Эмоции в розницу

Юлия Волшебная, 2021

Отсутствие у людей эмоций – великий дар эволюции, залог личной эффективности. В Объединенном Евразийском Государстве об этом знает даже школьник. Поэтому алекситимик, как и большинство в этом мире, Миранда Грин была даже счастлива своему диагнозу, с которым она приобрела все необходимые для жизни права. Ровно до тех пор, пока не познакомилась с Продавцом эмоций. Как можно торговать эмоциями?◦ – спросите вы. Ответ – в розницу! Бесправные «не-граждане» эмпаты научились продавать запретный плод, такой сладкий, что от него можно потерять голову. Но Мира преследует свои корыстные цели – она хочет прорваться на вершину человеческого рейтинга, для чего ей нужно разобрать эмоции на обычный код. Но как же это странно – все люди одинаковые, но кто-то имеет эмоции, а кому-то приходится их покупать. Действительно ли алекситимия – общечеловеческий недуг, или все это чудовищный эксперимент? И чей же он?.. Комментарий Редакции: Новая и крайне интересная идея антиутопии. Что может быть более человеческим, чем эмоции? Что случится, если лишить человека этого стержня? Читайте в интереснейшей работе с остроумным названием «Эмоции в розницу»!

Глава 2

На подготовку и сбор необходимой информации ушло меньше недели. День — на изучение общедоступных архивных отчётов Департамента безопасности ОЕГ десятилетней давности. День — на чтение анонимных форумов клиентов продавцов чувств. Мне требовалось как можно больше подробностей, поэтому ещё день — на взлом личных переписок пользователей этих форумов. И двое суток — на то, чтобы обеспечить собственную безопасность.

Настала пора переходить к активной части: полевым исследованиям.

Контакты Грега я нашла в Даркнете. Выбрала самое незамысловатое объявление: «Нежность и отвращение. Только в розницу».

Я уже знала, что «в розницу» означает индивидуальную работу: продавец-клиент, один на один. В этом случае достигается наилучший эффект погружения в эмоциональную сферу. «Оптовики» же собирают десяток алéксов, желающих подзарядиться эмоциями, и проводят групповые сеансы. Это гораздо дешевле, но и эффект снижен.

Услуги «розничника» доступны далеко не всякому, особенно на регулярной основе. Но мои гонорары позволяли. Во всей затее я видела только одну существенную сложность: убедительно изображать клиента, заинтересованного в получении эмоций, чтобы не насторожить продавца и не получить отказ. С другой стороны, насколько вообще алéкс может быть заинтересованным в чём-либо? Главное — я плачу хорошие деньги.

Мы встретились поздним вечером в тускло освещённом подземном паркинге одной из многоэтажек «трущоб» за пределами внешнего городского кольца. Своеобразное гетто, резервация для эмпатов — груда обшарпанных и обветшалых бетонных домов, сохранившихся ещё от прошлой цивилизации.

— Мира? — коротко поинтересовался высокий мужчина, встретивший меня возле глайдера.

Я кивнула. В заявке на сеанс я указала сокращённый вариант своего имени.

Пару минут мы стояли молча друг напротив друга. Глаза продавца скрывались за тёмными очками — самыми обыкновенными, солнцезащитными, — но я понимала: он изучает меня. Я тоже сфокусировалась на его внешности. Плечистый. Рост примерно сто восемьдесят семь сантиметров, что на двадцать два сантиметра выше моего. Возраст около тридцати. Короткая лазерная стрижка. Европеоидные черты. Нос и уши крупноваты, но в сочетании с высоким лбом общие пропорции лица выглядят уравновешенными. Многодневная щетина на щеках и подбородке контрастирует с короткой лазерной стрижкой. Серо-голубые штаны и болотно-зелёная футболка. Вся одежда из непрактичной натуральной ткани. Н-да. Алéксы давно перешли на грязеотталкивающие синтетические материалы, не нуждающиеся в стирке и тщательном уходе, а эмпаты, как первобытные люди, по-прежнему используют шерсть животных и растительное волокно. На ногах — грубые примитивные ботинки, не снабжённые даже простой электронной шнуровкой. Сколько же времени своей жизни эти люди тратят только на то, чтобы обуться?

Я не успела додумать эту мысль: Грег протянул руку к моему левому запястью, чтобы проверить, нет ли на мне браслета. Но я знала правила: иметь при себе любые гаджеты во время сеанса алéксам запрещено, поэтому оставила и браслет, и персональную компьютерную консоль в глайдере. И всё же обстоятельного досмотра избежать не удалось.

— Напоминаю: ты можешь задавать любые вопросы. Но на какие из них отвечать я решаю сам. Расспрашивать о принципе работы оборудования даже не пытайся, — голос тихий, низкий и ровный. Он говорил так, словно мы давние знакомые, которые просто в очередной раз встретились.

— Я запомню.

На мои глаза легла плотная кроваво-красная повязка:

— Меры безопасности, — услышала я, и Грег потянул меня за руку. Я чуть было не выдернула её машинально — мне физически неприятны прикосновения, особенно внезапные. Но сдержалась, зная, что эмпаты не церемонятся со строптивыми алéксами. И быстро разрывают договор, если поведение клиента кажется им подозрительным. Находясь на чужой территории, я вынуждена была принимать чужие правила игры.

Грег, всё так же удерживая мою руку, завёл меня в дом. В нос ударил запах въевшейся сырости и затхлости — крыши и стены в старых многоэтажных домах эмпатов регулярно протекают. Мы петляли минут семь, поднимаясь и спускаясь по лестницам, проходя по длинным гулким коридорам, пару раз воспользовались лифтом. Очевидно, Грег пытался путать след. Бесполезная затея: даже час покружив по этажам с закрытыми глазами, я бы не забыла маршрут.

Наконец, щёлкнул замок. Меня перевели через порог и сняли повязку. В глазах резануло от яркого света внутри помещения, и в тот же миг нам навстречу выскочил большой лохматый зверь. Размашисто виляя хвостом, он сначала прыгнул на Грега, а потом зачем-то облизал и мои руки. Я дёрнулась, пряча их за спину. Да это же псина!

— Сидеть, Рик! — всё так же тихо и твёрдо проговорил Грег. Собака забурчала, однако послушалась хозяина.

Я замерла истуканом, впервые в жизни рассматривая вживую настоящего пса. Он оказался просто огромным — сантиметров восемьдесят в холке, с широкой грудной клеткой и мощными передними лапами. Рыжевато-коричневый окрас с чёрной «маской» на морде и сложенные пополам висячие уши делали его похожим то ли на медведя, то ли на льва. Увидеть зверя в человеческом жилье для меня было ново: домашних животных держат только эмпаты.

Ещё одно отличие общества эмпатов от нашего в том, что они с самого рождения остаются с родными. Вдобавок в таких семьях часто живут по нескольку детей, которых воспитывают сами родители. Они отказываются отдавать детей в специализированные интернаты в младенчестве. Да и потом предпочитают домашнее образование или образовательные классы, куда дети приходят лишь на три-четыре часа в день.

Очередной признак нерациональности поведения этих людей. Эмпаты настолько привязаны друг к другу, своим родителям, детям и даже супругам, что считают благом проживать вместе на крохотной жилплощади, видеть друг друга каждый день и постоянно контактировать. Их модель мира устарела ещё сотню лет назад, а они всё не могут этого принять. Негибкое, неэффективное мышление.

Примерно так я думала в тот день, когда впервые встретилась с Грегом. Так думают все алéксы. Так нас научили думать.

Я не понимала, зачем эмпаты, лишённые государственной поддержки, вообще заводят детей. И почему их женщины отказываются от операции по извлечению плода, предпочитая рожать естественным путём и кормят своих новорожденных детей грудью, словно дикие животные. Неужели все эти первобытные чувства способны настолько затмить разум человека — высшего создания на планете?

Сама я никогда не хотела уподобляться животным, и это было одной из причин, по которой я не стремилась заключить брачный контракт. Никакие государственные выплаты не заставят меня стать контейнером для вынашивания биоматериала. Больше чем на полгода отказаться от основной работы, переехав в спецучреждение для вынашивания плода? Позволить лазерному ножу разрезать мой живот для того, чтобы этот плод извлекли наружу? А потом пережить ещё одну операцию по удалению рубцов? Нет, всё это отнимает слишком много времени, которое я могу использовать гораздо продуктивнее.

Я всегда считала, что чем меньше людей на планете, тем спокойнее живётся каждому отдельному человеку. Незадолго до смещения континентов численность населения Земли достигала одиннадцать миллиардов человек. Но теперь, с учётом того, что из всех крупных континентов пригодной для жизни осталась лишь часть Евразии да несколько небольших островов, даже полтора оставшихся миллиарда человек — это слишком много.

Проведя меня в одну из комнатушек со старинным интерьером, Грег подсоединил к нашим головам электроды с длинными проводами. Они сходились в замысловатом приборе, похожем на портативный энцефалограф. Сам прибор он закрепил на запястье левой руки. К этому времени продавец уже снял тёмные очки, и я невольно задержала внимание на его стальных и при этом как будто прозрачных глазах. На миг показалось, что они светятся изнутри, сами собой.

— Что мы будем делать? — я первой решилась прервать обоюдное молчание.

— Лично я буду есть, — кратко ответил Грег, опять надевая на меня повязку.

Я вспомнила, что собиралась наблюдать процесс своими глазами, но меня лишили такой возможности.

— Зачем это?

— Когда светло, легче удерживать чувства на расстоянии. В темноте всё обрушивается на тебя, и ощущения становятся острее. А ведь именно это нам и нужно, так?

Я равнодушно пожала плечами, но тут же спохватилась:

— Да, конечно. Ощущения поострее. Это именно то, что нужно.

После этого Грег отвёл меня в другое помещение, вероятно, столовую. И действительно просто сел есть, подвинув тарелку и ко мне. Ему пришлось помогать мне донести первые три вилки с едой до рта, прежде чем я приловчилась есть вслепую самостоятельно. Обычная лапша с соусом и овощами. Но благодаря чёртовым проводам, я впервые ощутила предвкушение и блаженство. Так обозначил эти чувства Грег — мне же они отозвались внутренним покалыванием и полным мысленным растворением во вкусе еды. А ещё разочарование. Оттого, что добавки не будет…

Сеанс окончился внезапно.

— Так я и знал! — неожиданно резкий возглас продавца отозвался у меня в ушах звоном бьющегося стекла.

Да ладно. Я как-то выдала себя? Но когда? Мне казалось, за столом прошли считанные минуты, в течение которых я не произнесла ни слова.

— Вставай. Быстро! — Грег бесцеремонно тряхнул меня за плечи.

В следующие несколько секунд он спешно снял с меня электроды и вытолкал в прихожую. Там он помог мне обуться и, снова петляя кругами, вывел обратно к паркингу где, наконец, позволил избавиться от повязки. Всё это время я безуспешно пыталась сообразить, что сделала не так, чем разозлила продавца, и почему он решил меня прогнать.

— Что-то случилось? — я уже сидела в водительской капсуле глайдера, откинув на кресло невероятно потяжелевшую голову.

— Ты начала отключаться. Опасно. Продолжим, когда отдохнёшь, — полупрозрачные глаза Грега в последний раз встретились с моими и скрылись за двойной преградой: тёмных стёкол его очков и графенового окна опустившейся двери глайдера.