У каждого свои тараканы, или – Шаги к дому

Юлиана Лебединская, 2023

«У каждого свои тараканы» – говорим мы, когда хотим подчеркнуть чью-то странность. Однако – таракан таракану рознь. Есть среди них неприятные, а есть и весьма милые… «У каждого свои тараканы…» – это роман в повестях. Разные истории, связанные сквозным персонажем – ментальным тараканом Грегори, который ходит из сознания в сознание в поисках нового дома. И – попутно помогает людям решать их проблемы, раскрывая как доблести, так и пороки временных владетелей. Вот только – найдётся ли среди них тот самый Человек, с которым захочется остаться?

Шаг второй

Трусливое благородство

Жёлтые листья шелестели под ногами.

Студенты Харьковского политехнического университета дружными группками вываливались из главного корпуса, навстречу им тоскливо брёл за знаниями новый поток — вторая смена. Третьекурсник Геннадий Дёмин на сегодня уже отзанимался. А значит, можно перейти к более приятным делам.

В группе сокурсников, что выплеснулась из дверей, мелькнули медного цвета волосы, рядом — чёрные пряди, и Гена замахал подругам. Заметили. Двинулись к нему, на газон, усыпанный золотыми листьями.

— Подкрепиться не желаете ли? — Гена галантно растопырил локти так, чтобы каждая девушка смогла взять его под руку.

Девчонки дружно фыркнули — Лара надменно, Карина стеснительно, но под руки взяли. Чисто по-дружески. И зашагали в сторону метро.

— Я бы не против перекусить, — отозвалась медноволосая Лариса, — но у моих сейчас дела не очень. Отца с работы уволили, так что — особо по кафешкам не разгуляешься.

— Глупости какие! — воскликнул Геннадий. — Я угощаю.

И мысленно прикинул, сколько денег в кошельке. Не из жадности, а чтобы хватило. Денег было не слишком много, но, если не шиковать — на обед на троих хватит. Благородные мужчины должны угощать женщин, особенно, если те в затруднительном положении, — этому всегда мама учила.

— Ну, если так… — между тем протянула Лариса и почему-то покраснела.

А затем быстро добавила:

— Как же меня наш «философ» достал. И нудит, и нудит о важности своей философии. Хорошо, конечно, когда человек увлечён делом, но не настолько…

Девушка сердито тряхнула волосами.

А Гена вдруг подумал, что золотая осень ей очень к лицу — такая же яркая и огненная. Опять же — по-дружески подумал. Иначе к медноволосой он и не относился. А вот её подруга, которая всё это время шла молча, — другое дело… С начала третьего учебного года темноволосая красавица не шла у него из головы.

— Это ты нашего «химика» не видела. Вот где фанатик, — бросил он Ларисе и повернулся ко второй спутнице: — Каринка, а ты как насчёт пообедать?

— Я не знаю, — тихо произнесла Карина и посмотрела в упор тёмными глазами, — мне вещи собирать надо.

— Вещи?

— Карину сегодня в новый корпус переселяют, — сообщила Лариса с осуждающим видом: мол, как ты можешь этого не знать?

— Да, — кивнула темноглазая, — говорят, там лучше будет, просторней. Хотя, как по мне — и то общага, и то общага.

— Ясно, — Гена поправил чёлку, норовившую упасть на глаза. — Тогда сделаем так: сначала обедаем, а затем все вместе едем к Карине в общежитие.

Девушки удивлённо моргнули, и он продолжил:

— Вещи надо не только собирать, но и тащить из корпуса в корпус, верно? Вот. И как тут обойтись без крепкой мужской руки?

Вечером, возвращаясь домой, Гена остановился у киоска с табачными изделиями. Ночная витрина отлично работала зеркалом — и студент улыбнулся отражению. «Ты настоящий благородный герой!» — объявила на прощанье Лариса. А Карина кивнула с застенчивой улыбкой.

Они перетащили три сумки и одну коробочку, а также несчётное количество пакетов. После девушки угостили его чаем, Лариса поулыбалась бабушке-вахтёрше и сунула ей шоколадку, старушка поворчала, но разрешила остаться у подруги на ночь — вдвоём распаковывать вещи всяко легче и веселее.

Геннадий же поехал домой.

«Благородный герой»

А почему нет? Он такой. И мама всегда говорила — девочкам помогать надо.

Его двойник в витрине склонил голову, придирчиво прищурился. А что? Не только благородный, но и вполне симпатичный. Гена следил за причёской — регулярно наведывался в парикмахерскую, подстригал тёмные волосы, ровнял чёлку. И стиль есть. Что попало никогда не купит и не наденет. Он оправил лёгкую чёрную куртку, окинул взглядом дорогие джинсы и туфли. И всё же… чего-то в образе не хватает.

Взгляд лениво переполз с отражения в витрине, собственно, на саму витрину. Дорогой табак, кальяны, трубки, сигары… Гена курил. Тайком ото всех — сигареты казались ему чем-то… неблагородным. А к пагубной привычке пристраститься успел. И сдерживаться, пока не найдёшь укромное местечко, всё сложнее. Теперь надо либо бросать, либо курить открыто, либо… — он снова изучил витрину, уже внимательней — либо курить не сигареты.

* * *

Новый дом Грегори нашёл на удивление быстро.

Жизнь вне сознания не успела его ни напугать, ни утомить. Про межсознанье столько ужасов рассказывали, а тут — бредёшь себе спокойно в безликом пространстве, светящиеся ниточки нащупываешь, принюхиваешься, прикидываешь, куда можно в гости напроситься, куда — нет.

Ему повезло. Приняли в первом же доме, в который постучал. Хозяин — молодой таракан в стильной куртке и с задорно торчащими усами — только что объятья не распахнул.

— Конечно, — вскричал, — помогу. Заходите, располагайтесь, каждый уважающий себя таракан должен спасти товарища по усам и крыльям и не дать ему сгинуть в межсознаньи.

Грегори едва не брякнул, что спасать его, в целом, не отчего, но вовремя прикусил язык.

Как бы не передумал хозяин.

Тем более что жилище, похоже, удобное, просторное. Других тараканов пока не наблюдается. А вдвоём точно тесно не будет.

— Я — Грегори, — представился путник.

— О! — ответил хозяин и распахнул куртку.

Под ней оказалась синяя футболка с крупной белой надписью: «Благородный дон Геннадий»

— Сокращённо просто: БГ.

— Как Гребенщиков? — машинально спросил Грегори.

— Нет, как Благородный дон Геннадий.

— А почему тогда не БДГ?

— Как-то это ругательно звучит, — отмахнулся таракан. — А владетель наш — Гена.

Благородный дон дёрнул усами, те аж зазвенели.

А Грегори вдруг заметил, что за усами имеется странный головной убор, на который он сначала не обратил внимания. К междуусию крепилось некое подобие густой вуали, было оно под цвет тараканьего тела и спадало по спине почти до крыльев. Видимо, это и есть отличительный знак «дона»…

— Ты, кстати, таракан какого профиля? — поинтересовался между тем дон.

— Я? А, да вот, — Грегори достал трубку. — Курить у вас можно?

— Отчего же нет? — просиял хозяин. — Трубку — мы уважаем! Трубка — это благородно.

* * *

До конца коллоквиума по органической химии оставалось минут семь, а Гена уже справился… Ну, не то чтобы справился — решил восемь задач из десяти. Завис на реакции восстановления диметиламида циклогексанкарбоновой кислоты и получения один-фенилциклопентена. Вроде бы и знал ответы, и… заклинило. Рядом сидела Карина, уж она-то точно все задачи до единой решила, но обращаться за помощью к девчонке, пусть даже и такой клёвой — не, это не благородно.

Это он ей должен помогать. Вот, если бы она чего-то не знала, он бы мигом подсказал, но она учится, как сумасшедшая. Остаётся таскать сумки, когда необходимо, угощать обедами, устраивать прогулки по городу…

Геннадий окинул взглядом аудиторию. Остальные сокурсники озабоченно вертели головами и уныло вздыхали. Препод их — он же завкафедрой органической химии — Михаил Потапыч Левшин, мужик суровый. Взяток не берёт, списывать не разрешает, зато задачи усложняет с каждым разом, только учи и учи, пока из ушей химия не полезет. Гена учил. Неблагородно это — покупать оценки и протирать штаны на лекциях. К тому же, во многом он химию понимал интуитивно. Но вот сейчас с этим диметиламидом чуйка отказала напрочь. Равно как и с пентеном…

Сказался вчерашний день рожденья. Хорошо погудели — в общагу приехал к друзьям. Ну а что? Там весело, и родителям шум не мешает. Пили шампанское и коньяк. Кто-то заикнулся о пиве и водке с таранкой, но Геннадий только фыркнул в ответ. Неблагородные это напитки. А потом его «трубку мира» пустили по кругу, все в восторг пришли, девчонки вообще пищали. Особенно, староста — Валентина. Уселась рядом и принялась разглагольствовать, что курить чью-то трубку, все равно, что целовать её владельца. Гена после этого задумался, не зря ли давал прикурить и парням тоже…

Но в целом, классно оторвались. Жаль только, Каринка ушла рано — химию учить. Даже трубку не попробовала. А он так хотел сказать ей, наконец, о самом главном… Но, может, оно и к лучшему. Верх пошлости, когда первый секс случается по пьяни… С Валентиной так однажды на втором курсе и случилось. Под Новый год. И что? Проснулся утром с дурной головой в её комнате, вывалился поспешно на мороз, вдохнул свежего воздуха и… Позвонил и предложил остаться друзьями. Она согласилась. Хотя иногда томными взглядами и стреляет в него.

Гена отмахнулся от воспоминаний, покосился на свой листик с ответами, тряхнул чёлкой и пошёл «сдаваться». Большего всё равно не высидит, а если не вовремя сдашь работу, Потапыч может и вовсе ее не принять. Тем более что пока вчерашний именинник витал в облаках, многие однокурсники уже потянулись к выходу.

Гена положил листок на стол преподавателя и тоже двинулся к двери. Краем глаза заметил, что Карина сосредоточенно роется в сумочке и уходить не спешит. Гена замешкался — ждать или нет? Но тут кто-то, выбегая из аудитории, толкнул его в бок, и он решил, что подождёт на улице.

На улице моросило.

Кучка однокурсников и однокурсниц сгрудилась под узким навесом старого трёхэтажного здания, бывшего особняка какого-нибудь графа, где теперь размещался химический корпус. Кто-то курил, кто-то просто мокнул за компанию.

Промозглый ветер ударил в лицо, и Гена хлопнул себя по лбу. Магний! Один-фенилциклопентен получают при помощи катализатора-магния. А он, балда, забыл.

— И опять эта тихоня Заринянская получит пятёрку, одна на всю группу, — донёсся до Гены пронзительный голос старосты Вальки, и он поспешно раскрыл зонтик, прикрываясь им. — Нет, это решительно невозможно! Она ему глазки строит, вы видели? Ни один нормальный человек не сможет выучить его коллоквиумы. А он ей одной поблажки делает! Как думаете, почему?

Она затянулась тонкой сигареткой, её длинные тёмно-каштановые волосы намокли от мороси, карие глазки смотрели из-под очков с возмущением.

— И как ей не противно, со стариком-то? — протянула Валька с каким-то особым удовольствием.

— Она говорит, что всё выучила. Вчера специально с Генкиного дня рожденья ушла… — неуверенно проговорила маленькая пухлая Анюта.

— А Генка нас специально споил! — хохотнул Даня, Анютин кавалер.

— Да, точно!

— Учи-и-ила она! Кто сейчас что учит? Кувыркалась всю ночь, небось…

— По-твоему, Потапыч к ней в общагу приехал?

— Или она к нему.

— Тихо вы! Потапыч идёт.

— Ага. С Заринянской на пару.

Гена обернулся. На пороге корпуса, и правда, появились Михаил Потапыч и Карина. Они о чём-то увлечённо беседовали, но тихого бормотания преподавателя было не разобрать, а Карина больше слушала и кивала. Валька недобро сверкнула на них глазами и снова затянулась сигаретой.

Гена подумал, не сказать ли ей пару слов, но затем решил, что обращать внимание на грязные бабские сплетни, а уж тем более, обсуждать эти сплетни, пусть даже и в осудительной форме — себя не уважать. Неблагородно это.

А что касается Карины… Судя по всему, её сегодня ждать нет смысла.

Гена вздохнул, плотнее застегнул куртку и двинулся к метро.

* * *

Тень появилась с утра и не исчезла ни днём, ни ночью, ни следующим утром.

Сидела в углу и шевелила усами.

Ни лица, ни фигуры не разобрать; ни есть, ни пить не просит, молчит, ничего не делает, а всё же — неуютно от неё. И не поймешь даже — таракан это или обман зрения.

И всё же Грегори чувствовал взгляд — невидимые глаза следили за ним из угла, где притаилась тень. Хозяин квартиры на странное явление внимания совсем не обращал и, кажется, воспринимал его как нечто обыденное.

Может, ошибся Грегори, когда решил, что других тараканов, кроме дона, здесь не живёт?

Чтобы хоть ненадолго укрыться от неуютного присутствия, решил он прогуляться по соседним сознаниям. Заодно и о владетеле чего-нибудь разузнать, а то благородный дон не слишком-то спешил делиться информацией… Две недели прошло, а он ничего толком не рассказал. Решил, похоже, что для курения трубки много знать не обязательно.

Зато в первом же сознании информации на него вывалили целую кучу.

Бойкая тараканиха встретила его вопросом:

— Значит, это ты теперь с БГ живёшь?

— Крутая у тебя трубка, — возникла рядом вторая, судя по всему — сестра. — Я — З-Валка.

— А я — С-Валка! Слушай, что сейчас расскажу…

И рассказала. Кто с кем, когда и в каких позах. Грегори слушал, косился на двери маленькой комнатки, заваленной всяким дамским барахлом, да и не дамским — тоже, а усы его медленно сворачивались в спираль. Это ж надо сходу на такую заядлую сплетницу нарваться! И ладно бы правду говорила — за километр же несёт придумками — грязными и пошлыми. Особенно поносила С-Валка преподавателя своей владетельницы и её же однокурсницу, некую Карину. З-Валка же больше молчала, только кивала, поддакивала, угукала, иногда едким голосом вставляла фразы типа: «И почему мне так не свезло, как этим…» — и закатывала глаза.

— Простите, пожалуйста, — с трудом вклинился Грегори в словесный поток, — а как пройти в сознание этой вашей Карины?

— А вам зачем? — хлопнули глазами С-Валка и З-Валка.

— Да так… Посмотреть хочу. Вы столь увлечённо о ней рассказываете…

Обе Валки бестолково открыли рот. Но Грегори и не ждал ответа. Он лишь хотел, чтобы сплетница хоть на пару секунд замолчала и дала возможность самому нащупать нужные ниточки.

— Ага. Вот она где. Что ж, счастливо оставаться, — Грегори шагнул за порог, не дав сплетнице опомниться.

И сразу понял, что не ошибся. Ниточка, ведущая к сознанию Карины, пахла по-особому. И, похоже, отношение владетеля к ней тоже особое. И… Грегори резко остановился. Возникло ощущение, что тень, обосновавшаяся у них в углу, тоже как-то связана с Кариной.

Грегори толкнул дверь и оказался в чистой светлой комнате, заставленной полками с книгами и тетрадями. Между ними суетилась симпатичная тараканочка с длинными чёрными волосами и строгими усами. Она то и дело поправляла томики, которые и без того стояли ровно, смахивала с полок предполагаемую пыль, переставляла подушки на диванчике и, наконец, встрепенулась — увидела гостя.

— Ой. Кто вы?

— Я Грегори, новый таракан Геннадия — вашего одногруппника, если не ошибаюсь.

— Геннадия? А, Гены Дёмина?.. Он милый… — тараканочка придирчиво осмотрела цветок на подоконнике.

«Милый? — поражённо подумал Грегори. — И всё?»

Здесь, в этой комнате, стало ясно то, что в межсознании только мерещилось — его владетель от Карины с ума сходит. А она его едва замечает, значит… Её интересует только… что?

— Как вас зовут, прелестное созданье?

— О’Кари.

— Кари — это Карина. А — «О» что означает?

— Отличница я! — гордо заявила О’Кари и тут же опустила глаза.

Грегори ещё раз осмотрел идеально убранную комнату.

— Причём — во всём, — не удержался он от реплики.

О’Кари позволила себе лёгкую улыбку.

— Чем я могу быть вам полезна?

— Да так… Познакомиться пришёл. Посмотреть, кто моего владетеля окружает. Наткнулся сходу на двух Валок… — начал осторожно.

О’Кари смотрела с непониманием и ждала продолжения. Грегори замялся. Она что, и правда, ничего вокруг себя не замечает? До такой степени вся в учёбе?

— Кхм. Она, С-Валка, сказала, у вас недавно сложный коллоквиум был?

— Да, — тараканочка улыбнулась, на этот раз шире и искренней, — моя владетельница всю ночь готовилась. Повезло нам, её соседка по комнате почти никогда дома не ночует, можно заниматься, сколько угодно. Мы с ней всю ночь не спали — задачи разбирали, Михаил Потапович любит усложнять задания, в стандартные вопросы что-то от себя добавлять. Любит он своё дело, ох, как любит. И хочет, чтобы его ученики также к предмету относились. Оценивает по справедливости, хотя многие злятся, что валит всех подряд. Но он говорит — пусть у меня немного настоящих учеников, зато самые лучшие.

Говоря о преподавателе и учёбе О’Кари преобразилась. Исчезли отстранённость и холодность, засияли глаза, мелко задрожали усы. Грегори же понял, как минимум одно — оценки свои Карина зарабатывала честно, а Михаилом Потаповичем восхищалась исключительно, как учителем — что бы там С-Валка со З-Валкой ни говорили.

— И сына своего воспитал соответственно — он у нас в аспирантуре, — продолжала, между тем, О’Кари. — Жалеет только, что дочь по его стезе не пошла, она гуманитарием оказалась, представляете?

Грегори моргнул.

— Ну… Один преемник из двух — не так уж и плохо.

Тараканочка кивнула, и щёки её порозовели.

— У него и другие преемники есть, в каждой группе, хотя и не так много, как хотелось бы.

О’Кари продолжала щебетать про учёбу и науку, про то, как они с владетельницей мечтают о великих открытиях в будущем, и о том, что планируют поступать в аспирантуру, как сын Михаила Потаповича.

А Грегори слушал и думал, что такой молодой и красивой стоило бы и о личной жизни подумать, а не только об учебниках с конспектами. Почему бы на его владетеля внимание не обратить? Хороший же парень, вроде. Благородный — это уж точно. И по ней сохнет — Грегори аж самого озноб пробрал, пока рядом стоял с О’Кари. А она — и усом не ведёт. Не замечает ничего. Или не хочет замечать?

К таракану Михаила Потаповича Грегори тоже заглянул. Звали того очень скромно: Мудр, был он очень занят, бегал в помятом халате между пробирок и колбочек, на Грегори сходу рявкнул: «Попробуй только скажи, что в наше время наука никому не нужна!» Когда Грегори заверил, что ничего подобного говорить не собирался, слегка потеплел, но на разговор много времени не выделил.

Из отрывистых реплик, которыми его удостаивали между бормотаниями над булькающими химикатами и чёрканиями в блокноте, Грегори выяснил, что владетель сына, действительно, любит, дочку — тоже, хотя она и гуманитарий. А также считает детьми всех своих «настоящих учеников».

Грегори не стал дальше докучать Мудру и откланялся.

Тем более что собственный дом уже звал — тревожными звоночками.

* * *

За коллоквиум она получила пятёрку. Единственная в группе. А Дёмин — четвёрку. Остальные двойки и тройки. Карина вздохнула — опять Михаил Потапович расстроится, что почти никто из студентов не удосуживается предмет изучить. «И зачем только на химию шли, если не любят её и не понимают?» — как наяву услышала она сокрушённый голос преподавателя и замедлила ход, чтобы не услышать того же по-настоящему. Преподаватель шагал перед ней, их разделяла компания студентов и несколько ступенек. Карина медленно спустилась, подошла к зеркалу в маленьком холле, натянула белую вязаную шапочку и вышла на улицу.

Понятно, «зачем шли». Чтобы получить диплом о «вышке» — хоть какой-то. Потому что на химический факультет в Политех поступить проще, чем на «престижную специальность в престижный вуз». Всего этого она наслушалась от однокурсников, но Михаилу Потаповичу благоразумно молчала в ответ. Потому и избегала сейчас разговора с ним.

— Эй, ты! — послышался над ухом голос старосты.

Карина встрепенулась, посмотрела по сторонам: на кого это Валя орёт? Ой. На неё!

— Да, да, тихоня, к тебе обращаюсь!

Лицо Вали перекосилось от злости, в одной руке дымилась сигарета, за другую — старосту осторожно дёргала её подруга, Анюта. Валя отмахнулась.

— Хватит. Надоело мне молчать! Думаешь, ты лучше всех устроилась, да? А ты знаешь, что мне мамаша сказала? «Если не заработаешь в этом семестре стипендию, устраивайся на работу», — Валя скривилась и запищала, копируя маму. — Куда хочешь устраивайся. Хоть ночной уборщицей! И за общагу сама плати.

Карина смотрела непонимающе.

— А с нашим… с этим… — Валя с ненавистью махнула рукой на промокшую аллейку, которая вела к столовой и по которой только что ушёл Михаил Потапович, — никогда в жизни я стипендии не получу! Это невозможно выучить весь этот бред, что он задаёт! Он фанатик ненормальный!

Карина открыла рот, но сказать ничего не успела.

— А знаешь, что в прошлом году из-за этого козла двух студентов вообще отчислили? Ни в какую не хотел даже тройку поставить. Если меня отчислят, моя мать… я…

— Хочешь, я помогу тебе подтянуть учёбу? — с облегчением выдохнула Карина.

Ей показалось, что она нашла решение внезапной проблемы, но староста в ответ лишь рассмеялась — злобно и неприятно, будто ворона закаркала.

— Поможешь? И чему ты меня научишь? Как стариковский член мять?

— Что?! Да я…

— Да ты! Если уж сама так устроилась, могла бы сказать старику, чтобы до группы не докапывался. А ты, небось, наоборот… Чтоб самой лучшей быть! И вообще, не противно — со стариком-то? Ради оценок?

Карина вспыхнула. В ушах зашумело. Она хотела что-то ответить, но могла только жадно глотать холодный осенний воздух, которого, казалось, осталось совсем мало. Она едва видела, как Аня всё же оттащила от неё разгневанную старосту, мимоходом ловила на себе смущённые взгляды однокурсников, краем глаза заметила, что в стороне за мерзкой сценой наблюдал Геннадий Дёмин. Он и сейчас стоит, смотрит сочувственно, жалостливо даже. Но, почему-то, от его взгляда ещё тошнее.

Карина снова судорожно вздохнула.

И увидела, как среди парковых деревьев мелькнули волосы, цвета меди, растрёпанные на ветру.

Лариса! Никогда шапку не надевает, — влезла глупая мысль, и Карина с возмущением её отогнала. И, сдерживая слёзы, бросилась к подруге.

Когда они зашли в кофейню на Пушкинской, где гарантированно не встретишь однокурсников, Карина всё-таки позорно расплакалась.

— Я даже ответить ей ничего не смогла, — всхлипывала она. — Я не ожидала. Я не понимаю, почему… Она с такой ненавистью… Я же ей никогда… ничего… не… не…

— Ну, ты проснулась, подруга, — вытаращилась на неё Лариса. — Она же давным-давно о тебе сплетни распускает. Даже я, на другом факультете, и то в курсе.

— Ты умеешь утешить, — буркнула Карина.

— Эм. Я тебе не говорила… ну, чтобы не расстраивать, — Лариса смягчила тон. — Да и потом — думала, ты и сама знаешь.

— Но почему? Что я ей сделала?

— Она завистница и сплетница. Ей не нужно ничего делать. Достаточно оказаться лучше её.

— Ох, Ларка. А если они узнают?.. Я ведь сначала испугалась — думала, она о другом скажет. Ведь не поверят же теперь никогда…

— Успокойся. Не бери идиотку в голову. Пей латте, пока не остыл. И тортик скушай, — Лариса подвинула к ней тарелочку с кусочком ягодного торта и напустила на себя строгий вид. — Ешь — легче станет. Ещё не было случая, чтобы женщине не помогло сладкое!

Карина улыбнулась. А Лара добавила:

— Эх, будь мы в одной группе, я бы эту Вальку быстро бы заткнула. И не посмотрела бы, что староста.

И это верно. У себя на потоке Лариса была, что называется, в авторитете. И в школе подруга всегда за неё — «тихую заучку» — заступалась. Потом семья переехала в другой город, но Карина решила поступать в родном Харькове. Она вдруг задумалась — а не напрасно ли? Свой город, чужой… Есть ли у неё среди одногруппников друзья? Не те, что периодически обращаются за помощью в учёбе, а те, кто бы стал плечом к плечу, не дал бы в обиду? Как Лариса.

В окне мелькнул знакомый силуэт — кажется, Гена Дёмин. Прошёл мимо. Заметил ли их? Неважно.

* * *

О’Кари металась по комнате, сносила полочки, разбрасывала книги, тетради и прочую бумагу. Всплескивала руко-лапками и вопила не-тараканьим голосом.

— Я не отличница. Я — позор на шести лапах! Настоящая отличница никогда бы так не налажала. Не дала бы повода никаким Валкам. Не навела бы на себя подозрения!

В углу вытянулась струной рыжеволосая Ллара. Она некоторое время наблюдала за истерикой подруги, затем рявкнула:

— Хватит уже себя жалеть! Никто не идеален, и каждый имеет право на ошибку.

— Нет! Отличницы — не имеют таких прав, — зазвенела О’Кари разбитой вазой.

— Угомонись ты, наконец! — Ллара топнула ноголапой, а руколапы упёрла в боки. — Замолчи и успокойся.

— А ты… Ты только командовать и умеешь! Ни слова поддержки от тебя. Надоела! — О’Кари швырнула в неё ворох исписанных листов.

Ллара небрежно от них отмахнулась, ни на секунду не утратив самообладания. Пару мгновений она размышляла, как бы ещё успокоить подругу, но так ничего и не придумала, а тем временем на пороге нарисовался гость.

Таракан с добрым взглядом и трубкой в руколапе.

Завидев бьющуюся в истерике О’Кари, он мигом бросился к ней, обнял, приголубил, забормотал какую-то утешающую ерунду, мало понятную Лларе, а саму Ллару погнал за чаем. Вскоре О’Кари успокоилась.

«Надо взять на вооружение, — подумала Ллара. — При истерике — подавать чай!»

— Мне сразу эти Валки, обе-две, не понравились, — фыркнул гость в чай.

— Ага. Гадость, — согласилась Ллара.

— Но, между тем, — продолжил гость, глядя на О’Кари, — твоя подруга права. Даже отличницы имеют право на некоторую слабину. Кто не ошибается, тот уже не таракан в сознании, а имплантат в мозгу.

— Да! — обрадовалась Ллара.

А О’Кари неуверенно кивнула и пробормотала:

— Спасибо вам, Грегори.

— Да не за что, — смутился таракан и уставился на собственную трубку. — Я ведь, собственно, с просьбой пришёл.

— Да? Чем я могу помочь?

— Понимаешь, владетель мой меня беспокоит. Что-то неладное в сознании его творится. И я чувствую, что это из-за тебя. То есть, из-за владелицы твоей. Неравнодушен он к ней и, похоже, сильно. А она к нему… Ну, в общем, сердцу не прикажешь, но не могла бы ты посодействовать — чтобы она с ним помягче была немного, повнимательней. Чисто по-дружески. Это ведь несложно — лишний раз улыбнуться, что-нибудь хорошее сказать.

— Хорошо, — кивнула О’Кари. — Я попробую.

Волновался Грегори не зря.

Мало того, что за время его отсутствия тень из угла никуда не делась, разрослась даже, так ещё и исчез благородный дон. Перед этим ходил он какой-то подавленный, помятый, всё время поправлял вуаль на затылке. От вопросов отмахивался. А теперь вообще сгинул. А вместо него появился таракан с вытянутым лицом, бегающими глазами и дрожащими усами. Весь он неуловимо напоминал прежнего хозяина, но Грегори не сразу понял — чем. А между тем, у него даже футболка похожая имелась, и белая надпись на синем фоне гласила: Генатрус.

— А где благородный дон? — спросил у пришельца Грегори.

— Йа-а-а за него, — выдавил тот.

— Занятно… И кто же ты по жизни? — спросил, лишь бы что-нибудь спросить.

— Трус! — выпучил глаза таракан.

— И зачем ты здесь?

— БГ заменяю. Он в отпуске. Не может же человек всё время благородничать.

Грегори присмотрелся. На затылке пришельца болталось такое же подобие густой вуали, какое было и у благородного дона. А может — не подобие? Грегори ненавязчиво приблизился, резко схватил вуаль, дёрнул. И… столкнулся нос к носу с благородным доном Геннадием. На секунду он опешил настолько, что потерял дар речи.

— Двуликий таракан, — выдохнул он. — В жизни такого не видел.

— Много ты видел, — проворчал Генатрус и задёрнул вуаль, скрывая под ней благородного дона.

— Эй, дон, вернись! Что здесь вообще происходит, вы можете объяснить?

— Что, что… — высунулся из-под вуали благородный нос. — Вся моя сущность кричит, что владетель должен сейчас заступиться за Карину перед старостой, но…

–…страшно ведь оказаться в немилости у группы, — перебил Генатрус.

Конец ознакомительного фрагмента.