Холодный Яр

Ю. Ю. Горлис-Горский

«Холодный Яр» – воспоминания участника Гражданской войны на Украине, похожие скорее на приключенческий роман. Речь идет о почти неизвестных в России повстанцах центральной части страны, долго воевавших как против белых, так и против красных. Эта книга важна и тем, что оказала огромное влияние на формирование националистической идеологии с тридцатых годов до наших дней. К тексту прилагается обширный исторический комментарий, восполняющий обычные для мемуаров неточности и субъективность автора. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

I

Входе партизанского рейда^[24] Запорожская группа с боями прорвала фронт отступавших деникинцев и наступавших большевиков^[25] и перешла из Херсонской губернии в Чигиринский уезд. Простор голой равнины с разбросанными по ней селами сменила пуща, где уже не так редко попадалось человеческое жилье.

Прошли, казалось, бесконечный Черный лес^[26]. Окруженные садами опрятные белые хатки под соломенными крышами радуют глаз после громоздких — как правило, немецкого вида — домов Херсонщины, возле которых нечасто увидишь деревья.

Перемена не только в ландшафте, но и народном типе, одежде. Проходящие войска встречают у ворот черноглазые молодицы в корсетках, с кораллами и серебряными дукатами на шее. Мужики ходят главным образом в домотканых киреях^[27]. Лица классически украинские, выговор похож на полтавский — то же смягчение «л».

На какой-то стоянке жители расхваливают Холодный Яр: огромные валы Мотриного монастыря в непролазных дебрях… мудреные заграждения — даже под электрическим током^[28] (!)… тяжелая артиллерия, бьющая на сорок верст… Засел там со своим кошем^[29] атаман Чучупака и никто ему не указ — ни белые, ни красные ничего не могли с ним поделать.

Многозначительно поглядываем друг на друга. Преувеличивают, понятное дело — однако любопытно, что за сечь такая в Холодном Яру. Спорим, направимся ли мы туда или же обойдем её стороной.

На следующий день^[30] еду с полусотней конницы в авангарде 2-го Запорожского полка^[31] по направлению к Холодному Яру. Какие-то украинские части уже прошли этим или другим путем. Знакомый офицер с двумя казаками скачет мимо нас с донесением к Деду — атаману Омельяновичу-Павленко^[32]. Говорит, что у одного села их ждал немалый, хорошо вооруженный отряд, залегший с пулеметами на выгодной позиции и готовый к бою. В патриотизме местных жителей он был уверен и смело поехал на переговоры. Навстречу выступили несколько человек.

— Куда идете через наше село? Что за войско?

— Запорожская группа украинской армии.

— Как сюда-то попали?

Делегаты «противника» обернулись на одного из своих. Тот вышел вперед:

— Какие в группе части? Как зовут старших? Только не врите, я сам дорошенковец^[33].

Услышав перечень подразделений и командиров, а главное — узнав, что Литвиненко, его полковник, как всегда с палкой и трубкой, ведет следом 2-й Запорожский, улыбнулся и сказал товарищам: «Наши».

Атаман отдал приказ покинуть позицию и отправил связных успокоить ближние села: идут не чужаки — украинцы.

Километра через три замечаю пятерку конников на крепких приземистых степняках. Двое в обыкновенных в этой округе черных киреях на казацкий манер, трое в длинных черных кафтанах грубого сукна, из-под которых выглядывают шаровары того же цвета. У всех бараньи шапки с черным бархатным верхом, ружья, сабли, револьверы. К седлам приторочены гранаты. Принимаю их сперва за наших «черношлычников»^[34].

Сближаются уверенно — видно, знают, кто мы. Останавливаю:

— Какой части?

— Гайдамацкого полка Холодного Яра.

— Много ли сейчас казаков в полку?

Настороженно переглядываются, отвечать не спешат.

— Кто его знает? По домам разошлись… В монастыре одни бродяги и часть конницы, — говорит немолодой казак.

— А штаб где у вас, в монастыре?

Ухмыляется:

— А вы сами поглядите… коли надо будет.

— Вы-то куда, в разведку?

— Домой. Драться не с кем, так на что баклуши бить? Кто издалека, тот поди уже с монашками душу спасает — а мы, коли надо будет, оседлаем коней и за два часа в сотне.

Подъезжаем к Матвеевке. У дороги возвышается курган. Спешиваюсь и лезу наверх. Просторное углубление окружено открытой к селу дугой бруствера. В прежние времена тут явно был казачий сторожевой пост. Видно далеко. Откуда мы ехали и справа темнеют леса; слева, по направлению к Чигирину, тоже тянутся деревья, а посередине голая равнина — распахнутые настежь ворота в степь. Невольно мысли переносятся к тем временам, когда дозорные выглядывали тут гостей — татарские отряды с юга.

У въезда в Матвеевку стоят мужики с винтовками. Приветливо здороваются. Едем дальше и снова видим на улице вооруженных людей. Отправляю квартирьеров — наметить, где полку расположиться на постой — и спрашиваю двух девушек насчет старосты.

— Нет у нас такого.

— Ну голова, приседатель…

Недоуменно пожимают плечами:

— Нет ни головы, ни председателя.

— А кто же у вас в селе старший?

— Атаман!

Мои квартирьеры скалят зубы. Один балагур, развернув коня и наклонившись, обнимает дебелую красотку:

— У таких казаков и я бы поатаманил…

Но та вдруг, выбив ему из стремени ногу, под общий смех выталкивает из седла.

— Ишь, чертовой веры казак! На лошади не усидит, а командовать лезет.

Я перевожу разговор на то, где найти атамана. По пути к его дому встречаем группу людей, в которой стоит и он, пожилой крестьянин с немецким карабином за плечами, револьвером на поясе и двумя гранатами^[35]. Настроен радушно:

— А-а, запорожцы. Ваши тут уже проходили…

Спрашиваю, как лучше разместить полк — и главное, чем коней накормить.

— Становитесь, где пожелаете. Если у кого не будет овса или сена — притащим из других дворов.

Остальные приглашают верховых казаков в гости: кто двоих, а кто и четверых. Один, чуть под мухой, зовет всех к себе на крестины. Не замечаю враждебных или опасливых взглядов, какие нередко ловил на Подолье и даже Херсонщине. Нас тут понимают и не боятся. Не боимся и мы — люди искренне болеют за наше дело и это наполняет сердце каким-то щемящим теплом. Смотрю на лица казаков, изученные за годы войны вдоль и поперек, и понимаю: у них на душе то же самое.

Выясняю, что Матвеевка принадлежит к организации Холодного Яра, чей штаб находится в Мельниках, в полутора десятках верст. Крестьяне служат в действующей сотне, которая по первой тревоге выходит на соединение с такими же отрядами других сел, или сотне резервной — она выступает лишь при необходимости.

Сигнал подают ударами колокола: два поднимают действующую сотню, три — обе разом. В набат бьют только при нешуточной угрозе или общей мобилизации — тогда должны выйти все, у кого есть оружие. В любое время кто-нибудь стоит в карауле с оружием и если в округе послышится колокольный звон, начинает трезвонить сам.

А вот расположенные за лесом Чигирин, Суботов, Новоселица, Ивковцы, хутора вокруг них и некоторые села на том берегу Тясмина — это уже владения Коцура, бывшего каторжанина^[36]. В прошлом 1919 году его партизаны сколотили было Чигиринский полк, который пристал к большевикам и дрался против армии Украинской Народной Республики.

Вскоре, однако, они передумали, бросили фронт и учредили отдельную державу под красным знаменем. Комиссары в «советский» Чигирин не показывали носа — признавая по обстоятельствам того времени ревком, составленный главным образом из украинских патриотов, попавших под влияние батьки Коцура. Когда Украину захватили белые^[37]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

24

1-й Зимний поход армии УНР, в составе трех групп, начавшийся 6 декабря 1919 г. восточнее Любара (теперь Житомирской области). На время начала повествования группа состояла из сводных Запорожских полков (1-го пехотного и 2-го конного), конно-горноартиллерийского дивизиона, конного полка Черных запорожцев и 3-го отд. конного полка. Командиры, соответственно: Иван Дубовой (не следует путать с Иваном Дубовым, начальником 44-й стр. дивизии РККА), Иван Литвиненко, Олекса Алмазов, Петро Дяченко и Гнат Стефанив.

25

16 декабря 1919 г. ВСЮР оставили Киев, 30-го Екатеринослав — который 8-го отбили у Революционной повстанческой армии Украины (махновцев), — 31-го Черкассы, 24 января 1920 г. Елисаветград, 7 февраля Одессу.

26

Черный лес, он же Знаменский, лежит между Знаменкой и Цыбулевым. Это первый из полосы лесов, идущей на север до правого берега Тясмина. Остальные: Чутá, Яничанский, Суботовский. В 1905 г. в лесу укрывался отряд аграрников атамана Сметаны. (Михаил Кубанин в 1927 г. отмечал, что «антипомещичье» и «антипролетарское» движение охватывало одни и те же районы.)

27

Корсетка — кофта без рукавов. Киреей называют два вида верхней одежды: 1) простой кафтан с прямоугольным капюшоном (кобеняк); 2) полукафтанье со вставками, застежками, иногда карманами (казакин, чекмень).

28

Основой таких слухов могло служить наличие в конце 1919 г. телефонной связи между штабами Чучупака и Коцура.

29

Кош — место постоянного или временного пребывания запорожских казаков. В 1917–1920 гг. так назывались некоторые украинские войсковые соединения.

30

9 февраля 1920 г.

31

Автор писал, что поступил в армию УНР, а именно конно-гайдамацкий курень им. Яна Кармелюка зимой 1917–18 гг. на Подолье в чине хорунжего (это противоречит его же словам о службе в 60-м полку им. Кармелюка — другая часть, которая существовала на Подолье в начале 1919 г.). Увереннее можно утверждать, что не позже конца января 1919 г. он перешел в 8-ю конную сотню 18-го Запорожского гетмана Богдана Хмельницкого пехотного полка. 11 января 1920 г. в Умани «красные казаки» Омеляна Волоха (см. прим. 37) застали врасплох и разоружили большую часть богдановцев. Многие из них вскоре вернулись в армию УНР. Ускользнувшая конная сотня (командир — хорунжий Соловьев) была включена во 2-й Запорожский полк, но не позже 23 февраля самовольно перешла к Черным запорожцам, где стала 3-й сотней.

32

Михаил Владимирович (русское написание фамилии — Амельянович-Павленко). С 10 декабря 1918 по 9 июня 1919 г. командующий Галицкой армией (см. прим. 133), с 28 сентября Запорожской группой, с 5 декабря армией УНР. Его младший брат Иван (оба — полковники российской армии, кавалеры ордена Св. Георгия 4-й ст.), инспектор кавалерии армии УНР во 2-й половине 1919 г., во время 1-го Зимнего похода служил в Кубанской армии (по собственным словам, слег с тифом в Проскурове и попал в плен ВСЮР в конце ноября 1919 г.). Затем выехал через Грузию в Польшу и 30 июня 1920 г. возглавил Отдельную конную дивизию армии УНР.

33

Боец 16-го Запорожского гетмана Петра Дорошенко пехотного полка, интернированного поляками в начале декабря 1919 г.

34

Бойцов вышеупомянутого полка Черных запорожцев.

35

Дмитро Курка по прозвищу Орел.

36

Спиридон (Свирид) Дементьевич, написание фамилии в источниках: Коцур, Кацура и т. д. Родился в 1890 г. Анархист. В 1911 г. приговорен к бессрочной каторге за участие в нападении годом ранее на правление Краснопольской волости Екатеринославского уезда. Участник вольноказацкого движения в родном Суботове, повстанец во время германской оккупации. В ноябре 1918 г. возглавил 1-й курень червонного казачества, союзный атаману Зеленому, не позже 2 декабря взял Чигирин, обзавелся бронепоездом. В конце января 1919 г. курень уже воевал на стороне большевиков, приказом по Укрфронту от 18 февраля вошел во 2-ю Украинскую дивизию и стал Чигиринским полком (1,1–1,5 тыс. штыков, носил разные номера, с 16 июня — 414-й полк 46-й стр. дивизии; не следует путать с украинизованным 503-м Чигиринским полком, который поддался на агитацию большевиков в декабре 1917 г. в Харькове). Полк дошел в боях с армией УНР до Збруча. В конце апреля 1919 г. его бойцы разоружили ревком и ЧК в Тальном (см. также прим. 248), в начале июля, вернувшись домой, готовились партизанить в тылу ВСЮР. 13 июля разгромили полтавскую ЧК, за что едва не попал под расстрел военком 46-й дивизии Исаак Минц.

37

29 июня 1919 г. ВСЮР вступили в Екатеринослав, около 17 августа — в Черкассы и Елисаветград, 23-го — в Одессу, 30-го (одновременно с армией УНР) — в Киев.