Внутри

Эрих Хольтц, 2021

Наверняка каждый хоть раз подсчитывал, какое количество времени он ежедневно тратит на поездки в метро. Чем это место так особенно? Что можно понять, находясь "внутри"? Или же не понять. "Внутри" – это состояние сопровождает большинство людей до самого конца, везде, где бы они ни находились, какие выходы ни искали. А что внутри? – открой и узнаешь.

"Алло! Я в метро, не могу говорить. Перезвоню. — глухой мужской голос пытался побороть шум летящего через тоннель поезда. — Что?!"

Чёрное полотно за стеклом проносилось со свистом и дребезжанием, цепляясь щупальцами электрических кабелей за мысли и увлекая их за собой назад, в бесконечную темноту, существующую для миллионов глаз исключительно в прошлом моменте. Всякий раз, когда незримый механизм схлопывает створки, разделяющие привычное течение времени там, наверху, и не поддающееся никаким разумным законам иллюзорное"время"в ненасытном чреве воскрешённого цивилизацией хтонического змея, настоящее обрывается. В сознании людей образ времени представляет собой опасную смесь памяти и ожидания. Удивительно сложно заметить недостающую переменную — огромная дыра размером с целую жизнь зияет на месте настоящего. Это утраченное созерцание. Створки схлопываются — и лабиринт без выхода становится единственным невыносимым наполнением того, что наверху привыкли называть"личностью"."Осторожно, двери закрываются" — и лязг постепенно превращается в белый шум, силуэты в толпе сливаются в бесформенные блуждающие огни, следовать за которыми бесполезно. Для этого нужна хоть какая-то точка отсчёта.

Поднимаясь по ступеням с Пушкинской, мужчина посильнее запахнул плащ. Кто-то задел его плечом и тихо выругался. Какая разница? Находясь в этой толчее по пять или шесть часов каждый день, перестаёшь относиться к подобным инцидентам как к чему-то, что имеет к тебе хоть какое-то личное отношение. Резко завернув налево у памятника, мужчина опустился на одну из лавочек, не успевших избавиться от влаги недавно прошедшего дождя. Оставалась ещё пара минут до назначенного времени. Поглубже вдохнув сырой осенний воздух, мужчина достал из кармана пачку сигарет. Некоторое время он смотрел на мелькавшие в дыму фигуры прохожих и мысленно представлял себе лица тех, с кем ему предстояло встретиться после намечающегося заказа. Сперва воображение работало в нужном русле, но постепенно незапланированное творческое напряжение начало искажать заданный разумом порядок, и перед глазами возникала какая-то схема с идущими во все стороны разноцветными линиями. Тут человек вспомнил, как слегка рябящий экран в вагоне показал ему афишу новой громкой выставки — "Полукруглый предмет прямоугольной формы".

К лавочке подошёл взъерошенный гражданин средних лет в клетчатом пиджаке и нелепых зелёных брюках. Поправив тонкие очки, он обратился к сидящему мужчине:"Борис Андреевич?" — неуверенно спросил он."Евгений?" — ответил вопросом на вопрос человек в плаще."О, ну вот и славно!" — удовлетворённо проскрипел неудавшийся столичный модник. Борис почувствовал, что сырость лавки сквозь плащ добралась до его брюк и начала неприятно пропитывать грубую ткань."Как вы представляете себе полукруглый предмет прямоугольной формы?" — спросил он, задумчиво выпуская дым."Если прямоугольник прямоугольный, а круг — квадрат, — сказал Евгений, — то треугольник — это треугольники… Квадраты… Треугольники… Квадраты… А если считать всё прямоугольными параллелепипедами…""Простите, — перебил его Борис, — а кто вы по профессии?""Преподаватель математики в МГУ!" — с гордостью отметил мужчина в очках, подняв указательный палец вверх и совершенно не уловив комичности своего жеста. Борис подумал, что, очевидно, этот педагог довольно хорошо знает свой предмет — без труда может читать лекции по геометрии студентам. Борис, в своё время не отличавшийся прилежанием в учебе, с удовольствием слушал, как Евгений с выражением зачитывает таблицу умножения. Когда цифры закончились, Евгений облегчённо выдохнул."Так что насчёт вашей жены, уважаемый?" — опередил продолжение математических исчислений Борис. “Что ж, — сказал математик, — расскажу. Мы познакомились в аспирантуре. Я подавал большие надежды в науке, а она каждый день утром и вечером мыла пол в моей аудитории…""Можно ближе к делу?" — вновь перебил его Борис, закуривая очередную сигарету."Можно", — согласился воодушевлённый преподаватель."Потом выяснилось, что я ей немного интересен, и в итоге мы сыграли свадьбу! Где-то год назад я начал частенько уезжать на конференции, и знаете, что произошло?""Нет", — честно ответил Борис."Она, хм-м… Начала приводить в наш дом… Кого-то. Коротко, короче говоря. Знаете, я взял в привычку проверять счета и по выходящим суммам заметил, что расход воды и электричества невероятно возрастает, стоит мне уехать. Кроме того, я осведомился у соседей, и оказалось, что периодически их очень беспокоит шум в нашей квартире. По времени всё совпадало. Также я проверял наш домашний компьютер, и время, проводимое женою за онлайн-играми, в разы уменьшается с моим отбытием. Однако, когда я возвращаюсь в родной дом, она меняется на глазах, — Евгений поправил очки. — Поднимается рано утром, что для неё, поверьте, несвойственно, и уходит куда-то. Дома я её уже почти не вижу — разве что за монитором. Вот так…" — закончил математик, по-прежнему стараясь не глядеть на собеседника. Борис вздохнул и поднялся с места."А как её зовут?""Да, чёрт побери, никак её не зовут!" — раздражённо воскликнул взъерошенный человечек, но тут же, смущённо оглядевшись вокруг, притих. — "То есть, извините, её зовут Виктория. К слову, забыл сказать, — теперь она нигде не работает. Только снимает деньги с моего счёта"."И всё?" — как бы с недоверием спросил Борис. Евгений сперва взглянул на него в недоумении, потом внезапно хлопнул себя по лбу:"Ах да, простите! Всё дело как раз в том, что ещё она делает! Поэтому я и обратился за вашей помощью. Мне нужно узнать, куда она уходит и чем там занимается, понимаете? Я много раз пытался поговорить с ней об этом, но в итоге мне приходится обращаться к вам, детектив…"Борис поморщился. Ему не нравились эти отдающие нафталином словечки."Послушайте, Евгений, — сказал он сухо, — вы же понимаете, что мне придётся вмешиваться в частную жизнь вашей супруги, разглашать личную тайну, то есть это…""Стоит дорого! Да, я знаю! — перебил Евгений, доставая из тряпичного портфеля плотно набитый конверт. — Но поймите, мне нужно точно узнать, куда она ходит и чем занимается. Я заплачу вам ещё, когда получу первые сведения. Вот папка — в ней фото, адрес и ещё кое-какие данные."

И снова беспрерывный конвейер эскалатора, белые стены пути, уходящего вниз, в подземелье гула и скрежета, к бьющимся друг с другом потокам, развеивающим концентрацию мысли. Два сверкающих глаза выпрыгивают из темноты и ложатся прямо под ноги холодным свистом тормозов."Осторожно, двери закрываются!"Когда они попрощались? Час назад? Полтора? Пятнадцать минут? Хтонический змей поглотил толпу. Что это за существо? От мира ли тьмы и агрессивной воли подземных богов или из светлого будущего человечества? Что пробудило его к жизни — магия мёртвых, хозяев недр, противостоящих Солнцу и Духу, или же сила Человека, решившего обуздать время и пространство, заняв престол божества?

***

Есть поверье у шахтёров одно. Блуждает голубой огонёк по стволам шахт, перемещая оставленные рабочими предметы: повезёт — недалеко запрячет, а бывает — утащит вглубь шахты, и дело с концом. Появление этого маленького язычка холодного пламени, завораживающего своим гипнотическим танцем, никогда не было замечено; лишь вспышка, сопровождающая его исчезновение, бегство от слишком близкого и пристального взгляда шахтёра, короткое шипение и потрескивание — это всё, что дозволено узреть. Голубая шляпа (так стали называть этого духа из-за его характерной формы и вызывающего какой-то мистический ужас свечения) прослыл ярым тружеником, требующим справедливую плату за свою помощь в нелёгком шахтёрском деле. Он помогал тем, кто преданно трудился на его шахте, пакостил тем, кто халтурил, и частенько выпивал вместе с шахтёрами…

Борис закрыл флягу и убрал её во внутренний карман. Его глаза, ещё секунду назад с безучастным недовольством обводившие окружающее пространство полупустого, но от этого не менее шумного, вагона, погасли, взгляд устремился вдаль, где в предрассветной дымке неясным силуэтом виднелась гора — размытые облака на её вершине, и маленький синий огонёк шахтерского костра… Борис вздрогнул и открыл уже начавшие смыкаться глаза. Он заметил, что смотрит не на свою подземную темницу, а сквозь неё — на кучку сгрудившихся возле костерка шахтеров, и слушает их тихий голос. Говорили о чём-то бесконечно грустном и прошедшем, а иногда, в минуты общего разговора, начинали петь. Сначала пели только шахтёры, а потом песню подхватил и Борис. Правда, слов он разобрать не мог, но почему-то понимал, что песня посвящалась той же шахте и её труженикам. Слова были очень тихими и едва различимыми:

"Пусть не торопится мотылек за стаей,

Пусть не нужно ему солнце в пути…

И пусть воды подземных рек тихо, как вечность, текут к морю…

Всё течёт, всё изменяется, а я не переменюсь…"

Борис пел эту песню вместе с усталыми шахтёрами, и неожиданно ему вспомнились слова о потерянном рае, которые он слышал в другой песне. Когда он открыл глаза, песня уже закончилась, но почему-то Борис ещё долго чувствовал на себе взгляд глядящих на него из темноты глаз. Шахтеры смотрели на него так, словно завидовали ему. Только чему завидовать? Чем они, в сущности, отличаются? Борис не понимал этого. Он думал, чем же, если разобраться, является его жизнь, в которой нет даже отдалённого намёка на смысл. Он не знал, что ответить этим невидящим глазам, и тогда из темноты снова раздался шёпот:"Борис, ты готов?"

Выходя из подземного перехода на небольшую площадь, он заметил в стороне от станции громоздкий мусорный бак — мусорное ведро в его верховном правовом проявлении. Справа от него сияло пасущееся в траве стальное ухо. Этот мусорный бак удивил Бориса — он никогда прежде его не видел. Подойдя к баку, Борис нагнулся над краем, чтобы разглядеть его получше. Необыкновенно древняя и покрытая чёрным налётом крышка мусорного бака почему-то показалась ему крышкой гроба. Борис прикоснулся к ней ладонью, и пальцы почувствовали шершавую поверхность дерева. На ней даже сохранился кусочек краски. Взгляд упал на наручные часы. Борис пришёл в своё обычное состояние — пора бы ускориться.

Обшарпанная подъездная дверь с пронзительным скрипом, оглушающим тихий двор, резко открывалась, выпуская в холодные просторы пасмурного города куда-то торопящихся людей, а после медленно, будто презирая вечную спешку обитателей подъезда, закрывалась. Борис опустился на одну из лавочек, стоящих на пригорке чуть поодаль подъезда, и вот уже с час наблюдал эту утреннюю суету, от однообразности которой его постепенно начинало клонить в сон. Жёлтый автомобиль такси остановился перед подъездом, уже где-то пару минут ожидая своего заказчика. Водитель опустил стекло, из-под которого показался его коротко стриженный череп, и зевнул. Борис какое-то время смотрел на автомобиль, потом перевёл взгляд на подъезд, из которого щуплый мужчина в очках вытаскивал два больших чемодана, казавшихся больше него самого. Было видно, что он нервничает и не знает, что делать со своими пожитками."В багажник суй!" — раздался нервный возглас водителя."Зачем? — испуганно спросил мужчина. — Я туда не сяду"."Чемоданы туда, — сказал шофер, — и быстрее, а то уже сто лет стоим!"Мужчина некоторое время колебался, а потом принялся неловко запихивать чемодан в багажник. Машина уехала, и Борис вновь стал созерцать подъезд. Евгений — а это был именно он — отбыл в очередную командировку и, судя по масштабам его багажа, на немаленький срок. Борис прокручивал последние события в голове, и пребывал в диссонансе от собственной новой работы. Формально — он был фотографом, а уж подробности того или иного заказа никак не должны были затрагивать его моральных устоев. Всё на совести клиента. Мужчине были привычны заказы на публичных личностей, тех людей, что постоянно на виду. С такими заданиями ему было проще ориентироваться в своих действиях, а что здесь? Сидеть днями на скамейке перед подъездом в ожидании появления из него неблаговерной жёнушки Евгения? Ему казалось, что был резон следить за Викторией во время пребывания её мужа в городе: докладывать, куда и с кем она ходит, что делает, собирать материал — всё как всегда, всё просто и предельно ясно. Но великому математику вздумалось платить Борису за созерцание старого подъезда и просиживание штанов на лавочке перед ним. Время тянулось долго, глаза закрывались и открывались от вновь раздающихся скрипов подъездной двери: Борис всматривался в прохожих, но, не видя в них Виктории, вновь погружался в спутанные мысли полудрёмы."Вы что, умерли?" — пробудил его голос девушки с розовыми волосами, толкавшей мужчину в плечо и указывающей на подъезд. Борис не понимал, ни что от него хотят, ни как он уснул. Протерев глаза, он увидел на ступенях ещё двух женщин средних лет с ярким макияжем и в странных одеждах, явно не соответствующих погоде."Так вы поможете нам?" — более утвердительно, нежели вопросительно, продолжала девушка. Рядом с её подругами у подъезда стояла грандиозных размеров аудиосистема, способная вместить сразу несколько сотен кассет."А что я должен делать?" — спросил Борис. Девушки переглянулись."Мы вас попросим. Мы, — она указала на своих подруг, — хотим затащить это в дом. Но оно такое тяжёлое, вы понимаете? Поэтому мы вас просим"."Пожалуйста, — ответил Борис. — Я постараюсь". Девушки доверчиво смотрели на Бориса, который подступил к аудиосистеме, прикидывая, с какой стороны за неё лучше взяться. При этом чувствовал он себя крайне нелепо.

Конец ознакомительного фрагмента.