Женщина, несущая смерть

Юлия Алексеевна Титова, 2020

Сборник рассказов, включающий серии «Пороки в лицах», «Случаи_из_жизней», «Родительский дом – начало начал», «Проза каждого дня» и рассказы «Элия», «Женщина, несущая смерть» предназначен для читателя интересующегося собой, людьми, жизнью. Для читателя чувствующего и разностороннего, а главное, небезразличного.

Серия «Пороки в лицах»

Лицемерие — входит в разряд качеств, с обладателями которыми я предпочитаю не водить дружбу…

Исповедь

«Я очаровательная женщина. Я знаю это и выставляю свою невинность напоказ, хотя целомудренной могу только притворяться, но делаю это виртуозно. Я выгляжу мило и привлекательно. Я умею лучезарно улыбнуться и скромно потупить глаза. Я могу сделать вид, что мне нет дела, и что я очень занята. Я обучилась актерскому мастерству, чтобы нужные люди верили, что я искренна. Я не хочу, что бы кто-то догадался, что я стерва, жестокая, расчетливая и холодная, ибо тогда я не смогу из них что-то вытянуть. Я использую людей себе в угоду, манипулируя ими. Я стараюсь заполучить власть над человеком, а потом доить его, как корову, играя на его чувствах и желаниях. Я поняла ценность моего тела и моей внешности, поэтому я изо всех сил поддерживаю их в хорошей форме, холю и лелею, как хороший хирург бережет и заботится о своих инструментах. Я не стесняюсь использовать и продавать свою внешность за хрустящие купюры и звонкие монеты. Иногда за медяки, когда дают только их, но стараюсь набить себе цену побольше, ибо я установила её. Я лицемерная гадина, вонзающая нож в спину и улыбающаяся в лицо. Я верю, что выгляжу достоверно, и никто не сможет раскусить меня, так как вокруг глупцы и недоумки.

Я удивляюсь, видя людей, способных размышлять и стараюсь избегать их, так как чувствую от них опасность. Я без тени сомнения облапошиваю слабых, кручу доверчивыми, презираю наивных, пользуюсь добрыми, ибо от них нету больше проку. Я считаю, что только такие как я имеют право судить и использовать других, так как понимаю больше их. Мне по праву принадлежат блага этого материального мира, так как он мой бог, ему я поклоняюсь и благоговею, хотя со стороны можно подумать, что я набожна и высокодуховна. Конечно, ведь я же хочу, что бы так считали. Так выглядеть гораздо выгоднее.

Я уверена, что я права и не чувствую ни вины, ни сожаления к тем, кто попался мне на пути и пострадал от этого. Сами виноваты, дурачьё! Вообще, пусть будут рады, что я уделила им внимание и одарила собой.

А мне кажется нравится этот священник… такой миленький, светится прямо от своей святости, глаза, как лампочки, аж слепят!.. Интересно, какие барышни ему могут нравиться?.. Надо прикинуться овечкой, вот этот симпатичный молодой отче и не устоит перед моими чарами. Охмурю-ка я его, хоть это и кажется не очень простым. Как-то приелись уже туповатые денежные мешки, да зажравшиеся деляги, чего-нибудь чистенького захотелось».

— Простите мне, Святой отец, ибо я грешна…

Молодой священник отвел взгляд от блестящих лукавых глаз, по которым только что прочёл ее душу… внимательно вгляделся в это чужое-знакомое лицо… ботоксный гладкий лобик, силиконовые пухлые губы, люминированные белоснежные зубки, курносый нос, пожалуй, лишь он один у неё натуральный…

«Ещё одна живая покойница, ещё одна загубленная душа, погибшая в жестокой схватке Духа Потребления и Духа Божьего…», — глаза его лучились состраданием к этой несчастной, израненное сердце обливалось кровью.

— Отпускаю тебе грехи твои, дочь моя, уходи с миром…

«Господи милосердный, прими молитву мою! — добавил он про себя, — Ты наделил меня даром прозорливости, Ты позволил мне видеть и слышать души человеческие, редко радостные и часто безутешные! Ты даешь им возможность познать Тебя и спастись, но Ты делаешь меня свидетелем того, что они не используют этой возможности и продолжают жизнь ходячих трупов! Услышь мою молитву, Господи! Пусть же они познают Тебя, примут Тебя своим сердцем, как я принял… Пусть не все… но хотя бы некоторые… Пусть хоть кто-то один… или одна…»

Воспитание средой

Я росла в обычной советской семье, ничем не примечательной, небогатой, мягко говоря, и простой. Но с детства мне казалось, что я особенная, и что уж мне-то не место в такой серости. Я была уверена, что оказалась здесь случайно, и вот-вот случится чудо, и я стану богатой и счастливой. Да-да, для меня эти два понятия были тесно переплетены. Но тогда я ещё не понимала, к чему такое переплетение может привести. Я не скрывала своих амбиций и представлений и, надо сказать, родители из кожи вон лезли, чтобы их удовлетворить. Пристраивали в пионерские лагеря для детей высокопоставленных чиновников, где я могла притвориться дочерью богатых родителей и пообщаться с золотыми детками. Покупали дорогие вещи, чтобы я не чувствовала себя обделённой среди друзей. Оплачивали обучение в престижном институте, потому что попасть на бюджет я не имела ни способностей, ни желания, а не учиться вовсе мне не позволяли мои же амбиции. Но всё это было ничто по сравнению с тем, что произошло со мной потом.

На меня положил глаз богатенький еврей. Не очень молодой и совсем не красивый, но охочий до молоденьких длинноногих девиц, несмотря на имеющуюся жену и маленькую дочь. Я тогда была наивной дурочкой с восторженным взглядом и распахнутым сердцем, немного пораненным неудачной влюблённостью в одноклассника, но окрылённая восхищёнными взглядами мужчин, которые ловила на себе всё чаще, и их вниманием, особенно финансовым, подстегивающим мои амбиции.

В скором времени мы стали любовниками. Он покорял меня подарками, не очень дорогими, но довольно частыми, ресторанами и шмотками. Он водил меня по различным заведениям и знакомил с друзьями, представляя им как любовь всей его жизни. Я тогда не понимала, да и не задумывалась, почему никто из них не удивлялся, и не задал ни одного вопроса о том, почему он всюду таскал меня, а не свою жену, но меня это устраивало, так как он пел мне дифирамбы и говорил, что настоящая его жена я, и никто не заменит меня в его сердце, что с женой у них нет ни малейшего взаимопонимания, и она не стоит и моего мизинца. Я верила и влюблялась в него всё больше и больше. Никакое критическое мышление и советы или вопросы подруг или родственников не могли больше обратить вспять все последующие события. Я не верила им и верила ему. А он грамотно распорядился моим безграничным доверием и потихоньку отвадил от меня тех, кто мог хоть как — то повлиять на моё о нём мнение. Мама стала зависима от его подношений и великодушно закрывала глаза на то, что её дочь якшается с женатиком. Папа вообще не лез ни во что, считая, что если дочь счастлива, то большего и не надо, а забегать вперёд и думать о будущем было не в его правилах. Критически настроенных подруг очень быстро не стало в моём окружении, так как моему избраннику нельзя было отказать в мастерстве убеждения и артистичности. Он быстро объяснил мне не совместимые со мной недостатки этих моих подруг и развёл нас друг от друга. Последним бастионом была моя лучшая подруга, которой я доверяла и которая оставалась единственной опасностью для моих отношений с любимым. Но и она с помощью его острого слова быстро осталась за бортом моей жизни, а я на многие годы оставалась убеждена, что она враг моего любимого, а соответственно, и мой, так как не желает мне добра, а скорее, завидует и хочет сделать меня несчастной.

Никто не знает, как сложилась бы жизнь и представления о ней, если бы тогда в среде моего обитания остался хоть один человек с критическим мышлением, могущий помочь видеть немного шире всё происходящее. Но таковых не осталось, и я оказалась наедине с моим избранником. А вскоре перезнакомилась и с подружками его друзей. Именно с подружками, потому как все они были по примеру моего любовника женаты, но «несчастны» в отношениях с жёнами. Эти подружки казались мне милыми, интересными обладательницами красивых фигур и лиц, одетых в блестящие дорогие вещи, и богатого жизненного опыта, во много превосходящим мой. Они-то и стали моей средой, моими няньками и наставницами в этом мире лжи и лицемерия, и очень скоро я поняла, что хочу быть похожими на них: так же блистать и принимать поклонение и дорогие подарки, так же делать вид, что супружеская жизнь моего мужчины меня не касается, так же верить что моё положение более завидное и достойное, чем положение обычной женщины. Замуж я не стремилась, но была уверена, что, случись что, он отдаст предпочтение мне и не глядя бросит свою «селёдку» и женится на мне.

Потом я забеременела…

Любимый очень популярно объяснил, что ребёнок от него мне не нужен, что это только отяготит мою жизнь, а развестись он не сможет, так как его жена… ждёт ребенка. Тут впервые в мой ум закралось неприятное сомнение, что меня водят за нос, но оно быстренько исчезло, и доверие осталось почти непоколебимым. Я сделала аборт…

Деньги решают многие проблемы и стирают многие воспоминания, и моё путешествие продолжалось. Я всё глубже погружалась в водоворот гламурной жизни, научилась ставить маникюр выше нужд моих близких, так как научилась презирать тех, у кого не много денег. Всё больше я походила на этих девок, продающих себя и свою молодость за побрякушки и тусовки. Пожалуй, единственное, чем я всё же отличалась от них, было то, что я умела (или мне казалось, что умела) любить своего содержателя. Сейчас я понимаю, что, скорее, я придумала себе такую игру, в которой я его как бы люблю, но тогда и ему, и мне это чувство казалось искренним. Он с удовольствием им пользовался и бахвалился, а я наслаждалась иллюзией власти над его сердцем и умом. В общем, все были довольны…

Прошло время, пролетели годы, я поумнела-повзрослела-заматерела, стала подумывать о семье и детях, а мой милый — о моих симпатичных и более молодых подружках. Вскоре мы расстались.

Я так и не стала такой шлюхой до мозга костей, как мои подруги по цеху, но воспитание средой сделало своё дело, я стала ещё хуже. Я стала пародией на них… Я забыла, кто я на самом деле за ворохом кредитных карт и тугих кошельков, и моя маска приросла к лицу так плотно, что порой я не могу отличить добро от зла и своих от чужих. Моя система жизненных ценностей так извратилась, что походить на шлюху я считаю достойнее и уважаемее, чем просто быть собой. И это извращение настолько сильно, что я плюю в тех, кто думает не так, как я. Я не умею гордиться тем, какая я есть на самом деле, и посвящаю свою жизнь тому, чтобы поддерживать тот образ, которым так дорожу. Мне страшно отказаться от него, но всё сложнее удерживать, так как я всё же оставила своего женатика и вышла замуж… за нищеброда. Но я хотя бы уверена, что он, живя со мной, будет жить только со мной…

Я сумела сбежать из отчего дома, от своей родины, но не смогла убежать от себя. Я так и осталась маленькой бедной девочкой с большой претензией…

Теперь я живу в далёкой чужой стране, родила кучу детей. Но какими они будут? Чему я смогу их научить? Какую я смогу создать для них среду воспитания?.. Есть ли ответ?

Белая ворона

Из многого взять немножко, это не кража, а дележка. Многие слышали этот принцип. Кто-то воспринимал его, как шутку, кто-то как инструкцию к применению, лозунг, жизненное кредо, иронию. Я всегда осуждала его и, как следствие, тех, кто относился к нему снисходительно.

Сегодня меня поймали с поличным… обидно, стыдно, я бы даже сказала возмутительно! Дернули за рукав и попросили выложить то, что взяла. Я удивленно смотрела на продавца. Как она смеет? Что она себе позволяет, эта нахально глядящая старушка с фиолетовыми волосами? Вот так вот просто смотрит на меня в упор и осуждающе качает головой. Спрашивает, зачем я это взяла… она вообще в своем уме? Чтобы я взяла что-то чужое? Что-то, что мне не принадлежит? Да я сама всегда осуждаю мелких воришек, искоса смотрю на приятельницу, рассказывающую со смехом, что она стянула рулон туалетной бумаги в торговом центре, тяжело вздыхаю при появлении дома откуда-то чайных ложек, подставок под салфетки, стаканы и бутылки для масла… Дочь промышляет в дешевых кафешках, муж тащит из ресторанов, мать приносит все, что плохо лежит отовсюду, отец перетаскал ползавода гвоздей, инструментов и другого железа неизвестного мне названия.

Но всеми признанный асс у нас дед. Он комуниздил с размахом, в голодные времена еду ему отдавали сами и пакетами, на обед и ужин в доме всегда водились свежие овощи и фрукты, а также яйца, сахар, мука, орехи и прочее. Он затыкал за пояс даже бабушку, работницу торговли, которая на голубом глазу снимала сливки с привезенного бидона общественного молока, что бы отнести их домой, и ни один комар не успевал подточить носа.

У меня своя слабость… я натура утончённая, семейная меркантильность мне претит. Поэтому я таскаю книги. Из магазинов, библиотек, с лавочек, столиков, прилавков… иногда из чужих домов и сумочек. Я всегда беру почитать, но никогда не возвращаю. Если удается, то я приношу десяток книг, иногда не один. Но главное в этом процессе, чтобы никто не заметил, ведь себе я могу объяснить все свои поступки, их причины и даже благородные мотивы, привести разумные обоснования, засыпать аргументами. С посторонними эти доводы почему-то не работают. И вот тогда, как эта фиолетовая старушенция, минимум, что они могут сказать: «Как вам не стыдно брать чужое?». Заставляя меня вспыхивать от негодования и задетой чести, мучиться невозможностью все объяснить и оставаться незапятнанной этими нелепыми обвинениями.

Я злюсь… злюсь и продолжаю проигрывать в голове эту унизительную ситуацию в поисках выхода, альтернативного конца, где все довольны и чисты. Я злюсь на то, что оказалась сейчас на месте осуждённого за то, за что не раз сама презрительно кривилась на других.

Но вот, что я поняла сегодня. Мне нравится воровать. Я испытываю величайшее наслаждение, когда операция проходит успешно, и книжка у меня в сумке, а никто и глазом не ведёт. Может быть, я впервые могу признаться сама себе, что я — воровка по сути… что я — часть своей семьи… её достойная или достойная её часть…

Адская топка

Умом ее обидел бог

Зато улыбкой не обидел.

Я — лицемерная женщина. Лицемерная до мозга костей, лживая до последнего волоска, до ядра каждой клеточки своей скудной души. Я практикую лицемерие, как образ жизни. Я поклоняюсь богу Лицемерия, потому что не верю в бога Правды. Наверное, меня научила этому мама. Так мы и живем долгие годы. Улыбаемся в лицо и ненавидим за спиной. У нас есть благородное объяснение, мы не говорим плохие слова. Правда маме плохо удается притворяться, ее лицо начинает искажать гримаса недовольства стоит только произойти чему-то для нее неподходящему.

Я сильно переплюнула ее в науке лицемерия. Я научилась улыбаться. Улыбаться всегда: на камеру, без камеры, с людьми и без людей, когда рада видеть приятных людей и когда презираю и осуждаю неприятных. Я упражнялась в лицемерии всю свою жизнь. Моя среда обитания (см. рассказ «Воспитание средой») ласково и неустанно помогала мне в этом, все казалось так и подыгрывало мне, все больше убеждая в правоте лицемерия…

У меня нет близких. Потому что я не способна на близость. Я не научилась близости, я умею только лицемерить. У меня есть родственники, конечно, но им я тоже улыбаюсь. Ни одна тень не омрачает мое лицо, когда я завидую им, когда ядовитая злоба ненависти душит меня, когда я вижу их успех или счастье. Я не могу сказать им прямо в лицо, что я думаю на самом деле о них, об их поступках и мнениях, образе жизни и взглядах на мир, я слишком труслива для этого. Я могу только улыбаться им, моя лучезарная улыбка скрывает мои настоящие чувства.

Конец ознакомительного фрагмента.