Коррупция как механизм социальной деградации

Ю. В. Голик, 2005

Авторы настоящей работы – Юрий Владимирович Голик, доктор юридических наук, профессор Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина, директор Центра РГТЭУ по изучению организованной преступности в экономике и торговле; Валентин Иванович Карасев, доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина, заместитель директора Центра РГТЭУ по изучению организованной преступности в экономике и торговле. Коррупция в современный период времени превращается в мощную криминогенную детерминанту всей жизни общества, становясь принципом власти и образом жизни населения. Если этому не воспрепятствовать, то последствия будут необратимыми: существующее общество и государство исчезнут. В работе проблема коррупции рассматривается в философском, уголовно-правовом и криминологическом аспектах. Подобный междисциплинарный подход выгодно отличает предлагаемое исследование от других работ по данной тематике. Для практических работников, а также всех интересующихся проблемами борьбы с коррупцией.

Социальная трансформация и изменение правовой реальности

Рассмотрение проблем коррупции, как и преступности в целом, с точки зрения исторического контекста развития системы научного знания, как, впрочем, и анализ практически любого иного социально значимого феномена, невозможно вне изучения процесса глобализации как актуализующегося поля универсального процесса социальных изменений, правомерно определяющегося сегодня как категория социальной трансформации.^[28] «У современной истории — очень плотный график. То, что раньше длилось столетиями и десятилетиями, сегодня длится мгновение».^[29]

В системе познания влияние глобализации достаточно велико, так как оно воздействует на ядро методологии — субъективную исследовательскую позицию. Это относится как к сферам наиболее общего уровня познания: социально-философского, философско-правового^[30], так и теоретических отраслей знания, таких как теория государства и права и криминология^[31].

Проблема состояния и изменения преступности в условиях глобализации является актуальной уже в силу того, что раскрывает один из аспектов разворачивающегося в границах современного мирового человеческого сообщества универсального процесса социальной трансформации. Вопрос состоит не только и не столько в определении в рамках предлагаемого исследования параметров и результатов трансформационных перемен в целом, сколько в анализе тех возможных следствий, которые для современной формы организации человечества и его конкретных форм существования, таких, как локальные цивилизации, культуры или национальные государства, могут быть негативными.

Преступность относится к тем социальным феноменам, действие которых по сути отрицательно, но функциональное взаимодействие которых с субстанцией социального организма не исчерпывается негативом. Являясь выражением действия определенных сторон социальных противоречий и проявляясь в параметрах социума как общая закономерность его функционирования и развития, преступность в то же время обозначает участки социальной реальности и механизмы государственного регулирования системы общественных отношений, которые уже (или еще) не пригодны обеспечивать нормальное социальное движение. Фактически, определяя состояние и уровень преступности того или иного общества, мы в состоянии определить точки «социальной инфекции», источник общественной дисфункциональности, но тем самым и «ворота» в будущее, через борьбу с негативным и сознательным конструированием позитивных структур, функций и механизмов их обеспечения в социальном поле.

Особенностью социальной реальности сегодняшнего дня является факт становления в условиях существования различных по форме структурной организации, уровню материальной и духовной культуры, сферам социопространственного влияния культур, цивилизаций и национальных государств, формирования иного по своему характеру и строению социального качества, содержание которого уже не вмещается в существующие социальные границы. Первой из ряда возможных проявлений этого универсального процесса стала глобализация, фактически выступающая как его предпосылка в становлении материально-предметного основания и экономического механизма запуска соответствующих закономерностей и механизмов их реализации в иных социально-исторических условиях.

Таким образом, первым уровнем, в рамках которого возможно исследовать поставленные в работе задачи, является сфера изменения социальной реальности как фундаментальное условие и среда трансформационных преобразований социальных феноменов, в том числе преступности, в контексте глобализации.

Категориальный смысл понятия социальной трансформации распространяет свое влияние уже не только на философски-абстрактное описание окружающей действительности, но и на теоретические обобщения социальных наук, таких как социология, политическая наука, юриспруденция. Непосредственную практическую актуальность его исследования рельефно очерчивают настойчивые попытки найти эффективную модель реализации существующих тенденций социальной реальности в перспективах уже недалекого будущего.^[32]

Вместе с тем необходимо отметить, что до настоящего времени, несмотря на активное использование самого термина, практически все авторы вкладывают в понятие социальной трансформации только субъективно присущее их исследовательской позиции видение. Общепринятого содержания категории пока не существует. Точнее, оно уже есть в системе социально-философского знания, но еще не получило общеупотребительного значения.^[33] Это порождает в некотором смысле хаотическое распределение смыслов в границах, казалось бы, единой системы отсчета. Практически все исследователи подходят к пониманию того, что трансформация — это процесс, инновационным смыслом которого является рождение нового применительно к обществу социального качества. Более широко — появление новой социальной системы. Однако именно здесь возникает проблема, так как социальное качество или социальная система выступает у разных авторов в различных логических объемах. Если прибавить к этому многоуровневость и разноплановость исследовательских приемов, каждый из которых претендует на исчерпываемость и окончательность, то проблема становится по крайней мере трудноразрешимой в приемлемых для сторон консенсусных вариантах.

Поэтому, как и в любом процессе становления новой системы отсчета в научном знании, здесь калейдоскопичность накопления достаточного фактологического материала еще ожидает либо момента сознательного выхода на позиции качественной определенности в теоретических обобщениях социальных наук и философской рефлексии, либо бифуркационного скачка в ее становлении, безотносительно к авторским амбициям. Ситуация социальной реальности требует нового знания, и оно несомненно будет получено и использовано в практике управления общественными процессами в условиях глобальных изменений течения социальных процессов. Однако уже сейчас можно определенно утверждать, что успешная реализация сказанного будет возможна только тогда, когда процесс глобальных изменений можно будет описать как частный случай изменения как такового, т. е., при условии создания единой системы отсчета, в границах которой все сегодня не определенное займет свое законное место на исторической шкале исследования социальных изменений.

Существует точка зрения, что глобализация, понимаемая как всеохватывающий интеграционный процесс на базе финансовых и технологических достижений западной цивилизации, выступает ведущей тенденцией современного развития. Проблемы определения и раскрытия существа таких категорий современного научного знания, как социальная трансформация, ее политическая составляющая, модернизация или правовые инновации, сегодня неотделимы от содержания этого всепроницающего процесса социальных изменений. Такие исследователи, как А. Тойнби, К. Ясперс и Э. Тоффлер на Западе^[34], П. А. Сорокин, А. С. Панарин и Ю. В. Яковец в России^[35] теоретически предвосхитили и частично описали параметры глобальных метаморфоз в их прогрессивной или циклической форме. Но нашему поколению приходится жить в условиях проникновения феномена глобализации в повседневную жизнь, а, следовательно, проблема глобализации как формы проявления в частично социальном контексте современности трансформационных изменений для нас актуальна в геометрической прогрессии.

Однако, с нашей точки зрения, во-первых, пока об этом как о главной тенденции мирового развития говорить преждевременно. Нельзя выводить функцию из неопределенного аргумента. Во-вторых, корректность исследования диктует необходимость говорить, по крайней мере, о трех центрах тенденции, в основании которых лежат свои ресурсы интеграции, например, западная культура и евро; американские финансы и доллар; азиатские наркотики и йена. Наконец, в-третьих, прежде чем делать обобщающие выводы, необходим исторический, логический и структурно-функциональный анализ процесса глобальных перемен с тем, чтобы понять, является ли он носителем восходящей или нисходящей линии социального развития современного человеческого сообщества.

Стремление выразить сущность нового информационного общества вылилось в целый калейдоскоп определений. Дж. Лихтхайм говорит о постбуржуазном обществе, Р. Дарендорф — посткапиталистическом, А. Этциони — постмодернистском, К. Боулдинг — постцивилизационном, Г. Кан — постэкономическом, С. Алстром — постпротестантистском, Р. Сейденберг — постисторическом.^[36]

Очень важным представляется вопрос о том, кто задает направление социальному и политическому развитию в новой сфере. Ведь правительство является лишь одним из ведущих участников этого процесса. Другие важные роли распределены между предпринимателями, рабочей силой, финансовыми кругами и университетами. В силу своей особой сложности процесс требует нового понимания взаимоотношений между технологией, экономикой и социальными потребностями. Политика в области информации и коммуникаций связана с фундаментальными проблемами человеческой личности и ее ценностями. И думать здесь нужно не столько о каких-то конкретных программах и методиках, сколько об общей системе, в рамках которой информация влияет на плюралистическое общество. Нынешние демократические режимы благоденствуют лишь тогда, когда между их гражданами существует более или менее прочный консенсус. С ростом темпов изменений представляется необходимым коллективизировать разум общества, но не централизованными авторитарными методами, а развивая диалог на коллективной информационной основе, ведущий к консенсусу относительно стратегии выживания и благосостояния как индивидов, так и общества.

Различное видение современными мыслителями хода и перспектив исторического процесса, при всей разноплановости и многоуровности исследовательских позиций, в интегрированном виде позволяет сделать теоретическое обобщение о том, что в любом из возможных для социального контекста современности случаев процессы социальных изменений перерастают национальные и системные границы отдельных таксонометрических единиц структурного множества, составляющего сегодня собирательное понятие человеческого сообщества.

Более того, если этот первый вывод отражает границы происходящих социальных изменений, то второй может содержать в себе понимание их глубины и сложности. Речь идет о транссистемном характере рождения нового социального качества, а фактически о тенденциях формирования новой модели сообщества, которое перерастает не только границы локальности в пространстве, но и границы социальности в понимании качественной определенности складывающегося инновационного феномена. Назвать новое сообщество социумом, употребляя традиционное понимание данной категории, становится по крайней мере не совсем корректным.

Следовательно, на современном этапе исторического развития происходит реальная трансформация человеческих сообществ. До тех пор, пока кластеры изменений циркулируют в пределах локальных культур или цивилизаций, они имеют форму системной социальной трансформации, но при переходе к процессам кросскультурного масштаба трансформация становится универсальным феноменом и магическим ключом к управлению планетарным изменением. При этом форма, возможно, одна из первых в последовательном ряду сменяющих друг друга форм, универсального трансформационного процесса и есть глобализация.

Глобализация, таким образом, — категория, параметры которой в системе современного знания трудно определить. С одной стороны, по своему содержанию она практически так же широка, как основные понятия процесса социальных изменений. С другой стороны, феномен глобализации многогранен. Он затрагивает все области общественной жизни, включая такие сферы, как экономика, политика, социальная сфера, идеология, культура, наука, право, экология и др. Процессы, которыми сопровождается глобализация, еще только разворачиваются, основной своей частью располагаясь в области чистого, а не наличного бытия. Они проявляются чаще всего не как доминанта, а как тенденция. Общественному сознанию еще предстоит адаптироваться как к выходу основных процессов жизнедеятельности за привычные границы государств, так и к имеющему место сжатию исторического времени. Так, если на ранних этапах становления современных цивилизаций материальная и культурная среда обитания человека менялась приблизительно за тысячелетие, а затем за 200–300 лет, то к началу XXI века этот срок сократился до 20–30 лет, т. е. оказался соизмерим с так называемым циклом смены поколений.^[37]

Глобализация предстает в исследовательском дискурсе и как феномен, проявляющий в человеческом сообществе сущность универсального процесса социальной трансформации, основные качества и свойства которого в современных условиях находятся еще в состоянии чистого, а не наличного бытия. Такая позиция приводит к выводу о том, что основная сущность процесса глобальных социальных изменений недоступна прямому познанию, проявляясь в действительности лишь отдельными свойствами, отражая, с одной стороны, сложившуюся необходимость, с другой — уровень становления участвующих в процессе субъектов и объектов и их возможности осознания собственной системности. Причем в качестве субъектов выступают различные страны (национальные государства и их реальные ресурсодержатели, такие, как ТНК), надгосударственные образования цивилизационного уровня (Евразия, Европа и США, Япония и страны «третьего мира» и т. д.) и исторические культуры.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

28

Карасев В. И. Социальная трансформация как предмет философского исследования. Автореф. дис.… докт. филос. наук. — М., 2000; Карасев В. И., Васьков А. Т. Феномен глобализации в социальном контексте современности. — М., 2002, и др.

29

Назарбаев Н. А. Критическое десятилетие. — Алматы, 2003, с. 9.

30

Абдеев Р. Ф. Философия информационной цивилизации. — М., 1994; Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта. — М., 1999; Эрнандо де Сото. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. — М., 2001; Тоффлер Э. Шок будущего. — М., 2000; Фурсов А. И. Колокола истории: В 2 ч. — М., 1999, и др.

31

Бурлаков В. Н., Гилинский Я. И., Шестаков Д. А. Российская криминология в конце XX столетия // Правоведение, 1999, № 3; Гилинский Я. И. Теоретические проблемы социологического исследования преступности и иных антиобщественных про явлений. — Л., 1983; Его же. Понятие преступности в современной криминологии // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры Российской Федерации, 2001, № 3; Иншаков С. М. Криминология. Учебник. — М., 2000; Овчинников Б. Д. Вопросы теории криминологии. — М., 1982; Орехов В. В. Понятие и измерение преступности // Криминология. Общая часть. Учебник. — СПб., 1992; Раска Э. Борьба с преступностью и социальное управление. — Таллин, 1985; Резник Г. М. К вопросу об определении понятия «преступность» // Совершенствование правовых мер борьбы с преступностью. — Владивосток, 1986; Спиридонов Л. И. Социология преступности. — М., 1978; Его же. Феномен преступности // Криминология. Курс лекций. — СПб, 1995; Шестаков Д. А. Преступность и преступление: нетрадиционные подходы // Криминология: вчера, сегодня, завтра. Труды Санкт-Петербургского криминологического клуба, 2002, № 4 (5), и др.

32

Карасев В. И. Государство, общество, личность: К теории становления социумов. — М., 2000; Его же. Феномен политического лидерства. — М.; Воронеж, 2000,и др.; Мельвиль А. Ю. Трансформационные транзиты в политической сфере постсоветской России. М., 1999; Тоффлер Э. Шок будущего. — М., 2000; Его же. Третья волна. — М., 2000; Его же. Метаморфозы власти. — М., 2001, и др.

33

Карасев В. И. Социальная трансформация как предмет философского анализа. Дис.… докт. филос. наук. — М., 2000.

34

Тойнби А. Дж. Постижение истории. — М., 1991; Его же. Цивилизация перед судом истории. — М., 1996 и др.; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994; Тоффлер Э. Третья волна. — М., 2001; Его же. Футурошок. — М., 2001; Его же. Метаморфозы власти, и др.

35

См.: Сорокин П. А. Человек, цивилизация, общество. — М., 1992 и др.; Панарин А. С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке. — М., 1998; Панарин А. С. Философия политики. Учеб. пособие для студентов вузов. — М., 1996; Панарин А. С. Вторая Европа или третий Рим? Избранная социально-философская публицистика. — М.,1996; Панарин А. Россия между атлантизмом и евразийством. Цивилизационный процесс и вызов Запада // Российская провинция, 1993, № 1 и др.; Пантин В. И. Циклы и ритмы истории. — Рязань, 1996; Яковец Ю. В. Социогенетика: содержание, закономерности, перспективы. Научный доклад к V междисциплинарной дискуссии. — М., 1992; Его же. У истоков новой цивилизации. — М., 1993; Его же. История цивилизаций. — М., 1995; Его же. Циклы. Кризисы. Прогнозы. — М., 1999,и др.

36

Дайзард У. Наступление информационного века // Новая технологическая волна на Западе, с. 344; Эллюль Ж. Другая революция // Там же, с. 147; Кан Г. Грядущий подъем: экономический, политический, социальный // Там же, с. 175; Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программированного общества // Там же, с. 410; Этциони А. Масштабы повестки дня. Перестраивая Америку до XXI века // Там же, с. 293; Белл Д. Социальные рамки информационного общества // Там же, с. 330, и др.

37

Глобализация мировой экономики и проблемы развития России / Под общ. ред. В. Д. Кривова. — М., 2001, с. 3.