Секреты Профессора Мейера

Эрнетта Беткер

Лия Хартман – студентка последнего курса факультета пространственно-временных технологий. В 2089 году она отправляется в будущее, чтобы пройти последнюю учебную практику. Однако в процессе перемещения во времени девушка замечает колоссальную ошибку, которая впоследствии может обернуться человечеству расколом вселенной.

Глава 2

2083 — 2089

Я училась на «отлично» не только на протяжении первого семестра, но и в течение всех шести лет обучения. Миссис Штиц часто упоминала о том, что приняла верное решение. Она опекала меня, словно вторая мама. Может это потому, что я была одной из малочисленных девушек на потоке, или потому, что я была младше всех остальных студентов? Кто знает. Я не спрашивала. К третьему курсу из пятидесяти человек нас осталось всего тридцать, а к концу обучения количество выпускников едва перевалило за два десятка. Но я продолжала идти к своей мечте и усердно готовилась к намеченному путешествию. Конечно, я старалась ни на что не отвлекаться, и даже никакая юношеская любовь не досаждала мне. Меня не интересовали мои одногруппники, я совершенно не стремилась устроить свою личную жизнь, хотя признаться честно, попытки со стороны ровесников случались неоднократно. Моя подруга Гретхен смеялась над рассказами об ухажерах и называла меня «Лия неприкосновенная». Она также говорила, что мне суждено «умереть старой девой», но я ее не слушала. Я получила совершеннолетие не для того, чтобы поскорее законно устроить свою личную жизнь, а для того, чтобы посвятить себя науке.

Самые интересные занятия были у профессора Мейера. Конечно, его чудаковатость никуда не исчезла. Но повествовал он действительно важные и необходимые для моей будущей профессии факты. Он был строг. И было в нем что-то совершенно харизматичное и неописуемое. В первую очередь — это та связующая, о которой я никогда не решалась рассказать даже Гретхен. Я имею в виду его странность в поведении по отношению ко мне. Временами он останавливался на середине лекции, встретив мой взгляд, прокашливался и начинал сначала. Когда я встречала его в коридоре, он стыдливо отводил глаза, словно мальчишка, и куда-то в спешке уходил. Часто на наших парах он устремлял свой взор в окно, и на его глаза наворачивались слезы. А когда он произносил моё имя — оно звучало с особенной выразительностью. От этих поступков мне становилось не по себе. Сначала я думала, что мне кажется: наверное, он ведет себя так со всеми. Позднее предполагала, что он в меня даже влюбился! Но к концу обучения я решила, что все это — мои детские больные фантазии, которые надо оставить в прошлом. Ведь он хороший и честный человек, и явно у него есть дела важнее, чем следить за бестолковой рыжеволосой студенткой.

Однажды на четвертом курсе я сдавала профессору Мейеру экзамен по истории. И мне попался билет о машине Паулюса Беркъерса. Я не скрывала своего истинного мнения об этом бесполезном корыте, а Профессор Мейер слегка посмеивался, но внимательно слушал мой ответ, уже привычно сверкая нестареющими голубыми глазами.

Вдруг он перебил меня:

— Лия, ну почему вы так уверены, что она не работает?

— Прошу меня извинить, профессор, но вы же понимаете, что в 2019-ом году о путешествиях во времени не могло быть и речи.

— А вдруг они все-таки были, но их просто никто не зарегистрировал? — наверное, он специально пытался меня запутать.

— Но вы же сами говорили на лекции…

— На лекции, на лекции. Знаете, в каком году я родился?

Я посмотрела на преподавателя, боясь обидеть его своим предположением, но все же решилась:

— В 2015-ом?

И тогда он стал смеяться громче.

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. В двухтысячном ровно.

— Вам что, 86 лет?! — довольно громко изумилась я, и тут же закрыла рот руками. — Ой!

Задние ряды тихонько посмеивались над моим возгласом. Это было некрасиво и как-то по-детски несдержанно. Мне самой тогда было двадцать, но поведение, кажется, осталось на школьном уровне, за что я себя неоднократно корила.

Профессор Мейер смотрел на меня совершенно серьезно:

— Лия — с болью в голосе проговорил он — вся наша жизнь — это большое путешествие во времени. Жизнь несет нас вперед в будущее, с неумолимой скоростью. И ее нельзя выключить из розетки. Однако это самая надежная и самая настоящая машина времени, которая была у человечества всегда.

За экзамен я получила пятерку. Но слова профессора не давали мне покоя и, в глубине души, я сожалела, что время нельзя просто остановить. Чтобы люди не старели, и не умирали, не теряли близких. Профессор был уже очень стар. Хоть и выглядел он хорошо, я знала, что не смогу придти к нему с цветами через двадцать лет и устроить вечер встреч выпускников с его участием.

Тогда, после этих мыслей, я заинтересовалась его жизнью. Двухтысячный год — у людей ведь тогда вообще ничего не было. Они даже не могли сами выбрать пол собственного ребенка! А вунды? Никто не давал им прав, жили себе с родителями до совершеннолетия и тратили годы в ожидании того, что вырастут из детского тела.

Учитывая, что профессор Мейер всю жизнь прожил в нашей стране, он, наверняка, лично застал первого Беркъерса, и может даже смеялся вместе со всеми над его неудачным экспериментом. А потом, возможно, он, будучи уже в среднем возрасте, бывал на конференциях Беркъерса второго, и застал его успех. Я знаю, что профессор Мейер — теоретик и никогда не пользовался машиной времени, но ему это и не нужно: ведь самые великие открытия и самые роковые события истории человечества он видел собственными глазами.

В последние месяцы моей учебы профессор сильно заболел. Ему было почти девяносто. Поговаривали, что он заболел от того, что резко перестал принимать таблетки, замедляющие старение. Никто не понимал, почему он это делает, ведь он мог прожить еще лет 6—8 в здравом теле и трезвой памяти. Но он, кажется, уже не хотел этого сам. Я слышала, что старики теряют интерес к жизни, но это был мой профессор. Тот самый профессор, за жизнь которого я беспокоилась больше, чем за чью-либо другую. Я привязалась к нему так сильно, как только может привязаться ученик к своему учителю. И меня, конечно, печалил тот факт, что я не увижу его в последнем полугодии. Его место занял другой педагог.

Однажды накануне выпускных экзаменов я решилась посетить его, хотя это было совершенно не принято. Я боялась, что его жизнь оборвется, а я даже не успею попрощаться. Поэтому я сложила в сумку фрукты и отправилась к дверям его дома.

С волнением я приложила палец к индикатору. Раздался звонок, и мое лицо отобразилось на информационной панели в дверях. Лия Хартман, 22 года.

— Разблокировать — услышала я из-за стены. Двери раздвинулись, и я вошла. Дом у профессора Мейера был совершенно непримечательным. Длинный узкий коридор с двумя комнатами, обои в полоску и деревянная лестница наверх. По дому металась молодая женщина, лет тридцати. Она была очень встревоженной и с грохотом закидывала в картонную коробку все фотографии с комодов и столов.

Я испугалась, но не стала предполагать худшее:

— Вы переезжаете?

— Нет. — Отрезала особа, слегка покашливая. — Мой дедушка очень замкнутый человек, и не желает показывать семейные фотографии посторонним.

Она затолкала коробку под стол, поправила рубашку и прическу, затем наконец-то взглянула на меня:

— Извините. Мы не ждали гостей. Здравствуйте.

Девушка запыхалась.

— Здравствуйте. Это Вы извините, я не должна была приходить без предупреждения. — Немного замявшись на входе, произнесла я.

— Но вы уже здесь. Поэтому проходите. — Предложила мисс.

— Спасибо. Профессор Мейер — ваш дедушка?

— Да. Я Хельга Мейер.

— Очень приятно, мисс Мейер. Меня зовут Лия Хартман.

Хельга снова закашляла, прикусила губу, отвернулась, схватила со стола граненый стакан воды и выпила его залпом. Она, кажется, страдала такой же нервозностью, как и мистер Мейер. И тоже с самого первого момента смотрела на меня исподлобья, с тревогой в глазах. Значит — это у них наследственное. А я, глупая, нафантазировала себе невесть чего, уже даже стыдно вспоминать. Пусть даже где-то в голове, но как я могла клеветать профессора? Благо, я повзрослела и оставила свои глупые детские мысли позади, а теперь хочу просто позаботиться о хорошем человеке и уважаемом учителе.

— Как мистер Мейер?

— Совсем плох. Ни врачи, ни семья, никто не может заставить его принимать лекарства. Он как будто просто решил умереть. — С этими словами Хельга опустила взгляд и отвернулась.

Вытирая глаза, она продолжила:

— Он все время лежит. Идите, посмотрите сами. Только не утомляйте его разговорами.

Я направилась наверх. Лестница скрипела под ногами. На стенах сверкали старые пожелтевшие вышивки в рамке. Хельга поднималась вместе со мной и комментировала:

— Это вышивала моя бабушка.

— Правда? Я тоже очень люблю вышивать. Сейчас это уже считается пустой тратой времени, но мне нравится. Только до вашей бабушки мне, конечно, далеко.

— А что вы вышиваете? — Хельга проявила ко мне интерес.

— Предпочитаю природу. Но у меня на это совершенно нет времени, поэтому работа над маленьким цветочком займет не менее полугода!

Девушка немного улыбалась. Она говорила, что не понимает такого хобби. Но вышивки ее бабушки были действительно прекрасны: расписные соборы, старинные кружева, лебеди и пейзажи. Хельга сказала, что она давно умерла. Но ее картины до сих пор украшают дом мистера Мейера. Похоже, он очень сильно ее любил.

Хельга открыла дверь и пригласила меня войти. Затем она обратилась к профессору:

— Дедушка, к тебе гости.

— Кто там?

Я посмотрела на мистера Мейера, который дрожащими руками выискивал на тумбе очки. Удивительно: мы не виделись несколько месяцев после его ухода из университета, но за это время он постарел лет на двадцать и теперь действительно выглядел на свой возраст. Он как будто стал тоньше и ниже. Я боялась увидеть его таким. Но этот момент все-таки наступил.

— Кто это?

— Это Лия. — Отозвалась я.

— Это ты, моя миссис Мейер? — спросил он глядя мне в глаза затуманенными и как будто пустыми зрачками.

Налицо все признаки старческого маразма: отчетливо видит меня, но не узнает.

— Кто такая миссис Мейер? — я обратилась к Хельге.

— Это бабушка, его покойная жена — сухо ответила девушка и спустилась обратно по лестнице.

Дверь закрылась.

— Я Лия Хартман. Ваша ученица.

Профессор посмотрел на меня с сожалением.

— А я ждал миссис Мейер. — Расстроено ответил он.

— Она не может придти, ведь она…

— Я знаю, девочка. Я еще не до конца потерял рассудок.

Я пожалела о том, что пришла. Человек ждет свою жену с того света, чтобы отправиться за ней, а тут я со своими фруктами.

— Что же ты принесла мне, Лия Хартман?

Я поставила сумку у его кровати:

— Здесь фрукты. Это… это вам к выздоровлению.

— Спасибо, Лия… Хааартман. — Он как-то саркастично протянул мою фамилию, устало вздохнул, снял очки и отвернулся к стене.

— Я вас оставлю. Выздоравливайте.

— Ага. — Прохрипел бывший профессор — До свидания.

Я спустилась вниз и направилась к выходу.

— Лия. — Окликнула меня Хельга.

— Да?

— Спасибо за ваше неравнодушие. Если вдруг когда-нибудь вы снова захотите придти, код от двери 1169.

— Ладно.

Я вышла. Очень необычная семья. Профессор, который просто отказывается жить дальше, внучка, которая всем подряд рассказывает, как попасть в дом.

И у обоих странные безумные глаза.

Я корила себя за этот визит. Ну чего я ждала? Что профессор поднимется с кровати и нальет чаю нежданной гостье? Конечно, мне не стоило приходить. Бывают преподаватели, которые гостеприимно принимают своих студентов у себя дома, житейски с ними общаются и раскрываются с новой стороны. Но мистер Мейер, судя по всему, был совершенно другим человеком, и хотя на лекциях казался весьма открытым и доброжелательным, сейчас его явно не беспокоил имидж. По дороге домой я вспоминала его измученное еще сильнее постаревшее лицо, потухший взгляд и натянутую вежливость. Затем я размышляла о том, как бы на мой визит отреагировала миссис Штиц, светлая душевная глава факультета. Уж она бы наверняка была рада, что ее ученики беспокоятся о ней во время тяжкой болезни. Миссис Штиц еще была вполне молода и полна сил. Я не знала, сколько ей точно лет, но выглядела она как обычная женщина среднего возраста.