Шизофренияяяяяяяя

Эстер Сегаль, 2012

Роман-бред. Пациентка психиатрической лечебницы решает любой ценой избавиться от лекарств, чтобы вернуться в яркий мир фантазии, но при этом выглядеть здоровой. Ее борьба за достижение этой цели, а также параллельное, почти детективное расследование, в которое ей приходиться включиться, и стали основой этой книги.

Глава 6. Возможный отец

Итак, кто он?

Для начала надо решить, когда с большим процентом вероятности могло произойти оплодотворение: до или после?

В смысле, до или после моей госпитализации.

Я бьюсь над этим вопросом уже полдня, но ни один из вариантов не кажется мне предпочтительным. Хоть монетку кидай.

Впрочем, я пока что все равно блуждаю впотьмах, так есть ли разница, с какой стороны от той царапины в потоке времени, которая отделила три последних месяца от предыдущих?

Пожалуй, нет. Поэтому начну наугад. Пусть будет после. Так просто легче думать, ибо пространство поиска резко сужается: больница — не такое уже большое здание.

А если так, то первым под подозрение попадает — санитар…

Меня привезли и вынесли из машины на носилках. С носилок переложили на каталку и вручили мою безучастную плоть мужчине в зеленом больничном обмундировании и бахилах поверх упругих кроссовок.

Ему было под тридцать, но лицо его, хоть и соответствовало биологическому возрасту, не отражало достаточного для этих лет жизненного опыта. По-видимому, он не так уж много и накопил в закромах своего сознания.

Санитаром в психушке он работал вот уже третий год, и очень этому обстоятельству радовался, ибо место там хлебное и тихое, буйных пациентов, как правило, немного, а когда и попадаются, так управляться с ними одно удовольствие — на то существуют испытанные больничные приемы.

Я к буйным совсем не относилась. Зато на беду свою относилась к обездвиженным и обесточенным без батареек памяти существам женского рода.

Таких, как мы, он любил больше всего. Такие его очень возбуждали, и он с трудом сдерживался, чтобы, приняв новую единицу, чинно и степенно везти каталку по коридору всю дорогу до отдельного бокса приемного покоя и не ускорять шаг под убыстряющийся донельзя пульс.

На меня у него встало сразу, и он чуть не истек еще по пути. А когда довез меня до бокса и начал переодевать из домашнего в больничное, так даже стонал и едва успел донести свое хозяйство до цели.

Когда он вставил в меня член, я даже не дернулась. Потому что не заметила. Я в тот момент была где-то очень далеко.

Он же просто захлебывался от восторга. Ему так и нравилось больше всего. Чтобы никакого сопротивления. Чтобы совсем как с резиновой женщиной. Но при этом настоящей и теплой.

И еще у него была особенность: должно быть, ему не хватало зуба, потому что свои ритмичные движения он сопровождал странным полуприсвистом-полупришепетыванием. Как насос для футбольного мяча. Или как голос какого-то вечернего насекомого, порою солирующего под окном в разгаре лета.

Он кончил очень быстро, а потом медлил и долго возился в боксе, чтобы разогреться как следует и взять меня еще раз.

Мне было все равно.

Сейчас, когда я воссоздаю эту картину в памяти, уже не все равно, а очень даже мерзко, так что спазм схватывает горло и подступает рвота.

Тем более что теперь я припоминаю, что он брал меня еще несколько раз — в другие дни, по дороге на процедуры и в баню.

И вот теперь я спрашиваю себя: что же будет с моим несчастным ребенком — плодом бесчувственной и грубой связи сумасшедшей и животного?

Клянусь, моя детка: ты никогда не узнаешь, кто твой настоящий отец!