— Милый, а что Ратмир тебе сделал?

— Много чего, — морщится муж, и приподнимает голову, позволяя мне поправить плоскую подушку.

— А что именно?

Не сходится у меня картинка. Да, я знаю, что мужчины разные бывают, и некоторые считают своими детьми лишь тех, кто от жены родился. Не от любовницы.

Но Тимур ведь много лет был рядом с матерью Тимура — Лианой. Видел, как сын растет, становится похожим на него. Даже несмотря на все разногласия, разве мог он его не полюбить?

Матери иногда завидуют молодости дочерей, отцы успехам сыновей, но в ненависть это выливается крайне редко.

А у Тимура и Ратмира именно взаимная ненависть, которая в каждом взгляде выражена.

— Он плохое семя, — говорит, наконец, муж, когда я уже думала, что не ответит. — В детстве диким был совсем, в чужие дома залазил со всеми вытекающими. Участковый его ловил столько раз — не счесть. А затем я приехал к Лиане с крупной суммой денег, которую кое кому передать должен был…

Тимур начинает натужно кашлять, и я приподнимаю его голову, а затем подношу стакан с водой. И пока муж пьет, я осознаю, что именно он не договорил.

Можно и не продолжать, но Тимур откидывается на подушку, и заканчивает рассказ:

— Утром я не обнаружил ни денег, ни Ратмира.

Вор, значит.

— И большая была сумма?

— По тем временам огромная, — хрипит Тимур устало. — Да и по этим временам тоже. Иди, не нужно сидеть со мной рядом, будто в вечный путь провожаешь.

Поднимаюсь, целую Тимура на прощание, и выхожу в коридор, где меня ждет Ратмир.

Ненавижу воров. Их мало кто любит, но для художников воровство — бич профессии. На такой поступок — присвоить чужое — может пойти только подлый человек.

— Надеюсь, ты не решила ночевать на коврике у его ног? — Ратмир кивает на дверь палаты. — Даже если решила — придется передумать. Мы едем домой. Пошли.

Парень бесцеремонно хватает меня за руку, и тащит по коридору.

А мне представлять невыносимо: как это мы будем находиться дома наедине? Ночью…

— Может, ты в отеле остановишься? — предлагаю парню, когда мы выходим на улицу. — Я оплачу любой номер.

— Я в деньгах не нуждаюсь. Вон наше такси, — указывает на подъехавшую «Камри» машину Ратмир, и снова берет за руку.

«Ян, можешь сегодня переночевать у меня?» — набираю смс помощнику мужа, едва мы с Ратмиром садимся в такси.

Мне с ним неуютно.

Некомфортно.

Неправильно.

— Как невежливо, — едко замечает Ратмир, и я отправляю сообщение Яну, а затем поднимаю на парня взгляд.

— Что невежливо?

— Сидеть, уткнувшись в телефон, блонди. Это невоспитанно. А ты еще и меня «селом» называла.

— Это, — верчу в руке телефон, — лучшее изобретение двадцать первого века. С телефоном интереснее, чем с большинством людей. Так что Ратмир, поработай над навыками общения.

«Ян, ответь, пожалуйста. Ты приедешь? — набираю я еще одно сообщение. — Я не хочу оставаться наедине с Ратмиром!»

С Ратмиром, оказавшимся ворюгой.

— Вика, убери телефон. Иначе я его заберу!

Вот привязался!

— Пообщаться хочешь? — сжимаю смартфон в руках в ожидании ответа Яна, и смотрю на парня в упор. — Ну так расскажи мне о том, как отца обокрал!

— А тебе не кажется, что ты суешь свой нос не в свое дело?

— Нет, не кажется. Или отвечай, — начинаю я говорить, и понимаю, насколько глупо будет звучать моя следующая фраза, — или я никогда не скажу тебе ни единого слова!

Детский сад какой-то.

Надуюсь, и буду молчать, как дитя пяти лет от роду.

Мда…

— Те деньги… я один раз сказал отцу, что не брал их. И повторяться не буду. Не хочешь — не верь.

Какая разница, во что верю я?

Может, не одна я себя как ребенок веду? Ратмир тоже вот «один раз сказал», и ожидал, что ему поверят.

Глупо.

Отворачиваюсь от хмурящегося парня, когда мы проезжаем здание вокзала. На улице дождь, но мне даже сквозь его густую пелену видно, как на огромном экране торгового центра рекламируют предстоящий бой.

Ратмир Ревазов и Карлос Рей.

— Ладно, прости, это не мое дело, — поворачиваюсь к Ратмиру, чувствуя странные угрызения совести.

Хотя дело это мое. И я ему не верю.

«Уже подъезжаю. Буду рядом столько, сколько нужно» — читаю я сообщение Яна, и опускаю плечи от облегчения.

Лучше уж с двумя мужчинами под одной крышей, чем с одним.

— С кем ты переписываешься?

— С Яном, — честно отвечаю я, не успев подумать.

— Ааа, с этим твоим безответно влюбленным, — насмешливо тянет Ратмир, а я глаза закатываю презрительно.

Ох уж мне эта кривая мужская логика!

— Повзрослей, Ратмир, и мысли шире. Если мужчина общается с девушкой, это не значит, что он обязательно хочет затащить ее в постель, — снисходительно произношу я.

— Наивная девочка, — недобро улыбается парень. — Если бы ты была страшна, как атомная война, то я бы тоже не поверил в чистую и светлую дружбу. Скорее, я бы поверил, что этот Ян — извращенец. Но ты не страшная…

— Спасибо, — раздраженно перебиваю я. Спасибо на добром слове.

К дому мы подъезжаем в молчании, и машина Яна уже стоит у входа.

— Это ты его позвала?

— Да, — нагло отвечаю, и выхожу из такси.

И иду к дому не оборачиваясь.

Скорей бы закончился этот жуткий день, а завтра мы, наконец, будем рисовать с натуры.

Хоть это радует.

— Вика, — бедняга-Ян, которого мы сегодня загоняли, выходит из своей белой Инфинити, и направляется ко мне. А затем смотрит мне за спину.

Лицо его остается прежним, приветливым, но я, как художница, отлично вижу оттенки. А в глазах правой руки Тимура оттенок неприязни смешан со штрихами опасения и украшен градиентом злости.

Красивая темная палитра.

Ратмира я чувствую, даже не видя. Спину покалывает от его взгляда, и я не понимаю — неприязнь я к нему испытываю, смущаюсь, радуюсь от этой странной близости?

Очень остро.

И капельку стыдно.

Запретно.

Никогда в жизни я не признаюсь в этих своих смутных чувствах никому, даже Юле.

Даже себе — так, чтобы до конца.

— Входите, — открываю дверь, и оставляю мужчин за спиной.

С большим удовольствием я бы осталась в одиночестве.

Прелесть какая.

Оба, и Ратмир и Ян будут ночевать сегодня у меня. И оба не взяли вещи.

Нет, ну ладно Ратмир — от него я ничего путного не жду, но Ян… хоть бы зубную щетку захватил!

— Я просто спешил, — пожимает он плечами. — Ты же сама попросила приехать.

А голову включить не догадался?

— Езжай домой, — дает совет Ратмир. — За вещичками. Можешь возвращаться потом, можешь нет.

— А тебе не нужно тоже за сумкой съездить, м? — интересуется Ян, скрестив руки на груди. — Та может ты уедешь, а я пока побуду с Викой.

Побуду с Викой.

Звучит так, будто я немощная.

Ратмир качает головой, и хмурится. И это означает, что он уперся, как баран. Тимура я неплохо изучила, а сынок весь в него пошел.

— Тебя одного я с ней не оставлю, — Ратмир кивает на меня, но обращается к Яну. — Блюду честь своей… мачехи.

Блюдет он.

Честь, да.

Мачехи.

Бесит! Из-за ерунды ведь сцепились.

— Ратмир, тогда придется тебе переодеваться в вещи Тимура, — ласково-преласково обращаюсь к парню. — Зубную щетку я, конечно, новую выдам, но вот вещи… тапочки, ночной колпак, кальсоны и халат ждут тебя, пасынок.

Интересно, а он может меня ударить? Кажется, своего я добилась, и Ратмира довела.

Стоит, сжав челюсть, скулы судорогой свело, а в глазах дикая злость.

Если ударит — я костей не соберу.

А затем Ратмир меня удивляет, и искренне смеется, взъерошивая короткие темные волосы.

— Ну пойдем, покажешь мне отцовский гардероб, — бросает он, и первым шагает в сторону нашей спальни.

А я быстро поворачиваюсь к Яну, и кручу пальцем у виска.

— В гостевой есть пара комплектов одежды, забыл?

Мужчина ойкает, и делает виноватое лицо.

Вообще, по-хорошему бы распределить одежду между Яном и Ратмиром, но пасынку мне хочется насолить, вырядив в вещи нелюбимого отца.

Настоящая злая мачеха, почти как из сказки.

Вот только я забыла, что мы окажемся в моей с Тимуром спальне наедине. И видеть здесь не мужа, а его молодую копию… странно.

Ратмир оглядывает комнату с любопытством и неприязнью, почти с ненавистью смотрит на нашу кровать, а я подхожу к гардеробной.

— Скучновато здесь, — голос парня вибрирует. — Ты ведь художница, да? Неужели не хочется обставить дом поинтереснее. Ну хоть спальню. Или обстановка соответствует содержимому?

— В смысле?

— В том смысле, что со стариком интересно быть не может, а значит и обстановка должна соответствовать: серо-бежевое унылое нечто, — выплевывает Ратмир.

— Мне нравится, — защищаюсь я, и трясущимися руками достаю новый, ни разу не ношеный Тимуром спортивный комплект.

На самом деле, мне не нравится.

Ратмир прав, и здесь скучно. Уныло. Разреши мне Тим, я бы все поменяла, добавила бы красок, милых мелочей, создавая уют. Но муж невысокого мнения о моем вкусе, и боится, что…

… — Я не желаю видеть в своем доме шторы из монет и неоновые вывески, — сказал мне Тимур, отвечая на мое предложение.

— Ты врешь! — Ратмир читает мои мысли, и я швыряю в него одежду.

— Держи, родственничек!