Сюжет прост: в рождественскую ночь пьяный москвич, герой романа, попадает в ряд передряг. Едва не гибнет, но к рассвету еле живой добирается до храма, где находит спасение. Это – внешнее. Внутренний сюжет – история становления парадоксального характера главного героя – псевдофилософа Гелия. Классово происходящий из «пролетарской буржуазии» – выкормыш благополучной партийной среды и семьи, – половозрелым юношей он встречается в бассейне «Москва» с девушкой Ветой, на которой намерен жениться.
7
Бывшую свою возлюбленную он никогда и нигде больше не встречал. Позвонить ей он не мог точно так же, как не мог бы позвонить покойнице, вернее, точно так же, как не сумел бы покойник окликнуть из-под могильного холмика живую прохожую.
Он стал тихим, респектабельным алкашом. Функционировал временами, причем самым казенным образом, в постелях дам богемно-гостиничного типа. Считался оригинальным светилом научного атеизма. Держал на паях еще с одним философом чуть ли не кафедру в Академии общ-наук при ЦК КПСС.
Его часто приглашали на роль высокооплачиваемого консультанта фильмов по произведениям Гоголя и Достоевского, в которых как-либо персонировали нечистые силы или активно действовали лица, верующие драматически глубоко и искренне.
Он часто выезжал за рубеж с различными делегациями. У него имелось там реноме солидного религиеведа, автора монографий и прочих печатных трудов. Так что он вполне мог себе позволить не пользоваться самыми изощренно убойными аргументами научного атеизма, сквозь нищие прорехи которого неприлично обнажается плебейство ума и духа, вызывая в людях неглупых и аристократичных неловкость за публичное самоосрамление человека.
Ему достаточно было, скажем, в дискуссии о Плащанице Христовой пожать плечами и плюралистически корректно улыбнуться — и с ходу яд окончательного сомнения в подлинности посмертного одеяния распятого Спасителя проникал в мозги людей, интеллектуально колеблющихся.
Да что уж говорить о колеблющихся! Благодаря таким вот отработанным манерам публичного поведения маститый, но невежественный — в силу изначальной глупости атеизма — религиевед выглядел временами даже в глазах зарубежных высокоученых иезуитов и отечественных наших, подпольно и кухоннорощенных богословов фигурой в высшей степени тактичной.
Еще бы! Всем своим видом он как бы призывал к милосердию и благородству по отношению к Тому, Кто был и им лично низвергнут в пыль и грязищу объективной реальности после успешного штурма Небес.
Все это выглядело в глазах верующих либералов явной симптоматикой неофициального признания статуса существования Бога, находящегося в, безусловно, временном, земном плену у бесовской власти Князя Тьмы как бы на почетных правах Наполеона или фельдмаршала Паулюса.
Все было, одним словом, о’кей у нашего героя, при взгляде на него со стороны.
Роковые последние строки Пастернака насчет изделия и перстня в футляре, над которыми он смачно глумился в бассейне, буквально ни разу за все эти годы не возникали в его сознании, словно это были не строки, а смертельные, шальные пули, навылет пробившие душу… Пробили, оставили ее, кровоточащую, в одиночестве, а сами равнодушно исчезли в необозримой мировой пустоте…
Странный факт необыкновенно быстрого превращения спортивно-моложавой внешности Гелия во внешность очень рано увядшего, хотя и импозантного человека знакомые и коллеги приписывали действию на его нервы вечной печали оплакивания смерти родителей или же чрезмерно неразумной истасканности в пустыне холостого одиночества. И никто, естественно, не знал, что в нем поселился однажды и никогда уже не покидал его существа тоскливый ужас мгновенной смерти любви, объявший его тогда, в хлорированном аду бассейна.
Надирался он на вечно горестных этих поминках так респектабельно, что никому и в голову бы не пришло заподозрить его в мрачных запоях и почти ежедневных поддачах. Тем более, он убедился, что от него никогда не разит сивушным перегаром, причем не разит самым странным образом, вопреки всем буйным бесчинствам химических веществ в похмельном организме пьющего человека.
Конечно же, Гелий не мог не соотнести явление это с воздействием на свою личность — с того самого злосчастного момента в бассейне — нечистой силы, угодливо опекающей его трижды проклятую жизнь и никому ненужную карьеру.
На людях Гелий выносил присутствие нечистой силы стоически воспитанно. Правда, некоторым дамам гостиничного типа казалось иногда, что их партнер начинает во время полового акта как-то странно и зловеще угрожающе вращать глазами, напоминая собаку, обеспокоенную назойливой мухой, звенящей перед самым ее носом в момент интимного обгладывания мозговой кости.
Но дамы эти никак не сумели бы внимательно проанализировать свои впечатления по причине неудержимого своего стремления к возвышенному, нигде не торжествующего над мелкими помехами жизни и быта с такой замечательной силой, как в случайном половом сношении гостиничного типа.
Надравшись в полном одиночестве, Гелий или садистически мстительно — фотографией какой-нибудь иконки — изводил ненавистных чертенят, бесенят и более крупных по размерам демонков, или разглядывал их с такой страстной пытливостью, намного превышающей самую невыносимую гадливость, с которой дети разглядывают пауков и мокриц.
Это были вполне материальные типы-одиночки и толпы типчиков разной конфигурации. Причем все эти антитвари были столь вертлявыми и так в своей вертлявости изгиляющимися, что зафиксировать конкретные черты их внешности либо в моментальном наблюдении ума, либо во вместительной памяти было совершенно невозможно.
Иногда все они казались лишь игривыми самоуплотнениями воздуха, принимавшими разные формы и менявшими цвета, но всегда оставляя доминантными грязновато-зелененькие тона в своей капризно изменчивой расцветке.
Иногда, наоборот, всех этих типчиков можно было счесть за странные дырки в сложенном, словно бумажный листок, пространстве — за разнообразные дырки, вырезанные быстро снующими ножничками гриппующего ребенка, убивающего время болезни, а заодно и жизни. При любом развороте многократно сложенных бумажных плоскостей вырезанность эта неровная и случайная превращается вдруг, благодаря волшебному моменту обретения симметрии, в несколько законченных конфигураций с причудливой изломанностью оформляющих пустоту дырок. Вот они-то, непонятно почему, часто приковывают к себе внимание не только детишек, но и натур одиноких, инфантильных.
Само собой все омерзительно навязчивые фигуранты нечистой силы были Гелием классифицированы и наделены в зависимости от их похабных склонностей и выполняемых обязанностей соответственными званиями, а иногда и фамильярными кличками.
И хотя милостивое, временами слишком даже предупредительное отношение к нему типчиков было несомненным, хотя без явного их участия не было бы у него никаких выездных и локальных удач, сделок, знакомств, связей, приобретений и так далее — Гелий с вызывающей неблагодарностью глумился над всеми чертями и бесами, попадавшимися ему под руку.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Перстень в футляре. Рождественский роман предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других