Беременна (не) от тебя

Юлия Гауф

ГЛАВА 4

ВИКА

— Он же не расскажет? Или расскажет? — мечусь по коридору второго этажа, то к лестнице поворачивая, то к спальне. — Что же делать?

Ратмир.

Не Рустам, а Ратмир.

Обманщик и эгоист! Он ведь ни капли не удивился, когда меня увидел. Да и с чего бы — вызнал, наверное, про отца все, выследил меня, и…

И я сама виновата. Силой Ратмир меня в отель не волок.

— Виктория? — окликают меня, а я, как дура, подпрыгиваю.

Совсем нервы расшатанными стали, скоро своей тени бояться начну. Вот что означает «нечистая совесть», оказывается.

— Да? Ян, — улыбаюсь помощнику мужа. — Не знала, что ты здесь.

— С документами работаю, — мужчина выходит из мужниного кабинета, и обращается ко мне, с тревогой вглядываясь в мое лицо: — С вами все в порядке? Или…

Или. Все не в порядке настолько, насколько это возможно.

— Просто разнервничалась, ты же понимаешь, — скулу дергает от напоминания самой себе и постороннему, по сути, мужчине о семейных проблемах.

Хотя Ян, если разобраться, Тимуру гораздо ближе, чем я.

— Может, спустимся вниз, и я согрею вам молока? — обаятельно улыбается светловолосый щеголь. — Оно успокаивает.

— Ну я же не маленькая, — смеюсь, представив себе картину, как я сижу на стуле, болтая ногами, а Ян в кружевном переднике подносит мне молоко с пенкой. — Ян, там Ратмир пришел. Сын Тимура.

— Да, я в курсе, что он должен был явиться, Тимур Давидович говорил, — Ян хмурится, и кивает на кабинет — святая святых, куда мне обычно не было ходу. — Ругаются?

— Разговаривают. О чем-то. Так странно, отец и сын, и так ненавидят друг друга…

Как же так?

Какая разница, что Ратмир от любовницы, а не от законной жены родился? Сын ведь, родная кровь. Продолжение Тимура.

— Не вмешивайся в их дела, Вика, — переходит Ян на «ты». — У них своя история. Слишком Ратмир на Тимура Давидовича похож, вот и бесятся оба. Да еще и Давид Расулович внуку благоволит, а сыну нет. Твой муж ведь в юности тоже боксом занимался, отец его сам тренировал, да не вышло. Сила есть, а пользоваться ею не научился, а Ратмир научился.

Бокс?

Я и не знала, что Тимур спортом увлекался. Он ведь даже машину поближе к дому ставит, ленится двадцать шагов сделать. И в фитнес клуб не ходит, хотя я предлагала заняться спортом вместе.

Чтобы сблизиться, как и должно нормальной паре.

— А Ратмир боксер? Потому он такой разукрашенный? — спрашиваю, вспоминая кровоподтеки, покрывающие его торс.

И краснею. Вспоминая остальное.

— Не слышала? — Ян достает смартфон, и быстро набирает что-то на экране, а затем поворачивает ко мне гаджет. — Можешь прочитать.

Пробегаю глазами последний новостной пост, и ахаю:

— Чемпионский титул?

— Да, скоро бой с американцем, — Ян морщится. Либо бокс не любит, либо самого Ратмира. Ну не американского же спортсмена.

Глупый вид спорта. Опасный. Жизнь итак сложная, а бойцы эти сами себя калечить позволяют с превеликой радостью.

Зачем?!

— То есть, Тимур не любит сына из-за бокса? — хмыкаю, отбросив мысли о сомнительности этого вида спорта. — Какая-то странная причина.

— А какая есть. Тут и обида на сам факт его рождения на свет, и то, что в боксе у Ратмира получается, — перечисляет Ян, — и их схожесть характерами, а характер мужа ты знаешь. Так Ратмир не лучше. Прибавь к этому то, что Ратмира принял Давид Расулович, который сделал это в пику сыну, и получишь общую картину.

Картину нелюбви.

Нарисовать бы ее, добавить красок, бликов, осветить неоном. Может, получится?

— Я пойду, не буду отвлекать, — благодарно киваю Яну, который единственный в этом доме меня поддерживает.

Как брат, которого у меня никогда не было и не будет.

Пожалуй, я заслуживаю знать, о чем разговаривают Тимур с Ратмиром. А значит, придется подслушать.

Одним грехом больше — такая малость к уже имеющимся.

РАТМИР

Странно смотреть на себя самого через четверть века, и знать, что постаревшее отражение тебя ненавидит.

Думал, отболело уже.

Думал, что отца ненавижу только из-за того, как он с мамой поступил, но… нет.

Сколько раз я слышал от него, что законный сын не сделал бы того, не совершил бы этого, был бы уважительным, успешным и лучше меня.

Порченая кровь.

— Дед попросил, чтобы именно я сообщил тебе новость, — говорю с наслаждением, предвкушая тот момент, когда отца перекосит.

Дед потому и затеял это — любит сына по носу щелкать. А на старости лет тем более, когда характер окончательно испортился.

— Ты больше не единственный его наследник, — после небольшой паузы сообщаю ему. — Теткам по пять процентов, тебе сорок процентов, и мне. Тоже сорок процентов всего имущества.

И согласился я на предложение деда только ради наслаждения наблюдать за тем, как отец краснеет в приступе гнева, и…

— Проходимец, — отшвыривает он тарелку с пастой, которая разлетается по гостиной, — щенок, я так и знал! Облапошил старика, и радуешься?

Ваза с цветами летит на стоящий у окна мольберт, безнадежно уродуя незавершенный рисунок. О, а сейчас, кажется, и мне прилетит?

— Не стоит, — встаю навстречу идущему на меня отцу, сжимающему кулаки. — Ты ведь понимаешь, что я тебя одним ударом уложу?

Не понимает.

Замахивается, и я ускользаю от его руки, не желая мараться об него. Хотя сколько раз мечтал о том дне, когда смогу наказать отца. Теперь возможностей хоть отбавляй.

— Отец из ума выжил. Маразматик старый, позволил обдурить себя несчастному сиротке, — выплевывает отец, кружа вокруг меня, как стареющий ястреб. — Ты ничего не получишь! Ни единого гроша!

— Дед пока жив, и умирать не собирается. А потом… потом я получу сорок процентов всего, — отвечаю, и добавляю с усмешкой: — А затем отдам все это маме. Она заслужила и побольше за все эти годы с тобой.

И отец бросается на меня, хотя я уж было решил, что он приходит в себя.

Но нет, всем телом кидается, хочет массой своей задавить, и я отшвыриваю его от себя. В тот самый мольберт с искореженным, мокрым рисунком.

— Что… что вы творите? — на шум выбегает Вика, ступая неслышно, словно невесомая. — Тимур, о Боже! — подбегает она к отцу, и поднять пытается.

А тот кряхтит, упираясь локтями в пол, и воздух хватает по-рыбьи. Вроде я и не сильно его приложил, оттолкнул просто.

— Давай, держись за меня, — девушка пытается поднять отца с пола, но у нее слабо это получается.

— Отойди. Давай помогу.

— Не подходи, — шипит она мне и, наконец, помогает отцу на ноги встать. — Убирайся из этого дома! Из моего дома! Пошел вон, Ратмир!

Какие громкие слова, птичка.

Только это теперь и мой дом тоже. Может, обрадовать девочку?

— Сейчас-сейчас, — бормочет отец, дрожащими пальцами набирая чей-то номер. — Сейчас все будет… отец! Ты и правда вписал этого в завещание? Да, Ратмира! Сорок процентов?

На отца смотреть неинтересно. Все-равно, я знаю, что дед выйдет победителем из этой схватки, как и всегда. А вот на Вику… на нее можно и поглядеть.

На то, с каким сожалением она оглядывает устроенный погром в гостиной.

А какое осуждение сквозит в ее глазах!

— Твой рисунок, птичка? — киваю на мольберт, и добавляю — Был?

— Мой.

— Прости.

Она лишь отмахивается, и морщится при выкрике отца, который пытается доказать деду, что мне и ломаного гроша достаться не должно. Как его накрыло, просто песня.

— Ну у вас и семейка, — качает девушка головой. — Что же вы за люди такие? Деньги, деньги, деньги… всюду эти деньги. И никого они счастливым не сделали. Никого из вас.

— Я счастлив, — спорю из чувства противоречия, хотя Вика права.

Я не несчастен, но и не счастлив. Пожалуй, мне никак, и это самое отвратительное.

— Кстати, Вика, ночевать я останусь здесь, — подмигиваю ей. — Вступаю в права главного наследника, скажем так.

Но девушка не реагирует на подначку. Она смотрит на отца, у которого вместо слов невнятное мычание вырывается.

— Тимур? — она подходит к отцу, обхватывает его голову своими маленькими ладонями, и пытается поймать взгляд. — Тим… Ратмир, звони в скорую, быстро!