Убей меня нежно

Юлия Вакилова

В мире, где идет война между людьми и вампирами, никогда не протягивай руку помощи врагу. Эту нехитрую истину не посчастливилось проверить на себе человеческой девушке, спасшей умирающего вампира. Но едва ли наивная принцесса могла представить тогда, какую цену ей придется заплатить за этот поступок. И насколько безжалостной окажется благодарность врага…

Глава вторая

Клыки вампира безжалостно впивались в запястье, вытягивая мою жизнь с каждой новой каплей крови, а я ничего не могла сделать, не могла остановить собственное убийство. Злые слезы скатывались по щекам, но я даже не могла стереть их с лица, и могла лишь чувствовать, как с каждым глотком мужчины силы медленно меня покидают, а на смену горечи приходили безразличие и апатия…

Мелькнула сонная мысль, что моя никчемная жизнь закончится столь же бесславно, как и прошла. Что я сумела сделать за отмеренное мне время? Ничего.

Внезапно вампир оторвался от моей руки. Это оказалось неожиданностью — ведь я все еще была жива! — но мелькнувшая сначала мысль, что и врагу не чужда благодарность к своей спасительнице, без следа испарилась в следующее мгновение, когда мужчина резко вскинул голову и прислушался к чему-то снаружи. Я тоже попыталась последовать его примеру, но бесполезно: что бы он там ни услышал, это было слишком тихо для моего человеческого слуха.

Внезапно вампир резко оказался на ногах, и это стало еще одним потрясением — насколько стремительным было его выздоровление! А ведь еще несколько минут назад он находился на грани жизни и смерти, и мысль о невозможности ему помочь горчила на языке и приносила отчаяние. Неужели любой воин их расы мог столь быстро восстанавливаться за счет человеческой крови? Если это действительно было так, то неудивительно, что в этой войне у людей не было никаких шансов на победу.

Я бессильно распростерлась у ног мужчины, но он даже не бросил на меня и взгляда: лицо его было сосредоточено, словно он решал в уме какую-то сложную задачу, а тело напряжено, точно готовясь к бою.

На то, чтобы осознать беспощадную истинность этого предположения, потребовалось всего несколько ударов сердца, за которые враг уже одним стремительным движением оказался на другом краю пещеры, прямо около выхода.

И только в этот момент я услышала знакомые звуки: приглушенные человеческие голоса, осторожные шаги по ковру из листьев, отдаленный лай собак. Мне хотелось закричать от ужаса, предупредить королевских воинов — а это, судя по всему, были именно они! — об опасности, но не осталось сил даже на малейший звук. Кровь из раны не останавливалась, уже образовав небольшую лужицу на полу, и я чувствовала, как сознание неумолимо гаснет и тускнеет картинка перед глазами, а все звуки становятся далекими и такими нереальными.

Разум бесстрастно отмечал, как мой враг бесшумно скользнул к выходу, а спустя всего несколько секунд тревожную тишину леса разорвал чей-то громкий крик ужаса, тут же сменившийся булькающим кашлем, словно несчастному разорвали горло. После этого воздух словно взорвался звуками: испуганное ржание лошадей, звон мечей, лай собак, предсмертные стоны умирающих людей. Я предчувствовала неизбежный финал этой схватки, и могла лишь беззвучно оплакивать людей, что сейчас умирали по моей вине там, перед пещерой.

Наконец, наступила тяжелая скорбная тишина.

Я, словно в полусне, смотрела на расплывчатый свет, идущий от входа в пещеру, когда его на секунду загородила чья-то тень. Внезапно картинка стала четкой: я беспомощно наблюдала, как мой убийца медленно приближается, но не могла даже пошевелиться, зачарованная его плавными и смертоносными движениями. Опомнившись, лишь когда он уже приблизился вплотную, рассматривая свою жертву, я из последних сил подняла голову — и вновь растворилась во взгляде вампира. В его глазах уже не буйствовала беспощадная мгла, как то было раньше. Сейчас в них переливалось расплавленное золото, лился яркий свет, но он не согревал теплом, а обжигал усмешкой и презрением.

Из последних сил стремясь удержаться на грани сознания, я вернула ему полный презрения взгляд, отказываясь услаждать его взор открытым признанием своего поражения. Да, мой поступок оказался сущей глупостью, и последствия его стали роковыми не только для меня, но и для нескольких ни в чем не повинных людей, чьи тела остались лежать перед пещерой. Но я не стану унижаться и молить о пощаде того, кто по определению не может испытывать снисхождение к кому-либо. Никогда раньше я не ощущала в себе королевскую кровь столь отчетливо как сейчас, но пусть лучше мой враг смотрит на меня с презрением, чем с жалостью.

Неизвестно, что именно вампиру удалось рассмотреть в моем взгляде, но выражение его лица на мгновение переменилось. А, может, мне только это показалось? Увы, угасающее сознание с трудом отличало реальность от зыбких видений приближающегося забвения.

В следующий миг под сводами пещеры раздался бархатистый тягучий голос, и я в очередной раз почувствовала легкий укол разочарования: ну почему все в моем враге было совершенно? И облик, и голос — вампир вполне мог сойти за идеал какой-нибудь романтично настроенной девицы, воспитанной на любовных романах и россказнях подруг — если бы не количество жертв за его спиной.

— Мне следовало бы поблагодарить тебя за спасение, человеческая девушка. Однако того, что я не стану тебя убивать, будет вполне достаточно.

Я смотрела на него изумленными глазами, не веря своим ушам.

Не дождавшись ответа, враг надменно продолжил:

— Люди… Лживые, жалкие существа, не годные ни на что другое, как в пищу! — он зло усмехнулся, став еще больше похож на опасного хищника, кем, по сути, и являлся. — То, что произошло сегодня, еще раз доказало, что верить вам нельзя. Как и оставлять в живых. Так что если у тебя есть хотя бы капля разума, человечишка, то беги, спасайся, пока я позволяю.

— Почему? — хрипло выдавила из себя, не в силах постигнуть его слов. Почему он оставляет мне жизнь, хотя считает причастной к предательству короля и его воинов?

— У тебя плохо со слухом? Я же сказал, что тем самым выражаю свою признательность, — с уже откровенной издевкой продолжил мужчина. — Или тебя не устраивает подобная благодарность? Нужно что-то другое? Извини, я не силен в этих ваших людских традициях.

Он откровенно наслаждался моим замешательством. Под прицелом его взгляда — безжалостного и цепкого — я ощущала себя жалкой мошкой, попавшей в липкую сеть паука.

— Ах да, кажется, я начинаю понимать, что ты от меня ждешь, — его глаза зло смеялись, но выражение лица была непреклонно. — Вы, человеческие женщины, такие предсказуемые… — с этими словами он медленно наклонялся ко мне, пока его глаза не оказались прямо напротив моего лица.

Разум кричал, что я должна отодвинуться как можно скорее, дабы сохранить жалкие крупицы гордости, а душа… Душа застыла в трепетном восторге и одновременно ужасе от того простого факта, что я могу рассмотреть лицо мужчины в мельчайших подробностях. Черные волосы на алебастровой коже так и просили откинуть их, освободить высокий лоб из невольного плена небрежно упавших прядей, полные губы кривились в недовольной гримасе, выражая истинное отношение врага к сложившейся ситуации.

Вампир подступил еще ближе, откровенно наслаждаясь бешеным биением моего пульса, заполнившего, кажется, все пространство ставшей такой тесной пещеры. Рот мужчины вплотную приблизился к моим губам, и я даже успела ощутить чужое дыхание на своем лице, прежде чем трусливо прикрыла глаза.

Время остановилось. Быть может, в том были повинны события сегодняшнего дня: новость об исчезновении брата, очередная подлость отца, последовавшая за этим открытием попытка спасения вампира, а затем стремительный переход из спасительницы в жертву, — но я уже не могла отличить явь от бреда.

Сознание смешалось, запреты, мораль, страх, чувство вины — все отступило перед ставшим вдруг непреодолимым желанием ощутить вкус первого в моей жизни поцелуя.

Не в силах больше оттягивать этот момент, я робко потянулась своими губами к его… и ощутила пустоту. На то, чтобы осознать, что я только что натворила, ушла всего лишь секунда. И в этот момент раздался холодный смех, прокатившийся по коже мурашками. Распахнув глаза, я увидела, как мужчина, запрокинув голову, громко и презрительно смеется. Никогда в жизни я не испытывала такого сильного желания провалиться сквозь землю, как сейчас. До крови впившись ногтями в ладони, я сдерживалась из последних сил, чтобы не зарыдать в полный голос от унижения и стыда.

— Надеюсь, это послужит уроком. Разве тебя не учили, что принимать поцелуи от незнакомого мужчины — как минимум неприлично? — отсмеявшись, лениво протянул он, выпрямляясь в полный рост. — Считай, я оказался слишком хорошо воспитан.

По-видимому, посчитав наш разговор законченным, враг неторопливо двинулся к выходу. Когда до него ему оставалось сделать шаг, я произнесла глухим и безжизненным голосом в горделиво выпрямленную спину:

— Я вас ненавижу.

Вампир даже не обернулся, хмыкнув:

— Это меня более чем устраивает.

И это стало последним, что я услышала, перед тем, как провалиться в непроглядную тьму, приветливо распахнувшую для меня свои объятия.

***

Темнота перестала казаться радушной, и только тогда я начала различать слабые звуки, идущие откуда-то извне. Тихие приглушенные голоса где-то рядом, поспешные шаги, отдающиеся гулким эхом в пустом сознании.

Мысли путались и разбегались, воспоминания обрывками кружили в голове, понемногу выстраиваясь в целостную картину: вот я бегу в слезах по лесу, затем появляется поляна с убитыми, раздается чей-то стон, и тогда я вижу вампира… Разом вспомнив всё, я резко распахнула глаза и немедленно пожалела об этом, — тусклый утренний свет нещадно резанул по глазам, вызывая невольные слезы. Зато знакомая обстановка подействовала умиротворяюще: я находилась в своей собственной спальне, и можно было легко вообразить, что все произошедшее, — всего лишь сон, если бы не наличие сразу нескольких посторонних людей рядом.

— Моя госпожа! Какое облегчение! Наконец-то вы очнулись! — пожилой лекарь засуетился вокруг, меняя прохладные компрессы на моем лбу, не прекращая назойливой болтовни, из которой едва ли я понимала хотя бы половину: — Вы потеряли так крови, что мы уже начали опасаться самого страшного исхода…

— Сколько я находилась без сознания? — я с трудом выдавила из себя всего одно предложение. Слова оцарапали пересохшее горло, точно огромные булыжники, и понятливая служанка тотчас же подскочила, поднося бокал с прозрачной жидкостью. Не передать, каким божественным нектаром в тот момент мне показалась обыкновенная вода!

— Да без малого три дня прошло с того момента, как вас нашли… — на этих словах лекарь внезапно запнулся и совсем невпопад закончил: — Но сейчас вам необходим покой и только покой! Набирайтесь сил, а я пока пошлю кого-нибудь сообщить Его Величеству, что вы наконец-то пришли в себя! Как он будет рад!

Я молчаливо кивнула на эти слова, однако на деле испытывая весьма серьезные сомнения в услышанном. С трудом напрягая онемевшую шею, я проводила лекаря взглядом, и погрузилась в невеселые размышления, не обращая внимания на застывших у стены служанок, готовых подбежать по первому зову. Сильнее всего сейчас меня должен был волновать предстоящий разговор с отцом, ведь наверняка его люди уже восстановили ход событий, и моя роль в них была совсем неприглядна.

Необходимо было собраться с мыслями и придумать, что следовало рассказать королю, когда он явится проведать пришедшую в сознание дочь, однако все мои мысли постоянно возвращались к произошедшему в пещере.

Я снова и снова сгорала в пламени унижения, стоило лишь воскресить в памяти склонившегося ко мне вампира, насмешку, скользнувшую по его лицу и затаившуюся где-то в уголках полных губ, взгляд, полный презрения и самодовольства.

Ну почему из того великого множества мужчин, что мне доводилось встречать во дворце и за его пределами, именно этому вампиру удалось заставить позабыть обо всех правилах и уроках, что с детства вбивались в голову? Никогда прежде я не вела себя столь безрассудно и легкомысленно, как тогда, в пещере, и осознание этой ошибки прожигало в сердце настоящую дыру. Я всегда считалась разумной и рассудительной девушкой, и сама привыкла во всем полагаться на свой разум! Однако выяснилось, что он может предать свою хозяйку и сделать это стремительно и неожиданно в самый неподходящий момент.

Мои мысленные самобичевания оказались грубо прерваны: резко распахнулась входная дверь, и в комнату уверенной походкой вошел Его Величество Киаран Первый, правитель нашей небольшой страны, приходившийся мне родным отцом.

Служанки, так же как и я оказавшиеся застигнутыми врасплох, тихо пискнули от неожиданности, и тут же склонились в низком поклоне, не смея поднять головы.

Небрежный взмах королевской длани заставил их выскользнуть из комнаты, оставляя меня на растерзание чудовищу, наделенному властью и короной. Нахмуренные брови и плотно сжатые губы не оставляли сомнений: отец пребывал в ужасном настроении, и причина тому находилась сейчас прямо перед ним.

— Я желаю знать все подробности. Немедленно, — проигнорировав все правила, предписывающие для начала хотя бы поприветствовать дочь, король сверлил меня взглядом, ожидая ответа.

У меня даже не осталось времени, чтобы сочинить мало-мальски годную легенду, а потому пришлось, прочистив горло, начать неуверенно рассказывать, фантазируя на ходу.

— Я так устала от постоянного шушуканья и смеха за спиной во дворце, все придворные думают, что я не замечаю их насмешек, но это не так. Я пресытилась всеобщим вниманием и назойливостью, и захотела пройтись в парке, в одиночестве. Потому и отправила всех дам обратно во дворец, а сама сбежала от них, намереваясь немного прогуляться и вернуться обратно. Но я задумалась и зашла слишком далеко, куда обычно не доходила, — эта часть не слишком отличалась от правды и потому потребовала совсем немного сил, в отличие от того, что должно было последовать за ней. Немного помолчав, я тихо продолжила: — Поняв, что заблудилась, я принялась искать выход, но вместо этого наткнулась на поляну, где произошла схватка. Я испугалась, хотела побежать обратно, но внезапно на меня напал незнакомец, вампир, один из тех, что лежал там. После этого больше ничего не помню, — эта наспех сочиненная ложь далась мне нелегко. Щеки жег румянец стыда, в груди ворочался ком, на лбу, кажется, горело и переливалось издевательское «лгунья».

— И ты думаешь, я в это поверю? — словно в насмешку над всеми моими молитвами король скептически усмехнулся. — Оставленные тобой следы указывают на несколько иное развитие событий.

— Я действительно ничего не помню, отец — с трудом приподнявшись на локтях, из последних сил воззвала к нему я, в глубине души понимая, что тот уже все для себя решил, и осталось лишь подождать пару мгновений, прежде чем он озвучит окончательный приговор. Но все же я не смогла умолчать о главном: — Понимаю лишь одно: из-за меня погибли люди, пусть невольно, но я явилась причиной их гибели, — спустя долгую паузу я призналась, понимая, что не с тем собеседником делюсь мыслями, но отчаянно желая хоть кому-то излить часть своих переживаний: — И никто на целом свете не сможет наказать меня за это сильнее, чем это сделаю я сама.

Брови Киарана Первого сошлись в одну линию. Как и ожидалось, это откровение не произвело какого-либо впечатления на отца. Поджав губы, король, наконец, недовольно заговорил:

— Глупая девчонка! Если бы ты хоть могла знать, какие грандиозные планы нарушила своей самовольной прогулкой! Ты испортила все, что я с таким трудом готовил на протяжении нескольких месяцев.

Повисла тягостная тишина. Я устало опустилась обратно на подушки, желая лишь поскорее выслушать наказание и остаться в спасительном одиночестве. В этот момент в комнате раздался голос короля, подводивший итог:

— Я устал от твоего непослушания, Триана. Ты словно нарочно делаешь все, чтобы вывести меня из себя. В другой раз я бы, может, снова закрыл глаза на это неподобающее для королевской дочери поведение, но только не сейчас, когда на чаше весов находится благополучие моего народа. Заниматься твоим перевоспитанием поздно, потому я принял решение переложить заботы о тебе на плечи кого-нибудь другого. К счастью, такой человек нашелся быстро, и это настоящее благословение небес в ответ на мои молитвы.

Я подавленно молчала, осмысливая услышанное.

— Как только ты окончательно придешь в себя, я отдам тебя замуж за одного из своих вассалов — помнишь Дрогаса? Он смиренно согласился взвалить на себя это нелегкое бремя. Впрочем, если вспомнить трех его предыдущих жен, ему всегда с легкостью удавалось усмирять буйные дамские характеры.

Все, что могла в этот момент я делать, — это изумленно смотреть на отца, отказываясь поверить в эти безумные слова, срывавшиеся с его губ. Неужели он так просто сможет отказаться от меня? И самой же себе ответила: «Да, сможет», обреченно вспомнив серое морщинистое лицо сэра Дрогаса — одного из самых жестоких подданных короля, по слухам, всех своих жен до смерти запоровшего кнутом. И вероятность повторения их судьбы своей дочерью не пугала повелителя — эту участь я легко могла прочесть на суровом лице короля.

Но прежде я должна спросить его о том единственном, что имело смысл теперь, когда вся дальнейшая жизнь была окончательно определена. О том, что подсознательно не давало мне покоя все это время.

— Ваше Величество, позвольте задать вам последний вопрос?

Он с нежеланием кивнул, точно ожидая, что я наброшусь на него с мольбами о снисхождении и прощении. Но у меня не было сил для этого, все, что сейчас имело значение в моем крохотном опустошенном мире, — это вопрос, торопливо сорвавшийся с губ:

— Есть ли новости об Дэйкасе?

На мгновение я увидела, как веки короля дрогнули, скрывая вспышку боли, пронзившую его при упоминании имени сына. Он даже не стал уточнять, откуда мне стало известно об исчезновении брата.

— Нет.

И он резко вышел из комнаты, оставляя меня в полном одиночестве.

Потянулись серые дни, как один похожие друг на друга.

Я часами просиживала у окна, бессмысленно разглядывая такую с детства привычную картину: королевские воины неспешно тренировались, перекидываясь шуточками и усмешками; между ними, порой рискуя попасть под чей-нибудь разгоряченный меч, сновали расторопные служаки, спешившие по своим обыденным делам. Вокруг конюшни, что находилась чуть поодаль, но была прекрасна видна с высоты моего окна, резво перебирали копытами королевские скакуны, рядом бегали крестьянские дети, то и дело пытавшиеся подкормить их яблоками, несмотря на строжайший запрет главного королевского конюха.

А мне самой так хотелось выбежать на улицу, вдохнуть грудью свежий осенний воздух, улыбнуться последним теплым лучам солнца, в последний раз оседлать мою любимую Зарю! Однако распоряжение отца оставалось в силе: никаких прогулок без сопровождения даже в стенах дворца. А чтобы я не сбежала, у дверей комнаты теперь всегда дежурили королевские воины, подчиняющиеся прямому приказу повелителя, и на меня обращавшиеся внимания не больше, чем на досадную помеху. Ко мне не допускали никого, кроме пары слуг, которые, впрочем, ни разу не произнесли и двух слов, лишь молча приносили еду, забирали подносы с посудой и делали уборку. Я словно перестала для всех существовать, лишь из окна несколько раз мне удалось увидеть возле конюшен Меллана, но меня юноша разглядеть, конечно же, не мог. Единственным утешением стали книги, которые и спасали в минуты особенного уныния.

Почему все так сложилось? Я раз за разом раскладывала в голове произошедшее на мелкие детали и события, пытаясь определить тот самый роковой момент, положивший начало концу моего прежнего существования. Какой из поступков оказался решающим? Желание сбежать ото всех и в одиночестве оплакать исчезновение брата? Стремление взглянуть на загадочных воинов-вампиров? Или же настойчивое стремление спасти умирающего врага, пусть даже ценой своего благополучия? В тот момент я не могла знать, какие именно последствия повлечет за собой этот спонтанный поступок, но не могла не осознавать, что отец не оставит произошедшее без наказания.

Впрочем… если бы речь шла только о моем замужестве! В этом случае мои мысли едва ли были бы пропитаны такой горечью. Но стоило закрыть глаза и прислушаться, как, казалось, сквозь привычный шум дворцовой жизни пробиваются совсем иные звуки, которым не было места здесь. Я вновь слышала испуганное ржание лошадей, человеческие крики и стоны, звуки, с которыми умирали пришедшие по моим следам люди.

И неизвестно, как сильно затянула бы меня пучина тоски, если бы не один вечер, разом оборвавший все нити старой жизни.

Как обычно, я сидела в кресле у камина, молчаливо наблюдая за пламенем, пляшущим в очаге, и думала… Думала о пропавшем брате, о выборе отца, о своей жизни, которая так внезапно покатилась под откос из-за одной единственной встречи… Эти мысли стали постоянными спутниками, они сводили с ума невозможность что-либо изменить, заставляя раз за разом переживать тот роковой день.

Не в силах больше выносить гнетущее чувство одиночества и отчаяния, я настежь распахнула единственное окно, и комната мгновенно наполнилась густым дурманящим запахом роз. Из конюшен доносилось беспокойное ржание лошадей — на секунду я нахмурилась, не понимая тревожного поведения обычно спокойных животных, но рассеянно отогнала от себя эти мысли, вернувшись к привычным думам.

На землю медленно опускались сумерки, и во дворе замка уже никого не осталось: сегодня был объявлен очередной праздник, все усиленно делали вид, что никакой войны и в помине нет, и большинство слуг сейчас суетились на кухне и в тронном зале, прислуживая разряженным в пух и прах придворным дамам и их кавалерам. В некоторой степени, я была даже рада, что сегодня нет нужды спускаться к ним и весь вечер изображать радушную хозяйку, как приходилось делать обычно. Однако несмотря на привычное течение вечера на душе отчего-то было неспокойно: меня не отпускало гнетущее предчувствие надвигающейся беды, липкий страх просачивался тонкой струйкой, заставляя сердце биться все чаще.

Кроваво-алый закат, тяжелые грозовые тучи, идущие с горизонта, еще больше усиливали мою тревогу. Не зная, чем заняться, я устало прилегла на холодную кровать и неожиданно для себя погрузилась в неспокойный сон…

Я бежала по темному мрачному лесу, сбивая в кровь ноги, падая и вновь поднимаясь, спеша скрыться от высокой темной фигуры, преследующей меня. Мое отрывистое дыхание, хруст веток под ногами и одинокий крик птицы — единственное, что прерывало эту густую и вязкую тишину. Внезапно я поняла, что мой враг стоит прямо передо мной, а я сама не могу сдвинуться ни на шаг, обреченно замерев на месте. Вот он медленно подходит ко мне. Его голову скрывает темный капюшон, но мне даже не нужно видеть лица, чтобы узнать. Лишь один вампир вызывал во мне столь противоречивые чувства: первобытный ужас… и непреодолимую тягу…

Я очнулась с тяжело бьющимся сердцем, в первые мгновения не понимая, что за странный звук меня разбудил.

В этот момент во дворе замка раздался одинокий пронзительный, полный страха и боли крик. Стремительно поднявшись с постели, я подбежала к окну. В темном сумраке двора с трудом можно было различить бесшумно скользящие к замку темные фигуры — прямо как из моего сна! — но в их реальности сомневаться не приходилось.

Сердце сжала хватка леденящего ужаса. С трудом подавив рвущийся стон, я бросилась к двери, всей душой надеясь, что воины, обычно стоящие за ней, не ушли праздновать вместе со всеми. Только бы успеть поднять тревогу! Успеть предупредить кого-нибудь!

Увы, моим чаяниям не суждено было сбыться: коридор был пуст, неровные тени от языков пламени факелов зловеще плясали на каменных стенах, усиливая страх.

Внезапно звуки музыки, до этого доносившиеся с первого этажа, где находился тронный зал, резко оборвались, и на несколько секунд воцарилось затишье. Я замерла на месте от обреченного осознания того, что произойдет дальше. Сердце провалилось куда-то вниз в тот же миг, когда зал взорвался миллионами звуков: испуганно завопили женщины, с тяжелым грохотом рухнули на пол подносы с угощением, закричали дети, залаяли-заскулили собаки.

Подбирая тяжелые юбки, я стремглав побежала к большой лестнице, что вела вниз. Те секунды, что занял этот путь, показались мне вечностью.

Выбежав на площадку, с которой открывался обзор на весь зал, я застыла от ужаса, шокированная открывшимся видом: внизу царил ад. Те самые фигуры в плащах, двигаясь с немыслимой скоростью, набрасывались на растерянных людей, легко преодолевая их слабое сопротивление. Первыми полегли те, кто находился ближе ко входу; многие пытались бежать, но были настигнуты, а затем убиты с беспощадной жестокостью. Человеческая кровь — алая, сверкающая в ярком свете факелов — лилась повсюду, казалось даже, в воздухе повис тягучий чуть солоноватый её запах.

Король и его свита столпились на другом конце зала, с нескрываемым ужасом наблюдая за происходившим. Лица отца мне было не разглядеть, но от напряженной его фигуры веяло отчаянием: он, в отличие от большинства подданных, четко осознавал, за какой именно его проступок вампиры пошли на этот крайний шаг, как и понимал то, что сегодняшней ночью пощады не стоит ждать никому.

В дверях показалась еще одна высокая фигура в черном, в отличие от предыдущих не ринувшаяся нести смерть всем оказавшимся поблизости людям. Нет, вампир вошел последним, и от него веяло опасностью… властью… кровью. Судя по уверенным движениям и тому, как почтительно расступались перед ним прочие воины, он и был предводителем сегодняшнего нападения.

Но отнюдь не по этой причине мое сердце пропустило удар. Не узнать этого вампира, даже не видя его лица, было невозможно. Не в силах пошевельнуться, я могла лишь стоять, судорожно вцепившись в гладкие перила, и смотреть на то, как враг неторопливо подходит к моему отцу, откидывая капюшон. Те отчаянные храбрецы из королевских воинов, что попытались помешать приблизиться к своему повелителю, за считанные мгновения были окружены превосходящими их по количеству вампирами. Но я не могла следить за закипевшей схваткой, мой взгляд, точно приклеенный, следил за действиями главного из вампиров, того самого, кого я еще недавно поила своей кровью.

Вот он медленно склонился к белому как мел королю, негромко произнося что-то — лицо отца посерело, черты заострились — а затем со зловещим оскалом хватает его… В этот миг силы меня покинули: отчаяние затопило душу без остатка, я закрыла глаза с такой силой, что перед прикрытыми веками заплясали радужные пятна, и принялась молиться всем известным и неизвестным мне богам о чуде.

Но в этот вечер все боги оказались глухи.

Легкое дуновение воздуха рядом заставило меня нерешительно раскрыть глаза, чтобы со свистом выпустить воздух сквозь сжатые зубы: незнакомый вампир с горящими глазами и испачканным кровью ртом стоял на ступенях внизу, насмешливо протягивая руку, предлагая самой сделать шаг к нему. Я в испуге попятилась, на что он резко оскалился и неуловимым движением оказался рядом со мной.

Я лишь успела подумать, что вот он — конец, как вдруг по залу пронесся грозный рык, сравнимый разве что с раскатом грома, от которого на миг замолкли все прочие звуки:

— Не трогать! Она — моя…