Мишка для Танечки

Ю_ШУТОВА, 2022

Эта невероятная история началась новогодней ночью. И новогодней ночью же закончилась. Но уже через год. В ней были неожиданная встреча, верные друзья, сложные обстоятельства, романтика, препятствия и даже преступление. И, конечно, была в этой истории любовь. И еще плюшевый мишка.

История эта старая. Не как мир, конечно. Но еще из прошлого века. И удивительная. Хотя и абсолютно правдивая. Я привык, что как только под пиво или шашлычок рот раскрою: «Вот было дело…», — приятели сразу ухмыляются: счас Кирюха заливать начнет. Я складно рассказывать мастер, и приврать могу для украшения и пущей, так сказать, округлости темы. Но к этой истории я ни полслова вымысла не добавил. И когда у вас в черепушке заворочается Станиславский и завопит свое вечное: «Не верю!», я вам представлю такое доказательство, что он сразу заглохнет. Но это потом, в конце. А пока давайте от начала. Спляшем, как говорится, от печки. Тем более, что с нее все и началось.

Гори, гори ясно!

Печка никак не желала растапливаться, она жрала газеты, а дровами манкировала, чадила вонюче — пришлось отрывать дверь, проветривать и без того промороженную домушку. Танечка чуть не плакала. Придумала тоже: встречать Новый год на даче. Была бы Дача, а то деревянный домик с печкой, огород да туалетная будочка за кустами смородины. Обычная шестисотая родительская дачка: три сотки под картошку, да три под все остальное. Но ведь подружки, Машка с Вероничкой, одобрили — прикольно, Новый год по будильнику и танцы под магнитофон, ночь, снег и чемодан портвейна. Про чемодан — шутка, но со здоровенной долей правды: почти полтора литра кофейного ликера «Сэм энд Пол». Не слыхали про такой? Самопал, значит. Девчонки наварили, две бутылки водки на это дело ушло и банка растворимого кофе. Ну понятно, сухаря два пузырика взяли, и парни еще коньяк принесли, через каких-то родственников с завода уворованный, с темным прошлым, но питьевой. А, да, еще шампусик, это по регламенту. Крымский «Новый Свет», по шесть с полтиной за бутылку. Салатов навертели: оливье, селедка под шубой, Таня печеночный тортик смастерила. Еще и настоящий торт, это Машка — спец по бисквиту. Бисквит черный, какао добавлено, а сверху безе и крем из яичных белков — «Негр в пене».

А теперь это все в сумках на полу, а они впятером вокруг печки камлают: разгорайся, милая, будь ты неладна. Что, обратно на электричку бежать? В город возвращаться? Можно, в принципе, в общагу к Вероничке податься, как раз к двенадцати успеют…

Печка, как подслушала Танюшины мысли — смилостивилась: «Ладно, гуляй, нога!» — и разгорелась. Теплей не стало, снимать куртки и пальто они и не думали, но перспективы улучшились, даль просветлела, и можно было вытаскивать снедь на стол, да и пропустить по первой за победу над старорежимным обогревательным агрегатом стоило. Таня утешилась: все-таки идея приехать в новогоднюю ночь на дачу не так уж дурна. Они даже елочку поставили, маленькую, пластиковую, слегонца помятую в сумке с салатами. Всяко лучше, чем дома с родителями под телевизор. Если б она не настояла, Машка со своим Валериком, женатики-первогодки, дома бы сидели. У них любовь, им везде хорошо. А Вероничка в общаге на дискотеке отжигала бы. Она вечно в поиске, шерстит варианты, чтоб после института в городе остаться. Вон, очередной вариант, Олег, кассету с Лед Зеппелингом в Электронику втыкает. В свою Бабеевку Вероничка возвращаться не хочет, говорит: «Бабеевка, она и есть Бабеевка, одни бабы, разной степени толстожопости».

Вероничка, кстати, пообещала за Олега своего, что тот приятеля захватит. Для ровного счета. Но видать, не срослось. Спросить неудобно как-то, будет похоже, что Танюше мужика не подогнали. Фу, пошлость какая. Это не про нее. Не то, чтоб она такая уж недотрога, но как-то выходит, что те, кто ей нравится, Таню не замечают, а те что замечают… Они не рассматриваются. А может, все дело в близорукости: очки носить стесняется, и чтоб не озираться, щурясь: «Кто тут?» движется вдоль коридора пединститута с замкнутым, а по мнению окружающих, высокомерным видом.

Короче, праздник начал набирать обороты.

Старый год проводили, под музычку у печки потоптались. Стрелки на стареньком будильнике все ближе к двенадцати.

— Шампанское где? Открывайте!

— Куда к торту руки тянешь? Это на следующий год! Шубу бери.

— Я вам счас про шубу расскажу…

— Анекдоты погодь. Надо сосредоточиться.

— Да разливайте уже, Новый год пропустим.

Галдеж, смех, звон простых граненых стаканов. Будильник, поставленный в пустую кастрюлю, оглушительно зазвонил-загрохотал, подпрыгивая. Пробка из шампанского выскочила. Всё! Новый год наступил! Ура, товарищи!

Через часок-полтора, когда уже и наелись, и пару пустых пузырей под стол убрали, и наплясались, стало скучновато. Валерик на диван прилег.

— А давайте гулять пойдем.

— А давайте. Танюха, где у вас тут гуляют?

Таня плечами пожала. Где тут зимой болтаться? Летом на карьер купаться ходят. А сейчас?

— Ну у ворот снег в кучу собран. Видели? Там раскатано, малышня на санках отрывается.

— О, с горки кататься! Пошли, — подхватила Вероничка, видимо, вспомнив деревенское детство.

— А санки есть?

— Есть.

Через пять минут компания вывалилась на улицу. Улицы дачного кооператива, хоть и носили красивые названия: Березовая, Кленовая, Сосновая, никакими березами-кленами украшены не были, их формировали лишь разномастные заборы да редкие, обозначавшие перекрестки, фонари. Тонкий серпик месяца даже не заморачивался что-то освещать на земле — едва серебрил облачную кучу, может, тоже собирался лихо скатиться с нее, улегшись на покатую спинку.

Два шага от калитки прошли, за угол свернули, и на тебе!

— Эй, смотрите-ка! Что это там? — кто-то из парней указывал в темноту, где заборный ряд обрывался.

Там явно была только что выстроенная дача, еще не обжитая: вокруг дома с «ломанной» финской крышей из-под снежных шапок выглядывали штабеля деревянных поддонов, кирпича и еще чего-то неопознаваемого, может, просто строительного мусора.

— Костерок кто-то развел?

Они подошли ближе. Теперь было видно, что огонь горел прямо под самым домом — пламя пока еще несмело лизало деревянную стену. Припахивало бензином.

— Это не костерок, — жестко сказал Олег, — это поджог. Что делать будем?

— Может пойдем отсюда? — Машка потянула своего Валерика за рукав, — чего-то гулять расхотелось.

Валерик, отцепляя руки жены, как-то неуверенно сказал:

— В милицию бы позвонить. И пожарным.

— Ты что? До станции три кэмэ. Забыл, как мы сюда перли? — Машка вцепилась в мужнино пальтишко.

— Пока до станции доберемся, тут все сгорит, — это опять Олег.

— И ветер еще. Раздует огонь, половина дач займется, — закивала Вероничка, — у нас как-то был пожар, вся деревня сбежалась, прям как были, в труселях, ватниках и валенках, не до нарядов.

Таня представила, как пылает их дачка. И хоть она совсем ни при чем, но как говорит отец: «На тебе сломалось — твоя вина. Обратного не докажешь». Тушить надо.

— Тушить надо, — озвучил ее мысль Олег, и подхватив какую-то палку, кинулся раскидывать костерок.

Ну надо же, а Танечка его за пижона приняла. Сказано же: на дачу едем, а он вырядился в ранглеровские вельветки, фирменные, не самострок, и югославскую кожаную куртку. Еще полусапожки, явно импортные, дорогие. А сейчас он в этом моднючем прикиде в дыму пляшет, огонь гасит. Может и хорошо было бы, если он такого же приятеля привел. Смелого и решительного.

Остальные кинулись помогать. И только Таня осталась в стороне. Ей было страшно. Вдруг те, что подожги чужую дачу, еще тут, прячутся в темноте, следят. «Пойдут за нами, а потом, когда спать уляжемся, припрут доской дверь в домушку и подожгут». Она заозиралась, но никакого движения увидеть не смогла.

Когда все было затоптано, засыпано снегом и кстати подвернувшимся песком из кучи, все несколько воодушевились: «Ну чё, мы не молодцы что ли? Молодцы!»

— Победу над стихией надо спрыснуть. Пошли коньячек дохлебаем, — предложил Валерик.

Машка заботливо запахнула его серенькое пальтецо:

— Застегнись. Простудишься, юный друг пожарной дружины. Весь дымом провонял. Фу!

— Надо к сторожихе зайти, — протянула Таня.

— Зачем? Мы вроде как управились? — развела руками Вероничка.

Она тоже изображала заботу о своем герое, вроде как отряхивала его кожанку. Что там отряхивать? Куртка неубиваемая. Фирма̀! Девочки были заняты мальчиками, и только Таня стояла, держа за веревочку свои старенькие санки. Народ пугать она не хотела, но перспектива промолчать и всю оставшуюся ночь бояться одной не привлекала.

— Ну скажем ей. Пусть она в милицию позвонит.

— Со станции? Сторожиха, поди, тоже Новый год отмечает. Или дрыхнет. Не пойдет она, — уверенно заявила Вероничка.

Таня покачала головой:

— Не. У нее, может, ключ от правления есть, там телефон.