Отель «Индиго» 2

Юлия Алпагут

Через несколько лет после смерти матери, Джонни пытается примирится с ненавистным ему отцом. Владимир заставляет сына совершить нечто ужасное, после чего парень ещё больше возненавидел его. Но, несмотря на свою ненависть, Джонни не может от него сбежать.Шестнадцатилетний парень перебирается жить в отель своего отца. Там он замечает странное поведение горничной Анны, которая, зная о зверствах хозяина, до смерти боится его…

4. Портрет

На следующее утро Джонни зашёл к Мэридит, чтобы поговорить о вчерашнем. Но девочка только злобно на него посмотрела. Когда Джон попытался выяснить от чего у неё такое настроение, сестра не то что не стала с ним разговаривать, она даже не обратила на него никакого внимания. Мэридит вышла из своей комнаты и направилась вниз. Джонни осторожно последовал за сестрой, чтобы проследить за ней. Девочка спустилась в подвал и, взяв стремянку, со вздохами и кряхтением дотащила её до гостиной.

Девочка притащила лестницу в гостиную и, придвинув её к стене, где висел один из нескольких портретов их покойной матери, развешанных по дому, она влезла на неё и сняла портрет со стены. Затем она потащила его во двор. Там Мэри швырнула картину на землю возле большой бочки, в которой они частенько что-то жгли, и достала из кармана спички. Мэри что-то подожгла в бочке, и огонь стал медленно разгораться всё больше и больше. Она взяла портрет матери и сунула его в огонь. Тогда Джонни подбежал к бочке и резко выдернул из неё уже загоревшуюся картину. Он быстро затушил горящий портрет и, повернувшись к сестре, заорал:

— Дура! Что ты делаешь?!

— Сам дурак! — выкрикнула в ответ она, — Я больше не хочу видеть её мерзкое лицо!

— Это твоя мать! Она тебя родила! Она растила тебя! Она тебя любила! Мэри, что с тобой происходит?! Почему ты себя так ведёшь?! Ты с ума сошла?!

— Это ты сошёл с ума, раз так переживаешь из-за этой дряни! — сказала десятилетняя девочка, которая всем своим маленьким сердцем, казалось, просто ненавидела мать.

И в этот момент Джонни не сдержался. Он замахнулся и наотмашь врезал сестре по лицу так, что даже сбил её с ног.

— Это ты дрянь! Маленькая, мерзкая, злобная дрянь! — заорал он.

Мэри сидела на траве и, держась за щёку, плакала. Но Джона сейчас это совершенно не волновало, как и то, что он только что ударил свою младшую сестру. Сейчас он ненавидел Мэри даже больше чем отца. Он ненавидел её настолько сильно что, если бы она сейчас ещё хоть что-нибудь сказала про их мать, он бы не задумываясь, собственными руками задушил бы свою маленькую и злую сестру.

— Только попробуй ещё хоть раз сказать плохо о маме! Ещё хоть одно слово о ней я услышу из твоего поганого рта, клянусь, я убью тебя своими собственными руками! — в ярости выкрикнул Джон.

Всё ещё сидя на земле и потирая, покрасневшую от удара, щёку, Мэри с ненавистью посмотрела на брата.

Джонни поднял с земли обгоревший портрет матери и хотел пойти в дом, но развернувшись, он наткнулся на своего отца. Владимир почти всё это время стоял недалеко от детей и наблюдал за происходящим. Джонни, увидев его, на мгновение даже испугался. Ведь отец видел, как он ударил его любимую дочь. Владимир поднял руку и парень, зажмурившись, приготовился к удару. Но удара не последовало. К удивлению Джона, отец как-то одобряюще похлопал его по щеке и парень, открыв глаза, увидел на его лице странную ухмылку.

— Иди в дом, — сказал Владимир сыну, — И повесь на место картину.

— Но она… — Джон хотел сказать, что картина обгорела, но мужчина это и сам видел. Перебив сына, он ответил на его ещё не озвученную фразу:

— Ничего. Это не страшно. Повесь её туда, где она висела, — сказал Владимир, и Джонни отправился в дом.

Зайдя в гостиную, парень вернул картину на её законное место и отнёс лестницу обратно в подвал, после чего выглянул в окно. Там, на улице, возле бочки всё ещё стоял отец. Перед ним стояла Мэри и, потирая глаза, плакала. Отец что-то говорил ей. Джонни не слышал, что, но по всему было видно, что его слова были для Мэридит крайне неприятны.

В этот день, и ещё в течение месяца после этого случая, отец в наказание за её поступок вообще запретил Мэри выходить из дома и не только из дома. Почти весь месяц она провела в своей комнате. Ей разрешено было выходить только в ванну и на кухню. И только по этому маршруту она и ходила. Джонни даже стало её жаль. Но он всё равно ничего бы не смог с этим поделать. Ведь слово отца в их доме — закон. Так было и когда ещё была жива их мать, и после её смерти это, конечно, не изменилось. И подходить к нему и просить о «помиловании» сестры Джонни тоже не хотел. Не только потому, что в этом не было никакого смысла. Но и потому, что он никак не мог простить сестре её слова и поступки.

— Пусть хоть немного подумает над своим поведением… — думал Джон, — Не все же прощать ей! Пусть она ещё маленькая и, может, не совсем понимает, что говорит, но что же теперь?! Нельзя же спускать ей такое с рук?!