Надежды
— Что же это может быть? — размышлял молодой человек одним весенним днем по дороге на почту. Он привык получать десятки электронных сообщений ежедневно, но сегодня случилось маленькое чудо. Кто-то впервые написал ему настоящее бумажное письмо.
Холод запускал ножи то в правый, то в левый бок, и парень застегнул молнию на пуховике.
Письмо заставило его испытать то, что он давно уже не испытывал: приятное волнение. Он шел и думал о том, кто же ему написал. Может быть, пришел ответ из университета в Лондоне?
И вот молодой человек уже прогуливался вдоль Темзы в свободное от учебы время и ежедневно отправлялся в Сити на престижную практику. А там и кожаный диван в личном кабинете, и секретарша приносит кофе по первому зову.
— Сегодня в одиннадцать совет директоров.
— Перенесите, мой астролог не советует принимать серьезные решения до полудня, — и холеная рука взмахом приказывает удалиться, а затем погружается в шуршащее царство утренних газет.
— Господин директор, вам пришло приглашение на чай от королевы.
— Положите на стол. — Холеная рука гладит плотную бумагу с выпуклым гербом.
Или нет. Парень заменил воображаемый слайд в воображаемом проекторе и начал показывать самому благодарному зрителю на свете — самому себе — совсем другую историю. Историю из американских фильмов, когда счастливые родители с заговорщическим взглядом вручают обожаемому чаду конверт.
— Вскрывай!
— О нет, я не могу, давайте вы…
В пакете, наверное, целая стопка разноцветных бумаг с картой территории и программой факультативов.
— Хотя нет. — Парень беспощадно вырвал шнур проектора из розетки, и экран погас. Он вспомнил, что результаты поступления еще не должны объявлять. — Это что-то другое, — с этими словами он «завис» на несколько секунд, держа штепсель в руке, но потом решительно воссоединил его с розеткой. Экран вновь заработал. Кадры стали быстро сменять друг друга. Вот девица из летнего лагеря пишет нашему герою о том, в чем боялась признаться тет-а-тет. Щелк. Тайная поклонница вдыхает аромат срезанной у него тайком пряди волос и кладет в белый конверт. Щелк. Рукопись, что он послал пару месяцев назад в толстый журнал и про которую давно забыл, читает седовласый эксперт. Потом хватается за белоснежную бородку, снимает очки, поднимает руки и вскрикивает: «Наконец-то!» Коллеги вздрагивают, бегут спрашивать, что случилось, дерутся за возможность прочитать рукопись первыми. Потом решают сделать срочный перерыв и за чаем с баранками обсуждают самые интересные, спорные места.
— А вот эта шутка, нет, ну удалась же!
— Как подмечает остро, а такой молодой…
— И вы еще говорите, наш век не рождает таланты…
Молодой ассистент редакции уже завидует ему, ненавидит его, но бежит на почту с письмом-просьбой-приказом: «Вы, молодой человек, просто обязаны немедленно явиться в редакцию и освещать своим талантом каждый выпуск нашего журнала!»
В подмышках неприятно закололо, он почувствовал запах собственного дезодоранта и опять развел железные тропинки молнии.
Теперь воображение унесло его далеко, в Северную Европу, где он во фраке с благодарностью отзывается о том седом эксперте: «С этого начался мой путь к Нобелевской премии. Я был молод и горяч, но уже тогда искра таланта ослепляла всех вокруг. От судьбы не уйдешь». Да, деньги он потратит с пользой для дела, купит автомобиль дочке или, быть может, украшение жене. Остальное, конечно, на благотворительность. А жена у него будет самая красивая. Чтобы все смотрели и думали: и почему ему так повезло? Ведь, быть может…
Быть может, подумал он, это Таня, с которой у него было нечто особенное два года назад, решила сделать эдакий романтичный жест и напомнить о себе в письме, а заодно предложить никогда более не расставаться, попутно признаваясь в совершенных ошибках и каясь, что раньше не поняла, какой он замечательный…
Парень споткнулся. Большой палец левой ноги загорелся. «И какой же я все-таки неловкий», — подумалось ему, но на лице затерялась неясная улыбка. И было чему улыбаться! Столько надежд обещала исполнить синяя вывеска с белыми буквами, что кокетливо выглядывала из переулка.
Он приложил холодные руки к щекам. Но не щеки грели руки, а руки успокаивали щеки.
— Надо прийти в себя!
Ветер лизнул лицо, словно шершавым фиолетовым языком чау-чау.
— Что за дрожь в голосе, что за неуверенные повадки? Разве так разговаривают с почтальоншами будущие лауреаты всевозможных премий? Соберись, тряпка! — Так он говорил сам себе, когда засунул письмо в карман и понесся домой. Шла нешуточная битва между желанием вскрыть конверт немедленно и сделать это в уютной и привычной обстановке комнаты. Как и во всех жестоких боях, победу одерживала то та, то эта сторона, но наконец стал выявляться лидер. Молодой человек сел на лавочку во дворе и разорвал девственную плоть белоснежного конверта, даже не посмотрев на имя отправителя.
В подъезд заходил не юноша, но мешок картошки с печалью деда в глазах.
— От кого письмо?
— Мам, да из пенсионного фонда, я же курьером устроился недавно на подработку.
Из комнаты парня спустя пятнадцать минут доносились жалкие всхлипывания. Но если бы ты подошла поближе, то могла бы услышать, как клацала клавиатура ноутбука.
