Безжалостный рыцарь

Эшли Джейд, 2020

Коул Ковингтон – самый популярный сердцеед в школе. Каждый парень хочет быть на его месте, каждая девушка мечтает с ним встречаться. Но не я. Его потрясающая внешность, сильные руки и кокетливые улыбки меня больше не волнуют, ведь я знаю, что скрывается под блестящими доспехами звездного квотербека. По крайней мере, я так думала. Иногда самые красивые люди… скрывают самые уродливые истины. А иногда единственный способ спасти кого-то – это пройти с ним через ад. Сойер Черч – фанатка библии. Девушки ее травят, а парни не замечают. Но не я. Милая и саркастичная, ее невозможно не заметить. Как бы я ни старался. Все в школе считают ее пухленькой любительницей Иисуса, но в отличие от них Сойер настоящая и никогда не притворяется кем-то, кем она не является. Пока я не попрошу ее стать моей девушкой для отвода глаз. Иногда самые прекрасные души… скрывают величайшую боль. А иногда единственный способ спасти кого-то… это сражаться за него.

Глава шестая

Сойер

Из-за того, что я забыла учебник истории в шкафчике, мне пришлось вернуться за ним. Когда я подошла к своему фургону, парковка уже пустовала.

Хотя там был Оукли, стоявший возле своего «БМВ».

Я предположила, что он ждет Коула, но мгновение спустя к нему подъехала машина, и из нее вышел Локи. Замедлив шаг, я смотрела, как он протягивает Оукли бумажный пакет.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что в нем было.

Я не слышала, что говорил Локи, но что бы это ни было, Оук был весь на нервах. Что-то оборвалось у меня в груди, когда Локи запрыгнул в машину и уехал.

Проще простого махнуть рукой на Оукли, как на обыкновенного наркомана, который просто катится по наклонной, и держаться от него подальше, но я так не могла. Конечно, у него были проблемы, но в нем так много хорошего.

Хорошего, которое уничтожат наркотики, а после и прикончат его самого.

С этой мыслью, придавшей мне уверенности, я бросилась через парковку. Если Дилан и Джейс не могли достучаться до него, я очень сомневалась, что мне это удастся, но будь я проклята, если не попробую добиться хоть чего-то, использовав так называемую «суровую любовь».

— Эй, Коротышка, какого хрена? — завопил он, когда я выхватила у него пакет.

— Я не позволю тебе разрушить свою жизнь.

Прежде чем он успел остановить меня, я подошла к водостоку на стоянке и избавилась от содержимого пакета. Меня наполнил ужас, когда я увидела, как около пятидесяти крошечных восковых мешочков исчезли в канализации.

— Боже правый, чувак. Ты пытаешься покончить с собой?

Я мало что знала о наркотиках, но это казалось перебором для обычного потребителя.

— Не собирался, но теперь я, считай, уже мертв. — На его лице вспыхнул гнев. — Ты хоть представляешь, что сейчас сделала?

Да уж, он очень глубоко увяз.

— Эм… да. Спасла тебе жизнь.

Кипя от злости, Оукли вцепился в свои грязно-желтые волосы.

— Это были героин и кокаин на четыре тысячи долларов, которые ты только что уничтожила.

Еще одна причина, по которой наркотики — отстой. Придурки отваливают кучу денег за то, чтобы умереть.

Я широко развела руками.

— Не за что. — Он открыл рот, но то, что я должна была сказать, гораздо важнее. — Ты хоть представляешь, как сильно расстраиваешь людей, которые тебя любят? — Скрестив руки на груди, я посмотрела на него сверху вниз. — Дилан плачет перед сном почти каждую ночь, а Джейс даже не может насладиться футбольным матчем своего брата, поскольку они боятся, что им позвонят и скажут — у тебя передоз, случился припадок, и ты захлебнулся рвотой, а после умер где-то в канаве.

Драматично? Да. Но иногда необходима была тактика запугивания.

Стыд окрасил его лицо.

— Сойер, это не…

— Меня не интересуют твои оправдания. — Махнув рукой, я направилась к своему фургону. — Единственное, что я хочу услышать от тебя, это обещание, что ты навсегда завяжешь с этим дерьмом.

— Я не могу, — прошептал он позади меня.

— Нет, мож…

— Не могу. — Схватив за локоть, Оук развернул меня к себе. — Это не то, что ты думаешь. — Он резко выдохнул. — Я закладчик.

О, это хорошо. Признание того, что проблема существует — это первый шаг к ее решению.

— Я понимаю. Но тебе нужно перестать употреблять, чтобы больше не закладывать свои вещи…

Он раздраженно вздохнул.

— Я имею в виду, что я закладчик у Локи.

Я потеряла дар речи, пока не вспомнила, что Дилан говорила, как его ломало прошлой ночью. Я осуждающе ткнула пальцем ему в лицо.

— Вы меня не обманете, мистер. Дилан сказала, что ты был под кайфом, когда вы в последний раз виделись.

Вытащив косяк из-за уха, Оукли пошел к своей машине.

— Это потому, что некоторые клиенты заставляют меня пробовать товар, прежде чем купить его. Я не хочу, но у меня не всегда есть выбор.

С таким же успехом он мог бы начать говорить на другом языке, потому что, как по мне, это была полная бессмыслица.

— Что? С чего бы им…

— Чтобы убедиться, что Локи не кинул их, и товар реально хорошего качества.

Кто знал, что наркоманы такие придирчивые?

Я отмахнулась от этой мысли. Произошло что-то куда более важное.

— Ладно, допустим, я поверю в твою маленькую историю с пробами. С какой стати тебе вообще работать на Локи? Есть так много другой работы…

— Никто не будет платить мне столько же, сколько Локи.

Справедливо, но риск все еще был не оправданным.

— Слушай, я знаю, тебе нужны деньги, но разве ты не можешь найти работу, где тебе не придется нарушать сразу несколько статей уголовного кодекса?

— Я пытался. — Выражение его лица стало серьезным. — Не все такие умные, как ты, Сойер. У меня нет ни мозгов, ни навыков, ни опыта. — Поднеся косяк к губам, парень затянулся. — Я даже не могу устроиться в гребаный продуктовый магазин. В итоге они решили вместо меня взять какого-то четырехглазого ботаника. — Оук глянул на меня. — Без обид.

Я пропустила этот комментарий мимо ушей.

— Ты умный, Оукли. Тебе просто нужно приложить усилия и действовать.

Я знала, у него проблемы в школе, но также я знала, что если он будет усердно работать, то добьется успеха.

— Ни у кого не хватает на меня терпения, Сойер. Каждый мой учитель думает, что я безнадежен, потому что не могу сосредоточиться и понять это дерьмо, как все нормальные люди. — Оукли оперся на свою машину. — Я не собирался работать на Локи, но отец сказал, что отнимет мою машину и ежемесячное пособие, если я не вернусь домой к концу месяца. — Он выпустил клуб дыма. — Локи предложил мне работу, так как, по его словам, я выгляжу, как белый сёрфер из Калифорнии, и богатые придурки-расисты, которых он надеется переманить, будут затовариваться у меня в три раза чаще, чем у него. — Оук невинно пожал плечами. — К тому же, мой отец — окружной прокурор. Так что, даже если меня и поймают, большинство копов не станут меня арестовывать.

— Вау, с таким потрясающим бизнес-планом, что может пойти не так? — Прислонившись к своему фургону, я посмотрела на него. — Не хочу показаться кайфоломщицей, но Локи явно использует тебя, а это значит, что ему будет наплевать, когда ты оступишься и с тобой случится что-то плохое. — Оукли открыл рот, чтобы возразить, но я еще не закончила. — Я знаю, ты не хочешь возвращаться домой из-за всей этой ситуации с Кристалл, но это бесплатная крыша над головой, еда, за которую не нужно платить, и машина. Торчать у отца еще год — это гораздо лучше, чем продавать наркотики, ставя на кон собственную жизнь.

Его плечи поникли.

— Ты не понимаешь.

Оукли прав, я не понимала.

— Тогда убеди меня.

Сделав еще одну затяжку, он выдавил из себя:

— Ты когда-нибудь любила кого-то так сильно, что это причиняло боль? И ты не просто знала, что не сможешь быть вместе с этим человеком, а один лишь его вид напоминал тебе обо всех тех дерьмовых вещах, которые ты сделала. — Его голос упал до шепота. — Обо всем, что ты потеряла?

— Я… — Я покачала головой. — Нет.

— Тогда считай, что тебе повезло, ведь я бы не пожелал такого дерьма даже своему злейшему врагу.

Я так сильно хотела подобрать верные слова, лишь бы достучаться до него. Единственное, что я знала наверняка, — его жизнь точно не станет лучше, если он продолжит идти тем же путем.

— Я знаю, у тебя в жизни полный разлад, но мне и правда кажется, что тебе нужно рассказать своему отцу о случившемся. Он будет расстроен и обижен, и да, он, вероятно, разведется с Кристалл, но ты его сын. — Протянув руку, я взяла его за подбородок. — То, что ты сделал, было неправильно, но ты сделал это не один. Кристалл была взрослой…

— Это я манипулировал ею.

Может так оно и было, но нормальные взрослые женщины не трахаются с подростками.

— Тебе было сколько, шестнадцать, когда вы впервые переспали? Мне все равно, насколько настойчиво ты пытался уговорить ее переспать с тобой, она должна была тебе отказать. Тот факт, что она этого не сделала, доказывает, что у нее серьезные проблемы.

Он опустил голову.

— Да, так и есть. — Оукли почесал затылок. — Сойер, если я расскажу тебе кое-что, ты можешь пообещать, что будешь держать это при себе?

Несмотря на узел беспокойства, завязавшийся в животе, я кивнула.

— Я серьезно. Рассказывать Дилан тоже нельзя. Ей и так тяжело находиться рядом с тетей после того, как она поймала нас прошлым летом. Но я знаю, она все еще любит Кристалл. И при этом ей не насрать на меня… и, если Дилан узнает, что на самом деле произошло между нами, это может уничтожить их отношения, а я не хочу, чтобы это случилось.

Я понимала его дилемму. Мама Дилан умерла, когда ей было восемь, а ее отец — если его вообще можно так назвать — игнорировал ее с тех пор, как вышел из тюрьмы и сбежал со своей мерзкой женой и новорожденным ребенком, оставив Дилан одну.

Тетя Дилан была тем самым взрослым, к которому она всегда могла обратиться, она практически заменила ей мать… До той ночи, когда Дилан застала свою дражайшую тетушку трахающейся с пасынком-подростком, пока ее муж был наверху.

Оукли взял с Дилан обещание не говорить дяде и не начинать конфликт с Кристалл, но можно было с уверенностью сказать, что Дилан никогда больше не сможет посмотреть на тетю как раньше, и она потеряла весомую долю уважения к ней.

Как бы я ни ненавидела скрывать что-то от Дилан, очевидно, Оукли нужен был кто-то, на кого он мог бы вывалить свое дерьмо и довериться.

— Ладно. Я обещаю не говорить Дилан. Если только это никак не разрушит ее жизнь.

— Поверь мне, я не пытаюсь разрушить чью-то жизнь.

Только свою собственную.

Оукли облокотился на машину.

— В позапрошлом году мой отец сильно давил на Кристалл, чтобы она родила ему ребенка. Через год отношения между ними стали довольно напряженными, а она так и не забеременела. — Обхватив губами косяк, он глубоко затянулся. — Они сходили еще к нескольким врачам по лечению бесплодия, но ничего не помогало, и никто не знал почему. Мне было так жаль Кристалл, ведь я понимал, что она пыталась сделать все возможное, чтобы забеременеть и подарить отцу ребенка, которого он так сильно хотел. При этом казалось, что отец просто не замечал ничего вокруг и не видел, как сильно вся эта дерьмовая ситуация с ребенком напрягала ее, поскольку все, что его заботило это его желание иметь еще одного ребенка. — Оук указал на себя. — Оглядываясь назад, я не могу винить его за то, что он хотел начать все заново, ведь ребенок, который у него уже есть — полная лажа.

Мое сердце сжалось.

— Оукли…

— Как бы то ни было, однажды ночью они так сильно ссорились, что я проснулся. Я спустился на кухню, где пил отец — он всегда так делает, когда у него стресс, — и услышал, как он кричал, мол, это была ее вина, что она не могла забеременеть. Он сказал, она не заботится о себе должным образом, и, возможно, если бы она трахалась с ним, как раньше, когда они только начали встречаться, и она охотилась за его деньгами, у них уже был бы ребенок.

Я вздрогнула.

— Это ужасно.

— Да. — Оукли нахмурился. — Кристалл начала плакать и извиняться, хотя это была не ее вина. Я не выдержал, поэтому набросился на него и сказал, что, если он не перестанет обращаться с ней, как с дерьмом, его новая жена в конечном итоге превратится в наркоманку и бросит его ради наркотиков… так же, как сделала первая. — В его глазах вспыхнула боль. — Мой отец любит Кристалл, но мама… она… когда она ушла от нас, он был просто разбит.

Что-то мне подсказывало, что Оукли это тоже сломало.

— Мне жаль.

Это все, что я могла сказать.

Он пожал плечами.

— Отец расстроился и ушел… Остались только я и Кристалл. Как обычно, она пыталась притворяться, будто все в порядке, но я знал, что это не так.

Я не понимала, что означало выражение его лица.

— Мне следовало вернуться наверх, но чем дольше я смотрел на то, как она плачет, и думал о боли, которую испытывал оттого, что он хочет заменить меня новым ребенком, тем больше я злился.

Я уже знала, к чему все это приведет.

— Я так понимаю, именно тогда вы двое впервые… ну, ты понял.

Ухмыльнувшись, он кивнул.

— Там же, на кухонном столе. Я заставил ее конч…

Я подняла руку, прежде чем он закончил предложение.

— Эй, ковбой. Мне не нужны все подробности.

Некоторые вещи лучше не рассказывать.

Оук выдохнул облако дыма.

— После того, как мы закончили, она сказала, мол, это была ошибка, и это никогда не повторится… но это повторилось. Каждый день в течение следующих четырех месяцев. — Он потер свой подбородок. — Я не сразу понял, что мы трахались уже не просто, чтобы отомстить ему — мы делали это потому, что были влюблены. — На его лице появилась печальная улыбка. — Мы часто говорили о том, что будем делать после того, как я закончу школу. Наш план состоял в том, чтобы взять деньги, которые она получит во время развода, и жить на каком-нибудь экзотическом острове, где никто не будет осуждать нас за то, что мы вместе, и питаться кокосами.

Я боролась с желанием указать на то, что теоретически на кокосах можно прожить максимум пять-десять лет.

И что этот план больше походил на фантазию, чем на реальность.

— Но так бывает, когда ты влюбляешься, Сойер. — Оукли забрался в машину, достал еще один косяк и закурил. — Рано или поздно… кому-то причинят боль. — Его лицо исказила боль. — И чаще всего это не тот, кто ты ожидаешь.

— Должно быть, тебе было чертовски больно, когда она сказала, что хочет остаться с твоим отцом.

— Черт возьми, да. — У него вырвался истерический смех. — Но до тех пор, пока я знал, — это то, чего она действительно хочет, и что она счастлива, я мог с этим справиться. — Еще одна струя дыма выплыла из его рта. — С чем я не мог смириться, так это с тем, что все произошедшее между нами, оказалось ложью, и она просто использовала меня.

— Зачем?

— Чтобы забеременеть.

Я не могла скрыть своего удивления.

— Что? Как…

— Я нашел положительный тест на беременность в мусорном ведре.

— Черт.

Еще один кивок.

— Когда я спросил ее об этом, она сказала, что ребенок мой, так как у них с Уэйном не было секса после той большой ссоры. Мне было страшно, но я сказал ей, мол, сделаю все возможное, чтобы позаботиться о них. Я бы бросил школу, рассказал Уэйну правду, пошел в армию, если бы мне пришлось… что угодно.

Теперь казалось еще более логичным, что его настолько потрепала эта ситуация. Он поставил все на Кристалл и ребенка.

— Ты хотел взять ответственность на себя и поступить правильно.

— Да, но мне не дали шанса этого сделать.

Я попросила его продолжить. В его глазах мелькнула боль.

— Через несколько дней у нее случился выкидыш.

— Ох. — Я едва сдержалась, чтобы не обнять его. — Мне так жаль, Оукли.

— Да, правда отстой, но, в конце концов, это было к лучшему. По крайней мере, так я продолжаю себе говорить. — Моргнув, Оукли отвел взгляд. — За несколько дней до выкидыша я подслушал, как она пыталась убедить моего отца отправить меня в военное училище.

Я зависла.

— Что?

На этот раз по его щеке скатилась одинокая слеза.

— Стены наверху тонкие, как картон, а защелка на двери их спальни сломана, так что я не только слышал… Я видел. Она оседлала его, старалась по полной. Очевидно, чтобы потом убедить его, что ребенок, которого она носит, принадлежит ему. Уговаривала его отправить меня в военное училище. Она утверждала, мол, мое присутствие ее напрягает, и именно поэтому она не может забеременеть. Она сказала, что их жизнь станет идеальной, как только я уеду, ведь я — просто кусок дерьма. — Смех Оукли был полон цинизма. — Знаешь, это даже забавно. Она занималась сексом с моим отцом, но на самом деле трахала меня.

Волна гнева, которая поднималась во мне, заставила меня дрожать.

Я не могла поверить, что тетя Дилан — женщина, которую я раньше считала такой идеальной и собранной… на самом деле обыкновенная двуличная змея.

— Но отец… — продолжал он срывающимся голосом, — сказал ей, что не может этого сделать, поскольку я его сын… и как бы плохо ни было, он никогда не бросит меня, как это сделала моя мама.

На этот раз я обняла его так крепко, как только могла.

— Боже, мне так жаль.

— Не надо. Это карма за то, как он поступил со своей женой за ее спиной, пойдя на поводу у какой-то домохозяйки-охотницы за наследством. — Оукли схватился за мою рубашку сзади, будто боялся упасть со скалы, и я была единственным, за что он мог ухватиться. — Я потерял все, Сойер. Кристалл, ребенка, отца. И все потому, что подарил свое сердце стерве, которая использовала меня, а потом выбросила, словно мусор, после того, как получила то, что хотела. — Уткнувшись головой мне в шею, он прохрипел: — Но я все еще люблю ее. Почему, черт возьми, я все еще люблю ее?

Я сказала ему правду.

— Потому что она манипулировала тобой, а иногда дерьмовые люди делают это так хорошо, что тебе кажется, будто все происходит на самом деле. — Положив обе руки ему на щеки, я заставила его посмотреть на меня. — Ты совершил импульсивную ошибку — мы все их совершаем — но ты не заслужил того, что сделала Кристалл. И ты определенно не заслужил потерять этого ребенка. Однако ты не можешь позволить тому, что случилось, разрушить всю твою оставшуюся жизнь. Твой отец любит тебя, и если ты скажешь…

— Нет. — Оук вытер лицо своей рубашкой. — Я не могу. Если я скажу ему правду, это только сильнее испоганит все для него и для ребенка. — Он взглянул на меня. — Я знаю, ты не согласишься, но я бы предпочел жить на улице, чем с ней в одном доме, пока она беременна его ребенком. — Оукли бросил окурок на землю. — Я не хочу работать на Локи, но мне нужны деньги, чтобы прокормить себя. У меня уже накоплено две тысячи… — он зло посмотрел на меня, — вернее, было накоплено две тысячи на машину, но теперь, благодаря тебе, я должен отдать их Локи и придумать, как найти еще две за товар, который ты выкинула.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, но сейчас я чувствовала себя немного виноватой за то, что сделала. Я собиралась извиниться, но потом до меня дошло.

— Почему бы тебе не попросить денег у Джейса и в принципе не прекратить работать на Локи? — Он уже начал отказываться, но я подняла палец, призывая его заткнуться. — Джейс — твой лучший друг. Мы оба знаем, что он с радостью одолжил бы тебе столько, сколько нужно, если бы это означало, что ты прекратишь продавать наркотики. Кроме того, у Ковингтонов куча денег, так что у него точно ес…

— У Ковингтонов — да, но не у Джейса. Чувак не взял ни цента у своего папаши с тех пор, как ему исполнилось семнадцать. Он надрывает свою задницу, зарабатывая на жизнь. Ни за что, черт возьми, я не буду просить у него денег, чтобы исправить свой косяк, когда они с Дилан играют в семью и у них есть свои счета, которые нужно оплачивать.

— А как насчет второго?

Тупого брата Ковингтона, которого нельзя называть.

— Коул? — Оукли состроил гримасу. — Мало того, что он захочет знать, зачем мне нужны деньги, у чувака проценты больше, чем на кредитной карте и в банке вместе взятых. Я все еще выплачиваю ему сто баксов, которые он одолжил мне на травку в одиннадцатом классе. Кроме того, он уже оказал мне большую услугу, когда уговорил своего отца позволить мне жить в их гостевом доме по дешевке. Я не из тех придурков, которые пользуются своими друзьями, понимаешь?

— Да, понимаю. — Видит Бог, я ни у кого не прошу денег, даже когда все настолько плохо, что я готова рыться в поисках мелочи под диванными подушками, лишь бы заправиться. — Но я все еще думаю, ты должен сказать Дилан и Джейсу, что работаешь на Локи, чтобы они не…

Он энергично замотал головой.

— Нет, я не могу.

Достучаться до него — все равно что пытаться пойти на компромисс с ребенком.

— Почему? Они, черт возьми, думают, что ты принимаешь наркотики. Джейс готов навсегда закончить вашу дружбу, а Дилан, — я поставила свой большой и указательный пальцы на расстоянии полдюйма друг от друга, — настолько близка к нервному срыву, из-за того, что волнуется за тебя.

— Мне так жаль, что я причиняю им боль, но пусть уж лучше они думают, что я переживаю не лучшие времена, чем узнают правду и предложат мне деньги.

Я едва могла держать себя в руках.

— Это бред какой-то.

Оукли хлопнул в ладоши перед моим лицом.

— Подумай. Если я скажу им, что работаю на Локи, они чуть ли не силой засунут деньги мне в глотку. Но я не возьму их, ведь это не проблемы моих друзей… а мои. Настоящий мужчина понимает, как вести дела, не вовлекая в них людей, которые ему небезразличны.

Отчаянные времена требовали отчаянных мер.

— Отлично. Тебе не обязательно говорить им. — Я нажала кнопку разблокировки дверей на своих ключах. — Я скажу.

Я уже собиралась открыть дверь машины, когда он схватил меня за запястье и потянул на себя.

— Ты обещала.

— Я обещала никому не рассказывать, что на самом деле произошло между тобой и Кристалл. Касаемо Локи я ничего не обещала.

— Боже, Сойер. Не заставляй меня умолять. — Боль в его глазах была просто невыносимой. — Я же уже сказал, Локи — это временно.

— Насколько временно?

— Я не знаю. Плюс минус несколько лет.

— Лет? — воскликнула я. — Ты с ума сошел?

— Слушай, ты бы видела сейчас свое лицо. — Губы парня дернулись. — Я пошутил, Коротышка. Максимум пара месяцев.

— Сколько?

Клянусь, если он скажет двенадцать, я дам ему по яйцам.

— Не знаю. До тех пор, пока я не смогу купить новую машину и накопить несколько тысяч, чтобы разобраться со своим дерьмом.

Мне жутко не нравилась эта идея, но я отступила.

— Максимум три месяца, паршивец. — Я ткнула пальцем ему в грудь. — Не больше.

Оукли вздохнул с облегчением.

— Договорились.

Мне пришла в голову еще одна мысль.

— Не так быстро. Есть еще кое-что, чего я хочу.

Нечто, что придало бы всему этому хоть какой-то смысл, если он согласится. Не говоря уже о том, чтобы немного успокоить Дилан и помочь ему закончить школу на этот раз.

— Что?

— Репетиторство. Два раза в неделю. Занятия по три часа.

Это означало, что я, скорее всего, лишусь того небольшого количества сна, которое у меня было сейчас, но оно того стоило.

Было похоже, что Оукли хотел возразить, однако я не позволила ему это сделать.

— Уговор есть уговор, Зэленка. Соглашайся, или я расскажу Дилан правду и позволю ей расправиться с тобой.

Прищурившись, он слишком сильно приблизился к моему лицу.

— Ты всегда такая упрямая?

— Да, — начинаю я говорить одновременно с глубоким голосом, очень похожим на голос Коула, растягивающего слова.

— Всего семь дней в неделю.

Словно по сигналу, Сатана собственной персоной крадучись подошел к машине Оукли. Обычно одного его присутствия было достаточно, чтобы мой пульс начал зашкаливать от презрения. Тем не менее, на этот раз мое сердце застучало быстрее от этого убийственного взгляда, которым он прожигал Оукли.

— Не хотел вам мешать. — Коул кивнул на нас. — Не обращайте на меня внимания… продолжайте.

Если бы я не знала его лучше, то сказала бы, что в его тоне слышался намек на ревность, но это было бы абсурдно. Мы не перекинулись и парой слов после того инцидента.

Того, который разбил мое сердце на тысячу крошечных осколков.

Повинуясь инстинкту, я потерла узел, образующийся в груди. Все, что осталось от моего сердца, шипело и грозилось совсем перестать биться, если я пробуду рядом с этим мудаком больше минуты.

А это означало, что у меня осталось около двадцати секунд, чтобы сесть в машину и уехать.

— Ты ничему не помешал, — сказал ему Оукли. — Сойер просто…

— Оукли, — процедила я. — То, что я делаю, не его дело, и, если ты хочешь, чтобы у нас все шло по плану, тебе стоит это запомнить.

Оук собрался продолжить говорить, но мой злейший враг оборвал его.

— Какому плану?

В его голосе слышались опасные нотки.

Какая наглость с его стороны.

— Благослови тебя Господь, — пробормотала я, прежде чем показать на себя и Оукли. — Ты, должно быть, еще не понял, но то, что происходит между нами, не твое собачье дело, Ковингтон.

У этого мудака хватило наглости ухмыльнуться.

— Этот миленький южный говор, который появляется всякий раз, когда ты злишься, очарователен.

Боже милостивый, я ненавижу его.

Он не может флиртовать со мной и использовать такие слова, как «очаровательно», когда он вырвал мое сердце из груди и съел его, словно дикий зверь.

Оукли задумчиво потер подбородок.

— Теперь, когда ты заговорил об этом: мне всегда казалось, что она довольно забавно разговаривает.

Здорово. Теперь он заставил Оукли перейти на темную сторону.

Пришло время уходить. Официально.

Потянувшись к дверной ручке, я проворчала:

— Я напишу тебе позже.

— У тебя нет моего номера, милая.

Хватит.

— Потому что я разговаривала не с тобой. — Каждая унция ярости и боли, которые я сдерживала на протяжении нескольких месяцев, загрохотали во мне, словно вулкан, когда я развернулась к нему. — И, просто чтоб ты знал, ты не можешь стоять там и вести себя так, будто у нас все в порядке, потому что это не так. Я больше не хочу с тобой разговаривать. Для меня тебя больше не существует.

Это самая подлая вещь, которую я когда-либо кому-либо говорила, но, как я ни старалась, я не могла собраться с духом, чтобы попросить у Бога прощения.

Коул ранил мои чувства… Сильнее, чем любой человек. И учитывая, что надо мной издевались большую часть моей жизни, а моя мать любила мою старшую сестру намного больше, чем меня… это о чем-то да говорило.

Взгляд Оукли скакал между нами. Словно он пока не решил, должен ли вмешаться или пойти за попкорном. Зная его, он, вероятно, склонялся к последнему.

Проигнорировав меня, Коул сосредоточился на своем друге.

— Ты готов?

Оукли направился к водительскому месту.

— Черт возьми, да. Мне нужно сделать несколько остановок перед Кристианом.

Коул перевел взгляд на меня.

— К черту Кристиана. У меня настроение на какую-нибудь новую сучку. Все шлюхи в этом городе скучные. — Зеленые глаза изучали мое тело с головы до ног. — Ну, все, кроме одной. — У меня перехватило дыхание, когда его взгляд потемнел. — Но в тот единственный раз, когда у нас что-то было, меня от нее стошнило.

Желчь подступила к горлу, когда я мысленно вернулась к той ночи.

Так вот что случилось? Неужели мое тело было настолько убогим, что его стошнило от меня?

— Я ненавижу тебя.

Мне едва удалось выдавить эти слова. Я открыла заднюю дверь и бросила свою сумку внутрь.

Мгновение спустя Оукли завел машину и выехал со стоянки.

Мне следовало уйти в ту же секунду, как он появился.

Я так старательно избегала его в течение нескольких месяцев, но одна глупая оплошность, и я вернулась к тому, с чего начала. Крошечные волоски на руках встали дыбом, когда я закрыла дверь и почувствовала, как кто-то подкрадывается ко мне сзади. Я мысленно молилась, чтобы это был не он, но Господь, должно быть, взял выходной, поскольку цитрусовый запах Коула заполнил мои легкие. Я заставила себя сделать глубокий вдох, отказываясь оборачиваться.

Коул не заслуживал моих слез.

Он ни черта не заслуживал от меня.

— Убирайся.

— Я думал, что больше не существую для тебя, — насмешливо прошептал он, и его дыхание щекотало мое ухо.

— Иди на хер.

— Держу пари, тебе бы это понравилось, а? Наблюдать, как я дрочу для тебя.

— Чего бы мне действительно хотелось, — я стиснула зубы, — так это чтобы ты оставил меня в покое.

Ковингтон провел своим длинным пальцем по моему затылку, и я едва сдержала дрожь.

— Мы оба знаем, что это неправда, Святоша.

— Что бы ты ни делал, это должно прекратиться сейчас же, Ковингтон.

Он оказался ближе, прижал меня к фургону.

— Ты уверена в этом? — Его рука нашла мое бедро. — Ведь похоже, что все только начинается.

— Вау. Это дерьмо действительно срабатывает на девушках?

— Я не знаю. — Рука слегка переместилась. — Но, если я просуну руку тебе под юбку, мы оба это узнаем.

Я молча проклинала себя за то, что не переодела школьную форму.

— Нет. — Я положила свою руку поверх его. — У тебя был шанс, но ты его упустил, помнишь?

— Вообще-то, не помню. — Кончик носа Коула заскользил по изгибу моей шеи, а затем он глубоко вдохнул. — Почему бы тебе не напомнить мне?

— Я лучше съем тарелку стекла. — Мой пульс участился, когда я почувствовала его возбуждение. — Прекрати меня трогать.

Я ненавидела себя за то, как слабо и жалко звучал мой голос. Не успела я и глазом моргнуть, как Коул развернул меня.

— Что произойдет, если не прекращу?

Побежденная, я тяжело вздохнула.

— Чего ты хочешь от меня, Коул?

Он не ответил — вместо этого он игрался с золотым крестиком на моем ожерелье. Тем, что подарила мне бабушка перед смертью.

— Какая жалость.

— Что именно?

Порыв воздуха вырвался из моих легких, когда он провел подушечкой большого пальца по линии моего декольте.

— Что какой-то вымышленный мертвый парень, которому ты так настойчиво поклоняешься, получил право постоянно находиться на твоей груди.

Я отмахнулась от его руки.

— Что с тобой не так?

Его взгляд стал жестоким.

— Ты, Сойер Черч. Ты — все, что со мной не так.

Я боролась с желанием рассмеяться.

— Почему-то я в этом сомневаюсь. — Я оглядела пустую парковку. — Я почти уверена, что твоей девушке не понравилось бы то, как ты тут болтаешь о чужих сиськах, поэтому тебе, наверное, лучше уйти.

— Я не могу. — Коул прикусил нижнюю губу, и я молила Бога, чтобы он больше никогда не делал этого снова, ведь выглядел он при этом настолько сексуально, что это должно бы считаться преступлением. — Я без машины и сказал Оукли, чтобы он исчез на ближайшие двадцать минут.

— Ого, двадцать минут, да? Это все, что тебе нужно? — Не обращая внимания на то, как напряглась его челюсть, я похлопала его по плечу. — Как бы захватывающе это ни звучало, я опаздываю на работу.

Я так опаздываю, что мистер Гонсалес определенно слетит с катушек, когда я там появлюсь.

Я попыталась уйти, но мой заклятый враг положил руки по обе стороны от моей головы, заключив меня в клетку.

— Знаешь, в чем разница между нами?

— Черт возьми, с чего бы начать? — Я начала загибать пальцы. — Ты эгоистичный, подлый…

Шок пронзил все мое тело, когда Коул наклонился, и его рот оказался в дюйме от моего.

— Мне на это наплевать. — Его глаза горели злобой. — А ты отчаянно нуждаешься в хорошем сексе.

Мои щеки запылали от негодования.

— Спасибо за предложение, но я пас.

Его язык облизнул мою нижнюю губу, а затем он отстранился.

— Я и не предлагаю. — Угрожающая усмешка, которой он одарил меня, была так же безжалостна, как и он сам. — Мы оба знаем, если бы я хотел тебя трахнуть, то сделал бы это в ту ночь.

Его слова обожгли каждый сантиметр моего тела.

— Гори в аду.

Я даже не пыталась скрыть отчаяние в своем голосе. Может быть, как только он убедится, что ему снова удалось причинить мне боль… он уйдет навсегда.

Боль промелькнула на его лице на одну короткую секунду, прежде чем он снова надел свою дерзкую ухмылку.

— Поверь мне, Святоша. Если чушь, в которую ты веришь, окажется правдой, я уже заработал себе билет первого класса в том направлении.

И снова я разрывалась между желанием спасти его от демонов… и желанием, чтобы земля под нами разверзлась и поглотила его целиком.

— Черт возьми. — Я закрыла глаза и прерывисто вздохнула. — Я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Перестань мучить меня.

Перестань лезть мне в голову.

Перестань смотреть на меня так, словно я твоя маленькая игрушка, которую ты можешь использовать и унижать, когда тебе только захочется.

Перестань заставлять меня чувствовать к тебе то, что я не должна.

— Больно, когда не можешь получить то, чего хочешь, не так ли? — Не дожидаясь ответа, он сжал мой подбородок. — Запомни, как сильно ты меня сейчас ненавидишь. — Хватка на подбородке усилилась, и Коул по-птичьи наклонил голову. — Потому что в тот момент, когда ты решишь, будто я могу измениться, или во мне есть нечто хорошее, я докажу, что ты ошибаешься, и снова причиню тебе боль… Еще больше, чем раньше.

На этот раз я позволила слезам брызнуть из глаз. Не потому, что его угрозы меня пугали, а потому, что он показал мне, насколько темна и измучена его душа. И не важно, как сильно я молилась за него… Я никогда не смогу помочь или спасти его.

Ему ничего не поможет.

— Колтон, — прошептала я, когда с ночного неба начал сочиться холодный дождь.

Его имя — единственная крупица правды, что он сказал мне в ту ночь. Кусочек его настоящего, который больше никто не видел.

Что-то промелькнуло в его глазах.

— Ты была бы идеальной парой для него.

Я понятия не имела, о ком он говорил.

— Идеальной для кого?

Игнорируя мой вопрос, он прислонился своим лбом к моему.

— Спроси меня еще раз, чего я хочу.

Я сглотнула комок, образовавшийся в горле.

— Чего ты хочешь, Колтон?

Чистая агония, вспыхнувшая на его лице, заставила мое сердце сжаться.

— То, чего у меня никогда не будет… Ведь я это уничтожу.